Текст книги "Когда сбываются мечты"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
– Почему? – требовательно спросила Кикит.
Я снова посмотрела на Дэниса, ожидая, что он примет этот удар на себя, но он выглядел озадаченным и совершенно не горел желанием присоединяться к разговору. Однако я больше не винила его. Сейчас очень важно все объяснить правильно. Одно неверное слово могло нанести непоправимый вред детям.
Только и я никак не могла подобрать нужных слов. И ограничилась простой и проверенной фразой:
– Потому что мы думаем, что так лучше.
– А я так не думаю, – продолжала настаивать Кикит. – Кто будет жить тут и где будем жить мы?
– Вы останетесь в этом доме. А я перееду в другое место.
– Куда?
– Еще пока не знаю. Но вы сможете приезжать ко мне туда, или я буду приезжать сюда к вам.
– Но я хочу, чтобы ты находилась тут все время. Почему ты не можешь жить в комнатке под лестницей? Я достану оттуда всех своих кукол. Ты же говорила мне, что тебе нравится софа там.
И тут вдруг Джонни, все это время ковырявший штукатурку на кухонной стене, сказал:
– Они больше не хотят жить в одном доме друг с другом, они больше не любят друг друга.
Я встала из-за стола и подошла к нему. Весь его напряженный вид говорил, что он изо всех сил пытается бороться с отчаянием, но проигрывает в неравной битве. Я обняла Джонни за плечи и, прилагая титанические усилия, чтобы казаться твердой и спокойной, проговорила:
– Так просто и не объяснишь. Я сама еще не до конца понимаю, отчего это произошло. Все гораздо сложнее.
– Объясни мне. Я хочу знать! – закричала Кикит.
Но я продолжала говорить с Джонни, массируя его плечи, чтобы хоть немного их расслабить:
– Есть одна вещь, которую ты должен помнить всегда, единственно важная вещь – мы оба любим тебя и Кикит.
– Но вы не любите друг друга, – повторил он.
Еще четыре дня назад я бы с ним не согласилась. А вот сейчас…
– Я не знаю. Мы переживаем критический момент. Нам нужно о многом подумать, многое обсудить.
Я не хотела упоминать о Дине Дженовице или о судебном решении, касающемся меня. В свое время дети и сами узнают о Дине, когда он встретится с ними. А что касается суда… Я надеялась, о нем дети не узнают никогда.
– Вы даже не заметите перемен, – убеждала я их, пытаясь, чтобы мой голос звучал уверенно и оптимистично. Я чувствовала себя опустошенной. – Все останется по-прежнему.
По глазам Джонни я поняла, что он не верит мне. Но мальчик не произнес ни слова.
– Ты будешь готовить, папочка? – спросила Кикит.
– Иногда.
– И печь с нами печенье?
– Этим вы займетесь с мамой.
– А мои лекарства?
– А что с ними?
– Кто станет проверять, не закончились ли они?
– Я.
Тут Кикит совсем пала духом и расплакалась. Она раскачивалась на коленях взад-вперед и терла кулачком глаза.
– Я не хотела тогда болеть, я правда не хотела, не хотела!
– О Господи, – прошептала я и потащила Джонни за собой к столу, чтобы обнять и Кикит. – Ты не сделала ничего плохого, детка. Что ты! Тут нет твоей вины.
– Я заболела, не смогла найти лекарства, а он сорвал все зло на тебе…
– Это не так, детка, не так. Даже не думай об этом. – Я начала раскачиваться вместе с ней, убаюкивая ее и одновременно прижимая к себе Джонни. – То, что произошло, касается только меня и папы, только нас двоих. Все это назревало уже давно, возможно, еще даже до того, как вы появились на свет. У нас не получалось хорошо работать вместе, мы не приносили друг другу счастья. Только вы делали нас счастливыми. Но двух взрослых людей должно объединять что-то еще, кроме детей, а нас с папой ничего больше не объединяло.
– Я хочу, чтобы ты жила здесь! – всхлипнула Кикит, уткнувшись своим теплым, заплаканным личиком мне в грудь.
– Я пока не могу этого сделать. Но я найду такое прекрасное место, которое вам обязательно понравится, вот увидите.
– В Санта-Фе? – спросил сын, пытаясь собрать кусочки воедино и решить сложную задачу.
