Текст книги "Порванный шелк"

Автор книги: Барбара Майклз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Я буду должна платить вам комиссионные.

– Сколько? – с надеждой в голосе спросила миссис МакДугал.

Карен начала было смеяться, но передумала. Миссис МакДугал была очень серьезна.

– Вы уверены? – отважилась спросить она, указывая на пышные наряды, разбросанные по комнате.

– Вполне. Я не доставлю моему предприимчивому сыну удовольствия распоряжаться этими вещами, но в одном он прав: этот дом слишком велик для меня и моих слуг. Джозеф скорее умрет, чем откажется хотя бы от одного из обычаев, который он считает существенным, а однажды он и вправду умрет. А остальные слуги такие же старые, как Джозеф, – Рейчел, моя горничная, – ты помнишь Рейчел? – и повар, и другие. В числе прочих я и им предлагала уволиться, но они отказались; по правде говоря, я не могу себе представить свою жизнь без них. Они – мои друзья. Итак, я решила все распродать, возможно, в конце лета.

– Патрику не нужен дом?

– А что он с ним будет делать?

– Как досадно, такое замечательное место выпускать из семьи после стольких лет.

Миссис МакДугал презрительно фыркнула.

– Пустая сентиментальность, девочка моя. Это место – обременительное имущество; оно разрушило моего отца, который старался жить соответственно этому месту и дому, не имея достаточных средств для этого; и он потерпел неудачу еще до того, как я вышла замуж за Джексона. А кроме того, вещи сами по себе ничего не значат. Только люди имеют значение. В доме нет ни одной вещи, включая сам дом, которой бы я не смогла пожертвовать, чтобы добавить хоть год к жизни Джозефа.

– Да, конечно. Но...

– Никаких «но». Решено. Ты уже закончила? – И, не дожидаясь ответа, миссис МакДугал нажала звонок, вызывая прислугу. Рейчел открыла дверь сразу, ожидая, видимо, где-то поблизости. Рейчел еще не успела войти в комнату, а косматое создание, извиваясь, уже направилось прямо к Карен. Та торопливо подняла ноги, и собака, промахнувшись, злобно вцепилась в ножку стула.

– Ужасная собака! – хором стали ругать ее Рейчел и миссис МакДугал, устремившись к животному с двух сторон. Миссис МакДугал первой подскочила к собаке и взяла ее на руки.

Рейчел крепко обняла Карен.

– Я надеюсь, это кошмарное существо тебя не поранило, душечка! – воскликнула она. – Я старалась не пускать ее сюда, но ей как-то удалось проскочить мимо меня. Сейчас я уже не такая быстрая, как раньше.

– Собака промахнулась. – Карен осторожно опустила ноги, поглядывая на Александра.

Главным достижением Александра было первое место в состязаниях «Самая безобразная собака Вашингтона». Мероприятие проходило под патронажем миссис МакДугал. Она влюбилась в пса с первого взгляда и преследовала его владельца до тех пор, пока он не согласился ее продать.

Александр выглядел, как... Воображение всегда покидало Карен, когда она пыталась найти сравнение. Александр не был похож ни на одно вымершее или живущее существо. Размером он был с карликового пуделя, с той разницей, что кривенькие лапки его были короткими, как у таксы. Лохматый, как бобтейл, хвост он имел непристойно лысый. А цветовая гамма была настолько обширной, что в глазах рябило: черный, рыжий, коричневый, белый, и все это на общем сером фоне. В сравнении с ним канюк и крокодил выглядели просто красавцами. Он любил только две вещи – есть и кусаться. Его обожаемая хозяйка настаивала на том, что два этих пристрастия имеют родственное начало и что попытки Александра откусить кусочек от посетителя были результатом плохого зрения. Но, отдавая должное Александру, нужно сказать, что он обычно кусал одного и того же человека всего один раз. Обычно.

– Плохая, плохая собака, – тихо, проникновенно пропела миссис МакДугал. – Ты помнишь Карен. Ты не должен ее кусать. Ты любишь Карен. Она не возьмет тебя к себе жить, если ты ее укусишь.

