Текст книги "Над бездной"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 33 страниц)

На этот раз он не появился. Энджи предположила, что он мучается сомнениями и не очень представляет, как она воспримет его появление. В конце концов, это он обманывал ее.

Когда обед был готов, она громко позвала всех, стоя у раскрытой двери кухни. Шаги Дуги на лестнице сообщили о его появлении. Он уселся на свой стул и спросил:

– А где отец?

– Сейчас придет, – ответила Энджи в надежде, что так оно и случится. Она начала раскладывать еду по тарелкам, но муж не появлялся. – Может быть, он не слышал, – сказала она, прервав на время свою работу, и отправилась в кабинет мужа. Бен находился именно там, где она надеялась его застать. – Обед готов, деловито сообщила она ему.

Он посмотрел на нее не совсем уверенным взглядом, как ей показалось. Она же ответила ему взглядом, полным уверенности. Иди обедать сейчас, все остальное мы обсудим позже. Когда она увидела, что он стал подниматься с дивана, то вернулась на кухню. Его тарелка стояла на обычном месте, а Энджи накладывала еду себе, когда Бен наконец появился и опустился на свой стул.

– Привет, Дуг, – сказал он и высоко поднял руку в приветствии, – как дела в школе?

Энджи слушала, как ее сын рассказывал отцу то, о чем она уже слышала в машине. Когда Бен задал вопрос, который увел мысли Дуги несколько в ином направлении, она постаралась сосредоточиться на рассуждениях сына, но не могла думать ни о чем ином, кроме того самого «позже», о котором она сообщила Бену в кабинете взглядом. Она умудрялась время от времени вставить нужное слово, вполне реально свидетельствовавшее, что она в курсе того, что происходит за столом. Она даже съела половину своего обеда, но ни секунды не забывала, что последует потом. «Позже» наступило сразу же после того, как она положила перед каждым из своих мужчин по большому куску шоколадного торта.

– Я тут довольно долго думала, – сообщила она голосом, в котором слышались нотки, взывавшие к примирению, – и пришла к выводу, что никому из вас не нравится, что после смерти Мары я стала работать больше. Новый распорядок дня, составленный мной, судя по всему, оказался не слишком удачным. Поэтому, – тут она откашлялась, чтобы прочистить горло, – я решила сделать некоторые исправления.

Лица Бена и Дуга приняли настороженное выражение.

– Дуги, ты возражал против того, чтобы рано вставать утром?

– Не то чтобы я возражал, мам, но ты привозишь меня в школу слишком рано. А это создает мне неудобства. Там просто нечего делать. Ребята их общежития еще только начинают просыпаться.

– Им следовало бы вставать пораньше, – сказала Энджи, – чтобы успеть позавтракать перед началом занятий, но это их проблемы, а не наши. Сейчас у Пейдж появилась женщина, помогающая ей ухаживать за Сами. Поэтому она может взять на себя часть экстренных вызовов по утрам. Значит, мне придется дежурить рано утром только два раза в неделю. Когда же я буду дежурить, тебя в школу может отвозить отец в удобное для тебя время. Что касается трех дней в неделю, когда я вынуждена приходить домой позже обычного, то твой отец мог бы забирать тебя из школы вместо меня и привозить домой. Дома ты можешь перекусить, как только вернешься, чтобы тебе не чувствовать себя голодным до обеда.

Отец и сын молчали. Она посмотрела сначала на одного, потом на другого.

– Ну как вам мой план? Нравится?

Дуги взглянул на Бена, который сидел, поджав губы, и смотрел в свою тарелку.

– Ну так что же? – продолжала настаивать Энджи. Дуги взглянул на мать.

– Ты упустила главный пункт, мама. Как я тебе уже говорил, я хочу перейти в школе на полный пансион.

– По-моему, вчера вечером мы договорились, что это нецелесообразно.

– Это ты пришла к такому выводу, но не я.

Она положила салфетку рядом с тарелкой, чувствуя себя в полном замешательстве.

