Текст книги "Черный ветер"

Автор книги: Барадий Мунгонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Глава вторая
«ЛЮИС» ИЛИ «Г0ЧКИС»?

Проснулся он довольно поздно, когда солнце уже сияло над каменистыми зубцами Баргузинского хребта. Потянулся, посмотрел по сторонам. Жаргал и Петя еще спали, укутавшись в байковые одеяла и плащи. А Кузьмы Егоровича не было уже на месте. Цыден потихоньку, чтобы не разбудить спящих, выбрался из палатки, подошел ко второй. Заглянул. Георгий Николаевич, Толя и Баярма тоже еще спали после тревожной ночи.

В нескольких шагах от палаток дотлевал, видимо давно уже разожженный Горбачуком, костер. Над костром медленно поднимался вялый синеватый дым. На таганке висел котелок с горячим чаем. Но где же сам Кузьма Егорович? Наверно, рулевой отправился к своей лодке, чтобы проверить, не случилось ли с нею чего во время шторма. Взяв полотенце и мыло, Цыден направился к берегу. Но Горбачука не оказалось и там. Куда же он исчез?

Однако рулевой не заставил себя долго искать. В ту же минуту донесся из-за толстых стволов лиственниц его спокойный, с легкой хрипотцой голос:

– Ага, наконец-то один проснулся! Поди-ка сюда, Цыден…

Цыден обогнул лохматые кустарники и увидел Горбачука сидящим в устье речушки с длинной удочкой в руках.

– Привет рыбаку! – улыбнулся Цыден.

– На одном конце рыбак, на другом конце – червяк! – отозвался Кузьма Егорович.

– А где же улов?

Горбачук молча кивнул в сторону.

Цыден подошел поближе, чтобы рассмотреть добычу Горбачука. В густой траве лежали, аккуратно сложенные, голова к голове, иссиня-серебристые хариусы и полосато-зеленые окуни. Рыба была довольно крупная, и юноша с восхищением посмотрел на рулевого.

– На завтрак хватит? – спросил Горбачук.

– Еще как!-обрадовался Цыден.– Вы просто молодец!

В эту минуту Горбачук ловкой подсечкой выхватил из воды еще одного хариуса.

– Ну, все,– сказал он, наматывая леску на разборную бамбуковую удочку.– Отправляемся варить уху. Пошли. Пора наших сонливцев будить. А то так весь день уйдет.

Цыдену хотелось толком поговорить с Кузьмой Егоровичем. Но тот молчал.

– А какой страшный шторм ночью был!..– не удержался Цыден.– Я долго не спал…

– Э, пустяки! – махнул рукой Горбачук.– Осенью так почти каждый день бывает. А часто и летом…

Когда Цыден и Горбачук вернулись к месту стоянки, Георгий Николаевич расталкивал ребят:

– Э-ге-ге! Орлы! Вы что – спать сюда приехали? Да нет же, не спать! Пу-те-шест-во-вать! Вставайте! Умывайтесь! Пойдем посмотрим, что наделал за ночь шторм.

Ребята неохотно поднялись, но спустя минуту уже весело кричали, рассматривая и ощупывая пойманных Горбачуком рыб.

Георгий Николаевич отошел в сторону, приложил ладонь ко лбу. Спал он неспокойно, плохо. К утру ломило поясницу, разболелась голова.

«Не иначе, простыл,– подумал учитель.– Да и сон какой-то тяжелый был. Ну ничего, пройдемся, проветримся…»

Однако сон все лез и лез в голову. Чей это голос слышался во сне? Такой жесткий и жестокий, холодный и скрипучий и такой… знакомый…

Георгий Николаевич обернулся и увидел: Толя все еще лежит.

– Э-э, уважаемый, нечего тебе было ходить в поход, коли ты соня такой! – добродушно сказал ему Левский. Глядя на сына, которого любил он больше всего на свете, как-то сразу позабыл учитель о своем неприятном сне.– Ну, иди, иди умывайся, Толя! Видишь, рулевой-то наш уже и хариусов наловил. Вот это рыбак! Встал ранехонько, умылся белехонько, дела все поделал, поел-пообедал и родню накормил, до чего же мил! А ты? И подняться-то никак не можешь!

