Текст книги "Перекресток"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

–Да, Домина.

Кирк взглянул на бессознательную фигуру мистера Скотта, чьи темные брови были до сих пор сведены от боли, потом на Маккеннон. А теперь небольшая проверка...До него дошло, что в суматохе сражения на складе, скольжения по воздуховоду в эту алую преисподнюю, которая была сердцевиной власти Консилиума, он даже не спросил у Скотти, удалось ли ему и вправду справиться со своей задачей в машинном отделении. И если нет...

И если нет, то что? Для него это вообще не будет иметь последствий, по крайней мере, таких, которые он бы запомнил. Немного проследив, они, вероятно, могли даже обнаружить шаттл йонов: засечь их и забрать назад из аномалии. И все будет так, словно ничего не случилось.

Не считая того, что ему в подкорку навсегда будут впечатаны какие-то приказы, какие-то указания Джермин Маккеннон.

Линия связи зачирикала снова. – Домина? – Навигатор пытался это скрыть, но Кирк знал, что это голос сильно напуганного человека. Это тоже о многом говорило. Сулу мог вопить Если что-то случится с кораблем, капитан меня убьет...Но Сулу никогда не думал Капитан причинит мне боль...

–Руль не отвечает, Домина. К двигателям не поступает энергия...Мистер ...мистер Джермин в лазарете – они нашли его без сознания в машинном отсеке...

Маккеннон произнесла слово, которого Кирк не слышал с подросткового возраста, когда был в тренировочном лагере.

С зелеными глазами, полными холода и ярости, ибо желаниям ее никогда не перечили, она развернулась и ударила его по лицу.

Кирк улыбнулся.

Она хлестнула его снова, уже сильнее, и по выражению лица он понял, что такова ее привычка в тех случаях, когда она не добивается своего.

–Думаешь, одержал свою маленькую победу? – свирепо сказала она. – Потом ты ничего не вспомнишь, так что говорю тебе сейчас: как только я закончу выдирать из твоих мозгов пункт назначения этого шаттла – и поверь мне, это займет намного больше времени, чем нужно – я инсталлирую в мозг такие наборы команд, которые не только заставят тебя работать на благо Консилиума в своем собственном времени, но ты к тому же никогда не сможешь любить снова, никогда не сможешь заниматься с женщиной любовью, никогда не сможешь нормально спать. Это я тебе обещаю.

–Я бы не советовал этого, Госпожа. – Цимрус Дартаниан приподнялся, чтобы вежливо потянуть Маккеннон за руку. – Ничего этого.

Она резко дернула головой, глаза от бешенства стали серо-зеленого оттенка. – И что ты об этом знаешь?

Дартаниан склонил голову, сложил четыре руки, причем выглядел он каким-то образом намного старше и смиреннее, чем когда пробирался по лестнице, чтобы помочь Споку сдержать нападавших охранников. – Я изучаю это, госпожа. Будущие – все возможные будущие – и все варианты прошлого. Этому и обучались ученые Йондри. Если, как я понимаю, этот человек близок к каким-то точкам пересечения времени – к некоему событию или человеку, которые необходимы для вашего существования – любое вмешательство в его разум (в том виде, как он существует), любое, что бы это ни было, даже вопрос ему или легчайшее изменение в процессе принятия решений, может уничтожить все, чего вы стремитесь достигнуть.

–Даже если его просто запрограммировать на...– Она заколебалась.

–Запрограммировать на что, Домина? – спросил ученый. – Мы не знаем – никто не знает – что именно приводит к принятию решения. Отчего события развиваются именно этим путем, а не другим. Отчего мужчина поворачивает направо, а не налево, именно тогда, когда это нужно; отчего женщина говорит да, а не нет; отчего ребенок смеется над чем-то, а не убегает прочь в страхе. Если мы не открыли космические полеты, это не значит, что мы не изучали теорию хаоса. Если вы планируете войти дважды в одну и ту же реку, лучше не делать ничего, что бы могло изменить, даже совсем немного, течение или структуру потока.

