Текст книги "Грязная жизнь (ЛП)"
Автор книги: Белль Аврора
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Будет ли действительно больно довериться Юлию, хотя бы немного?
Не похоже, что все может стать для меня еще хуже.
Я так устала от того, что мужчины причиняют мне боль, и, хотя страх преследует меня, где-то глубоко внутри я мечтаю дать ему шанс.
Мужской, древесный запах его одеколона наполняет мои легкие, и я хочу утонуть в его запахе, никогда не желая выходить на воздух, добровольно жертвуя своей жизнью ради этого единственного момента.
Ни в малейшей степени не желая этого, я отпускаю ткань его рубашки и провожу руками по его твердой мускулистой груди, сжимая его большие плечи своими маленькими руками так сильно, как только могу. Юлий отпускает мои губы и разбивает мое сердце, когда показывает истинную, бескорыстную привязанность, держа свое лицо близко к моему и проводя носом вверх по моему лицу, прежде чем вернуться, чтобы снова поцеловать мои губы.
– Теперь все зависит от нас, – уговаривает он, проводя своими твердыми руками по моей спине, кладя их на бедра и слегка сжимая.
И с коротким, сдавленным вздохом я снова учусь доверять.
– Да. – Потому что, откровенно говоря, если бы я когда-нибудь захотела «нас», я бы хотела «нас» с Юлием.
Затем он встает, ставит меня на ноги и бросает на меня взгляд, который говорит мне, что он больше не хочет уходить. Он раздраженно качает головой и отходит от меня.
– Завтра мы поговорим.
– Хорошо. – Это все, что я говорю, потому что не могу думать рядом с ним.
Еще один шаг к двери.
– И ты мне все расскажешь.
– Обязательно, – обещаю я, скрывая удивленное облегчение от того, что мне есть, кому довериться. Я уже много лет не могу ни с кем откровенно поговорить. Осознание того, что сейчас, после всего этого времени, я могу это сделать, заставляет меня чувствовать себя в равной степени нервной и взволнованной.
Юлий останавливается в дверях, одетый во все черное, похожий на рай на земле. Он не торопится, смотрит вдоволь и, не сказав ни слова, поворачивается и уходит. И я ему позволяю.
Теперь все зависит от нас.
Что именно это значит?
Я определенно знаю, чего бы я хотела, но мои надежды были разбиты так много раз до этого, что я не хочу переосмысливать загадочное заявление Юлия.
Мой разум в беспорядке, я забираюсь обратно в кровать, сворачиваюсь в клубок, крепко держа себя, и полностью накрываюсь одеялом.
Не проходит и десяти минут, как я слышу вдалеке стук каблуков. Одеяло сбрасывается с меня, и я застываю, не зная, чего ожидать. Может быть, побоев, просто чтобы встряхнуться.
Вместо этого Линг смотрит на меня с отвращением. Глядя на меня сверху вниз, она говорит:
– Вставай.
Я в замешательстве, слова не доходят до меня.
Через минуту она повторяет:
– Я сказала, вставай.
Используя локоть, чтобы приподняться в полу сидячее положение, я спрашиваю ее:
– Зачем?
С лукавой улыбкой она говорит:
– Потому что мы идем на встречу.
Что?
Я полностью сажусь, широко раскрыв глаза.
– Куда?
Но она уходит, ее фирменные каблуки цокают прямиком из комнаты.
Я падаю обратно на кровать и задаюсь вопросом, такая ли это хорошая идея.
Из коридора Линг кричит:
– Вставай!
И поскольку это звучит скорее как требование, чем просьба, я поднимаю свою задницу.
Глава 29
ТВИТЧ
Когда Итан Блэк вручает мне длинную черную дубинку, я мгновение моргаю, прежде чем перевести свой взгляд на него и спросить:
– Какого черта? Ты думаешь, это разборка группа на группу, Блэк? Господи, дай мне что-нибудь более смертельное.
После молчания, которое я предоставил ему в качестве предложения мира во время нашего восьмичасового перелета в другой штат за нашей целью, я предполагал, что он будет более благодарным.
Блэк мрачно ухмыляется и растягивает фразу с маленькой улыбкой:
– Не в этой жизни.