– Нет, мой сладкий, не в Санта-Фе, это слишком далеко. Я хочу найти что-нибудь в пяти, максимум десяти минутах езды отсюда. Как вам это? – Мне такая идея нравилась. – И путешествовать я теперь буду реже. Вот увидите, я стану проводить с вами гораздо больше времени, чем раньше. – Особенно тогда, когда мы подадим апелляцию и заставим Сильви отменить решение.
– А что делать с Днем Благодарения? – спросил он.
– Гм… Я много думала об этом, – мои слова звучали так, будто я предлагала какое-то новое захватывающее приключение, убеждая детей, что все складывалось не так уж и плохо. Ребята любили приключения. – Мы могли бы поехать в Кливленд, к бабушке. А вы как думаете, что бы нам такое придумать?
– Провести его дома, как всегда.
– Мы можем отпраздновать и у нас дома, и у тебя, – сказала Кикит, с надеждой взглянув на меня.
ѕ Можем, – согласилась я. Но это не значило, что я приду на оба празднования. Тут будут Дэнис, его родители и дети, а там я, дети, Броди, Джой и все те, кого я обычно приглашала к нам. Правда, я пока еще совершенно не представляла, где я встречу День Благодарения и как проведу его без Дэниса, без матери. А при мысли о том, что мне придется сказать друзьям, которых приглашу, о нашем расставании с Дэнисом, мне стало еще больнее.
Судебное заседание состоялось. И разговор с Кикит и Джонни тоже. Остались друзья. И Конни. Как мне рассказать обо всем матери?
День Благодарения. Рождество. День рождения Джонни. А потом Кикит. Все это семейные события. И тут до меня дошло, – и эта мысль потрясла меня, – что я потеряла свою семью.
– Мамочка, – жалобно захныкала Кикит, отстранившись от меня. – Завтра у меня показательное выступление на танцах. Ты принесешь нам маленькие кексы на чаепитие?
Но, к сожалению, судья назначил днем для посещения среду, а не вторник. Вот если бы Дэнис согласился поменять дни на этой неделе, не сообщив судье.
Но Кикит еще не закончила. Она повисла у меня на руке и продолжала:
– А в среду родительский день в библиотеке. Я обещала Лили взять ее с собой, потому что ее мама работает.
Я могла провести с дочерью и вторник, и среду.
Нет, не могла. Дэнис четко дал мне это понять, незаметно покачав головой и взглядом предупреждая, что произойдет, если я вздумаю спорить. То же самое, что и в том случае, если я не покину дом ровно в четыре.
Нет, я не хотела, чтобы он снова вызывал Джека Мулроу. Я не хотела, чтобы меня обвинили в неуважении к суду. Я мечтала только об одном: чтобы все было, как прежде. Кармен прилагала к этому все усилия, а от меня требовалось вести себя тихо и покорно.
Часы показывали тридцать пять минут четвертого.
– Я пойду с тобой в среду в библиотеку, – пообещала я, – а папа посмотрит твое выступление завтра.
– Но я хочу, чтобы и ты посмотрела. Все мамы будут готовить чаепитие в задней комнате, ты ведь знаешь.
– Знаю. Я куплю кексы, а папа их принесет завтра к столу.
– Это не одно и то же, – в негодовании закричала Кикит и, не переводя дыхания, продолжила: – А в четверг? Как насчет четверга? В четверг Хэллоуин. Ты ведь придешь на Хэллоуин, правда? Ты всегда ходила туда со мной, я не хочу в этот раз идти одна.
– Джонни тоже в этом году идет один, – ответил Дэнис. – Он возьмет тебя с собой.
– Ну, папа! – возмутился Джонни. И я внутренне согласилась с ним. Кикит нельзя оставлять без внимания ни на минуту, чтобы она не засунула в рот что-нибудь, вызывающее приступ. Несправедливо просить Джонни не отходить от нее ни на шаг и тем самым портить ему праздник.
– Я не хочу идти с Джонни, – отрезала Кикит. – Хочу с мамой.
– Я пойду с тобой, – сказал Дэнис.
От удивления она на минуту замолчала, а потом неуверенно переспросила:
– Ты? – А затем продолжила тем же неуверенным тоном: – А мама останется дома, чтобы раздавать леденцы?