Маккеннон уставилась на Кирка взглядом, который мог бы заморозить ртуть.

–Пусть лучше шаттл сейчас уходит, моя госпожа, – мягко сказал Дартаниан. -Мои введенные в заблуждение друзья говорили о звездах, которые являются их целью. С картами я могу найти их и в вашем времени. Но без приборов, без оборудования, без инструментов для обучения и устройств для выживания, даже если они доберутся до цели, я не понимаю, как они выживут.

Она резко развернулась, махнув рукой в сторону мистера Скотта. – Дайте ему инъекцию антикейна, – приказала она одному из охранников. – Я так понимаю, -ядовито добавила она, – вы прикажете ему исправить те повреждения, которые он нанес, хотя бы для того, чтобы мы тоже смогли вернуться через аномалию?

–Хотя бы для этого,– вежливо сказал Кирк.

Он подумал, что Маккеннон ударит его по лицу. Но она только повернулась на пятках и гордо направилась к лестнице; видение белой кожи, черного шелка и волос цвета тлеющих углей. Она явно не заметила молчаливой фигуры капитана Вароса, который все еще тенью застыл в дверном проеме, наблюдая за ней, пока она не скрылась из вида.

Тогда Кирк видел ее в последний раз.

Мистер Скотт проводил время за починкой двигателей "Саваши". – Не хотелось бы сделать эту работенку кое как, глядя, как они собираются возвращаться через эту аномалию. Если верить мастеру...гм, капитану Ариосу...там корабли здорово трясет в энергетических полях.

Он говорил это Кирку, мистеру Паланюку, помощнику инженера и двум охранникам с равнодушными глазами, которые стояли на страже, пока он работал. Не то чтобы они или мистер Паланюк, имели хоть какое-то представление, верно чинятся машины или нет. Вследствие краткости путешествий при помощи псионого прыжка инженер был низведен чуть ли не до положения сторожа, отвечающего за рудиментарные импульсные двигатели и ворп-механизм, которые были нужны только для того, чтобы доставить корабль от одной точки прыжка до другой.

Паланюк уже пытался вникнуть в изящный, со вкусом сделанный хаос, который создал Скотт, и проделал в этом направлении значительную работу. Но корабль все еще не сдвинулся ни на градус. На небольшом экранчике машинного отсека Кирк видел исчезающее желтое зарево ворп-двигателя "Наутилуса", похожее на крошечную звездочку в центре треугольного окна, ограниченного инженерным корпусом и гондолами "Энтерпрайза". Глядя на неспешно введенные данные, наблюдая за работой Скотта, он заметил отцифрованное изображение трех кораблей, которые уверенно направлялись по курсу, который заканчивался как раз в самом центре туманности Перекресток.

Несмотря на мучительное онемение, которым все еще была охвачена его правая нога и правое плечо – в приливе злобы Маккеннон запретила медикам давать ему антикейн – у Кирка было ощущение хорошо сделанной работы.

Мистер Скотт все еще работал над двигателями, когда на небольшую верхнюю палубу вышли Цимрус Дартаниан и капитан Варос.

Кирк встал, встревоженный присутствием ромуланского капитана. Он удостоверился, что старшина Чавез, Ватанабе и Вольфман, оставшиеся сотрудники службы безопасности, не пропали из вида, пока они тут в плену. Ватанабе дали немного антикейна, так что его пошатывало и он был несколько неловок, но боли больше не чувствовал. Чавез торчал поблизости, готовый отразить любую попытку разъединить их. Но никто не пытался.

Вперед вышел Дартаниан, он склонил голову и заговорил мягким свистящим голосом, который плавно преобразовывался транслятором в слова, принимающие привычную форму.

–Капитан Кирк, – сказал он. Его небо не могло сформировать твердое "К" и звук был похож на какой-то жужжащий всхлип. – Домина Маккеннон согласилась, что любая попытка даже в малейшей степени повлиять на вопросы, связанные с этой ветвью потока времени, была бы чрезвычайно опрометчива. В то же самое время мы понимаем, что вмешательство уже произошло – значительное вмешательство. Надежда и отчаяние – это такие же движущие силы, как и все остальные; знание – тоже движущая сила.