Членосос.
В окружении людей в черной спецодежде я смешался с толпой, одетый точно так же, но единственное, чего не хватало, могло спасти мою жизнь.
Пистолет.
Когда грузовик замедляется, постепенно снижая скорость, а затем полностью останавливается, я качаю головой.
– У меня нехорошее предчувствие насчет этого всего, Блэк.
Не обращая внимания на мои опасения, он спрашивает:
– Это то самое место?
Мой взгляд поднимается, чтобы встретиться с его глазами, и я даю ему понять о своем неповиновении своим ледяным взглядом.
Он смотрит на меня, прежде чем снова спросить:
– Это то место или нет, Твитч? – Я глубоко дышу, успокаивая желание сломать ему чертову челюсть.
Я даже не смотрю в окно. Я был здесь ранее. Я хорошо это помню.
– Да, это то самое место.
Причудливый таунхаус в пригороде скромен и похож на любой другой таунхаус в этом квартале. В визуальном плане это привлекает очень мало внимания. Если бы кто-то проходил мимо этого дома, он бы даже не взглянул на него дважды, это был просто дом. Он скромный, неприметный и предназначен именно для этой цели.
Однако то, что происходит внутри… это уже совсем другой разговор.
Наркотики упаковываются и продаются, пока мы ждем. Также продаются тела девушек в возрасте от шестнадцати до двадцати лет. Потому что, как однажды сказал мне Эгон Барис, владелец этого дома и лидер албанского преступного синдиката, не хочет платить за обвисшие сиськи и раздолбанные вагины, но мужчины на удивление хорошо заплатят за шлюх без документов и родственников, как говорится, за игрушки для отличного времяпрепровождения.
Большинство этих девушек доставляются в контейнерных грузах из Восточной Европы, в основном из Польши, Украины и Румынии. Более симпатичным обещают, что они могут получить работу танцовщицами в популярных ночных клубах США, в то время как простым девушкам говорят, что они будут работать в самых лучших заведениях быстрого питания, которые может предложить эта страна.
Эгон не любит давать наркотики своим девочкам, потому что: во-первых, он буквально кончает на то, как девушки сжимаются от страха от понимания, что происходит, когда мужчина входит в ее комнату, и, во-вторых, он не любит трату своего продукта. Вот так все просто.
В подвале есть скрытое, незаконно приобретенное военное оружие, в том числе от офицеров полиции, бывших и настоящих. Часть оружия принадлежит российским вооруженным силам, но оно было украдено каким-то военным невысокого звания, который даже не ожидал, что сможет пережить хищение оружия, но все получилось, и когда пришел нужный момент, Эгон заплатил ему бешеные бабки за эти стволы.
Для Эгона это просто копейки.
Эгон Барис – известный психопат. Что еще хуже, он точно является параноидальным психопатом. Это, вероятно, означает, что как только этот грузовик появится в поле его зрения, он начнет паниковать и будет делать это крайне экстремальным образом.
Откуда я знаю это?
Да потому что так бы поступил я, поэтому знаю.
Через квартал, когда грузовик приостанавливается опять на обочине дороги, я предупреждаю Итана:
– Он собирается использовать все свои пушки, ты это понимаешь, верно? – Я делаю паузу, чтобы позволить этому укорениться в его мозгу, затем говорю достаточно громко, чтобы восемь других человек в грузовике услышали меня:
– Сначала нужно обезвредить мужиков, но не недооценивайте женщин. Они могут выглядеть кроткими и красивыми, но они албанки. Этих сук учат владеть оружием с того момента, как они становятся достаточно взрослыми, чтобы носить его, и, поверьте мне, они даже глазом не моргнут и подстрелят наши гребаные задницы. Если кто-нибудь достанет пистолет, вам всем лучше поверить, что он, черт возьми, использует его по назначению, а нам нужно его незамедлительно пристрелить. – Я смотрю на мужчин с серьезным выражением лица, но они совершенно не слушают меня. Долбанные придурки. – Нужно валить всех без разбору.
