Текст книги "Порванный шелк"

Автор книги: Барбара Майклз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– А, книга о легендах Джорджтауна, – вспомнила она. – Мне ее вручила Джули; или она надеялась, что у меня начнутся кошмары, или же ожидала, что рассказ о миссис МакДугал выведет меня из себя.

– Чудненькая подруга, – сказала Черил. – Только не говори, что у миссис МакДугал есть привидения. Хотя, думаю, если подобные вещи действительно существовали, они бы происходили именно в ее доме.

– Дело вовсе не в привидении, а в старом скандале, – с отвращением сказала Карен. – Скандале пятидесятилетней давности. Согласно книге, какой-то недоумок застрелился в бильярдной миссис Мак – покончил с собой из-за любви к ней.

Черил усмехнулась было, но тотчас же приняла серьезное выражение:

– Прости! Но когда ты выразила все такими словами, это прозвучало так глупо.

– Это звучит глупо, какими бы словами ни выражать, – согласилась Карен. – Но ты права насчет убивающего действия времени; невозможно проникнуться глубоким чувством к тому, что произошло так давно.

– Ты бы так не говорила, послушав спор Тони и Марка о короле Ричарде, – мрачно заметила Черил.

* * *

Когда они вышли из ресторана, ливень уже прекратился. Движение на тихой сельской дороге было неоживленным, и они некоторое время ехали в дружном молчании под светом распускающихся на темнеющем западе звезд. Затем Черил, поглаживая нежный шелк подвенечного платья, мечтательно произнесла:

– Наверное, тебя уже тошнит от этой фразы, но я действительно восхищаюсь тобой, Карен.

– Когда мне надоест это слышать, я буду старше миссис Мак. Но если ты говоришь о моих деловых планах, таких, какие они есть, я не сделала ничего заслуживающего восхищения; лишь чистая удача и доброжелательность друзей позволили мне начать.

– Но это такое очаровательное дело! Старинные платья и нижнее белье – извини, фасонное белье – все это будто живое. Оно, как и люди, обладает своей историей.

– Для меня это прежде всего просто товар, – сказала Карен, прикасаясь к тормозам при виде двух ярких огоньков, вспыхнувших в свете фар. Заяц благоразумно отступил в придорожный кустарник.

– Осторожно, смотри, а ты увидела его. Ты говорила неискренне, у тебя же богатое воображение. Возьмем это подвенечное платье. Разве ты не представила себе эту несчастную девушку, которой едва исполнилось семнадцать, стоящую перед священником, – холодную как лед, потому что она венчается с мужчиной, которого боится и ненавидит...

– Какая же ты романтичная, – ласково ответила Карен. – Лишь потому, что эта дама имела счастье не потеть...

– Она ненавидела его, – настойчиво повторила Черил. – Я знаю это.

Карен молчала. Черил стала подзадоривать ее:

– Ты о чем-то думаешь. Я буквально слышу ход твоих мыслей. О чем они?

– Я вспомнила кое о чем, случившемся на прошлой неделе, – призналась Карен. – К нам пришла девушка, захотевшая померить воздушное платье, висевшее в витрине. Бледно-розовый шифон с блестками и хрустальным бисером. Оно ей очень подошло: девушка была одним из тех худеньких созданий, совсем лишенных аппетита, – но едва она надела платье на себя, как сразу же начала срывать его. Я была готова убить ее; с подобной одеждой нельзя вести себя так грубо, она слишком истонченная и нежная. Я сказала что-то грубое, ну, вообще-то не то чтобы грубое, но холодное и язвительное. А девушка выпучила на меня бледно-голубые глаза, как у дохлой рыбы: «Разве вы не чувствуете флюиды? Что-то ужасное произошло с женщиной, которая его носила. Я не возьму его, даже если вы отдадите бесплатно».

– Вот те на! – протянула пораженная Черил.

– Я решила, что она чересчур впечатлительная. И, – уверенно добавила Карен, – я и сейчас думаю так же.

