Текст книги "Черный ветер"

Автор книги: Барадий Мунгонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава тринадцатая
С МОРЕМ НЕ ШУТЯТ

– Давайте, ребята, покатаемся! – сказал Толя, подойдя к маленькой гребной лодке, стоявшей в устье речушки.

– Да, покатаешься! – возразил Жаргал.– Сейчас Кузьма Егорыч с Цыденом поедут на ней за мясом. Ты что, не слышал?

– Ну ничего! – не унимался Толя.– Найдем бревна, сделаем плот, и всё.

– Верно, правильно, точно! – запрыгал Петя.

– Пошли!-сказал Толя.– Вон там, у мыса, я видел большое бревно.

И ребята пошли вдоль берега туда, куда показал Толя. Берег был усеян отшлифованными овальными камнями разной величины. А поодаль от берега камни уступали свое место довольно широкому, метров на пятьдесят, песчаному откосу, который был испещрен выброшенными морем корягами, коло-«динами, пнями, сучьями, щепками. Тут же росли редкие сосны-великаны с причудливыми, фантастического вида корнями. Ураганные ветры выдули песок из-под корневищ этих деревьев. Поработали тут и могучие штормовые волны моря, с титанической силой накатывающиеся на берег во время циклонных бурь. Вот и стали корни деревьев похожи на щупальца спрута, и, казалось, стоят сосны на кривых ногах. Меж такими корнями свободно может пройти человек в полный рост, не сгибаясь. Может и посидеть под ними, отдохнуть, схорониться от жаркого солнца.

Толя, как всегда, опередил своих старших товарищей и, подбежав к одному такому причудливому дереву, забрался под колченогие корни его и сидел там, словно юркий бурундучок, увильнувший от погони. Смешно было смотреть на него, такого маленького, рядом с исполинской мохнатой сосной. Впрочем, не только смешно, но и жутко. Казалось, это громадное дерево вот-вот плюхнется или осядет на землю всем своим тяжелым корпусом и в лепешку раздавит забравшегося под него «бурундучка». Петя и Жаргал подошли к дереву и не без тайного страха забрались под него и уселись рядом с Толей.

– Вот здорово! – восхитился Жаргал, поблескивая черными бусинками глаз.– Осьминог!

– Да! – согласился Петя.– Попадись такому осьминогу, он целиком тебя и проглотит!

– С пряжкой и пуговицами! – добавил Жаргал.– А тебя,

Петька, в первую очередь: ты жирный и вкусный. Вкуснее омуля на рожне! Точно!

– А тебя, думаешь, не проглотит? – «завелся» Петя.– Еще как! Думаешь, если ты тощий, так и застрянешь у него п горле? Как бы не так!

– Ну ладно, ладно, хватит! – Жаргал миролюбиво поднял руки и захлопал ладонями над головой.– Пусть будет твоя правда, Петух, замолчи! Мы ведь, кажется, уговорились плот делать, а не языком болтать! Пошли!

Дойдя до бревна, найденного Толей и наполовину засыпанного песком, ребята с большим трудом сковырнули его с места при помощи палок, использованных ими в качестве рычагов, и покатили к берегу. Вскоре нашли они и второе бревно, оказавшееся еще крупнее. И его тоже скатили на самый край берега. Затем по воде сплавили к этому месту первое бревно. Теперь надо было как-то соединить два бревна. Но чем? Проволоки на берегу не найти. Разве что прибить гвоздями две-три поперечины? Гвозди и доски можно еще найти – надо только хорошенько поискать. И ребята опять пошли шнырять по берегу. В конце концов отыскалась и доска с большими, длинными гвоздями. Но как вытащить эти прочно прибитые и загнутые гвозди? Как выпрямить их? Руками? И потом, доска слишком длинная и слишком широкая, надо ее разрубить…

– Толь, сбегай за топором, а? А мы пока разыщем доску для весел,– сказал Петя.

– Сам сбегай, у тебя ноги длиннее! И вообще ты сильнее меня.

– Чтобы принести топор, силы особой не надо,– усмехнулся Петя.

– Тогда пускай Жаргал сбегает, а мы с тобой поищем доску,– заупрямился Толя.

– Нет, вы посмотрите только на этого лентяя! – сказал Петя.– Ну в самом деле, что тебе стоит сбегать за топором? Ты ведь молодой, ноги у тебя быстрые и сам ты легонький, как перышко. А мы с Жаргалом люди пожилые, нам топать туда-сюда не так-то просто.