– Мама или бабушка.
– Я хочу, чтобы это делала мама. Мамочка, ты ведь будешь дома, да?
Конечно. Я всегда любила Хэллоуин, заранее покупала леденцы, шила специальные костюмы. В этом году Кикит собиралась быть мышкой, а Джонни пиратом. И естественно, дети даже не представляли праздника без меня.
– Возможно, мама не сможет праздновать Хэллоуин с вами в этом году, – пробормотал Дэнис.
Кикит повернулась к нему:
– Почему?
Он снова указал подбородком на меня. Кикит проследила взглядом за его жестом. Я гадала, как мне поступить: то ли начать спорить с Дэнисом, то ли сказать детям всю правду, то ли что-нибудь соврать. Но тут Кикит все сказала за меня:
– Это потому, что ты не хочешь больше жить здесь?
– Я хочу, но….
– Ты нас больше не любишь, – громко всхлипнула она.
Когда я подошла к ней, она отскочила в сторону. Ее рот скривился, подбородок дрожал. Отпустив Джонни, я села, взяла Кикит за руку и обняла ее. Я крепко-крепко прижимала дочь к себе, не отпуская даже тогда, когда она начинала изо всех сил вырываться, отпихивая меня.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы справиться с эмоциями, сжимавшими мое горло. Я прижалась губами к ее макушке и хрипло и страстно заговорила:
– Я тебя люблю, моя родная! Никогда даже не думай, что это не так. Ты и твой брат самые важные для меня люди на земле.
– Тогда почему ты не можешь остаться дома? – прорыдала она мне в свитер.
– Потому что судья не разрешил мне. Пока вся эта ситуация не разрешится, он позволил мне видеться с вами только по субботам и средам.
– Но почему?
– Я не знаю, детка, – шептала я ей на ухо. – Не знаю! Но судья сказал это, и мы все должны его слушать.
Было без пятнадцати четыре. Время пролетало незаметно.
– Но я так по тебе скучаю.
– Ба! – поддразнила я ее. – Да ты будешь слишком занята, чтобы скучать по мне. К тому же ты сможешь звонить мне в любое время, когда захочешь. Вы оба можете звонить мне и днем и ночью. – Я огляделась вокруг в поисках Джонни, но нигде его не обнаружила.
Я посмотрела на Дэниса. Он указал рукой в сторону холла. В ярости от того, что он позволил сыну уйти, я передала ему Кикит со словами: «Держись, детка», – и мой голос звучал гораздо нежнее, чем взгляд, которым я наградила Дэниса.
Джонни сидел в своей комнате, прислонившись к спинке кровати. Взгляд, которым он посмотрел на меня, когда я вошла, поразил меня в самое сердце. Я села рядом и прижала его голову к себе. Он медленно отстранился. Я начала гладить его по руке, стараясь успокоить.
– Я этого не хотела, Джонни. Если бы у меня был выбор, все сложилось бы иначе. Но у меня выбора нет. От меня ничего не зависит.
– Матери остаются с детьми.
– Обычно. Но не всегда. Особенно в наше время, когда большинство мам работают.
– То есть для тебя удобнее, чтобы нас воспитывал папа, а ты бы работала?
– Нет. Вы для меня гораздо важнее работы. Папа остается с вами, потому что так решил судья.
– С каких это пор судьи указывают родителям, что им можно делать, а что нет?
И он был прав.
– Это длинная история, дорогой. И сложная.
Джонни сложил руки на груди и посмотрел на меня таким взглядом, каким, подозреваю, обычно смотрела на него я, когда чувствовала неладное и ждала от сына объяснений.
– Судья подумал, – я попробовала прояснить ситуацию, – что сейчас, когда бабушка так больна, а я так обеспокоена ее болезнью, папа сможет уделить вам гораздо больше внимания. Но это только сейчас.
– И до каких пор?
– Недолго.
– Но насколько?
– Я не знаю. Может, на несколько дней, может, недель, а может, и месяцев.
– Пока что?
– Ну, пока мы не решим, что лучше для вас с Кикит.
Я услышала шорох и, оглянувшись, увидела Дэниса в дверях. Он все еще держал Кикит на руках.
– У вас все в порядке? – спросил он.
Джонни не ответил.