– Р-р-р, – не согласился с ней Александр.

Карен беспомощно взглянула на Рейчел, которая убирала со стола, наблюдая одновременно за происходящими событиями. Рейчел сочувствовала, но не протестовала.

– Вы собираетесь отказаться от Александра? – пытаясь унять дрожь в голосе, спросила Карен.

– Конечно нет. Я и не думала этого делать. Бросить моего любимчика! – миссис МакДугал стиснула Александра, отчего тот вульгарно рыгнул. – Не собираюсь я переезжать в частную лечебницу, где весь обслуживающий персонал зовет тебя «дорогуша». Куплю себе маленький славный домик, обнесенный колючей проволокой и охраняемый секретными агентами. Рейчел, конечно, со мной поедет; и Александр тоже. Я только хочу, чтобы он пожил у тебя этим летом, пока я буду путешествовать.

– Куда вы поедете? – спросила Карен.

– На Борнео. Представляешь себе лицо Патрика, когда он увидит меня восседающей на осле, или на антилопе гну, или на чем-нибудь, что у них там является средством передвижения.

– Но, – Карен даже рот от изумления открыла. – Но... но... вы не можете...

– Почему же это не могу? Очень даже могу. Погуляю-ка я напоследок. Если буду жива, поселюсь в Золотом Поместье или где-нибудь еще, и вести себя буду соответственно своему возрасту. Ну а ежели нет – что ж, значит, прозвонил уже по мне колокол. Карен, я хорошо прожила свою жизнь. Никаких сожалений на этот счет. Я уже думала о том, чтобы поехать и раньше, да не с кем было оставить Александра. Он не ладит с Джозефом, да и Рейчел его боится – глупая старая дура. Ты слышишь, Рейчел. Как это так, бояться такую бедную махонькую собачку?!

– Да уж, конечно, бедную маленькую собачку! – воскликнула Рейчел. – Это же не собака, это же наполовину черт, наполовину – крокодил. Вы разве не берете его, мисс Карен? Возьмите, возьмите. У вас места живого не останется на ваших стройных ножках.

– Глупости. Он уже привык к Карен, и теперь он ее не тронет. Меня он, например, никогда не кусает.

– Это потому, что на вкус вы ему не нравитесь, – сказала Рейчел.

– Что это за манера разговаривать так со своим работодателем? – сказала миссис МакДугал, усмехаясь. – Быстро убирай все отсюда, или я заставлю тебя поехать со мной на Борнео.

– Это не угроза, это обещание, – мрачно сказала Рейчел. – Я еду с вами на Борнео. Вы думаете, что в джунглях вы сможете обойтись без кого-нибудь, кто бы о вас заботился? В таком случае вы как раз и есть та самая глупая старая дура, о которой мне говорили. В жизни никогда не слышала идеи более дикой, чем ваша.

Она взяла поднос и пошла из комнаты, тяжелой поступью сотрясая все вокруг.

– Я не могу позволить ей ехать со мной. Она слишком стара для этого, – сказала миссис МакДугал.

Карен подумала о том, что Рейчел должно быть около шестидесяти пяти, то есть лет на двадцать пять моложе миссис Мак. Она постаралась трезво оценить ситуацию и придумать убедительный аргумент, который бы миссис МакДугал приняла и отказалась от своих замыслов; но не сумела найти ни одного серьезного довода. Больше того, она была согласна с точкой зрения миссис Мак. Если пришло время покинуть этот мир, то лучше встретить смерть в джунглях, сидя на гну, чем дрожать, ожидая ее дома.

Александр, чувствуя запах сосисок, кружил по комнате, подняв голову. Один большой коричневый глаз уставился на Карен – она вздрогнула.

* * *

Дождь почти закончился к тому моменту, когда она шла по Висконсин-авеню, направляясь на работу. Потоки грязной воды текли по тротуару; выглядела улица так же, как и любой другой деловой район, – неряшливо и грязно, хотя и славилась своей чистотой и образцовым порядком, а также огромным количеством магазинов.

