Текст книги "Когда сбываются мечты"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Дети приходили вместе со мной в больницу дважды в день. Мы мечтали наполнить эти короткие визиты радостью и весельем, но Кикит и Джонни были слишком расстроены плохим состоянием бабушки, чтобы создавать вести себя непринужденно. И тогда Рона благополучно уводила их из больницы. Мой приезд она восприняла как избавление и не считала нужным это скрывать. Порой сестра кидала сухое: «Удачи», или поддразнивала: «Мы будем думать о тебе». А все остальное время в ее взгляде читалось удовлетворение: наконец настала пора ее вознаградить.
И Рона была права. Она не только проводила в больнице все время, когда я возвращалась домой. Она еще и столкнулась с иной, критической стороной натуры Конни. Именно сестра ощутила на себе всю силу горя матери, когда та осознала, что наступил конец ее жизни.
Нет, я не винила ее за то, что Рона решила устроить себе небольшой отпуск. Если бы мне предоставили выбор, я бы тоже предпочла сейчас находиться где-нибудь в другом месте, потому что слишком больно было смотреть, как умирает мать. И не имело никакого значения, как часто я приходила в больницу. Каждый раз, когда я входила в палату матери и видела ее страдания, это поражало меня с одинаковой силой. Я могла часами наблюдать за ее бледным лицом и на следующий день снова приходила в ужас от его бледности. Несмотря на те усилия, которые я прилагала, чтобы отвлечься в те минуты, когда не видела Конни, и несмотря на то что падала в постель мертвой от усталости, горе не давало мне заснуть.
Дети улетали во вторник. Прощание с бабушкой оказалось только началом наших испытаний. Прибыв в аэропорт, мы узнали, что все рейсы откладывались из-за тропических ливней, бушующих по всему Восточному побережью. Время вылета переносилось и переносилось. Я звонила Дэнису – на работу, домой. Один раз, два, три – никто не брал трубку. Пришлось оставить ему сообщение на автоответчике.
Джонни начинал уже серьезно переживать, что пропустит тренировку. Кикит волновалась, что отец пропустит самолет.
Время вылета отложили в очередной раз. Я уже оставила несколько сообщений для Дэниса. Джонни плакал от страха, что его не допустят до игры, и он упустит реальный шанс победить в предстоящем субботнем матче со слабой командой.
Кикит неоднократно начинала причитать, что Майкл, Тревис и Джой, сидя в чемоданах, наверняка смертельно переживают, что их потеряли, и гадала, что происходит с багажом во время задержек рейса.
У меня на душе тоже было неспокойно. Начнем с того, что мне сильно не хотелось отпускать детей лететь одних. Я предложила подождать до утра в надежде, что погода изме-нится, но Джонни настолько расстроился из-за неприятной перспективы пропустить тренировку, что я сразу же отбросила эту мысль. В конце концов, самолет направили по дру-гому маршруту с посадкой в Балтиморе, и это заставило Джонни нервничать еще больше. С досады он толкнул Кикит, которая плача подбежала ко мне. Все, что я могла сделать, это оставить очередное сообщение для Дэниса и посадить детей в самолет, предварительно крепко обняв их и взяв со стюардессы слово, что та передаст их в Логане лично в руки отца.
Я вернулась в больницу, не прекращая поглядывать на часы и пытаясь дозвониться до Дэниса. Проверяя сообщения на автоответчике, я слышала только себя. Муж взял трубку, когда уже оставалось совсем немного времени до прилета детей.
– Ты успеешь? – спросила я, сообщив ему всю необходимую информацию.
– Ну, конечно, успею, – ответил Дэнис.
Но он опоздал. Дети прилетели в Логан в шесть. Дэнис появился там только в шесть сорок и утверждал, что именно это время я назвала ему по телефону.
Дэнис откровенно лгал. Но спорить было бессмысленно. Все, что я хотела, так это успокоить детей, насколько это можно было сделать, находясь так далеко от них. Я почти не спала в течение недели, я вообще никогда по-настоящему не высыпалась вдали от дома. И теперь чувствовала себя совершенно разбитой.
