Текст книги "Призрак в Монте-Карло"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Позавчера она преподнесла сэру Роберту в подарок свою фотографию, оправленную в широкую серебряную рамку, и поставила ее на камин.
– Я не допущу, чтобы ты забывал обо мне, когда меня нет рядом, – проговорила она в минуту нежности.
– Как будто я смог бы забыть тебя, – запротестовал сэр Роберт.
– Мне кажется, забыть человека ничего не стоит, – улыбнулась Виолетта.
Он почувствовал, как его захлестнула волна ревности.
– Тебе и меня ничего не стоит забыть? – спросил он, с силой сжав ее в объятиях и яростно впившись в ее губы поцелуем. Она молила о пощаде, но он не отпускал ее. – И ты сможешь позабыть об этом?.. И об этом?.. И об этом? – повторял он, продолжая неистово целовать ее.
Но в то же время, целуя и чувствуя, как ревность затуманивает его мозг, он понимал, что она нарочно провоцирует его. Внутренний голос упрекал его за то, что он позволяет выставлять себя в дурацком виде и навязывать себе чужую роль.
И теперь сэр Роберт смотрел на фотографию Виолетты. Нельзя не признать, что она очень привлекательна. Зачесанные над невысоким лбом каштановые волосы, смеющиеся глаза, улыбающиеся губы. С точки зрения классических канонов она не была красавицей, однако все обращали на нее внимание. Его мать считала Виолетту дурной женщиной. Неужели это на самом деле так?
Вопрос удивил сэра Роберта. Как такое могло прийти ему в голову? Он никогда раньше не задумывался над этим.
«Наверное, я нахожусь под влиянием той малютки, которую встретил в садах», – подумал он.
Как сказала та девушка, она наложит на себя епитимью за то, что совершила поступок, за который тетка ее не похвалит. Епитимью за встречу солнца! Ему стало интересно, какова будет епитимья в том случае, если она совершит по-настоящему неправильный поступок. И сможет ли она сама ответить на его вопрос? Ее представление о зле очень ограниченно. Она, по всей видимости, совсем не знает жизни, раз с шести лет воспитывалась в монастыре.
Бедняжка! Как сложится ее жизнь? Маловероятно, чтобы с таким личиком она долго оставалась девственницей. Ну, как бы то ни было, его это не касается. Сэр Роберт спросил себя, зачем он предложил ей свою помощь. Ведь если она поймает его на слове, он окажется в затруднительном положении, так как придется все рассказать Виолетте. Но даже у Виолетты нет никакого права требовать от него отчета в своих действиях. Он не делал ей предложения выйти за него замуж, но у него не вызывало сомнения, что она сразу приняла бы его.
Письмо от матери все ждало его. Нет, сейчас он не будет его распечатывать. Он сделает вид, будто оно только что пришло, и прочтет его за завтраком.
И внезапно ему показалось, что в комнате раздался тихий голосок: «Монахини сказали бы, что вы увиливаете».
Сэра Роберта охватило беспокойство. Черт бы побрал эту девчонку с ее совестливостью и молитвами! Черт бы побрал это безмолвно осуждавшее его письмо! Почему мать не может оставить его в покое? Уж если он решит избрать неправильный путь, то это будет его собственным решением, и он не станет страдать и плакать по этому поводу.
Он чувствовал себя уставшим, ему хотелось спать. Сейчас было слишком поздно – или слишком рано, можно называть как угодно – философствовать о проблеме добра и зла, правильного и неправильного.
Сэр Роберт прошел в спальню и захлопнул за собой дверь. Проникавший через окно ветер шевелил бумаги на письменном столе. Письмо леди Стенфорд не шелохнулось. Оно лежало в самом центре стола, позолоченное и согретое лучами утреннего солнца.
Глава 3
Эмили удовлетворенно оглядела гостиную. От блюд, красиво расставленных на белоснежной скатерти, исходил аппетитный аромат. Итак, все шло по плану, и ее, подобно полководцу, чья армия успешно выполнила тщательно продуманную операцию, охватило радостное возбуждение.