На улице слышался рев моторов многочисленных машин. Выхлопные газы и пыль, висевшие в воздухе, представляли очевидную угрозу для человека. Весь тротуар у кафе был усыпан пластиковыми упаковками и бумажными салфетками. Однако от плохой погоды была определенная польза: она удерживала пьяниц и продавцов, торгующих товаром вразнос вне улиц. Десять лет назад она любила Джорджтаун, восхищалась оживленностью его улиц – бары, торговцы, продающие дешевые золотые цепи недалеко от модных ювелирных магазинов; изысканные антикварные магазины, зажатые между аптеками и «Макдональдсом». Должно быть, сейчас она посмотрела на все другими глазами, потому что это место показалось ей кричаще безвкусным и непривлекательным.

Магазин Джули находился не на Висконсин, а на одной из прилегающих улиц. Витые чугунные виноградные лозы старинной работы обрамляли входную дверь, единственная витрина привлекала внимание прохожих несуразным подбором всякой всячины. Название заведения было написано золотыми буквами: «старые вещи». Так прямо и написано, никаких заглавных букв, просто два слова. Очень остроумно со стороны Джули. Такое название не требовало от посетителей абсолютно никаких знаний, им даже необязательно было понимать значение слова «антиквариат»; единственное, что от них требовалось, – это зайти, увидеть и купить.

Карен с удивлением обнаружила, что Джули по-новому оформила витрину. Диван в стиле Людовика XIV был покрыт нежным бархатным покрывалом. Поперек дивана с кажущейся небрежностью было разложено одно из лучших платьев: платье для чая эпохи короля Эдуарда из бледно-голубого муслина. Завершали эту картину тяжелые рабочие ботинки.

После посещения миссис МакДугал Карен чувствовала себя слегка подавленной. Старая леди была как ураган; чтобы устоять против него, нужно было крепко привязать себя к чему-то, но, когда ветер утихал, жертва имела обыкновение оседать. Однако вид обновленной витрины странным образом взбодрил Карен. Платье эпохи короля Эдуарда было своеобразным авансом постоянным покупателям, обещанием поступления новых вещей; на это Джули не имела права.

Колокольчики в дверях возвестили о приходе Карен. Джули разговаривала по телефону. Сразу заметив Карен, она продолжила разговор скороговоркой, не ставя точек в конце предложения:

– ...Как раз ваш размер, крайний срок в пятницу... – После того как она взглянула на Карен, ответы ее стали односложными: – Да. Верно. Да. Хорошо. До свидания.

– Привет, – сказала Карен.

– Привет. Не стой там, ты намочишь моего Кермана.

Карен прошла через магазин и открыла дверь в кабинет. Роб, еще один работник, сидел за столом, склонив голову над кипой счетов.

– Здравствуй, конфетка, – тихо и проникновенно пропел он, взглянув на нее. – Хочешь кофе? Свежий, только что приготовил своими собственными белыми ручками.

– Нет, спасибо.

– Но, конфетка, ты насквозь промокла. Давай я помогу тебе снять плащ.

Золотая серьга в его ухе звякнула, когда он поднимался в полный рост – ни много ни мало шесть футов. Он был довольно симпатичным молодым человеком с тонкими чертами лица, а кроме того, многие пожилые посетительницы считали его веселым. Они вели себя с ним очень слащаво, и Робби ворковал, журчал, как ручеек, и хихикал. На молодых женщин он оказывал разрушительное действие и самым бессердечным образом пользовался этим.

Несмотря на внешнюю доброжелательность с его стороны, Карен подозревала, что не очень ему нравится. Вскоре после того как она приступила к работе, он предпринял нерешительную попытку приударить за ней, и она пожаловалась Джули. Та отреагировала с пренебрежительной веселостью, пообещав, что поговорит с Робом; после чего он несколько дней дулся на нее. «Глупо, как глупо, – подумала Карен с отвращением. – Я сама должна была разобраться с этим, а не делать из мухи слона». Это была одна из тех проблем, которые ее очень угнетали, – неумение действовать самостоятельно, привычка с кем-нибудь советоваться, прежде чем принять решение.

