Текст книги "Черный ветер"

Автор книги: Барадий Мунгонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– А что делают здесь научные сотрудники?-спросил Жаргал.

– О, на такой вопрос ответишь не сразу,– сказала Саран-Гэрэл.– Деятельность наших сотрудников так многообразна. Но, в общем, занимаются все изучением разных проблем, связанных с жизнью животных. Ну, например, мы выяснили, что соболь может питаться не только мясом, как считалось раньше, но и растительной пищей. А это, как вы сами понимаете, очень важно…

Долго еще шла беседа с Саран-Гэрэл. Ребята узнали много нового и интересного. Но самое интересное было то, что всех названных Саран-Гэрэл зверей и рыб, реки и деревья, источники и ягоды буквально через денек-другой ребята увидят сами, попробуют сами, потрогают сами! Сами, сами, сами! Что может быть увлекательнее и радостнее живого общения с живой природой!

После музея ребята с учителем отправились в отведенный нм домик. Было пять часов. До обещанного Филимоновым омуля на рожне оставалось целых два часа. Решили немного отдохнуть. Учитель с Цыденом легли на матрацы с книгами в руках, но Георгий Николаевич сразу же захрапел. Баярма достала свое вышивание. Петя с Жаргалом уселись играть в дорожные шахматы. Толя беспокойно шнырял по кустарникам, пока не нашел себе палочку, из которой принялся вырезать узорчатую тросточку. От большого усердия у него даже язык высунулся изо рта. Работая, он вспомнил о пулемете.

«Приедут ли за ним?-думал мальчик.– Хоть бы скорее приехали да выручили бедного солдата!.. Какой он марки, этот пулемет? «Максимка»? Или, может, «дегтяревский»? А может, даже автомат новейшей марки? Или ППШ?

– Баярма, как ты думаешь, покажут нам этот пулемет?– неожиданно спросил Толя.

Баярма подняла голову от вышивки, удивленно посмотрела на него и ответила вопросом на вопрос:

– А что смотреть-то на него? Пулемет как пулемет. Пулемет– не самолет. Разве ты в кино не видел всяких разных пулеметов?

– Так то в кино! А это настоящий! Его ведь можно подержать в руках, пощупать и даже прицелиться из него. Может, и патроны к нему есть. Тогда – иэхх! – ка-ак дать вон по той толстой лиственнице две-три очереди, чтобы щепки в разные стороны полетели! Та-та-та, та-та-та!..

– Дурачок!-презрительно фыркнула Баярма.– Нужен он мне, твой пулемет!

– Ты девчонка, тебе, конечно, пулемет не нужен, ты сама умеешь строчить… иголкой и языком. А мне он нужен, потому что я мужчина! Потому что… мне жалко солдата, который потерял пулемет и, наверно, попадет за это под суд. А тебе на все эго наплевать, потому что ты равнодушная. Вышивака!

– Ты что это на меня набросился?-рассмеялась Баярма.– Я же пошутила…

– «Пошутила, пошутила»!.. Такими вещами не шутят! Ну ладно, прощаю, так и быть. А как ты думаешь, приедут завтра люди за пулеметом или нам придется ждать до послезавтра, а может, еще много дней?

– Какие люди? О ком ты говоришь?

– Ну, из милиции, что ли. Я слышал, как Филимонов папе говорил. Должен же кто-нибудь приехать. Не оставят же пулемет лежать под скалой!

– Вот уж не знаю…

– Ну, не знаешь, и не надо…– беззлобно сказал Толя и, поднявшись, побрел в обход дома.

И тут же, за углом, лицом к лицу столкнулся с Кузьмой Егоровичем. Толя чуть не упал: так неожиданно, словно из-под земли, выросла перед ним грузная фигура рулевого. Мальчик вздрогнул.