– Все прекрасно, – солгала я. По лицу Кикит катились слезы. Джонни выглядел так, как будто душа его плакала. А у меня самой сердце просто обливалось кровью.
Без десяти четыре.
Джонни положил руки на колени, продолжая внимательно нас разглядывать. Я снова начала нежно поглаживать его ладошку, старательно подыскивая нужные слова:
– Тебе нужно запомнить главное, о чем я уже говорила Кикит. Мы будет общаться по телефону постоянно. Я пойду в среду с Кикит в библиотеку и заберу тебя после тренировки, и мы вместе где-нибудь пообедаем. Эй! В субботу предстоит важная игра, да?
Пожав плечами, Джонни промолчал.
– Можно мне прийти?
Мальчик снова ничего не сказал, опять пожав плечами. Его рука безвольно лежала под моей. Я ее ободряюще пожала.
– Когда мы сможем посмотреть на твой новый дом? – спросила Кикит.
– Сразу, как я найду подходящий.
– И у нас теперь будет два дома?
– Да, два дома.
Ее глазки засияли.
– А мы сможем построить дом на дереве? Ну, помнишь, на том, куда я всегда лазила?
– Нет, не сможем.
– Ну, тогда у Броди, – при мысли об этом Кикит сразу оживилась. – Это самая лучшая идея, мамочка. Ты можешь жить у Броди.
Я даже не взглянула на Дэниса.
– Мне жаль, детка, но это невозможно.
– Почему?
– Потому что в доме Броди живет сам Броди. А мне нужен свой собственный дом.
– Но он не станет возражать, если ты поживешь у него. Он так радуется, когда мы приезжаем. – Кикит даже задохнулась от восторга, когда новая мысль пришла ей в голову, погладила ладошкой щеку Дэниса и сказала: – Я знаю, что нам делать с обедом. Давайте попросим Броди приготовить нам суп.
Дэнис начал поглядывать на часы. А когда он отпустил Кикит и подошел ко мне, – на мгновение я даже подумала, что он сейчас схватит меня за руку и рывком поднимет с постели, если я не сделаю этого сама, – я почувствовала закипающую ярость.
– А теперь скажите маме до свидания, – обратился он к детям.
Борясь со слезами, я приникла к Джонни, но он не пошевельнулся.
– Пожалуйста, Джон, – прошептала я ему на ухо, – мне нужна твоя помощь.
Он позволил мне обнять себя. Я уткнулась губами ему в макушку и проговорила дрожащим голосом:
– Я поговорю с тобой позже, хорошо?
– И меня обними, мамочка, – заплакала Кикит. – И меня.
Я отстранилась от Джонни, поцеловала его в лоб, прошептав: «Я люблю тебя, милый», и повернулась к Кикит. В то же мгновение она оказалась в моих объятиях и крепкокрепко прижалась ко мне. Все ее маленькое тельце дрожало. Или это я дрожала? Уже не важно. Мы сидели все вместе на постели Джонни, обнимали друг друга и не говорили ни слова.
– Клер… – раздался голос Дэниса.
Я поцеловала Кикит и прошептала:
– Мне пора идти, малышка.
Но она сжала ручонки еще сильнее:
– Нет, мамочка, не уходи.
Дэнис схватил ее сзади и вырвал из моих объятий. Когда я увидела, как девочка тянется ко мне, стараясь вырваться из его крепких рук и отпихиваясь от него маленькими кулачками и ножками, я почувствовала, что у меня разрывается сердце.
– Я вернусь в среду, – только и смогла произнести я, да и то с огромным трудом, и выбежала из комнаты, не оглядываясь. Слезы душили меня. Я знала, что эта ужасная боль, которая изорвала мою душу на куски, была самой сильной из всего, что мне доводилось пережить. Я сбежала вниз по ступенькам, схватила ключи и сумочку и вылетела из дома к машине.
Видимо, Кикит удалось вырваться из рук Дэниса, потому что не успела я еще выехать за ворота, как она показалась в дверях и побежала к машине. Дэнис поймал ее уже на середине двора, взял на руки и понес обратно домой.
Я чуть было не остановилась. Но вовремя одумалась. Частично из-за угрозы Дэниса, а частично потому, что не хотела продлевать минуту расставания и причинять еще большие страдания себе и детям.
