Текст книги "Город Мертвых Талантов (СИ)"

Автор книги: Белла Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

– Цинцинолла. – тихо сказала она, ненавидя себя.

***

Через полчаса она вышла от Карла Иваныча и поплелась по Музеону.

Гроза обошла город стороной. Вместо освежающего ливня с неба сыпалась невесомая водяная пыль. Площадь уже отмыли от некры, но сырые камни источали удушливый запах, и ему некуда было деться в плотном, неподвижном воздухе.

Еще вчера Саше казалось, что хуже быть не может. Одна, в чужом городе, под подозрением, в полной неизвестности – куда хуже, казалось бы? Оказывается, есть куда. Еще вчера все было не так плохо. У нее был друг. А сегодня она одна. И поделом ей!

Можно сколько угодно твердить, что хотела как лучше. Ей нет оправдания. Гадость, совершенная из лучших побуждений, все равно остается гадостью.

“ Дура, какая же я дура! Надо было мне молчать, а потом поговорить с Саввой, убедить его все рассказать самому. Почему же я не догадалась! Вот как теперь быть? Надо найти Савву и предупредить его, пока он не вернулся домой!”

Но где его сейчас найдешь? В Музеоне ему делать нечего, а искать его по полям и лесам бессмысленно. Остается слабая надежда, что он сам захочет ее разыскать. Она человек предсказуемый, и найти ее легко. Саша поплелась в библиотеку.

Филибрум обрадовался ей.

– Сашенька! Как хорошо, что вы зашли! Я вас ждал.

– Вы Савву не видели? – устало спросила Саша.

– Нет, он не заходил. А что случилось?

Саша тяжело вздохнула – такое разве расскажешь? Она рухнула на диван, запрокинув голову на спинку.

– Филипп Брунович! Все не так.

Филибрум подошел, опустился в кресло напротив.

– Я запуталась. – призналась Саша. – Я потеряла маму. Дом. Талант. Нормальную жизнь. Я пытаюсь все исправить, – продолжала она после небольшой паузы, преодолевая дрожь в голосе, – но от моих стараний только хуже становится. И если бы только мне! Я и другим все порчу. Теперь вот теряю друга. Что мне делать?

– Вам становится труднее. Это не значит хуже, – ответил Филибрум. – А что делать… – он полез в карман пиджака, – Вот у меня здесь кое-что есть. Может это и будет вам ответом.

Он вытащил из кармана сложенный листок бумаги. Саша, не меняя позы, скосила на него глаза.

– Я несколько раз прослушал экспромт Декаденции. И мне показалось, есть в нем кое-что, о чем мы должны поговорить. Ведь это не вы его сочинили?

Саша равнодушно пожала плечами.

– Нет. Ну и что? Может, Декаденция. Она же все-таки поэт.

Филибрум с сомнением покачал головой.

– Экспромт написан гекзаметром. А Декаденция не любит этот стихотворный размер, считает его грубым. Вот я и задумался. Если не вы и не она – то кто же автор этого странного опуса? Когда его передали Декаденции? А главное – зачем? Я даже не поленился, переписал его. Несколько раз прочел. – он посмотрел на Сашу с видом фокусника, готового достать кролика из шляпы и многозначительно произнес:

– Мне кажется, это послание адресовано вам. Взгляните.

Он протянул ей листок.

– Мне? Я, честно говоря, не очень-то вслушивалась вчера. – Саша рассеянно пробежала глазами экспромт.

– Бред какой-то! – она бросила бумажку рядом с собой на диван.

Филибрум не обиделся, терпеливо вернул ей в руки листок.

– Не спешите. Прочтите еще раз.

***

Уже почти стемнело, когда тихонько скрипнула входная дверь и в комнату бесшумно вошел Савва.

Карл Иваныч встретил его грозным взглядом.

Савва, не взглянув в его сторону и не говоря ни слова, направился к себе.

– Подожди! Сядь. – отрывисто произнес Карл Иваныч.

Он кивнул на кресло, то самое, на котором утром сидела Саша.

Савва замер на полпути, вернулся, присел на рояльный табурет спиной к инструменту, и, сгорбившись, уронив руки между колен, уставился в пол. Карл Иваныч, с трудом подавил желание погладить беспомощно склоненную голову.

– Ты понимаешь, что натворил? – спросил со всей суровостью, на какую был способен.

– Я предупреждал. – заторможенно ответил Савва. – Я сказал, что не смогу. Я не хотел, чтобы так вышло.

