Текст книги "Об истине и зверях (ЛП)"

Автор книги: Барб Хенди

Соавторы: Дж. С. Хенди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 32 страниц)

Гассан встал на ноги и сделал нетвёрдый шаг, начав петь.

– Нет! – прокричал Чиллион.

Гассан замер и замолк.

– Беги! – закричал Чиллион. – Расскажи нашим об этом месте! Беги… сейчас же!

Лоб Гассана наморщился от гнева или печали, исказившей его смуглые черты. Но Гассан был гораздо ближе к открытому порталу… Он мог сбежать из этого зала.

– Приготовься! – призвал Чиллион. – Я отвлеку его.

Он успокоился, надеясь, что умрёт быстро и безболезненно. Он не видел другого выбора. Только у Гассана был шанс спастись.

Прежде чем Чиллион смог пошевелиться, Гассан пришёл в движение.

Он видел, что суманец кинулся не к выходу, а прямо к широкой пробоине, из которой вылезло существо. Чиллион, внутренне похолодев, наблюдал, как Гассан подбежал к пролому и спрыгнул в шахту.

Чиллион не мог дышать. Его ум оцепенел, а надежда увядала, умирая вместе с ним. Почему Гассан убил себя таким бесполезным способом? Он боялся, что существо будет преследовать его, и предпочел лёгкую смерть?

Чиллион был совсем один, когда услышал цокот когтей по полу зала.

Существо быстро пошло на него, и все, что он мог сделать, это отступить к стене между саркофагами. Рептилия приближалась слишком быстро для того, чтобы он успел отбежать вдоль стены.

Печаль как ничто другое подкосила Чиллиона.

Самоубийство Гассана, беспомощность Ханнаши и сожженные кости Шаодха сокрушили все другие мысли, когда он смотрел в черные блестящие глаза существа.

Он не мог больше выносить печаль и потери. Все, что он имел, – это секунду на молитву:

«Хармун… наполни меня своим абсолютным духом… в моей горькой неудаче.»

* * *

– Ничто не имеет значения, кроме шара!

Чейн самым краем сознания воспринял крик Винн, но это вызвало только остервенелое отрицание. Голод, ярость и его любовь к этой девушке смешались, становясь одним целым. Тогда он услышал ее тихое пение и увидел, как она срывает ножны с солнечного кристалла посоха.

Чейн набросился на хвост крылатого существа с обоими мечами, пытаясь заставить его переключить внимание на себя.

– Чейн, нет! – прокричала Винн. – Иди!

Обжигающий свет не заполнил тоннель.

Он остановился, повернувшись к ней. Почему солнечный кристалл не загорелся? Винн подняла потрясенные глаза на конец посоха. Что-то пошло не так. Чейну хотелось закричать, но из глотки вырвался только хриплый рык.

Но существо не плюнуло огнем снова.

Тень рычала и металась из стороны в стороны, пытаясь держаться между ним и Винн. Чешуйчатый зверь поднял голову повыше, но его внимание было сосредоточено на Тени.

Винн бросилась вперед. Она попыталась пробежать мимо него, но шея существа опустилась вниз и остановила ее. Оно не позволит ей пройти. Она посмотрела Чейну в глаза, и слезы скатились по ее щекам.

Отчаяние на ее лице ножом резануло грудь Чейна. Она застыла, смотря на него, но ее голос был пугающе спокоен:

– Если ты заботишься обо мне, – произнесла она, – ты послушаешь. Не имеет значения, кто я… и даже что я значу для тебя. Иди за Сау'илахком. Доберись до шара раньше него.

Чейн сделал шаг к ней.

Винн покачала головой, и на сей раз ее голос был едва слышим:

– Если ты любишь меня, то пойдёшь… ради меня.

Чейн задрожал.

Эти слова поразили его больше, чем если бы она просто приказала ему оставить ее и никогда не возвращаться. Опровергнуть её слова и спасти ее, или сделать, как она просит, и потерять ее – это был самый жестокий выбор, который она когда-либо ставила перед ним.

Он зарычал от гнева и паники. Дикий зверь его сущности боролся с эффектом фиолетовой смеси, которая не давала ему спать. Он не мог отвести взгляд от Винн, даже когда она отвернулась к существу, стоящему перед рычащей Тенью.