Дела и так обстояли хуже некуда. Я даже и представить себе не могла, насколько жуткой окажется боль от расставания с детьми и с домом, поэтому не смогла себя к ней подготовить заранее. Этот момент настал, и удар обрушился с такой силой, что уничтожил меня, и мир вокруг утратил все краски.
Я оглянулась в последний раз, и увиденная мною картина навсегда врезалась в мою память: прямая спина Дэниса, разъяренная Кикит, пинающая отца ногами, а в стороне – одинокая фигурка моего первенца Джона и его полный тоски взгляд.
Я сразу же поехала в офис: я была слишком расстроена, чтобы отправиться куда-то еще. Кармен посоветовала мне не жить у Броди, я и не планировала. Но этот запрет не распространялся на работу. Особенно сейчас, когда мне приходилось избегать некоторых не слишком важных деловых поездок, я собиралась проводить здесь еще больше времени, чем раньше. Ни суд, ни Дэнис, ни Кармен не могли мне этого запретить.
В любом случае в данный момент Броди на месте не оказалось. Он уехал в Вайнярд договариваться с подрядчиками о реставрационных работах в нашем магазине. Сильный тропический ливень повредил там потолок и наружную обшивку стен, которые пришлось менять. Броди хотел отложить эту поездку – до результатов судебного слушания, но я его переубедила. О чем сейчас очень жалела. Я снова и снова перебирала в памяти последние минуты расставания с детьми. Последняя сцена вновь и вновь возникала у меня перед глазами, и только присутствие Броди могло меня успокоить.
Офис был пуст. Я оставила машину перед входом и побрела сквозь мрачные сумерки к морю. Мягкие волны набегали на скалы и песок у меня под ногами и тихо откатывались обратно. Если бы подул ветер, океан взорвался бы миллиардами брызг, но в эту спокойную ночь ветер спал, даря отдых и покой океану.
Я стояла на обрыве и слушала шум прибоя. Та пустота внутри, которую я почувствовала, покинув дом, все росла и росла. Кикит, бьющая ногами по отцовским рукам, и Джонни, одиноко стоящий на крыльце, не давали мне покоя. Толстый свитер, джинсы и габардиновое пальто, надежно защищающие меня от ночной сырости, не помогали унять внутреннюю дрожь. Вглядываясь в бескрайние просторы океана, я чувствовала себя жалкой маленькой соринкой.
Вернувшись назад в офис, я зажгла мягкий ночной свет – слабо мерцающий фонарик на двери и бледно светящиеся бра внутри, вошла в приемную, сняла пальто и, бросив его на диван рядом с конторкой, тупо стала посередине, озираясь вокруг.
Сколько раз до сегодняшнего дня я делала то же самое, чувствуя огромную гордость за то, какой стала моя компания. Но сейчас эта гордость испарилась, как будто ее и не было. Я начала воспринимать «Викер Вайз» как источник всех моих неприятностей, как повод для Дэниса обвинить меня во всех своих неудачах, как оправдание для решения судьи отобрать у меня детей.
Не включая света, я подошла к раскладной лестнице, прислоненной к стене, и полезла вверх. Чердак, где я хранила старинные антикварные вещи, простирался над половиной мастерской и над всем офисом и имел стеклянную крышу, через которую были видны многочисленные огоньки от лодок, домов, раскинувшихся по всему побережью, и даже от маяков в нескольких милях от берега. Луна, наполовину скрытая за облаками, озаряла темно-синее небо вокруг себя нежным серебристым светом. Барашки на воде то появлялись, то исчезали.
Я осторожно шагнула внутрь и, медленно разгребая наваленные вещи, начала пробираться к длинной плетеной софе. Я приобрела ее несколько лет назад на одной из распродаж, куда меня потащил наш партнер из Канзас-Сити. Подушки от нее давным-давно потерялись, но без них ее плавные изгибы смотрелись даже более изящно.
Удобное сиденье, широкие подлокотники, слегка изгибающаяся и нежно поддерживающая шею спинка софы привлекли меня.
Она заскрипела, когда я села – мягкий отголосок времени. Заскрипела еще сильнее, когда я забилась в угол и сбросила туфли, и еще сильнее, когда я потянулась за пыльным шерстяным ковром, который покрывал стоящую рядом детскую коляску. Согнув ноги в коленях, я улеглась удобнее, накрылась ковром и закрыла глаза.