– Дуг, ну зачем снова поднимать этот вопрос? Почему не отложить его, когда ты перейдешь в последний класс школы? Тогда ты будешь достаточно взрослым, чтобы решить, стоит тебе жить в общежитии или нет. Почему сейчас?

– Потому что в этом году в школу пришли отличные ребята, а я стал на год старше. Если я не перейду в общежитие, ты весь год будешь пилить меня за то, что я пользуюсь телефоном по вечерам. Кроме того, когда я стану жить в общежитии, я буду обедать вместе со всеми ребятами.

– Я же только что сказала, что отец будет забирать тебя из школы пораньше, чтобы ты мог перекусить перед обедом.

– А я не хочу приезжать домой пораньше. Я хочу там находиться подольше. – С этими словами он отодвинул стул от обеденного стола.

– А как же мой торт? – спросила Энджи.

– Не ты его пекла. Он из коробки.

– Не могу же я делать буквально все.

– Повар в школе все делает сам, – заявил он и вышел из кухни.

Энджи в который раз за последнее время испытала потрясение. Она никак не могла понять, какая муха укусила Дуги. Когда она взглянула на Бена, ища поддержку, то обнаружила, что он пристально смотрит на нее.

– Ты ведь его не понимаешь. Слушаешь, но не слышишь, – тихо проговорил он. – Он пытается тебе втолковать, что ему нужна свобода, а ты делаешь вид, что не понимаешь.

– Я пытаюсь поступить согласно его желаниям, – запротестовала Энджи. – Я позволила ему спать подольше, кроме того, теперь ему не придется бродить возле школы до половины седьмого, так как ты станешь заезжать за ним раньше. Я стараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы повернуть жизнь в привычное русло. Пусть все снова будет идти так, как было до смерти Мары.

– Но ведь он стремится совсем не к этому. Он ясно дал понять тебе, что хочет перейти в общежитие.

– Ты что, и в самом деле хочешь, чтобы Дуги жил в общежитии? – затаив дыхание, спросила она.

– Нет, я не хочу, но не в этом дело. Дело в том, что ты по-прежнему пытаешься управлять всем на свете, и именно против этого он протестует. Ему нужна свобода от излишней опеки. Так же, как и мне.

– Хозяйство невозможно вести, не пытаясь как-то его организовать.

– Организация – одно, а манипуляция – совсем другое. Ты только что сказала Дуги, что я буду отвозить его в школу дважды в неделю и трижды в неделю – забирать домой, но ты даже не поинтересовалась, согласен ли я с таким решением.

Энджи буквально лишилась дара речи, чувствуя, что все ее решения принимаются в штыки. В конце концов она указала дрожащим пальцем на пол.

– Но ведь только вчера, на этом самом месте ты сказал мне, что я лишаю тебя чувства отцовства, не даю тебе возможности сделать что-нибудь для нашего сына лично, поскольку, дескать, я опасаюсь, что ты все сделаешь не так. И вот теперь я предоставляю тебе такую возможность и не могу взять в толк, почему ты сердишься.

– Потому что все это придумала ты. Все планы и распорядки дня – это твои затеи. Ты не спрашиваешь меня, что я думаю по этому поводу и нет ли у меня других предложений.

– А у тебя есть?

– Опять же не в этом дело. – Он провел рукой по волосам, издал глубокий горловой звук и поднялся из-за стола. – Бесполезные разговоры мы с тобой ведем. Я не могу к тебе пробиться. – Он направился к двери.

– Куда ты направляешься, интересно знать? – Перед ней появилось и замаячило лицо Норы Итон.

– На улицу.

– Бен, – начала было она, но входная дверь хлопнула, и она услышала, как ее муж двинулся по направлению к гаражу.

Энджи опустилась на стул, разглядывая несъеденные остатки торта. Когда до нее наконец дошло, что муж ушел, она почувствовала, как у нее внутри все сжалось.

Она нисколько не сомневалась, что поступает правильно. По крайней мере, она хотела все делать правильно. Энджи никак не могла понять, в чем же ее ошибка.

