Текст книги "Грязная жизнь (ЛП)"
Автор книги: Белль Аврора
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Тоня берет мою ладонь в свои и лучезарно улыбается.
– Ох, проходите же. Что вы будете? Я могу сделать что угодно! Кофе, чай? У меня есть газировка, или я могу сделать Кулэйд? (прим. пер.: Кулэйд – напиток, приготавливаемый из порошка для фруктовых прохладительных напитков.)
Юлий тяжело выдыхает.
– Тоня, милая…
Милая?! Милая! Ох, теперь я буквально прихожу в ярость. Но самое печальное это то, что я даже не понимаю, почему это чувствую.
Да, ты прекрасно знаешь. Бросай прикидываться. Ты ревнуешь. Ты буквально позеленела от ревности.
Иногда я ненавижу свой мозг.
Тоня обрывает его на полуслове легким взмахом руки.
– Не заговаривай мне зубы своим «милая», брат.
Брат!?
Постойте-ка…
Я поворачиваю резко свою голову.
Она что и правда только что сказала «брат»? Эта красавица, Тоня, его сестра?
Она проходит вниз по коридору, и Юлий предлагает мне схватиться за его локоть. Я хватаюсь за него в поддержке, смотря на него озадаченным взглядом, а Юлий тем временем потихоньку подталкивает меня вперед. Тоня продолжает говорить сама с собой, когда достигает конца коридора:
– У меня так редко бывают гости. Жаль, что вы не предупредили, что приедете в гости, Юлий. В доме не убрано. Когда мы входим на кухню, она краснеет, выглядя растерянно, и со взглядом сожаления произносит, смотря на меня: – Я не ждала гостей.
Господи Иисусе, я сучка.
Ладно, ладно, может я была немного поспешна в своих суждениях. Я хочу исправить свою ошибку.
Мое ледяное сердце тает от доброты этой женщины. Она не умеет скрывать своих чувств.
Выдавливая улыбку, я убираю свою руку с локтя Юлия, делая шаг в сторону, и придвигаюсь к Тоне.
– Я надеюсь, ты не возражаешь против того, что я скажу, Тоня, но у тебя очень красивый дом. Я совершенно не вижу никакого беспорядка, про который ты говоришь. И я буду очень рада чаю. – Затем продолжаю говорить своим самым дружелюбным тоном: – Могу я тебе помочь?
– Ох, господи, спасибо, Ана. Ты слишком добра. Ромашковый подойдет? – Облегчение в ее глазах практически осязаемо, а напряженные плечи расслабляются, когда она улыбается мне в ответ. – Тогда, почему бы тебе не набрать воды, а я соображу нам всем что-нибудь перекусить?
Тоня пересекает кухню, направляясь к холодильнику, в то время как я беру пустую кастрюлю с плиты, набираю в нее воду и ставлю на огонь. Я беру пару разных кружек с подоконника, когда теплая ладонь хватает меня, сжимая мои небольшие пальчики. Юлий придвигается ближе, прижимается телом к моей спине, и его нежное тепло впитывается ко мне. Я прикрываю глаза и втягиваю его запах. Дрожь пронзает мое тело, когда он слегка прижимается губами к раковине моего уха и едва слышно произносит:
– Тебе не обязательно делать это.
Не оборачиваясь, я шепчу:
– Нет, – признаю я. – Не обязательно.
Но я сделаю. Не ради него, или же Тони, а для себя. Если что-то и осталось у меня, так это манеры. И когда большое тело Юлия удаляется прочь, я задаюсь вопросом, сколько мне осталось еще жить, но надеюсь, что мое доброе дело обеспечило мне один запасной день.
Глава 23
ЮЛИЙ
Напряжение наполняет мое тело, когда мы покидаем дом моей сестры час спустя. Дорога домой проходит в атмосфере тишины, за исключением небольшого гудения кондиционера. Мне не понравилось, как улыбнулась Алехандра, когда Тоня рассказала ей, как я присматриваю за ней и Кики. Я мог буквально видеть искорку надежды в ее взгляде. Этой искре ничего не стоило перерасти в пылающее пламя. Но я уничтожил любую надежду жесткими словами: «Я делаю это, потому что ты моя семья». Я повернулся и пристально посмотрел Алехандре в глаза, тем самым словно давая ей понять, что мне насрать на всех остальных.