Эмили и Мистраль прибыли в «Отель де Пари» вчера вечером. В Монте-Карло они приехали на очень комфортабельном, по мнению Эмили, поезде, который теперь курсировал между Монако и Ниццей. Эмили невольно сравнивала все этапы этой поездки с путешествием, в которое она вместе с Элис отправилась девятнадцать лет назад. Тогда они очень долго тряслись в неудобном вагоне, и когда наконец прибыли в Ниццу, то оказались перед выбором между допотопным дилижансом, перевозившим за день всего одиннадцать пассажиров, и не внушающим особого доверия пароходом, который, казалось, совершенно случайно оказался в море и временами, как рассказывали, мог неделями стоять в гавани.
Поэтому они решили добираться сушей. В старом дилижансе они покачивались на ухабах строящейся дороги, слушая рассказы о грабителях и разбойниках, которые нападают на редких пассажиров, отважившихся на такое путешествие. Дорога заняла всего четыре часа, но Эмили казалось, что они ехали четыре месяца.
Из окон гостиной Эмили видела сады Казино, за которыми сверкало море. На западе находилась гавань, а за ней – гора Монако с древней крепостью, которая, как грозный страж, более пятисот лет охраняла дворец. Но Эмили больше интересовало то, что располагалось рядом с отелем, – город, который так неожиданно вырос на этом месте; который весь искрился и был полон жизни. Склон холма был застроен, белые, сверкающие на солнце крыши зданий ступеньками поднимались до самой вершины. Казалось, будто вся пышность и великолепие города созданы рукой могущественного волшебника.
Для Монако Франсуа Бланк и был тем самым волшебником, так как он превратил застроенный нищенскими лачугами холм в сказочную страну богатства и роскоши, веселья и удовольствий.
Эмили не верила тому, что в последние годы писали о городе газеты. Но то, что она увидела своими глазами, стало для нее откровением, она была попросту ошеломлена. Да и сам отель превзошел все ее ожидания. Когда они с Мистраль и следовавшей за ними Жанной вошли в великолепный холл и Эмили, почувствовав, как ее ноги утопают в роскошном ковре, одним взглядом охватила и мраморные колонны, и сверкающие зеркала, и украшавшие холл пальмы и цветы, ею на мгновение овладел страх, и она удивилась тому, как у нее хватило смелости вступить в этот мир. Однако нечто, бывшее сильнее нее, какой-то внутренний порыв подтолкнул ее вперед, и к тому моменту, когда Эмили оказалась возле стойки портье, она уже была полна решимости сыграть ту небольшую сценку, которую она не раз мысленно репетировала.
– Мой секретарь, месье Анжу, – сказала она, – заказал для меня номер.
Портье поклонился.
– Номер вам заказан, мадам, мы ждали вас. Добро пожаловать в Монте-Карло. Мы рады приветствовать вас в «Отеле де Пари».
Кивок, которым Эмили удостоила портье, можно было бы посчитать образцом снисходительности.
– Все готово, мадам, – проговорил портье. – Соблаговолите заполнить регистрационный журнал, и я провожу вас в номер.
Эмили взяла огромное перо и повернулась к лежавшему на стойке открытому журналу в кожаном переплете. Она сделала вид, будто колеблется, и удостоверилась, что портье заметил ее сомнения. Потом она бросила взгляд на Жанну, которая стояла поодаль и держала в руках кожаный ларец для драгоценностей с оттиснутой на крышке графской короной.
– Мне… не так просто это сделать, – наконец сказала Эмили. – Моя племянница и я приехали сюда отдыхать. Нам не хотелось бы, чтобы нас беспокоили, поэтому мы останемся… инкогнито.
– Мы с уважением относимся к вашим пожеланиям, мадам, – ответил портье, но в его глазах зажегся огонек любопытства.
– Да, инкогнито, – повторила Эмили. – Именно инкогнито.
