Текст книги "Над бездной"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)
Она выпрямилась и взглянула на Ноа, который по-прежнему проявлял полное равнодушие к окружающему. Пейдж оделась, высушила волосы феном, а потом извлекла Сами из манежа.
Тишина в доме говорила о том, что Джилл еще и не думала вставать. Что ж, ничего нового. Пейдж вообще не любила будить девушку до тех пор, пока у нее не возникала крайняя необходимость.
Прижимая к себе Сами, своего рода защиту от возможного искушения, она нагнулась над кроватью и тихо позвала:
– Ноа, просыпайтесь, пожалуйста, Ноа.
Тот ровно дышал, размеренно вдыхая и выдыхая воздух.
– Вы не можете спать здесь, – продолжала тихим голосом настаивать на своем Пейдж. – У меня в доме сейчас живут впечатлительные дети.
Но на Сами Ноа никакого впечатления не произвел. Она рассматривала его так, как рассматривала бы игрушечную собачку, с любопытством, хотя и не без интереса.
– Ноа? – сказала Пейдж несколько громче, а затем еще больше повысила голос: – Ноа!
Он вдохнул в себя воздух и перевернулся на другой бок.
Пейдж вздохнула, выпрямилась во весь рост и громко сказала:
– Хорошо. Вы пробудете здесь до того, как мы с Сами позавтракаем. Потом вам придется уйти.
Она плотно закрыла дверь спальни, оставив котенка в комнате, и сказала Сами:
– Пусть кошечка поиграет с ним немножко. Он скоро проснется.
Но он не проснулся. И двадцать минут спустя он спал так же крепко, как и раньше. На этот раз Пейдж пришлось потрясти его за плечо.
– Ноа? – Она снова потрясла его. – Ноа, ну проснитесь же наконец.
Он издал губами неопределенный звук.
– Ноа, я прошу вас.
Один его глаз приоткрылся. Похоже, он сразу не узнал ее.
– Ноа, вам необходимо встать. Вы не можете здесь спать. Скоро проснется Джилл. Кроме того, представительница агентства по усыновлению детей должна заехать ко мне. Меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы они застали здесь вас.
Еще некоторое время он разглядывал ее.
– Пейдж?
Она закатила глаза к потолку.
Он оглянулся вокруг, ничего не понимая. Наконец он все вспомнил и устало вздохнул.
– Послушайте, – сказала она, сознавая, что говорит не всю правду. – Я бы с удовольствием предоставила вам возможность здесь выспаться, но это действительно неудачное время. Да и дождь прекратился. Вы вполне сможете добежать до Маунт-Корта.
Наконец Ноа открыл оба глаза и посмотрел на нее странным взглядом.
– Вы давно проснулись? – спросил он.
– Некоторое время назад.
– Отлично выглядите.
Ей не хотелось выслушивать от него никаких комплиментов. Они слишком волновали ее, а у нее в голове были совсем другие мысли.
– Вам нужно уходить, Ноа.
– Я рассказал вам о походе? – спросил он, даже не приподняв головы от подушки.
Пейдж кивнула.
– Я рада, что он прошел удачно, особенно принимая во внимание, что половина моей команды не пришла вчера на тренировку. Так кто же у нас теперь нарушитель дисциплины?
– Я решил последовать вашему совету и проводить гибкую политику. – Он пошевелился под одеялом. – У вас отличная постель, Пейдж.
– Вам не следовало приходить сюда.
– У вас были месячные?
Она кивнула.
– Благодарю за откровенность.
– Они начались сегодня утром.
– А… Надеюсь, вы почувствовали облегчение?
– Чрезвычайное. А вы?
– Можете представить. Рождение детей следует планировать. Позавчера я купил упаковку презервативов. Но, конечно, я не подумал о том, чтобы прихватить с собой хоть один, когда бежал к вам.
– Очень мудро с вашей стороны, потому что ничего бы не произошло, – сказала она, хотя ощутила внутри возбуждение, противоречившее ее словам. Нет, все-таки с ней что-то произошло. Сегодня он даже не коснулся ее, но тем не менее вызвал целый переворот в ее организме, результатом чего, к примеру, были только что начавшиеся месячные. Она встала и жалобным голосом в очередной раз попросила его:
– Уходите, Ноа. Прошу вас, уходите. Мне пора приступать к своим обязанностям, а я ничего не могу делать, пока вы находитесь в моей постели.