Существо замерло в неподвижности, но надолго ли?

«Если ты любишь меня, то пойдёшь… ради меня.»

Чейн, съежившись в мучении, обхватил себя руками, а просьба Винн продолжала раздаваться в его голове. Как он мог отрицать её слова и не сделать то, чего она просила?

В конечном итоге, все, что он мог сделать, это развернуться и побежать по тоннелю.

Красная Руда только встал на ноги. Как только Чейн поравнялся с гномом, он крикнул ему:

– За мной, сейчас же!

* * *

Гассан падал в шахту, все еще оглушенный отдачей его неудавшегося заклинания. Требование Чиллиона, чтобы он бежал, безмерно тронуло его, но намного больше было под угрозой, чем просто местоположение Балаал-Ситта. Чиллион не видел пугающих намеков в переведенной поэме.

Гассан боялся, что Винн может сбежать из этого места. Он должен был узнать ее истинную цель любой ценой, даже бросив старого эльфа умирать такой смертью. Когда он спрыгнул в шахту, у него не было времени сожалеть ни о чём.

Винн еще не знала, что призрак следует за ней. Он не убил ее, а значит, мог использовать ради той же цели, что и Гассан. Если ее поиск имеет какое-либо отношение к чему-то, оставленному армией Врага, то призраку нельзя было позволить добраться до этого первым.

Гассан должен был выжить, как и сказал Чиллион.

Его плечо зацепило стену шахты.

Его тело заскользило по неровной стене. Выступ порвал его рукав. Даже в состоянии шока, он понял, что может достигнуть дна в любой момент, и вынудил свой ум сосредоточиться.

Гассан закрыл глаза, видя только символы среди фигур, вспыхнувших в его мыслях. Преодолевая головокружение и сопротивление воздуха, он прижался к стене шахты, своим желанием пытаясь замедлить быстрый спуск. Но все, что он услышал, это треск камня, когда столкнулся с полом, и только почувствовал, как его одежда и кожа порвались, когда он резко потерял сознание.

Глава 25

Винн изучала лицо существа. Ее попытка зажечь солнечный кристалл провалилась, хотя она сделала все правильно.

Рычание Тени внезапно прервалось.

Боль распространилась в голове Винн, когда она увидела, что существо остановило взгляд на собаке.

Какофония тысячи листьев или крыльев насекомых начала метаться в черепе Винн. Звук стал оглушительным и каким-то шипящим, и она застонала и упала на колени, крепко прижав к себе Тень. Она не могла даже спасти собаку, только обнять ее и ждать смерти.

Слова памяти Тени раздались в мыслях Винн, перекрывая шипящее царапание крыльев-листьев:

«…Рождённый Духами…»

Голова существа качнулась к Винн. Что Тень пыталась сказать ей?

Рев в разуме Винн заглушил все остальное. Все, что она видела, это большие черные глаза на морде рептилии, смотрящие на нее, пока все не потемнело.

Там была только тьма.

В груди Винн заболело, а затем начало гореть, как будто она задержала дыхание слишком надолго и теперь не могла выдохнуть. Она ощутила движение, но ее конечности не двигались. Это было очень знакомо, но из-за растущей паники она не могла понять, почему.

Тьма исчезла, но ненадолго.

Она с трудом выдохнула и не могла прекратить дрожать, когда задохнулась, не осознавая, где она. Каждая мышца в ее напряжённом теле дрожала. Что-то прерывало ее мысли, но это не было потрескивание крыльев-листьев.

Оно было монотонным и бесконечным, как ветер, свистящий в голове. Слова раздавались из него отрывистым шепотом:

«…они приходят… лгуны, обманщики… убийцы, убийцы повсюду…»

Ветер в ее голове казался сделанным из этих слов, произнесённых шепотом множества голосов. Ее мысли были сокрушены этой бурей, и первой вещью, которую она увидела, был тусклый свет.

Оранжево-красные угли в очаге освещали пространство вокруг неё. Она стояла в комнате без мебели, окруженная простыми каменными стенами. Эта пустота обострила её чувства, пока ее внимание не переместилось влево.

Она не собиралась поворачиваться, но сделала это.

