Текст книги "Когда сбываются мечты"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
– Я не могу позволить им видеться чаще, пока куратор не убедит меня, что эта женщина вполне надежна. А поскольку их отец сейчас является единственным кормильцем детей, за ним сохраняется свободный доступ к деньгам, который он имел все это время, – судья перевел свой взгляд с Дэниса на меня и обратно. – Кто оплачивает счета?
– Моя подзащитная, ваша честь, – ответила Кармен с таким хладнокровием, которому мне оставалось только позавидовать. – Но мы возражаем против существующего положения вещей. Мистер Рафаэль настоящий транжира. Машины, одежда, путешествия – я даже не представляю, какие суммы он сможет пустить на ветер сейчас, когда дни его неограниченного доступа к средствам жены сочтены.
– Ваша честь, – медленно растягивая слова, тоном наставника произнес адвокат Дэниса, – это просто злобный, ни на чем не основанный выпад.
Судья не ответил ни да, ни нет. Он обратился к Кармен:
– У вашей подзащитной сохранились чеки, подтверждающие такие крупные траты? Мы примем их во внимание, когда будет решаться финансовая сторона вопроса, – он отодвинул наши бумаги в сторону. – Кто следующий, Мисси?
Я дала выход своему отчаянию, когда оказалась на ступеньках здания суда. Прислонившись к каменной стене, я схватилась обеими руками за ее край и попыталась восстановить дыхание. Прошла минута, прежде чем Кармен догнала меня. Я изо всех сил пыталась не заплакать, хотя в глазах у меня уже стояли слезы.
– Это же неправильно, Кармен! Несправедливо. Тут уже и речи не идет об интересах детей.
Кармен обняла меня за шею. Ее голос звучал обнадеживающе. В нем слышалась твердость, которую я не замечала раньше.
– Вы чертовски правы, это несправедливо. И Сильви глубоко заблуждается, если думает, что я покорюсь. Как только я доберусь до своего офиса, я составлю ходатайство о пересмотре дела. И оно будет готово еще до закрытия суда сегодня. Если уж нам приходится мириться с тем, что дело ведет судья, который вынес первоначальное постановление, то я не сдамся до тех пор, пока он не отменит своего решения. Если он откажется, я потребую, чтобы он взял самоотвод, а если он не сделает и этого, я составлю промежуточную апелляцию. И дело передадут в апелляционный суд.
– А если снова ничего не получится? – спросила я.
– В этом случае мы тоже кое-что сможем предпринять. Например, добиться временного судебного запрета на деятельность Сильви, подав на него в федеральный суд иск о дискриминации женщин. Его замечания сегодня нарисовали яркую картину: он явно дискриминировал вас, потому что вы работаете, хотя, согласно конституции, имеете полное право работать. Это один вариант дальнейшего развития событий. Второй подать в суд на Дэниса.
– За что?
– Злонамеренное судебное преследование. Намеренное причинение эмоциональных страданий.
Я пыталась осознать, что вообще творил Дэнис, пыталась понять, как муж мог смотреть на меня так спокойно в зале суда, прекрасно отдавая себе отчет, на что он пошел после всех лет нашей совместной жизни.
– Неужели он меня настолько ненавидит?
Кармен покачала головой:
– Сомневаюсь, что это ненависть. Больше похоже на обиду. Вы оказались удачливее его. Многие мужчины так и не могут смириться с этим.
– А как можно оправдать его адвоката? Как он позволил Дэнису пойти на такое? Неужели он не видит, что мой муж не прав?
– Его работа – отстаивать интересы своего подзащитного.
– Но это несправедливо!
– В любом бракоразводном процессе очень сложно найти справедливость.
Я потерла ладонью грудь, испытывая резкую боль. И боль только усилилась, когда я увидела между гигантских гранитных колонн Дэниса – он спускался по ступенькам вместе со своим адвокатом. Весь его вид говорил о том, что мой муж прекрасно себя чувствует. А почему бы и нет? Его тщательно продуманный хитроумный обман удался.
Но мы хотя бы выиграли в финансовом вопросе. У него нет возможности опустошать мои счета. Волновало ли меня это? Не особо. Я никогда не придавала слишком большого значения деньгам.