Я отложила отъезд в Сент-Луис до четверга, чтобы провести еще день с матерью. С Броди мы обо всем договорились по телефону. Мы собирались встретиться в пятницу на Международной выставке домашней мебели в Хай-Пойнте и работать по двенадцать часов в сутки до понедельника, переезжая с выставки на выставку, встречаясь с торговыми представителями. Я знала, какой дизайн нравится мне и какой идеально подходит для наших магазинов. Броди знал, какие вещи подойдут нам по цене и дополнят наш каталог.
Понимая, что я беспокоюсь о Конни, Броди взял на себя поездки в Денвер и Новый Орлеан. Я побывала в Атланте и во вторник поздно вечером вернулась в Кливленд. Рона пришла в восторг, что получила еще один выходной. Но я делала это не ради Роны. И даже не столько для матери, сколько для себя самой. И не важно, насколько сильно я волновалась, что происходит дома. Конни Грант была единственной матерью, которую дала мне природа. Очень долгое время я жила слишком далеко от нее. И очень скоро это не будет иметь никакого значения.
Джонни и Кикит немного расстроились, но все же с пониманием отнеслись к моему решению. Они провели свое детство в атмосфере моих магазинов, научились великолепно разбираться в товаре, понимать жаргон, знали всех наших партнеров и очень гордились тем, что так активно участвуют в моей карьере. К тому же дети знали, что могут дозвониться до меня, где бы я ни находилась.
Несмотря на свой юный возраст, они прекрасно понимали, насколько тяжело болела бабушка. Кикит торжественно велела мне остаться, зная, что мое присутствие немного облегчало ее состояние, хотя сама безумно по мне скучала.
Как жаль, что их отец не обладал даже половиной подобного милосердия. Мне пришлось пообещать, что я прилечу домой в четверг дневным рейсом.
В среду матери стало немного легче. Она даже начала поговаривать о том, чтобы приехать к нам на День Благодарения. И хотя докторам эта идея казалась абсурдной, я страстно ухватилась за нее. Встреча бабушки в аэропорту стала уже своеобразной праздничной традицией. Дети считали дни до ее приезда. Я тоже.
Конни настояла, чтобы я позвонила детям и передала ей трубку, и очень расстроилась, когда на том конце провода услышала автоответчик. Я, наоборот, обрадовалась: «Наверняка Дэнис повел детей куда-нибудь развлечься!»
Выражение лица матери стало задумчивым.
– С ними так легко. Они прекрасные дети – серьезные, разумные, непохожие друг на друга, оба личности. Из тебя получилась замечательная мать, гораздо лучше меня.
– Нет, не лучше. Мне просто больше повезло, только и всего.
– Везение тут ни при чем. Люди сами строят свою судьбу.
– Возможно, только некоторые из них. Но не все. Нам повезло – Дэнису, детям и мне. Если не считать аллергию Кикит, у нас у всех прекрасное здоровье. У детей милые друзья, они отлично успевают в школе. Я немного беспокоюсь за Джонни. Он слишком требовательно к себе относится, стремится стать лучше. Но – благослови его Господь! – у него это получается.
– Пошел в мать, – ответила Конни. – Кстати, мои друзья частые гости в ваших магазинах, они уже задают вопрос о покупке акций.
Мать вопросительно подняла брови.
– Нет, нет. Только не открытая эмиссия.
– Почему бы нет?
– Нет нужды. Мы не расширяемся так быстро. Мне необходимо держать все под контролем. Мне нравится активно участвовать в работе партнеров. Если их станет больше, я потеряю такую возможность.
– Но подумай о деньгах.
Мне хватало денег. И Конни знала, что я так думаю, – мы уже обсуждали этот вопрос раньше. Если бы такой разговор состоялся в прошлом, мать обязательно бы начала спорить. Но теперь у нее не осталось никаких сил, и она уступила.
– Хорошо, но я в любом случае горжусь тобой, Клер.
Я знала это. Начиная с моего детства и до настоящего момента, ее вера в мои способности ни разу не поколебалась. Она доверяла мне. Она верила в меня.
Я распрямила плечи:
– Я тоже горжусь собой.