Она обмакнула перо в чернила и уверенным крупным почерком вывела « Мадам…» Затем, еще мгновение поколебавшись, она издала легкий смешок и быстро дописала имя.
– Меня зовут мадам Секрет, – сообщила она, – по крайней мере на то время, что мы проведем на этом очаровательном курорте.
– Как будет угодно мадам, – сказал портье, и Эмили заметила, что он украдкой бросил взгляд на ларец с графской короной.
Но Эмили все еще продолжала игру.
– Моя племянница… – наконец проговорила она и заполнила вторую графу.
Мистраль посмотрела на запись. Она легко разобрала крупный почерк Эмили. В журнале было написано: « Мадемуазель Фантом».
Номер, в который их проводили, был великолепен. Он состоял из огромной комнаты для Эмили, второй комнаты, поменьше, для Мистраль и гостиной с балконом, который соединял обе спальни. Еще в Париже Эмили приказала своему поверенному заказать для них лучший номер в отеле. Он четко выполнил ее указание, сообщив управляющему, что его клиентка прибудет в Монте-Карло двадцать восьмого февраля, но, как и велела Эмили, не указал при этом имен. Эмили даже представить не могла, что на месте дикой апельсиновой рощи будет построен такой роскошный отель.
Приехали они поздно вечером, и Эмили, не обращая внимания на разочарование, написанное на лице Мистраль, объявила, что они будут ужинать в номере.
– Я не хочу показывать тебя до тех пор, пока мы не распакуем чемоданы, – сказала она. – Мы должны предстать перед здешним обществом в своих лучших туалетах, чтобы на нас обратили внимание.
– Но, тетя Эмили, как мне показалось, вы хотели быть инкогнито? – озадаченно спросила Мистраль.
Эмили бросила на нее странный взгляд и резко проговорила:
– Не задавай так много вопросов, Мистраль. Я устала. Завтра я все тебе объясню – по крайней мере, то, что тебе следует знать. Сегодня я рано лягу спать. Я хочу побыть одна.
– Конечно, тетя Эмили, я понимаю, – сказала Мистраль. – Вы, должно быть, ужасно устали за долгую дорогу. Я тоже устала, но скорее от волнения, чем от путешествия. Вы не представляете, как мне хочется увидеть город и Средиземное море. Жаль, что сейчас темно.
Она подошла к открытому окну и устремила свой взор вдаль. Но Эмили раздраженно окликнула ее.
– Пойди помоги Жанне разобрать вещи, Мистраль, и не высовывайся в окно.
– Хорошо, тетя Эмили.
Но, оставшись одна в большой гостиной, Эмили сразу же подошла к окну и сделала именно то, за что сама же отругала Мистраль. Она всматривалась в ночной сумрак, пытаясь разглядеть город. Ее тоже переполняло нетерпение, и она с сожалением думала о том, что ей предстоит еще ночь, прежде чем она получит возможность все увидеть.
После ужина Эмили отправилась к себе в комнату. Когда Жанна зашла к ней, чтобы помочь раздеться и спросить, не желает ли та выпить молока на ночь и не принести ли ей грелку, Эмили немедленно выпроводила ее со словами, что единственное ее желание – чтобы ее оставили в покое.
И когда в конце концов желание Эмили исполнилось, она поставила на стул тяжелую сумку для бумаг. Это был обтянутый пурпурной кожей большой саквояж, однако на нем отсутствовала графская корона, украшавшая весь ее багаж.
Но, несмотря на это, вещь была действительно дорогая, и прежде чем Эмили достала из кошелька ключ и отомкнула замок, ее рука непроизвольно погладила мягкую кожу. Как ни странно, в саквояже вместо бумаг государственной важности, для которых он и был изначально предназначен, оказались альбомы с листами из коричневого картона. В такие альбомы девочки обычно наклеивали переводные картинки, а юные девушки – послания, полученные в день св. Валентина.
Медленно, чуть ли не с нежностью, Эмили стала вынимать альбомы из саквояжа. Она выбрала один и открыла его. Он был заполнен газетными вырезками. Всего альбомов оказалось шесть, и в них были вырезки из газет за последние восемнадцать лет. В статьях речь шла об одном том же месте и об одном и том же человеке.