Я видела, как Дэнис улыбается, вероятно, тому, что говорил Артур Хейбер. Улыбка его стала еще шире, когда они вдруг остановились. И только в этот момент я заметила женщину, которая поджидала их внизу, молоденькую блондинку небольшого роста, удивительно привлекательную.
– А-а-а-а, – протянула Кармен. – Вот и недостающее звено цепочки.
– Кто она?
– Фиби Лау. Она работает с Артуром Хейбером.
– Работает с ним?
– Она его партнер. Выглядит слишком юной, не правда ли? Ей тридцать два, хотя мало кому это приходит в голову. Ее юная и хрупкая внешность обманчива. Оппоненты либо недооценивают ее, либо начинают покровительствовать. Нет необходимости говорить, что Сильви никогда не воспринял бы ее всерьез. Возможно, именно поэтому за дело взялся Артур. Скорее всего, Артур ведет дело, а Фиби является его мозговым центром.
– В таком случае это она адвокат Дэниса?
– Официально они работают в команде, – медленно кивнула Кармен, внимательно разглядывая всю группу. – Артур жесткий, но, как правило, очень прямолинейный. А Фиби хитра. Ей присуща пылкость, которой он лишен, и совершенно не свойственны какие-либо моральные принципы. Она манипулятор. Это как раз в ее стиле – научить Дэниса так повернуть ситуацию, чтобы выставить вас в неприглядном свете. Посмотрите только, как они разговаривают. Я чувствую фамильярность. Они с Дэнисом не просто случайные знакомые. Да я просто уверена, что она настоящий адвокат Дэниса! Фиби отыскала такие улики, которые не могли пройти незамеченными в суде, именно она посоветовала Дэнису потерпеть до тех пор, пока он не соберет достаточно компрометирующего материала, чтобы составить против вас обвинение, основанное на косвенных доказательствах. Очевидно, Фиби намеренно выбрала Сильви и отправила Артура, снабдив его планом действий.
Эти трое, казалось, были очень довольны друг другом.
Я взглянула на Кармен.
– А вы знаете Дина Дженовица?
– Не очень хорошо.
– Он… плохой?
– Ну, не такой, как Сильви или Питер Хайль. Сама бы я Дина не выбрала. Хоть ему только недавно исполнилось шестьдесят, но он уже стар. Понимаете, о чем я говорю? Он несовременный, консервативный, способен скорее надоесть, чем навредить, очень внимателен ко всякого рода деталям. Дин безумно утомляет.
– О нет!
– Но зато он никогда не побеждает. А Питер Хайль, например, уже носил звания «Мистер Февраль» и «Мистер Июль».
Я поблагодарила бы Кармен за поддержку, если бы пребывала в более добродушном настроении. Но я чувствовала себя так, как будто в меня воткнули тупой конец палки, вытащили из меня все внутренности и четвертовали, и я не могла ничего поделать, кроме как покорно все это принимать.
Кармен взяла меня за руку и повела вниз по лестнице.
– Мне очень жаль, Клер. Я тоже хотела, чтобы все успешно завершилось сегодня. – Ее голос снова стал жестким. – Самое ужасное – понимать, что ты прав, но никак не можешь донести это до судьи. Но у нас есть выход. Если кто и знает его, так это я. Я уже много шишек себе набила на подобного рода делах. Учиться всегда трудно, зато со временем ты приобретаешь неоценимый опыт.
Что-то в тоне, которым она произнесла последнюю фразу, привлекло меня, и я посмотрела на Кармен.
– Я вырастила четырех маленьких сестер, – начала Кармен тихо рассказывать, пока мы шли. – Когда они учились в школе, двое из них попали в беду, оказавшись не в том месте, не с теми людьми. Мы жили в бедности и не могли позволить себе адвоката. Государственный защитник, которого назначил суд, был перегружен работой и хотел только одного – чтобы дело как можно быстрее закрыли. Он предложил сестрам признать себя виновными в том, чего они не совершали, и на полгода сесть в тюрьму. «Всего» на полгода, так он выражался. Я заставила защитника отправиться в суд, а потом большую часть материалов подготовила сама, когда он заявил, что у него нет времени.