– Я не об этом.

Савва поднял голову. Он все понял. Карлу Иванычу хорошо был знаком этот взгляд – виноватый и мятежный. Когда он смотрит так, с ним ничего нельзя поделать. Даже понимая, что кругом неправ, он будет защищаться. Бледный до зелени, Савва усмехнулся.

– Все-таки сдала меня! А ведь обещала молчать!

– А что ей оставалось? Девочка держалась до последнего, не хотела тебя выдавать. Я из нее правду буквально клещами вытянул!

Савва, казалось, не услышал.

– А я, дурак, еще… Впрочем, какая теперь разница? Ладно, я с ней разберусь.

– С собой разберись! – повысил голос Карл Иваныч. – Как ты посмел привязаться к музе? Да еще к какой? К Цинцинолле! Не знаешь, что такое пария?

– Знаю. – спокойно ответил Савва. – И что?

– Не прикидывайся идиотом! Она опасна! Особенно для таких, как ты.

– Для каких – “таких”?

Карл Иваныч опустил глаза, не ответил.

– Я не виноват, что таким родился. – глухо сказал Савва.

Это было похоже на крик о помощи. Видно, ему по-настоящему плохо, раз он уже не способен защищаться.

– Не виноват. Но тебе с этим жить. – ответил Карл Иваныч почти мягко.

– Жить? – переспросил Савва.

Он резко поднялся, подошел к окну, за которым уже сгустились сумерки и какое-то время смотрел в темноту.

– Какой в этом смысл, если не будет Цинциноллы? – задумчиво спросил он. Повернулся к учителю и спокойно добавил:

– Без нее нет радости. Нет моего дара. Нет меня.

Карл Иваныч испугался. Если Савва говорит правду, то он даже не на краю пропасти. Он уже в ней. Но нельзя показать мальчику ни страха ни жалости.

– Что ты несешь!? – воскликнул он возмущенно. – “Нет меня”… Избалованный мальчишка! Носишься со своей драмой, как курица с яйцом! Думаешь ты один такой? Думаешь не бывает хуже?

– Вы не понимаете.

– Нет, это ты не понимаешь! Твоего дара хватило бы на десятерых. А ты его уничтожил.

– Мой дар – имею право. – огрызнулся Савва.

– Нет, не имеешь. У тебя одно право – играть. Пока кровь из-под ногтей не выступит! Вытереть руки и снова играть. А ты о чем мечтаешь? О душевном комфорте?

Савва снова отвернулся к темному окну.

– Вы не можете понять. Мне больно… все время больно. – дрогнувшим голосом признался Савва.

Сердце учителя сжалось. Савва мог говорить с ним о чем угодно, но ни словом не касался того, что творилось у него в душе. Никогда. И вот заговорил.

А он? Что он может ответить?

“Знаю, мой мальчик, знаю! Если бы я только мог забрать себе твою боль! Но я не могу. Твоя боль – плата за твой дар. Это твое благословение и твое проклятье. Тебе его нести. А я не имею права даже облегчить твою ношу. ” – так он сказал бы. Но ему нельзя. Драгоценным запрещено обнаруживать свои чувства.

Карл Иваныч сделал над собой усилие и холодно ответил:

– И что? Подумаешь – больно! Радуйся, что есть чему болеть. Это значит – ты жив. И можешь делать живыми других.

– Почему я должен страдать, чтобы сделать кого-то счастливым?

– По праву рождения! Ты драгоценный! Ты должен рвать душу в клочки и превращать в музыку! А ты ищешь покоя и топишь себя в болоте. И других тащишь за собой. Ты показываешь, что так можно. А так нельзя!

Карл Иваныч перевел дух.

Савва сидел неестественно прямо, глядя невидящим взглядом в темное окно. Его лицо снова стало непроницаемым. Но Карл Иваныч понимал чего ему стоит это спокойствие и что оно означает. Сердце учителя сжалось. Но показать ему жалость, значит погубить его окончательно.

– В общем, я решил. – твердо сказал Карл иванович. – Поедешь в Италию. У меня там друг – великолепный скрипач. Он слышал тебя и будет рад такому ученику. А здесь тебе делать нечего.

Савва не ответил.

И Карл Иванович подошел к нему и положил ему руку на плечо.

– Откуда мы знаем, – сказал он тихо, – почему с тобой случилось… то, что случилось? Может быть, так было нужно, чтобы в мире стало одним чудом больше.