Доведись властям Монте-Карло заглянуть в альбомы, они проявили бы к ним огромный интерес, так как в них содержались действительно уникальные сведения из истории города. Сначала шли вырезки, касавшиеся различных событий, которые время от времени происходили в Монако. Иногда между событиями мог быть разрыв в два-три месяца. Но потом альбомы стали заполнять только сообщения о Великом русском князе Иване.
С годами вырезок становилось все больше. Франсуа Бланк, гений из Гамбурга, был приглашен для строительства Казино в Монако. Пришлось подыскивать название для нового города. Местные жители называли это место «Пещеры», однако власти решили, что такое название не подходит, так как может быть неверно истолковано. Наконец было решено, что Казино и строящийся вокруг него город будут называться Монте-Карло.
С тех пор ни одного дня не проходило без того, чтобы в альбоме не появилась новая газетная статья, в которой или говорилось о красоте и примечательности новых зданий, или рассказывалось об увеселительных мероприятиях, о гала-представлениях, о балах, праздниках, концертах, об играх, в которые играли в Казино: о висте, экарте, пикете, фаро, бостоне и базетте, а также о рулетке и trente-et-quarante.
В своих статьях полные энтузиазма корреспонденты пели городу хвалебную песнь, не забывая упомянуть о знаменитостях, посещавших эту вызывающую всеобщий интерес новую площадку для азартных игр, которыми увлекалось светское общество. Принцы – Черногории, Болгарии и Сербии; раджи, махараджи, великие князья, герцоги и менее знатные вельможи – все они получали свою долю критических замечаний. Особый всплеск эмоций и восхвалений вызвало состоявшееся в 1872 году посещение княжества принцем и принцессой Уэльскими. И хотя в альбомах Эмили был полный список всех знаменитостей, она выделяла среди них только одно имя и каждый раз подчеркивала его синим карандашом.
По этим карандашным отметкам можно было судить, как часто это лицо посещало Казино, присутствовало на открытии сезона в Опере, участвовало в голубиной охоте. Всегда одно и то же имя, подчеркнутое синей чертой – «Его императорское высочество Великий русский князь Иван».
В последние годы, и в особенности в течение последних двух-трех лет, еще одно имя стало неизменно появляться рядом с первым – «Его императорское высочество Великий русский князь Иван с сыном, его светлостью князем Николаем».
Пальцы Эмили медленно переворачивали страницы альбомов, причем те из них, которые содержали вырезки, относящиеся к более раннему периоду, были сильно потерты от частого употребления. Но одиноко сидевшая в своей спальне в «Отеле де Пари» Эмили читала старые вырезки как в первый раз. Восемнадцать лет она ждала этого мгновения.
Уже далеко за полночь она подняла голову и сложила альбомы обратно в саквояж. Однако, несмотря на свой почтенный возраст и довольно утомительное для ее лет путешествие, она не чувствовала усталости. Напротив, ей казалось, что ее переполняет бьющая через край энергия. Сейчас никто и ничто не могло помешать ей сделать то, что она задумала.
При мысли о том, что ей предстоит, ее глаза сузились, и губы искривила усмешка. В это мгновение у нее был зловещий вид, но через некоторое время, когда воспоминания опять вернули ее в прошлое, ее взгляд смягчился, что происходило каждый раз, когда она думала об Элис – единственном на свете существе, которое когда-либо любила Эмили. Как все изменилось! Сегодня она будет отдыхать в огромной удобной кровати, которая так отличается от той, что ждала их с Элис по приезде в Монако. Они были так измотаны дорогой из Ниццы, что падали от усталости, когда добрались до родственников, которые встретили их радостными возгласами.
Эмили никогда раньше не видела своих родных: племянников и племянниц своей матери и своих двоюродных братьев и сестер. Она никак не ожидала в них такой радости и искренности, когда писала им письмо, в котором сообщала, что, может быть, они с Элис приедут к ним на месяц. Она скорее ожидала услышать отказ, даже несмотря на то, что, по словам матери, тетя Луиза была ее любимой сестрой.