Кармен мрачно усмехнулась.
– Я тогда работала барменом. Подавала выпивку адвокатам. Их легко удавалось напоить. Мне пришлось переспать лишь с двумя, чтобы выудить из них интересующую меня информацию. Моих сестер оправдали. А я поступила в юридическую школу, – она скривила губы. – С тех пор я больше никогда не сплю с адвокатами. Нет нужды. Теперь я прекрасно и сама знаю все их приемы. Сразу после того как я подам ходатайство о пересмотре дела, я позвоню Дженовицу и заставлю его взяться за работу. Чем раньше начнем, тем раньше закончим.
У меня вдруг подкосились ноги, когда я увидела, как машина Дэниса отъехала со стоянки буквально в метре от нас. Белый БМВ – непозволительная роскошь, принимая во внимание и так стремительно уменьшающиеся доходы Дэниса, – на мгновение замер перед светофором, а затем скрылся за углом. Я так и не поняла, заметил ли меня муж и сидел ли с ним в машине кто-то еще.
Я немного расслабилась. Мне было тяжело видеть мужа, он возбуждал во мне целую бурю эмоций. И вдруг я поняла, что хочу пожить это время где-нибудь вдали от него и не встречаться с ним до тех пор, пока окончательно не разберусь со своими эмоциями.
Мы с Кармен пошли в противоположном направлении.
ѕ Расскажите мне, чего можно ждать от Дженовица, – попросила я, потому что всегда считала, что нужно ко всему подготовиться заранее.
ѕ О, много всего! Он завалит вопросами вас, Дэниса и детей о вашем браке и вашей частной жизни. Потребует назвать ему имена всех людей, с которыми так или иначе соприкасаются дети, и проверит их. Вам с Дэнисом придется приходить к Дину в офис. Если он захочет пообщаться с детьми, то сам приедет к вам домой.
– Ко мне домой, в дом, из которого меня выгнали. – Провести вне дома выходные или уехать куда-нибудь по работе – это одно. Но теперь, даже со всеми ходатайствами и апелляциями Кармен, мое отсутствие грозило затянуться на гораздо более долгий срок. – У меня даже нет с собой необходимой одежды. И чековой книжки тоже. И мне негде переночевать сегодня.
Я горько рассмеялась. Меня снова начало трясти.
Кармен изо всех сил сжала мою руку.
– Я только умоляю, Клер, ни при каких условиях не оставайтесь у Броди. Дэнис станет следить за вами.
Я вспомнила о фотографии, которую он представил в суде, и разозлилась.
– Вероятно, Дэнис следил за мной в четверг, когда я ехала к Броди. Если бы он был хотя бы наполовину таким же умным в бизнесе, мы бы никогда не оказались в суде. Но такова уж его натура. Дэнис ревнует к «Викер Вайз», ревнует к моим отношениям с детьми, ревнует к моей дружбе с Броди, – я посмотрела на Кармен. – Но я клянусь, между мной и Броди никогда ничего не было. И нет. И на той фотографии он обнимал меня как брат, вполне невинно.
– Я верю вам. И судья мог бы поверить, если бы заранее не настроил себя против вас. И он использовал фотографию, чтобы отстоять свою позицию. Это неправильно с юридической точки зрения. Судья не имел права предоставлять подобную улику в качестве доказательства, не позволив нам сделать то же. Именно такой аргумент я приведу в своем ходатайстве о пересмотре дела.
– Если мы не выиграем дело, то все последующие шаги, о которых вы говорите – всевозможные ходатайства и апелляции, – займут много времени. А как же дети? Дэнис не умеет готовить.
– Он закажет еду на дом.
– Он даже никогда не помогал детям выполнять домашнее задание.
– Научится.
– Но Дэнис ненавидит заниматься с детьми после школы. Ненавидит отвозить их куда-либо. Именно поэтому он и настаивал на том, чтобы нанять няню.
Кармен лукаво улыбнулась.