– А-а, так вот где вы спрятались! За домиком, в тенечке… Отдыхаете, значит, шахматишки, тросточки…– прогудел своим густым басом Кузьма Егорович, и лицо его расплылось в добродушной, веселой улыбке, выпуклые веки опустились, так что на месте глаз остались только маленькие щелочки, да и те закрылись длинными ресницами.– Ну, собирайтесь, орлы! Пойдемте со мной. Мне велено вас доставить. Алексей Григорьевич уже ждет вас на берегу, со свежими омулечками. Хочет, стало быть, угостить вас омулями, которых я, ваш покорный слуга, наловил специально для вас по особому указанию нашего уважаемого директора… Разбудите, пожалуйста, Георгия Николаевича…

Чудесный вечер стоял над Байкалом. Ни облачка, ни тучки. Под лучами заходящего солнца расплавленным золотом плескалась и переливалась на поверхности моря длинная сверкающая линия, отбрасывая в стороны короткие и резкие, словно сабельные удары, огненные черточки мелкой зыби.

Спустившись к берегу, ребята увидели, что Алексей Григорьевич старательно выбирает из мешка со свежим уловом крупных жирных омулей для копчения на рожне, а рядом, стреляя и потрескивая, бросая в стороны красные дуги искр, вовсю разгорается костер из сухих лиственничных сучьев.

– А ну, ребятки,– сказал директор,– у кого есть перочинные ножи, вырежьте-ка из палок такие вот рожны. Каждый – по две штуки.– И он показал мальчикам заостренную с двух концов палочку сантиметров семьдесят длиной.– У кого ножичка нет, собирайте дровишки – сухие сучья.

Когда все приготовления были закончены, Филимонов сказал:

– Теперь смотрите сюда и делайте, как я. Беру, значит, невыпотрошенного омуля, насаживаю его на рожон. С двух боков делаю на омуле несколько надрезов, посыпаю солью. Втыкаю рожон другим концом в землю, от огня не далеко и не близко – чтобы омуль медленно коптился. Прокоптим как следует с одной стороны, потом на другую повернем… От такого копчения нутряной жир всю рыбину пропитает.

Все делали так, как показывал Филимонов, каждый усердно манипулировал над своими двумя омулями. Только у одной Баярмы дело не ладилось, но ей помог Кузьма Егорович.

Пока жарилась рыба, директор сказал Горбачуку:

– Кузьма Егорыч, ребята хотят встретиться с вашим Золэи Бухэ. Жадаев, кажется?

– Жадаев. Но зачем он нужен? – удивился Горбачук.

– Хотят порасспросить его о делах давно минувших дней. Например, о герое гражданской войны, партизанском комиссаре Иване Бургэде, воевавшем в этих местах.

– Так старик ведь глух как пень, да и вообще… чокнутый…– Горбачук выразительно дотронулся пальцем до виска.– Как говорится, «я пришел к тебе с приветом»…

– Но, может быть, он все-таки кое-что покажет… расскажет… вспомнит… Попробовать-то можно…

– Ну что ж,– осклабился Горбачук.– Сделаем. По морю недолго.

– Нет, ребятам нужно еще увидеть заповедные места, поближе познакомиться с природой. Одним словом, настроились идти.

– Пешком?!-поднял брови Горбачук.– А не устанут?

У нас тут буреломы, кручи, горные реки… И все надо будет одолеть. Обрывы, пропасти… А если несчастный случай – кто будет отвечать? Я?

– Ну ничего, как-нибудь, Кузьма Егорыч, тебе ведь не впервые. Будешь, так сказать, и гидом и отцом. Желательно еще побывать в долине реки Шаманки – по ту сторону перевала. Знаешь небось. Ты уж постарайся. Следопыты рвутся туда. И они уедут оттуда домой на автобусе – через Курумкан, Баргузин… Архивные документы говорят, что где-то там похоронен комиссар. Хорошее дело сделаешь, Егорыч, если поможешь в благородном деле поиска. Я на тебя надеюсь, брат…

– Понятно, Алексей Григорьевич. Надо так надо. Будет исполнено. А с лодкой как же?

– Лодку твою отправим с кем-нибудь из рыбаков.

– Хорошо. А когда мы отправимся?