Домина Маккеннон уже рассказала вам о методах, с помощью которых ваших людей можно заставить забыть о том, что случилось. Нам, йонам, ученым, которые занимались исцелением разума, эти методы тоже известны. И я думаю, что для всех будет лучше, если мы с друзьями пройдем на ваш корабль и удалим это из сознания вашего экипажа – разумеется, удалим все, что произошло с того момента, как на ваших дистанционных сканерах появился "Наутилус". Я так понимаю, что мистер Спок сможет сделать то же самое с вашими компьютерами и бортжурналами.

Кирк какое-то время помолчал, вглядываясь в эти круглые янтарные глаза. Он думал о будущем – о возможностях будущего. О благе, которое принес Консилиум, прежде чем обернулся злом; о мире, который был бы спасен и о той авантюре, в которой участвовал в надежде, что эта неряшливая группка мятежников сможет спасти его опять.

О том, почему мужчина повернул налево, а не направо, почему женщина сказала да, а не нет, почему какой-то один ребенок мог рассмеяться над опасностью, а не сбежать в страхе. Стоит только вмешаться, думал он, и все изменится, и кто знает, к чему это приведет?

–Капитан...

Он быстро поднял глаза, всматриваясь в темные, задумчивые глаза ромуланца Вароса.

–Даю вам слово, – сказал Варос с запинкой, словно с трудом подбирая слова, -что эти йоны, эти ученые будут единственными, кто пройдет на ваш корабль; единственными, кто коснется мыслей вашего экипажа. Обещаю, я прослежу за этим.

Варос протянул руку и Кирк встретился взглядом с ожесточенными черными глазами (ненависть в них, возникшая из боли, обернулась долгим, терпеливым холодом). С самого начала Кирк понимал, что это ненависть была нацелена совсем не на него.

–Прощайте, капитан, – тихо сказал он. – Встреча с вами была ...почетна. И поучительна.

Он вышел, чтобы подготовить телепортацию Кирка и его группы вместе с последним из Мудрейших Тау Лиры, старым йоном, который ковылял за ним вслед.

У Кирка появилось странное ощущение потери оттого, что он не смог узнать этого человека лучше, в иное время и при иных обстоятельствах. А теперь он даже не вспомнит, что вообще знал его.

На обзорном экране желтая звезда корабля Дилана Ариоса пропала в бесконечных просторах вечности, поглощенная заревом Перекрестка.

Глава 18.

–Тебя хочет видеть мистер Спок, Крис.

Чейпл чуть шевельнула головой, чтобы посмотреть на часы, и легонько вздохнула. Было двадцать один тридцать. Было глупо – и невероятно эгоистично чувствовать боль оттого, что он не пришел раньше, потому что она знала – на корабле произошло что-то очень странное, необъяснимое, и она даже не могла четко вспомнить, что с ней случилось, хотя в глубине души понимала, что чуть не умерла.

Но все же ей было больно.

–Спасибо, Диана. Попроси его войти.

Где-то глубоко, похороненное под лекарствами и болью, было смутное ощущение, что она должна поговорить с энсином Лао о чем-то важном, но о чем, ей было не вспомнить. Ухура сказала ей, что Лао тоже в лазарете – страдает от сильного фазерного удара (источник неизвестен) – и, по-видимому, от последствий расстройства сна и стресса.

Она подумала, что, возможно, что-то случилось с фазерами, но не могла представить, почему, когда это произошло, поблизости оказались только она и Лао.

–Сестра Чейпл.

Он стоял в дверном проеме, яркий свет из коридора очерчивал покатые, чуть сутулые плечи, обтянутые голубым, блестел на гладких черных волосах. Руки за спиной, голова чуть склонена набок – характерная поза. Она вспомнила, как увидела его в первый раз, когда он стоял рядом с мистером Кайлом у пульта транспортатора, когда она телепортировалась на борт – вспомнила, как их представил друг другу капитан Кирк. Вспомнила, как в первый раз услышала его голос.