– Если он наймет няню сейчас, мы вызовем его в суд и выдвинем аргумент, что нет никакой нужды в том, чтобы за детьми следил посторонний человек, когда их мать всегда готова и горит желанием делать это сама!
– А если его родители заберут их к себе? О Кармен, – устало вздохнула я и открыла дверь своей машины, – как же много несправедливости!
– Я начну активно действовать, – сказала Кармен. – А вы тем временем тоже не сидите сложа руки. Найдите место, где сможете остановиться. Вернитесь к работе. И приготовьтесь к бесконечным звонкам Дэниса, потому что он совершенно не знает, с какой стороны подойти к детям. И продумайте ваши условия развода, чтобы я могла передать их Артуру, – она сжала мою руку с неожиданной силой. – Мы выиграем, Клер. Это может занять больше времени, чем вам хотелось бы, но мы все равно выиграем. Правда на нашей стороне.
Мне так хотелось верить. Но правда была на нашей стороне и сегодня, однако мы проиграли. Я все меньше и меньше верила в справедливость.
Тем не менее, я не привыкла бездействовать. Это не в моих правилах. Я обязательно найду место, где смогу остановиться, я куплю машину, на которую мне выслала чек страховая компания, и снова начну работать. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы выиграть дело.
Но в данный момент надо было решать гораздо более срочный, тягостный и напряженный вопрос. Засунув руки как можно глубже в карманы пиджака, я приступила к самой важной для меня части разговора:
– Итак, что же мне сказать детям?
Глава седьмая
Я не ждала, что Кармен сможет ответить мне на этот вопрос. Не зная моих детей, она не имела ни малейшего понятия, какое объяснение травмировало бы их меньше всего. Тем не менее, поразмыслив пару минут, она высказала несколько предположений, исходя из своего опыта с прошлыми клиентами. Кармен также основывалась на том впечатлении, которое сложилось у нее обо мне и моей семье после нашего разговора в субботу. Я тогда поведала ей много всего интересного, чтобы Кармен смогла нарисовать себе полную картину происходящего и сумела лучше защищать меня в суде. Ее мнение интересовало меня вдвойне еще и потому, что я всегда жила с ощущением уникальности собственной семьи и ее непохожести на другие и привыкла тщательно охранять свою частную жизнь, никого в нее не впуская. Но Кармен я доверяла. С самого начала она произвела на меня впечатление человека здравомыслящего и чуткого. К тому же и Броди ей доверял. Поэтому сейчас я прислушивалась к ее советам, как вести себя с детьми.
– Будьте честной, – сказала она. – Приготовьтесь к их неизбежному замешательству и страху. Можете не скрывать своего огорчения, даже разочарования, но постарайтесь обвинять не Дэниса, а всю ситуацию в целом. Не вмешивайте детей в ваши с Дэнисом ссоры. Вы же не хотите торопиться с решением и сжигать все мосты.
Днем, перед тем как дети пришли из школы, я задала Дэнису тот же вопрос. Муж выглядел озадаченным.
– Мы же должны им что-то сказать, – проговорила я, ожидая его ответа. Я была уверена, что, заварив эту кашу, он, как всегда, заставит меня одну все улаживать.
Но Дэнис молчал.
Я внимательно осмотрела чулан, резко раздвинула деревянные плечики, чтобы достать свой плащ и пальто. Все еще ожидая его ответа, я схватила с верхней полки шарф и перчатки.
– А почему мы просто не можем сказать им, что ты путешествуешь? – спросил он.
Я уставилась на него в изумлении. Судя по всему, в его голове жило сейчас одно-единственное намерение – как можно красочнее изобразить меня злодейкой.
– Путешествую? Целый месяц, начиная с сегодняшнего дня? С короткими набегами домой два раза в неделю, при этом ни разу не оставшись ночевать?
Я подобрала одежду с пола и положила ее на скамейку около входа.
– Наши дети уже не младенцы. Они через минуту заподозрят неладное. К тому же я больше не собираюсь им врать. Мне по горло хватило лжи в прошлые выходные.
Я пошла наверх. Дэнис последовал за мной.
– И что же ты собираешься им сказать?
– Правду. Они все равно узнают ее рано или поздно.