«…никому не доверяй… никогда…»

При этом шепоте из бури Винн посмотрела на сводчатый проход в левой стене комнаты. Это был всего лишь провал в черноту, поскольку тусклый свет очага не проникал за него. Она хотела отступить, найти выход отсюда, но…

– Вра'фейлулайк… бхаил то-ве?

Она не поняла смысла слов, хотя это с безумной спешкой, или даже гневом сорвалось с ее губ. Но голос, который она услышала, не принадлежал ей.

Страх Винн вырос.

Она была заперта в памяти. Но чьей? Тень сделала это? Она с трудом сосредоточилась, пытаясь увидеть мир, который помнила: грубый каменный тоннель, крылатая рептилия и Тень.

Но привычный мир не вернулся.

Где она? Кто она? Не получив ответов, она пыталась разобраться с тем, что услышала, чтобы сдержать питаемый страхом шепот, пытающийся затопить ее разум.

Первое слово было корневым, в мужском роде – и она узнала язык! Она говорила на гномском, но либо не расслышала всё правильно, либо не знала этого диалекта. Она не смогла перевести корень слова. Только суффикс «улайк» имел смысл.

Это означало «словно» или «подобный».

– Вра'фейлулайк… бхаил то-ве?!

Горло Винн пересохло, когда она повторила крик. Шипящий шелест крыльев-листьев раздался в ее уме. Всего один раз она слышала что-то подобное – когда Малец общался со своей семьей. Слова, которые она произнесла повторились в ее голове, на сей раз на каждом языке, который она знала: «Брат-близнец… ты здесь?»

Кому бы ни принадлежала эта память, не Тень передавала ее. Тень назвала крылатое существо в тоннеле Рождённым Духами. Те шипящие звуки крыльев-листьев шли от него? Стихийные Духи наконец доберутся до нее, убьют, пока она поймана в ловушку в чьей-то памяти?

Что-то двинулось за сводчатым проходом.

Что-то, шатаясь, шло вперед через темноту. Большие гномские руки закрывали широкое лицо, раздавалось измученное, быстрые дыхание. Один глаз всмотрелся в нее сквозь массивные пальцы. Вдруг его левая рука соскользнула с лица и сжала край прохода. Пальцы другой откинули его красные волосы.

У этого брата-близнеца была широкая челюсть, когда-то чисто выбритая, но теперь покрытая щетиной. Его глаза были запавшими, под ними темнели круги, как будто он не спал много ночей. Он был молод, или казался бы таким, если б его лицо не было искажено ужасом.

На мгновение Винн показалось, что она знает его, но это было невозможно. Она даже не знала, где она находится – или кем она была. Ничто в этом месте не было ей знакомо.

«…когда-то близкие теперь охотятся на тебя… они придут… будь осторожен как никогда…»

Пристальный взгляд брата быстро осмотрел комнату с очагом.

Он слышал этот шепот, как и она!

«…никогда не закрывай глаза снова… никогда… только когда они все умрут…»

На его щеках заходили желваки, когда его рука отдернулась от головы, нещадно разрывая путаницу волос. Пальцы сжались в большой кулак.

Винн видела в лице брата тот же гнев, который она услышала в голосе владельца этой памяти. Она кинулась вперед и схватила рубашку на груди брата одной большой рукой. Она почувствовала, как другая её рука нащупывает что-то на поясе.

– Почему ты все еще здесь? – прокричала она низким голосом, который не принадлежал ей. – Я же сказал тебе уехать, пока ещё было возможно. Уходи отсюда!

Брат замер, его кулак поднялся. Буря голосов еще раз всколыхнулась в уме Винн:

«…Если они увидят тебя, быстро убей их… Ведь они убьют тебя, если смогут… А они смогут, ты же знаешь…»

Рука Винн, опущенная вниз, сжалась. Она дернулась, хотя едва видела, что схватила. Ее взгляд остался прикован к брату, когда он вынул кинжал из ножен на поясе. Он поднял его, смотря вниз.

Стрёкот крылышка-листа снова раздался в голове Винн:

«Я с тобой, слушай только меня. Услышь спокойствие, что я привношу в твои мысли.»

Винн оцепенела, а братья замерли напротив друг друга, готовые напасть.

Откуда-то издалека донесся крик.