– А Дэнис?
– Сложно сказать, – я сразу как-то сникла. – В этом вопросе он немногословен.
– Как его собственная работа?
– Мне жаль, но я не знаю. Об этом он тоже никогда особо не распространяется. – Я колебалась. Сейчас, когда Конни стала настолько слаба, жаловаться ей было просто некрасиво. Но она и по сей день оставалась для меня надежной жилеткой, в которую можно поплакать. – Порой я совсем его не понимаю. Он оберегает свои идеи как нечто особо ценное. Я, конечно, еще не достигла такого уровня профессионализма в бизнесе, как он, но у меня есть нюх на то, что будет развиваться, а что нет. Но Дэнис все всегда решает в одиночку. Как будто мы меряемся силами. Как будто существует угроза, что я его уничтожу. Я годами могу держать язык за зубами, даже если сильно сомневаюсь, что он прав.
– Ты должна четко дать ему это понять.
– Он возненавидит меня, если я окажусь права, и обвинит, если ошибусь. Я ничего не выиграю, он тоже ничего не получит, кроме уязвленной мужской гордости, – я улыбнулась. – Как бы то ни было, но у Броди сложилось хорошее впечатление о группе, с которой он встречался на прошлой неделе. Надеюсь, удача на нашей стороне, и Дэнис убедит их, что он именно тот человек, который поддержит и поможет удержаться на плаву.
Сейчас, когда я упомянула об удаче, Конни уже не спорила со мной. Точно так же не стала она напоминать, что хоть и желает для меня гораздо большего, но я уже в состоянии позволить себе не брать ни пенни из заработанного Дэнисом. Мы обе чувствовали удовлетворение от подобной независимости и знали, что его способен испытать только тот, кто однажды оказался за бортом без спасательного жилета.
– Я хочу, чтобы Дэнис преуспел, – сказала Конни.
– Я тоже этого хочу.
– Я не готова умирать.
– А я не готова отпустить тебя.
Она вновь посмотрела на меня как на взрослую равную себе женшину. Такая всепоглощающая любовь и такое острое горе заполнили мое сердце! Горло сжалось, а из глаз потекли слезы. Я вдруг осознала, что ни к одной живой душе на этом свете я не испытывала подобной привязанности, как к своей матери. А еще я почувствовала восхищение. Конни Грант была упряма. Твердая, как сама жизнь, она всегда заставляла себя идти вперед. И хотя сейчас моя мать ослабла настолько, что с трудом приподнималась на руках, так сильно болела, что едва находила в себе силы, чтобы есть и думать, она все равно отказывалась умирать.
– Ты непоколебима, как скала, – заметила я, когда снова смогла говорить.
– А разве у меня есть выбор? – возразила она. – Какая у меня альтернатива? Позволить победить себя? Но я же не могу оставить вас без присмотра. И если я уверена, что ты в этой жизни не пропадешь, то не могу сказать того же о твоей сестре. Рона могла бы добиться чего-то самостоятельно, если бы не искала быстрых решений. Красивый загар? Пошла в солярий. Много денег? Вышла замуж за богатого. Я так надеялась, что моя тяжелая жизнь хоть чему-нибудь ее научит. Но я ошибалась. Она хочет большего, лучшего и как можно быстрее. Но, к сожалению, это не всегда возможно. Ты никогда не сможешь быть лучше, чем ты есть.
Измученная этим монологом, Конни откинулась на подушки, тяжело и часто задышала и закрыла глаза. В первое мгновение я очень испугалась, но постаралась взять себя в руки. Конни отдохнула, открыла глаза и очень мягко и нежно прошептала:
– Клер, Клер, ты так похожа на мою маму Кейт – такая же находчивая, решительная. – Ее глаза приняли отсутствующее выражение, на губах появилась ласковая улыбка. – Я никогда не забуду одну историю о Кейт и ее жемчужинах.
Я никогда не слышала ни о каких жемчужинах.
– Но ведь бабушка Кейт была бедна.