Она была слишком поглощена Роджером – своей охотой за человеком, которого любила – чтобы много думать о нем. Но долго это не продлилось.

–Я рад услышать от доктора Маккоя, что вы поправляетесь.

Чейпл кивнула и шевельнулась, чтобы протянуть ему руку, но она слишком устала, чтобы делать так много жестов. В любом случае, как истинный вулканец, Спок стремился избегать физических контактов.

–Я не...не совсем помню, что случилось. – Ее удивило, как громко прозвучал ее голос. Она подозревала, что выглядит устрашающе – изможденная, бледная, похудевшая, на лице отпечатались следы снов, которые она не могла вспомнить, но если и так, он никак это не прокомментировал. В темных глазах был спокойный интерес, сдержанный, нейтральный и чуть отвлеченный, как будто его мысли были заняты какими-то иными проблемами.

Для офицера по науке это естественно, разумеется.

Перед тем, как ответить, он помолчал. – Как и все на корабле, так что никто не ждал, что вы сможете.

–Все...?

–Это была как будто...весьма любопытная и распространенная повсюду...дезориентация. Был ли это результат взрыва фазеров или же некий неизвестный тип радиации, испускаемой звездой Тау Лира, когда она внезапно взорвалась...

–Тау Лира? – Это название царапнуло ее разум – шок и легкий, холодный укол вины. Ей точно что-то снилось...

Спок пристально разглядывал ее с обострившимся интересом. – Пять дней назад звезда Тау Лира вошла в короткую фазу нестабильности ядра, – сказал он. – Сейчас мы на орбите вокруг третьей планеты, забираем артефакты, которые можем найти, той цивилизации.

Он нахмурился, словно его что-то тревожило, и Чейпл охватило безутешное горе. Не было нужды спрашивать, что случилось с цивилизацией, чье светило "вошло в короткую фазу нестабильности ядра".

–Мне снилось...-начала она. Но сон исчез. Только образ сломанной куклы, похожей на лягушку, проплыл перед глазами, а затем канул во мрак, чтобы никогда не вернуться вновь.

–Отмечались...весьма любопытные эффекты, – продолжил мистер Спок. – Из всех корабельных журналов был удален период в пять стандартных дней, на протяжении которого приблизительно половина экипажа может вспомнить лишь обычные, рутинные занятия. К сожалению, если их сравнить, эти истории не согласуются между собой – например, команды по боулингу из инженерного отдела и отдела безопасности обе четко помнят, что выиграли финальный матч турнира. А доктор Мейнут и несколько техников сообщают о "впечатлении", что один из наших зондов в туманности Перекресток доложил о небольшой планетной системе в ней, но ни данных, ни координат зонда найти не могут.

Он остался еще на пять-десять минут, беседуя, главным образом, о том, что могло случиться во время так называемого перерыва, и о своих усилиях свести воедино теорию о том, что же имело место за эти пропавшие дни. Чейпл высказала несколько предположений насчет исследования химии мозга и магнитного анализа игровых чипов комнаты отдыха, и ее неловкость оттого, что между ними что-то существует, растаяла без следа; когда она втянулась в это, их разговор оказался одним из лучших за все время их неловкой дружбы.

И когда Спок уже собрался уходить, чтобы встретиться в связи с этим же делом с Кирком, Чейпл все же сказала: – Я знаю, мои логические способности не идут ни в какое сравнение с вашими, мистер Спок, но если у меня возникнет хоть что-то, напоминающее идею, я вам сообщу.

Спок удивленно посмотрел на нее. – Соображения, которые вы высказываете, так же хороши, как и те, что предоставлялись на совещаниях научного отдела, сказал он. – Более того, я всегда считал вас великолепной -особенно вашу работу в качестве студентки Роджера Корби, и по крайней мере, та деятельность, с которой я знаком, это подтверждает.