Винн разжала пальцы и отступила, не зная, что теперь делать. Она повернулась на далёкий звук.

Тогда она увидела, что случилось с мебелью.

Стулья, табуреты, дубовый стол, и даже большой комод были сложены у двери. Все из этой комнаты было свалено в кучу перед нею в слепом отчаянии. Когда ее внимание вернулось обратно, измученный брат тоже смотрел на дверь. Его глаза расширились от страха, когда он, дрожа, смотрел на нее.

– Пойдём… пойдём, пожалуйста, – попросил он, заикаясь. – Пойдём со мной.

– Нет, – ответила Винн. – Иди один, как я сказал.

– Не делай этого! – закричал брат, делая шаг вперёд, гнев вернулся на его лицо. – Твои братья тоже поддались этому, как и остальные… хотя сначала остальные, не так ли? Они заперлись от людей в храме… и ты помогал им? В этой чуме безумия, куда ещё народ мог пойти, кроме как уехать… если хоть кто-то смог уехать?

Он вошёл в комнату с очагом.

Одежда брата, наверно, когда-то была красновато-коричневой, но сейчас была слишком грязной, и было слишком мало света, чтобы утверждать это бесспорно. Его взгляд опустился вниз, и тот, кем была Винн, проследил за ним. Винн увидела, что она держала.

У длинного треугольного кинжала, основание которого было столь шириной с её ладонь, были прямые края, плавно сужающиеся к лезвию. Его полированная гарда и навершие были серебряными, а часть рукояти, видная между её пальцами, лакировано-черная.

Это был кинжал Ходящих-сквозь-Камень.

Винн съежилась, заключенная в тюрьму чужой памяти, не желая принять то, что это могло означать. Буря шепота повысилась, как будто подпитавшись ее страхом. Ходящий-сквозь-Камень – она – поднял лезвие. Стрёкот единственного крылышка-листа вернулся:

«Не его ты должен убить.»

Винн чувствовала, что Ходящий-сквозь-Камень колеблется, глядя на своего брата.

«Держись только за меня.»

Она не почувствовала никакого спокойствия от этих слов, как голос утверждал ранее. Но потом поняла: этот стрёкот крылышка-листа говорил не с нею. Он говорил с ним, владельцем этой памяти. Она слышала его, чувствовал его, только потому, что слышал и чувствовал он.

Винн начала сомневаться еще больше.

Эти слова не исходили от зверя в тоннеле. Они были просто частью этой памяти. Что пришло в это место? Что говорило с этим Ходящим-сквозь-Камень?

– Нашей кровью заклинаю: помни меня, – прошептал он. – Но как только ты уйдёшь отсюда, никогда не произноси мое имя. Нашей кровью я связываю тебя… позволь мне быть забытым всеми.

На лице брата отразилось потрясение, и он с недоверием покачал головой. Он только открыл рот, чтобы заговорить, как Ходящий-сквозь-Камень отвернулся.

Винн увидела, как к ней приближается стена. Она помнила ту первую, удушающую черноту, чувство, что ее похоронили заживо. Ходящий-сквозь-Камень мог пройти через землю и камень. Но даже это не заставило замолчать шепот бури в нем, в ней.

Она не хотела больше видеть это. Но пока он мчался через тоннели, проходы и залы, она не могла отвести взгляд или закрыть глаза.

Он ни разу не остановился, сразу направляясь к следующей стене, но Винн видела… и слышала. Между тишиной и чернотой каждого погружения в камень, вопли безумного страха и гнева эхом отзывались вокруг.

Две гномские женщины душили друг друга, пока одна не разорвала горло другой голыми руками. Она только позволила телу упасть и тут же повернулась к мужчине, стоящему к ней спиной. Она бросилась на него, ее окровавленные руки потянулись к его лицу, чтобы растерзать его.

Молодая женщина оттолкнула старика в сторону, когда они оба попытались пройти через дверной проём. Она ударила его локтём по лицу, хотя он и так уже отступил.

Забрызганный красным воин снова и снова лупил булавой других мужчин, лежащих на полу. Он кричал, чтобы они уходили, или он убьет их всех. Они были уже мертвы, искорежены до неузнаваемости, а он всё не мог остановиться.

Гномский ребенок тихо нащупывал путь вдоль стены. Девочка не могла видеть из-за крови, заливающей ей глаза.