И ушел к себе.

Савва остался сидеть, не сводя глаз с темноты за окном, будто в ней можно было увидеть ответ.

***

…Он бродил по темным закоулкам, избегая встретить живую душу. Он больше не выйдет на улицу при свете дня! После позора двух последних дней ему не остается ничего другого. Несколько раз он порывался пойти на их с Цинциноллой место, но поворачивал назад. Понимал – она не придет. Светловолосая держит слово.

Саша! Зачем она все так запутала! И почему он не может перешагнуть через нее, даже сейчас, когда она испортила все, что могла? Как было бы просто, не будь ее! Если он скажет ей правду, уведет от ловушки, она просто исчезнет, оставив его как есть, без всего. Без дара, без Цинциноллы, без себя. Плевать ей на него! Почему он должен рушить свою жизнь из-за человека, которому нет до него дела?

А Светловолосая ждет. И времени почти не осталось. Пора принимать решение.

Он вошел в лес. На тропинку, прямо перед ним мягко опустился Невермор. Блеснул в свете луны сине-черной спиной. Скосил блестящий глаз. Бесшумно взмыл и улетел в глубь леса.

А вот кто-то маленький ковыляет, переваливается с боку на бок. Ну конечно, тот самый хухлик. Вышел, остановился на безопасном расстоянии. Смотрит исподлобья. Боится подойти.

– Привет. – тихо сказал ему Савва. – Где твоя хозяйка?

Хухлик поманил его короткой лапкой и заковылял вглубь леса, оглядываясь с опаской. Савва двинулся следом.

***

…Огромное дерево, наполовину вывернутое из земли. Замшелые корни вздыбились, изогнулись причудливой аркой. А вот и она. Стоит, растворенная темнотой, едва различимая. Ждет его.

Он подошел ближе.

– Здравствуй, мой мальчик. – произнес с детства знакомый голос.

Ему мерещится. Это невозможно. Этого просто не может быть!

– Не называй меня по имени. – тихо продолжала она, – Возможно, не ты один бродишь ночью по лесу.

– Вы? Но как? Почему? Я не понимаю…

– Тс-с-с! Успокойся. Потом расскажу. А сейчас не будем тратить время попусту. Ты пришел. Значит ты согласен.

Ее голос… Когда-то мягкий и сладкий, он стал холодным, жестким, звенящим. Режет уши, сковывает льдом.

Еще можно развернуться и уйти. Оставить все как есть. Как сказал ему учитель? Рвать душу в клочки и превращать ее в музыку. Смириться с болью, чтобы делать счастливыми других. А можно остаться. Превратиться в чудовище, но обрести покой и радость. Счастливое чудовище.

Если бы опасность не грозила Цинцинолле, выбор был бы очевиден. Впрочем, он и так очевиден. Его нет.

Савва молча склонил голову.

– Во избежании недопониманий, я бы хотела, чтобы ты высказал свое намерение вслух. А то будешь потом отказываться. Я слушаю.

– Я согласен. Верните мне ее. – попросил он.

– Что? Говори громче!

– Верни мне Цинциноллу! – потребовал Савва и добавил чуть слышно:

– Я сделаю все, что скажете.

– Умница. Это правильный выбор. Теперь слушай и запоминай. Но сначала я хочу, чтобы ты твердо усвоил – девочка должна прийти к нам сама. Добровольно.

– Знаю.

– Отлично. Завтра ее выгонят из Музеона. Она прибежит к тебе – куда ей еще деваться? Предложи ей помощь. Она согласится.

– А если нет?

Собеседница тихо рассмеялась.

– Она не просто согласится. Она тебя об этом попросит. Завтра сам увидишь.

– Допустим. Что дальше?

– Приведешь ее прямо сюда. – длинная рука небрежным жестом указала на арку из вывернутых корней. – Вот и все.

– Что с ней будет? – угрюмо спросил Савва.

– Какая тебе разница? А впрочем… она ведь тебе не совсем безразлична? Ты имеешь право знать. Она попадет в Поганую Яму. Там ее встретят и проводят.

– Куда?

– На кудыкину гору. – усмехнулась собеседница. – Черную. Там она распрощается со своим малюсеньким талантишкой. Вот и все. А дальше пусть сама решает, что ей делать. Что с тобой? Ты такой бледный… Расстроился?

– Зачем она вам? Если ее талант ничтожен… Для чего столько усилий?