– Хариусов? – переспросил Толя. Как многие дети, он выловил из длинной отцовской речи только то, что показалось ему интересным.

Спустя несколько минут ребята во главе с Георгием Николаевичем уже шли к берегу моря. Цыден хотел было остаться с Кузьмой Егоровичем, чтобы помочь рулевому варить уху, но Горбачук только рукой махнул:

– Иди, иди, я тут и без тебя…

И Цыден побежал за своими.

Когда ребята подошли к каменному мысу, мимо которого проплывали вчера, то увидели, что от мыса к югу тянутся сплошные скалы. Местами они с головокружительной высоты отвесно спускаются к морю, кое-где – пологи и поросли по глубоким темным расщелинам густо-зелеными мхами и бледно-серыми лишайниками. Но по всей цепи скал, у их подножий оставалась узкая береговая полоса шириной в три, а то и в пять-шесть метров, усеянная крупной галькой – круглой и овальной,– точно так же отшлифованной волнами и удивительно гладкой, как на любом другом морском берегу. В тихую погоду эта узкая полоса служит на Байкале подобием берега, а в шторм она, конечно, исчезает.

Море было спокойно, только легкий бриз еле заметно морщил серебристую гладь необозримой водной поверхности. Кто бы мог поверить, что не далее как нынешней ночью бушевал этот ныне кроткий и тихий, безвредный и добрый Байкал! А вот ведь налицо и следы ночного разбоя: пораскидан по берегу мусор какой-то– куски разбитого в щепы дерева, обломки барж, причудливых коряг и обрывки водорослей – морской травы. Ох и погулял же вдосталь старик лиходей! Вон сколько камней – больших и малых – попадало с базальтово-гранитных стен! Это он, старый Байкал Байкалыч, сшиб каменья с высоких круч ураганным ветром и волнами девятого вала. Обломки скал величиною с бабушкин сундук да и поболее валялись, как детские игрушки, на всем берегу. Это было какое-то странное нагромождение камней и расщепленных деревьев, опутанных длинными космами водорослей.

– Ого-го! – воскликнул Георгий Николаевич.

Ему не хотелось пугать ребят, он не высказал вслух своей мысли о том, что было бы со всей его группой, если бы не удалось ей так Счастливо укрыться в тихой бухте.

А ребята поняли восклицание учителя по-своему. Словно шаловливые козлята, бросились они на камни и деревья, поползли по ним вверх и в стороны, заглядывая в щели и прогалины. Толя вырвался вперед. Видать, ему не терпелось быстрее и раньше всех обследовать все, что только можно. Он то исчезал за камнями, то появлялся на кокорах и комлях, чтобы тут же снова скрыться неведомо куда. Пытался даже сдвигать с места огромные валуны. В светло-голубых Толиных глазах светилось любопытство, смешанное с озорством, нетерпение и радость.

– Скорее сюда! – кричал он.– Смотрите, смотрите!

Но ребятам вскоре надоели его возгласы. И потому они сначала не обратили внимания, когда Толя неистово замахал руками и завопил так, что было, наверно, слышно на противоположном берегу Байкала:

– Урр-рра! Что я нашел! Вот что я нашел! Урр-рра!

– Что там, Толя? – отозвался Георгий Николаевич.– Не кричи, пожалуйста, так громко. Барабанные перепонки лопнут у нас!

Но вот все окружили Толину находку,

Это был какой-то продолговатый ящик, раздавленный камнем и наполовину торчавший из-под него. Из ящика выглядывала грубая мешковина, в которую, по-видимому, что-то было завернуто.

Георгий Николаевич низко склонился над ящиком, недоуменно разглядывая его со всех сторон, потом, наконец решившись, потянул за край мешковины. Но мешковина сидела в ящике плотно и не поддавалась. Только тут заметил учитель, что стянута она конопляной веревкой.