Тетя Луиза действительно крепко обняла обеих путешественниц, и все ее семейство, включающее шестерых мальчиков и четырех девочек, проявило не меньшее радушие. Эмили, которая всегда помнила о том, что ее отец был англичанином, несколько свысока смотрела на своих французских родственников и пыталась держать их на некотором расстоянии. Она с детства знала о своем незаконном рождении, в результате чего у нее развился комплекс неполноценности, который проявлялся в некоторой агрессивности, смешанной с застенчивостью, что возводило барьер между ней и родными ее матери. Оказалось, ей вовсе не надо было беспокоиться на этот счет: семья Ригад отнеслась к последствиям любовной связи Мари с молодым англичанином с тем же философским спокойствием, с которым они восприняли бы шторм, который испортил весь урожай.
Да, они испытывали сожаление, но ничего нельзя было поделать, и они просто пожимали плечами. Они гораздо сильнее самой Эмили смущались в ее присутствии, и причиной тому было вовсе не ее незаконное рождение, а скорее ее острый язык и текущая в ее жилах английская кровь, заставлявшая Эмили презирать их.
Так как ее дед, старый Луи Ригад, совершенно спокойно отнесся к любовному приключению своей дочери Мари, ни разу не упрекнув ее за это, и к последовавшему за этим появлению на свет Эмили, все остальное семейство восприняло эти события как проявление неисповедимости путей Господних.
Они даже в какой-то мере были горды тем, что Эмили имеет некоторое отношение к известной английской семье, особенно после того, как Джон Уайтам привез из Англии Элис. Девочка – истинная аристократка, говорили себе все Ригад. Трудно объяснить, каким образом они проведали о появлении на ферме маленькой англичанки. Они также узнали, что девочка родилась от брака Джона Уайтама и благородной дамы, занимавшей равное ему положение.
То, что ребенок такого благородного происхождения был отдан Мари Ригад на воспитание, только льстило самолюбию семьи. Если у Эмили и были какие-то сомнения по поводу того, как родственники воспримут их появление в Монако, то они рассеялись в первые же минуты встречи.
Возбужденно разговаривая, неистово жестикулируя, одновременно рассказывая о местных достопримечательностях и задавая кучу вопросов о путешествии, семейство Ригад вело Эмили и Элис к своему дому, расположенному у подножия холма. Они шли шумной толпой, и светлокожая и светловолосая Элис, окруженная темноволосыми и смуглыми родственниками, казалась существом из другого мира.
Дом семьи Ригад представлял собой старую хижину, стоявшую на самом берегу моря, Но, как объяснила тетка Луиза, для них было счастьем иметь и такое жилье, хотя мальчикам приходилось далеко ходить на овечье пастбище. В Монако было мало крестьян, и все они жили в таких же лачугах. А как могло быть иначе, если все княжество прозябало в нищете и казалось, что положение исправить невозможно?
Княгиня Каролина, жена Флорестана I, пыталась наладить плетение кружев и производство духов. Ее подданные занимались выращиванием цветов и виноделием, однако ни одно из этих производств не принесло успеха, а так как сообщение с внешним миром было затруднено, в большинстве случаев оказалось гораздо проще оставаться бедным и голодным, но счастливым и все время проводить в безделье, нежась на солнце.
Конечно, Эмили и Элис были счастливы в бедной хижине Ригад на самом берегу моря. Кашель Элис, явившийся причиной столь трудного и долгого путешествия, стал проходить. Кашель возвращался каждую зиму, когда по равнинам Бретани начинали гулять сырые ветры, а по утрам с болот тянулся влажный туман. Лицо Элис порозовело, и все чаще стал раздаваться ее веселый смех. Эмили казалось, что девушка с каждым днем становится все красивее. Да, они были счастливы в те весенние дни девятнадцать лет назад, пока не произошло одно событие, при воспоминании о котором даже сейчас Эмили в ярости сжимала кулаки, чувствуя, как ее захлестывает волна гнева. Те давние события так и стояли у нее перед глазами.