Блэк не спешит реагировать на мои слова, но все же нехотя добавляет:
– Валим всех, кроме Бариса. Мы хотим, чтобы Эгон Барис был жив. Если будет необходимо, стреляйте, избегая жизненно важных органов. – Я бросаю на него взгляд, который говорит, что он сумасшедший, если думает, что Эгон сдастся без боя и позволит подстрелить себя. Закатывая глаза, он произносит: – Послушайте, мне все равно, если кто-то из вас отстрелит коленные чашечки этому говнюку, или он лишится гребаной руки. Просто убедитесь, что ублюдок жив и хоть немного дышит, чтобы он мог предстать перед судом, а потом понести свое наказание, ясно?
Раздается хор из «Да, сэр», и через минуту по рации Блэк подтверждает, что второй грузовик стоит на месте, обогнув заднюю часть дома, они готовы двинуться по сигналу Итана.
В одежде, которая на мне надета, чувствуется ограничение при движениях, хотя она удобная. Мне кажется, что это все в моей голове. Черная одежда хорошо подходит для таких операций, но толстый материал черной рубашки с длинными рукавами тяжело ощущается на моей коже. Черт, я привык носить шелк, а не тяжелый хлопок. Под бронежилетом душно. Я опускаю черное защитное стекло на черном шлеме, как все остальные, затем поднимаю маску, которая закрывает нижнюю часть лица, повинуясь указу Итана. Единственное, что я сохраню, это черные ботинки со стальным носком…
У Блэка в руках три вида оружия: пистолет-пулемет MP5 и два пистолета сорок пятого калибра, которые находятся с двух сторон у его бедра.
А у меня?
Я опускаю взгляд на дубинку, и мне кажется, что они хотят, чтобы меня тоже убили.
Да и ладно, пошел он в задницу.
Это случится быстро, быстрее, чем я смогу даже подумать о чем-то или понять, что произошло.
Грузовик вновь заводится и медленно плетется вперед, набирая скорость, а затем останавливаясь перед домом Эгона Бариса, который буквально построен на наркотиках, секс трафике и прочем дерьме.
Мужчины спешно выбегают из грузовика, обтянутые красивой униформой, поднимаются по ступенькам, а я следую позади, далеко позади. Если кого-то застрелят, запомните мои слова, это будет чувак с пушкой, а не я. Несмотря на то, что они не объявляют о своем присутствии, как только дверь разбита – благодаря тяжелому пластиковому бревну, используемому в качестве тарана, – отовсюду слышатся крики, выкрики на албанском разносятся по всему дому, а также звуки грохочущих шагов людей Эгона, которые стараются изо всех сил отразить нападение и проникновение дальше в дом.
Выстрелы начинают сыпаться, как град, как только люди черной униформе поднимаются наверх. Потрясенные крики девушек перекрывают звуки выстрелов, их мольбы о своей жизни на ломаном английском слышатся отовсюду, и мне хочется разбить голову каждому, кто поверит в эти мольбы.
– На пол! Руки вверх!
– Опусти гребанное оружие!
– Где Барис? Отвечай! – Звучит тяжелый стук, сопровождаемый долгим, мучительным стоном. – Где Эгон Барис?
– Если ты не подчинишься, я пристрелю тебя. Вы понимаете меня?
– Все хорошо, мисс. Я не собираюсь делать вам больно.
– На пол, я сказал, опуститься на пол!
Если бы я был здесь один, исполняя свою работу, они бы никогда не услышали, как я подбираюсь к ним. Последнее, что они увидели бы, это дуло моего пистолета между их глаз, только БАМ! И прощай жизнь.
По-моему, это было бы милостью. Умереть быстро и четко. Нет мелькающей жизни перед их глазами, нет мучений, нет ничего, просто темнота и все.
В один момент ты жив и весел, в другой – тебя поглощает тьма.
Конец.
Игра окончена.
Вот так.
Мне кажется, это было бы большим подарком и милостью моей стороны.
Борьба, сражение за контроль, она заставляет бурлить кровь, гудеть в моих венах. По правде говоря, я здесь не нужен. Я нахожусь здесь еще с шестнадцатью вооруженными людьми, включая Итана Блэка, поэтому война уже выиграна.