– Давайте камень сперва столкнем!– предложил Цыден.

И все навалились на валун. Но не тут-то было! Этот сундук не желал поддаваться.

– Стоп! – сказал тогда учитель.

И, присев на корточки, он вытащил из кармана пиджака острый складной нож о деревянной ручкой, разрезал им веревку и распорол мешковину. Показалась из-под дерюги желтая промасленная бумага.

– Гляди ты, промасленная…– задумчиво проговорил Георгий Николаевич. И, пожевав свой длинный белый ус, высказал догадку: – Поди, какая-то машина в шторм с парохода свалилась – швейная, сепараторная или другая…

– И волной выбросило ее на берег! – подхватил Цыден.

– М-да,– буркнул учитель.– И все-таки посмотрим.

Теперь острием ножа он провел по промасленной бумаге.

И тут же воскликнул в изумлении:

– Э-ге-ге! Да что же это?

Ребята замерли.

А увидел Георгий Николаевич какой-то оружейный ствол. Старый солдат, он сразу смекнул, что это пулемет, и пулемет не нашей марки, а то ли американский «люис», то ли японский «гочкис». И что больше всего удивило учителя – почему пулемет так тщательно промаслен? Судя по обильной и густой смазке, оружие было законсервировано кем-то на долгие годы…

Ребята забросали учителя вопросами:

– Что это такое?

– Ружье, да?

– Миномет?

– Пушка? Ну, маленькая такая пушчонка, вроде пулемета?

– По-моему, просто пулемет,– ответил Георгий Николаевич.

Ответил как-то нетвердо, неуверенно, думая о том, что стоит и чего не стоит знать ребятам. Иностранное происхождение пулемета учитель от ребят утаил. Зачем? Он этого не знал еще и сам. Но не прошло и минуты, как смутные опасения его оправдались.

– Пулемет! Вот это да! – закричал Толя.– Пап, а как он сюда попал? С парохода свалился, да? И волной выбросило его на берег? А патроны к нему есть? Давайте вытащим его отсюда и возьмем с собой. А? Еще как пригодится! Особенно если нападут на нас хищные звери. Верно, пап? – И, обернувшись к Цыдену, Толя добавил: – Это уж как-нибудь получше твоей централки! Правда? Ты, Цыден,– настоящий охотник, пулемет возьмешь себе, а мне свою централку отдашь! Ладно? Ну, Цыденчик…

– Перестань болтать! – остановил его отец.

– А что? – не унимался Толя.

– А то, что нужен он нам, этот пулемет, как рыбке зонтик. Какой дурак потащит по тайге этакую тяжесть?

– Я! Я понесу! – расхрабрился Толя.

– Так, значит, ты и есть этот самый дурак? Эх, Толя, Толя! Горячая головушка! – И учитель погладил сынишку по голове.– Да как мы эту махину отсюда вытащим, даже если очень захотим? Камень-то какой!.. Ну, ребятня, хватит. Нечего нам тут задерживаться. Пора наверх. Кузьма Егорович небось заждался нас со своею ухой. Пошли! А впрочем, давайте-ка на всякий случай припрячем наш клад…

Ребята понатаскали к месту находки плитообразных камней и тщательно прикрыли ими ящик.

– И вот еще что,– сказал учитель, когда группа тронулась в путь.– Давайте договоримся: пока, до поры до времени, никому о нашей находке не говорить. Это будет наша тайна. Хорошо? Считаю, что все дали слово…

Глава третья
БЫВШИЙ АЛЕША

Сразу после завтрака путешественники уложили вещи в моторку, и снова открылся перед ними морской путь. На этот раз было на Байкале спокойно. Нежно веял северо-западный бриз. Море казалось серебристо-белым.

Ребята задумчиво смотрели вдаль. Они молча думали о странной находке. И Георгий Николаевич тоже.

