Текст книги "Порванный шелк"

Автор книги: Барбара Майклз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Глава 5

На следующее утро Карен сократила свою пробежку, но Черил пришла очень рано, так что Карен еще рылась в гардеробе, выбирая, что надеть, когда зазвонил звонок. Карен не имела понятия, какой наряд прилично надеть на провинциальный аукцион: предположим, жемчуг и норка не подойдут, но это не имело значения, так как у нее не было ни того, ни другого. Не считая, конечно, крохотных жемчужин в ожерелье Долли и норковой оторочки на платье Чиапарелли.

Сбежав вниз, Карен впустила Черил и извинилась за то, что еще не готова. Когда она объяснила свою заминку, Черил, судя по всему, удивилась:

– Самую легкую одежду. Уже сейчас под восемьдесят градусов[1]1
  По шкале Фаренгейта.


[Закрыть]. И удобную обувь.

Ее кроссовки, почти такие же изношенные, как и у Карен, были надеты на босу ногу. Наряд завершали белая блузка без рукавов и широкая юбка в сборку, такие старые, что вполне могли сойти за антиквариат, и Карен, бросившаяся наверх, чтобы завершить туалет, подумала, как легко быть рядом с кем-то, кто одевается, думая об удобстве, а не о фасоне, и кто не будет высказывать язвительных замечаний по поводу того, как выглядят окружающие.

Спустившись вниз, она застала Черил сидящей на лестнице и разговаривающей с Александром, который склонил лохматую голову набок, будто слушая ее.

– Извини, я даже не предложила тебе чашечку кофе, – сказала Карен.

– Нет времени; нам лучше тронуться сейчас, если мы хотим успеть до начала аукциона. У тебя есть пара легких складных стульчиков? Там негде сидеть, а день предстоит долгий.

Со стульями в руках они отправились в расположенный в нескольких кварталах от дома гараж, в котором держал свой автомобиль Пат.

– Ух ты! – сказала восхищенная Черил. – Вот это машина! Это «порше», да?

– Да. У семейства МакДугалов слабость к роскошным машинам. Признаться, я ненавижу спортивные автомобили, я всегда в них чувствую себя так, словно сижу прямо на мостовой, а грузовики вокруг возвышаются словно горы. Ты сможешь протиснуться, или же мне выехать задом?

– Без проблем. Багажник-то небольшой, да? Надеюсь, сегодня мы не влюбимся ни во что крупнее хлебницы. Полагаю, ты подцепишь на станции какой-нибудь фургон?

– О Господи, вот еще одно, о чем я не подумала. – Карен осторожно вывела машину из гаража. – Не знаю, почему я решила, что смогу начать собственное дело, я такая несобранная...

– Несобранный человек не смог бы выполнять ту работу, которую ты делала для мужа, – читать все эти книги и составлять конспекты.

– Я не делала ничего такого, с чем бы не справилась полукомпетентная секретарша. И, если верить Джеку, у меня это не очень-то получалось. На М-стрит нам направо или налево?

Черил как-то странно взглянула на нее, но лишь сказала:

– Направо. Дальше все время прямо.

Движение в городе за последние десять лет стало гораздо интенсивнее, и Карен все время переживала по поводу дорогого автомобиля Пата. И только когда они свернули с вашингтонской кольцевой дороги и поехали на север по Двести семидесятой, она смогла расслабиться.

– Самое худшее позади, – подбодрила ее Черил. – Ты хорошо водишь.

– Тот парень в пикапе другого мнения. Что он там сказал?

– Лучше не спрашивай. К тому же он был пьян.

– Этот автомобиль для Пата все равно что ребенок, – объяснила Карен. – Если с ним что-нибудь случится, он меня убьет. А я в последнее время не очень-то много водила по городу. Джек всегда...

Она осеклась; она же решила, что не будет говорить ничего, что можно воспринять как жалобу или требование участия. Через некоторое время Черил сказала:

– У меня те же трудности.

– Правда?