А что было еще хуже – она слишком поздно поняла, что Роб руководствовался больше добротой, нежели страстью. Она не принадлежала к тому типу женщин, которые ему нравились. Он любил женщин молодых или богатых, а еще лучше и то и другое сразу.

Как Джек.

Карен что-то проворчала, и Роб повернулся к ней:

– Что ты сказала, дорогуша?

– Ничего. Спасибо, Роб.

Она вернулась в магазин и критическим взглядом окинула его интерьер. У Джули был свой стиль. Магазин представлял собой битком набитый склад вещей, и покупателю приходилось перемещаться бочком через эти залежи. Но в каждой стопке можно было обнаружить какую-нибудь уникальную вещицу, о которой хозяин успел уже подзабыть.

Карел восхищалась тем эффектом, который производил салон, но она не могла копировать Джули. Ей нужно было разработать свой собственный стиль, Воображение рисовало картины ее будущего магазина: большой, с высоким потолком зал; белые стены, согреваемые через узкие высокие окна солнечными лучами; богато украшенные, в золотой оправе зеркала; зеленые растения в кашпо викторианской эпохи; что-нибудь яркое, сразу привлекающее внимание из одежды, к примеру японская церемониальная юбка миссис Мак, развешенная, как знамя, вдоль стены...

– Что? – спросила она, вздрогнув.

– Я сказала, ты похожа на Дракулу. Ты что, не спала?

– Спасибо, я очень хорошо спала до половины седьмого, пока этот чертов телефон меня не разбудил.

– Ради Бога, наложи немного косметики на лицо и постарайся выглядеть доброжелательной и приятной. Посетитель, взглянув на тебя, выскочит на улицу, вопя от ужаса. Да и юбка тебе тесна. Почему ты не надела синее шелковое платье? Кто же это позвонил тебе так возмутительно рано?

– Миссис МакДугал. – Карен взглянула в стоявшее рядом зеркало с завитками на раме и позолоченным орлом наверху. Стиль чиппендейл, XVIII век, определила она. Волнистая, поблекшая от времени поверхность стекла исказила лицо, оно выглядело бескровным и оплывшим. Карен порылась в своей косметичке и достала губную помаду.

– Миссис МакДугал, – повторила Джули.

– Да.

– Как она?

– Замечательно. – Карен вернула помаду в косметичку. – Я с ней завтракала.

– Ты, наверное, еще не успела пообщаться со своей тетей?

– Почему же. Уже поговорила. Она звонила вчера поздно вечером.

– Она не разрешила тебе надевать платье?

– Что?.. А, это голубое шелковое платье? Ты не можешь думать ни о чем другом. Она сказала, что я могу брать все, что угодно, и делать с этим все, что хочу.

– Замечательно. – Глаза Джули сверкнули. – Я приду сегодня вечером, и мы с тобой просмотрим все вещи. Ты – мой друг, поэтому я заключу с тобой честную сделку. Половина от розничной цены. Я это делаю себе в убыток, потому что обычная прибыль составляет одну треть.

– Одну вторую, – поправила ее Карен.

– Но не в Джорджтауне. Ты же знаешь, какие у меня расходы.

– Да, знаю. Ты мне говорила об этом по меньшей мере дважды в день всю прошлую неделю. Ты можешь взять несколько вещей на консигнацию. Думаю, двадцати процентов тебе хватит. Остальные – мои. Я собираюсь начать собственное дело осенью.

– Черт возьми! – закричала Джули.

Спор длился минут десять. Роб вышел посмотреть и остался стоять, переводя взгляд с одной спорщицы на другую, подбадривая их восклицаниями: «Отлично сказано, Карен!», «Так ей, Джули, дорогая, так ей!»

После продолжительных обвинений Карен в неблагодарности и предположений о неминуемом банкротстве Джули неожиданно сдалась.

– Ну ладно, – сказала она холодно. – Стоит попробовать, хотя у тебя отсутствует практическая смекалка и ты все равно не сможешь сама вести дело.

– Ты настоящий друг, – сказала Карен.