– Не имея денег, можно обладать необъятным богатством в душе. Прекрасные моменты жизни Кейт бережно нанизывала на нитку своей памяти как драгоценные жемчужины, создавая великолепное ожерелье. А мелкие песчинки, которые ей попадались, она просто смахивала, как ненужный сор, и благополучно забывала о них. Большинство людей, любила говорить она, не могут разглядеть жемчужину под песком, а у некоторых хватает сил только на то, чтобы добыть лишь пару жемчужин и опустить руки. У твоей же бабушки ожерелье получилось великолепным. И твое будет таким же. А Рона… У нее никогда не хватит терпения, чтобы создать жемчужину. А я, – вздохнула Конни, – я до сих пор еще плету свое ожерелье. Ведь у меня в жизни столько всего прекрасного, связанного с внуками, с тобой. И знаешь, это помогает мне гораздо лучше любых лекарств. Ты ведь приедешь еще в ближайшее время, чтобы проведать меня, правда, детка?
Притча о жемчужинах бабушки Кейт была одной из самых философских из всех, которые когда-либо рассказывала моя мать. Я вспоминала ее, пока летела домой в четверг, думала о своих собственных жемчужинах – многочисленных чудесных моментах, связанных с моей семьей, о чувстве удовлетворения и гордости от моей работы – и вдруг ощущение непонятного беспокойства, которое не давало мне покоя всю неделю, усилилось. Мне захотелось оказаться дома как можно быстрее.
Самолет приземлился вовремя. Водитель уже встречал меня в аэропорту. Невероятно, но мое нетерпение росло с каждой минутой. Мой отъезд продлился слишком долго, мне хотелось обнять детей, пообщаться с Дэнисом. И даже мытье посуды, стирка, чистка ковров и уборка постелей не вызывали уже во мне чувства стойкой ненависти. Дом виделся мне тихой надежной гаванью, куда я мечтала вернуться.
Я подъехала к дому в половине шестого, как и обещала детям. И очень удивилась, не встретив во дворе Джонни, висящего на перилах крыльца, Кикит, прыгающую в «классики» на плавно изгибающейся дорожке. На улице было тепло и еще не стемнело. Скорее всего, Дэнис позвал детей со двора еще полчаса назад. Я знала, что он дома, потому что заметила его машину на стоянке. Волоча за собой дорожную сумку, я подошла к входной двери и, к своему удивлению, обнаружила, что она заперта. Обычно тот, кто приезжал домой раньше, оставлял дверь открытой, чтобы дети могли свободно выходить на улицу до наступления сумерек.
– Эй, есть кто живой? – крикнула я, войдя в темный холл.
Я ожидала услышать восторженные вопли, которые после каждого моего возвращения сыпались на меня радужным фейерверком из кухни или со второго этажа, но в доме стояла гробовая тишина, и это окончательно выбило меня из колеи. На нижних ступеньках лестницы, ведущей на второй этаж, не было ни обуви, ни рюкзаков, ни свитеров, ни прочих вещей, которые обычно скапливались там за время моего отъезда. Кругом царила идеальная чистота.
– Эй, ребята, я дома!
– Я слышу, – произнес Дэнис, появившись из соседней комнаты. В руках он держал виски со льдом. Похоже, он еще не начинал пить: его взгляд был ясным и холодным.
Материнским ли инстинктом, человеческим ли, не знаю, но я почувствовала приближающуюся беду.
– Что произошло? – воскликнула я, ощущая, как все внутри сжимается от страха – Кикит заболела, Джонни поранился, Конни умерла. – Что произошло? – повторила я уже шепотом.
Дэнис прислонился к двери и начал маленькими глотками пить виски. Когда он снова взглянул на меня, выражение его лица показалось мне странным.
– Что-то с мамой?
Он покачал головой.
– С детьми?
– С ними все в порядке.
– Но где же они?
– В доме моих родителей.
Родители Дэниса жили под Нью-Гемпширом, в тридцати минутах езды отсюда. Я могла понять, что они помогали Дэнису заниматься детьми, пока меня не было, но не в день же моего приезда. Джонни и Кикит так же страстно мечтали увидеть меня, как и я их.
– Мне поехать забрать их?