«Пулемет выбросило волной? – рассуждал учитель про себя.– Но как? Пожалуй, этого быть не могло. Такая тяжеленная штуковина… Вряд ли поднимет ее и самая могучая волна. Ящик, если он и упал с лодки или парохода, наверняка пошел бы ко дну. Стало быть, это предположение отпадает, остается другое, более вероятное: пулемет свалился со скалы вместе с камнями. Причем недавно, скорее всего – в штормовую ночь. Иначе люди давно обнаружили бы его. Отсюда напрашивается следующий вывод: пулемет был спрятан кем-то в каменной нише и ночью ниша эта была разрушена. Чья-то тайна была раскрыта самою стихией. Правдоподобно? Пожалуй, да. Дальше. Кто мог спрятать пулемет? Известно, что с «люисами» и «гочкисами» еще в годы гражданской войны врывались на нашу землю непрошеные гости– американцы и японцы. Враги… Правда, нередки были случаи, когда наши партизаны отбирали у иноземцев оружие. И не исключено, что этот пулемет спрятан кем-то из партизан. Но неужели он так хорошо сохранился? Прошло ведь почти полвека с тех пор! Кто знает, все возможно… И даже может статься, находка эта наведет нас на исчезнувший во времени след знаменитого партизанского комиссара Ивана Бургэда…»

Толя тоже думал о пулемете, но по-своему. «Как жалко,– сокрушался мальчик,– что мы не взяли пулемет с собой! Хотя бы для того, чтобы вернуть его хозяину – солдату, который его потерял! Ох и попадет же ему от командира! Надо поскорее сообщить в воинскую часть, чтобы забрали пулемет…»

Но мысли наших путников о пулемете вскоре были прерваны. Перед их глазами неожиданно открылась широкая бухта Давша, на узкой прибрежной полосе которой виднелись немногочисленные постройки центральной усадьбы Баргузинского заповедника.

Горбачук направил моторку прямо к усадьбе и, погасив мотор, пристал точно к деревянному причалу.

«Молодец рулевой! – подумал Георгий Николаевич.– Если бы не он, не видать нам этой тихой бухты!»

Ребята взяли свои рюкзаки и двинулись за Кузьмой Егоровичем, который, выпрыгнув из лодки первым, успел уже уйти вперед. Из конторы усадьбы вышел навстречу путешественникам лысый и полный мужчина средних лет в коричневой безрукавке и хорошо выглаженных брюках. Это был Филимонов, директор заповедник.

– Ну как, благополучно доехали? – спросил он Горбачу-ка.– А то я тут волнуюсь…

– Вроде бы да,– ответил Кузьма Егорович коротко.

– Ночевали в Усть-Баргузине?

– Нет. Выехали вчера. Пришлось у Безымянной заночевать.

– Ах, Кузьма Егорыч! Ты ли это! – произнес директор укоризненно.– Да я ж тебе говорил: возможен шторм, будь осторожен – дети! Говорил или нет?

– Виноват, Алексей Григорьевич, исправлюсь…

– Ну вот, что на это скажешь, коли человек исправиться обещает,– улыбнулся Филимонов.– Да ладно уж, смотри!

Горбачук тоже улыбнулся и, сославшись на какое-то дело, отправился в контору.

– Георгий Николаевич! – воскликнул директор, едва завидев старого учителя, который только сейчас нагнал ребят.– Сколько лет, сколько зим! Рад видеть вас на заповедной земле!

– Здравствуй, Алеша! Добрый день, Алексей Григорьевич!– откликнулся учитель.– Куда это ты так располнел? А осанка, осанка! Разве можно узнать в тебе того худенького мальчика, который метеором носился по школе!

Георгий Николаевич в душе гордился своим бывшим учеником, и встреча с ним была радостным событием в жизни немолодого человека.

– Да, все течет, все изменяется…– немного смутившись, проговорил Филимонов.– Впрочем, Георгий Николаевич, у нас будет еще время для воспоминаний. А сейчас разрешите мне вместе с вами определить ваш туристский отряд на квартиры.

– Спасибо, Алеша. Мы бы и в палатках неплохо разместились.