– А вот это тебя не касается. Это наше дело, семейное. Да ты не волнуйся. Ты не отнимаешь у нее ничего серьезного. Так, маленькое ничего. Ей же будет легче жить. От таланта одни неприятности. Тебе это должно быть хорошо известно.

Да, ему это известно. Есть ли что-нибудь, чего эта гадина о нем не знает?

– Что будет со мной?

– С тобой все будет прекрасно. Ты пойдешь к своей музе. Вернешь себе свой дар. Вкус к жизни. Радость.

Ее голос снова звучал сладко, убаюкивающе. Как раньше, в детстве. Она всегда была добра к нему.

Савва едва нашел в себе силы задать вопрос:

– А мои родители?

– Что – твои родители?

– Ваша… ассистентка обещала, что я их увижу.

– И ты ей поверил? Да она понятия о них не имеет. – Собеседница рассмеялась мягким смехом. – Дело было так. Саше приснился сон. Она его зачем-то записала. Светлана прочла. Остальное выдумала. По-моему очень остроумно. Да ты не расстраивайся! Ты взрослый мальчик, зачем тебе родители? Свою награду ты получишь. Ты же этого хотел? Ну и все.

Она подошла совсем близко и тихо проговорила, глядя ему прямо в глаза:

– Так-то, мой дорогой. Никому нельзя верить – ни человеку, ни музе, ни азуме. Запомни это на всю жизнь. Пригодится.

Он это знает. Но продолжает верить и расплачиваться за свою доверчивость.

“Надо развернуться и уйти. И рассказать обо всем Саше. Всем рассказать. Давай. Сейчас.”

Холодный голос пригвоздил его к месту.

– Вижу, о чем ты думаешь. Даже не пытайся. Накажу всерьез. Не тебя. Цинциноллу. Ты ведь знаешь, что есть места пострашнее Города Мертвых талантов.

ГЛАВА 27. Мне надо в Поганую яму!

– Очень похоже на Декаденцию! – фыркнула Саша, еще раз пробежав глазами стихотворение, – Много пафоса, мало смысла.

“Черные тучи закрыли собою лазурное небо,”

– Это только вступление. – отозвался Филибрум, – дальше будет со смыслом. Вот смотрите:

“Чуткое ухо не ловит ни отзвука песни желанной.”

– Это же о пении ветра в крыльях Пегаса! И дальше:

“Тих обездоленный град, угасают в отчаяньи музы.

– Что вы на это скажете? Это же о Музеоне!

А в подземелье Паук все плетет и плетет свою пряжу… “ – вслух прочла Саша и задумчиво повторила:

– Паук… Знаете, я недавно залезла в дом Кассандры… – смущенно призналась она, – так получилось… Неважно! Там был огромный паук… и у меня такое странное чувство возникло… Как бы вам объяснить? Паук… в доме плетет паутину… кто-то замышляет недоброе… понимаете? В доме! Значит – кто-то из своих…

– Вы полагаете… – задумчиво протянул Филибрум. – Кто-то из нас… Невозможно! Извините, Сашенька, но, по-моему, вы за уши притянули… И при чем здесь подземелье?

– Подземелье… – медленно повторила Саша, – метафора? Или… есть у вас здесь подземелье? Савва говорил что-то о подземных хранилищах библиотеки…

– Да. Но в них невозможно проникнуть так, чтобы я об этом не знал. – твердо ответил Филибрум.

Саша внимательно посмотрела на него, но промолчала.

“Юный наследник ослеп и оглох и закрыл свое сердце,”

– Ага, значит он все-таки наследник! – воскликнула она. – Получается, Кассандра ошиблась! Я так и знала!

“Светлые стражи бессильны, скрываются в Башне.”

– Здесь тоже ясно, альбинаты. Проку от них, что от козла молока. Хорошо у меня получается, правда? – она азартно потерла руки. – Ну-ка, что там дальше…

“Кто же распутает пряжу, кто тучи разгонит?

Пленник крылатый томится средь праха и тлена”

И на зловонный некрополь смотреть не желает”

– Крылатый пленник – Пегас? А что такое некрополь?

– Дословно —” мертвый город”. Кладбище.

– Похоже на правду. Средь праха и тлена… А может – Город Мертвых талантов? – осенило Сашу, – Или… некрополь… город, где некра?

– Черная гора… – пробормотал Филибрум.

– Смотреть… не желает… – бормотала Саша, – Что она имеет в виду? В этом стихотворении любое слово можно понимать по-разному. Поди догадайся – фигурально или буквально… Смотреть. Не желает.