Из-под одеяла высунулась длинная рука, которая некоторое время пролежала у изголовья, после чего появился и весь Ноа целиком.
Пейдж сделала шаг назад. Сначала она хотела уйти из комнаты, но тут же решила остаться, чтобы убедиться, что он на самом деле ушел. Пока она раздумывала, ей ничего не оставалось, как наблюдать за процессом его одевания. Когда он наконец завершил этот процесс, то надел очки и рукой постарался кое-как пригладить волосы. Затем он взглянул на нее и долгое время не отводил взгляд.
– Ну что? – спросила она, и голос ее дрогнул.
Он ничего не ответил, просто подошел, взял ее лицо в ладони и поцеловал ее в губы.
Она продолжала стоять посередине спальни, пока не услышала, как хлопнула входная дверь. Тут-то она вспомнила, что Ноа следовало бы удалиться через окно, тем же путем, каким он проник в ее спальню.
Через час Пейдж сидела в гостиной, держа на коленях Сами, и слушала, что ей вещала Джоан Феликс, агент по усыновлению детей. На столе перед женщинами лежала целая груда бумаг.
– Данные о финансовом положении, биографические данные, медицинский сертификат, сведения с места работы, свидетельство о рождении – кажется, все документы в порядке, – произнесла Феликс и улыбнулась Пейдж. – Вопрос не стоял о ваших возможностях кратковременно приютить девочку у себя. Все документы вполне квалифицируют вас как подходящего человека. Я могу даже не изучать все эти бумаги, чтобы понять, что вы можете приютить девочку и на длительный срок. Ведь таково, кажется, ваше желание?
Пейдж держала в руках яркую пластиковую игрушку и играла с Сами, которая была в восторге.
– С самого начала я говорила, что могу содержать девочку и ухаживать за ней, пока не найдется достойное семейство, пожелавшее бы удочерить ее. Меньше всего ей нужно, чтобы ее передавали от одного опекуна к другому.
– Вы сможете посещать курсы для людей, собирающихся удочерить или усыновить ребенка? Мы их регулярно проводим.
Мара рассказывала Пейдж о таких курсах. Их проводили дважды в неделю в Рутланде. Там встречались приемные родители детей, которых доставляли из-за границы. Их целью было ознакомление будущих родителей с их обязанностями и теми трудностями, которые могут встретиться на их пути.
– С этим у меня не будет проблем, – ответила Пейдж.
– Чтобы найти приличную семью, понадобится время.
– Я понимаю.
– Это точно? – спросила ее Джоан доброжелательно, но серьезно. – Принимая во внимание происхождение Самиры, устроить ее будет не так просто, как других. Особенно в таком консервативном штате, как Вермонт. Пока что, согласно нашим данным, для этой цели не подходит никто. Молодые семьи обычно настаивают больше всех, и у нас есть связи с подобными агентствами в других штатах, но вам следует знать, с какими предрассудками нам предстоит столкнуться.
Глядя на Сами, одетую в хорошенький бело-зеленый костюмчик, и с ленточкой, завязанной в волосах, Пейдж не могла представить себе, что будущие родители могут не принять такого очаровательного ребенка. Она была здоровенькая, обладала спокойным характером и изрядным умом. Пейдж была также готова поклясться, что у девочки появляется привязанность к ней, если, конечно, то, что девочка постоянно норовила прижаться к ее руке, можно считать свидетельством этому.
– А если вам придется ждать год или два? – поинтересовалась Джоан.
Год или два? Пейдж ощутила беспокойство за Сами.
– Вам не кажется, что чем больше пройдет времени, тем труднее будет устроить судьбу девочки?