– Ну хорошо. Я не пыталась предположить, что в этом деле что-то нечисто. Как говорит Тони, все имеет рациональное объяснение. Просто мои мысли об этом платье вызваны встречей с миссис Гроссмюллер и ее рассказом о своем муже. Но ведь и сама одежда может навести на какие-то мысли о тех людях, что ее носили, ведь правда? Предположим, швы были распороты и расставлены; можно сделать вывод, что женщина или была слишком бедна, чтобы купить новое платье после того, как пополнела, или же слишком тщеславна, чтобы признать, что ей нужен больший размер.

– Одежда – это историческое свидетельство, все равно что посуда и инструменты, – согласилась Карен. – Полагаю, она обладает дополнительной мистикой, потому что носившие ее люди прикасались к ней, оставили какой-то след. Историк может узнать многое о культуре эпохи по ее нарядам – не только голые факты моды, но и социальные и политические мировоззрения того времени. Одежда, которую носили женщины в конце XIX века, полностью отражала их положение: тугие корсеты, тяжелые громоздкие ткани и пышные юбки не давали тому, кто был в них одет, ни малейшей возможности заниматься какой бы то ни было полезной деятельностью.

– Ты знаешь столько мудреных слов, – сказала Черил.

В ее голосе прозвучала уклончивость, и Карен в темноте не смогла разглядеть ее лицо.

– Я не хотела... – начала она.

– Да нет, что ты, мне это нравится. – Через некоторое время Черил добавила: – Ты не говоришь со мной как с недоразвитой. Я это ценю.

* * *

На эту ночь Карен решила оставить машину на улице, а не тащить покупки от самого гаража. Ей пришлось несколько раз объехать квартал, прежде чем она нашла место, где была разрешена стоянка. Не считая отдаленных багряных зарниц у самого горизонта на западе, небо было темным; фонари дрожащими пятнами освещали мокрые мостовые.

Карен не ожидала, что они так припозднятся, поэтому не оставила зажженный свет. Когда они пробирались впотьмах по дорожке от ворот ко входной двери, коробка, которую несла Черил, выскользнула из ее рук и содержимое рассыпалось по земле.

– Черт! – воскликнула Черил. – Ну да ладно, их все равно надо будет стирать. Не вздумай помогать мне, Карен, у тебя полны руки. Как насчет освещения, чтобы я видела, что делаю?

Карен взбежала по ступеням, стараясь найти ключи, не выпуская из рук стулья и кипу белья. Черил все еще ползала вдоль деревянного бордюра, окаймляющего дорожку, когда Карен открыла дверь и шагнула в темную прихожую.

Прежде чем она успела протянуть руку к выключателю, что-то схватило ее. Нападение было настолько неожиданным, что одно потрясение от внезапности на мгновение сковало Карен – этого хватило на то, чтобы шарящие таинственные руки нащупали ее горло и сомкнулись вокруг него. Дверь захлопнулась с грохотом винтовочного выстрела, и откуда-то из глубины дома донесся неистовый приглушенный лай. Эти звуки, а также низкий хриплый шепот – это было все, что услышала Карен перед тем, как шум крови в ее ушах затопил вообще все звуки.

Когда она заставила себя открыть глаза, ее ослепил свет. Она лежала на спине, уставившись на люстру в прихожей. Рядом не было никого, кроме Александра. Он сидел в нескольких футах от нее, и, хотя его глаз, как обычно, видно не было, по его напряженной позе Карен поняла, что он пристально на нее смотрит. Когда она повернула голову, он пронзительно тявкнул и засеменил прочь.

Бегущие шаги предвестили появление Черил, бледной и запыхавшейся. Она опустилась на колени рядом с Карен.

– Черт возьми, он сбежал! С тобой все в порядке? Ты просто лежи спокойно. Я вызвала полицию; она будет с минуты на минуту.

– Не верь этому, – Карен откашлялась. – Со мной все в порядке. Помоги мне подняться.

С помощью Черил она доковыляла до гостиной и упала на диван. Черил озабоченно взглянула на нее:

– Как насчет чашки чаю?

– Как насчет чего-нибудь покрепче? – предложила Карен.