Элис, в голубом платье, которое так подходило к ее глазам, взяла на руки младшего ребенка Ригад, двухлетнего малыша, и отправилась с ним гулять на вершину горы к дворцу. С первого дня дворец так и манил ее к себе. Элис мало что знала о принцах и королях, так как в течение последних восьми лет в Бретани редко упоминалось о таких знатных вельможах. И теперь дворец и окружавшие его стены и высокие зубчатые башни заинтересовали ее. Больше всего ей нравилось гулять в окрестностях дворца. Она взбиралась на вершину горы, присаживалась на валун и долго рассматривала дворец, наблюдая, как маршируют солдаты. А однажды она случайно увидела самого князя Флорестана, который проехал мимо нее в карете, запряженной парой восхитительных лошадей.
И так же случайно ее внимание привлек еще один большой особняк. Его называли замком, но Элис он казался самым настоящим дворцом. Почему-то он напоминал ей дом ее деда в Англии. В центре здания из серого камня находилась высокая башня. В замок вели кованые ворота, украшенные гербами. И хотя в саду было много самых разнообразных цветов и всевозможных фонтанов, именно величественное здание обладало для Элис необъяснимой притягательной силой.
Там, говорили ей, живет Великий русский князь Иван. Будучи близким другом князя Флорестана, он шесть лет назад построил этот замок, в котором собирался жить во время своих визитов к князю Монако. Когда замок достроили, Великий князь так полюбил его, что почти постоянно жил в нем, только изредка уезжая в Россию. К тому же ему очень понравился здешний климат. Каждый год он пристраивал к замку какое-то помещение, и в конце концов замок стал казаться грандиознее, чем сам дворец, и производил еще более ошеломляющее впечатление.
– Каков он, этот Великий князь? – однажды спросила Элис.
– Он высок и очень красив, – ответил ей кто-то из домочадцев, – но сейчас у него большое горе: его жена, очень красивая русская княгиня, умерла. Она не вынесла русских холодов. Говорят, князю и княгине пришлось вернуться в Россию, так как русский царь пожелал, чтобы они присутствовали на придворном балу. Но было холодно, очень холодно, и Великая княгиня простудилась. Ей становилось все хуже, и все доктора России не смогли спасти ее.
– Бедняжка! – воскликнула Элис. – Значит, Великий князь сейчас один?
– Не совсем, – был ответ. – У него остался маленький сын, князь Николай. Ему всего два года. Очаровательный малыш, и он постоянно живет здесь, так как Великий князь боится, что холод может погубить и его – бедное дитя, лишившееся матери.
Эмили помнила, какой интерес проявила Элис к овдовевшему Великому князю и его сыну. Каждый день она ходила на вершину горы и смотрела на замок, который назывался «Шато д'Оризон» и в котором жил Великий князь. И в конце концов это произошло.
Карета Великого князя, мчавшаяся по пыльной проселочной дороге, чуть не задавила малышку Терезу. Элис едва успела выхватить девочку буквально из-под копыт лошадей. Элис вся побелела, ее трясло, а Тереза страшно кричала у нее на руках. Карета остановилась, Великий князь заговорил с Элис и попытался успокоить плачущего ребенка.
Никто не присутствовал при этом разговоре, и никто никогда так и не узнал, что сказал Великий князь и что ответила Элис. Вполне возможно, что она поведала ему о своем жгучем интересе к замку, о том, что он напоминает ей о доме деда в Англии, так как на следующий день к хижине Ригад подкатила княжеская карета, чтобы отвезти Элис в замок. Только увидев карету, Элис сообразила, с кем она вчера разговаривала. И не успела изумленная и ошеломленная Эмили слова вымолвить, как Элис села в карету и уехала.