Но я понимаю. Понимаю необходимость сражаться. В конце концов, когда вы загоняете собаку в угол, то она будет кусаться. То же самое касается и людей.
Покалеченные и избитые тела мужчин и женщин засоряют пол, некоторые все еще двигаются, но те, кто ранен, лежат с открытыми глазами, на их лицах виднеется шок, у некоторых стекленеет взгляд.
Это кровавая бойня.
И да, это все моя жизнь.
Единственное, что намного лучше секса, это отнять жизнь у того, кто действительно этого заслуживает. Ничто не может удовлетворить так, как это действие. Даже мастурбация не приносит такого удовольствия.
Я следую за одним из мужчин за угол к уже проломленному входу в подвал, когда в уголке моего глаза появляется тень. Не раздумывая ни секунды, я поднимаю руку так высоко, как только могу, и быстро ее опускаю, дубинка со свистом рассекает воздух, сопровождаемый громким хрустом, когда я ломаю руку одному из людей Эгона.
Он воет от боли, падает на землю, хватается за руку, и человек Блэка, тот, что стоит передо мной, оборачивается на мучительный крик. Он смотрит на мужчину сверху вниз, а я поднимаю ногу и ударяю ему по лицу. Кровь хлещет из его носа, когда я чувствую хруст ломающихся костей на его лице под моей пяткой. Я делаю это снова и снова, не потому, что мне нужно обезоружить этого человека, а потому, что мне чертовски приятно сломать что-то в этом слишком совершенном мире. Мужчина хрюкает, потом еще раз, на этот раз тише, пока из его приоткрытого рта не перестают выходить звуки, а глаза становятся совершенно пусты.
Вот тогда-то я и решаю отойти в сторону. Я тяжело дышу, сглатываю и глубоко вдыхаю, а мальчик-солдат рядом со мной произносит:
– Неплохо.
Я выдыхаю полусмех, борясь за то, чтобы дышать.
– Говорит парень с пистолетом.
Тогда чувак улыбается, и я следую за ним, когда он входит в подвал. Четверо из людей Эгона были обезоружены, и Блэк оглядывается на оружие в комнате. Покачав головой, он поворачивается ко мне и говорит в наушник:
– Вас понял. – Он проводит пальцами по русской штурмовой винтовке АПС. – Какого хрена он готовился к Третьей мировой войне?
– Такие люди, как Барис, не задают вопросов, – хрипло признаю я. – Мы продаем их тому, кто больше заплатит.
Блэк делает движение, чтобы пройти мимо меня, но останавливается, когда подходит ко мне.
– Мы его поймали. Он попытался сбежать через хитроумно построенный кроличий лабиринт подземных туннелей, но мы его поймали.
Мой ответ абсолютно искренний.
– Хорошо.
Это очень хорошо. Это был один минус, еще одна вещь, которая мешала мне воссоединиться с семьей.
О да, это было определенно хорошо.
Подъезжают новые грузовики, и дом разрывается на части. Улики собраны, раненых увозят в больницу, мертвых упаковывают в мешки и помечают бирками, а Блэк встает рядом со мной.
– Ты сделал то, что обещал, Фалько. – Похоже, ему неудобно признавать это. – Я не был уверен, что ты это сделаешь, но ты справился. Ты принес нам большую рыбу. Хорошая работа.
Меня не интересуют сантименты. Это заставляет мой желудок сжиматься. Поэтому, как всегда, я возвращаю его в реальность.
– Не смей меня благодарить, мать твою. Я сделал это не для тебя. – Я делаю глубокий вдох, а затем бормочу: – Черт, я опустошу все гребаное море, если это означает, что я вернусь домой, Блэк. Я устал от того, что другие люди находятся с моим сыном. – Я с трудом сглатываю. – Я просто хочу быть со своим сыном.
– Так и будет, – немедленно отвечает Блэк, прежде чем подняться по лестнице в подвал и скрыться из виду.
Для меня это прозвучало как клятва.
Я надеюсь, что так оно и было, потому что если Итан Блэк не выполнит свое обещание, то ни ураган, ни адский огонь не смогут помешать мне сделать его жену вдовой.