В ее глазах царила эмоция, которую я не мог понять, возможно, отчаяние или что-то похожее. После этого Алехандра хранила молчание на протяжении всего нашего визита, она делала именно так, как ей было сказано, говорить только в том случае, когда с ней говорят, или когда выражение моей сестры становилось мрачным и обеспокоенным.
– Ана, – произнесла она, обхватывая ладонями свою кружку с чаем, тем самым согревая их: – Ты тоже вовлечена во всю эту незаконную и опасную деятельность, которой занимается мой брат?
Алехандра, кажется, потеряла дар речи, затем повернулась ко мне, вероятно, стараясь решить, как лучше ответить на этот вопрос. Когда она увидела, что я не собираюсь помогать ей отвечать, она опустила взгляд, смотря на стол и проводя мягко пальцами по рисунку на отполированном деревянном столе. На ее лице появилась грустная улыбка, когда она честно ответила моей сестре:
– Я и есть те самые незаконные и опасные дела, в которые вовлечён твой брат.
Изящная, даже находясь на краю неизбежной гибели.
Тоня моргнула, нахмурила задумчиво брови, прежде чем вздохнула. Она медленно покачала головой и легко рассмеялась.
– Это радует.
Моя сестра была явно не из тех, кого можно назвать тактичными.
– Тоня…
Она широко распахнула глаза и затем произнесла:
– Что такого я сказала? – Она посмотрела на Алехандру и заявила: – Она не так уж и плоха. Я должна признать, я ожидала кого-то похуже. Я в том плане, – сестра улыбнулась и фыркнула, – что она могла такого плохого натворить, Джей?
Я издал забавный смешок прежде чем придал лицу серьезное выражение и бросил на сестру сердитый взгляд.
– Ты даже не представляешь…
Тоня посмотрела на бледную Алехандру, потянулась и затем по-доброму похлопала ее по руке.
– Можешь не волноваться. Джей поможет тебе выбраться из неприятностей. – Моя сестра посмотрела на меня без тени сомнения в ее взгляде, с полной уверенностью, так словно я поместил звезды на ночное небо. – Разве не так, Джей?
Алехандра улыбнулась моей сестре, хватаясь за ее пальцы, как за спасательный круг. Но ее улыбка дрогнула, и, когда она заговорила, ее голос задрожал:
– Я даже не знаю, сможет ли он помочь мне. Я на самом деле очень крепко влипла. Моя собственная семья отреклась от меня.
Тоня уверенно заявила:
– Он обязательно поможет тебе. Это то, что он делает.
Алехандра издала смешок, и я прекрасно знал, о чем она думала. Она думала, как же моя сестра не права в своих суждениях, но не воспользовалась возможностью возразить ей. За что я был бесконечно признателен ей.
Мне не следовало допускать таких мыслей, но я не мог ничего с собой поделать. Я задался про себя вопросом, каково было бы привести Алеханду знакомиться с моей сестрой при совершенно других обстоятельствах. Я бы посадил ее рядом с собой, где такой женщине, как Алехандра, самое место, и был бы горд представить ее. Опустить руку на спинку ее стула, чтобы показать мое обладание этой женщиной и прикасаться к ней при каждом удобном моменте. Каждый придурок знал бы, что она принадлежит мне, и я бы обращался с ней, как с королевой, какой она и является.
Непрошеное видение оставляет горечь в моем рту.
Независимо от того, насколько отрицал это, я желал Алехандру. И не только для того, чтобы она согревала мою постель. Я хотел ее только для себя. Свет в ее глазах взывает к моей тьме, и все ее присутствие действует на меня успокаивающе. Алехандра понимала меня, понимала эту жизнь, понимала, каким образом вещи складываются в этой жизни. Тяжело быть такой грациозной и уравновешенной, когда ваша жизнь постоянно окропляется кровью, но Алехандра могла делать это с виртуозной легкостью.
Я хотел ее.
Я так отчаянно желал ее, что испытывал внутреннюю боль.
Но это не имело никакого смысла. Я никогда бы не смог обладать ею, и это чертовски убивало меня.
Возможно, при других обстоятельствах…
Теперь, когда мы едем по шоссе с едва слышным радио, я стараюсь сосредоточиться только на дороге, но не могу удержаться от вопроса:
– Почему ты ничего не сказала про меня сестре?