В центре большой палаты, заполненной столами и табуретами, пожилой мужчина присел на возвышении приветственного дома. Он, медленно раскачиваясь, шептал что-то про себя, как будто молился… а затем вдруг истерично рассмеялся. Его взгляд обшаривал комнату, ни на чем не задерживаясь.

Чернота камня прерывала сцены снова и снова. Каждый раз Винн желала, чтобы это было в последний раз.

Ей хотелось остаться в том холоде, обволакивающей темноте, где она – он – ничего не видела бы снова. Она не хотела снова видеть безумие и шепот, возвращающиеся с каждым проблеском тусклого света. И когда это происходило снова, она бы заплакала, будь у нее сейчас собственный голос.

Ходящий-сквозь-Камень остановился.

Здесь было темнее, чем где-либо ещё, даже в доме его брата. И почти тихо, за исключением шепота в его ушах. Винн не собиралась оборачиваться, но гном обернулся.

Большой сводчатый проход привлёк её внимание. Его двойные двери были закрыты, запечатаны железным засовом, лежавшем на скобе толщиной больше, чем ее рука. Они не были выломаны, как в прошлый раз, когда она видела их. Приглушенный стук проник через двери.

Там, с другой стороны, были люди и стучали, стремясь войти.

– Что ты делаешь?

При этом угрожающем шепоте Ходящий-сквозь-Камень схватился за оба кинжала на своём поясе. Когда он обернулся, Винн увидела огромные, темные фигуры в зале. Большие силуэты статуй, достигающие потолка, терялись в черных как смоль высотах. Три у каждой длинной стены зала, и Винн поняла, где она находится. Она была в Балаал-Ситте, в его зале Вечных, но не в таком состоянии, в каком она нашла его. Всё было цело, как будто она находилась в прошлом. Мерцающий свет попался ей на глаза, и она наблюдала за приближением пламени.

Свет факела осветил покрасневшее лицо с широкими чертами и седой бородой. Его глаза были расширены, белков было почти не видно вокруг черных радужек. Свет от пламени отразился на стальных элементах его черно-чешуйчатой брони.

Старый гном был другим Ходящим-сквозь-Камень.

– Собираешься впустить их?! – обвинил он.

– Нет… уже нет, – ответила Винн глубоким, мужским голосом.

– Лжец! – прошипел другой, и его свободная рука упала на рукоять кинжала. – Где ты был? У своего болтливого брата?

Винн не ответила, но почувствовала, как сжались её пальцы вокруг рукояти боевого кинжала.

– Так как это началось? – прошептал старый Ходящий-сквозь-Камень, делая шаг вперёд. – Все они обернулись против нас, как только началась осада, – продолжал он. – Какую ложь ты вложил в человеческие уши… через своего брата?

Буря шепчущих голосов усилилась снова:

«…Никому не доверяй… никогда не поворачивайся спиной… они идут за тобой…»

Его рука отдёрнулась от рукояти кинжала. Винн почувствовала боль, когда молодой Ходящий-сквозь-Камень хлопнул себя по лбу. Стрёкот крылышка-листа немедленно поднялся над буревым хором:

«Слушай только меня. Держись только за меня.»

Его стрекот задушил все мысли в разуме Винн.

– Нет… – застонал молодой Ходящий-сквозь-Камень. Он с хлопком прижал ко лбу другую руку и прокричал: – Оставьте меня в покое!

– Оставить тебя? – прошипел старший в недоумении.

Винн поняла, что он не слышит стрекот крылышка-листа.

– Зачем мне это? – продолжил старший. – Ты сделал это для нас, предатель. Ты и твой брат… заставили их прийти к нам!

– Нет, – простонал он. – Мой брат не замешан в этом…

– Больше лжи! – выкрикнул старший, рывком вынимая кинжал из ножен.

«Сделай, что необходимо, и иди ко мне.»

При звуке этого крылышка-листа молодой Ходящий-сквозь-Камень ещё крепче стиснул руки вокруг головы. А старший выпустил свой факел и кинулся к нему.

– Держи свое предательство назад, – прокричал, старый поднимая кинжал. – Байундуни!

«Не слушай. Иди ко мне.»