–Вы читали мои работы с...с Роджером? – Интересно, подумала она, почему ей никогда не приходило в голову, что он мог это сделать.

–Разумеется. – Спок чуть склонил голову. – На мой взгляд, – добавил он медленно, словно вспомнив, что Роджер Корби все еще может быть болезненной для нее темой, – через несколько лет вы бы превзошли его, если бы продолжили свои исследования, а не отказались от них, чтобы найти его.

Она начала говорить Мне было нужно...но не смогла закончить. Я любила его.

Но когда наконец она нашла его (или того андроида, которого он создал как вместилище своего разума и личности), оказалось, что он создал для себя андроида-гейшу, изящную, покорную, эффектную, и, по словам Ухуры, тупую, как деревяшка. И это показывает, устало подумала она, что именно он ищет в женщинах.

Она закрыла глаза и погрузилась в сон.

К некоторому удивлению, она обнаружила, что находится в обзорном холле на десятой палубе. Она была в гражданской одежде, а это значило, что была уже глубокая ночь – она часто ее надевала, чтобы поработать, когда не спалось.

За последние годы было много ночей, когда сон к ней не приходил.

Должно быть, уже поздно, подумала она. Освещение корабля было приглушено, как ночью, мягкий полумрак, подходящий для глубокой ночи и соответствующий циркадианным ритмам мужчин и женщин, которые вынуждены месяцами жить в искусственной окружающей среде. И когда свет был так приглушен, звездные поля по ту сторону кристалплексовых стен холла как будто заполняли всю комнату, заполняли всю вечность: пылающие алмазы, тонущие в пропастях моря, бархата и огня.

Почему-то она была с юношей-вулканцем.

В обособленном мире своего сна – ибо она знала, что спит – она спросила себя, не Спок ли это в юности, но даже когда она задавалась этим вопросом, она знала, что это просто не Спок.

Он был укутан в серую простыню (сделанную в Звездном Флоте), уродливую, длиной по колено, и носил ее как королевскую мантию, как королевское одеяние. Черные волосы были завязаны в хвост толщиной с ее руку и почти такой же длины, они спускались по середине спины. Он прохаживался, сцепив руки перед собой, держась одной рукой за запястье другой, в такой же отстраненной манере, как и Спок, но в данном случае его сдержанность была не пугающей, она скорей походила на сострадание. Руки были покрыты шрамами и порезами, словно он повздорил с огромным котом.

–Глупо говорить, что я его потерял, – говорил вулканец. Он подошел к окну; Кристина направилась за ним и увидела в окне, как в океанических глубинах ночи по левому борту, чуть ниже их корабля в самом темном мраке зависло нечто огромное, не отражающее свет. – Мы в ментальном контакте, но это не одно и то же. – Его губ коснулась кривая улыбка. – И несомненно, с моей стороны нелогично беспокоиться о Немо так, как он беспокоится обо мне. Но в таком случае нелогичность – основа эмпатии.

–Правда? – спросила Кристина. Она чувствовала, что должна знать, кто такой Немо; чувствовала, более того, его слова должны были ее шокировать, привести в замешательство. Интересно, что в этом Немо такого? Кто-то ей говорил в свое время, кто это, и тогда она ужаснулась.

–Конечно. – Вулканец глянул на нее через плечо. – По крайней мере, эмпатии с кем-то, кроме другого вулканца. Нас учат ясно мыслить и ставить голос разума превыше болтовни сердца. Эмпатия это допуск в мир партнера, это погружение в его душу и грезы, чем бы они ни были. Для вулканцев это нелегко. В итоге узнаешь больше, чем хотелось бы. Часто чувствуешь себя...опозоренным.

Он на мгновение отвел глаза, поглаживая листья одного из многочисленных растений, что росли в горшках среди обитых серой тканью диванов и кресел холла. Его кожа была нездоровой и бледной, как будто после долгой болезни, а в уголках темных глаз виднелись морщины боли. Интересно, подумала она, кто он и почему ей снится. Откуда у нее такое чувство, что она его знает, в каком-то смысле намного лучше, чем когда-либо знала Спока?