– Я предложила тебе работу.

– Потому, что собиралась уехать на несколько дней и боялась оставить Роба одного. О Роб, извини меня.

– Ничего, конфетка, – прощебетал Роб, – я ужасный мошенник, и никто не знает это лучше, чем Джули. Не порочный и злой, а просто слабый. А Джули как раз наоборот – не слабая, а порочная.

– Заткнись, Роб, – сказала Джули. – Хорошо, Карен, а что касается мебели твоей тетушки и украшений...

– Я не думаю, что она захочет от них избавиться, но, если вдруг надумает, я дам тебе знать.

– И миссис МакДугал тоже?

– О, для... Ладно.

– По крайней мере, честно. Роб, мне нужны эти счета к концу дня. Что ты здесь стоишь?

Ее голос был спокойным, почти дружелюбным, хотя всего несколько минут назад она визжала, как гарпия. Роб попятился и вышел, успев подмигнуть Карен. Она была очень благодарна ему за молчаливую поддержку; ее пальцы были влажными от волнения. Любого рода разбирательства оказывали на нее подобное действие. Ее все еще мучили презрительные слова, брошенные Джули: «Ты никогда не была достаточно сообразительной». Так ли это на самом деле? Карен всегда считала себя спокойной и благовоспитанной, но никак не слабой. А что касается агрессивной самонадеянности, то вряд ли это может являться отличительной чертой восемнадцатилетних – особенно восемнадцатилетних женщин. Джек успел ухватить ее как раз в этот самый уязвимый период, и уж конечно он не собирался культивировать и укреплять ее чувство собственного достоинства... Карен с усилием отогнала от себя болезненные воспоминания.

– Чем мне сейчас заняться? – спросила она.

– Наведи порядок. Начни со стола у двери, на котором лежат книги и брошюры. Люди устраивают такой беспорядок...

Брошюры, посвященные Джорджтауну, его магазинам и достопримечательностям, были разбросаны по столу. Когда она их складывала, Карен обратила внимание на новую книгу, которой за день до этого еще не было. Как и большинство брошюр, издана она была небольшим тиражом. Обложку украшали алые буквы названия «Легенды Джорджтауна» над изображением руки с окровавленным кинжалом.

Карен взяла ее. Джули, все время наблюдавшая за ней, сказала небрежно:

– Сразу привлекает внимание, правда? У меня она появилась только сегодня утром.

– Кто же автор? Здесь он не указан.

Джули довольно хихикнула.

– А ты посмотри на содержание и сразу все поймешь. Безобидное название однозначно не соответствовало содержанию. «Зловещий призрак убитой дамы» – название одной главы; другие представляли собой такие провокационные перлы, как «Душитель из Джорджтауна», «Лиз Борден, или Джек-Потрошитель?» и «Убийство в Хай Плейс».

– Все известные истории о привидениях в Джорджтауне входят в этот сборник, – сказала Джули. – Но помимо них есть еще несколько просто замечательно ужасных, совсем новых. Вот почему автор решил сохранить инкогнито. Многие из тех, кто прочтет книгу и узнает в ней о событиях, произошедших в их семьях, захотят разобраться с ним.

– С ним? Ты знаешь, кто автор?

Джули замолчала в нерешительности, Карен видела, как ей хотелось похвастаться, что ей известны такие интересные вещи, но осторожность взяла верх.

– Я употребила местоимение мужского рода просто для удобства, дорогая. Да, я знаю, кто автор, это было одной из причин, по которой я взяла книгу на продажу. Я всегда готова помочь старому другу, оказавшемуся в затруднительном положении. Возьми ее. Тебе нужно как-то развлечься длинными, скучными вечерами. Кто знает, может быть, что-то покажется тебе знакомым. Разве не было никакой забавной истории, связанной с домом твоей тети?

– Во всяком случае, я о ней не слышала.

– Конечно, она не захотела тебе об этом рассказывать. Ты же осталась дома совершенно беззащитной. Зачем же пугать тебя? А знаешь, в этом районе самый высокий уровень насильственных преступлений.