– Нет. – Тон его голоса показался мне таким же странным, как и выражение лица, более холодным и более жестким, чем обычно.
Внезапное воспоминание о другом споре, который произошел между нами несколько месяцев назад, озарило мою память. Поначалу мы с жаром что-то доказывали друг другу, а затем Дэнис стал таким же холодным и жестким, как и сейчас, и предложил расстаться.
– Почему нет? – спросила я уже более спокойно.
Он сделал еще один глоток.
– Дэнис! – В прошлый раз я отговорила его от решения расстаться, и делала это не единожды раньше, но теперь он выглядел более уверенно.
В дверь позвонили.
Я кинула взгляд на дверь, а потом снова обратилась к Дэнису, который совершенно не удивился звонку:
– Кто это?
Он жестом велел мне открыть, что я и сделала. На крыльце стоял симпатичный, аккуратно одетый мужчина средних лет.
– Вы Клер Рафаэль?
– Да.
Он протянул мне стандартный официальный конверт. Как только я его взяла, мужчина повернулся и направился к выходу.
На конверте было написано мое имя. Обратным адресом значился офис полиции в Эссексе.
Я закрыла дверь и, бросив на Дэниса взволнованный взгляд, открыла конверт.
Глава вторая
Моим глазам предстало временное решение, выданное судом штата Массачусетс, отделением в Эссексе, по наследственным и семейным делам. Дэнис выступал в качестве истца, я – в качестве ответчика.
Я с недоумением посмотрела на мужа – он выглядел безмятежным. Я прочитала:
В ожидании дальнейшего слушания дела или принятия окончательного решения суд постановляет следующее:
Истец (отец) обязуется принять на себя временную опеку над Джоном и Кларой Кейт Рафаэль, несовершеннолетними детьми судящихся сторон.
Супруга обязуется освободить принадлежащее мужу помещение на период, начиная с настоящего времени и до двенадцати часов понедельника, 28 октября, когда обе стороны должны явиться в суд за окончательным решением.
В вышеуказанное время будет проводиться слушание дела по определению временной опеки над детьми и финансовой поддержки в преддверие окончательного постановления о разводе.
Решение было датировано сегодняшним днем, четвергом, 24 октября, и подписано судьей отдела по наследственным и семейным делам Е. Уоррен Сельви.
Я долго разглядывала бумагу. Мне пришла в голову только одна мысль: Дэнис решил сыграть со мной нелепую шутку, чтобы донести до меня, насколько сильно он ненавидел мои отъезды. Но бумага выглядела настоящей – тисненый фирменный бланк, пустые поля, заполненные на добротной печатной машинке, которая, я проверила, оставляла следы на оборотной стороне листа. Да и сам Дэнис даже и не думал смеяться.
– Что это? – спросила я.
– Там все ясно сказано.
– Похоже на судебное решение.
– Умная девочка.
– Судебное решение?!
– Именно оно.
– Дэнис, – испуганно воскликнула я, протягивая ему бумагу, – что это?
Дэнис всегда носил маску. Недостаток деловой хватки он компенсировал обаятельной внешностью, шармом и самоуверенной улыбкой, чем очень притягивал к себе людей. Но, будучи его женой, я прекрасно знала, что за этой маской он прячет огромную неуверенность в себе. По крайней мере, так обычно и происходило. На этот раз его уверенность казалась вполне искренней. Это меня насторожило.
– Я подал на развод, – ответил он. – Суд дал мне право на временную опеку над детьми и постановил, чтобы ты переехала из этого дома.
Нет, он определенно шутил.
– Перестань дурачиться.
– Я не дурачусь. И данная бумага является официальным тому подтверждением.
Я покачала головой. Это было лишено всякого смысла.
– А почему дети в доме твоих родителей? Им же завтра в школу.
– Родители живут достаточно близко. Ужин с ними – целое событие для детей. К тому же это даст тебе время собрать вещи и убраться отсюда. Я не хочу, чтобы Кикит и Джонни расстраивались.
– Но если ты не хочешь их расстраивать, – с надрывом спросила я, в очередной раз протягивая ему бумагу, – то зачем тогда ты все это затеял?