Молодой Ходящий-сквозь-Камень как можно сильнее сжал череп, пытаясь выгнать голос из своей головы. Но Винн не почувствовала боли. Она только мысленно съежилась, услышав его имя.

Она еще раз отчаянно попыталась сбежать в реальный мир, избежать этой памяти Байундуни – Глубокого Корня – Таллухерага, Бога Резни.

* * *

Сау'илахк мчался вниз по тоннелю, остановившись, только чтобы вызвать слугу из света. Тоннель начал пересекаться с меньшими, ветвящимися проходами, но он придерживался главного, направляясь вниз в глубины горы.

Его слуга метнулся в небольшую пещеру, и Сау'илахк остановился перед тупиком.

После осмотра, не выявившего никаких проломов, проходов, или чего-либо ещё, его расстройство угрожало перерасти в гнев. Где он должен искать теперь? Сколько узких тоннелей он миновал по пути? Шар должен был быть где-то здесь!

Вдруг он заметил кости.

Их было много, и все они были так стары, что смешались со щебнем и пылью на полу пещеры. Некоторые все еще наполовину торчали из дальней стены, и он задался вопросом, как так получилось. Последний пытался похоронить остальных? Любопытство подавило разочарование, и его мысли вернулись к тому, как мало он знает об этом месте.

Силы Возлюбленного пробились в ситт, а затем последовала катастрофа. Вершина горы разрушилась, уничтожив обе армии. Он, впервые за века своего существования, задался вопросом, что могло вызвать такое опустошение.

Сау'илахк не видел костей, пока шёл вдоль тоннеля, но сейчас он был в глубине пещеры, и их здесь было множество. Что-то произошло здесь, что-то было… закопано? Сделав одну руку материальной, он начал рыть, просеивая щебень и кости. Вдруг его пальцы коснулись чего-то твёрдого и плотного.

Вызвав остатки своего запаса украденной жизни, он сделал материальной другую руку и начал быстрее раскапывать щебень и пыль. Он продолжал очищать что-то твёрдое, как камень. Чем больше он расчищал вокруг, тем больше чувствовал, что оно было слишком круглым и ровным.

Он отчаянно убирал пыль с его чуть шершавой поверхности.

Это был шар из темного, почти черного камня, размером немного больше шлема. Хотя и не идеально гладкая, его округлая поверхность была слишком прекрасна, чтобы быть естественного происхождения. Большой, клиновидный штырь торчал из него. Когда он откинул от него ещё немного щебня, он увидел, что кончик штыря проходит насквозь до основания шара. Шар и штырь были высечены из одной части камня.

Волны радости в нем смешались с неожиданным негодованием.

Сделанный его Богом, согласно собственным словам Возлюбленного, шар… Якорь Духа оставили валяться среди грязи и костей, словно мусор, о котором все позабыли. Возможно, катастрофа убила Детей, которые принесли его. То, что он был похоронен среди фаворитов Возлюбленного, его инструментов, принесло некоторое удовлетворение Сау'илахку. И Якорь остался там, где упал в давно забытое время, ожидая его.

Он будет красив и молод снова, навсегда. Обещание, данное ему так давно, будет выполнено. На сей раз он не будет предан.

«Возлюбленный!»– мысленно прошептал он.

Через Хранительницу его Бог привел его к спасению. Почти опустошив свой запас сил, он сделал всё свое тело материальным и поднял тяжелый шар, первым за тысячу лет. Когда его завернутые в ткань руки сомкнулись вокруг шара, он просто стоял, и облегчение заставило его почувствовать себя уставшим, как никогда.

Он посмотрел вниз на то, что держал, и внутренне оцепенел.

В те давние дни он никогда не прикасался к Якорям. Только у Детей была такая привилегия. Он видел это в тех редких случаях, когда Бог приказывал, и один из них забирал шар. Но он знал, что каждый из пяти Якорей связывает один Элемент Существования. Каждый порабощал определённый компонент, выполняя волю его Бога.

Хотя шар в его руках бездействовал, он должен был почувствовать его сущность. Через Возлюбленного, через собственную природу вечного духа он должен почувствовать ядро его элементного характера и искру Духа, пойманного в ловушку в нём.

Искры там не было.