В этот момент дверь открылась, и Джули пошла приветствовать вошедшего посетителя. Удовлетворенная улыбка тронула ее губы.

Карен вернулась в кабинет, прихватив с собой книгу. Она выиграла сражение, но Джули хотела отравить радость победы; и она знала, как это сделать. Карен была расстроена разговором с Джули и подробнее рассмотрела книжку только за ленчем в кафе рядом с магазином. Но она не нашла никакой информации, относящейся к дому Рут. В одной главе под названием «Лиз Борден, или Джек-Потрошитель» упоминался «некий федеральный дом из красного кирпича недалеко от Висконсин-авеню», но событие, описанное в ней, – ужасающее своей жестокостью убийство – произошло за несколько лет до приезда Карен в Джорджтаун.

Она немного успокоилась. Не то чтобы она расстроилась, узнав, что дом, возможно, стал местом, где разыгралась трагедия; немного домов того периода могли похвастаться репутацией, не запятнанной тем или иным событием...

Она лениво перелистывала книгу, когда знакомое имя буквально выпрыгнуло со страницы со скоростью отравленной стрелы, чтобы обратить на себя внимание: миссис Джексон МакДугал, «в девичестве Бесс Билл, испорченная дебютантка той блестящей эпохи, когда даже адюльтер имел романтический ореол...». Стиль предложения был очень типичен для автора – ужасный синтаксис в сочетании с намеками, никогда не доходившими до прямой клеветы. Глаза Карен расширились от того, что она прочла дальше о потомке знатной семьи с незапятнанной репутацией, который перерезал себе горло в бильярдной дома МакДугал. При этом он оставил записку, в которой обвинил хозяйку дома в том, что она играла его любовью, а затем отвергла. Кстати, бильярдный стол тоже отвергли, скорее всего, после произошедшего там события.

В середине книги было несколько черно-белых фотографий некоторых жертв автора. Карен не узнала бы миссис МакДугал, но она узнала платье. Она видела его этим утром – белое легкое платье, отороченное мехом белой лисы. Фигура в платье была по-мальчишески стройной, изящной и чрезвычайно модной в то время, и даже плохое качество фотографии не смогло уменьшить эффект, который производило изображение: маленькая головка в ореоле мягких черных волос и огромные глаза, обрамленные длинными ресницами. Но усмешка... ошибиться было невозможно. Это была миссис МакДугал. «Годы не могут иссушить...» Глаза Карен были влажными от слез, когда она осторожно закрывала книгу. Возможно, эта прекрасная улыбка – единственное, над чем оказались не властны годы.

Дела шли ни шатко ни валко, и к четырем часам настроение Джули было таким же пасмурным, как погода за окном.

– Не знаю, почему бы мне просто не закрыть магазин на две недели, пока я буду в Новой Англии, – проговорила она.

– И почему же? – спросила Карен.

– Мне нужно платить аренду за коммунальные услуги, страховку. Кроме того, никогда не знаешь – какой-нибудь сосунок явится в магазин, посмотрит одно-другое да и влюбится вон в того слоника, которого я вот уже несколько месяцев продать не могу. – Джули тяжело вздохнула. – Карен, ты просто не в себе, если намереваешься открыть собственный магазин. Если бы ты только знала хоть часть проблем, которые свалятся на тебя...

Карен сделала вид, что не уловила тонкого намека, и пошла в кабинет.

Роб занимался доставкой. Вероятность того, что он вернется к концу рабочего дня, была ничтожно мала; клиент жил в Вирджинии, а движение в часы пик было устрашающим, особенно в плохую погоду; создавалось впечатление, что мокрые дороги способствовали потере рассудка всеми жителями Вашингтона. Карен присела за стол и стала просматривать бумаги по доходам и расходам Джули за последние шесть месяцев; эти данные ее очень интересовали. Нужно было узнать как можно больше до того, как Джули решит, что бесплатное обучение будущего конкурента чревато неприятными последствиями.

То, что она прочла о миссис МакДугал, произвело на нее угнетающее впечатление; как будто старая леди вывернула ее наизнанку, окатила холодной водой и повесила сушиться.