Кристина нахмурилась, пытаясь понять. – Но вулканцы могут дружить, -сказала она.-Это...-Она заколебалась, не зная точно, что хочет сказать и хочет ли продолжать. – Мистер Спок...– Это имя она произнесла с трудом.-...он друг капитана, как бы он ни избегал признавать это.

Он может любить, думала она. Может.

–Дружба это не то же самое, – сказал вулканец, спокойно встречая ее взгляд. – Мы говорим не о дружбе. И ты это знаешь.

Она это знала. Он прочел ее чувства к Споку, когда она накрыла его руку своей, пытаясь утишить кошмар его снов. Интересно, подумала она теперь, как глубоко он заглянул в ее сны.

–Дружба мистера Спока и капитана осталась бы – и останется – все той же, будь они даже назначены на разные суда на десять-двадцать лет. Когда я вернусь в мое время, то хотя я никогда не увижу тебя снова, мы останемся друзяьми.

–Да, – мягко сказала Чейпл, зная и понимая это. – Останемся.

–Любовь это иное. В дружбе – том роде дружбы, которую питает к капитану мистер Спок – нет стремления к душевному единению. – На этих словах он заколебался. – Нет ощущения покоя от присутствия человека, которое исчезает с его отсутствием. Нет такой потребности. – Он оглянулся и посмотрел на звезды, на едва видимый темный силуэт, который смутно вырисовывался в бледном зареве пылевых потоков туч Перекрестка.

–Я не знаю, Консилиуму ли пришлось привить мне это, или же процесс единения просто высвобождает то, что большинство вулканцев настолько глубоко в себе похоронили, что даже забыли о его существовании, забыли его истинное наименование.

Звездный свет выделил внезапные морщины грусти на лбу, в уголках слишком юного рта.

–Я знаю только, что с теми узами, которыми я связан – заботясь вне всякой логики, как я это делаю – я не истинный вулканец. И очень немногие вулканцы-эмпаты возвращаются в свой родной мир, а те, кто делают это, лгут насчет того, что чувствуют.

Потом эта картина ускользнула, и она уже бродила по темным коридорам шестой палубы, а во мраке над ее головой слабо тлели пластины люминесцентных панелей. Она слышала и мельком видела людей, которые двигались в темноте на ощупь. Кто-то впереди вышел из двери, обернулся через плечо, перед тем как пропасть, и она увидела, что это Роджер. Как она узнала его в темноте, она сказать не могла, но очертания широких плеч, обтянутых голубовато-зеленым полотном, седеющие светлые волосы, широко расставленные умные голубые глаза это явно был он.

Она выкрикнула его имя, бросилась за ним, задев плечом за угол, наткнулась на невидимое препятствие, отчего у нее заныла голень. Двери, которые закрылись за ним, отказывались открываться перед ней; ей пришлось обойти кругом, спуститься и подняться по слепым коридорам, причем со всех сторон из темноты раздавалось бормотание остальных, приглушенное шарканье ног. Они в ловушке, думала она. Мы все ослепли и попали в ловушку.

Мимо нее прошла еще одна смутно видимая фигура. И снова (она не могла сказать,как) она узнала черные волосы, голубую рубашку, блеск золотой эмблемы Флота. Она везде узнала бы, как он движется, как держит спину, даже через пятьдесят лет. Она выкрикнула Спок, но из ее горла не вырвалось ни единого звука. В страхе и отчаянии она бросилась за ним, громыхая подошвами по палубе, и ее сердце колотилось от страха, что она потеряет его след, навсегда потеряет его самого. Как и Роджер, он двигался впереди, а она оставалась позади, во мраке столь же непроницаемом, как и бездны космоса. Она шла за ним, как когда-то шла за Роджером, желая всего лишь знать, что с ним она в безопасности. Что она может быть в безопасности хоть где-то.