– Ну, следующие две строчки мне кажутся совершенно прозрачными, – уверенно ответил мэтр, – вот послушайте:

“Ждет избавленья от сумрачной дочери дальнего края

Девы, чей холоден взор и чье сердце как факел пылает…” – Это, Сашенька, просто ваш портрет.

– Это у меня-то холоден взор? – удивилась Саша.

– В зеркало на себя посмотрите. – улыбнулся Филибрум.

– Ну допустим…

“В непроницаемом мраке насмешливо каркает Ворон,

Глядя, как валится мир в ненасытную черную прорву.“

– Ворон с заглавной буквы.… Кроме Невермора некому.

– Филипп Брунович, а вот… ненасытная черная прорва? Что-то вертится в голове… Как вам кажется, что это такое?

– Ненасытная Черная Прорва… – это не “что”, а “кто”. – глухо ответил Филибрум.

– Ну конечно! Ненасытная! Как ее – Утроба? Битва с Пегасом! Но я была уверена, что это легенда!

Саша бросила бумажку на низкий столик, откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза, забормотала себе под нос:

– Пегас томится на каком-то зловонном кладбище и ждет от меня избавленья… Это, конечно, полный бред, но… Филипп Брунович, – она подскочила – получается… мне надо в Город Мертвых талантов…

– Саша! – покачал головой Филибрум, – Вы не понимаете. Вы, наверное, думаете, что это просто город со странным названием. – Он покачал головой. – Это страшное место. А выбраться оттуда… Не всякой музе это удается. Они томятся там веками! Да и как вы туда попадете? Через башню? Вас никто не пропустит!

– Неужели нет другой дороги? – Саша пристально посмотрела на Филибрума. – Филипп Брунович, я по вашему лицу вижу, что вы что-то знаете! Признавайтесь, есть другая дорога!

– Даже не думай об этом. – резко сказал Филибрум и с трудом поднялся с кресла. – Ничего тебе не скажу. И зачем я только завел этот разговор! – он заковылял взад-вперед, сердито стуча тростью, – Может, это вообще чья-то глупая шутка… И не надо прожигать меня взглядом! Нет туда дороги. Никто тебя не поведет.

“Да? А вот посмотрим.”

***

Марк нес свой тайный караул возле Клариного дома. Прятался в кустах жасмина, ждал.

Когда пошатнулся его рассудок, то мысли понеслись по кругу, как лошадки на неисправной карусели, спотыкаясь, застревая и скрежеща. Зато чувства обострились и никогда не подводили. Особенно предчувствие беды. Из-за него он почти перестал спать, но сколько раз оно его выручало! Если бы не эта проклятая муха, огромная муха в его голове!

…Еще немного, и он спас бы Ариадну от той страшной женщины! Ему почти удалось… Но эта летучая гадина начала жужжать в самый ответственный момент и все испортила!

Она сказала – “ Марик, помоги, спрячь меня!” Он вел ее по лесу, она шла с ним рядом, держала его за руку! Он был счастлив. Еще чуть-чуть и он привел бы ее в такое место, где ее никто бы не нашел. Он почти спас ее. Но муха проснулась и зажужжала… Он пытался ее прогнать, но она жужжала прямо в голове, все громче и громче, так, что его несчастная голова чуть не лопнула. Он пытался прогнать муху – махал руками, подпрыгивал, тряс головой. Она не улетала. Тогда он попытался ее прибить – стукнул себе по лбу несколько раз. Муха притихла, затаилась. Но Ариадна исчезла. Ее не было. Только мертвая птица лежала. Он заботливо укрыл ее мхом, и сел ждать Ариадну. Он долго ждал, она все не возвращалась.

Тогда Марк сказал себе – она спит. Проснется и придет. Но она не приходила. Он стал ее искать. Искал повсюду, долго искал и все не мог найти. А потом вдруг испугался, что не узнает ее, если встретит. Он ведь так давно ее не видел! Он стал рисовать ее. Очень похоже получалось. Но эта суровая женщина, Бэлла, почему-то сердится, когда находит его рисунки. Смывает их грязной тряпкой и ругает его на чем свет стоит. Она вообще-то добрая. Кормит его, подарила теплое одеяло. Почему же ей не нравятся рисунки? Он, должно быть, разучился рисовать, у него получается плохо, вот она и злится. Надо лучше стараться! И он рисовал Ариадну снова и снова.