– Ты скажешь им, что суд заставил тебя покинуть дом?
Поднявшись по лестнице, я шагнула в холл.
– Я скажу им, что мы решили разойтись. Это всего лишь часть правды, но ничего не поделаешь. Если я расскажу им о судебном решении, они спросят, зачем оно понадобилось, а если я им отвечу, – я бросила взгляд на Дэниса, когда входила в спальню, – они возненавидят тебя. Но это причинит им боль. Я не хочу, чтобы они ненавидели тебя. Ты их отец. И им еще предстоит жить с тобой, хоть и недолго.
– Ах, Клер. Ты так благородна!
Я быстро повернулась к нему. Я чувствовала внутри себя гнев, который уже граничил с бешенством, и это новое, неожиданное и чужое для меня ощущение очень напугало. Я старалась держать себя в руках и говорить спокойно.
– Да, и у меня есть все основания гордиться этим, в отличие от тебя, Дэнис. То, что происходит сейчас, нелепая пародия на справедливость. Сейчас у тебя есть преимущество. Ты так тщательно все подготовил, что у меня не было шанса дать тебе достойный отпор. Но это не продлится вечно. Правда на моей стороне. И материнский опыт. Ты еще витаешь в облаках, ты даже не представляешь себе, что это такое – целыми днями находиться с детьми. Подожди, и ты увидишь. Ты никогда не хотел с ними возиться.
– Ошибаешься. Просто ты всегда все успевала первой. Я чувствовал себя лишним.
– Не говори чепухи! – вскричала я. – Господи, я так много прикладывала усилий, чтобы ты чувствовал себя необходимым для нас. Твое присутствие превращалось в целое событие для меня и детей. Они так любили, когда ты проводил с ними время, а я наслаждалась их радостью.
На его красивом лице появилось выражение скуки.
– Ну, не будь ты столь мелодраматичной. Многие семьи распадаются.
– Но не моя! – закричала я. В этих двух словах заключалась вся моя боль. О да! Я видела, как распадаются семьи. Все это происходило на моих глазах, сложно было не заметить. Но мне так хотелось думать, что у нас все сложится иначе. Мне необходимо было так думать. – Неужели ты так спокойно можешь выкинуть из памяти те хорошие времена, которые мы пережили вместе?
– Какие хорошие времена?
– Рождественские праздники, потрясающие рождественские праздники. А отпуска? Помнишь, как мы ездили с детьми в Аризону? Как мы взбирались на холмы и несли их на спинах? Попробуй только сказать, что нам не было весело тогда.
– Все это давно в прошлом, Клер. Я уже принял решение. И возврата к прошлому нет.
– У тебя есть другая женщина?
Он состроил гримасу.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Потому что пытаюсь найти хоть какое-то разумное объяснение твоему поступку, – пояснила я. – У тебя ведь уже однажды была другая.
– До тебя.
– Но ты спал с ней, прекрасно зная, что она замужем. Это так же омерзительно, как и измена.
– Подумать только, кто вздумал читать мне нотации!
– Если ты намекаешь на меня и Броди, то между нами ничего не было.
– Ну да, конечно.
– Это правда. И ты прекрасно знаешь, Дэнис, что это правда.
– Аха…
– Я не могу назвать наш брак идеальным, но не могу назвать его и ужасным.
Дэнис прислонился к стене.
Я посмотрела на него, затем достала из шкафа чемодан, положила его на постель и начала складывать туда одежду.
– Все решено. И я не передумаю.
Я махнула рукой, показывая, что поняла его, и пошла к шкафу за новой порцией одежды.
– Ты уже столько раз пыталась меня отговорить от этого решения, – продолжал он. – Но я хочу стать свободным.
Я остановилась как вкопанная и скептически рассмеялась.
– Ты хочешь стать свободным, будучи единственным опекуном двух маленьких детей? Это показывает, как плохо ты во всем разбираешься, Дэнис. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что значит одному нести полную ответственность за детей. Ты можешь сколько угодно обвинять меня, что я много времени уделяла карьере, но помимо работы я делала для детей столько, что тебе не удастся даже все перечислить, если кто-нибудь тебя об этом попросит.