Тем не менее было совершенно очевидно, что раскол в семье зашел слишком далеко. Вчерашнюю вспышку еще можно было списать на плохое настроение, если бы сегодня не повторилось то же самое. Это полное несогласие с ней не только зашло слишком глубоко, но, как неожиданно пришло ей в голову, оно накапливалось годами. И все эти годы, подумать только, она ничего не замечала.

Энджи не могла понять, где же она была все это время, о чем думала? «Ты слушаешь, но не слышишь», – сказал Бен, слово в слово повторив то, что сказал вчера. Для женщины, которая гордилась тем, что крепко утвердилась в жизни, его слова прозвучали как удар грома. Не говоря уже о неверности, в которой он признался. Они ведь даже не успели сегодня затронуть этот щекотливый вопрос. Возможно, это и к лучшему. Ведь это тоже симптом, да еще какой. Вечер сложился совсем не так, как она ожидала. Все рушилось так же, как лопнули, словно мыльные пузыри, ее распорядок дня и попытки внести в них изменения. Жалкая попытка изменить ситуацию!

Проблема заключалась в том, что она, при всех своих знаниях, своей подготовке и опыте, не знает, как жить дальше.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Ноа Перрини происходил из интеллектуальной семьи. Его отец, мать и две старшие сестры были преподавателями. Считали, что и он пойдет по их стопам. Он и сам хотел этого. Так как он вырос в студенческом городке небольшого колледжа на юго-западе страны, в котором его отец был деканом, он с детства любил чувство товарищества, формирующегося в таких условиях. Кажущаяся оторванность от мира нисколько не пугала его. Он считал, что электронные средства связи превратили землю в небольшой шарик и он сможет благодаря им чувствовать себя одновременно космополитом и провинциалом.

Ради приобщения к космополитизму он завершил докторскую диссертацию в Нью-Йорке, а затем занял пост главы научного отдела в институте повышения квалификации учителей в окрестностях Тускона, но вскоре ему стало ясно, что он не испробует все свои способности, если ограничится только преподаванием. Он знал, как вести себя со взрослыми. У него был опыт организаторской работы и интуиция настоящего бизнесмена, которые в институте имелись далеко не у каждого. Против его желания он был вовлечен в работу высших слоев менеджмента и через некоторое время был назначен директором отдела развития. Его положение позволяло ему, кроме преподавания, заниматься работой с выпускниками, а также выколачиванием различных фондов, что для выживания института было чрезвычайно важным. Добывание средств на нужды института было связано с обязательными поездками по стране, и, хотя он не очень любил путешествовать, свой долг он выполнял добросовестно.

Его целью было получить место директора если не этого института, так какого-нибудь другого.

К несчастью, к тому времени, когда им овладело неожиданное желание любой ценой покинуть Тускон, соответствующей вакансии поблизости не оказалось. Он переехал в Северную Вирджинию, где возглавил малодоходный фонд, занимающийся проблемами защиты окружающей среды. Там он смог объединить свои знания проблем экологии и опыт преподавания со способностями добывать средства из ничего, и в течение двенадцати лет фонд процветал. Если же иногда на него и нападала тоска по былым временам, когда он жил в студенческом городке, то он без труда успокаивал себя тем, что занимается важным делом, в смысл и перспективы которого глубоко верит.

Но когда ему исполнилось сорок, он стал ощущать некоторое беспокойство. Ему, например, стало безразлично, где просыпаться – в Миннеаполисе, Боулдере или Александрии. Люди появлялись и уходили из его жизни, не оставляя в ней заметного следа. В который раз уже он жалел о чувстве товарищества и солидарности, наполнявшем его существование в юные годы.

Возвращение к преподавательской работе казалось неизбежным. Оно было заложено в его генетическом коде, но он не торопился. Следовало подыскать соответствующее место и должность.