Глава 30
АЛЕХАНДРА
Громкая танцевальная музыка гремит басами прямо в моей груди, заставляя мое сердце биться в такт мелодии Келвина Харриса и Рианны «That is what you came for». Синие неоновые огни, мигающие в темном клубе, причиняют боль моим глазам, но я не смею жаловаться, потому что независимо от того, что я чувствую, я вышла из дома, и это превосходит все остальное прямо сейчас. Несмотря на то, что я гуляю по городу с Линг, этот вечер кажется мне довольно обычным. Чем-то нормальным, чего я никогда не испытывала раньше в своей уединенной жизни. Сегодня вечером мы не похитители и пленники, а просто две женщины, которые вышли выпить в явно популярном ночном клубе.
Тот факт, что Линг привела меня сюда, несколько успокаивает меня. Логика подсказывает мне, что она не отвезла бы меня в такое людное место, если бы планировала меня убить. Определенно бонус.
Жаль, что у меня нет мобильного телефона. Жаль, что я не могу позвонить Юлию и сказать ему, где я, или просто написать ему, надеясь услышать этот голос и почувствовать уверенность в его ответе.
Всякий раз, когда у нас собирались друзья и члены семьи, мы с Дино играли роль любящей пары так хорошо, что к тому времени, когда гости начинали уходить, я иногда забывала, что все это было притворством. И когда мяч падал, и Дино снова становился хозяином моего тела, диктатором моего разума, медленная печаль просачивалась в самую мою душу. Я не чувствовала ничего, кроме холодной реальности, которая была моей жизнью, жизнью, которую я в мгновение око отдала первому попавшемуся. У Дино была способность заставлять меня чувствовать себя выше самой высокой горы, но я поняла, что он делал это только для того, чтобы толкать меня через край и смотреть, как я падаю, спотыкаясь о свою смерть, снова и снова. Мы ходили по кругу.
Мне было тяжело жить свою жизнь и делать это в подобающем для леди молчании.
По правде говоря, я ничем не отличаюсь от любой другой женщины. Я хочу быть с мужчиной, который принимает меня такой, какая я есть. Я хочу, чтобы мужчина любил меня за все мои маленькие причуды, а не стыдился их. И прежде всего я жажду любви человека, который отдаст ее мне добровольно, а не использует как оружие против меня.
В этот момент моей жизни я устала, но чувствую себя сильной. И я буду идти до тех пор, пока дорога ведет меня, и до тех пор, пока она есть, чтобы путешествовать.
Я заплатила свои несправедливые долги за все десять жизней во время семейной жизни с Дино. Я не откажусь от этой жизни, ни от одной из тех, что я заработала шрамами своих страданий, ни от одной из них без борьбы.
Это возвращает меня к тому, что мой брат сказал мне, когда я спросила, каково это – убить человека. Мигель объяснил: «Ана, бебита, мы все приходим в этот мир, брыкаясь, крича и обливаясь чужой кровью. Вы должны решить, есть ли у вас проблемы с тем, чтобы использовать дальше этот же самый способ. Что касается меня? У меня их нет».
Как и все дети в моей семье, меня учили обращаться с оружием. Мой отец не был заинтересован в том, чтобы мы, девочки, знали об оружии, пока Мигель не указал, что, независимо от того, насколько мы в безопасности, знания – это сила, и он заверил нашего отца, что уроки не испортят его маленьких дам. Сказать, что он был впечатлен тем, как хорошо мы относились к нашим урокам стрельбы, было преуменьшением, и в мою брачную ночь отец сделал мне подарок.
Это была самая красивая вещь, которую я когда-либо видела, позолоченный двадцати двух калиберный полуавтоматический пистолет с выгравированными на нем розово-золотыми бутонами роз, с лозами, поднимающимися вверх по рукоятке в качестве украшения. Это была любовь с первого взгляда, и я лелеяла его, когда носила его с собой повсюду, куда бы я ни пошла, благодаря скрытому разрешению на оружие. До одной судьбоносной ночи, первой из многих ночей, когда Дино и Джио толкнули меня так далеко за край, что уход из жизни казался чудесной передышкой от моего дерьмового существования.