– И да, и нет. Чем старше она будет становиться, тем, возможно, в ней станет проявляться еще больше привлекательных черт. Приемные родители очень боятся статистики, а по статистике большую часть детей женского пола в Индии при рождении лишают жизни. Или обращаются с ними самым гнусным образом. В бумагах Сами сказано, что ее передавали из одного приюта в другой после рождения. А это, естественно, не может не сказаться на личности ребенка. Чем старше становится девочка, тем больше улетучивается налет той травмы, которую она получила при рождении и переезде из приюта в приют. В конце концов, с каждым годом она становится все больше американкой, так сказать. А жители штата Вермонт, в основном, воспринимают только такой взгляд на людей.
Пейдж задумалась.
– Проблема другого свойства заключается в том, – продолжала Джоан, – что чем старше будет становиться девочка, тем больше будет привязываться к вам, и наоборот. Это проблема, с которой сталкиваются все приемные родители. Когда наступит время расставаться, сможете ли вы передать девочку в чужие руки?
– Думаю, смогу, – сказала Пейдж. На этот раз она старалась не смотреть на Сами. – В моей жизни столько других забот.
– А эти другие заботы не помешают вам ухаживать за девочкой и воспитывать ее?
– Нет, что вы. – Пейдж прижала Сами к себе поближе, чувствуя ее детское тепло и нежный ребячий запах. – Никаких трудностей, все идет хорошо. Она очень спокойная.
– Что ж, это совершенно очевидно, – заметила Джоан. Она сидела, переводя взгляд с Сами на Пейдж и обратно. – Вы сами, например, никогда не думали удочерить девочку?
– Я? О, это совершенно невозможно. Иметь ребенка не входило в мои планы.
– Планы планами, но это не значит, что из вас не смогла бы получиться прекрасная мать.
Но у Пейдж были сомнения. Ее родная мать не смогла стать хорошей матерью – ей нужна была прежде всего личная свобода. Хотя Пейдж была куда более домашней, чем Хлоя, наследственность нельзя сбрасывать со счетов. Кроме того, быть домашней отнюдь не означало для Пейдж сидеть дома с ребенком. Она предпочитала весь день крутиться, словно белка в колесе, и возвращаться домой лишь под вечер, утомленной, но и довольной дневными трудами. Теперь у нее есть Джилл в роли няни, но у Джилл скоро появится свое дитя, и Пейдж придется нанимать другую, что будет несправедливо по отношению к Сами. Девочка нуждается в матери, которая станет уделять ей все свое время.
– Что ж… – Джоан вздохнула и сложила все документы в портфель. – Советую вам подумать над моим предложением. Я внимательно просмотрю все документы и на следующей неделе заеду снова, чтобы обговорить все окончательно. Тем временем, мы будет искать семейство, которое согласится удочерить девочку, если вы действительно уверены, что вы хотите этого.
– Это будет лучше всего для Сами, – произнесла Пейдж, искренне веря в то, о чем говорит. Ее уверенность окрепла еще больше, когда она встретилась с Питером на следующее утро.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
– Ну, как дела? – спросила Пейдж, усаживаясь за свой рабочий стол с чашкой горячего кофе и с любопытством глядя на Питера.
– Нам надо поговорить, – ответил он прямо от дверей. Он выразительно посмотрел на Энджи и сложил руки на груди. – Все, что происходит здесь с некоторых пор, – чистый абсурд. Я устал, Энджи устала, ты устала. Сначала казалось, что события так или иначе вернутся в привычное русло, как только травма от смерти Мары пройдет, но этого не случилось. Нам необходима помощь. Нам нужен четвертый врач.
Энджи застонала, тем самым как бы подтвердив правоту слов Питера.
– Я знаю, что вам трудно. – Он перевел взгляд с одной женщины на другую. – Вы до сих пор испытываете чувство вины перед Марой, но, черт возьми, она мертва. Она лежит у подножия холма, холодная, словно камень. Она уже не может знать, что мы тут работаем без нее на износ, так в чем же дело?
При всем желании Пейдж ничего не могла вставить. В словах Питера чувствовалась железная логика.
– Хорошо. – Питер попытался начать с другого конца. – Я понимаю, что вы не хотите, чтобы чужой человек входил и выходил из офиса Мары, но ведь вы, тем не менее, продали ее дом, так?