Школа высшей ступени в Маунт-Корте к таковым не относилась. Почти лишенная средств к существованию, она пользовалась дурной репутацией, которая с годами становилась все хуже и хуже из-за некомпетентности ее руководства и распущенности учащихся. По этой причине уровень преподавания снижался, а проблемы школьной дисциплины выходили на первое место. Школа по истине являлась настоящим бедствием, и все ожидали еще одного толчка, который мог доконать ее окончательно.

Впрочем, для назначения Ноа время сложилось удачно. Ему была необходима перемена, а должность временно исполняющего обязанности директора позволяла в случае чего покинуть школу с незапятнанным послужным списком. Помимо всего прочего, в таком назначении таился вызов его способностям педагога и администратора.

Работать он начал в июне и провел лето, исправляя административные огрехи, которые оставили ему его предшественники. К сентябрю у него уже был готов план работы, с помощью архивариуса налажены кое-какие связи с бывшими выпускниками через отдел развития, и при участии декана, занимавшегося вопросами науки, каждый курс вводимого предмета был им просмотрен и откорректирован. В соответствии с его решениями в школе вводились более строгие требования к знаниям учащихся. Подобные же повышенные требования предъявлялись и к преподавателям, из которых далеко не все встретили проекты нового директора с энтузиазмом. Многим из них по непонятным причинам пришлось переписывать учебные планы, давно устоявшиеся и апробированные. Впрочем, недовольство преподавателей выглядело ничтожно малым по сравнению с недовольством учащихся, когда они вновь собрались под крышей Альма Матер после празднования «дня труда».

Теперь же, по прошествии всего двух недель после начала учебного года, Ноа задавался вопросом, не совершил ли он ошибку, согласившись на назначение в Маунт-Корт. Сказать, что он не пользовался популярностью в школьном городке, значит ничего не сказать. У него не было друзей. Преподаватели смотрели на него как на человека со стороны, а дети откровенно не любили. Не помогала и сила его убеждения в правильности того, что он делал для школы. От этого его работа легче не становилась.

Вот почему, как решил он, Пейдж Пфейффер и привлекла его внимание. Она была врачом, интеллектуалкой, женщиной, которая была в силах оценить и поддержать его преобразования. Так, по крайней мере, ему казалось, и он не ошибался, упустив из виду, что Пейдж смотрела на все глазами женщины. Она видела прежде всего эмоциональную сторону проблемы, в то время как его сильной стороной являлся охват проблемы в целом. Ноа можно было назвать «человеком, устанавливающим правила». Он умел укреплять дисциплину и знал, как это делать. Она же была натурой более тонкой и понимающей. Кроме того, ей не надо было отвечать перед целой армией рассерженных родителей или, что еще хуже, перед представителями благотворительного фонда.

Впрочем, он продолжал наблюдать за ней. Каким-то странным образом она его интриговала. Сначала он решил, что больше всего его привлекают в ней длинные стройные ноги бегуньи. Они выглядели чрезвычайно сексуальными.

Чехарда мыслей, царивших у него в голове, заставила его задуматься о незавидном положении, в котором он оказался. В Таккере ему нужен друг – это ясно как день. Кроме того, ему нужна поддержка, чтобы он знал, что поступает правильно.

Он принял душ, надел чистые брюки и рубашку и отправился в столовую, но, вместо того чтобы пойти в отделение для преподавателей, где ему пришлось бы в ожидании следующего блюда выслушивать нытье очередного преподавателя по поводу дополнительного класса, в котором ему приходится работать в этом году, он присоединился к группе новеньких.

Те, в свою очередь, обменялись между собой тоскливыми взглядами.

– Ну, как дела, ребята? – обратился он к ним по-дружески.

Одна храбрая девушка обнаружила в себе достаточно смелости, чтобы промямлить безразличное «нормально».

– Занятия идут хорошо?

Некоторые из ребят пожали плечами. Остальные пристально уставились в свои тарелки.

– Расскажите мне, что вы думаете о затеянном строительстве, – снова спросил Ноа в надежде, что ребята разговорятся.