Потом перед ней во мраке возникла мерцающая фигура. Она поспешно бросилась к ней, выкрикивая мужское имя, и на этот раз вместо того, чтобы удалиться, эта фигура подошла, стремясь к ней, когда она вытянула руки.

И только когда она потянулась к ней, до Кристины дошло, что это зеркало. Туманным образом, который приветственно протягивал руки, была она сама.

–Естественно, было необходимо имплантировать в память отдельных, ключевых членов экипажа ложные воспоминания. – Грузный, бледно-желтый ученый шире распахнул огромные глаза на Маккеннон, словно удивленный, что она сама так не считает. – Как бы еще мы замяли потерю пяти дней?

–Почему мне не сказали? – раздраженно спросила она, отбрасывая прочь крохотный экранчик и сообщение, которое в нем было. – Ты говорил, что менять ничего нельзя, а теперь я узнаю, что ты что-то изменил...

–Ничего, что имело бы значение. Правда. – Цимрус Дартаниан сложил на груди руки, чуть пригнувшись, чтобы казаться еще более ничтожным и смиренным, чем на самом деле. Маккеннон приказала, чтобы одежду для него сделали в цветах Консилиума, сером и белом – его собственное, свободное и ярко окрашенное одеяние из выжженой громады Тау Лиры III уже пообтрепалась, а с такими короткими миссиями, как тут, прачечных на кораблях было очень мало.

–Большей частью это технические процедуры, такие как починка поврежденных видеоизображении, дублирующих те, что уже есть. Большинство экипажа будет уверено, что прошедшие пять дней они занимались обычными делами. Любой, кто хоть когда-то работал в правительственном учреждении, – криво улыбаясь, добавил он, – знает, как сложно отличить один день от другого в подобных обстоятельствах. А что до остальных, то они будут строить догадки... – Он вытянул нижнюю пару рук. – Но чем это кончится? Что такое, в конце концов, сны?

–Их догадки не повлияют на решение Кристины Чейпл уйти из Звездного Флота и поступить в Институт Ксенобиологии. Это не повлияет на ее исследования в нанохирургии центральной нервной системы и возможные открытия в области искусственного приращения псионных рецепторов. Это не повлияет на основание ею корпорации "Звездные поля" и исследование, которое в итоге спасет Федерацию от воздействия чумы.

Он помнил ее, хотя только мельком видел эту женщину, чье исследование спасет цивилизацию по всей галактике...и чьи преемники объединят неожиданные результаты технологического достижения и невероятного богатства, чтобы создать разумы, которые уничтожат его мир и оружие, которое откроет по нему огонь. Он помнил, как она – жилистая и неуклюжая (ему казалось, что все люди таковы) лежала, ослабев, на высокой кровати в странно пахнущем помещении для исцеления, окруженная друзьями. Он слишком мало знал об этой временной линии, чтобы вспомнить, узнает ли она когда-нибудь о том, что с ее работой сделали другие.

Где-то когда-то кто-то скажет ей нечто, что заставит ее свернуть с пути, ведущего к нынешней смертоносной цели, на новую дорогу, к иной жизни. Но никто не мог сказать, когда или где или кто.

Он мог лишь коснуться ее воспоминаний и пожелать ей блага.

Домина опустилась на мягкую спинку кожаного кресла, снова и снова вертя в руках ручку, серебристо постукивая ею по твердой обсидиановой поверхности стола. За обзорным экраном – который передавал картинку с мостика и имел сходство с огромным, черным окно – на фоне мрака пастелью светились газовые гиганты Солнечной системы – оранжевые или зелено-белые, опоясанные лунами или окруженные ослепительно сверкающими кольцами льда.

Иногда по ночам Цимрус Дартаниан плакал от полнейшего опустошения, разрываясь между виной перед своей семьей, своим народом, миром, где он рос в течение девяносто семи лет, и изумлением и восторгом от этой ослепительной и необычной вселенной, в которую его забросило.

Очень трудно было осознать, что Йондри – Тау Лиры – его дом – уже двести пятьдесят лет как обратились в выжженные руины по мановению адского внутреннего ока яггхорта.