Она смотрит на меня с пассажирского кресла, прежде чем вновь разворачивается к окну и бормочет:
– Ну и что хорошего это бы принесло? Ясно как день, что она души не чает в тебе. – Она тихо вздыхает. – Я не собираюсь поганить твою жизнь из-за своих проблем.
– Тебе не стоит бояться меня, Ана. У меня нет никакой скрытой корысти. Тебе не нужно бояться, что я ударю в спину. – Она грустным взглядом смотрит на меня, не мигая. Я удерживаю ее взгляд еще мгновение, прежде вновь перевожу его на дорогу. – Я всегда бью в открытую.
Раздается забавный смешок.
– Ну, это большое облегчение.
Вся эта ситуация утомляет меня как морально, так и физически. Алехандра не понимает, что я веду борьбу с самим собой. Мои резкие слова звучат тихо и измученно:
– Так, бл*дь, и есть, ты неблагодарная шлюха.
Я чувствую, как она замирает, удивленная мерзким и неожиданным заявлением. Мои обидные слова повисают в воздухе, как неприятный запах.
Она хотя бы представляет, чего мне будет стоить сохранить ей жизнь?
Моей работы. Моих друзей. Моей гребанной жизни.
И эти вещи ни черта не значат для нее.
Ее молчание начинает доставать меня.
– Ты голодна?
– Эм, да. Да, голодна, – отвечает она осторожно и тихо. Так, словно я могу быть настолько грубым, чтобы лишить ее пищи. И внезапно меня настигает осознание, что ее осторожный ответ и реакция являются таковыми потому, что кто-то уже наказывал ее подобным жестоким образом. Но кто это мог быть?
– Бургеры подойдут?
Задумчиво моргая, она кивает.
– Конечно. Я имею в виду, я никогда не пробовала их прежде, но еда есть еда, не так ли?
Я не верю своим ушам, благодарный ей за то, что я сказал в злости, не сильно на нее не повлияло.
– Ты никогда не ела бургеры?
Ана сжимает губы, качая головой, и я не вижу ничего, кроме честности в ее глазах.
– Как вообще это возможно?
Крошечная улыбка растягивается на ее губах, и она закатывает глаза на этот вопрос.
– Нас воспитывали очень обособленно от всего, Юлий. Позже воспитание продолжалось в строгой, католической школе для девочек. Моим сестрам и мне не позволяли заводить друзей. У нас были только мы. Мы ели только дома или же в высококлассных ресторанах. Фастфуд не позволялся, хотя однажды мне и Веронике удалось подкупить одного из работников моего отца, чтобы он принес на еду. Общение с мальчиками было недопустимым. Я никогда даже не видела, как устроен мужчина до моей брачной ночи. Моя жизнь была… есть… – Она замолкает и хмурится на то, что не может подобрать подходящее слово, прежде чем прошептать: – Я бы многое изменила в моей жизни.
Горечь исходит от ее слов, и я так отчаянно хочу узнать больше о ней. Это замкнутый круг. Узнать больше о ней – это означает, подвергнуться риску, привязаться к ней. Не спрашивай вопросы, на которые так отчаянно желаешь знать ответы.
Алеханда что-то утаивает, и я планирую узнать, что это. Если мне понадобиться, то я подтолкну, если мне будет угодно – ткну ее по живому, отниму информацию, буду отрывать по кусочкам скрываемое, чтобы обнажить, и в конечном итоге она возненавидит меня, но это и есть жизнь.
Внезапно она злится.
– Почему ты так добр ко мне? Все было бы намного легче, если ты бы просто кричал на меня и бил, чтобы я выполняла твои приказы.
– Ты хочешь, чтобы я бил тебя? – я спрашиваю у нее с удивлением.
– Ну, конечно, нет, – признает она. – Но для нас это многое бы облегчило. Я бы точно знала, как себя чувствовать и вести, если бы ты вел себя таким образом. Я могу справиться с ненавистью и жестокостью. Но я не имею понятия, как вести себя с нейтральным отношением. – Она бросает на меня украдкой взгляд, прежде чем вновь посмотреть в окно. – Или может быть это и есть твой великий план. Возможно, ты хочешь, чтобы я чувствовала себя растерянной.