Ребята растерянно посмотрели друг на друга.

– Нормальный проект, – сказал один из них.

– Мы еще недостаточно взрослые, чтобы заниматься строительными работами, – заметил другой.

– Вполне вероятно, что, когда он будет завершен, он не будет выглядеть очень красиво. Самоделки обычно выглядят кустарно, – заметил третий.

– В доме, который мы строим, не будет кустарщины, – упрекнул говорившего Ноа. – Все чертежи изготовлены профессиональным архитектором, а за процессом постройки наблюдает профессиональный строитель.

Еще один мальчик включился в разговор.

– Там помогает мой братец. Он вам там такого настроит…

– Ну нет, – возразил Ноа. – Я не могу позволить, чтобы там, как ты изволишь выражаться «настроили такого». Каждый, кто участвует в стройке, прежде всего научится делать работу правильно.

– Ага, – со скептической улыбкой влез в разговор еще один, – и, таким образом, мы закончим школу, имея в кармане дипломы строителей и каменщиков.

– В этом нет ничего плохого, – сказал Ноа.

– Мой отец не затем платит за меня большие деньги, чтобы сделать из меня каменщика.

– Разумеется, но это станет неплохим дополнением к тому официальному образованию, которое ты получишь здесь. Должен тебе заявить, что, когда человек своими руками строит дом, он испытывает немалое удовольствие.

– А вы сами строили дом собственными руками?

– И не раз.

– Свой собственный дом?

– Нет, но всегда можно помочь в строительстве людям, которые не в состоянии сделать этого сами. В таком случае они нуждаются в помощи друзей.

Один из мальчиков вздохнул:

– В этом и заключается ловушка.

– Какая еще ловушка?

– Ловушка в том, что если общество решило строить бар, где кормят одним салатом, то, значит, так тому и быть. А я, например, салат ненавижу.

– Но это не означает, что ты точно так же ненавидишь все блага, которые предоставляет тебе общество?

– Это в Таккере-то? Должно быть, вы шутите? Да этот паршивый городишко вообще скоро отправится ко всем чертям. Здесь просто ничего нет.

– Здесь есть овощной магазин, библиотека, почта. Кроме того, магазин скобяных товаров, дровяной склад и книжная лавка. Есть различные мастерские. Таверна и гостиница. Есть лавка мороженщика и «Рилс». А еще больница.

– Главный госпиталь Таккера, – вставил кто-то словцо.

– Насколько я знаю, – ответил Перрини, – Главный госпиталь Таккера спас многих ребят в Маунт-Корте от разных неприятностей, так что не стоит сбрасывать его со счетов.

Компания еще немного побурлила, но ничего конкретного так и не было сказано. Только кто-то пробормотал:

– Не хотелось бы мне лечиться там от сердечного приступа. – И все рассмеялись.

– А почему нет? – спросил Ноа. – Врачи в этой больнице прошли точно такую же подготовку и стажировались в госпиталях и больницах, известных вам. Просто они решили поселиться в Вермонте. Если бы я когда-нибудь заключал пари, то я поставил бы на то, что в Таккере вам обеспечен более индивидуальный и тщательный уход, чем в крупных городских больницах.

– Да потому, что у них медсестры – сплошная деревенщина и ничего не умеют, кроме как подтыкать одеяло.

Ноа был разочарован цинизмом мальчиков, но не удивлен. Цинизм, невежество и душевная усталость часто сопутствуют друг другу. Этим пятнадцатилетним, по-видимому, были присущи все эти качества.

– Тебя зовут Джон, не так ли? – спросил он мальчика, который говорил последним и который очень удивился, что его назвали по имени, и в его глазах одновременно проскользнуло удовлетворение. – Вот что я хочу тебе сказать. Проведи тридцать часов в стенах больницы, а потом приди и скажи мне, что отказываешься от своих слов, и я отпущу тебя и еще трех твоих друзей на каникулы в Скуупс.

– Тридцать часов? – спросил Джон, казалось, совершенно остолбеневший.