– Э, нет. Гостю – место. А вас, Георгий Николаевич, милости прошу ко мне. Как говорится, наш дом – ваш дом.

– Нет, Алеша, это, видишь ли, было бы с моей стороны нарушением непреложного закона землепроходческого братства. Раз тронулись в путь вместе, так уж все надо делить пополам: где все, там и я.

– А возраст тоже не учитывается? – прищурился Филимонов.

– Кто стар, тот на печи сидит! – ответил Левский.

– Ну, дело ваше,– посерьезнел директор.– Вспоминаю, вспоминаю, Георгий Николаевич, вашу строгую принципиальность. Все тот же характер. А прошло-миновало, дай бог память, верных тридцать лет… Эх, милый наш Тарбагатай, незабываемый и теплый уголок детства!.. Давненько не был я в родном селе. Как там оно сейчас?..

– Да, Алеша, годы бегут стрелою. Старость не отстает, на пятки наступает…

– Что вы, что вы, Георгий Николаевич! Вы так хорошо выглядите! – спохватился Филимонов.– Дайте-ка я сниму с вас рюкзак.

– Спасибо, Алеша, не беспокойся. Я ведь и впрямь еще ничего. Крепок пока.

Ребята слушали весь этот разговор с любопытством. Может быть, думали о том времени, когда и они из шустрых школьников превратятся в таких взрослых и уверенных в себе людей, как Филимонов.

Обернувшись к ним, учитель сказал:

– Ну, вот что, гренадеры, отдохните-ка тут, в тени, а мы с Алексеем Григорьевичем посмотрим, какое у нас будет жилье.

С этими словами Левский обхватил правой рукой широкие плечи Филимонова и пошел с ним по тропинке по направлению к одному из домов.

Пока учитель и директор отсутствовали, ребята успели разглядеть надписи на строениях центральной усадьбы. Оказалось, что есть в усадьбе музей, лаборатория, жилые дома научных сотрудников и егерей, охраняющих заповедник, и хозяйственные помещения.

Вскоре Левский и Филимонов вернулись к ребятам. С ними пришла и маленькая, сухонькая пожилая женщина.

– Знакомьтесь: наш завхоз Мария Ивановна. Мария Ивановна покажет вам, где вы остановитесь. Выдаст матрацы, подушки. У кого нет одеяла, может и одеяло получить. Короче говоря, устраивайтесь поуютнее. Сегодня и завтра отдохнете, посмотрите, что у нас и как. В два тридцать прошу всех ко мне на обед. А послезавтра, если захотите, можете отправиться на прогулку по нашим заповедным угодьям. Сопровождать вас будет Кузьма Егорович Горбачук, которого вы уже немного знаете. Я просил его больше не рисковать, так что будет вам с ним и хорошо и вольготно. А сейчас разрешите откланяться.

– Спасибо, большое спасибо! – ответили ребята.

– Рад стараться! – шутливо проговорил директор.– Не опоздайте к обеду!

Когда Филимонов ушел, Толя спросил отца:

– А почему нужно два дня ждать? Лучше бы сегодня сразу пошли!

Георгий Николаевич промолчал, и больше никто из ребят не решился спрашивать его, хотя у каждого так и вертелся на языке этот же самый вопрос.

Глава четвертая
ОМУЛЬ НА РОЖНЕ

Ровно в два тридцать Георгий Николаевич и ребята прибыли к дому Филимонова. Хозяин радушно встретил гостей, познакомил их со своей женой Варварой Андреевной, дородной русской женщиной, такой же добродушной, как сам директор. Супруги Филимоновы усадили ребят к раздвижному круглому столу.

– Что есть в печи, то на стол мечи! – весело сказал Алексей Григорьевич.

И на самом деле за несколько минут превратился обыкновенный стол в настоящую сказочную скатерть-самобранку, на которой стояли всевозможные кушанья, начиная с салата из свежих огурцов и до заливного сига.