Сау'илахк уставился на шар в руках. Он ощутил в нем что-то, но это присутствие было очень глубоко… похоронено? Внутри не было ничего близкого к его природе чистого, бессмертного духа.

Он снова осмотрел пещеру. Досада вернулась, перерастая в ужас.

Те рептилии, должно быть, отрыли это место. Залежи костей предполагали, что что-то еще произошло здесь. Силы Возлюбленного, должно быть, попытались прокопать ход под ситтом, войти в него изнутри, прежде чем кто-либо понял это. Но в конце концов, они, скорее всего, были обнаружены.

Что-то ужасное произошло здесь. Силы Возлюбленного были уничтожены, похоронены под горой наряду с их врагами. И здесь был шар.

Но что шар Духа мог сделать в этом месте? Ничего, сейчас или тогда. Это не был шар Духа. Это был другой, возможно, шар Земли? Он следовал за Винн все это время… только чтобы найти неправильный шар.

Осознав правду, Сау'илахк застонал.

Пыль и грязь зашевелились, когда потревоженный воздух придал голос его боли. Он начал выть, и его растущий гнев превратился в вопль. Эти крики заполнили тупиковую пещеру таким сильным ветром, что со стен посыпались камешки, а кости раскатились по полу.

Сау'илахк закричал:

«Предатель!»

Он был снова обманут словами своего Бога, как тот сделал тысячу лет назад, пообещав ему вечную жизнь.

Шипящий шепот раздался в его мыслях:

«Не отчаивайся.»

Сау'илахка уже не заботило, что он оскорбил своего Бога. Он прокричал снова:

«Источник лжи… и обманов!»

Он выпустил шар из рук. Щебень и кости затрещали под его весом, раздался металлический лязг. Надежда на красоту и вечную молодость увяла, а боль потери стала слишком велика, чтобы он мог успокоиться. Он закричал на своего Бога еще раз:

«Хранительница мертва, сожжена дотла! За кем я теперь, по-твоему, должен следовать?!»

Шипение раздалось снова:

«Она жива… но если ты решил больше не повиноваться мне, слуга, то ищи самостоятельно.»

Вопль-ветер Сау'илахка стих. Если Винн жива, почему его Бог-предатель дал ему свободу сделать так, как ему хотелось? Что он мог сделать ещё, уже опробовав всё за тысячелетие поиска? Он уже был тут, но его страдание заставило его захотеть просто уйти.

Шепот, похожий на шуршание змеиной чешуи по песку, раздался в его голове вновь:

«У каждого Якоря есть своя цепь, своя рукоять, которая держит и ведёт его, так же, как у каждого замка есть свой ключ, открывающий его. Разве ты не слышишь, что говорит ключ?»

Он слишком сильно переживал, чтобы прислушаться к язвительным намекам, но Возлюбленный продолжил:

«Так как ты больше не слушаешь меня, слуга… возможно, ты вспомнишь, услышав его.»

Сау'илахк остановился, внутри него росло подозрение. Что это за ерунда о цепях, рукоятях и ключах… для Якорей Существования?

Он посмотрел вниз на тот, который только что бросил.

Шар просто лежал у его ног, но звук, когда он упал, был каким-то неправильным. Не треск камня о камень, или даже о кость, а металлический лязг. Он присел, становясь материальным снова, и толкнул шар в сторону.

В котловине, которую он продел в щебне, было пятно красновато-золотого цвета.

Сау'илахк быстро отгрёб щебень и пыль, пока предмет не показался полностью. Перед ним лежал толстый и тяжелый незамкнутый обруч из красновато-золотистого металла, не похожего ни на медь, ни на золото. На его концах были выдающиеся бляшки с шипами, указывающими друг на друга. Его поверхность была покрыта гравировкой, хотя он и не мог разобрать символы.

Сау'илахк не забыл, что видел такой прежде. Однажды, когда один из Детей уезжал с Якорем, этот предмет покоился на его бледной шее.

Он глянул на шар и заметил что-то ещё в клиновидном основании шара.

Там были два углубления, размером как раз подходящие для шипов обруча. Это действительно был ключ, рукоять для использования шара? Несмотря на это, что это дало бы ему? Не этот шар он жаждал найти.

«Мне не нужен ключ к месту, куда я не хочу идти, – произнёс он. – Рукоять – не то, чего я хочу.»