Так и жил. Искал, рисовал, прятался, сражался с мухой. Ждал.

А потом он встретил Сашу. Она похожа на Ариадну так, что щемит сердце. Она добра к нему. И она тоже в опасности – он ясно видит, как к ней тянутся черные лапы из-за каждого дерева. Это руки той страшной женщины.

Он один это видит, он один знает, никто ему не поверит, никто не поможет. Что ж! Ему не привыкать действовать в одиночку. Он решил держаться поближе к Саше и следить, чтобы с ней ничего не случилось. Так он и делал – всегда был рядом, на случай, если понадобится его помощь. И вот сбылась его мечта! Саша попросила его о помощи! Сама попросила! Он был счастлив, он старался изо всех сил!

Но ему снова не повезло. Муха. Она жужжала как полоумная. Это было невыносимо! Пока он воевал с мухой, Сашу схватили альбинаты. Еще хорошо, что этот парень, как там его… оказался поблизости. Он ей помог. Молодец. Но Саше рядом с ним опасно. Ему нельзя доверять.

Темное облако висит вокруг него, одним краем цепляет Сашу – Марк это ясно видел. Из-за облака чуть проглядывает солнце. Холодное солнце, бледное.

Марк начинал беспокойно метаться, комкал свое одеяло, тревожно принюхивался. Чуял недоброе.

В этот вечер он тихонько спал под кустом, завернувшись в свое любимое одеяло, когда кто-то толкнул его в бок. Он проснулся и подскочил, тревожно озираясь. Было темно, но Марк сразу понял, что один в своем укрытии, а разбудила его тревога. Он закрыл глаза, попытался настроиться на Сашу и понять, откуда грядет беда.

– Близко… близко, – бормотал он, – В лесу… Нехорошо. Опасно.

Он встал, пригнулся, и, забыв под кустом одеяло, бесшумно двинулся вперед. Калитка, лес… кажется все верно. Сигнал тревоги все сильнее. Следуя за ним, Марк свернул с тропинки в сторону болота. Он был уверен, что идет правильно. Никаких сомнений.

А в лесу темно. Деревья стоят, погруженные в сон, и нет им дела ни до чего. Они будут спать сотни лет. Никого не останется на свете, а они будут стоять и мох с них будет свисать. И туман желтой змеей будет ползать между стволами.

“Марик!” – послышалось невдалеке. Он замер. Только Ариадна называла его так! Вот опять… “Марик!” Это не Ариадна. Это птица кричит. Откуда она знает, как его зовут? Надо найти ее, говорящую птицу. Может она склюет муху? Марк прибавил шагу. Вот она закричала ближе. Он сделал еще пару шагов и впереди разглядел темный силуэт. Еще не видя лица он знал кто это.

Знал, потому что рядом на земле лежала мертвая птица. Как в тот день. Марк беззвучно загребал ногами пышный мох. Он подошел к ней совсем близко.

– Ариадна… – прошептал он, – ты уже проснулась?

Птица тихонько плачет где-то рядом так заунывно, что голова тяжелеет, закрываются глаза.

– Как ты, мой бедный? – спрашивает Ариадна, не оборачиваясь.

– Я хорошо. – радостно шепчет он, не чувствуя, что слезы катятся по щекам. – Только скучаю по тебе. И голова болит. И муха жужжит.

– Знаю.

– Прогони ее. – жалобно попросил он.

– Сейчас она улетит. А ты спи. Ты давно не спал.

Она всегда его понимала. Только она. Вот и сейчас – она одна знает, как давно он не спал. Марк радостно вздохнул, опустился в мох. Ариадна села рядом, протянула руку, погладила его по голове. От ее прохладного касания становится легче. Голова перестает болеть и жужжание, что мучает его уже много лет, становится тише. Только очень холодная у нее ладонь. Его пробирает дрожь. Где же он потерял одеяло? Сейчас бы оно пригодилось. Его руки, привыкшие собирать что-то вокруг себя, цепляются за мох. Он мягкий, теплый. Как Бэллино одеяло. Такой большой кусок, что в него можно завернуться. Если натянуть его на голову, будет не так холодно. И жужжания почти не слышно. Как же он раньше не догадался? Всего-то и надо было… Мучился столько лет, а лекарство было у него под рукой. Муха еще жужжит, но лениво, устало. Наверное, ей тоже хочется спать. Еще бы – столько лет без отдыха! Бедная муха. Все, заснула. Тишина. Так хорошо. Так спокойно…

– Спи…спи… – шепчет светловолосая женщина. Глаза ее вспыхивают холодным голубым светом. – Не вертись под ногами.