После того, как он подверг меня психическому насилию в течение, как мне показалось, нескольких часов, Дино привязал меня голой к кровати с кляпом во рту и прозрачной повязкой на глазах, и я слушала, как Джио описывал способы, которыми он лишит девственности мою тогда еще девятилетнюю сестру. Когда она будет готова, конечно. Дино засмеялся и сказал Джио, что ему придется немного подождать. Джио просто холодно ответил: «О, да!»
Дино рассмеялся, но я ясно услышала угрозу.
Джио хотел заполучить мою сестру Розу для себя.
Я отчаянно рыдала за повязкой на глазах, слюна стекала по подбородку вокруг кляпа. Я знала, что должна что-то сделать, чтобы держать Джио подальше от нее. Но такого человека, как Джио, нелегко было поколебать. Он нуждался в убеждении, которое было бы ему понятно.
Поэтому, когда Дино отпустил меня, легонько шлепнув по попе и велев привести себя в порядок, я покорно опустила голову и двинулась через комнату, направляясь в ванную, в то время как Дино налил Джио еще один стакан дорогого, отвратительного виски. Я знала, что напиток ужасен. В конце концов, он уже несколько раз лился мне в горло.
По пути в ванную я остановилась как раз перед тем, как подойти к двери. Потянувшись к своей сумочке, которая довольно невинно висела на золотом крючке, я достала пистолет, бросила сумочку на пол и повернулась. Держа оружие обеими руками, я видела только одного человека, с поднятыми руками и пистолетом, нацеленным него, обещающим вечное избавление.
Мое зрение затуманилось, когда я начала говорить, все мое тело дрожало от сдерживаемого гнева. Глубоко дыша через нос, я тихо заговорила только для него:
– Она всего лишь ребенок.
Где-то в комнате раздался твердый голос:
– Алехандра, какого хрена ты делаешь?
Но ярость бурлила, кипела внутри меня, и реальность медленно ускользала прочь. Я сделала шаг вперед на дрожащих ногах, мои глаза смотрели на ухмыляющееся лицо моего шурина.
– Ты этого не стоишь. Ты больной!
Его улыбка стала неуверенной, его веселье исчезло, и я могла видеть, что начинаю бить все дальше и дальше туда, где было больно. И это было так чертовски хорошо, что я все еще не видела последствий своих действий.
Моя собственная холодная улыбка стала пробиваться сквозь туман ярости, и я настаивала:
– Ты – ничто, средний сын, забытый, так отчаянно нуждающийся во внимании.
Улыбка Джио полностью исчезла, рассыпалась, как осколки камня, когда море гневно ударялось о неровный склон утеса, и для меня, голой и избитой, победа была неизмерима. Еще один шаг вперед, на этот раз менее дрожащий, мой маленький триумф заставил меня сделать это с ложным чувством уверенности.
Моя улыбка стала злобной, почти нечеловеческой, и я проговорила сквозь стиснутые зубы:
– Ты не получишь ее, больной ублюдок. Я убью тебя первой. – Мой палец сомкнулся на спусковом крючке, но прежде, чем я успела очистить мир от чистого зла передо мной, что-то сильно ударило меня по затылку, и когда я приземлилась на пол с глухим стуком, моя голова склонилась набок, последнее, что я увидела, прежде чем потеряла сознание, было то, что Джио взял мой пистолет и передал его своему брату.
Он был потерян для меня. Я больше никогда его не видела, и мне не разрешали использовать ни одного оружия после того случая. Я думаю, что это был шок для Дино. Он считал меня прирученной во всех отношениях. Я подумала, что было бы хорошо держать его в напряжении, слегка сопротивляясь на протяжении многих лет. Я думала, что была такой умной. Я сопротивлялась достаточно долго, чтобы Дино пришлось повторяться, но не настолько, чтобы по-настоящему разозлить его. Правда была в том, что в то время сопротивление было всем, что у меня осталось. Я не слишком задумывалась о том, что на самом деле делаю. Для Дино заставить меня бороться, а затем подчинять снова и снова было игрой, о существовании которой я не подозревала. Мой случайный вызов, сопровождаемый быстрой капитуляцией, заставил Дино думать, что он побеждает меня, мое тело, каждый чертов раз.