– Таково условие.

– Где же я найду столько времени?

– Каждое утро по субботам по пять часов в течение шести недель, – сказал Ноа. – Можно также днем в субботу или в воскресенье, если, разумеется, сможешь встать пораньше. В госпитале Таккера всегда нужна помощь добровольцев, особенно по субботам и воскресеньям. Если же тебе не захочется работать непосредственно в госпитале, ты можешь поработать учителем математики в школе для самых маленьких или почитать вслух пожилым людям в доме для престарелых. Дело в том, – подчеркнул он, – что все вы находитесь в привилегированном положении. У вас имеются преимущества, которых нет у других. А этим привилегиям вы обязаны обществу, с которым вы должны как-то расплатиться.

– Мы платим налоги.

– Это ваши родители платят налоги, – поправил Ноа собравшихся. – Вы же берете много и ничего не отдаете взамен.

– Нам еще рано работать, как взрослые.

– Нет, по-моему, вам в самый раз потрудиться. – Он поднялся со стула. Он ощущал, что еще минута, и у него начнется несварение желудка – ведь он еще даже не приступал к завтраку. – Кто знает? – неожиданно произнес он вслух, взяв в руки поднос с едой. – Возможно, вы проникнетесь чувством благодарности. Возможно, вам понравится сама идея бескорыстной помощи, кто знает? И тогда в один прекрасный день вы покинете стены Маунт-Корта более совершенными людьми, чем пришли сюда. – Боясь сказать что-нибудь еще более возвышенное, он оставил их и направился в закуток столовой, где собирались преподаватели. Там он и съел свой обед, почему-то чувствуя, что проиграл. Поэтому он вышел на свежий воздух и решил предпринять еще одну попытку.

На этот раз он избрал своей жертвой группу, состоящую из питомцев Пейдж Пфейффер: Джули Энджел, Алисии Доннели, Таи Фарадей, Энни Миллер и еще нескольких младших школьников, включая второкурсниц Мередит Хилл и Сару. Они сидели на лужайке и выскребали ложечками пластмассовые баночки с йогуртом, который полагался на десерт.

Ноа сунул руки в карманы и направился к девушкам.

– Вкусно?

Девочки посмотрели на него несколько настороженно. Джули пожала плечами, Энн задрала подбородок вверх, а Тая сказала:

– Нормально.

Они уже заканчивали еду и облизывали пластмассовые ложечки.

– Ну, есть какие-либо улучшения по сравнению с прошлогодним рационом? – спросил Ноа.

Девочки обменялись взглядами. Наконец Алисия сказала:

– Да.

Чувствовалось, девочки не были расположены с ним общаться. Подождав некоторое время, он решил начать сам.

– Но насколько я знаю, десерт, который подавали вам на ланч, не слишком пришелся по вкусу?

Энни изобразила небольшую гримаску, Тая пробормотала что-то неразборчивое, а Джули произнесла:

– Малость припахивало жиром.

– Тофу вбирает в себя запах противня, на котором готовились другие продукты, – объяснил Ноа. – Наш повар еще не совсем в курсе, как это готовить. Но думаю, что он научится. Думаю, что пицца у него вполне удалась.

Пиццу покрыли дополнительным слоем сыра, добавили овощей и, что более важно, выпекали без избытка масла, которое, по мнению местных поваров, добавляло ей аромат.

Комментариев со стороны девушек не последовало. Ноа между тем продолжал гнуть свою линию.

– Он неплохо справляется с салатами и сэндвичами. – Бар, в котором можно было перекусить бутербродами и салатами, также была идея Ноа. Он подсчитал, что, если у учащихся будет место, где они на скорую руку смогут перехватить что-нибудь, это будет экономия времени и продуктов. Ребятам куда больше нравились французские булки, чем пышные сдобы, которые надо было выпекать как минимум час. У Ноа была возможность отведать это весьма сомнительное кушанье, когда он навещал Маунт-Корт прошлой весной.