Я качаю головой.
– Нет. Никакого плана нет. Несмотря на то, как я с тобой обращаюсь, ты все еще моя пленница.
– Ох, Юлий, Юлий… – Она делает глубокий вдох, затем устало отвечает на выдохе. – Пленник больше не является пленником, если он не желает покидать тюремщика.
Черт бы ее побрал, она хороша. Но я не собираюсь клевать на эту уловку.
На этом смелом утверждении мы продолжаем наш путь, и на смену тяжелому диалогу приходит гнетущая тишина.
Глава 24
АЛЕХАНДРА
Во-первых, бургеры очень вкусные. Юлий заказал нам обоим шоколадные коктейли, и, должна признаться, я была немного потрясена.
Это звучало совсем не аппетитно. Но потом нам принесли еду. Один кусочек этого сочного, нежного мяса в булочке – и я была на седьмом небе. Я не слишком много думала о своей компании, только о том, сколько еды могу запихнуть в рот сразу. Жуя со смаком, я испытываю удовольствие, которое растекается от пальцев ног до самых кончиков волос на голове.
Потом я замечаю, что Юлий ухмыляется, глядя на меня почти ласково, и дразнящим тоном проговаривает:
– Ты ешь, как свинья. – Несмотря на все эти ужасные слова, он выглядит ужасно довольным этим видом.
С набитым ртом я смотрю на него, дернув подбородком в сторону кетчупа, стекающего по его подбородку, и отвечаю:
– Кто бы говорил, придурок.
Его улыбка становится шире, и я тянусь через стол за коктейлем, сделав глоток как раз в тот момент, когда во мне угрожает подняться икота… и… о боже… само небо не могло бы образовать лучшую пару, чем гамбургеры и коктейли.
Это теперь официально.
Если я не лопну от количества съеденной еды, то я буду счастлива за набранные килограммы.
У меня вырывается стон, и от возбуждения я стучу каблуками по полу в безмолвном наслаждении, крепко сжимая гамбургер обеими руками и закрыв глаза, пытаясь осознать, как это было удивительно, и как я могла упускать такой шанс. В уголках глаз Юлия собраются морщинки, когда он продолжает спокойно есть, наблюдая за мной.
Это будет первый из многих дней, когда я буду сомневаться во всем своем существовании. Прожила ли я хоть один день в своей жизни или просто существовала? Я мало что знала о мире, но о подполье знала очень много. То, от чего большинство женщин упало бы в обморок, я бы от этого даже не вздрогнула. Я была старой душой, запертой в теле двадцатичетырехлетней девушки, и здесь… сейчас… Юлий дал мне то, что я всегда буду лелеять в памяти.
Он показал мне, какой должна быть нормальная жизнь.
Он дал мне возможность пообщаться с его сестрой, показав, как должны взаимодействовать обычные братья и сестры. Он угостил меня гамбургерами. И хотя я никогда бы в этом не призналась, но я бы отдала Юлию все, что бы он ни попросил.
Я думаю, что уместно было бы поблагодарить его. Откусив еще один большой кусок гамбургера, я бормочу:
– Так что… спасибо.
Когда его лицо становится серьезным, я жалею, что не держала рот на замке. Но потом он сглатывает и говорит, не сводя с меня глаз:
– Пожалуйста.
Я с облегчением опускаю взгляд на стол и с улыбкой доедаю свой гамбургер.
***
– Черт побери, Линг!
Юлий в бешенстве.
Он кричит, причем довольно громко.
Затем следует мягкий стук, потому что он ко всему прочему ходит туда-сюда. И с этими тремя словами наше доброе утро превращается в дерьмо.
Как только мы вернулись и увидели, что Линг стоит у кухонной плиты, готовя себе латте на модной кофеварке, принадлежащей Юлию, он остановился, как вкопанный, и я врезалась ему в спину. Он посмотрел на свои наручные часы, потом задал ей вопрос:
– Ты рано вернулась. Что-то случилось?
Она красиво наклонила голову и выдавила из себя улыбку.
– Вообще-то это забавная история. – Но в ее голосе не было юмора, указывающего на то, что она была проклятой лгуньей, и в том, что произошло, не было ничего смешного.