– Мне пришлось пойти на это, – сказала Пейдж, пытаясь оправдать свои действия, хотя она и продавала дом с большим нежеланием. – Иначе пришлось бы ежемесячно платить по закладной. К тому же, нашлись подходящие покупатели. – Пейдж понравилась семья. Муж и жена работали брокерами и по горло хлебнули все прелести жизни в большом городе. Их мечтой было осесть где-нибудь в тихом месте и продолжать свои занятия, используя компьютер. У них было двое детей, и они проявили большой энтузиазм в плане устройства кормушек для птиц. – Но мне это далось нелегко, я никак не могла смириться с тем, что Мары там больше нет.
– Она умерла, – раздельно произнес Питер. – Ну почему люди не в состоянии принять столь очевидный факт? А в офис вечно кто-нибудь звонит и справляется о ней, словно у нее грипп, и она выйдет на работу в конце недели. С подобными вопросами и в городе на улице пристают.
– Ее все любили, – ответила Энджи с чувством некоторой зависти в голосе, к которой примешивалась печаль.
«Тебя тоже любят», – подумала Пейдж и постаралась перехватить взгляд подруги, чтобы передать ей это, но Энджи смотрела на Питера, который приходил все в большее и большее раздражение.
Тогда Пейдж полезла в карман и достала письмо, которое читала сегодня утром, прежде чем отправиться на работу.
– Как раз Мара отнюдь не была уверена, что к ней испытывают нежные чувства.
– Ты шутишь? – резко бросил Питер. – Люди к ней тянулись, а она просто купалась во всем этом.
– Слушайте, – сказала Пейдж и начала читать:
«Жизнь в нашем городе подчас полна стольких трудностей, что приходится обманывать себя и внушать себе, что в ней заключен некий важный смысл, но, в сущности, каждый человек здесь занят только собой и своим существованием, которое никак не связано с моим.
Люди встречаются со мной, разговаривают, даже уверяют, что прекрасно ко мне относятся, но потом они возвращаются домой к своим проблемам и забывают обо мне напрочь. Я не более чем помеха в устоявшемся распорядке их жизней. Я вхожу в их существование и выхожу из него, равно как они входят в мое и уходят. Дальше этого отношения не заходят, им всегда не хватает глубины. Вот я и спрашиваю себя, что же здесь не так?»
Энджи была поражена.
– И это написала Мара?
– Когда? – спросил Питер.
– Я так и не смогла установить точную дату, – ответила Пейдж. – Между прочим, это всего лишь одно письмо из целой пачки. Их так никогда и не отослали, хотя они и адресованы Лизз Паркс. Кому-то из вас говорит что-нибудь это имя?
– Только не мне, – произнесла Энджи.
– Пачка писем? – протянул Питер. – Ты все их читала?
– Не все. Уж слишком они мрачные. Я в состоянии воспринимать их только в небольших дозах. Она и в самом деле считала себя неудачницей.
– О чем же она пишет в других письмах? – спросил Питер.
– Многие из тех, которые я прочитала, имеют отношение к ее семейству. Она, помнится, все пыталась нас убедить, что они ей безразличны, но на самом деле все наоборот. Она думала о них очень много.
Питер отошел от двери, взял письмо у Пейдж из рук и осмотрел его со всех сторон.
– Почему ты не рассказала нам о письмах раньше?
– Потому что все время, пока я их читала, меня не покидало чувство вины, ведь они были такими личными. Даже сейчас я чувствую, что предаю ее, зачитывая вам отрывки громким голосом.
– Тогда зачем вообще ты все это начала?
Пейдж не знала, что ответить. Она сделала это ненамеренно, под влиянием момента, хотя и не сожалела об этом.
– Мы все слегка переутомились, и мне показалось, что, когда я прочту вам о мыслях Мары, всем нам станет полегче. Легко чувствовать жалость к самому себе, но, стоит сравнить наше состояние с тем, в котором находилась она, – окажется, что нам не так уж и плохо. «Чувствам не хватает глубины» – как здорово она сказала. Боже, как она была одинока – вот что убивает меня больше всего.
Питер бросил письмо на стол.