Алисия демонстративно вытянула ноги. Тая прошептала что-то на ухо Джули. Младшие школьницы лениво ковыряли ложечками в мисочках с йогуртом, где почти ничего не оставалось. Мередит и Сара вытащили по салфетке из бумажного пакета, стоявшего рядом на траве.

– Как себя чувствует твой отец, Линдсей?

Девушка, одна из младших школьниц, в удивлении подняла глаза.

– Как вы узнали, что он заболел?

– Я разговаривал с ним в тот день, когда он и твоя мать привезли тебя сюда. Он сказал мне тогда, что перенес операцию.

– Его действительно оперировали. Сейчас ему лучше. Ноа с удовлетворением кивнул. Он поднял глаза и увидел в стороне Фрисби, которая вышла из-под контроля в игре, которую играли неподалеку в конце лужайки.

– Неплохо, – сказал сам себе Ноа, девушки же продолжали хранить молчание.

– Примерно в это же время в прошлом году, – обратился он к молчащим ученицам, – я был в горах Северной Вирджинии. Мне казалось, что там красивый водопад, но должен признать, что здесь ничуть не хуже. Еще несколько недель, и краски станут особенно яркими.

Девочки снова переглянулись.

– И тогда станет еще труднее концентрировать внимание на занятиях, – выразила свое мнение Джули.

– И на официальных школьных делах, – подыграл ей Ноа, – но делать это необходимо. Кроме того, – он попытался внести в разговор нотку юмора, – умение сосредотачиваться именно тогда, когда это труднее всего, и формирует сильные характеры.

Никто не засмеялся. Даже не улыбнулся. Ноа чувствовал молчаливое неприятие «го девочками.

Алисия поднялась с травы.

– Я собираюсь отнести все это назад в столовую. – Мгновенно в ее сторону потянулись руки с использованными ложками, тарелками и баночками, которые она аккуратно собрала и покинула лужайку.

Настала очередь Джули. Она встала и сказала со значением.

– Пожалуй, и мне пора в учебный корпус. – И тоже двинулась прочь. В мгновение ока девушки поднялись и присоединились к ней.

Последними уходили второкурсницы. Ноа был бы не против поговорить и с ними, но, когда его взгляд уловил в глазах Сары неподдельный страх, решил даже и не пытаться.

Он беспокоился за эту девочку. Она была родом из Сан-Франциско, и ее мать была не в состоянии хоть как-нибудь руководить своей дочерью-подростком. Саре пришлось расстаться со всеми друзьями и, находясь в школе высшей ступени, пытаться строить жизнь свою сначала.

Она казалась чрезвычайно приятным ребенком. За всем тем наносным стоицизмом, который позволял ей не показывать свои чувства, тщательно скрывалась нежность. Ноа был уверен в этом, и поэтому у него имелись большие сомнения в выборе этой школы для девочки. Ему нравилась Мередит, да и другие второкурсницы были отнюдь не плохи, но вот старшие девочки из группы Пфейффер подобных эмоций у него совсем не вызывали. Пейдж же их любила, впрочем, может быть, потому, что видела не слишком часто, но Ноа они казались грубоватыми и несколько нагловатыми. Он даже не знал, сможет ли добраться до их сути в течение года. Жизнь в школе после отбоя совсем не та, что на занятиях. У него была возможность установить контакт с Сарой и ее подружками при условии, правда, что старшие не настроят их друг против друга. Он готов был пойти на все, чтобы не допустить этого, но знал, что это нелегко.

В Маунт-Корте вообще ничего не делалось с легкостью.

Почувствовав себя опечаленным, усталым и одиноким, он пересек территорию городка и сам не заметил, как оказался на узкой тропинке, проходящей среди деревьев за зданием библиотеки и артстудии и ведущей к личной резиденции директора. Это было небольшое кирпичное здание, построенное в тюдорианском стиле и почти полностью скрытое зарослями плюща. Дом представлял собой достопримечательность Маунт-Корта до тех пор, по крайней мере, пока вам не удавалось взглянуть на него поближе.