На этот раз ответа не последовало, но Сау'илахк услышал шаги, эхом отдающиеся по тоннелю.

Шёл явно не один человек, и они были слишком тяжелы, чтобы принадлежать Винн. Если одним из них был Чейн, то у Сау'илахка сейчас не было сил, чтобы иметь дело с тем надоедливым не-мертвым.

Расстройство заставило его колебаться, но затем он всё же схватил обруч. У него не было способа нести его, не оставаясь материальным, и он повернулся к задней стене пещеры.

Последние остатки его энергии пошли на заклинание, создавшее нишу в камне.

Сау'илахк сунул обруч внутрь, чтобы забрать его позже.

Когда камень над нишей сомкнулся, дремота и усталость одолели его, и он исчез. На данный момент он не хотел оставаться в этом месте… в этом трагически разочаровывающем месте.

* * *

Винн затерялась в отвратительных воспоминаниях Глубокого Корня. Она была потрясена до мозга костей, когда разъяренные крики старшего Ходящего-сквозь-Камень внезапно стихли. Чернота камня окутала ее снова, и все, что она слышала, это бурю шепотов внутри сознания Глубокого Корня.

«…они придут… не один, много… скоро они найдут тебя…»

Тусклый свет озарил все вокруг, когда жужжание крылышка-листа оттолкнуло шепот снова:

«Не слушай их. Слушай только меня.»

Глубокий Корень стоял в тусклом свечении пещеры заслуженных мертвых, но не сделал и шага. Он продолжал, осматриваясь, быстро поворачивать голову, и мерцающие стены и тени слишком быстро сменяли друг друга перед глазами Винн.

Она не понимала, что произошло в зале Вечных. Как этот серийный убийца избежал безумного гнева старого Ходящего-сквозь-Камень?

Глубокий Корень сделал медленный, осторожный шаг, затем другой. Он пытался соблюдать тишину. Он присел среди окаменевших мертвых, прижал ладонь к полу пещеры и замер.

Винн почувствовала – услышала – отдаленные звуки, как будто его рука могла уловить их через камень и передать её ушам, её мыслям. Он слушал через камень, как Красная Руда в тоннеле с трамваями.

Послышался топот, и Глубокий Корень повернулся вправо.

Винн увидела только разрушенную стену за колоннами из сросшихся сталактитов и сталагмитов. Топот раздался снова, словно кто-то бежал, и Глубокий Корень повернулся, следя за ним.

Звук внезапно оборвался, когда он уже повернулся к стене, из которой пришёл.

– Заслуженные, – прошептал он. – Дайте мне прибежище!

Винн хотелось закричать на него из-за этой просьбы, но у нее не было голоса. Крылышко-лист ответило вместо неё:

«Они не могут. Держись за меня, сопротивляйся безумию… Иди ко мне.»

– Замолчи! – прорычал он. – Ты – часть этой чумы, уничтожающей мой народ.

«Я говорю только с тобой, как только появился здесь. Я сохраняю спокойствие, тишину внутри тебя.»

– Убирайся! – закричал он, забыв об осторожности.

«Я тот, кто дает тебе отсрочку, освобождает от того, что изнутри пожирает остальных. Ты уже цепляешься за меня.»

– Ты хуже того, что пришло! Оставь меня в покое!

Крылышко-лист, казалось, исчезло, но не полностью. Оно все еще было там, сдерживая бурю. Но секунда тишины оставила Винн растерянной относительно того, что всё это означало.

«Тогда убей меня… если сможешь.»

Эти потрескивающие слова задушили отчаяние Винн и затопили страх гнома. К чему принуждал Глубокого Корня этот голос? Вдруг она услышала громкий, влажный шлепок.

Глубокий Корень мгновенно обернулся, вскакивая на ноги. Винн скорее почувствовала, а не увидела фигуру другого Ходящего-сквозь-Камень в проходе в следующую пещеру. Он только что хлопнул рукой по камню.

Она видела это прежде в подземелье Дред-Ситта, но никогда не думала, как работает этот сигнал тревоги Ходящих-сквозь-Камень. Это походило на мгновенное землетрясение, пробегающее сквозь нее, и она могла следовать за ним через камень к его источнику.