– Ну и что ты страдаешь? Судья прав. Ты должна радоваться, что тебе предоставили небольшой отпуск.
Огромным усилием воли я подавила в себе волну бешенства. Достав из шкафа свитер, я осторожно проговорила:
– Я страдаю потому, что ни судья, ни ты не имеете ни малейшего понятия о том, что из себя представляет родительская любовь.
– Ты себя переоцениваешь, – бросил Дэнис и пошел к двери. – У Джонни тренировка в пять, постарайся убраться отсюда в четыре.
– Что?
– Я хочу, чтобы у него осталось время успокоиться и подготовиться к игре.
– И это после того, как мы скажем ему, что его мир рухнул? Да он не сможет играть!
– Его мир не рухнул, а всего лишь немного изменился. И тренировка будет для него самым лучшим лекарством. Самым эффективным.
– В таком случае я отвезу его.
– Нет. Это сделаю я.
– Дай мне побыть с ним подольше.
– Ты побудешь с ним до четырех. Если ты задержишься, я вызову Мулроу. – И, бросив на меня последний, долгий, предупреждающий взгляд, он вышел из комнаты.
У меня закружилась голова, потемнело в глазах, и я чудом смогла удержаться на ногах. Но мне еще многое предстояло сделать, времени оставалось мало, поэтому я начала действовать как автомат.
Не желая, чтобы дети заподозрили что-то плохое еще до того, как я все смогу им объяснить, я спрятала чемоданы, которые возила за собой все эти две недели, на заднее сиденье машины, а в багажник сложила то, что детям видеть не стоило: старые чемоданы и сумки с одеждой, до сегодняшнего дня хранившиеся дома, пальто и плащи. Я забрала из спальни плеер и коробку с дисками, потому что не могла жить без музыки. Сняла со шкафов и полок фотографии детей. Взяла коробку с нашими чековыми книжками, банковскими записями и той финансовой информацией, к которой не имела доступа на компьютере.
Оставалось пятнадцать минут до прибытия школьного автобуса. Я прошла на кухню, включила плиту и начала раскатывать тесто. Дети обожали горячее, свежеиспеченное печенье, и я с удовольствием его пекла. Мне нравился этот маленький материнский способ показать им свою любовь, особенно сейчас, когда многочисленные сладости продавались на каждом шагу. Поэтому помимо еды, которую я готовила специально для Кикит, я использовала каждую свободную минутку, чтобы что-нибудь испечь, особенно до и после поездок, когда чувствовала себя виноватой за свое отсутствие.
Да, я испытывала вину. Я никогда не уезжала из дома спокойно.
Сейчас я чувствовала не вину, а одиночество. Я безумно тосковала по той теплой и душевной обстановке, которая царила за столом, когда мы сидели все вместе, откусывали большими кусками горячее печенье и запивали его холодным молоком. Эта традиция существовала с незапамятных времен. Сначала мы сидели вдвоем с Джонни, а потом родилась Кикит и присоединилась к нам. Должно быть, я точно так же проводила время еще и до Джонни, но те времена ушли в далекое-далекое прошлое.
Я уже вынула первую партию печенья из духовки и положила на противень вторую, когда услышала шаги детей. В панике я прижала тыльную сторону руки к губам и молила Бога, чтобы он помог мне удержаться от слез, потому что я ни на секунду не забывала о том, что произошло в суде.
Но когда хлопнула входная дверь, я уже не думала ни о слезах, ни о суде, ни о будущем. Я успела только вытереть руки и раскрыть объятья, куда тут же упала Кикит. Переполненная радостью, я начала подбрасывать дочь вверх и вниз. От нее исходил родной и дорогой мне запах тепла, сухих листьев и мела.
– Мамочка! Я знала, что ты уже будешь дома, когда мы вернемся из школы, – она крепко обняла меня за шею. За ней подошел Джонни, я высвободила одну руку и обняла его тоже.
– Привет, мам, – сказал он низким голосом и без колебаний обнял меня в ответ. – Когда ты прилетела?