Однако по возвращении Элис Эмили наверстала упущенное. Она увела девушку на берег, так как это было единственное место, где они могли бы поговорить наедине, что было практически невозможно в доме, и вытянула из нее все о встрече с Великим князем. Постепенно она выяснила, что произошло в тот день в замке.
– Он очень добрый, – повторяла Элис, – у него такой очаровательный сынишка.
– При чем тут это, – настаивала Эмили. – Зачем он пригласил тебя?
– Он хотел показать мне замок.
– С чего это вдруг он решил показать тебе свой замок? У него полно друзей, которые равны ему по положению.
Элис стояла и смотрела на Эмили.
– Думаю, я тоже его друг, – тихо проговорила она. И тут Эмили взорвалась. Ни разу за восемь лет она не позволяла себе подобной грубости по отношению к Элис. Она рассказала ей то, что девушке уже было известно: что ее отец никогда не был женат на Мари Ригад. Она рассказала ей, как приехал ее дед и увез отца в Англию, пообещав дать на воспитание ребенка, которого ждала Мари, большую сумму, но либо намеренно, либо нечаянно забыл отправить деньги.
– Эти деньги пошли бы мне на приданое, – сказала Эмили, – но неужели ты думаешь, что это хоть чем-то помогло бы мне, мне, рожденной между двух миров, в жилах которой текла кровь джентльмена и крестьянки? Мужчины, домогавшиеся меня, были мне отвратительны, а те, кто мог бы мне понравиться, считали меня ниже себя.
– Бедная Эмили! – просто проговорила Элис, но Эмили знала, что девушка не поняла ее.
Движимая внутренним страхом, она добавила:
– Вот что ожидает тебя и ребенка, который может у тебя родиться в том случае, если ты будешь продолжать свои отношения с Великим князем. Он никогда не женится на тебе. Он знает, какое положение ты занимаешь и что мы, Ригад, твои родственники. Неужели ты можешь представить, что он сделает тебе предложение? Нет, ты интересуешь его только потому, что ты молода и красива. Существуют сотни женщин его круга, которые готовы по первому его слову броситься к нему в объятия и стать его женой. Такого человека не может интересовать женитьба. Ты больше не должна видеться с ним, слышишь?
Страстность Эмили так напугала девушку, что та не нашла в себе сил ответить. Она продолжала смотреть на море, и ее глаза были такого же цвета, как вода.
– Ты слышишь меня? – повторила Эмили.
Элис повернулась к ней.
– Да, слышу.
– Ты будешь подчиняться мне? – настаивала Эмили. – Ведь всем ясно, Элис, что ты не должна с ним видеться, ты не должна принимать приглашений посетить «Шато д'Оризон».
Элис не отвечала. Однако Эмили была уверена, что девушка не посмеет ослушаться ее. У нее никогда не было никаких проблем с Элис, девочка была такой послушной.
Но судьба распорядилась иначе, во всяком случае позже у Эмили сложилось именно такое впечатление. На следующий день с фермы пришло письмо, в котором сообщали, что Мари Ригад заболела. Она упала и сломала ногу, поэтому Эмили надо было срочно возвращаться. Сначала она собиралась взять Элис с собой, но потом решила, что подобная мера предосторожности нелепа. Они прожили в Монако всего несколько дней, а перемена климата и теплое солнце уже успели оказать свое целебное воздействие на Элис. Жестоко увозить ее отсюда и тащить на север, где на нее накинутся холодные мартовские ветры и штормы Бретани, которые неизбежно ослабят ее здоровье.
Эмили решила ехать одна, но перед отъездом она еще раз заговорила с Элис о Великом князе.
– Не вызывает сомнения, что он уже успел забыть о тебе, – сказала Эмили. – Но если все же придет приглашение, не принимай его. Ты поняла меня? Ты не должна даже близко подходить к его замку. Гуляй здесь, на берегу. Как только маме станет лучше, я вернусь за тобой.