– Она всегда отличалась неуравновешенностью. Я всем вам толкую об этом уже несколько недель. – Он взглянул на Энджи, а затем перевел взгляд на Пейдж. – Итак, что будем делать? Попробуем принять на работу новичка или продолжим агонизировать вокруг имени Мары и всего, что с ней связано?
После ремарки Питера Пейдж почувствовала себя глупо.
– Ты, кажется, прав. Ждать глупо. Нам и в самом деле нужен еще один человек. И чем скорее, тем лучше.
Она решила, что Питер будет торжествовать победу, но он лишь взглянул на часы и заметил:
– Мне надо ехать на семинар специалистов по лечению аллергии в Монпелье. Прикроете меня, ладно?
Энджи уселась поудобнее.
– Я против. У меня сегодня свободный вечер, да и в любом случае, что это за неожиданные семинары?
– Почему неожиданные? Самый обычный.
– Но у тебя поездки такого рода по понедельникам.
– Этот семинар дополнительный.
– У Джинни в расписании ничего такого не значится.
– Значит, Джинни забыла. – Он направился к двери. – Вот почему нам необходим четвертый. У нас совершенно нет подстраховки. Так ты поможешь Пейдж, или мне пропустить семинар?
– Я помогу, – промолвила Энджи, и Питер вышел из комнаты.
Пейдж повернулся к Энджи, которая сидела в комнате сбоку от двери и выглядела утомленной. Пейдж знала, что причина этого не только в недостатке сна. Теперь Дуги живет в пансионе, и Энджи осталась дома наедине с Беном, вернее, в постоянном ожидании Бена, который появляется там только на короткое время. Они ходят на цыпочках друг возле друга, и, хотя Пейдж требовала, чтобы Энджи в очередной раз поговорила с ним, поспорила, поругалась, наконец сходила вместе с ним к психоаналитику, Энджи от всего отказывалась. Слишком долгое время она брала всю инициативу в доме на себя, и вот теперь она залегла на дно в ожидании, что ее муж проявит инициативу. Что и говорить, не самое приятное ожидание. В сущности, Энджи понемногу умирала каждый день.
Пейдж, в свою очередь, тоже очень переживала, наблюдая страдания подруги и не зная, чем ей помочь.
– Решаешь какую-нибудь проблему, Энджи? – спросила Пейдж подругу.
– Никаких проблем, – вздохнула Энджи. – У меня не было никаких конкретных планов. Да и в последнее время у меня их нет. Мне кажется, что мне нужно время, чтобы все продумать, но стоит только начать, как выясняется, что я не могу.
– Ты разговаривала с Дуги вчера вечером?
– Конечно. У него бал, как он сказал. Не спрашивай меня, что это означает. Вполне возможно, что сейчас он вообще большей частью занимается не тем, чем следует, и только совсем немного времени уделяет необходимым вещам. Зато одно я знаю наверняка: он очень рад, что освободился от меня.
– Тебе не кажется, что ты все принимаешь слишком близко к сердцу?
– Вполне возможно. – Энджи чуточку приоткрылась. – В любом случае, Бен не слишком огорчен происходящим. Он верит, что, чем бы Дуги ни занимался в Маунт-Корте, это идет ему на пользу и помогает развиваться.
– Значит, ты тоже согласилась с этим до определенной степени, – подчеркнула Пейдж, – иначе бы ты не допустила, чтобы Дуги перешел на пансион в Маунт-Корте.
– Кажется, я действительно согласилась. – Энджи сунула руки под коленку. – Честное слово, я не знаю, Пейдж. Я в ужасе от того, что моему мальчику могут принести вред в этом заведении, причем вред в любом смысле – физический, моральный, какой угодно, если эта затея окажется неудачной. С другой стороны, в некоторых доводах Бена есть и рациональное зерно. Я опекала Дуги. Может быть, даже слишком. И теперь ясно вижу это. Но я хотела одного – чтобы мы смогли достичь компромисса. Знаешь, полный пансион – слишком сильная мера. – Она потерла ладонь о юбку. – И потом, сын приезжает домой на субботу и воскресенье, и в эти дни он прежний любящий сын, так что, возможно, Бен был прав. Проблема и в самом деле во мне.