Потом эта резкая дискуссия с Джули... Джули права. Она не может начать свое дело. У нее нет для этого ни силы воли, ни знаний, ни мужества.

Она уже складывала бумаги, когда услышала звон дверных колокольчиков. С неохотой она отложила бумаги в сторону и поднялась. Воровство в магазине было проблемой номер один, и одному человеку было довольно сложно ненавязчиво присматривать за всеми посетителями, сохраняя при этом любезную непринужденность.

Когда она уже открывала дверь, чтобы выйти из кабинета, пронзительный голос Джули произнес:

– Карен! Карен, ну давай же выходи; здесь один твой давний друг умирает от желания увидеть тебя.

Слишком велико было искушение закрыть дверь и притвориться, что не услышала. Уже несколько так называемых «старых друзей» заходили в магазин с тех пор, как она стала здесь работать, с тем, чтобы поглазеть на нее и тайно позлорадствовать, и происходило это не без участия Джули. Отвратительно и глупо, конечно, но она до сих пор с содроганием вспоминала Мириам Монтгомери, урожденную Спеллинг, и Шрив Дэнфорт.

Шрив все такая же стройная, как и десять лет назад, когда они с Карен состязались между собой за право участвовать в отборочных соревнованиях и за включение в сборную команду университета по теннису. Кстати, на другом поприще они тоже состязались... Шрив этого не забыла; она обращалась к Карен как к прислуге, когда они были в магазине, при этом глаза ее злобно сверкали. Но это было так похоже на Шрив; а Мириам Монтгомери, к которой Карен относилась с большой симпатией, своим холодным безразличием больно ранила.

Джули вновь позвала ее, на этот раз постаравшись придать своему голосу большую выразительность. Карен с облегчением заметила, что дверь слегка приоткрыта, и воспользовалась этим, чтобы взглянуть на вошедшего.

Даже в яркий солнечный день в магазине царил полумрак. По словам Джули, сумеречное освещение способствовало созданию атмосферы мира и спокойствия. (А также в значительной степени осложняло покупателям возможность рассмотреть дырки, затяжки и другие недостатки товара.) Вошедшие стояли у делфтского фаянсового канделябра, и шестидесяти ватт было вполне достаточно, чтобы рассмотреть того, кто был повыше.

В первый момент Карен почувствовала, как будто две гигантские руки приподняли ее от земли и с силой сжали. Дыхание с трудом вырывалось из ее груди. Затем она стала постепенно приходить в себя, хотя ладони оставались влажными от волнения. Она не видела Марка десять лет. И все же узнала его без малейших колебаний.

Он совсем не изменился – хотя, пожалуй, не совсем так. Каштановые волосы были со вкусом уложены, в то время как раньше он всегда был взъерошен и неприбран.

Он всегда дергал себя за волосы, когда был возбужден, а надо отметить, что состояние это у него было постоянным. Он всегда был возбужден какой-нибудь идеей, или теорией, или чем-то увиденным. Выражение лица было немного хмурым, но это, возможно, из-за двух складок между бровями, которые стали глубже за эти годы. Таким она его помнила: серьезным, сосредоточенным, неулыбчивым. Он был слишком погружен в учебу, чтобы замечать что-либо вокруг себя... Среднего роста, довольно хрупкого телосложения, сейчас он, казалось, стал выше, чем прежде. Возможно, это была всего лишь манера держать себя, прямо, высоко подняв голову, с чувством собственного достоинства и значимости.

Но самые большие изменения претерпела его одежда. Она не могла припомнить, чтобы видела его когда-нибудь в чем-либо еще, кроме помятой рубашки и джинсов. Она всегда поддразнивала его за то, что у него была всего одна рубашка, которую он стирал каждый вечер и никогда не утюжил. Иногда, когда моросил дождь, он надевал ветровку, протертую на обоих локтях.