Эмили уехала. Она вспомнила, как дилижанс катил по пыльной дороге, а она, высунувшись из окна, махала рукой до тех пор, пока Элис не скрылась из виду. Это воспоминание было последним из тех, что будоражили Эмили всю первую ночь в «Отеле де Пари»: солнце освещает лицо Элис, ее откинутые назад волосы образуют светящийся ореол вокруг головы – а дилижанс увозит Эмили все дальше и дальше.
Она, должно быть, заснула в этой огромной комнате на удобном теплом матраце, и ей приснилась сестра, так как разбудил Эмили ее собственный голос, шептавший: «Элис! Элис!» У нее испортилось настроение, и когда Мистраль встретилась с ней за завтраком, тетка была в плохом расположении духа.
– О, тетя Эмили! – воскликнула Мистраль. – Это самое красивое место на свете. Я никогда не думала, что море может быть таким синим.
– Иди-ка поешь, Мистраль, – резко оборвала ее Эмили. – И не смей выскакивать на балкон. Я уже говорила тебе об этом.
– Но разве сегодня нельзя, тетя Эмили? Ведь мы собирались выйти, не так ли?
Эмили приняла решение.
– Нет, Мистраль, не так. Ты будешь сидеть в номере до ужина и только вечером выйдешь.
– Тетя Эмили…
В голосе девушки слышался даже не упрек – она была преисполнена неподдельного ужаса.
– Нет, Мистраль, не спорь. Я уже говорила тебе, что ты должна подчиняться мне, что какое бы решение я ни приняла, у меня есть на то свои причины.
– Но сидеть дома в первый день в Монте-Карло!
Губы Эмили сжались.
– Мы еще не скоро уедем. Завтра мы пойдем осмотрим город, хотя я сомневаюсь, что здесь будет много достопримечательностей. Но сегодня мы останемся в номере до ужина.
Мистраль знала, что означает звучавшая в словах тетки несгибаемая решимость. Девушка вздохнула. Она понимала, что бессмысленно умолять тетку передумать.
– Тетя Эмили, – проговорила девушка после продолжительной паузы, – мне хотелось бы вас кое о чем спросить.
– О чем?
– Почему мне дали имя Мистраль? Меня всегда интересовал этот вопрос, и я часто хотела спросить вас.
– Это имя выбрала твоя мама. И выбрала она его потому, что ненавидела ветер, который дует здесь на побережье.
– Ненавидела? – переспросила Мистраль. – Значит, моя мама приезжала сюда? Она была в Монте-Карло?
– Да, твоя мама приезжала сюда, – угрюмо ответила Эмили, – но она никогда не бывала в Монте-Карло. Девятнадцать лет назад этого города еще не существовало.
– Девятнадцать лет назад, – как эхо, повторила Мистраль. – Значит, она была здесь незадолго до моего рождения. О, тетя Эмили, как интересно! Ей понравилось здесь? Наверное, понравилось, раз этот город кажется мне таким прекрасным.
– Я не говорила, что твоей маме понравилось здесь, – заметила Эмили. – Когда она сообщила мне, какое выбрала для тебя имя, она сказала: «У меня родится девочка, и я хочу, чтобы ее назвали Мистраль. Как тот ужасный ветер – его завывание все еще стоит у меня в ушах. Да, назови ее Мистраль!»
– Но почему она так сказала? – спросила девушка. – И если она сказала так до моего рождения, откуда она могла знать, что у нее родится девочка? Вполне мог родиться мальчик.
– Она была абсолютно уверена, что родится девочка, – коротко ответила Эмили.
При этих словах она вспомнила затравленный взгляд Элис. Это выражение было в ее глазах и тогда, когда она выбирала имя для дочери, и в тот момент, когда она обратилась к Эмили:
– Ты не должна рассказывать ему! Поклянись на Библии, что никогда не расскажешь ему о ребенке.
Испуганный голос Элис, которая была на грани истерики, все еще звучал в ушах Эмили. Перед ее глазами встало бледное как снег лицо сестры. В тот момент Эмили была согласна на все, лишь бы успокоить Элис, и поэтому она дала слово. Но позже она не раз страшно сожалела о данном на Библии обещании.