– Совсем недавно, – я позволила себе эту маленькую ложь во благо. Я не собиралась прямо с порога рассказывать им правду, хотела еще немного насладиться добрым разговором. С ними я чувствовала такую легкость, как будто только что вернулась после обычной деловой поездки.
Я посадила Кикит на краешек стола и, продолжая обнимать ее и Джонни, сказала:
– Вы прекрасно выглядите, ребята.
Внимательно оглядев Кикит, которая просто лучилась здоровьем, я спросила:
– Ты хорошо себя чувствуешь?
– Да.
– Хорошо кушаешь?
– Да, – она широко раскрыла ротик. – Я пофеляла суб.
– Еще один зуб? Господи, какая симпатичная дырочка, – восхитилась я, когда Кикит указала мне языком на пустое место. – Давай я заберу у тебя этот зубик, а взамен у тебя вырастет новый, – предложила я, иначе она бы непременно расплакалась. По крайней мере, раньше все происходило именно так.
Кикит закивала головой, порылась в своих карманах и достала оттуда крошечный зубик, рассказывая мне, что решила написать в письме к зубной фее. В прошлый раз дочка пришла в такой восторг от этой идеи, что поклялась писать письма фее даже после того, как у нее вырастут все зубы, «иначе как же она узнает, какая я замечательная!». Кикит все еще продолжала говорить о своем письме, когда в разговор встрял Джонни:
ѕ Мики Рубин сегодня сломал руку на спортплощадке.
ѕ Я еще не договорила, – заплакала Кикит, хватая меня за подбородок и поворачивая к себе.
– Это гораздо важнее. Все было так ужасно, мам.
– Мамочка, он перебивает.
– Это важно. У него даже кость торчала из руки, а сколько кровищи натекло! Его увезли на «скорой».
– Он так плакал, – авторитетно заявила вдруг Кикит, присоединившись к рассказу Джонни, раз уж ей не дали рассказать о себе. – Мы слышали его даже у себя во втором классе. А я не плакала, когда потеряла зуб. – Кикит наморщила носик и принюхалась. Ее глазки засияли. – Там что-то в духовке, – пропела она.
– Шоколадное печенье, – объяснил ей Джонни, а потом снова повернулся ко мне: – Мики ничего особенного не делал, когда это случилось. Мы играли в бомбежку напротив стены, и он просто пытался увернуться от мячика, но споткнулся и упал, а потом – бац – раздался такой жуткий вопль. Я даже видел его кость, она торчала из-под кожи…
Я крепко прижала его лицо к своей груди и прошептала в жесткие иссиня-черные волосы:
– Если ты расскажешь об этом еще раз, мне придется бежать к раковине. Меня уже начинает тошнить.
– Да, я чувствовал примерно то же самое, когда смотрел на него, – ответил сын, когда я его отпустила.
– Я хочу печенья, мама, – заныла Кикит. – Оно уже готово?
Мы еще немного подождали, пока печенье остынет. Кикит рассказала, что у них в классе теперь учится турок, что она уже решила, какую Барби хочет на Рождество, что учительница передала с ней домой какую-то записку, но она ее где-то обронила, то ли на спортплощадке, то ли в автобусе. В ней говорилось что-то о белых жучках, которых нашли у некоторых детей в волосах.
Вши. Отлично. Я быстро осмотрела ее голову, ничего не обнаружила, но пообещала себе попросить Дэниса проверить. И посмотреть, как ему это понравится.
Джонни не болтал так много, как Кикит. Он не держал меня за руку, не дотрагивался до волос или до лица, как это любила делать дочь, но стоял, тесно прижавшись ко мне, пока я говорила, а затем взял лопаточку и начал доставать печенье. Мы не могли ждать ни минуты и в нетерпении хватали печенье сразу, как только вынимали его из духовки. Слишком горячее, чтобы держать форму, оно прилипало к нашим пальцам. Но мы только смеялись и слизывали мягкий шоколад с ладоней. Мы специально пили молоко так, чтобы оставались забавные белые усики над губами, как часто показывали в рекламе.
Затем Кикит обернулась в сторону двери и сказала:
– Поторопись, папочка. Мы уже почти все съели.