– Ха, пожилые нашлись! Старики! Вот такие вы старики, да? – И, схватив палку, Толя начал кривляться, охать и причитать, изображая хромого старика: – Ох, беда! Старость – не радость. Кости болят, поясницу ломит. Э-хе-хе! О-хо-хо! Ох, старость не радость!.. Ай-я-яй! Ой-ё-ёй!..

Петя и Жаргал расхохотались и долго не могли успокоиться. Когда же они наконец пришли в себя, Толя бросил палку и сказал:

– Ишь вы! Пятнадцать лет – и в старики записались?

Этот номер не пройдет. Хотите по-честному – тогда бросим жребий.

– Вот варнак! Никак его не переспоришь! И откуда он такой упрямый? Понять не могу,– улыбнулся Жаргал.– Ну, жребий так жребий. Давай!

– Давай! – согласился– и Петя и, подняв с земли тоненькую сухую веточку, отломил от нее три палочки -две длинные и одну короткую – и зажал их в кулаке так, что остались видны три одинаковых кончика.– Тащите! Кто вытянет короткую, тот пойдет за топором.

Жаргал вытянул длинную. Толя не решался тянуть, все выбирал и ощупывал кончики двух оставшихся палочек.

– Тяни, тяни, время не тяни! – закричал Петя, потеряв терпение.– Все равно вытянешь короткую. Это уж точно! Хочешь, я потяну? Длинная – моя!

– А как ты узнаешь, какая длинная?

– Как же мне не знать, если держу в своем кулаке? Эх ты, академик!

Толя резко выдернул палочку. Короткую… И тут же с досадой отшвырнул ее в сторону.

– Ну, что я тебе говорил? Справедливость – и только. Старшие не должны бегать, когда пацан сидит на месте. Закон! Ладно, дуй за топором!

– Эй, ребята, смотрите-ка! – неожиданно воскликнул Жаргал.– Катер идет! Сюда, к нам!

Петя и Толя повернули головы в ту сторону, куда показывал Жаргал. Там, на юге, километрах в полутора от них круто спускался к морю черный скалистый берег.

– Где? Где? – прищурился Толя.

– И я что-то не вижу…– проговорил Петя, глядя вдаль из-под ладони.

– А во-он, где острая скала… Быстро идет. Неужели вы не видите? По бокам белые буруны разбегаются…

– А-а. да, да!.. Ну и глаза у тебя! Зоркие, рысьи,– восхитился Петя.– Далеко ты увидел. А я еле-еле рассмотрел, и то только когда ты показал. Ишь как прыгает по волнам! Просто на глазах растет!

– Я раньше тебя заметил! – возбужденно закричал Толя.– Я даже слышу, как стучит мотор! А вы слышите или нет?

– Подумаешь! Теперь, конечно, слышим, небось не глухие как Золэн Бухэ,– усмехнулся Петя.– А здорово он летит! Сразу видно, сильный мотор.

– Потому что волна невысокая. На большой волне так не полетит,– авторитетно высказался Жаргал.– Через несколько минут будет у причала.

– Ну ладно, я побежал за топором! – сказал Толя, сорвавшись с места.– А вы пока ищите доску для весел.

Теперь ему хотелось поскорее подбежать к причалу, чтобы узнать, что за катер пожаловал на заимку.

Но его товарищей тоже распирало от любопытства.

– Ты погоди! Погоди, Толь,– взял его за руку Жаргал.– Ты же не хотел идти. Лучше давай я схожу.

– Эге, как бы не так! – крикнул Толя, не оборачиваясь.– Я вытянул короткую палочку, я и пойду.

– Эй, погодите, я пойду! Я быстро-быстро сбегаю, одна нога там, другая здесь,– засмеялся Петя.

И он тоже побежал догонять друзей.

– Ладно уж, все пойдем, чтобы никому не было обидно! – решил Жаргал.

Приблизившись к причалу, увидели ребята: Кузьма Егорович и Цыден спустились к морю и готовятся к отплытию. Вычерпывают воду из лодки, приспосабливают весла к уключинам, налаживают сиденья. Но вот Цыден и Горбачук выпрямились, неподвижно застыли на месте, глядя на юг. Видимо, и они услышали рокот мотора и теперь с любопытством рассматривали стремительно летящий к ним катер.