– Ну конечно. Вся сложность брака состоит в том, что многие вещи перекладываются на другого. Ты делишься. А потом, когда остаешься одна... Полагаю, те же трудности и у мужчин. Они так же беспомощны в готовке и стирке, как и мы, когда требуется починить подтекающий кран или поменять в двигателе масло.

– Пощади! – воскликнула Карен. – Не напоминай мне о вещах, которые я не умею делать! По-моему, я ни разу не доливала в двигатель масло.

– Я тебе покажу, это просто. Единственное, что надо помнить, – торжественно произнесла Черил, – это что масло наливается не в то крошечное отверстие, в которое вставляется маслоизмерительный стержень.

– Маслоизмерительный стержень?

– Это я тебе тоже покажу, – Черил улыбнулась, но тотчас же снова стала серьезной. – Временами я думала, что меня подавила не главная трагедия, а постоянные мелкие неприятности, происходящие каждый день. Но, по крайней мере, выучиваешься полезным мелочам. Разбитое сердце и надломленный дух так легко не восстановишь... Следующий съезд с магистрали наш.

Хотя они приехали рано, за четверть часа до начала торгов, обе стороны дорожки, ведущей к усыпанной гравием площадке перед невысоким, широко раскинувшимся зданием, были уставлены машинами. Какой-то человек направил их в поле, и Карен, проведя машину по кочкам и рытвинам, поставила ее в конец вереницы других автомобилей. Стиснув зубы, она помолилась про себя за рессоры «порше»: поле было скошено, но не разровнено.

– Похоже, собирается большая толпа, – сказала Карен, когда они вышли из машины.

– Здесь люди двух типов, – объяснила Черил. – Специалисты, как и ты, – это в конце концов их дело – и люди, получающие удовольствие от посещения аукционов.

Карен ощутила приятный трепет от обыденности тона, которым Черил произнесла «специалисты, как и ты». Хотя, однако, частично это было проявление обычного волнения.

– Не знаю, правильно ли я поступаю, – тяжело вздохнула Карен.

– Ну что ты, ты ведь имеешь представление о том, сколько что стоит, – сказала Черил, – я хочу сказать, сколько ты сможешь за это запросить. Тебе нужно только решить, сколько ты можешь потратить, и не переступать через эту сумму при торгах.

– Не может же быть все это настолько просто.

– Да нет, все примерно так, – Черил удовлетворенно улыбнулась. – Это такое удовольствие! Я принадлежу ко второй группе. Если бы у меня не было других занятий, я постоянно торчала бы на аукционах, толкучках и распродажах.

Невинно радуясь возможности показать свои познания, Черил принялась объяснять что к чему. Невысокое здание, открытое с одной стороны, содержало лучшие предметы, предназначенные для распродажи. Возвышение, на котором должен был находиться распорядитель аукциона, было окружено длинными столами, заставленными небольшими предметами – стеклом и фарфором, часами и настольными лампами, одеждой и украшениями. Мебель располагалась вдоль стен, оставляя середину помещения для участников торгов. Пространство было уже наполовину заполнено складными стульями, частично занятыми, частично свободными.

Они поставили свои стулья на свободное место, затем Черил повела Карен во двор. Там ровными рядами были разложены менее ценные предметы. Это было пестрое убогое собрание – стулья без сидений, столы без ножек, комоды, в которых не хватало половины ящиков, ржавый инструмент, детали каких-то механизмов и десятки десятков картонных коробок, заполненных всем чем угодно, начиная с книг и кончая пустыми банками из-под варенья.

– Это просто хлам! – воскликнула Карен.

– Для тебя – хлам, а для людей, желающих заняться починкой и восстановлением, – настоящий клад. Идем, скоро все начнется, возможно, именно с этих коробок. Я хочу, чтобы ты взглянула на одежду. Как знать...

Как скоро поняла Карен, эта фраза была девизом участников распродаж. Как знать, что мог проглядеть из-за занятости распорядитель аукциона или по незнанию продавец. Среди грошовых безделушек можно встретить соусницу севрского фарфора; под изъеденным молью тряпьем окажется тончайшая скатерть ручной работы. Глядя на Черил, которая присаживалась на корточки, пачкая юбку в пыли и копаясь в каждой коробке, Карен почувствовала, как ее начинает захватывать та же страсть.