Должно быть, я задремала, потому что картина, которую я смогла наблюдать через стеклянную крышу, снова открыв глаза, несколько изменилась. Все побережье сверкало многочисленными огоньками, облака рассеялись, и молодая луна сияла на небе. И тут привычный, убаюкивающий шорox волн нарушил какой-то посторонний звук. Именно он и разбудил меня. Машина. Поскольку я не ожидала увидеть Броди до завтрашнего утра, я догадалась, что это Дэнис решил проверить, не надумала ли я ночевать тут.
Вспышка жуткого гнева ослепила меня. Если мой муженек захотел убедиться в том, что я прямиком направилась к Броди в постель, не стану мешать. На этот раз ему не удастся сделать ни одной фотографии. К тому же судья уже вынес свое решение относительно меня. Я больше ничего не теряла.
Я услышала, как открылась дверь в приемной, потом раздались шаги и чей-то голос позвал меня:
– Клер?
Броди!
Мой гнев мгновенно испарился. Но ведь Броди должен сейчас находиться в Вайнярде, заниматься с подрядчиками.
– Клер? – Голос звучал уже совсем рядом, в мастерской. – Клер?
– Да, – ответила я и вылезла из-под ковра.
Я услышала, как он прошел по мастерской и начал подниматься по лестнице.
– Что ты тут делаешь? – спросила я.
Броди показался в проходе. На него падала тень, от этого он казался еще больше, чем был на самом деле.
– Я ездил в Вудз Хоул. У них там какие-то трудности с транспортировкой, поэтому мне пришлось смотаться туда и вернуться. В любом случае я хотел сегодня ночевать дома.
Из-за моих проблем на моего верного помощника навалилось слишком много дел.
– Но ведь ты же запланировал несколько встреч.
– Не волнуйся, они состоятся.
– Но это работа, которую необходимо сделать.
– Я все сделаю, Клер, – повторил Броди и начал прокладывать себе путь через склад моих сокровищ к софе. – А ты почему здесь?
– А где еще мне быть? Я бездомная.
– Не бездомная. У тебя есть мой дом.
– Мой дом – твой дом, да? Это одна из причин, по которой я оказалась во всем этом кошмаре. Нет, – я быстро поправилась, – вся причина в человеке, который создал весь этот кошмар для меня. Моя мать оказалась права. Она часто говорила о разрушающем гене, который мы наследовали из рода в род. Мой отец умер, оставив после себя одни руины, Рона потеряла двух мужей. Я всегда спорила с матерью, но, черт возьми, она права. Где я сейчас? В полном хаосе, и все это благодаря мужчинам. Дэнис, судья, даже Джонни… С Джонни возникнут проблемы, попомни мои слова. Он не воспримет эту ситуацию так же легко, как Кикит. Как же объяснить это качество мужской половины человеческого рода, а? Сила? Самолюбие? Врожденная слабость?
– Я вернулся, потому что беспокоился за тебя.
– Бог никогда не подпускал ко мне настоящих рыцарей. Нет, не садись сюда, – вскричала я, когда он собрался присесть рядом со мной на софу. – Это мое место.
Он отошел в сторону и наткнулся на что-то.
– Будь аккуратнее, Броди. Ты пинаешь вещи, которые стоят миллионы.
Он был достаточно проницателен и тактичен, чтобы не спорить со мной, хотя мы оба знали: я несколько преувеличила стоимость мебели. Броди осторожно спросил:
– Что-нибудь еще случилось?
– Нет. Все то же старое дерьмо или то же новое дерьмо.
Я бы могла описать ему ту сцену прощания с детьми, зная, что он разделил бы мою боль. Но, черт возьми, сейчас я нуждалась не в сочувствии, а в справедливости.
Я прижала колени к груди и обняла их, в то время как он придвинул к себе старый стул, который нуждался в реставрации, тихо опустился в него, сложив руки на груди и скрестив ноги.
– Ты знаешь, что рискуешь сильно испортить стул? – спросила я.
Вместо ответа я услышала тихий смех. Хорошо хоть добродушный.