Ребята подошли к причалу почти одновременно с катером.

Погасив скорость и негромко урча, катер на малых оборотах подходил к берегу.

Прибыли на нем трое: пожилой грузноватый бурят в светло-серой кепке и двое русских: один – здоровенный и огромный, в синей милицейской фуражке с красным околышем, второй– молодой моторист. На носу катера крупными красными буквами было написано: «Милиция».

«Неспроста милиция приехала сюда, в такую даль. Что-то, видно, случилось»,– подумал Цыден.

– Здравствуйте, робинзоны! – поздоровался с ребятами бурят. Затем вежливым кивком головы поприветствовал Цыдена и Горбачука, его примеру последовали двое в фуражках.– Ну, как дела? – весело заговорил он, обращаясь к ребятам.– Медведи не беспокоят?

– Ничего… Не беспокоят… Привыкаем…– недружно ответили ребята.

– Вы, наверно, из Улан-Удэ? Из первой школы?

Ребята удивленно переглянулись: откуда этот человек знает о них такие подробности?..

– Да,– ответил Жаргал.– Начальник экспедиции – Георгий Николаевич Левский, учитель истории. Его отец,– показал ои рукой на Толю.

– А где же он, ваш начальник?

– Он там, на заимке. Отдыхает.

– Сколько же вас всего?

– Шестеро. Вот нас трое: Петя, Толя и я – Жаргал. Еще вот он – Цыден. – Жаргал кивнул в сторону лодки. – Ещз девчонка, Баярма. Она тоже там, в заимке. Скоро сюда придет… Да вот она бежит…

– А вы, товарищ, очевидно, здешний егерь? – спросил Бадимбаев (как вы уже догадались, это был именно он) Горбачука.

– Да,– ответил Горбачук.

– Очень приятно. Ну, а как ваша жизнь протекает на глухой таежной заимке? Не надоело вам здесь, вдали от людей, в зверином обществе?

– Как-то не думал об этом. Привык.

– Ясно. Ну хорошо, нам нужно поговорить с товарищем Левским…

– Пожалуйста, он наверху,– сказал Горбачук.

– А вы куда? Рыбачить?

– Нет, за медвежатиной едем,– ответил Горбачук.

– За медвежатиной?!– удивленно переспросил Бадимбаев.

– Ага, сбраконьерничали! – блеснув глазами, заметил старший лейтенант Большаков, до сих пор молча слушавший разговор.

– Мы этим делом не занимаемся, не знаю, как вас звать-величать, дорогой товарищ старший лейтенант,– холодно отозвался Горбачук, но все же коротко объяснил: – Шли сюда мы по тайге и стали нечаянными свидетелями лесной драки. Столкнулись медведь с кабаном. Победителем вышел кабан. Медвежатину мы оставили на месте. Чтобы коптилась. И вот сейчас собрались за ней. Еще маленький поросенок там зарезан рысью. Вот так…

– Ну, тогда дело другое,– развел руками старший лейтенант Большаков.– Если так, то и мы не прочь отведать медвежатины. Верно ведь, Цыбен Будожапович?

– О, конечно, конечно! С большим удовольствием,– обрадовался подполковник.– А далеко это место?

– Километрах в двух-трех отсюда, в прибрежной черте.

– Далековато! Тяжело будет на веслах тушу тащить,– покачал головой подполковник и, помолчав несколько секунд, сказал: – Знаете что, давайте сделаем так. Вы подождите немного, пока наш моторист чайку попьет, а потом поедете с ним на катере. Это будет, пожалуй, удобнее. Согласны?

– Большое спасибо! – обрадовался Горбачук.– А я вас по-быстрому обедом угощу!

Егерь молодо выскочил на берег, и они вдвоем с Цыденом подтянули лодку на галечник.

– Дядя Кузьма, дядя Кузьма! – подбежал к Горбачуку Толя.– Можно нам покататься на вашей лодке? Теперь вы на ней не поедете…

– Катайтесь. Только далеко не заплывать. Поняли?

– Поняли, поняли. Вот здорово! Теперь плот делать нам не надо! – загалдели ребята, снова сталкивая лодку на воду, и вместе с подбежавшей Баярмой взобрались на лодку и поплыли.

Цыден помахал им вслед рукой и, поднявшись на катер, с любопытством стал рассматривать его. Тем временем Кузьма Егорович вместе с вновь прибывшими отправился на заимку.