Когда голос распорядителя, поднявшийся над гомоном толпы, объявил о начале распродажи, Черил поднялась и отряхнула руки.

– Нам нужно получить номера. Тебя здесь ничто не заинтересовало, да?

Карен с этим согласилась. Самым заманчивым, что отыскала Черил, был набор кухонных полотенец, расшитый шелками ярких зеленых и красных цветов.

Они встали в очередь на регистрацию. Показав водительское удостоверение и назвав номер своего телефона, Карен получила кусочек картона с нацарапанным на нем номером. Вся процедура поразила ее своей простотой, но когда она поделилась этим с Черил, та пожала плечами.

– Полагаю, в больших дорогих заведениях спрашивают рекомендации из банка и тому подобное, но на подобных мелких распродажах речь идет о небольших суммах. Если ты расплатишься необеспеченным чеком, об этом станет известно всем и тебя больше не допустят до торгов. Однако обычно чеки из других штатов не принимаются, так что это хорошо, что у тебя местное водительское удостоверение. В округе и Вирджинии ты будешь считаться «своей». Но в дальнейшем тебе надо будет оформиться дилером, тогда не придется платить налог штата на продажу.

Карен закатила глаза и вскинула руки при этом напоминании о еще одной неприятной формальности, ожидающей ее, и Черил смущенно улыбнулась:

– Ну вот опять. Почему ты просто не скажешь мне, чтобы я заткнулась, когда я лезу в твои дела?

Они вернулись в здание, которое уже согрелось во всех смыслах этого слова. Распорядителя со всех сторон окружала толпа; им пришлось остановиться поодаль.

Сперва Карен все происходящее казалось беспорядочным. Распорядитель аукциона, высокий скуластый мужчина в соломенной шляпе и с микрофоном в руке, медленно двигался вдоль выставленных вещей. Время от времени его помощник поднимал предмет, предлагаемый к торгам, но большую часть времени Карен не знала, что именно продавалось. Распродажа шла с ужасающей быстротой – по крайней мере, так ей казалось. Никогда прежде Карен не посещала аукционы. Это было любимым занятием жен некоторых сотрудников факультета Джека, но у нее никогда не было времени на подобные занятия. Постоянно находились какие-то бумаги, которые нужно было напечатать, или ссылки, требующие проверки; и кроме того, Джек ненавидел подержанные вещи. Он не любил даже антиквариат – только стандартную, сияющую новизной продукцию.

– Ребята, вот хороший лот, – растягивал слова распорядитель, и его помощник поднимал картонную коробку. – Простыни, полотенца – почти новые. Кто начнет торговлю с десятки? Тогда семь с полтиной. Пять...

Торговля началась с двух долларов и продолжалась увеличением ставок на пятьдесят центов.

– Удачная покупка, – сказала Черил, когда коробка наконец была продана за восемь долларов. – Но еще рано, толпа не завелась.

– Удачная покупка? Кому нужно постельное белье, которым уже кто-то пользовался?

– А на каких спят в гостиницах? – резонно заметила Черил. – Тебе известно, сколько стоит новое белье, даже на сезонной распродаже? Ну ты как – уже устала?

– Мне хочется почесать подбородок, – ответила занервничавшая Карен. – Но я боюсь пошевелиться. Мне кажется, некоторые люди повышают ставки поднятием брови и прикосновением к уху.

– Не волнуйся. Фред – хороший распорядитель; он сможет отличить покупателя с серьезными намерениями от человека с нервным тиком. Если захочешь повысить ставку, просто подними свою карточку. Но смотри, чтобы тебя не захватила аукционная лихорадка.

– Это что еще такое?

– Состязание за вещи, которые тебе совершенно не нужны.

– Кто же этим занимается?

– Это все равно что болезнь, – совершенно серьезно ответила Черил. – На меня это нападает время от времени; все происходит без предупреждения. Внезапно начинаешь лезть вверх и вверх, и нет сил остановиться. Если увидишь, что со мной это происходит, просто отними мою карточку и не отдавай ее, даже если я стану умолять.