Это место можно было назвать красивым, а дом элегантным, даже изящным, но более подходящим определением было слово «старый», и, хотя Ноа ничего не имел против старых домов, за которыми должным образом следили, к этому дому это не относилось. Он своими руками заменил сломанные дверные ручки, начиная от парадной двери и кончая черным входом, но погода, которая временами буйствовала в округе, и ветры, дувшие здесь в августе, расшатали большие секции крыши и оконные рамы, и капли дождя иногда попадали внутрь. Ноа пригласил также сантехника, чтобы исправить колонку для воды и нагреватель, все время задаваясь вопросом: уж не был ли предыдущий директор поклонником только холодного душа? Когда выяснилось, что холодильник в доме не работает, он купил себе новый.

Это был небольшой дом и выглядел так, словно это был воплощенный образ директора школы, ученики которого выросли и разбежались кто куда. Ноа нравилась тишина и уединенность места. На первом этаже находилась гостиная, столовая, кухня и холл, который можно было время от времени использовать для официальных мероприятий. Помимо этой кухни, соединенной напрямую с импровизированным холлом, имелась еще одна кухня, поменьше, окна которой выходили в лес. Это нравилось Ноа, и поэтому он любил эту часть дома больше всего.

На втором этаже были две спальни, каждая со своей ванной. Обои в доме имели настолько истрепанный вид, что Ноа содрал их со стен чуть ли не в первый день своего приезда. Новые в аккуратных рулонах были сложены у стен. Он собирался сам заняться ремонтом дома, если у него, конечно, будет для этого время.

С одной стороны, Ноа сам считал настоящим сумасшествием попытаться отремонтировать дом, поскольку считалось, что он временный глава школы и в его обязанности не входила реставрация бывшего директорского жилища, тем более за свой собственный счет. С другой стороны, он знал, что такое трудотерапия, и считал, что оклейка стен обоями поможет ему успокоиться и разобраться с самим собой. Учитывая тот факт, что с каждым днем он все больше терял популярность в возглавляемой им школе, могло случиться так, что ему придется чаще проводить вечера дома, и тогда домашняя трудотерапия ему может очень пригодиться.

В работе собственными руками можно найти истинное удовольствие, и Бог свидетель, ему это сейчас необходимо.

Он вытащил «Вашингтон пост» из груды дневной прессы и сразу же почувствовал успокоение. «Пост» была частью его прошлой жизни, до приезда в Маунт-Корт. Она принадлежала к тому миру, который ценил Ноа Перрини и в который он должен был вернуться. Другое дело, захочет ли возвращаться в тот мир сам Ноа Перрини. Разумеется, выбор оставался за ним, но ощущение, что где-то там есть люди, которые знают ему, Ноа, истинную цену, согревало и утешало.

Он направился на кухню в надежде просмотреть газету за круглым столом, отделенным от собственно кухни стеклянной перегородкой. Солнце уже садилось за стволы деревьев, приближался вечер. Ноа включил свет, чтобы осветить пространство над кухонным столом. Когда щелчка выключателя не последовало, он повторил попытку, но, когда свет и на этот раз не зажегся, он выругался.

Он швырнул газету на стол, выкрутил лампу из патрона и бросил ее в ведро для мусора. Затем он извлек из хозяйственного ящичка другую и вкрутил ее в патрон. Но свет опять не зажегся, когда он щелкнул выключателем. Методично он вывернул предыдущую и попытался ввернуть еще одну. Когда Ноа нажал выключатель на стене, из него вырвалась яркая электрическая искра, причем с такой силой, что его отбросило назад. Он снова выругался, на этот раз громче, затем выпрямился, положив руки на пояс. Сердце громко стучало у него в груди, словно предсказывая, что и здесь ему не везет. Сдаваясь, он склонил голову. Ноа знал этот тип выключателей. Его надо было раскрутить на части, прежде чем ремонтировать. Ноа задумался, сколько еще выключателей в его доме не работает.