Море дышало широкой грудью, то опуская, то поднимая ее. На юго-западной стороне чистого, светло-синего неба плавилось знойное летнее солнце, но даже и ему было невмоготу прогреть студеную поверхность моря. Байкальская вода обжигающе холодна даже летом.

Ребята отдалились от берега всего метров на двадцать, а глубина уже стала изрядной. Хотя камни на дне были хорошо видны, весла не доставали дна.

– Хватит, мальчишки, поворачивайте назад!-сказала Баярма.

– Известная трусиха! – хмыкнул Петя, сидевший на веслах.– Тогда незачем было лезть в лодку. Бултыхалась бы у берега, и всё!

– Ничего, еще немного отплывем, там нырять можно будет. А то здесь можно удариться головой о дно,– заявил Жаргал.

– Конечно! У нас ведь такая хорошая лодка,– затараторил Толя, который все время вертелся, как бельчонок, и пробовал воду рукой.– Ух и холодная же! Долго купаться невозможно.

– А зачем нам долго? Окунулся – и вылезай! – рассудил Жаргал.– В такой воде, чего доброго, судорога схватит.

– Ничего не будет! – уверенно сказал Петя, останавливая лодку.– Вот теперь порядок – метров сорок от берега. И глубина тут подходящая, дна почти не видать.

– А-а, сам тоже струхнул! Боишься глубины? – куснула его в свою очередь Баярма.

– Но, но! Помолчи-ка лучше! Если ты смелая, прыгай первой! – огрызнулся Петя.

– Будем прыгать по очереди, как полагается,– скомандовал Жаргал и вопросительно посмотрел на друзей.– Ну, кто первый?

– А какая разница-по очереди, без очереди или всем вместе? Лодка же не уплывет от нас,– расхрабрился Петя, торопливо скидывая с себя одежду.

– Нет, лучше по очереди, мальчики,– вставила свое категорическое слово Баярма.

– Я прыгну первым, вот смотрите! – крикнул Толя, поднимаясь на носовую часть лодки.

– Смотри, Толик, не заплывай далеко от лодки,– сказала Баярма.– Нырни – и сразу же обратно. Понял?

– Понял, понял,– буркнул Толя и, ловко подпрыгнув на пружинистых ногах, почти без шума, с еле слышным всплеском ушел под воду. Через минуту вынырнул в пяти метрах ог лодки и, фыркая и смеясь от удовольствия, поплыл в море.

– Толик! Сейчас же вернись! Что тебе говорят! – закричала Баярма, прыгая в воду.– Вот сейчас я тебя догоню и за волосы схвачу! Вернись, говорят!

Стараясь догнать Толю, девочка все дальше уплывала от лодки. Плыла она брассом, быстро и легко. Тем временем прыгнул в воду Жаргал и тоже пустился за ними. Петя, оставшись в лодке один, раздумывал: прыгнуть и погнаться за друзьями или подождать, пока они повернут назад? Потом все же решил, что лучше будет, если он подгонит лодку поближе к ним.. А то кто-нибудь устанет и не доплывет до лодки. И Петя подплыл на лодке вплотную к Баярме, уже догонявшей Толю, и тут, не удержавшись от великого соблазна, тоже прыгнул в море. Но прыгнул не с носа, а прямо с борта. Лодка перевернулась. И медленно, словно нехотя, накрыла девочку.

А Петя всего этого и не видел: он ведь сразу нырнул в зеленую пучину моря, нырнул глубоко, потом долго поднимался на поверхность. Когда же он вынырнул, то увидел искаженное ужасом лицо Жаргала, подплывшего к лодке и выкрикивавшего какие-то непонятные, бессвязные слова. А Толя, дрожа от страха и холода, вцепился в перевернутую лодку и молчал.

Но вот малыш опомнился и закричал:

– Пе-тя! Ско-рей! Баярма под лодкой! Цы-де-ен! Цы-де-ен! Скорей сюда-а, скоре-ей!..

Цыден в одно мгновение столкнул катер на воду и веслами погнал его к ребятам. Он мог бы завести мотор, но знал: в таких случаях секунда промедления может повлечь за собой непоправимое.