– Хорошо.

Черил отправилась на поиски горячительного, а Карен постаралась привести в порядок юбку и спутавшиеся мысли. Физическое состояние было удовлетворительным. Шишка на затылке и ссадина на горле были, похоже, максимумом причиненных ей увечий. Но по какой-то причине Карен не могла унять дрожь. Вид беспечно слонявшегося Александра ее взбесил.

Черил вернулась, держа в руках по стакану.

– Мне тоже не помешает, – заявила она, – но в отношении тебя я не так уверена. Сколько я показываю пальцев?

– Ни одного. Всеми десятью ты держишь стаканы. Я не контужена, Черил, я просто ударилась головой при падении. Со мной все в порядке, если не считать...

– Шока, – мягко сказала Черил, беря Карен за дрожащую руку. – Вот. Выпей не торопясь.

Она принесла бренди – обычное средство для обморочных дамочек. Карен ненавидела бренди, но не стала говорить об этом. Напиток подтвердил свою репутацию: после нескольких маленьких глотков у нее перестали трястись руки.

Позволив Черил забрать стакан, она откинулась на подушки. У Черил на лицо вернулась краска; до этого она походила на отбеленную нижнюю юбку. Потягивая бренди, она сказала:

– Мы произведем великолепное впечатление на полицейских – от нас обеих будет разить спиртным.

– Не думаю, что они появятся в ближайшее время. У любителей попировать в выходные как раз завершаются попойки, и мелкое ограбление не произведет впечатления на ребят в синем.

Однако не прошло и минуты, как раздался настойчивый стук в дверь, и удивленная Карен сказала:

– Столько энтузиазма! Черил, ты не...

Черил медленно поднялась.

– Я думаю... – начала она.

– Ой, подожди. Где Александр?

– Кажется, на кухне. Карен, наверное, мне следовало сказать тебе...

– Тебе лучше впустить их до того, как они вышибут дверь. Не ожидала такого рвения.

Ей следовало бы понять по настойчивости стука и колебаниям Черил, что это не полиция. Естественно, она позвонила не только в полицию, но и Марку, подумала Карен. Ведь он, в конце концов, ее брат.

Вместе с ним был еще один человек, крепкий молодой мужчина, чья испанская наследственность проступала в оливковом цвете кожи и непроницаемых черных глазах. Он был настолько красив, что в это с трудом верилось: Карен показалось, что она вот-вот увидит гримера и услышит крик режиссера: «Готовится дубль-2». Густые усы лишь частично скрывали нежные, тонко очерченные губы. Как и Марк, он был одет в джинсы и рубашку с коротким рукавом и расстегнутым воротом. В сравнении с Марком он выглядел настолько безукоризненно, что напоминал манекен. У Марка отросла однодневная щетина, а рубашка была в пятнах. Пятнах от пива, подумала Карен, вспоминая привычку Марка использовать банку с пивом как жезл, размахивая ею в воздухе, дирижируя своими аргументами, и стуча ею по столу, делая ударение. Он всегда долго извинялся, когда пиво проливалось на мебель и одежду его собеседников...

Несколько мгновений все молчали. Затем, бросив недовольный взгляд на своего молчащего приятеля, смуглый мужчина смущенно улыбнулся:

– Я Тони Кардоса...

Карен еще не полностью пришла в себя.

– Быть этого не может. Тони-фараон? Тони-рационалист? Тони, проводящий время в спорах о давних убийствах?

Улыбка Кардосы съежилась, а Марк наконец обрел голос:

– В чем дело, Карен? Он перевел взгляд на два стакана, стоящие рядом на столе, и поднял брови: – Мне следовало бы понять. Уселась тут, напилась – ты ведь всегда плохо переносила спиртное, – а ты, Черил, черт тебя побери, разве не знаешь, что нельзя давать алкоголь раненым? Возможно, она контужена, или... или...

Крик Карен оборвал его:

– Берегись! Черил, хватай его!..