– Наверно… послезавтра с утра…

– Почему не завтра? Неделя – срок небольшой.

– Да вот ребятишкам отдохнуть надо перед трудной дорогой и подготовиться как следует,– ответил Филимонов.

– Да, да, подготовиться надо хорошо, дорога тяжелая, путь далекий,– как-то рассеянно проговорил Горбачук.

Догорал малиновый закат, отражаясь золотисто-оранжевым пламенем на поверхности моря. А на берегу Давшинского залива так же тихо догорал рыбацкий костер, лениво стеля по-над прибрежными плесами сизо-пепельный дымок.

Глава пятая
У ВОДОПАДА

Ночью Цыдену чудилось, будто где-то далеко в море стучит моторка. «Кто это ночью катается на лодке?.. Может быть, какой-нибудь заядлый рыбак возвращается с рыбалки…»– успел подумать он, проснувшись на мгновение, но тут же улегся поудобнее и снова уснул.

А утром приехали на быстроходном катере из аймачной милиции трое в штатском. Ребята еще спали. Только Георгий Николаевич был уже на ногах. Приехавшие о чем-то посоветовались с директором и вместе с ним и Левским отправились на то место, где было обнаружено таинственное оружие. Но – увы!-пулемета на месте не оказалось. Кто-то вытащил его из-под камня, сделав очень ловкий подкоп под громоздкий валун. Подкоп был совсем еще свежий. Видимо, тот, кто здесь орудовал, был тут нынешней ночью… Сдвинуть камень в сторону не смог, но нашел другой и очень простой выход: подкопался. И вытащил! Прямо перед носом милиции! Надо же! И кто бы это мог сделать? Не медведь же утащил, а человек…

Шерлок Холмсы кинулись туда-сюда, прошли по берегу в разные стороны, по нескольку километров, искали под камнями, под выброшенными штормом деревьями, под скалой, в темных расщелинах, на дне заваленных буреломом и валежником распадков. Но все напрасно. Странная находка исчезла, как в воду канула. А может, действительно канула в воду?!

Раздосадованные Шерлок Холмсы так и уехали обратно, не солоно хлебавши.

В середине дня Георгий Николаевич сказал Горбачуку:

– Думаю я, Кузьма Егорович, стоит ли нам откладывать нашу отправку до завтра? А что, если выйти сегодня после обеда и, пройдя километров семь-восемь, устроить ночлег где-нибудь в укромном местечке, на берегу моря или какой-нибудь речушки?

– Ну что ж, я не возражаю. Чего уж нам тут задерживаться!– согласился Кузьма Егорович, как-то странно ухмыльнувшись в бороду и прищурив стального цвета глаза.– Поедим и двинемся. И ребята хорошо отдохнули, и я выспался на славу. Только часа полтора назад поднялся, по лесу побродил, насобирал маслят. Уйма их нынче! Сейчас пожарим… Из лесу я слышал, будто на катере кто-то приезжал сюда. Мотор у катера, видно, сильный, далеко слышно. Кто бы это мог быть?– С этим вопросом Кузьма Егорович обратился уже к Цыдену.– У тебя, брат, шустрые ноги, сбегай-ка за водой, а я пока плиту растоплю.

– И я слышал шум мотора. Только ночью, далеко в море,– сказал Цыден, собираясь идти по воду.

– Мало ли шастает по морю катеров,– равнодушно произнес Георгий Николаевич.

…И вот уж снова в пути наши друзья. Впереди – Горбачук с охотничьим карабином, за ним – Левский и ребята, замыкающий– Цыден с двумя палатками по нескольку килограммов каждая и с централкой. Такое построение было подсказано проводником. Во избежание всяких неожиданностей в тайге всегда ходят так, что вооруженные люди находятся в голове и в хвосте отряда и служат ему заслоном во время движения.

Расплавленным серебром сверкал и переливался Байкал. На необозримых просторах его не видно было ни единой лодчонки. Будто вымерло все живое. Только изредка пролетали над морем чайки. Летали бесшумно, садились на воду плавно и спокойно качались на слабой волне. Чувствовалось, что пришел на Байкал глубокий штиль. Хотя солнце пекло еще здорово, веяло с моря прохладой и свежестью.