Скорей, скорей! Только скорей! Лишь бы успеть вовремя… И Цыден успел. Почти одновременно с Петей подплыл он к перевернутой лодке. Из-под лодки вынырнул Жаргал, вынырнул с пустыми руками и искаженным от страха лицом: Баярму под лодкой он не нашел. Тараща глаза на Цыдена и Петю, Жаргал выдавил из себя:

– Пры-гай… скорее, Цыден…

Быстро скинув пиджак, Цыден прыгнул в воду и нырнул под носовую часть лодки. Через несколько секунд вынырнул, таща за волосы Баярму. Петя с Жаргалом подхватили девочку с двух сторон и подняли ее на катер. Толя не отрываясь смотрел на Баярму. «Неужели она захлебнулась? Неужели умерла?! Не может быть!» – пронеслось в голове у мальчика, и вдруг он изо всех сил завизжал:

– Что вы стоите? Откачивайте ее!.. Скорей!..

Только тут опомнился Цыден и, быстро нагнувшись над девочкой, подхватил Баярму под мышки и сильно тряхнул ее несколько раз, потом положил на дно катера и принялся делать ей искусственное дыхание.

Наконец Баярма открыла глаза и, быстро-быстро моргая, удивленно посмотрела на ребят:

– Что такое со мной?.. Что случилось?.. Кажется, я наглоталась воды…– пробормотала она, стараясь подняться.

Петя с Жаргалом помогли ей сесть на скамейку. Изо рта и носа девочки потекла вода. Но спустя несколько минут все уже было в порядке.

– Чуть-чуть не случилась беда… Чуть-чуть ты не утонула,– дрожащим от волнения голосом проговорил Жаргал, потом показал рукой на Петю: – Этот остолоп перевернул лодку и прямо на тебя… Хорошо, что Цыден подоспел…

– А-а, вот оно что…– улыбнулась Баярма.– Ничего, бывает… Только не говорите об этом Георгию Николаевичу… Ладно?

Ребята заулыбались, и с их лиц постепенно стала исчезать бледность.

– Конечно, никому не надо говорить,– сказал Цыден.– То хорошо, что хорошо кончается.

– А что ты там чувствовала?-спросил Толя Баярму, участливо глядя на девочку.

– Меня доской какой-то стукнуло. Но вообще чувствовала я себя неплохо. Там под лодкой был воздух. Хорошо помню, будто я воздухом дышала… Странно, в воде – воздух… Как же так?

– Ну ладно, ребята, давайте отбуксируем лодку к берегу, а то скоро придет Кузьма Егорыч с мотористом,– сказал Цыден. И скомандовал: – Петя, живо достань из воды цепь лодки! Переворачивать лодку не будем. Прямо так.

– А что, если перевернем? – спросил Жаргал.

– Не получится. Лодка может уйти на дно. Утопим ее на такой глубине, потом не достанем,– ответил Цыден.

– Да, конечно, лучше не надо переворачивать ее здесь, лучше отбуксируем к берегу,– подал голос до сих пор молчавший и стоявший в стороне Петя.

Петя прыгнул в воду, подплыл к носовой части лодки и, пошарив рукой, нащупал под водой длинную железную цепь. Цыден подогнал катер к лодке, а Жаргал, сидевший на носу, ловко подхватил цепь, которую протянул ему Петя. Когда Петя поднялся на катер, Цыден развернул катер кормой к лодке и сказал.

– Жаргал, перейди на корму и крепко держи цепь.

И едва Жаргал выполнил его команду, Цыден изо всех сил погнал катер к берегу. Но с перевернутой лодкой на буксире двигался катер медленно и тяжело. Все же через некоторое время ребята добрались до берега и сообща перевернули лодку. Затем выжали мокрую одежду и положили ее сушить на береговой галечник, усердно вымытый морским прибоем, а сами побежали загорать на горячий песок, приятно согревший их продрогшие тела.

Так закончилось это неудачное морское купание.

Так произошло близкое знакомство наших путешественников с коварным Байкалом.

Байкал смеялся. Он, наверно, хотел сказать, что пошутил, что только немного поиграл с озорными ребятами в детскую игру.

Словно громадное фантастическое существо, насильно втиснутое в глубокое каменное ложе, колыхался он у берега и вдали, стремясь вырваться из векового плена.

Глава четырнадцатая
ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ТОНКОСТИ

Беседа шла на свежем воздухе, возле того же стола, за которым только что пообедали. Горбачу к с мотористом уже спустились к берегу моря, чтобы вместе с Цыденом отправиться за мясом. Старик Золэн Бухэ не выходил из избы; видно, спал или просто лежал на своей деревянной кровати.