***

Тихо-тихо, без единого шороха Саша вошла в дом. Никого не хотелось видеть, ни с кем разговаривать. Ей казалось, она наговорилась сегодня на полжизни вперед. А завтра у нее трудный день, надо хорошенько выспаться.

Впрочем, есть еще одно дело. Она не сможет заснуть, пока не поговорит еще с одним человеком.

Дом Клары был погружен в темноту и тишину. Все обитатели спали. Саша на цыпочках прокралась по коридору и остановилась на полпути к лестнице. Прислушалась – тишина. Беззвучно позвала:

– Молчун…

– Чего тебе? – послышалось совсем рядом. Из-под лестницы будто по воздуху выплыли два зеленоватых огонька.

– Не знаешь, где Кассандра?

– Зачем она тебе?

– Поговорить. Долго объяснять. Пожалуйста.

– Выйдешь из дома, поверни налево. Маленькая дверь в стене – Бэллина тайная комната. Там Кассандра. Спит.

– А Бэлла?

– У Клары.

Отлично! Другого случая не будет. Пока Бэлла сидит с Кларой, надо успеть поговорить с Кассандрой. Даже если она спит!

Саша вошла в маленькую темную комнату. Было душно, пахло нагретым сеном и чуть-чуть жасмином.

– Я ждала тебя. Специально услала Бэллу. – раздался негромкий, совершенно не заспанный голос Кассандры. Чиркнула спичка, в нос ударил запах серы и чьи-то руки зажгли маленькую свечку. В дрожащем желтом круге тусклого света Саша различила узкую кровать возле стены. Кассандра сидела на ней, поджав под себя ноги. Саша села на пол возле двери, привалившись спиной к стене. Некоторое время они смотрели друг на друга. Саша – хмуро, исподлобья, Кассандра – выжидательно.

– Зачем вы это сделали? Зачем сказали неправду? – прямо спросила Саша. С Кассандрой нет смысла хитрить и притворяться.

Та пожала плечом, чуть приподняв бровь.

– Люди врут от страха, или ради выгоды. – спокойно ответила она. – Я бескорыстна. И ничего не боюсь. Я всегда говорю правду.

– Зачем тогда вы наговорили на Льва? Он, конечно, полный идиот, но он не виноват. Он совсем не умеет притворяться, он не смог бы! Или все-таки… – Саша похолодела от ужасной догадки, – Вы его тогда видели?

Кассандра молча смотрела на нее, чуть улыбаясь.

– Нет. – ответила она наконец. – Не думай о нем плохо. Он безгрешен, как новорожденный ягненок. Хоть и строит из себя льва. – усмехнулась она.

– Но зачем же тогда вы с ним так поступили?

– Чтобы защитить его. – улыбка исчезла с лица Кассандры. – Зло витает в воздухе. Оно повсюду. Но никто, кроме меня не видит, не чувствует. И Лев не понимает, что ходит по краю обрыва. А в башне с ним ничего не случится.

Саше стало стыдно.

– Простите. – пробормотала она смущенно. – Я подумала, что вы…

– что я из ума выжила, или еще того хуже – шарлатанка? – тихо рассмеялась Кассандра.

Саша кивнула, краснея до слез и радуясь, что в комнате темно.

– Простите. – повторила она.

– Румянец тебе идет. – ласково ответила Кассандра. – Не смущайся, любой подумал бы так на твоем месте. И промолчал бы. А ты молодец. Твоя прямота достойна уважения. Только сильный не боится говорить правду. А я люблю сильных.

Саше польстили ее слова, но виду она не показала. Тем более, что куча вопросов вертелась на языке.

– Но тогда получается… тот, кто это сделал… похитил вас и чуть не убил меня – до сих пор на свободе! И зачем он это сделал? Вы знаете, кто это был? Вы видели его?

Лицо Кассандры страдальчески сморщилось.

– Тш-ш-ш! Не так быстро. – она приложила ладонь ко лбу. – Я не помню. Открыла дверь, а дальше – провал. Очнулась в каком-то подземелье… холодно, темно, выбралась наощупь, оказалась в лесу. И почувствовала – повсюду зло. За каждым деревом… Я увидела, что Лев в большой опасности. Кто-то хочет его погубить. И вместе с ним – Музеон. Хвала всесильным творцам, я сумела добраться до площади. И сделать так, чтобы Лев оказался в безопасности. – она устало привалилась к стене, закрыла глаза.