Он резко отошел от двери. Очевидно, что его терпению пришел конец.
– Ради всего святого, Клер. Все в этой бумаге чистая правда. Я прошу тебя о разводе. Повторяю: я прошу тебя о разводе. Почему ты так упорно отказываешься это понять?
И тут я испугалась по-настоящему.
– Да потому что разумные люди, которые пятнадцать лет прожили в прекрасном крепком браке, никогда так себя не ведут, – воскликнула я. – Они садятся рядом и разговаривают.
– Я пытался это сделать. Но ты не слушала меня. Я уже три раза заговаривал о разводе. Я даже могу назвать тебе точные дни, когда это происходило. Последний разговор состоялся в августе. Я сказал, что нам надо разойтись до того, как дети пойдут в школу.
Я прекрасно помнила тот день. Дэнис очень расстроился тогда, потому что сделка, над которой он столько работал, провалилась. И в то же самое время мы получили свежие данные о доходах «Викет Вайз», сильно превышавшие предыдущие, что заставило его почувствовать себя еще более униженным. И он пригрозил уходом из семьи. Дэнис поступал так всегда, когда испытывал унижение или разочарование. Подобное поведение было свойственно его характеру.
– Я не думала, что ты говорил серьезно.
– Я говорил серьезно. Очень.
– Дэнис…
– Клер, – передразнил он меня и опять прислонился к двери. Он обрел прежнее спокойствие. Я думаю, именно его спокойствие окончательно убедило меня, что на этот раз он действительно одержал верх. Оно воздвигло между нами преграду, сделало его голос чужим. – Я хочу развода. А поскольку ты не была готова услышать меня, мне пришлось прибегнуть к помощи суда.
Огромное количество мыслей, вопросов, невысказанных страхов переполняло меня. Я попыталась хоть как-то упорядочить их, начать последовательно, шаг за шагом обдумывать свое положение.
– Хорошо, – задыхаясь от волнения, проговорила я. – Если ты серьезно решил разойтись, я не буду тебя разубеждать. Но что это за история с опекунством Джонни и Кикит? И с какой стати я должна уезжать из этого дома?
– Мне нужен дом. Мне нужны алименты. Я хочу единоличной опеки над детьми.
– Что?!
– Ты ненадежная мать.
– Что?!
– Ради Бога, Клер, ты хочешь, чтобы я произнес это по слогам?
– Да, хочу! – Тут я уже по-настоящему разозлилась. С меня довольно. – Я идеальная мать. Какие доказательства ты можешь привести судье, чтобы убедить его в обратном?
– В промежутках между заботами о твоей матери и твоей работой ты постоянно находишься в состоянии глубокого личного кризиса. Дети страдают!
– Страдают? От чего?
– Во-первых, тебя никогда не бывает дома. Во-вторых, даже когда ты дома, ты настолько перегружена своей работой, что вообще забываешь о них.
– Ах, ну конечно же, танцы Кикит. Ты будешь вспоминать этот единственный случай до конца своей жизни. Я уже миллион раз объясняла, что в магазине отключилось электричество, и часы встали.
– А как насчет того родительского собрания, которое ты пропустила?
Прошла минута, прежде чем я поняла, что именно он имел в виду.
– Ты говоришь о встрече с миссис Станнети? Но я не пропустила ее. Да, мы дважды ее переносили, потому что не могли найти удобное для нас обеих время, но в конце концов встреча состоялась.
Он поднял руку, заставляя меня замолчать.
– Она ждала тебя. А ты не пришла. А та авария, которая произошла в прошлом месяце. Ты разбила машину. Это чудо, что дети остались живы.
– Дэнис, та авария произошла не по моей вине. В меня врезался мужчина, у которого случился сердечный приступ. Даже полиция и страховая компания согласились с этим.
– А суд нет. В этом вопросе он стал на мою сторону. Если бы ты была более бдительной, ты бы вовремя свернула с дороги и не подвергла бы риску жизнь своих детей. Кстати, у Кикит на днях случился чудовищный приступ аллергии.
У меня все оборвалось внутри.
– Когда? На что?