Бадимбаев, вконец запарившись от жары, снял свою зеленую трикотажную сорочку и теперь сидел в одной белой майке, дымя «Беломором». Большаков тоже курил, изредка выпуская изо рта голубоватые кольца. И подполковник и старший лейтенант с интересом слушали рассказ учителя. Георгий Николаевич, время от времени поглаживая усы, неторопливо вел рассказ своим глуховатым голосом.

– Приметы Томисаса Тоома,– говорил Левский,– у вас довольно точные. Я, пожалуй, не смогу что-либо новое добавить к ним. Выше среднего роста, блондин, нос с горбинкой, с большими ноздрями, волосы каштаново-рыжие; говорили в лагере, что он эстонец немецкого происхождения. Да, жестокие голубовато-стальные глаза. Все это точно. И еще… голос… голос… звенящий, металлический… Смех такой же резкий, звеняще-холодный…– В этом месте рассказа Георгий Николаевич неожиданно вздрогнул всем телом, передернул плечами, словно сбрасывая с себя тяжелый груз.

Вспомнив голос и смех Томисаса Тоома, он каким-то чудом одно мгновение снова пережил свои кошмарные сны, упорно преследовавшие его. И вдруг понял: не кто-нибудь, а именно Томисас Тоом смеялся над ним в этих снах. Это точно! Смеялся будто не двадцать лет назад, а совсем недавно и словно совсем рядом! Георгий Николаевич недоуменно заморгал глазами и умолк.

Бадимбаев с Большаковым переглянулись, не понимая, что происходит с учителем.

– Что с вами, Георгий Николаевич? – спросил после нескольких минут тягостного молчания подполковник Бадимбаев.

– А? Что? – встрепенулся учитель и дрожащей рукою медленно провел по своему лицу, будто воспрянув от страшного сна… Мутным взглядом обвел своих собеседников и, тяжело вздохнув, произнес тихо-тихо, почти шепотом: – Вспомнился мне его холодный иезуитский смех. До вашего приезда я все думал и гадал, чей это смех преследует меня во сне? А теперь я вспомнил…

– О ком вы говорите? О Тооме? – осторожно осведомился Большаков, но тут же прикусил язык под укоризненным взглядом подполковника.

– Да, о нем,– ответил Георгий Николаевич.– И голос у него металлический, и смех холодный, издевательский, сатанинский. Я это хорошо запомнил. Когда палачи Тоома волокли меня после очередной пытки по цементному полу, а потом обливали холодной водой, чтобы я пришел в себя… когда волокли меня за ноги, садня голую спину мою о цементный пол, когда подвешивали меня за ноги к потолку, этот изощренный садист смеялся надо мной своим ужасным, своим холодным иезуитским смехом, тыча мне в рот носок своего лакированного сапога и приговаривая: «Эй ты, русская свинья, грызи мои подметки, ха-ха-ха!.. Жри, пока не поздно, пока хоть это дают, ха-ха-ха!.. Не то с голоду подохнешь, ха-ха-ха!..» Вот какой это был человек!.. Но почему он снится мне сейчас? Ведь прошло с тех пор столько лет… Вот что мне непонятно. Да, совершенно непонятно…

– Простите, Георгий Николаевич, перебью вас,– сказал подполковник, наклонившись к учителю.– А еще когда-нибудь в эти годы снились вам подобные сны?

– В первое время после освобождения снились… И не только смех Тоома, но и вообще всякая чертовщина мучила меня тогда по ночам. Потом я постепенно успокоился, сон мой стал вполне нормальным,-говорил Георгий Николаевич, глядя усталыми глазами в одну точку.– А вот поди ж ты, в последнее время опять появились эти кошмарные сны. Значит, бывает и такое… Что бы это значило?

– А вы не можете вспомнить точнее, когда именно возвратились к вам эти сны? – снова задал вопрос подполковник.

– Совсем недавно… Всего несколько дней назад… Кажется, это началось тогда, когда мы выехали из Усть-Баргузина на моторной лодке… э… пожалуй, когда мы ночевали в бухте… Был сильный шторм, и, может быть, именно поэтому приснился мне этот кошмарный сон. Может быть, буря пробудила во мне воспоминания дней далеких… Психология человека– область весьма и весьма туманная… Да, да, до сих пор…

– Скажу вам: случай, происшедший с вами, Георгий Николаевич,– задумчиво проговорил подполковник,– кажется мне каким-то странным…

– Вы правы,– согласился учитель,– это очень странно. После стольких лет… снова стать жертвой наваждения… Ничего не понимаю.