Пейдж почувствовала, что Энджи готова заплакать. Она встала из-за стола.
– Знаешь, что, Энджи…
– Просто я оказалась плохой матерью.
– Ничего подобного. – Пейдж присела на подлокотник стула поближе к подруге. – Ничего подобного. И у тебя есть великолепное доказательство этого – умный и любящий сын. Подумай об этом, подруга. Мы каждый год осматриваем сотни детей. У многих из них есть различные недостатки, которые являются результатом недосмотра со стороны родителей. Вспомни, к примеру, Уилксов, Фоггсов, Легерсов – так вот, их можно назвать плохими родителями, а ни в коем случае не тебя. Даже при самом свободном полете воображения. Твой Дуги не имеет недостатков – ни физических, ни моральных. Он не совершал попыток к самоубийству, не убегал из школы, чтобы тискать девочек в котельной. Он не пьянствовал на ступенях памятника погибшим во время войны, не воровал диски колес с автомобилей туристов, проезжающих через наш город. Он хорошо развитый молодой человек, который достиг вполне естественной стадии, когда подросткам необходимо общаться с себе подобными. Вполне возможно, если бы Маунт-Корт находился в трех часах езды от города, он бы никогда и не подумал уезжать от вас, но поскольку Маунт-Корт в пяти минутах, то искушение оказалось для него слишком сильным – жить в общежитии с молодежью и иметь любящих родителей под боком. Таким образом, парень собирает урожай с двух делянок. Он у тебя умница.
– И не такой уж маленький, – вставила Энджи. – И мне постоянно следует напоминать себе об этом. А кроме того, о том, что он живет в одной комнате с одним из лучших ребят из своих сверстников, о том, что преподаватель, наблюдающий за поведением пансионеров, – молодой и очень внимательный к детям, а также о том, что директор школы настолько верит в систему закрытых школ, что даже собственную дочь поселил в общежитии. Кстати, ты знаешь, что его дочь тоже учится в Маунт-Корте?
Знает ли она? Конечно, знает. Просто Пейдж полагала, что это секрет.
– Кто тебе сказал?
– Мариан Фаулер, одна из обитателей Таккера, член совета попечителей Маунт-Корта. Я позвонила ей сразу перед тем, как Дуги собрался переезжать в общежитие. Я знала, что она постарается обрисовать мне школу в самых розовых тонах, но мне, собственно, именно это и было надо. Она заявила, что уж если новый директор не побоялся отдать в школу собственную дочь, то уж мне и подавно не стоит бояться. – Она помолчала, потом сказала осторожно: – Я еще кое-что слышала про нового директора.
Пейдж изогнула бровь дугой, давая ей понять, что это ей интересно.
– Я слышала, – продолжала Энджи, – что люди видели, как он сегодня утром выходил из твоего дома. Ты что, бегаешь с ним?
Да, парадный вход есть парадный вход. Это вам не окно. Пейдж знала, что это как-нибудь да выяснится.
– Гм, не то чтобы бегаю. Просто мы друзья. Он пробегал мимо и заскочил ко мне, чтобы поздороваться и перекинуться словом.
– И насколько близкие вы друзья?
Пейдж пожала плечами как можно небрежнее. Она не знала, как назвать тот вариант отношений, который установился между ней и Ноа. Она даже не была уверена, что вообще может назвать Ноа своим другом. Впрочем, выбор у нее был небогатый. Или друг, или босс, или любовник, причем два последних варианта подходили к случаю еще меньше, чем первый.
– Он весьма привлекательный мужчина, – ободряюще произнесла Энджи.
Если бы Пейдж стала отрицать такой очевидный факт, это вызвало бы у Энджи ненужные подозрения. Поэтому она даже не пыталась.
– Именно эта мысль и пришла мне в голову первой. Я подумала, что девочки в Маунт-Корте должны влюбляться в него пачками. – Тут она отрицательно покачала головой. – Выяснилось, что они терпеть не могут новых строгих правил, которые он ввел. Я и сама их не одобряю. Этот человек иногда кажется ужасным сухарем.