Карен рассмеялась, решив, что ее подруга шутит. Ничего подобного с ней никогда не произойдет! Однако она подумала, что не станет признавать ошибку, если ее сделает, а возьмет ненужный предмет; многие присутствующие были знакомы распорядителю, который перемежал свою монотонно бубнящую речь шутками и дружелюбными выпадами: «Сэм, если тебе не нужно это барахло, прекрати махать шляпой, мне нет никакого дела до того, что тебя достали мухи. Леди, вы повышаете свою собственную ставку; мне-то все равно, но все-таки попробуйте вести счет, хорошо?»

Черил приобрела за шесть долларов комплект постельных принадлежностей, и Карен пожалела о своем высокомерном замечании. Это белье предназначалось не для роскошной городской квартиры Марка; оно было для дома, который, как надеялась Черил, должен был появиться у нее и ее малыша.

Солнце поднималось все выше, и лица покупателей краснели и начинали блестеть от пота. Некоторые уходили, исполнив свои сокровенные желания или же уступив более богатым покупателям, но толпа увеличивалась за счет вновь прибывающих. Распорядитель, передав микрофон своему напарнику, удалился в тень.

Карен уже собиралась предложить последовать его примеру, как вдруг ее захватила та лихорадка, о которой предупреждала Черил. Она налетела с внезапностью приступа несварения желудка, когда распорядитель уже приготовился снимать с торгов коробку всякой рухляди, стартовая цена на которую опустилась до двух долларов. Не успела Карен сообразить, что делает, как замахала над головой карточкой с номером.

– Два пятьдесят, – протянул распорядитель. – Кажется, мне послышалось три доллара?

Этого он не мог услышать по той простой причине, что в коробке не было ничего, кроме двух ржавых номерных знаков и красной гипсовой собачки с отколотым ухом. Помощник распорядителя поставил коробку к ногам Карен, и Черил хихикнула:

– Зачем ты купила это?

– Не знаю, – призналась Карен.

Они осмотрели гипсовую собачку.

– Редкий образчик народной старины, – сказала Черил.

Обменявшись взглядами, обе расхохотались.

– Я тебя предупреждала, – наконец выдохнула Черил, вытирая слезы. – Отдай карточку.

– Нет-нет. Все в порядке, – заверила ее Карен, не выпуская волшебный кусок картона. – Обещаю, больше такого не повторится.

Распорядитель направился к последнему ряду ветхой мебели. Черил взглянула на часы.

– Пойдем чего-нибудь перекусим, заодно посмотрим, что там на улице. Ему потребуется полчаса, чтобы расправиться с этим хламом.

– Обожди минутку, – рассеянно произнесла Карен. – Я хочу узнать, сколько он попросит за эту старую ржавую печку.

– Ты не голодна?

– Нет. Но эту печку я смогла бы...

– Карен!

– Да-да, все в порядке, – пробормотала Карен, позволяя увести себя.

Она была рада тому, что с ней есть кто-то сведущий: она ни за что не догадалась бы привезти стулья, а теперь, когда приступ аукционной лихорадки прошел, она почувствовала, что ноги дрожат от усталости. Они отыскали свои стулья, и Карен со вздохом облегчения свалилась на один из них.

– Мне надо было бы предупредить тебя, чтобы ты захватила головной убор, – сказала Черил, озабоченно глядя на горящее лицо Карен.

– Со мной все в порядке. Позволь мне просто посидеть немного.

– Подожди здесь, я принесу чего-нибудь попить.

Она вернулась с прохладительными напитками, бутербродами и двумя пирожными. Карен решила на время забыть о диете: пирожные домашнего приготовления были очень вкусными. Отдохнув и подкрепившись, она уверенно направилась к стоящим под навесом столам, и довольная Черил последовала за ней.

Карен захотелось задержаться возле посуды. Некоторые предметы, особенно расписанные вручную баварские и австрийские вазы, показались ей очаровательными. Однако она видела, как Джули продала одну чашку за триста долларов, а другую, внешне точно такую же, – за двадцать пять, и поэтому решила не заниматься фарфором и хрусталем. Просто в этом она не разбирается, и нет нужды становиться знатоком во всех областях антиквариата.