Постепенно узенькая тропа стала забирать все выше в гору, то исчезала среди каменистых россыпей, то снова извилистой канавкой появлялась на мягкой, мшистой лесной подстилке, обильно поросшей можжевельником.

– По берегу здесь не пройти,– объяснил Горбачук.– Отвесные скалы подступают на этом участке прямо к морю. Придется лазать по горам, пробираться по лесам да по каменистым россыпям. Да ничего, не страшно, сама тропа поведет нас куда надо по доступным ноге человека местам.

– А кто проложил эту тропу, Кузьма Егорыч?-поинтересовался Толя.

– Как – кто? Люди проложили – такие вот, как я,– улыбнулся Горбачук.– Но бывает иногда, что идет человек и звериной тропой.

– Вот как!-воскликнула Баярма.– Кузьма Егорыч, расскажите нам, пожалуйста, какую-нибудь охотничью историю,– попросила она.

– Рассказывать сейчас – значит терять драгоценное время,– снисходительно улыбнулся Горбачук.– Расскажу потом, когда станем на ночлег. А сейчас надо идти да идти, чтобы засветло добраться до водопада.

– До водопада?! Разве тут есть водопад?-почти одновременно закричали Петя с Жаргалом.

– Да, есть, небольшой такой. Вода падает в каменную лагуну. А оттуда прыг-прыг, с камешка на камень, с камня на камешек -и к морю. Вот так-то!.. Но, однако, пошли! Сами увидите.

– Пошли! Пошли! Скорее к водопаду!-зашумели, загалдели ребята, вскакивая на ноги…

Чем выше они поднимались в гору, тем больше становилось каменистых россыпей, густых зарослей карликового кедрового стланика, стелившегося под ногами.

– Вот здесь,– сказал Горбачук,– и живет баргузииский соболь! Эти дебри служат ему убежищем, в них он находит и питание – разных мелких грызунишек.

Ребята с большим трудом передвигались среди сплошных зарослей, ноги их уходили в густые сплетения ветвей, и вытащить их обратно было не так-то просто. К тому же коварные стланики почти везде завалены были метровой толщей непролазного валежника и упавшими деревьями. Все это приходилось преодолевать едва ли не ползком.

Но вот наконец кончился лес, и путешественники увидели каменистый склон высокой горы, сплошь усеянный большими и малыми валунами темно-коричневого, почти черного цвета, густо обросшими мхом и лишайником, а между валунами лежали кучи мелкой каменистой россыпи. Гора была довольно крута, и через несколько сотен шагов кончалась она причудливо-хаотическим образованием отвесных каменных скал, местами зубчато-острых, местами ровных, переходящих в плато.

Выйдя из леса, Горбачук остановился, перевел дух и, глядя на вершины каменной громады, торжественно произнес:

– Вот она, красота природы! Гранитные великаны! С их вершин открывается вид на самые дальние горы. Оттуда и священный Байкал виден как на ладони. Ну что, ребята, есть еще порох в пороховницах? Не махнем ли к шапке этого каменного богатыря? Оттуда увидим такое, ради чего стоило стремиться сюда.

Георгия Николаевича удивила такая показавшаяся ему высокопарной интонация тирады немногословного и даже суховатого Горбачука. Учитель бросил на Кузьму Егоровича иронический взгляд.

Ребята же были вдохновлены речью проводника.

– Мы не устали,– сказал Толя.– Порох есть!

И остальные ребята горячо поддержали его:

– Пойдемте, пойдемте быстрее, а то солнце уже совсем низко…

– Кузьма Егорыч, вы не думайте, что мы такие уж слабые. Если так думаете, то ошибаетесь, скажу я вам,-ввернул свое словечко Цыден.

Георгий Николаевич молчал.