Как же мне захотелось прогнать его и насладиться этими последними моментами чистоты и покоя. Я чувствовала себя так уютно, безопасно и комфортно, весело поедая печенье и запивая его молоком.
Но взгляд Дэниса, адресованный мне, спустил с небес на землю.
Джонни спрыгнул со стула и пошел в прихожую за рюкзаком. Проходя через кухню по направлению к холлу, он спросил:
– А что у нас на ужин?
Я не готовила ужин. Я хотела собрать вещи, повидать детей и уехать из дома в четыре, в противном случае Дэнис вызвал бы полицию и меня бы выгнали из дома на глазах у детей.
А вдруг он все-таки поймет, насколько сильно дети по мне скучали, и передумает. А вдруг захочет найти более милосердный выход из создавшейся ситуации. А вдруг его осенит мысль, что совершенно не знает, что, черт возьми, готовить на обед, и гораздо проще для всех просто позволить мне остаться.
Я ответила Джонни:
– Это ты папу должен спросить, что у нас на ужин.
Джонни нахмурился:
– Но ты же всегда готовишь что-нибудь особенное, когда возвращаешься. Я хочу лазанью.
– Жареного цыпленка, – прочирикала Кикит. Она слегка пританцовывала, стоя на коленках на стуле и облокотившись на стол.
– Жареного цыпленка мама готовила по твоему заказу в прошлый раз. Теперь моя очередь. Хочу лазанью.
ѕ А может, закажем пиццу? – предложил Дэнис.
Кикит недовольно сморщилась.
– Мы же ели пиццу вчера с бабушкой и дедушкой. К тому же сегодня мама сама приготовит ужин.
– Нет, – сказал Дэнис, – не приготовит.
Прошла минута, прежде чем до них дошел смысл его слов. Кикит перестала танцевать, ее глаза округлились. Она переводила взгляд с меня на Дэниса и обратно, а потом в полном восторге выдохнула:
– Мы что, что-то празднуем сегодня?
Я ждала, что Дэнис что-нибудь ответит им, но этот жалкий трус ограничился равнодушным кивком в мою сторону. Дети посмотрели на меня.
Я перевела дыхание.
– Нет, мы ничего не празднуем. Давайте поговорим. Сядь, Джонни.
Он не сдвинулся с места.
– Что-то с бабушкой?
До чего же он добрый, умный и тонко чувствующий ребенок. Я грустно улыбнулась и покачала головой.
– Не с бабушкой. С нами.
Как же непросто сказать это! Я прокручивала в уме десятки фраз с прошлого четверга. Но ни одна из них меня не устроила. Чем проще, тем лучше, решила я.
– Мы с вашим папой решили разойтись.
– Что это значит? – спросила Кикит.
Я взглядом попросила Дэниса объяснить, но он продолжал молча стоять, сложив руки на груди, и, казалось, с таким же любопытством ждал моего ответа, как и Кикит. Было очевидно, что он не собирался мне помогать. Он отвел себе роль стороннего наблюдателя, не желая выполнять грязную работу, в то же время, ожидая, что я буду играть по его правилам. Вероятно, он полагал, что суд дал ему на это право.
Серьезная ошибка. Если бы я хотела сказать детям, что их отец оказался подлецом, начисто лишенным порядочности, сострадания и здравого смысла, я бы так и поступила. Но я произнесла те слова, которые мне диктовали любовь, забота и самоуважение, но никак не судья и не Дэнис.
– Это значит, что мы станем жить отдельно друг от друга, – объяснила я.
Кикит отнеслась к этому спокойно.
– В разных домах?
– Да.
– Но вы не можете… – начала она. – Вы же родители. Вы должны жить с нами.
– Мы станем жить в разных местах.
– Но я не могу находиться в двух разных местах одновременно.
– Не можешь. Ты будешь проводить какое-то время с папой, какое-то со мной.
– А разве сейчас мы не делаем то же самое?
Да, тут она права. Но только частично.
– Раньше мы могли проводить время как вчетвером, так и втроем. А с сегодняшнего дня мы больше никогда не соберемся все вместе, вы с Джонни будете либо только с папой, либо только со мной.