Линг начала объяснять, что произошло, а Юлий все больше и больше напрягался, а я в свою очередь попятилась из кухни. В конце концов, Линг добралась до кульминации своей истории, и Юлий разразился гневом. Он ходил по кухне еще некоторое время, бормоча что-то себе под нос, и время от времени указывал на нее пальцем и орал.
Мое тело тревожно напряглось, я наконец сумела выскользнуть из кухни, бросилась в комнату Юлия и сидела на кровати, прижав колени к груди, ожидая, когда буря пройдет.
Но Линг продолжала высказывать свое мнение, не подозревая – или очень хорошо осознавая – о топливе, которое она подбрасывала в огонь. Спор достиг своего апогея, когда Линг потеряла самообладание и прокричала:
– К черту твою самодовольную задницу, босс.
Что-то зашуршало, зазвенели ключи от машины.
– Я ухожу. Я, черт побери, сваливаю. Я собираюсь найти кого-нибудь, чтобы трахнуть, и знаешь, что? – Ее каблуки стучали все дальше и дальше. – Я буду называть его папочкой! – И перед тем как хлопнула входная дверь, она взвизгнула: – И ему это понравится!
Машина тронулась с места, резко набрала обороты и умчалась прочь, рассыпая гравий по двору из-под шин, вызывая в густой тишине звон и звяканье.
В напряженной тишине после маленького противостояния Юлий громко вздыхает, а потом… ничего.
Я долго жду, когда он придет и найдет меня, но он не приходит.
После нескольких минут оглушительного молчания я решаю выйти из безопасной тишины комнаты и поискать его. Мне не нужно далеко ходить. Я заглядываю за угол и вижу, что он сидит за обеденным столом, закатив рукава до локтей, опустив голову и массируя пальцами виски.
Мое появление, похоже, было достаточно громким, чтобы предупредить его о моем присутствии, потому что он смотрит вверх, выпрямляясь, глядя с достоинством. Поэтому я говорю единственное, что могу придумать:
– Мне очень жаль.
Его плечи немного расслабляются, и он качает головой.
– Это не имеет значения.
– Это не выглядит так, будто не имеет значения. – Чувствуя себя смелее от его спокойного поведения, я вхожу в комнату и медленно направляюсь к ближайшему креслу. – Это определенно звучало как проблема.
Его глаза сосредоточены на пустом стуле напротив него, когда он произносит:
– Все, что связано с Линг, – это проблема. Но это всего лишь она. Она вся в адском огне и молниях. С ней никогда не бывает скучно. Ты либо любишь ее, либо ненавидишь, третьего не дано.
Мое сердце замирает.
Я почти уверена, что мне ближе всего второй вариант, но Юлий… он явно любит ее. И от этого у меня сводит живот.
– Я уверена, что она придет в себя, – говорю я, чтобы поддержать разговор, не очень-то желая, чтобы она это сделала.
Юлий даже не смотрит на меня, и я чувствую себя никчемной.
– Так и будет. Все всегда налаживается в итоге.
Тишина, которая следует за этим, сначала комфортная, но вскоре напряжение нарастает, потому что я не могу больше держать язык за зубами.
– Линг… – начинаю я. – Она действительно собирается найти кого-то, чтобы… – Мой рот открывается и закрывается, как у рыбы, выброшенной из воды на сушу, но я не могу закончить свой вопрос.
– Да, – рычит он, скривив губы в отвращении.
Мое сердце болезненно сжимается.
Может, я неправильно понимаю их отношения?
Конечно, Юлий никогда не будет смотреть на меня в сексуальном плане. Он слишком профессионален. Мало того, он ненавидит меня за те неприятности, которые я ему доставила. Я бы все отдала, чтобы между нами все стало лучше. Я жажду безмятежного, но спокойного присутствия, которое излучает Юлий. Смесь покоя и гнева, хаоса и красоты в одном лице.
В то время как дни пролетали со скоростью света, мой отчаянный ум прошел через все сценарии. И все они возвращаются к одному возможному решению. Я могу это сделать, я уверена в этом. На это потребуется время, которого у меня нет, но я буду умнее.
Я могу это сделать. Знаю, что смогу.
По крайней мере, надеюсь, что смогу.
Я заставлю Юлия влюбиться в меня.
Я терпеливо жду, на этот раз медитируя.