Теперь, когда я это знаю, я ненавижу себя за то, что позволила ему это.
Вот почему для меня так много значило то, что такой человек, как Юлий, вошел в мою жизнь, когда я падала ниже каменных расщелин ада, так нежно обнимал меня, когда я плакала, вытирал мои слезы и целовал меня в лоб, как будто я была драгоценным сокровищем.
Я хочу сохранить это.
Хочу оставить его у себя так долго, насколько он позволит.
Возможно, я не самая умная девушка в мире, но я не настолько глупа, чтобы упустить то, как Юлий заставляет меня себя чувствовать. И на этот раз, это хорошо. И осознание того, что это необъяснимое чувство взаимно, большее, на что я могу рассчитывать.
Теперь, когда я стараюсь не слишком давить на свою все еще больную пятку, Линг садится за барную стойку и заказывает выпивку. Я неловко стою рядом с ней и точно знаю, что она не собирается предлагать мне сесть, поэтому сажусь рядом с ней в тот самый момент, когда бармен ставит наши напитки перед нами и соблазнительно улыбается.
Когда я вытащила свою задницу из постели и последовала за Линг в ее комнату, она уже выбрала для меня наряд. Широкие черные брюки, узкий черный топ и замысловатая черная кружевная накидка с широкими рукавами в стиле кимоно, которая была подпоясана вокруг талии. Я собрала всю одежду и двинулась обратно в комнату Юлия, чтобы переодеться, когда Линг закричала:
– Я не кусаюсь, сука.
На это я ответила:
– Конечно, кусаешься, – и подчеркнула: – сука.
Ее кудахтанье прозвучало, когда я закрыла за собой дверь.
И сейчас, с моими волосами, собранными в аккуратный пучок на макушке, полностью без макияжа, я игнорирую стук в висках и поднимаю свой напиток ко рту. Как только чувствую его запах, вздрагиваю и ставлю его обратно на стойку.
Линг, в своем идеальном красном платье, с ее идеальными красными туфлями и ее идеальными красными губами, наклоняется вперед.
– В чем твоя проблема? – Единственное ее несовершенство – это белый пластырь, перекинутый через переносицу все еще разбитого носа. Она выглядит намного лучше, чем накануне. И практически восстановилась.
Я качаю головой и продолжаю смотреть на бар.
– Это же виски. Я не могу пить виски.
– Господи, да ты просто прелесть. – Ее губы кривятся в отвращении, и она откидывает свои темные, великолепные, идеально прямые волосы через плечо, глядя на толпу. – Тогда заказывай все, что тебе вздумается. Черт побери.
Она делает знак бармену, и я заказываю Кейп-Код – более известный как клюквенная водка – и благодарю его, когда он ставит высокий стакан передо мной с подмигиванием. Я потягиваю терпкий коктейль, и у меня текут слюнки от мягкой сладости клюквенного сока. Я предполагаю, какой будет ответ, но все равно спрашиваю Линг:
– Юлий знает, что мы здесь?
– Нет, – немедленно отвечает она. – Мне велели следить за тобой. – Она скромно улыбается. – Но он никогда не говорил, что нельзя выходить из дома.
О, она считает себя такой умной.
Я помешиваю свой напиток соломинкой.
– Он будет злиться?
Линг медленно поворачивается ко мне, бросая на меня взгляд, который говорит: «А ты как думаешь, гений?»
Мои плечи опускаются, и я тихо вздыхаю.
– Он будет в бешенстве.
Скрестив ноги, она объясняет скучающим тоном:
– Юлий всегда злится. Есть только различные степени его злости. В некоторые дни он злится меньше, чем в другие. Кроме того, ему не нужно знать. Мы вернемся раньше него.
Потребность задавать вопросы выигрывает схватку в моей голове. Я изо всех сил стараюсь оставаться незаметной и делаю вид, что не сую нос, куда не следует, когда спрашиваю:
– Он всегда был таким?
Она сузила брови, глядя на меня.
– Почему ты думаешь, что я знаю его настолько долго?