И отряд снова пошел вперед, теперь уже поднимаясь в гору. С каждой минутой, с каждым шагом склон становился все круче, а камни все крупнее и причудливее, напоминая то фантастических животных доисторического периода, то громадных сфинксов-великанов, то застывших в смертельной схватке исполинских гривастых львов. После целого часа трудного подъема путешественники добрались наконец до вершины каменной гряды и почувствовали под ногами более или менее ровное каменистое плато, расположенное между двумя высокими, доступными только опытным альпинистам остроконечными скалами. «Может быть,– думал Цыден,– на зубчатые вершины этих скал еще никогда не ступала нога человека…»

С вершины хребта открывалась взору дикая, величественная красота гор. До самого синего горизонта тянулись бесконечные линии горных цепей, во многих местах щетинившихся грозными пиками и зубцами белоснежных, сверкающих золотом под лучами заходящего солнца, никогда не тающих ледниковых гольцов. А с другой стороны сверкали и плавились под вечерним солнцем необозримые просторы Байкала.

– Благодать-то какая!-шумно вздохнул Георгий Николаевич, пораженный величием гор и моря, и поймал себя на том, что с иронией отнесся было к высокому «штилю» Горбачука, а сам готов был сейчас удариться в подражание и Лермонтову и Тютчеву.

– Вот эти горные отроги членятся на многие ветви и служат границей речных долин Туртулык, Кабаньей, Большой, Сосновки и других,– раздался низкий голос проводника, голос человека, знающего себе цену, а может быть, гордого тем, что именно он доставил такое удовольствие ребятам и их учителю. Словно в музее, спокойно и ровно говорил Горбачук.– А ведь этот Баргузинский, или Чивыркуйский, хребет отделяет северо-восточное побережье Байкала от Баргузинской долины. Отсюда добраться в долину можно только пешком. Есть несколько труднопроходимых троп, которые зимой покрываются глубоким снегом. И тропы эти наглухо закрываются до самой весны. Зимой и по берегу моря невозможно попасть в заповедник: преграждают путь ледяные барьеры. В иных местах угрожающе свисают ледяные глыбы с каменных круч, и кажется, будто на лету застыла здесь вода при пятидесятиградусном морозе, когда живому человеку трудно даже и дышать…– Горбачук оглядел своих слушателей и остался доволен тем впечатлением, которое произвели на них его слова.– Ну, а теперь,– сказал он,– пошли дальше. Солнце вот-вот скроется. Надо спешить…

За короткое время пребывания на каменном плато Цыден все же не только успел налюбоваться величественными горами, ничуть не уступающими красотой вершинам Кавказа, но и несколько раз щелкнуть затвором своего фотоаппарата «Киев».

Спуск оказался так же труден, как и подъем. И главным образом потому, что склон горы сплошь был усеян каменной россыпью, на которой так и скользила и срывалась нога, все подворачиваясь и выходя из повиновения. Спускались осторожно, не спеша, тщательно выбирая место, куда ступить, чтобы не вывихнуть голень или не сломать лодыжку. Шли не прямо вниз, а как научил Горбачук – наискосок, к водопаду. Спуск длился не менее получаса. Солнце скрылось уже за горизонтом и окончательно спустились сумерки, когда путешественники услышали наконец глухой шум водопада. Небольшая речушка, дойдя до края скалы, делала двадцатиметровый прыжок с обрыва вниз, в маленькую продолговатую лагуну, и дальше, по отлогому каменистому склону, устремлялась к Байкалу. Водопад грохотал на скалистом карнизе так многоголосо, что нужно было почти кричать, чтобы тебя могли услышать.

«Сто шаманов, тысяча бубнов!»– вспомнил Цыден слова деда, который и о водопадах тоже когда-то рассказывал ему.

Юноша сунул руку в воду, чтобы узнать, горяча она или холодна. Вода оказалась ледяной.

Горбачук посмотрел на Цыдена и улыбнулся ему. Цыден ответил егерю открытой улыбкой. «Кузьма Егорыч молодец,– подумал Цыден.– Не ленится, не ведет нас прямиком, чтобы поскорее отделаться и добраться до дома, а старается показать нам все достопримечательности. Сразу видно – хороший он, душевный человек».