Ссора с Линг выбила Юлия из колеи достаточно, чтобы пойти принимать душ, не заперев меня в комнате, и хотя эта мысль взволновала меня, я задала себе вопрос.
Если бы предприняла попытку побега, то куда бы подалась?
В настоящее время я была ходячей мишенью. Не говоря уже о том, что у меня не было ни денег, ни одежды, ни друзей.
Мои шансы там, на улице, за пределами этого дома, были гораздо меньше, чем здесь, с Юлием.
Я на цыпочках вхожу в его спальню и легко бросаю с себя одежду, войдя в его шкаф и, не торопясь, выбирая что-нибудь более удобное, чтобы переодеться. Когда я смотрю на себя, то закрываю глаза и с трудом сглатываю, говоря себе, что это единственный шанс, который у меня остался.
Линг ушла. Кто знает, когда она вернется? Я надеялась, что это будет позже, потому что она была сукой, которая ясно дала мне понять свою позицию.
Она чертовски ненавидит меня.
Теперь, стоя у кухонной раковины и глядя на пустой, но опрятный двор, я поклялась сделать все возможное, чтобы одержать вверх.
От мягкого шлепанья его ног, когда он подходит ближе, мое сердце начинает бешено колотиться.
Я могу это сделать.
Я чувствую на себе взгляд Юлия еще до того, как он начинает говорить:
– Что ты делаешь, Ана? – Его вопрос опускается на меня с огромной тяжестью, по крайней мере, с большей, чем я могу вытерпеть.
Моя пятка пульсирует, когда я медленно поворачиваюсь, и он смотрит вниз на то, во что я одета. Его глаза проходятся по каждой видимой части моего тела, где одежда соприкасается с кожей.
– О, детка. – Он делает хищный шаг по направлению ко мне, поднимает на меня глаза и издает тихое рычание: – Это была очень-очень плохая идея.
Того, как он смотрит на меня, достаточно, чтобы мое тело восхитительно содрогнулось. Я не могу произнести ни слова. Все, что могу сделать, это неловко поправить рубашку под его цепким взглядом и издать хриплый вздох.
Воздух шипит с приглушенным гулом и с каждым медленным, рассчитанным шагом мое сердце бьется все быстрее и быстрее, пока я не чувствую, что готова упасть в обморок от давления его присутствия. Я с трудом сглатываю, и мой рот слегка приоткрывается. Прижимаюсь спиной к кухонному столу, удерживая себя на ногах.
Юлия слишком много, и по видимым морщинкам его улыбающихся глаз он это понимает.
Сделав один шаг вперед, он толкает меня, возвышаясь надо мной, но его присутствие нисколько не пугает. Его слова теплые, сочащиеся медом:
– Ты уверена в этом, маленький воробышек? – Кончики его пальцев начинают скользить по моей коже от локтя, спускаясь вниз. Его длинные пальцы замирают, затем обвиваются вокруг моего запястья, крепко удерживая меня на месте.
Нет. Совсем не пугает.
Мои взгляд трепещет от сдерживаемого желания, и я откидываю голову назад, чтобы посмотреть на него, мечтательно моргая. Мой взгляд останавливается на его полных губах, и я замечаю его наполовину настороженное выражение лица. Мои губы пересыхают, и я провожу кончиком языка по ним, чтобы увлажнить, и киваю в молчаливом согласии. Юлий отпускает мое запястье, и потеря контакта почти заставляет меня содрогнуться в безмолвном плаче.
Его лицо слегка смягчается в знак согласия, когда он чуть сгибает колени, кладя руки на мои бедра, и одним плавным движением поднимает и усаживает меня на холодную столешницу. Мое тело покрывается мурашками. Он придвигается ближе, его тело располагается между моими разведенными в стороны ногами, пытаясь подобраться как можно ближе ко мне. Его большие руки соскальзывают с моих бедер, чтобы сжать мою задницу, и мои руки поднимаются, чтобы обнять его за плечи, в то время как нежный румянец согревает мои щеки.
Юлий удерживает меня здесь, рядом с ним, в этом странном объятии, и его холодные голубые глаза не отрываются от моих, пока его руки блуждают по моему телу, лаская и разминая мою мягкую плоть. Его прикосновение наэлектризовано, и я ловлю себя на мысли, что кусаю губы, пытаясь не застонать от одного его прикосновения.