– Во вторник ночью. На овощное рагу, которое ты оставила в холодильнике, когда уехала. Что ты туда положила, Клер? Уж кто, как не ты, лучше всех должна знать, что Кикит можно есть, а что нет. Но это еще не самое худшее. У нее не оказалось лекарств. Ты, должно быть, оставила их в Кливленде.
– Нет, я положила их ей в сумку, я точно помню.
– Я смотрел и ничего не нашел ни в ее сумке, ни в доме. Мне пришлось везти Кикит в больницу. Всю дорогу она дышала с жуткими свистами и хрипами. К тому моменту как мы подъехали, она уже почти посинела.
У меня перехватило дыхание. Это известие уничтожило меня окончательно. С лекарствами или без них любой приступ Кикит нес в себе смертельную опасность.
– В доме был антигистамин и спрей «Эпи-пен». Я всегда покупаю несколько, на всякий случай.
Он покачал головой.
– Я смотрел везде.
– Они лежат в холодильнике в самом низу. Я тебе говорила об этом. А сейчас с ней все в порядке?
– Ее состояние стабилизировалось. Но все мы пережили сильнейший стресс. Кикит постоянно плакала, потому что тебя не было рядом.
Я почувствовала закипающую ярость.
– Мой телефон находился при мне постоянно. Почему никто не позвонил?
– Я пытался дозвониться. Твой мобильный оказался выключенным, а у твоей сестры постоянно занято.
– Позвонил бы позже. Или на следующий день. Я пользовалась телефоном. Он работал. И телефон Роны не был занят непрерывно. В конце концов, оператор прервал бы ее разговор, если бы ты объяснил, что твой звонок очень срочный. Ты бы мог позвонить в палату Конни, я большую часть времени проводила там, или на пост медсестры. Я ведь оставила тебе все телефоны. Ты бы мог меня найти, если бы захотел. Я бы сразу же вернулась домой.
– Вернулась бы? Ты отсутствовала дома тридцать четыре дня из последних девяноста. Тебе нравится путешествовать. Взгляни правде в глаза, тебе нравится!
– Нет, не нравится. Особенно тогда, когда дети болеют. Ты что, даже подсчитал дни моего отсутствия? И сколько дней я провела в больнице рядом с матерью?
Если бы я не была так расстроена, я заново подсчитала бы это сама. Бедная Кикит. Я прекрасно знала, как тяжело проходили ее приступы. После нескольких часов панической атаки организм быстро восстанавливался. Но психологическая травма оставалась очень надолго. Пока мы не поняли, какая именно еда вызывала приступ, Кикит вообще боялась что-либо есть.
Еще и меня не оказалось рядом. Она наверняка подумала, что я бросила ее.
Безумно разозленная на Дэниса, что он столько времени продержал меня в неведении, я побежала на кухню и набрала номер телефона его родителей, желая услышать голос дочери, Дэнис отобрал у меня трубку, прежде чем я услышала гудки.
ѕ Отойди, – я схватила его за руку. – Я должна поговорить с Кикит.
– Ты должна, – с убийственной неторопливостью произнес он, – собрать свои вещи и уйти. Это постановление суда, Клер. Если ты не уйдешь, я позвоню в полицию.
– Ты не сделаешь этого.
– Сделаю, – и выражение его лица подтвердило его слова.
Дэнис был моим мужем и знал меня гораздо лучше, чем любой другой мужчина. Но в его лице я не увидела ни тепла, ни любви, ничего, что показало бы, что я хоть что-то для него значила. Так можно смотреть на незнакомца, к которому чувствуешь резкую неприязнь, или на человека, смертельно тебя обидевшего, которому ты мечтаешь отомстить.
И в тот момент он тоже стал для меня чужим.
– Ты пугаешь меня, Дэнис.
– Уходи.
– Но это мой дом. Куда я могу пойти?
– Ты что-нибудь придумаешь, – многозначительно сказал он.
Я ждала, что он продолжит свою мысль. Но он молчал, и я спросила:
– Придумаю что?
Он выглядел так, как будто знал что-то, чего не знала я, и горел желанием мне это высказать.
Дэнис облокотился на стену рядом с телефоном и криво улыбнулся.