– В подземелье паук… – задумчиво пробормотала Саша. – И что же нам теперь делать?

– Злоумышленник должен выдать себя. Я пытаюсь почувствовать, понять – кто он? И никак не могу. Меня отравили. Мое виденье пострадало. Бэлла дает мне противоядие, но оно действует медленно.

– Мне кажется, я знаю, кто злоумышленник. – прошептала Саша. – Я видела кое-кого на празднике. Я убедила себя, что мне показалось. А сейчас я уверена – это была она.

Кассандра приоткрыла глаза.

– О ком ты?

– Вы знаете такую женщину – светлые волосы, глаза такие… как у Альбинатов. Белые. И вспыхивают страшно.

Кассандра внезапно подалась вперед.

– Это азума. У них нет своей воли. Она может быть только орудием в чьих-то руках.

– Мне тоже так кажется, – горячо зашептала Саша, – но кто послал ее? Кто ее хозяин?

Кассандра прикрыла глаза, ее тонкие брови почти сошлись на переносице, она мотала головой, будто пытаясь проснуться от тяжелого сна.

– Не вижу… туман застилает все… – тихо стонала она, – дай руку…

Саша не без опаски коснулась холодных, дрожащих пальцев.

Кассандра подняла веки. Саша вздрогнула. Широко распахнутые глаза показались ей мутными, незрячими.

– Завтра… – проговорила Кассандра.

– Что завтра?

– Будет великий день. Я вижу. – тихо говорила Кассандра, а глаза ее прояснялись, наполнялись медовым цветом.

– Решится судьба Музеона. И твоя. Ты поможешь мне?

– Конечно! – едва дыша от радостного волнения прошептала Саша, – Что я должна делать?

– Просто слушай себя. Не сомневайся – ответ придет. Будет знак. И я тебе помогу.

Саша не удержалась, чуть не плача бросилась ей на шею.

– Кассандра! Мне было так страшно одной! А теперь вы нашлись, все будет хорошо! Я все сделаю! Но почему вы мне доверяете? Ведь сегодня на площади вы сказали, что я здесь никто!

Кассандра взяла ее руку в свои прохладные ладони, посмотрела в глаза уже знакомым Саше плывущим взглядом и тихо произнесла:

– Я знаю, что ты – посредник. Знала с той самой минуты, когда ты вошла в мой дом. Ты здесь неслучайно. В тебе наше спасение.

– Но зачем же тогда вы сказали…

– Чтобы защитить тебя. – ласково отвечала Кассандра, крепко сжимая ее руку. – Зло повсюду. Молчи. Не говори никому.

***

Саша вихрем взлетела на свою верхотуру. Ее распирало от радости. Она знала, чувствовала! Все было не случайно! Не напрасны ее мучения! Завтра, завтра!

Приоткрыв скрипучую дверь на ширину блокнота, она бесшумно проскользнула в свою комнату и чуть не вскрикнула от неожиданности. Чья-то косматая голова темнела на фоне окна. Она щелкнула выключателем. Комнату залил тусклый свет.

– Бэлла! Как вы меня напугали! Что вы здесь делаете в темноте?

– Уходи. – только и сказала Бэлла.

– Что?

– Что слышала. Уходи, пока не поздно.

“ Вот вам здравствуйте! В самый неподходящий момент!”

– Но почему? Зачем такая спешка? Еще ведь ничего не ясно.

– Все уже ясно.

– Но я не могу, вы же знаете. Мне не разрешают.

– Выведу тебя. С утра пораньше.

– У вас будут неприятности, если я уйду без разрешения.

– Ничего нам не будет. Уходи.

“Ну конечно! Кассандра ведь нашлась. И мнимый преступник сидит в башне.” – сообразила Саша.

– Но… пироскаф только через неделю! Как же я на тот берег? – быстро нашлась она.

– На лодке отвезу.

– А Музеон? А Пегас?

– Не твоя забота. Нас не спасешь. А себя погубишь. Уходи, золотая.

– Бэлла! Я не могу. А как же мама?

– Нет ее здесь. Не найдешь.

Бэлла хотела добавить еще что-то, но осеклась, прижала руку к горлу и резко отвернулась к окну. Когда она заговорила снова, то голос ее дрожал.