Но было слишком поздно. Александр замешкался лишь на мгновение, потому что не мог решить, кого кусать первым. Его прыжок был великолепен. Вцепившись Марку в ляжку, он повис, рыча и пуская слюни, в то время как Кардоса молча таращился на это, Марк ругался, а с Черил случился приступ истерического хохота.

Вскоре прибыла полиция. Черил с позором унесла Александра. Кардоса, представившись патрульным, последовал за ней на кухню. Хмурый Марк сидел неподвижно, в то время как офицер записывал показания Карен. Величественную позу Марка лишь слегка портили обросшие щетиной щеки и подбородок да болтающийся кусок джинсовой ткани, оголяющий волосатую ногу.

Показания не заняли много времени. Карен мало что смогла добавить к голым фактам:

– Я вошла в дверь, и кто-то схватил меня за горло.

Марк проводил полицейских к выходу. После первоначальной вспышки он не заговаривал с Карен.

Оставшись одна, она задремала и очнулась, только когда услышала тихий голос Черил:

– Бедная малышка, совсем измоталась. Ее надо уложить в кровать. Марк, ты не смог бы...

Карен поспешно распахнула глаза:

– Меня не нужно нести. Марк, не смей... я слишком тяжелая...

– Ничего, я как-нибудь справлюсь.

Его улыбка вызвала в памяти одну их давнюю, почти забытую шутку. Стройное телосложение и недостающие дюймы роста заставляли многих, в том числе и Карен, в начале знакомства недооценивать железные мышцы Марка. Помимо воли стиснутые губы Карен изогнулись в ответной улыбке. Но она снова напряглась, когда Марк поднял ее на руки и прижал к себе. Его улыбка исчезла.

– Успокойся, хорошо? Я не собираюсь бесчестно пользоваться твоей беспомощностью, тем более когда меня чуть не держит за локти один сыщик...

– Я... ну... – сказал Кардоса. – Полагаю, мне пора идти.

– Пожалуйста, не надо, – пробормотала Карен. – Я хотела сказать, мне хотелось бы поговорить с вами о том, что произошло.

Марк направился вверх по лестнице, двигаясь так легко, словно нес лишь одно платье. Карен чувствовала напрягшиеся мышцы под его тонкой рубашкой, но, судя по проявленным им чувствам, он вполне мог действительно нести одно платье. «Почему я так поступила? – подавленно подумала Карен, а затем в приступе ярости: – А почему он такой сверхчувствительный?»

– Я же здесь как неофициальное лицо, – возразил Кардоса.

Он все еще стоял у лестницы, когда Марк внес Карен в ее комнату. Ее пронзительный крик заставил его броситься наверх.

– Черт возьми, в чем дело?..

– Посмотрите – только посмотрите! – воскликнула Карен. – Посмотрите, что он сделал! Все мои вещи... все кончено... столько часов я стирала и гладила...

– Пожалуйста... прекрати... лягаться, – проговорил, задыхаясь, Марк. – Я не хочу уронить тебя на...

– Поставь меня!

– Куда?

Это был резонный вопрос. Матрац был стащен с кровати, простыни и покрывала – вслед за ним. Все ящики комода и шкафа были выдвинуты, а их содержимое – или словно взбито огромной шумовкой, или беспорядочной грудой вывалено на пол.

Тяжело дыша, Кардоса прислонился к дверному косяку.

– Не пугайте меня так! – гневно сказал он. – Я знаю, что комната в беспорядке, я уже видел. И другие спальни тоже...

У Карен из глаз брызнули слезы, она уткнулась лицом Марку в плечо.

– Плакать из-за кипы белья, – покачал головой Кардоса. – Я никогда не смогу понять женщин. Только я подумал, насколько вы хладнокровны, подтруниваете надо мной, мило улыбаетесь...

– Это речь шовиниста – вот что я скажу, – оборвала его Черил. – У нее просто замедленный шок, вот так. Хотела бы я посмотреть, как вели бы себя вы, мужчины, после того, как кто-то придушил бы вас до полусмерти, напугав до потери рассудка. И более всего на вас, Тони Кардоса...