Один стол был завален бельем и пледами. Лучшие образцы висели на деревянных стендах, и Карен алчно протянула руку к расшитому покрывалу, каждый квадрат которого был украшен своим рисунком.

– Это покрывало-альбом, – сказала Черил. – Каждый квадрат расшивала новая подруга...

– Я знаю, у Джули есть такой. Она продает их по пятьсот и шестьсот долларов. Если бы я купила его за двести...

– Не купите, – сказала какая-то женщина, скрупулезно изучающая это покрывало.

Карен внимательно оглядела ее. Женщина была приблизительно ее возраста, обладала приятной внешностью, темные волосы были схвачены на затылке в хвост, а вокруг рта лежали веселые морщинки, но Карен подумала о другом. Все присутствующие на торгах превратились теперь для нее в вероятных противников, и она приготовилась ненавидеть всех и каждого.

– Вы тоже собираетесь участвовать? – подозрительно спросила она.

– Возможно. Но мне тоже не достанется. Видите вон ту девицу? – движение большого пальца указало на высокую светловолосую женщину, безвкусно одетую в вязаное платье, рейтузы и туфли на высоком каблуке. – Это Лиз Нафцигер. У нее денег больше, чем у самого Господа, и она собирает подобные вещи. Она превысит любую мою ставку, так как мне необходимо помнить о собственной выгоде.

– Вы торгуете антикварной одеждой?

– У меня магазин в Харпер-Ферри. Пледы, покрывала, старинные кружева, одежда.

– Моя подруга тоже специалист в этом деле, – гордо заявила Черил. – Она занимается антиквариатом.

– О? – Улыбка женщины поблекла; они с Карен озабоченно оглядели друг друга. – Где находится ваш магазин?

– У меня его еще нет, – произнесла Карен. – Я только начинаю. Если по-честному, я не знаю, что делать.

– Родственные души. – Женщина протянула смуглую запыленную руку: – Хелен Джонсон.

Карен представила себя и Черил.

– Я не хочу делать ставки против вас... – начала Карен.

– Да, вам еще многому предстоит учиться, – резко сказала Хелен. – Торговаться надо со всеми и каждым, и пусть слабейший проваливает к дьяволу. Однако не пытайтесь угнаться за Лиз, если у вас нет желания просто повысить цену, назло ей. Кстати, о том, чтобы делать назло, – видите вон ту толстую коротышку с розовыми щеками и милой улыбкой? У нее магазин в Балтиморе. У вас за спиной она может поменять коробки.

– Не понимаю.

Хелен пнула стоящую под столом картонную коробку обутой в сандалию ногой.

– Предположим, вы порылись в этих коробках и нашли что-то такое, что вам понравилось. Вы покупаете целый лот, но только один предмет представляет для вас ценность. Итак, коробка выставляется на продажу, вы делаете ставку, покупаете все задешево и думаете: гип-гип ура – до тех пор, пока не посмотрите поближе и не обнаружите, что того предмета, который вам нужен, нет. По странной случайности он оказывается в коробке, которую только что приобрела Марджи.

– Очень любезно с вашей стороны предупреждать меня о таких вещах, – застенчиво сказала Карен.

– Вы поймете, что гораздо лучше поддерживать хорошие отношения с товарищами по несчастью, – сказала Хелен. – Мы можем время от времени помогать друг другу, потому что мы не соперничаем в обычном смысле этого слова; наш товар уникален. Если покупатель спросит фасон или размер, которого у меня нет, я пошлю его к вам, и вы сделаете то же самое. Если вам попадется неплатежеспособный чек, вы предупредите меня, и наоборот. Если заработаешь репутацию честного торговца, то и с тобой будут обращаться честнее. Однако на особые любезности не рассчитывайте, – с улыбкой добавила она. – Даже от меня.

– Но разве торговцам не имеет смысла договориться заранее и не мешать друг другу: покупать по очереди вещи, которые им всем понравились?