– Со стороны родителей, наоборот, претензий к нему нет, – прокомментировала Энджи замечание Пейдж. – Только поговорив с ним о Дуги, я почувствовала себя относительно спокойно и дала окончательное согласие на его проживание в общежитии.
Пейдж представила себе Ноа сидящим за столом и беседующим с Энджи. Что ж, он, без сомнения, умел убеждать людей. Он был собранным, целеустремленным и преданным своему делу. Принимая во внимание, что он был назначен на пост директора всего на год, он мог бы просто поддерживать установившийся порядок в школе. Вместо этого он решился пойти на непопулярные меры. Пейдж могла соглашаться или не соглашаться с некоторыми новыми правилами, которые он ввел, но не могла не уважать его за мужество.
Она не видела его с того самого утра, когда он выбрался из ее постели и ушел из дома через дверь, а не через окно, что значительно больше устроило бы Пейдж. Но это в реальности, мысленно же она встречалась с ним десятки раз и всегда в весьма пикантных ситуациях.
– Эй, Пейдж?
– Гм-да?
– Что означает твой отрешенный взгляд?
– Взгляд? – переспросила она, возвращаясь с некоторой долей раздражения к прерванной беседе. – Никаких взглядов, так, всякие пустяковые мысли, не относящиеся к делу.
– Тогда сосредоточься и послушай. Последняя школа, в которой работал Ноа Перрини, находилась в пригороде Таксона и считалась весьма привилегированной. Там он сделал карьеру, поднявшись от простого преподавателя до заместителя директора школы по развитию. Он уже шел к директорскому креслу, когда неожиданно уволился. Похоже на то, что эта должность требовала от него слишком частых разъездов. Его жена, родом из Нью-Йорка, не слишком жаждала следовать за мужем в какое-нибудь захолустье. Ей еще меньше нравились его частые отлучки в одиночку. Она полагала, что он хочет оставить ее и воспитывать их дочь самостоятельно. Тогда она рассказала все одной учительнице из школы, где работал Ноа. Когда он вернулся из последней поездки, то вся школа уже знала, что произошло.
Пейдж почувствовала, что ей по-человечески жаль Ноа.
– Какой ужас, – только и сказала она.
– Это была маленькая школа, а дурная слава распространяется быстро. Он сразу понял, что место директора ему теперь заказано навсегда, и ушел.
– Наверно, это было очень унизительно, – добавила Пейдж.
Ей не верилось, что он оставил школу только потому, что не рассчитывал больше стать в ней директором. Он никогда не казался ей слишком амбициозным. В таком тесном окружении эта ситуация была бы невыносимой.
Энджи продолжала свое повествование и выглядела теперь значительно спокойнее, поскольку речь шла не о Бене и Дуги.
– Его жена с любовником уехали вскоре после увольнения Ноа и поселились в Сан-Франциско, где в течение многих лет разыгрывали из себя представителей научной элиты, пока не развелись в прошлом году.
Ага. Вот что может объяснить причину размолвки между Сарой и ее матерью. Пейдж всегда думала, что Сара скорее сторона пострадавшая, чем злонамеренная. Если напряженность в доме, где жила Сара, возникла из-за неудачного второго брака матери, и Сара обвиняла в этом мать, то ничего удивительного, что она обратилась к родному отцу в поисках хотя бы относительной стабильности.
Разумеется, это ничего не говорило о странных отношениях между ним и Сарой в течение нескольких лет и о том, что их взаимоотношения были далеко не близкими.
Голос Энджи снова зазвучал взволнованно.
– Похоже, это происходит все чаще и чаще – родители разводятся, дети страдают. Вот что расстраивает меня больше всего.
Пейдж с усилием вернулась опять к теме разговора.
– Ты имеешь в виду, прежде всего, Дуги?
– Да, разумеется. Хотелось бы знать, что он думает о нас с Беном.
– А мне интересно, что ты сама думаешь о ваших с Беном отношениях? – спросила Пейдж как раз в тот момент, когда зазвонил телефон. Пейдж нажала кнопку интеркома и осведомилась:
– Что случилось, Джинни?
– В смотровых комнатах собралось очень много народа.