– А вот и ушица омулевая! – воскликнула Варвара Андреевна, подавая в старинной супнице ароматное первое блюдо.– Кушайте, детишки, не пожалеете! И не стесняйтесь, пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

– Эх, надо бы сейчас тост поднять за нашего дорогого учителя,– сказал директор,– да вот этого-то я, к сожалению, и не предусмотрел…

Весело зазвенели ложки, вилки, ножи, фарфор. Завязалась непринужденная застольная беседа. Директор заповедника оказался таким говоруном, что не то что ребятам – даже и Георгию Николаевичу, и Варваре Андреевне не удавалось и слова вставить.

– Вот-вот, слушайте, я расскажу вам…– гудел директор.– Расскажу, как приготовляется настоящая байкальская уха. Естественно, из омуля. Весь секрет в том, чтобы варить се не просто так, шаляй-валяй, а на окуневом отваре. Ясно? Сперва готовите окуневую уху, а когда окуни разварятся, их – вон, а уж на этом окуневом бульоне варите омулей. Нарезать их надо большими кусками. Вот такими, да. И получается непревзойденная, лучшая в мире уха, уха – ха-ха, уха-лауреат всех в мире премий, уха – рекордсмен, уха – чемпион! Ну-ну, сами скажите, детишки, каково? А? X кто варил? Сам я!

– Ох и хвастун же ты, Алеша! – сказала Варвара Андреевна.– Пусть уж ребята сами похвалят…

– Замечательная уха! – воскликнул Георгий Николаевич.– Право слово, никогда в жизни такой не едал! И даже представить себе не мог, что бывает такая уха.

– Вот видишь! – Филимонов, сияя от удовольствия, обернулся к жене, подняв указательный палец.– А почему молчат ребята?

– Очень вкусно! Чудесная уха! Объеденье! – заговорили ребята, которые наконец получили законное право произнести хоть по два слова.

– Ага! Значит, одобрено единогласно. В таком случае, на ужин назначается омуль на рожне. И покажу, как жарить! Прямо на берегу! Омуль уже заказан. Кузьма Егорыч по моей просьбе расставил сети, а это значит, что омули у нас в кармане. Горбачук-рыбак безотказный. Да и вообще человек первый сорт, мужчина, что называется, с гарантией! За него, как за себя, ручаюсь.

– Прошу прощения, один нескромный вопрос,– вставил Георгий Николаевич.– А разрешается ли ловля омулей?

– Нам разрешают. Мы ведь живем одали от населенных пунктов. Снабжение продуктами здесь проблема. Так что для своих нужд нам разрешают рыбку половить. Не на продажу ведь, а только для стола. Как известно, за обедом человек больше пуда рыбешки не съест… Вот и ловим помалу. Ну, например, наш сынишка, по имени Мишка (вот те раз – даже рифма получилась!), заядлый рыболов: за три дня одну рыбешку ловит. Жаль, нет его сейчас (на Черное море, в Артек, отправили мы его), он был бы рад такой компании…

Так вот, без умолку и останову, все говорил и говорил добряк директор до самого конца обеда. Когда же ребята наелись до отвала, он сказал:

– Ну, а теперь побродите-ка, братцы, по усадьбе, а мы с Георгием Николаевичем наметим дальнейший маршрут. Через час или полтора освободится сотрудник нашего музея и пригласит вас, чтобы продемонстрировать наши экспонаты. Это, доложу я вам, презабавнейшие вещи! Такого больше нигде не увидите. Ну, вечерком, вечерком мы с вами снова гастрономии предадимся. Как я уже имел честь докладывать, на повестке дня – омуль на рожне! Начало в девятнадцать ноль-ноль. Желаю удачи!

– А то вон в лесок наведайтесь,– предложила Варвара Андреевна.– Тут ельничек есть, там вот, с правой стороны, так в нем знаете сколько смородины! Тонны, тонны! Только в гору не поднимайтесь: там таежного бродягу – медведя можно встретить. А это вам ни к чему. С мишкой лучше уж в зоопарке повидаться.