Хелен постаралась изобразить возмущение:

– Что вы, Карен, это же неэтично и даже просто аморально! – Веселье, которое она пыталась скрыть, выступило двумя ямочками на щеках; усмехнувшись, она добавила: – Уверена, у вас и в мыслях нет ничего подобного – как и у меня. По крайней мере, это не следует обсуждать вслух.

С деланным безразличием она обратилась к куче белья, которую дотошные покупатели оставили в безнадежном беспорядке. Проворные загорелые руки Хелен быстро пробежали по нему.

– Здесь ничего нет, – заявила она. – В действительности, я редко покупаю на распродажах. Товар обычно в ужасном состоянии.

– А где вы достаете товар? – простодушно спросила Карен.

Не ответив ей, Хелен перешла к другой куче одежды. Карен собралась было повторить вопрос, но тут ее толкнула Черил.

– А ты выдала бы другим торговцам свои источники? – прошептала она.

– Ой, – шепотом ответила ей Карен.

В куче, которую изучала Карен, было несколько старых платьев и элементы отделки. Одно платье привлекло внимание Карен, и, после того как Хелен отошла, она взяла его.

Платье было сшито из шелка цвета слоновой кости, с неотделанным лифом и благопристойным воротом, украшенным кружевами. Его низ тоже был расшит пышными кружевами, талия и ворот отделаны рядом жемчужин, которых частично не хватало. Полуистлевший шелковый цветок уродливо цеплялся за левое бедро, словно большой бурый паук.

– Какая прелесть! – воскликнула романтичная Черил, которая видела платье таким, каким оно было когда-то, а не таким, каким оно выглядело сейчас. – Карен, какое это время?

Карен взглянула на Хелен.

– Конец двадцатых – начало тридцатых, полагаю, – робко сказала она.

Хелен кивнула.

– Оно в ужасном состоянии. Кружева безнадежно истлели, и большинство бусин отсутствует.

– Но ткань сохранилась неплохо, – сказала Черил.

Она была права; не было даже пятен пота, которые, как уже выяснила Карен, делали шелковую одежду непригодной для продажи. Выделения пота разрушали ткань, оставляя пятна, которые ничем не выводились.

– Это подвенечное платье, – сказала Карен.

Черил рассмеялась:

– Должно быть, она венчалась в январе, в неотапливаемой церкви. Или же она была самой хладнокровной невестой из всех, предания о которых дошли до нас.

– Но кто станет продавать свое подвенечное платье или платье своей матери? – спросила Карен. – Я недавно приобрела вуаль; честно говоря, это заставляет относиться к браку цинично.

– Платье было моим, – произнес голос позади них.

Протянувшаяся рука схватила платье. Она принадлежала пожилой женщине, одетой в хлопчатобумажное домашнее платье и выцветшие тапочки. Ее морщинистое, сильно загоревшее лицо было совершенно лишено косметики, а волосы зачесаны назад в уродливый тугой пучок. Глаза, глубоко сидящие под густыми бровями, были необъяснимо пристально прикованы к платью.

– Моим, – нараспев повторила женщина. – Оно было на мне в 1931 году. Мне было семнадцать. Генри было тридцать восемь. Завидным женихом он был. Юрист, из старинной знатной семьи. Я отравила его в шестьдесят пятом.

Она произнесла это, не меняя ни голоса, ни выражения лица, и, бросив платье на стол, пошла прочь.

– Что она сказала? – выдохнула Карен.

Хелен хмыкнула:

– Миссис Гроссмюллер немного... – Она покрутила пальцем у виска.

– Но в действительности она ведь не травила его, да? – зачарованно спросила Черил.

– Кто знает? Он был судьей, по слухам – одним из самых жестоких скотов в штате. Во всяком случае, миссис Г. не привлекалась к ответственности.

Небрежно махнув рукой, Хелен удалилась. Пространство под навесом заполнялось народом, появился распорядитель, готовый начать торги.