– Ну ладно, ладно, – Кардоса ласково улыбнулся ей, так, словно она была маленьким ребенком. – Кажется, мне действительно следовало ее предупредить. Да и ты, Черил, я думаю, сейчас тоже завопишь.

– Если бы ты знал, сколько времени и трудов потребовалось на то, чтобы придать этим вещам такой нарядный и красивый вид, ты проявил бы больше сочувствия. Нет, положи это; с твоей стороны очень мило предложить свою помощь, но ты делаешь только хуже.

Карен легла в постель, приведенную в надлежащий вид. Огорченно причитая, Черил принялась расправлять и разглаживать мятые вещи. Марк с суровым лицом раскинулся в удобном мягком кресле, вытянув ноги. Кардоса занял стул у письменного стола; со сплетенными руками, положив одну ногу на другую, он выглядел совсем как дома. И действительно, во всем этом был какой-то безумный уют; все пили чай, являющийся, по мнению Черил, универсальной панацеей, кроме Кардоса, держащего банку пива.

– Я не за рулем, – вполне серьезно объяснил он, – а вот Марку нельзя ни капли.

Карен чувствовала себя средневековым монархом, устроившим прием, как было принято у этих благородных господ, в собственной спальне, но еще больше – больным ребенком, которого навещают взрослые. Черил завернула ее в наименее мятую белую ночную рубашку с длинными рукавами, с рюшками на манжетах и застегнула ворот до рюшек на шее.

– Итак, он проник через окно, – сказал Марк.

– Это должно было произойти именно так. Задняя дверь была распахнута, но мы можем предположить, что он отпер ее после того, как проник в дом, – подготавливал быструю, удобную дорогу к отступлению. Замок не тронут, а вот одно из окон первого этажа было открыто.

– Глупо, – сказал Марк, глядя на Карен.

Кардоса пришел ей на помощь:

– Эти старые запоры на окнах легко открываются. Слишком плохо, что здешние жители чересчур помешаны на старине; деревянные рамы так рассохлись, что в щель между ставнями можно просунуть лом.

– Отпечатки пальцев, – сказал Марк. – Следы ног.

– Марк, мы уже двадцать раз возвращались к этому, – терпеливо произнес Кардоса. – Задний двор – сплошная трава, гравий и милая аккуратная мульча. Нигде ни пяди удобной грязи. Этот тип забрался на крышу сарая и перепрыгнул через стену. Что касается отпечатков пальцев – разумеется, их проверят, но в наши дни большинство жуликов достаточно образованы для того, чтобы носить перчатки.

– В разгар лета? Твой любимый обкурившийся подонок, который, скорее всего, даже не соображает, куда смотрит его голова?

– Что ты хочешь сказать? Что у миссис Невитт есть тайный враг, собирающийся ее задушить? – потребовал Кардоса.

Карен широко раскрыла глаза:

– Эй, подождите...

– Нет, конечно же нет, – пробормотал Марк.

– Он был один, – сказал Кардоса. – Черил видела одного человека – точнее, только тень. Если бы их было двое или больше, они могли бы... ну, возможно, они и не убежали бы. Так что это не банда. Бандам нужны телевизоры, аппаратура – подобные вещи. А этот тип перерыл все спальни, а не первый этаж. Он искал деньги или драгоценности – что-то небольшое, что легко унести и сбыть с рук. Это очевидное и разумное заключение, и, черт возьми, я не понимаю, почему ты пытаешься раздуть это во что-то большее.

– Я не пытаюсь. Я просто не понимаю почему...

Зазвонил телефон, и Марк вместо Карен снял трубку:

– Алло. Да, она здесь, но она в данный момент не может ответить. Могу я... Что? Моя фамилия Бринкли. Марк Бринкли. С кем я говорю?

В последовавшей тишине они услышали невнятное бормотание далекого голоса. Волна багрового румянца медленно захлестнула лицо Марка, начиная от шеи и до самых волос.

Карен уселась в кровати. Она уже видела подобное. Это не было признаком стыда или смущения: Марк никогда не смущался. Это была пламенная ярость.

– Дай мне трубку, – сказала она, забирая ее из его руки. – Привет, Джек.