– Ничего, мы люди осторожные,– ответил за всех Цыден.

И ребята вышли из гостеприимного дома Филимоновых.

– Слушаю вас, Георгий Николаевич,– сказал директор, как только за ребятами захлопнулась дверь,– Вы спрашивали меня об Иване Бургэде…

– Да. Помимо всего прочего, цель нашего похода-найти хоть какие-нибудь следы этого легендарного героя гражданской войны. Ну, если строго говорить, то некоторые сведения о Бургэде есть. Так, например, известно, что он бурят, уроженец Баргузинского района. Похоронен будто бы в улусе Урочин. Где-то в тех краях. Все это значится в скупых архивных документах. Но вот где родился Бургэд – в Урочипе или нет? Остались ли в Урочине его родственники, товарищи по борьбе? Хотелось бы обстоятельно поговорить с ними.

– Видите ли, Георгий Николаевич, с детьми будет вам нелегко следовать до Урочина. Этот улус находится километрах в пятидесяти от нас. Но это еще не все. Чтобы добраться до него, вам придется преодолеть довольно высокий перевал. Расположен Урочин за пределами нашего заповедника. Так что ручаться, что проводник знает туда дорогу, я не могу. Кстати, улус, по-видимому, настолько мал, что даже на моей сверхподробной карте не обозначен. Кто знает, может быть, это и вообще-то какой-нибудь хуторок или скотоводческая сторожка… Подумайте, Георгий Николаевич, может, все-таки не стоит с ребятней в такую историю ввязываться…

Георгий Николаевич ответил не сразу. Подумал, походил по комнате. Наконец сказал:

– Нет уж, Алеша, взялся за гуж – не говори, что не дюж. Я с Цыденом и Петей уже говорил об этом. Отступать по меньшей мере непедагогично. Специально выехали из Улан-Удэ. А теперь – назад? А как же другие школы проводят походы по местам боевой славы? Мы что, хуже? Книга будет издана по результатам походов. Ребята огорчатся, если узнают, что я решил отступить.

– Смотрите, Георгий Николаевич.

– Скажи мне, пожалуйста, Алеша, есть ли у вас тут на центральной усадьбе, пожилые люди, которые могут что-то вспомнить по интересующему нас вопросу? Вот эта женщина, завхоз, например. Жила она здесь во время гражданской войны?..

– Нет, Георгий Николаевич, она не так уж стара. Просто болела тяжело, вот и выглядит старше своих лет. Да и вообще появилась она у нас только после войны. Ну, а еще кто из «пожилых»? Егерь Горбачук? Нет, и ему не больше пятидесяти. Так что и он не подойдет. Правда, здесь он работает дольше меня. Я-то – всего около десяти лет. Приехал, окончив охотоведческий факультет Иркутского сельскохозяйственного института.

– Значит, Кузьма Егорович егерь? – удивился учитель.– А я-то ведь думал, что он моторист.

– Егерь, егерь. И особый: не охотится, а охраняет зверей. Ценнейший человек! Его участок лежит на северной окраине заповедника, в самой что ни на есть глухомани, где одни медведи только и бродят. Сюда, на центральную усадьбу, он приезжает за продуктами, зарплатой и за инструкциями, конечно. По тайге пройти нелегко, вот он и ездит на моторной лодке. Кстати, она у него своя. Собственная. Когда здесь бывает, обычно у завхоза останавливается. У той самой женщины. Марии Ивановны. Тети Маруси.

– А ты знаешь, Алеша,– вмешалась в разговор жена директора Варвара Андреевна,– а ведь у себя-то, в тайге, Кузьма Егорыч как раз у древнего старика-то и живет! Помнишь, старенький-престаренький старичок такой, бурят. Глухой совсем. Ему небось за восемьдесят. А может, и того больше. Вот к кому вам пойти надо, Георгий Николаевич. Уж этот-то наверняка в наших краях давным-давно обретается. Слышала я, старуха его лет, что ли, пятнадцать назад померла. Детей вроде бы не было у них. А, нет, нет, кажется, дочка была, да погибла на фронте. То ли медсестрой служила, то ли связисткой. А Кузьма-то Егорыч в нее влюбился, женился на ней как будто. И вот перед смертью просила она его непременно к ее родителям поехать. Он приехал и остался навсегда. Так он рассказывает, когда выпьет….