– Смотри, папа, как красиво!-восхищенно произнес Толя.– Ты видел когда-нибудь водопад?

– Видел,– ответил Георгий Николаевич.

– А где?

– В аймаке Тункинском. Там есть горная речка Кынгерга, на которой несколько таких водопадов. Рассказывают о Кынгерге старинную бурятскую легенду. Будто бы жил там, высоко в горах, народный батыр Хансай. Не жалел он сил, за народное счастье сражаясь, победил много злых горных духов. Но вот однажды встретился Хансай с самым страшным, с самым могучим духом и был побежден в неравном бою и брошен в подземную темницу. Невеста Хансая, красавица Кынгерга, долго плакала горькими слезами, опечаленная разлукой с любимым другом. И дрогнули горы. Расступились, открывая дорогу обильным слезам Кынгерги. И слезы ее, светлые, как воды аршана, помчались вниз. На горных кручах появились водопады. Загремели водопады, как бара-баны-хынгэрэги, бросились долбить гранитные скалы. Обрадовался Хансай верности невесты, силы батырские вернулись к нему, и, разворотив плечами ворота подземной темницы, встретился он с Кынгергой. По горным расщелинам направил он к людям целебные воды, чтобы могли они спасаться от

Злых чар коварных духов. По сей день стоит там славный батыр Хансай, подперев плечами гранитный выход из подземелья, и тем самым помогая людям… Вот такая легенда ходит среди жителей аймака Тункинского. Кынгерга в десятки раз больше этой маленькой речушки…

Пока учитель рассказывал легенду, Горбачук спустился к лесу и как настоящий таежник без лишних слов развел высокий костер. Ребята, увлеченные рассказом Георгия Николаевича, очарованные дикой музыкой водопада, и не заметили, когда и как отошел он от них.

Когда ребята с учителем подошли к проводнику, он уже повесил над Огнем свой сплюснутый солдатский котелок с водой. Место, выбранное им для ночлега, было удобное, тихое и теплое, защищенное от холодного морского ветра сплошной стенай хвойного леса. И только под дуновением легкого ночного ветерка-верховика еле слышно бормотали деревья, плавно качая островерхими вершинами. Явственно, но уже гораздо слабее слышался нескончаемый грозный гул водопада.

Глава шестая
ДВА ИЗЮБРА

Вот уже и последняя слабая заря погасла. На северо-западе украсилось небо крупными, равнодушно мигающими звездами. Темнота тихо и незаметно подкралась со всех сторон, словно задумав недоброе.

Высоко в горах что-то рявкнуло. Баярма и Толя вздрогнули. Странный звук повторился. Потом еще и еще, но уже глуше, удаляясь.

– Кто… это?.. Медведь?– прерывающимся голосом проговорила Баярма.

– Это гуран,– ответил Кузьма Егорович.

– А кто такой гуран?

– Гуран-то? Это самец косули.

– Почему же он вдруг начал так страшно рявкать?

– Потому что он, видать, на водопой собрался к речке, да вот увидел внизу огонь нашего костра и нас самих, может быть, даже уловил запах дыма. И – рассердился.

– Значит, это он так здорово ругался? – простодушно спросил Толя.

Все расхохотались.

– Кузьма Егорыч, вы обещали нам рассказать интересную охотничью историю…– напомнила Баярма, когда все уселись ужинать.