У меня внутри пылает огонь. Пылающее местечко между моих бедер слегка пульсирует.
Мои бедра, мои голени, моя спина, плечи и шея… ни одно из этих мест не защищено от его эротических прикосновений.
Юлий прижимается своим лбом к моему, закрывая глаза, когда его чудесные руки скользят вниз по моей спине, чтобы остановиться на моих бедрах. Он замирает на мгновение, прежде чем придвинуться ближе. Разочарование заставляет меня приблизиться, но он держит меня крепко. Я поднимаю свое лицо к нему, и моя верхняя губа касается его полной нижней. Мое сердце колотится, а руки начинают дрожать. Я почти до боли сжимаю его плечи.
Хватит прелюдий.
Мне нужен его рот больше, чем мой следующий вдох.
Юлий отстраняется на дюйм, и его рука поднимается, чтобы обхватить мою щеку, его большой палец нежно, но твердо проходится по моим приоткрытым губам. Мои руки соскальзывают с его плеч вниз по покрытой материей груди, мои ногти мягко царапают его ребра, пока я не оказываюсь там, где хочу быть.
Срань господня, я так близка к оргазму.
Боже мой, Юлий – это больше, чем я ожидала. Больше, чем рассчитывала.
Он стягивает ловкими пальцами белую рубашку, заставляя мои цепкие пальчики отпустить его на мгновение, прежде чем я снова вцепляюсь в его плечи.
Секундная пауза, и мне хочется плакать. За эти несколько минут Юлий заставил меня почувствовать себя лучше, чем когда-либо Дино.
Мои губы начинают дрожать.
Этот момент с Юлием стал самым отчаянным опытом, который у меня был за всю мою жизнь. Опыт, изменивший мою жизнь.
Он пристально смотрит в меня, и я с той же сосредоточенностью отвечаю на его взгляд. Никто не произносит ни слова. Ничто не имеет значения, только не сейчас.
То, что началось с моего желания влюбить его в себя, закончилось моим желанием большего, чем все, что я когда-либо хотела.
К черту план. Мне нужно это, нужен Юлий.
Его руки останавливаются на моих бедрах и, не спрашивая, он скользит ими вверх в попытке получить доступ к самой интимной части меня. В момент паники я издаю тихий стон, и выражение его лица становится отсутствующим. Юлий останавливается, демонстративно проводя ладонями по одежде. Он придвигается вплотную ко мне, обхватывая меня сильными руками за талию, прижимая меня к себе, и когда он это делает, его уже твердый член входит в меня. От этого движения мои глаза закрываются, и я издаю тихий стон.
Я не ожидаю нежности, но когда его рот захватывает мой в глубоком, обжигающем поцелуе, я стону, и мое тело охватывает жар от мурлыкающего звука, исходящего из глубины его горла.
Боже. Дерьмо. Я идиотка.
Почему я позволила этому случиться?
Я не ожидала, что буду так взволнована. Совсем не ожидала, что на меня это подействует.
Я официально затеяла то, с чем вряд ли смогу справиться. Я знаю это, потому что Юлий Картер обладает губами, за которые можно отдать все, и теперь, когда я попробовала его на вкус, боюсь, что это чувство желания никогда не будет утолено в полной мере.
Я опьянена вожделением и никогда не чувствовала себя так раньше. Это сбивает с толку.
Сидя на кухонном столе, одетая только в его рубашку и трусики, я обхватываю руками его шею, пока он нежно покусывает и посасывает мою нижнюю губу, и понимаю, что никогда в жизни не чувствовала себя так естественно, как в объятиях Юлия Картера.
Он протягивает руку, чтобы взять мое лицо в свои ладони. Глядя мне в глаза, он пристально всматривается в них.
Что он там ищет?
Я не уверена. Но когда я улыбаюсь ему, то почти слышу скрежет шестеренок в его голове.
Отпустив мое лицо, как будто это самое трудное, что ему когда-либо приходилось делать, он делает шаг назад, подальше от меня.
Нет.
– Юлий.
Не делай этого. Пожалуйста, не делай этого.
Мой голос, не более чем шепот:
– Не смей, Юлий.
Пожалуйста. Пожалуйста, не оставляй меня. Я нуждаюсь в тебе.