– А вы, Георгий Николаевич.., пытались как-либо это объяснить самому себе? – поинтересовался старший лейтенант Большаков.

– Никаких объяснений не нахожу. Все время думаю об этом, но до сих пор не пришел ни к какому сколько-нибудь приемлемому выводу,– тяжело вздохнув, ответил учитель.

– М-да, такие дела! – протянул подполковник, видимо решив закруглить затянувшийся разговор.– Но я все же скажу вам, Георгий Николаевич, что вы дали нам весьма ценные дополнительные приметы этого преступника.

– Это какие же?

– Звуковые: голос и смех. Спасибо.– И подполковник обратился к Большакову: – Ну, Исай Игнатьевич, пойдем по-гуляем по берегу! Там хорошо сейчас. Слышь, какой ветерок… Может, и вы, Георгий Николаевич, с нами пройдетесь?

– Нет, пожалуй, я не пойду,– ответил Левский,– что-то опять голова разболелась. Надо немного отдохнуть.

– Я вас понимаю,– участливо произнес Бадимбаев.– Ну что ж, прилягте. Если есть таблетки от головной боли, примите…

Однако Георгий Николаевич не тронулся с места.

– Да, что-то странное творится с учителем,– задумчиво проговорил подполковник, когда они с Большаковым спускались по логу.– Заметьте, Исай Игнатьевич, сны-то эти возобновились у него здесь, на берегу Байкала. А почему? В чем причина? Вот над этим следует подумать!

– Причина здесь, очевидно, одна – переутомление,– сказал Большаков.– Мне кажется, учитель сильно устал. Возможно, перегрузка привела к какой-то нервной болезни. Обычно именно в таких случаях появляются у людей тяжелые сны и всякие страхи преследуют их. Особенно сказываются на сновидениях глубокие переживания. Я об этом где-то читал.

– Не исключено,– кивнул подполковник.– Но… почему все это появилось у учителя здесь, на берегу моря, где, наоборот, он мог бы найти успокоение? Вот в чем загадка!

– Разве болезнь спрашивает у человека, когда ей появиться?– усмехнулся Большаков.

Бадимбаев недовольно поморщился, но промолчал.

– Опять вы сердитесь на меня,– сказал Большаков.

– Не то слово… Просто хочу, чтобы вы выслушали еще один небольшой, совсем короткий рассказ для «Огонька». Вернее, его план… Без гипотезы, без фантазии в нашем деле пропадешь… Так вот, слушайте. Человека мучили, пытали в концлагере, стараясь обратить его в поганую нацистскую веру. Человек не сдался и был уже доведен до полусмерти, когда его освободили наши войска. Человек не мог сразу оправиться от этого кошмара, и его долго преследовали страшные сны, его одолевала нервная болезнь. Но потом он постепенно освободился от этих недугов, лет двадцать жил нормально. И вдруг… Да, именно вдруг он снова заболел этой же болезнью, и опять начали преследовать его те же кошмарные сны. И где, вы думаете? Тут, на берегах Байкала, то есть в тех самых местах, где скрывается матерый волк из бешеной стаи. Мне кажется, существует какая-то зримая или незримая связь между недугом Левского и сегодняшним Тоомом. Но какая? Заметьте, учитель говорил, что во сне его преследует какой-то холодный иезуитский смех и металлический голос. Помните? Потом он сказал, что именно у Тоома был такой смех и такой голос. Отсюда невольно возникает вопрос: не встретились ли они случайно где-нибудь здесь? И совсем недавно…

– И они узнали друг друга и возобновили старые связи? Ведь Левский, спасая свою шкуру, наверно, еще в концлагере продался фашистам. Вы это хотите сказать? – перебил Большаков.