– Даже не знаю. – Я пожимаю плечами. – Вы очень неплохо общаетесь. Я просто предположила…
Линг обрывает меня любопытным взглядом, наклоняется и смотрит на мои губы.
– Для такой фамильярности могут быть и другие причины, Алехандра, – соблазнительно произносит она.
Мое сердце замирает, и то, что моя соломинка выскальзывает из пальцев и падает на грязный пол, только добавляет драматичности этому моменту.
Линг явно наслаждается моей реакцией. Ее глаза горят от удовлетворения, когда она потягивает свой виски и говорит:
– Нет, он не всегда был таким. Хочешь верь, хочешь нет, но было время, когда Юлий улыбался чертовски много.
Мой голос звучит мягко, когда я спрашиваю:
– Что случилось?
– Он кое-кого потерял. – Ее поза напрягается, чтобы продемонстрировать определенную грацию, но глаза выдают ее печаль. – Мы кое-кого потеряли.
Я не могу придумать, что на это ответить, поэтому просто киваю в знак понимания. Внезапно мне в голову приходит мысль, и я задаюсь вопросом…
Раздается хриплый смешок Линг, и она отвечает на мой безмолвный вопрос:
– Нет, милая. Я всегда была такой, как сейчас. – Она поднимает свой бокал к моему, чокается с ним и выпивает, откидывая голову назад, а потом придвигает второй бокал, который заказала для меня, ближе к себе.
Несколько минут проходят в молчании, и после того, как я допиваю свой первый коктейль, Линг заказывает мне второй. Алкоголь расслабляет мои напряженные плечи, а вместе с ними и язык.
– Ты когда-нибудь была в тюрьме, Линг?
Она фыркает.
– Такая красивая девушка, как я? Нет. – Она улыбается, и я потрясена, обнаружив, что это действительно так. – В любом случае, я бы просто трахнула кого-то, чтобы меня отпустили.
Удивленный смех клокочет у меня в горле.
– А Юлий?
Ее настороженные глаза изучают меня.
– Я ни хрена не обязана тебе говорить. – Она наклоняет голову набок и задумчиво поджимает губы. – Но полагаю, что теперь, когда Юлий планирует оставить тебя, это все меняет.
Мой рот немного приоткрывается от этого откровения.
Он что? Значит ли это то, что я думаю?
Искра надежды, которую я чувствовала раньше, разгорается в здоровое пламя, и мое сердце согревается.
Теперь все зависит только от нас.
Так вот что имел в виду Юлий? Он не отдаст меня обратно?
Мой мозг взрывается от открывающихся возможностей.
Линг понятия не имеет о том шоке, в который она только что повергла меня, и, кажется, мысленно споря сама с собой, она выпрямляется.
– Ну и хрен с ним. – С совершенно отсутствующим выражением лица она произносит: – Да. Да, это так. Все свои подростковые годы он провел взаперти, в колонии для несовершеннолетних.
Это не должно было меня удивлять, но удивило. Широко раскрыв глаза, я придвинула свой стул поближе к ней.
– За что?
– Неумышленное убийство. Первоначально это было обвинение в убийстве, но его тетя нашла какого-то причудливого адвоката, который сумел снять обвинение, сказав, что он действовал в целях самообороны.
И мое сердце проваливается куда-то глубоко в желудок.
Линг долго смотрит на свой стакан.
– Если бы ты поймала своего отца, насилующего твою сестру, что бы ты сделала?
Боже.
Мое сердце начинает биться быстрее, а кровь отливает от лица.
Он убил не просто кого-то. Он убил своего отца.
У меня в голове мелькает одна картина. Молодой Юлий, сидящий один в тюремной камере и снисходительно принимающий наказание, зная, что его любимая сестра находится в безопасности в этом мире.
Его близкие отношения с Тоней теперь обретают глубокий смысл. Он спас ее. Он был ее героем.
Горячие слезы текут из-под моих закрытых век.
Как я мечтала о своем собственном Юлии в дни моего отчаяния.
Я понимаю, что моя эмоциональная реакция несколько необычна, но я не могу остановить тепло, протекающее по всему моему телу, которое медленно распространяется на каждую из моих конечностей. Скоро я просто буду светиться.