Как Карен и ожидала, Хелен приняла участие в торгах за подвенечное платье. Как и миссис Гроссмюллер. Та вступила в торг на двух «зеленых» и нудно повторяла ту же сумму, полностью игнорируемая распорядителем. С третьим ударом молотка платье досталось Карен за двадцать пять долларов. Она знала, что кружева сможет восстановить, используя запасы миссис Феррис. Восстановленное платье можно будет продать долларов за двести, а то и дороже. Старинные подвенечные платья пользуются спросом у невест, склонных к ностальгии.

Карен приобрела также еще кое-какую одежду и с большим усилием удержалась, чтобы не торговаться за баварский сервиз для шоколада, очень понравившийся ей. Сервиз ушел за сумму, превышающую то, что попросила бы за него Джули. Насчет покрывала-альбома Хелен оказалась права: та коллекционерша, на которую она указала, приобрела его за шестьсот семьдесят пять долларов.

Было уже далеко за полдень, когда они выходили из здания. Хелен Джонсон подняла руку, подзывая их, и они к ней подошли.

– Вот моя карточка, – сказала она Карен. – Когда-нибудь заходите или позвоните.

– Вы очень любезны, – сказала Карен.

Хелен пожала плечами:

– Я же говорила, случается, мы можем протянуть друг другу руку помощи.

– У меня еще нет визитных карточек, – Карен порылась в сумочке и достала карандаш и бумагу. – Вот мой адрес и телефон... Большое спасибо, Хелен.

– Не благодарите меня до тех пор, пока я что-нибудь для вас не сделаю. Ох-хо, вот идет миссис Гроссмюллер; простите, если мое исчезновение покажется слишком поспешным. Ее рассказ об отравлении дорого Генри я слышала уже очень много раз.

Она изящно выскользнула из опасной зоны, но Карен, пытавшаяся подобрать стулья и вещи, которые она положила на землю, когда записывала свой адрес для Хелен, оказалась застигнутой врасплох.

– Я передумала, – объявила миссис Гроссмюллер. – Я не хочу продавать свое платье. Предлагаю вам за него два «зеленых».

– Но я же заплатила двадцать пять долларов, – возразила Карен.

Она ждала, что за этим последует сцена, и с опаской глядела на пожилую женщину, обладавшую, несмотря на возраст, крепким телосложением и силой. К ее удивлению и облегчению, миссис Гроссмюллер снова передумала:

– А, ну ладно, тогда все в порядке. В ваших руках ему будет не хуже, чем в чьих-либо других. Как, вы сказали, вас зовут?

Довольно неохотно Карен ответила ей.

– Как поживаете? – внезапно стала учтивой миссис Гроссмюллер. – Я миссис Генри Гроссмюллер. Вдова судьи Гроссмюллера. Знаете, я отравила его в 1965 году.

Любезно болтая, миссис Гроссмюллер проводила их до машины. Если не считать периодических упоминаний об убийстве мужа, ее речь была совершенно рассудительной до того момента, как Карен и Черил сели в машину и Карен завела двигатель. Тут миссис Гроссмюллер просунула голову в открытое окно и злобно усмехнулась:

– Двадцать пять долларов, а? Спасибо, дорогуша, признаюсь, эти деньги совсем не лишние. Но, знаешь, ты глупа; платье не стоит и пары «зеленых».

Они увидели, как она побрела к стоянке.

– Как ты полагаешь, она водит машину? – воскликнула Черил.

– Как еще она могла бы добраться сюда? – Карен осторожно двинулась по неровному полю. – То, что у нее есть небольшой «пунктик», еще не означает, что нельзя управлять машиной.

– Это только твое мнение, – скептически заметила Черил. – Но одно в этом деле несомненно, Карен: встречаешь таких очаровательных людей!

* * *

Избегая внезапного грозового ливня, превратившего дорогу в бурлящий поток, они остановились в придорожной гостинице и поужинали. Карен было очень неловко заходить в ресторан в пропотевшей помятой одежде, но, когда Черил объяснила, что они провели на аукционе весь день, хозяйка понимающе кивнула.

– У Фреда Бэма? Слышала, у него собралась приличная толпа. Надеюсь, вам сопутствовала удача.