Сейчас на нем был плащ желтовато-коричневого цвета свободного покроя с поясом, который выглядел так, будто он его только что снял с вешалки самого дорогого магазина мужской одежды. Плащ был распахнут, открывая белоснежную сорочку и темно-синий галстук – общепринятая униформа вашингтонской бюрократии, предваряющая эпоху яппи нового десятилетия.

Блондинка, стоявшая рядом с ним, была миниатюрной и чрезвычайно хорошенькой.

Звон в ушах постепенно прошел, и Карен услышала, как Джули сказала:

– Да, она вернулась. Бедненькая, я рада была ей помочь. Ты знаешь, как это бывает, она очень расстроена. Боюсь, она сильно изменилась. Я пойду приведу ее, уверена, она будет рада видеть тебя.

Джули пошла в сторону кабинета. Марк поднял руку, как будто желая остановить ее, но потом пожал плечами и решил подождать.

Карен побежала, надеясь, что препятствия, которые встречаются в магазине сплошь и рядом, задержат Джули и она сможет исчезнуть до того, как та войдет. Направляясь к задней двери, она схватила по пути плащ с вешалки, не потому, что боялась промокнуть, а исключительно для того, чтобы ввести в заблуждение Джули. В тот момент, когда она выходила через одну дверь, через другую вошла Джули. Карен сделала несколько быстрых шагов и вжалась в углубление для мусора. Распахнулась задняя дверь, и голос Джули произнес:

– Карен, где ты, черт возьми?

Карен опустила руки в карманы и ссутулила плечи. Каблуком туфли ока случайно прорвала пластиковый пакет с мусором. Тошнотворный запах гниющих фруктов был настолько силен, что все у нее внутри сжалось от отвращения.

Она дошла до конца переулка, обошла квартал и встала под тентом на другой стороне улицы. Там она и стояла, пока не увидела Марка. Он не смотрел в ее направлении. Все его внимание было сосредоточено на идущей рядом с ним улыбавшейся женщине. После того как они зашли за угол, Карен перешла улицу и вошла в магазин.

– Где ты была? – требовательно спросила Джули.

У Карен было немного времени, чтобы изобрести оправдание, – не очень убедительное, но все же это было лучше, чем ничего.

– Мне показалось, кошка мяукает где-то недалеко от нашей двери.

– По этой причине ты преследовала ее по всему переулку и обежала целый квартал? – сузившимися от подозрения глазами Джули взглянула на Карен. – По странному стечению обстоятельств ты только что разминулась со своим старым другом.

– О, в самом деле? Кто же это?

– Марк Бринкли.

– Марк... Да, конечно. Как жаль, что меня не было.

– Он вернется. – Джули не могло обмануть притворство Карен; было очевидно, что она не могла забыть ни его имя, ни его самого. – Его подружка сделала вид, что заинтересовалась шкафчиком, но, похоже, на самом деле приглянулся ей небольшой комод на низких ножках. Если она придет, когда меня не будет, сделай ей десятипроцентную скидку, но только в том случае, если она сама спросит об этом; пусть это выглядит так, будто ты делаешь ей одолжение, как лучшему другу нашего старого приятеля. Ты знаешь, как это делается.

– Да уж конечно. Это было первое, чему ты меня научила, – сказала Карен, расстегивая плащ.

– Можешь не раздеваться. Марк просил передать, что с нетерпением ждет встречи с тобой.

У Карен возникло сомнение по поводу того, что он мог это сказать, или если и сказал, то вряд ли это было нечто большее, чем обычная вежливость. Она не ответила, поэтому Джули не стала ходить вокруг да около, а перешла сразу к тому, что ей не терпелось высказать:

– Разве ты не была с ним помолвлена когда-то?

– Ты разве не помнишь, в те годы никаких помолвок не было.

– Я уже забыла, как это называли, но я знаю, что я имею в виду, впрочем, как и ты. Так вот, он не женат.

Карен пожала плечами:

– Женщина могла и не быть его женой, но это не значит, что у него ее нет.

– Вот это да, да ты, оказывается, маленький циник. Я узнала, что он не женат, из «Пост», там было опубликовано интервью с ним. Ты ведь слышала, что в прошлом году его избрали в конгресс, не так ли?