О, боже, он мне нужен.
Голос дрожит:
– Юлий, не смей уходить от меня.
Он избегает моего пронзительного взгляда и делает еще один шаг назад, фактически ломая то немногое, что от меня осталось. Он грубо произносит:
– Мы не должны этого делать, Ана.
Я моргаю, глядя на него. Мои брови хмурятся в замешательстве.
– Нет же, мы должны! Да, именно должны. Потому что это кажется правильным. Когда что-то чувствуется так хорошо, это именно то, что мы должны делать.
Он усмехается, потом качает головой, как будто это я глупая.
– Ты не знаешь, что чувствуешь. Ты запуталась.
Я слышу его слова, но не признаю этого. Да, я запуталась. Мне чертовски не по себе.
Пронзительная боль в моем сердце разжигает мои эмоции, пока внезапно я не чувствую боль внутри. Мой голос низкий, я четко произношу каждое слово:
– Черт, не смей говорить мне, что я чувствую. В моей жизни было много плохого. Я знаю, что кажется правильным.
Но он снова отступает, и я в полном отчаянии заявляю:
– Если ты сейчас уйдешь от меня, я никогда больше не буду с тобой.
Его глаза сужаются на мгновение, прежде чем он разоблачает мой блеф, поворачивается и уходит. И прежде чем выйти за дверь, он бормочет:
– Это только к лучшему.
Я обхватываю себя руками, борясь с холодом, который Юлий оставил в комнате после себя. Но я не заплачу.
Ни за что.
Глава 25
ТВИТЧ
– Ты чертов идиот. Безумный. Болван. – У Итана Блэка сегодня плохой день. – Ты хоть представляешь, чего нам это стоило?
Я грызу ноготь на большом пальце.
– Просвети меня.
– Это был фальшивый адрес, Твитч. Там никого нет. Nada (прим. пер. с исп.: – Ничего). Буквально ничего. Тщательно спланированная операция спецназа пропала впустую. Еще одна возможность на ветер. – Кулаки Итана сжимаются так сильно, что костяшки пальцев белеют. Он шагает вперед с угрожающим выражением на напряженном лице. – Если ты будешь издеваться надо мной, парень, то сгниешь за решеткой. Я клянусь в этом.
Я наклоняю голову и бросаю на него невозмутимый взгляд.
– Ты выглядишь немного напряженным, Блэк. Могу я посоветовать тебе использовать больше клетчатки в твоем рационе?
– Твитч. – Шеф вмешивается прежде, чем Итан может потерять самообладание. – Что случилось? Я думаю, мы ясно дали понять, что если мы не получим свою часть сделки, то и ты тоже ни хрена не получишь. – Он в замешательстве хмурится. – Почему ты играешь с нами в игры?
– Ты же не думал, что я дам тебе полный адрес, правда? – Выражение досады на их лицах выглядит чертовки прекрасно.
– Тогда что? – Итан хочет перейти к делу.
Я отрицательно качаю головой.
– Ты думаешь, я поверю тебе на слово, что ты взял этих парней? Да ладно, – я фыркаю от смеха. – Ни хрена подобного.
Итан Блэк громко вздыхает, прежде чем закатить глаза и крикнуть:
– Что ты хочешь?
Мое желание очень простое.
– Я хочу быть там. В качестве свидетеля. Тогда ты получишь от меня больше информации.
Шеф выглядит невозмутимым.
– Нет, Твитч. Теперь ты просишь слишком многого.
Итан обходит стол, чтобы выглянуть в стеклянную дверь кабинета.
– Ни хрена подобного. Я не собираюсь вводить тебя в игру, тем более, когда мы будем брать их.
Я небрежно пожимаю плечами.
– Тогда, полагаю, вы зашли в тупик. – Я встаю и начинаю уходить. – Я оставлю вас наедине. – Поворачиваюсь к шефу. – Я бы пожелал тебе удачи, но… – я слегка ухмыляюсь: – не хочу делать этого. – Подхожу к Итану, который стоит спиной ко мне, преграждая мне выход, и говорю: – Проваливай на хер с моего пути, Блэк.
Итан поворачивается, его лицо насторожено, губы сжаты в тонкую линию.
– Если ты кинешь меня, то я сделаю то же самое в ответ.