В освещенной свечами гостиной с низким потолком они распили полграфина вина, и Карен поймала себя на том, что стала говорить о вещах, о которых до этого не обмолвилась даже Рут. Черил же для того, чтобы развязать язык, вина не требовалось; она болтала со всеми, включая официантку, так, что повергла бы Джека в ужас и отвращение. Но разговор принес полезные плоды: официантка знала про одно место в Вудсборо, бывшую мастерскую, которая сдавалась в аренду.

Она также знала миссис Гроссмюллер.

– Бедная старушка, она со странностями. Не сумасшедшая – ничего подобного, о себе она может позаботиться. Просто... ну со странностями. Говорят, у нее припрятаны миллионы, но по ее виду решишь, что она совершенно нищая. Вам кофе сейчас или попозже?

– Мне нравятся такие места, – заявила Черил. – Здесь люди такие дружелюбные. Не то что в Вашингтоне.

Она призналась, что ей не хватает друзей, оставшихся дома. Некоторые люди, с которыми она познакомилась через Марка, очень приятные, но их не интересует то, что привлекает ее. Карен посочувствовала ей; но когда она намекнула, что Марку не следовало бы принуждать сестру выполнять несвойственную ей роль, Черил поспешно принялась его защищать:

– Он не заставляет меня делать ничего такого, что мне не хочется. Я никогда не хожу вместе с ним на официальные приемы; я просто не знаю, как себя вести, и не хочу его стеснять. Но я ему стольким обязана, что хочу сделать все, что в моих силах, чтобы помочь ему.

– Удивляюсь, что сегодня вечером ты не спешишь домой, чтобы приготовить ему ужин, – сказала Карен. Она тотчас же пожалела о язвительном тоне, но Черил, по-видимому, не заметила его.

– Знаешь, поверь, я не тороплюсь домой. Сегодня там заседание «клуба убийств», и эти ребята...

– Чего?

Черил хихикнула:

– Это я так называю происходящее. На самом деле это просто Марк и его приятель сидят, пьют пиво и спорят. Они спорят обо всем на свете, естественно, но Тони – фараон-следователь – и его интересуют преступления.

– Я думаю, – согласилась Карен. – Но какая ему охота говорить о работе дома? Полагаю, ему хватает преступлений на службе.

– Да, тебе хватило бы, не так ли? Но они обсуждают давние дела – классические нераскрытые преступления, как их называет Тони. Однажды, помню, они провели целую ночь в спорах о каком-то английском короле, убившем двух своих малолетних племянников. Только Марк утверждал, что он не делал этого.

– Это Ричард Ш?

– Кажется, да. Да, ты хорошо знаешь историю, – Черил с уважением посмотрела на нее. – Для меня это все китайская грамота. Но знаешь, некоторые дела очень любопытные. Я очень чувствительна: никогда не ходила на охоту вместе с Джо, хотя чертовски хорошо стреляю, – но в этих старых делах что-то есть, они произошли так давно, что кажутся ненастоящими. Как в книге.

– Значит, Марк считает, что Ричард III невиновен? – с любопытством спросила Карен.

– Ой, ты же знаешь Марка, он будет спорить по любому поводу. Он всегда занимает противоположную точку зрения, просто чтобы вывести Тони из себя. Однажды у них разгорелся большой спор по поводу того, что произошло аж в 1850 году, – кажется, дело о ведьме из Белла...

– Ведьме? Но это же не преступление, это одни предрассудки.

– Ну конечно, тебе это известно, и мне известно, и Марку тоже. Но ему нравится подначивать Тони. Тони говорит, что все имеет рациональное объяснение, а когда Марк начинает говорить о полтергейсте и домах с привидениями, он буквально взрывается.

– Кажется, я полюблю Тони.

– Тебе надо познакомиться с ним. Он очень хороший парень.

– Но только не во время заседаний «клуба убийств». Не представляю, как кто-либо может находить увлекательным подобное занятие.

– Правда? Я не могла не заметить книгу на твоем ночном столике.

Сначала Карен не поняла, что Черил имела в виду.