– Да, верно, обещал,– отозвался Горбачук.– Эх, что бы такое рассказать? Интересных историй бывает в тайге очень много… Но я должен предупредить вас: я не охотник, а егерь заповедника, и я обязан зверей охранять, а не истреблять. За это жалованье от государства получаю. Вот так. Об охоте имею представление косвенное. И все-таки кое-что рассказать могу. Вот слушайте. Лет пять назад осенью, в сентябре это было. В эту пору начинается в тайге рев изюбров. Выхожу однажды утром в лес и слышу могучий рев. Видать, зрелый боец ревет, а может быть, даже пожилой, видавший виды. Голос удивительно сильный: начинает пронзительно, высоко, потом, снижаясь и переливаясь, обрывает громким выдохом. Вот так музыка! Да тут еще и эхо – протяжное, таежное… Словами не перескажешь. Утренний воздух в тайге такой чистый, что голос изюбра, наверное, слышен был аж за перевалами. Изюбр ревел вроде бы где-то на самом перевале и, казалось, двигался по хребту на юг. И вот наконец раздался ответный рев. Издалека, с юга. Это означало, что вызов драчуна принят. Теперь уж наверняка пойдет смертный бой за главенство над стадом изюбров. Кто победит? Слышу: голос второго пожиже, чем первого. Поди, молод еще. А может быть, так уж просто мне показалось из-за дальности. Ну и начали они постепенно сближаться. Тут уж и я их увидел: идут по самому хребту. Всё ближе подходят друг к другу и вот наконец почти с одного места голос подают. Потом послышались отрывистые басовитые рявкания – так рычат перед броском в атаку. И пошло… Мне даже почудилось, будто слышу я стук крепких ветвистых рогов. Схватил карабин, побежал в гору: мне давно хотелось увидеть бой изюбров с близкого расстояния. А карабин – карабин на всякий случай: мало ли что бывает в тайге. Другой раз и медведь приходит к месту боя изюбров – чует свежую кровь и легкую добычу. Надо быть всегда настороже… Поднимаюсь, стало быть, на гребень хребта, за камнями, за деревьями прячусь, подхожу понемногу к тому месту, где, по моим расчетам, изюбры сражаются. Где-то недалеко впереди слышу уже страшной силы удары рогов, стук и треск, остервенелое пыхтение, но самих драчунов все еще не вижу. Они скрыты от меня каменистым уступом горы. Потихоньку подкрадываюсь к этому уступу, бесшумно взобрался на него, голову высовываю из-за камня. И вижу: дерутся изюбры как раз подо мною, в неглубоком распадке, поросшем редкими молодыми тополями. Меж деревцами уже образовалась маленькая полянка, топольки сплошь и рядом ободраны да переломаны, травянистая земля взрыта копытами упрямых изюбров. Ноздри у них раздуты и быстро-быстро шевелятся от учащенного, тяжелого дыхания, глаза налиты кровью, изо рта пена капает. Гляжу-тот, который помоложе, высоко подняв рогатую голову, некоторое время смотрит на своего врага полными ненависти глазами и, взяв разбег, с края поляны бросается вперед. Который постарше, покрупней и опытней, стоит на середине поляны с широко расставленными ногами, низко нагнувшись, и покрасневшими от злобы глазами внимательно наблюдает за своим молодым противником и выжидает удобного момента или опрометчивого наскока, чтобы нанести смертельный удар. И стремительным броском встречает на полдороге молодого бойца. Ух, какой удар! И, сцепившись ветвистыми рогами, долго стоят драчуны друг против друга, шумно пыхтят и крякают, изо всех сил стараясь сдвинуть друг друга с места. То назад пятятся, то вперед подаются, то на месте кружатся. И не уступает ни тот, ни другой. Оба оказались в положении пиковом. Теперь их могла разлучить только голодная смерть или же нападение хищника. Что делать? Надо ведь как-то помочь… А вот как? Подойти – не подойдешь: рогами могут задеть. Да если и подойдешь, то чем поможешь? Не станешь ведь им рога подпиливать! Чего доброго, вырвутся из замка, да и пырнут… Думал, думал час или два, смотрел на несчастных зверей, на этакую вот мертвую хватку. И наконец пришла мне в голову мысль: а что, если выстрелить из карабина в сцепление рогов? Может, пулей удастся рога перешибить? Ну, дело-то, конечно, тут не без риска: срикошетит и убьет или ранит зверя, а то и обоих. Но так или не так, а другого выхода не было. Решившись на такое дело, подошел шагов на пятнадцать – двадцать, пристроил карабин на толстом суку и прицелился. На таком расстоянии промахнуться я не мог, да и карабин мой охотничий – меткий, хорошая штука. Бац! И что вы думаете? Один изюбр, тот, который покрупнее, ка-ак подпрыгнет-и на бок, молодого невольно за собой тянет. Но молодой крутнулся раз, другой, третий, изловчился да и высвободился! Пулей – с горы. И исчез. И поминай как звали! А старик лежит на земле, как убитый. Ну не иначе – рикошет. Ударило в голову, думаю. Ан нет! Полежал изюбр несколько секунд без движения и вдруг отчаянно зашевелился, задрыгал ногами. И ка ноги вскочил! Рванул в сторону и помчался словно ошалелый – на молодые тополя натыкается, ломает их, давит всем своим грузом. Тут вздохнул я с облегчением, пошел место боя осматривать. И сразу увидел обломок рога. Поднял и по нему определил, что изюбр сам довершил начатую пулей работу – своим падением, то есть тяжестью своего тела сломал отросток рога и тем самым спасся от неминуемой гибели…