Айриен где-то там, думал он. Все они где-то там, потомки и наследники друзей и пленников, которых он в последний раз видел несшимися в шаттл "Саваши", когда закрывалась огромная стальная дверь отсека. Те, кто воссоздают его цивилизацию заново. Новые ученые Йона.

Вскоре с ними свяжется Дилан Ариос, ища помощи против Консилиума.

Излишне говорить, что мир, на который он, Дартаниан, указал этой женщине, что находилась сейчас перед ним, был очень далеко от туманности Перекресток. А раз ни следа колонии не найдено, что ж, значит, ей уже триста лет

Единственными, кто знал Йондри, были его братья-ученые на этом корабле и Айриен. Он молился ночами, надеясь, что тяжесть ее гнева угасла, как молился, чтобы исчез его собственный. Иногда в глубинах его разума оживал шепот, и он слышал ее удаленное пение.

Когда придет время, они встретятся.

–Ты уверен? – голос Маккеннон был голосом избалованного и порочного ребенка.

Цимрус Дартаниан кивнул. -Доверьтесь будущему, Домина, -мягко сказал он. События происходят потому, что в их природе случаться именно так. Сдублируйте условия, и они должны произойти и произойдут так снова.

Он знал, что это полнейшая ложь – и совершеннейшая нелепость для любого, кто хоть что-то знал о строении Времени. В коротком разговоре с Диланом Ариосом он почувствовал, что мастер-предатель это тоже знает. Прошлое было прошлым, но будущих было бесконечное множество. Узел, завязавшийся в Перекрестке, был одним из основных, и ответвления от него вели во всех направлениях. Он знал, что в некоторых будущих он сам и остальные ученые не избежали катаклизма на Йондри; в других шаттл с выжившими не выбрался из корпуса "Саваши". В иных именно Дилан Ариос выстрелил теми торпедами в солнце; Дилан Ариос, каким он стал или мог бы стать, изменял иные события, и на этом пути отделялись другие группы ветвей прошлых или будущих.

В одном или двух это был Джеймс Кирк.

–Есть сотни тысяч вариантов будущего, – мягко сказал он женщине, которая сидела за столом на фоне полыхающего задника из чужих звезд, женщине, которая была слишком молода, чтобы получить такую власть, и которая удерживала эту власть, не имея той мудрости, которую обретали ученые. -Но каждый из нас обладает ключом только к одному. – Он низко поклонился, собираясь уходить. Ваш слуга, Домина.

Еще одна полнейшая ложь, подумал он, развеселившись, когда покинул ее. Но она этого не узнает, пока не станет слишком, слишком поздно.

–...меня все это достало, я пошел и купил самый старый, самый негодный и мерзкий планетолет, который только смог откопать. – Большие руки Эда Дейла, мозолистые, сильные, но изящные, как у женщины, бурно жестикулировали, а усмешка на лице была похожа на проблеск солнца. – В смысле, эта штука, должно быть, лет пятьдесят служила сеялкой для какого-нибудь городского парка. И тебе бы понадобилось рогатка величиной со здание Галактического Суда, чтобы выбраться из атмосферы.

Он облокотился на стол Вароса, локтем на последние распечатки отчета о миссии на Перекрестке. Позади него тлел ало-янтарный Юпитер – яростный глаз Полифема во тьме. За плечом Дейла алмазным ожерельем блистала завеса астероидов, вокруг головы мерцали тучи межзвездной пыли. Беззаботный бог войны, бродяга-викинг, радующийся, что остался жив. После пары кружек эля он говорил чуть нечетко – как и у большинства землян, устойчивость к алкоголю у него была невелика.

–Ну и наработался я с ним, пока заводил двигатели, поднимал его и добирался до этого их "эксклюзивного загородного клуба", этого "личного Элизиума"...

Варос протянул руку и выключил голограмму, когда сенсоры в коридоре показали, что кто-то приближается. Он вытащил из плейера небольшой кубик и положил в коробку в нижнем ящике стола.