– И что тебя так развеселило? Это источник моего заработка, Броди. Потому что я больше не могу полагаться на мужа, хотя один Бог знает, сколько лет я уже не могла на него полагаться, но у меня по крайней мере оставалась иллюзия надежности. Я ее потеряла. Ко всему прочему я уверена, что он потребует с меня такие алименты, что я буду вынуждена истратить все свои отложенные деньги. А потом, а потом, – мое воображение разыгралось, – если дела на рынке пойдут неважно и мы обанкротимся, у меня не останется ничего, кроме этого хлама, который я буду вынуждена ремонтировать, чтобы не превратиться в бездомную нищую попрошайку.
Броди продолжал хихикать.
– Сидишь тут и смеешься, – заворчала я.
Броди приподнялся и наклонился ко мне – сама невинность.
– Что я такого сделал?
– Ты меня обнял. Прямо перед окном, на виду у всех, кто захотел бы на это посмотреть. Неужели тебе не пришло в голову, что за нами могли наблюдать?
– Честно говоря, нет.
– Да, но это произошло.
– Если ты об этом знала, то почему не предупредила меня?
– Потому что я пребывала в отчаянии. И к тому же я женщина. А женщины всегда доверчивы. Они очень долго сомневаются, прежде чем предположить худшее. Мне даже в голову не пришло, что кто-то надумает подсматривать за нами. Но ты же мужчина. Ты должен был догадаться, на что способен Дэнис.
Я услышала, как скрипнуло кресло под Броди.
– Не подходи ко мне, – быстро проговорила, еще крепче обхватив колени. – Я не хочу, чтобы меня трогали.
– Это не так. Ты просто хочешь выпустить пар и имеешь на это полное право. Но я лучше посижу рядом с тобой, а не напротив, пока ты не успокоишься.
– Не садись сюда, – предупредила я, когда он присел на софу. Я выпрямила ноги и уперлась ему в бедро, чтобы сохранить между нами хоть какую-нибудь дистанцию, но он легко переложил их к себе на колени. – Броди, – запротестовала я.
– Я никогда не слышал от тебя ничего подобного. Это совсем другая Клер.
– Я живой человек, – огрызнулась я. – У меня тоже есть чувства, и я такая же ранимая, как и другие люди. Я истекаю кровью, когда меня ранят, и испытываю боль, когда меня бьют. И если захочу злиться и кричать – буду. И наплевать, имею ли я на это право или нет. Потому что уже сыта всем происходящим по горло!
Когда Броди потянул меня за ноги, чтобы я села поближе, я снова начала его отпихивать, но с этим жестом вдруг испарились остатки моей злости. Я уже не противилась, когда он снова легонько потянул меня сначала за ноги, потом за руки, обнял и прижал к себе.
Я долго плакала, горько всхлипывая, но постепенно затихла, убаюканная его ласковыми поглаживаниями по моему плечу, спине и волосам. Слезы высохли, но я все еще не торопилась отстраняться от него. Сегодняшний нервный срыв очень сильно меня вымотал, а в его объятиях я чувствовала себя надежно и хорошо.
– О Броди, – прошептала я, хлюпая носом. – Не знаю, что делать. Я еще никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Никогда за всю свою жизнь.
Если он и ответил мне, то я не услышала. Испытав чудовищное напряжение и последовавшую за ним полную опустошенность, а также огромное облегчение, которое принесло мне чувство надежности и тепла, исходящее от Броди, я заснула в ту же секунду.
Когда я проснулась, то обнаружила, что мы лежим на софе в объятьях друг друга. Моя голова покоилась на его груди, и я слышала, как часто бьется его сердце. И тут я осознала: что-то изменилось. То ли моя рука как-то особенно обнимала его за талию, то ли он меня прижимал к себе слишком крепко. Наши тела тесно прильнули друг к другу. Во сне я закинула ногу на его бедро и сейчас вдруг почувствовала его сильнейшее возбуждение. Это поразило и потрясло меня.
Я тихо убрала ногу, отодвинулась и взглянула на Броди. Он смотрел на меня широко раскрытыми ясными глазами, несмотря на то, что на улице стояла темная ночь и луна едва проглядывала за облаками. Он не произнес ни слова, я тоже молчала. Мы не шевелились. Я была шокирована и смущена, но в то же время и заинтригована своими новыми ощущениями. Его реакция доставила мне удовольствие, и я хотела продолжения.
И в этот момент я поняла, что пропала.