– Исай Игнатьевич, выслушайте, пожалуйста, до конца,– укоризненно покачал головой подполковник.– Нет, я думаю, здесь не совсем так, как вы предполагаете. Если бы они имели старые связи и совместно вредили нам, ну, скажем, стали бы разведчиками иностранной державы, Москва, скорее всего, дала бы нам знать об этом. Стало быть, вряд ли они имели связи такого рода. Связь, видимо, есть, но только иная: один – палач другой – его жертва. И на основе такой связи один узнал другого. И узнал, разумеется, тот, который подвергался жестоким пыткам, потому что он и до конца жизни забыть этого не сможет. Узнал, конечно, не по лицу, а по голосу и смеху. Мы ведь с вами уже договорились о том, что лицо преступника, по-видимому, сильно изменено. Где-то рядом с собой услышал бывший узник Левский такой голос или такой смех, который подсознательно напомнил ему старое и снова вызвал и застарелую нервную болезнь, и кошмарные сны. Теоретически это мог быть голос или смех, просто похожий на голос и смех Тоома. Какие вопросы есть у читателей «Огонька» к автору?

– Да, все это довольно правдоподобно,– согласился Большаков.– Но, однако, мы не спросили у Левского, может ли он вспомнить, чей именно голос напомнил ему о Тооме…

– Да, да, да! – радостно воскликнул подполковник, легонько стукнув себя кулаком по колену.– Не додумались спросить, а надо было! Вот теперь я снова вижу умного читателя! Но ничего, это поправимо, мы еще побеседуем с учителем перед отъездом, – подытожил разговор Бадимбаев. – Пожалуй, сегодня нам до Давши не добраться. Что-то задерживаются наши с медвежатиной, а солнце низко… Минуточку, что это там пионеры расшумелись?

Бадимбаев с Большаковым подошли к ребятам.

– Идет, катер идет! – возбужденно кричал Толя.– Во-он обогнул дальний мыс и быстро-быстро мчится сюда!

– Моторист, видно, торопится,– заметил Бадимбаев,– думает, что мы сегодня отправимся обратно в Давшу или в Баргузин. А зря, как бы мотор не сел.

– Товарищ подполковник, вы ели когда-нибудь медвежатину? – спросил Большаков.

Ребята удивленно посмотрели на Бадимбаева, впервые увидев подполковника без погон и формы.

– Представьте себе – никогда. Живу на свете больше полувека, а вот до сих пор медвежатины не пробовал! Разве это хорошо? – весело засмеялся подполковник.– Но сегодня, я вижу, мне представится наконец такой случай! А вы-то сами, Исай Игнатьевич, видели своими глазами живого или мертвого медведя?

– Конечно! Как же так – жить в Баргузине и не отведать медвежатины! Такого не бывает!-ответил Большаков.

Тем временем катер пристал к берегу.

– Что это вы так замешкались? – спросил Бадимбаев Горбачука.

– Пока перетаскивали мясо к берегу, время ушло. Трижды поднимались в гору, да почти что бегом… Очень спешили, боясь задержать вас…

– Ничего, мы сегодня уж не поедем,– сказал Большаков, принимая из рук Горбачука первый мешок с мясом.

– Э-э, кабы знали, так не спешили бы, бегом не бегали бы в гору! – разочарованно махнул рукой Горбачук и, подав Цыдену второй мешок, поменьше, решительно сказал: – Ну хватит. Остальное повезу на центральную усадьбу. Там тоже люди живые есть, тоже медвежатинкой не брезгают. Сдам Ивановне – завхозу, она и распределит кому положено. А шкуру медвежью можете взять от меня в подарок или вы, товарищ старший лейтенант, или вы, дорогой товарищ. Пожалуйте,– добавил он, кинув острый взгляд на Большакова и на Бадимбаева. Видимо, он считал Большакова главным, потому что тог был в погонах, и решил ему первому предложить шкуру.

– Спасибо, у меня такой ковер уже имеется,– ответил Большаков, потом кивнул в сторону подполковника.– Вот Цыбен Будожапович с благодарностью возьмет ее у вас.

– Что ж, не откажусь, если только она вам не нужна… Нет?.. Ну что ж, спасибо, товарищ Горбачук,– обрадовался подполковник.– Только вот как мне ее до Улан-Удэ дотащить?

– Э, пустяки! До Баргузина -на катере, а там – самолетом. Вот и все,– посоветовал Большаков.– А если не хотите невыделанную везти, можем сперва отдать ее в Баргузине на выделку, а готовый ковер я вам с каким-нибудь шофером на попутной машине отправлю.

– Большое спасибо, Исай Игнатьевич! Еще раз большое спасибо, товарищ Горбачук! Теперь уж все равно спешить некуда, тем более у нас медвежатина имеется…

– Медвежатина с нежной поросятиной – царский ужин будет,– широко осклабившись в улыбке, добавил Горбачук.