– Сейчас иду. – Пейдж повесила трубку и взглянула на Энджи вопросительно.
– Я сейчас вообще много не думаю, – сказала Энджи, отвечая на вопрос Пейдж, прозвучавший ранее. – Я просто стараюсь пережить каждый день – и все.
– Но если ты поговоришь с Беном…
– Если я в очередной раз поговорю с ним, – заметила Энджи, направляясь к двери вслед за Пейдж, – я могу услышать вещи, которые мне вовсе не хотелось бы слышать.
Пейдж стояла рядом с ней и уже собиралась было повернуть ручку.
– Какие, например?
– Например, что без Дуги дом опустел. Что мы не понимаем друг друга. Что он хочет со мной развестись. Что он, наконец, любит ее.
Да, чрезвычайно неприятные и болезненные вещи. Пейдж хотелось бы убедить подругу, что та ошибается, но она не считала себя экспертом в сердечных делах мужчин, даже если речь шла о Бене, которого она хорошо знала. Зато она знала другое – ни в коем случае ей не хотелось бы, чтобы неудачи в личной жизни Энджи повлияли на нее так же сильно, как смерть Мары.
– Значит, ты предпочитаешь молчать в надежде, что все утрясется само собой? Но этого не случится, Энджи. На некоторое время трудности могут лишь отдалиться, но если они существуют, то никуда не денутся. Ты сможешь лишь делать вид, что их нет, да и то не слишком долго. Так что поговори c ним. Тебе все равно придется.
– Я знаю, – тихо проговорила Энджи. – Я знаю. – Она взяла себя в руки, и перед Пейдж снова оказался внимательный профессионал. – Надо идти работать.
– Так ты побеседуешь с мужем?
– Я подумаю.
– Прошу тебя, Энджи. Только как можно скорее.
Со взглядом, в котором, казалось, застыло одно слово – достаточно – Энджи открыла дверь и вышла из офиса.
Пейдж и Энджи приняли всех пациентов, которые были записаны, и еще нескольких в промежутке между пересменкой и перерывом на ланч. Обычно последнего пациента Пейдж осматривала несколько быстрее, чем прочих, чтобы выкроить десять минут и успеть пожевать сэндвич с тунцом, позвонить домой и узнать, как обстоят дела с Сами. Затем она работала до трех, после чего заезжала домой, брала с собой девочку и уже вместе с ней отправлялась в Маунт-Корт. На этот раз Джилл отпросилась у нее до вечера, чтобы помочь матери одной из ее подруг приготовить праздничный обед ко дню рождения девушки. Сам обед должен был стать сюрпризом и готовился от подруги втайне, поэтому Джилл никак не могла ей отказать. Джилл необходимо общаться со своими друзьями. К тому же, Пейдж нравилось ухаживать за Сами в одиночестве.
Сегодня, однако, как только пробило два, Джилл неожиданно позвонила ей на работу. Чувствовалось, что она запыхалась, да и сам ее голос звучал встревоженно.
– Мы с Сами ходили на прогулку. Я предупреждала вас, что гулять мы будем довольно долго. Так вот, когда я вернулась, задняя зверь оказалась открытой. Кто-то побывал у вас, доктор Пфейффер, и этот кто-то рылся в ваших вещах.
У Пейдж все сжалось внутри.
– Ты хочешь сказать, кто-то вломился ко мне в дом?
– Не то чтобы вломился. Я сама не заперла дверь, но совершенно точно помню, что плотно ее закрыла. Я никогда не оставляю дверь открытой – ведь в доме котенок, и он может убежать. Я позвала кошечку, как только пришла, но ее нигде не было.
– У Сами все в порядке?
– Абсолютно.
– Где ты находишься сейчас?
– Рядом, у соседей. У Коркеллов. Я совершенно не знаю, как мне быть.
Пейдж приложила пальцы ко лбу и попыталась размышлять логически. Сердце у нее стучало.
– Ничего не предпринимай, Джилл. Оставайся там, где находишься. Ни при каких обстоятельствах не приближайся к дому, пока я не приеду. Я позвоню Норману Фитчу. Он подъедет прямо к дому.