– Кикит рассказала мне о том, как ты заигрывала с мойщиком стекол.
– Заигрывала?
– Когда ты дефилировала перед ним в своем очаровательном лифчике и трусиках, пока он мыл огромное венецианское стекло у нас в доме.
Я совершенно не представляла, какое отношение этот случай имеет к настоящему разговору, но все же ответила:
– Я сразу же выбежала из комнаты, как только заметила его. Я почувствовала себя униженной.
– Ты прелестно выглядела и знала это.
– Ты хочешь сказать, что я сделала это специально? Дэнис, прошу тебя. Мальчику было не больше двадцати.
– Ну да, молодой и горячий.
– Это старший брат лучшего друга Джонни. Именно поэтому я и наняла его. Он нуждался в деньгах.
– Ага, вдобавок он получил на чай приятное волнующее приключение. Кикит посчитала это забавным. Но я думаю, это отвратительный пример, который нельзя подавать впечатлительной маленькой девочке. – Он провел рукой по стене. – Мне также неприятны отношения между тобой и Броди.
Это заявление окончательно поставило меня в тупик:
– Между мной и Броди?
– Ты спишь с ним.
Я сплю с Броди? Я долго молчала, прежде чем снова обрела способность произнести хоть слово. Я не могла поверить, что Дэнис говорил серьезно, настолько абсурдно звучали его слова.
– Что с тобой, Дэнис? Ты сошел с ума?
– Да вы же все это проделывали у меня под носом месяцами. И думали, что я ничего не замечаю? Ты постоянно его трогала.
– Трогала его?
– Везде! Да что там трогала. Мне достаточно было видеть, какими взглядами вы обмениваетесь, как общаетесь. Вы же просто угадываете мысли друг друга. Да ты проводишь с ним больше времени, чем со мной и детьми, вместе взятыми!
– Я сомневаюсь, что это правда, но если ты и тут уже успел подсчитать часы, то прими, пожалуйста, во внимание и тот факт, что Броди мой исполнительный директор.
– Убедительный аргумент. Впрочем, как и тот, что офис располагается у него дома.
– Мы устроили офис у него дома только потому, – возразила я, – что ты не захотел, чтобы офис был тут. Мы бы могли замечательно работать наверху, но ты сказал, что не хочешь, чтобы тебя беспокоили постоянные телефонные звонки и снующие туда сюда люди.
– Я посоветовал тебе арендовать помещение.
– Пять лет назад казалось нелепым арендовать целое помещение для еще небольшого бизнеса. Я бы осталась здесь, в своей маленькой комнатке, если бы могла, но мне требовалось больше места. И поэтому мы устроили офис у Броди в гараже. Не в доме. В гараже.
– Да ты постоянно пропадаешь у него дома. Я видел тебя там. Ты бываешь на кухне, ты пользуешься ванной. Готов поклясться, ты великолепно изучила и его спальню.
Он нарисовал такую грязную и омерзительную картину, что я уже чуть не кричала:
– Ты чудовищно не прав! Наши отношения с Броди ничем не отличаются от отношений любых людей, которые вместе работают.
– И путешествуете вы вместе. К примеру, на этой неделе вы четыре ночи провели в Хай Пойнте.
– Мы работали.
– Ну да, ну да. Мне пришли распечатки твоих телефонных звонков из других твоих поездок. На один звонок к нам приходится три звонка к нему.
– Он мой исполнительный директор, – повторила я. – Мой деловой партнер.
– Тогда почему ты не звонила ему во время рабочего дня?
– Потому что во время рабочего дня я была занята с другими людьми. И домой приходилось звонить либо утром, либо вечером.
– Ну естественно, Броди ты звонила вечером. Без пятнадцати десять, в половине одиннадцатого, в пятнадцать минут двенадцатого.
– Да, это так. К тому времени я успела уже поговорить с тобой и с детьми, перекусить, включить свой ноутбук, оценить, сколько я переделала за день, и составить список того, что хотела бы сообщить своему компаньону и узнать у него. Кроме того, прими разницу во времени. Вот и получилось, что я звонила поздно.