– Здорово! Это вы их спасли! – воскликнул Толя, проникаясь еще большим уважением к егерю.– Но мне непонятно, почему изюбр, которого не тронула пуля, вдруг упал и лежал как убитый?

– Потому что пуля попала ему в рога и зверь был контужен,– ответил Горбачук.– А потом пришел в себя и умчался, благодаря бога, что выпутался из беды.

– Не бога, а вас – человека! – взволнованно произнес Георгий Николаевич, подняв над головой указательный палец.– Вы очень хорошо сделали, что спасли животных от верной смерти. Вы истинный любитель природы, преданный друг ее! Н, как я вижу теперь, благородный человек!

– Какие слова! – добродушно улыбнулся Горбачук, довольный похвалой учителя.– Я сделал что мог. Стоит ли за это так меня возвышать? Человек я простой…

– Конечно, стоит! – уверенно сказал Георгий Николаевич.

– Но вы не забывайте, что это моя прямая обязанность как егеря заповедника. Я должен охранять зверей и помогать им жить на свете.

– Говорят, скромность украшает человека. Но я скажу вам, что не всякий егерь сделал бы так,– заметил Георгий Николаевич.– Другой бы на это рукой махнул и прошел бы мимо, будто и не видел ничего.

– Может быть, может быть… Люди бывают разные,– проговорил Горбачук.

«Знаю я, почему Георгий Николаевич егеря возносит до небес,– думал между тем Цыден.– Любит Георгий Николаевич всяких животных, всем известно, что держит он у себя дома полдюжины одичалых кошек, подобранных на улице, и трех бездомных собак и что тратит немало денег, чтобы прокормить весь этот зоопарк».

Цыден хорошо помнил, как под его окном раздался отчаянный собачий визг. Выглянув на улицу, увидел: под машину попала какая-то пестренькая дворняжка и плашмя лежала на мостовой, жалобно визжа и бессознательно шевеля хвостом. Люди издали наблюдали за мучениями бедной собачонки. Растолкав зевак и любопытных, на мостовую выскочил Георгий Николаевич. Он наклонился над дворняжкой, секунды три смотрел на нее, потом решительно поднял на руки и унес во двор своего дома. Цыден вышел во двор. Учитель укладывал собачонку на мягкую подстилку… Потом Цыден узнал, что учитель ухаживал за дворняжкой, лечил и кормил ее с ложечки, как малое дитя. Дня через два собака пришла в сознание, а недели через две она начала подниматься на передние ноги. Прошел месяц, и она стала ковылять по двору. Благодаря стараниям Георгия Николаевича дворняжка осталась живой и так привязалась к учителю, такими преданными, умными глазами смотрела на него, что нельзя было равнодушно наблюдать за дружбой собаки и человека. После этого случая Георгий Николаевич приютил еще двух голодавших собак. Теперь уже все свободное время отдавал он своим питомцам, каждый день покупал для них ливерную колбасу, холодец и хлеб…

«Теперь,– думал Цыден,– учитель и егерь будут закадычными друзьями…»