– Я пытался дозвониться до тебя весь день. Где ты была?

– Меня не было дома.

– Ясное дело. Почему ты не отвечаешь на письма моего адвоката?

Холодный пронзительный голос, повелительный тон, как всегда, подействовали на нее. Вместо того чтобы ответить достойно, Карен униженно забормотала:

– Меня не было... я немного не в себе...

– Насколько я понял, не настолько, чтобы не иметь возможности утешиться. Со стороны Бринкли было очень неосторожно ответить на звонок в такой поздний час. В нашем штате супружеская измена по-прежнему является основанием для развода, и некоторые судьи принимают весьма суровые решения относительно алиментов.

– Но я не...

– И дело не в том, что у меня есть какие-то возражения. Будучи человеком прямым, я почувствовал себя обязанным указать на юридические трудности, которые ты можешь на себя навлечь. Лично я испытываю облегчение от того, что ты нашла защитника. Ты совершенно не способна устроить собственную жизнь самостоятельно. Со стороны Бринкли очень порядочно принять тебя назад. Некоторые мужчины могли бы отнестись более разборчиво к подержанному товару. Но он никогда не отличался привередливостью.

Его голос стал пронзительнее и громче.

– Положи трубку, – внезапно сказал Марк.

– Что? – Карен была словно заворожена. Джек продолжал говорить; его визгливый голос зазвучал истерично.

– Положи трубку.

– А...

Подчинившись, Карен вытерла руку о покрывало.

Кардоса сказал, ни к кому не обращаясь:

– Вы можете официально требовать, чтобы вас оградили от него.

Телефон зазвонил снова. Марк снял трубку. Он приготовился было бросить ее на рычажки, не отвечая, но Кардоса небрежно предложил:

– Не возражаешь, если я...

Краска гнева схлынула с лица Марка. Мрачно усмехнувшись, он передал Тони аппарат. Карен ничего не сказала. Она чувствовала себя избитой и сгорающей со стыда. Она хорошо представляла себе, что Джек сказал Марку.

– Говорит следователь Кардоса из полиции федерального округа, – объявил Кардоса. – Кто это?

Ответ прозвучал неслышно. Кардоса усмехнулся и подмигнул Карен.

– Сегодня ночью дом миссис Невитт был ограблен, а на нее совершено нападение. Откуда, вы сказали, вы звоните? Понятно. Полагаю, у вас есть свидетели, которые смогут это подтвердить?

Снова последовало невнятное бормотание. Улыбка Кардоса стала шире, показались ровные белые зубы.

– Да, уверен, что вы очень опечалены. Я передам это ей. Спокойной ночи, мистер Невитт. – Он положил трубку. – Это на него подействовало.

– Мистер Кардоса, – истово произнесла Карен, – мне кажется, я вас люблю.

– В таком случае пора начать звать меня Тони.

– Если вы закончили обмен любезностями, – сказал Марк сквозь зубы, – предлагаю вернуться к нашему делу.

– Нет никакого дела, – сказал Тони, и стало ясно, что его терпение на исходе. – По крайней мере, нет ничего, за что можно ухватиться. Если бы у нас было описание внешности...

– Я даже не видела его, – сказала Карен. – Он схватил меня сзади, а в прихожей было хоть глаза выколи.

– Вы уверены, что это был мужчина?

– Ну конечно... Нет. Нет, я не уверена ни в чем, кроме того, что у него или нее было две руки.

– Никаких отчетливых запахов? Лосьон после бритья, немытое тело... – Он взглянул на Марка. – Марихуана, алкоголь?

– Не помню.

– Вы почувствовали что-либо помимо рук? Одежду, волосы, усы, мех? Руки большие или маленькие? В мозолях?

Карен продолжала качать головой.

– Я его не видела, не чувствовала, не ощущала, не... Ой!

Тони быстро выпрямился:

– Что?

– Я его слышала, – медленно проговорила Карен. – Он шептал. Прямо мне в ухо, одни и те же слова, словно пластинка: «Где это, где это, где это?»