– А, да, да! Верно! – подхватил Алексей Григорьевич.– Знаю я этого старикана. Фамилия его не то Мадаев, не то Жадаев, что-то в этом роде. Боюсь только, что столковаться с ним будет не так-то просто. Слышать – не слышит, по-русски – ни бельмеса, да, поди, и из ума-то выжил давно…

– Ничего, мы попробуем! – сказал Георгий Николаевич.

– В таком случае, очень хорошо, что к вам прикомандирован Горбачук. Он мигом вас доставит к себе домой, то есть иными словами – к своему ископаемому старику. А оттуда уж и до Урочина не так далеко. Вот только Баргузинский хребет перевалите – и там очутитесь. Но спуститься с хребта для этого следует точно там, где надо. Впрочем, Горбачук все это обеспечит. Другой, пожалуй, сбился бы: там речушек да распадков– тысячи! Перепутать их легче легкого. Да не таков Егорыч!.. До заимки на лодке доберетесь. Это будет уж пол-пути. Потом от заимки направо возьмете, пешочком по берегу Большой пройдетесь и – через хребет.

– До заимки на лодке? А зачем на лодке? – возразил Георгий Николаевич.– У нас ведь есть и другая задача: познакомиться с флорой и фауной заповедника, повидать ваших зверей и птиц. Сфотографировать их. Собрать кое-какие гербарии, коллекции минералов, насекомых…

– Но ведь дорога-то по тайге опасная! Да и места труднопроходимые. Измучитесь так, что про все на свете забудете! – покачал головой Филимонов.

– Ну, знаешь, Алеша, волков бояться – в лес не ходить! Какие ж мы следопыты, коли полсотни километров пройти боимся? – горячо заговорил учитель.– А с таким егерем, как Горбачук, и вообще-то сомнения все отпадают! Только бы он от нас не отказался… Из Урочина мы прямо домой вернемся, в город. На автобусе, через Курумкан и Баргузин. Завершим, так сказать, полный круг нашего маршрута. Следовательно, к вам мы больше не попадем.

– Да?– Филимонов вопросительно посмотрел на учителя и, подумав немного, добавил:-А может, и верно так будет вам лучше – не тащиться обратно через перевал, А что касается Горбачука, то не беспокойтесь, отказаться он не откажется. Я его уговорить сумею. Лодку здесь оставит. Поведет вас по тайге.

– Ну, вот и спасибо, Алеша!

– Что ж, в добрый час, Георгий Николаевич! Я вас предупредил, но в конце концов яйца курицу учат… Не скрою, однако, что буду о вас беспокоиться… Ну, скажем, что, если медведь нападет?

– Медведь, Алеша, никогда не нападает первым. Он бросается на человека только когда ранен или видит, что напасть готовятся на него. Тут уж действительно ухо держи востро. А в обычной обстановке старается подальше держаться от нашего брата.

– Ну-ну, понадеемся же на провидение, как пишут в старых приключенческих романах, а более того – на Кузьму Егорыча.

– Все, Алеша! Разговор считаю законченным! Стало быть, ты даешь свое «добро». И мы завтра же отправляемся в путь.

– Завтра? Пожалуй, послезавтра, Георгий Николаевич. Лучше дождаться вызванных мною товарищей из аймачного центра, из милиции. Они ведь, наверно, захотят поговорить с вами как с человеком, который первым из взрослых обнаружил пулемет.

– Ну хорошо, Алеша, послезавтра…– И Георгий Николаевич направился к двери. Раскрыв ее, он увидел Толю, который выходил из ванны, соседствовавшей с комнатой, где учитель беседовал с Филимоновым.– Ты что тут? Почему с ребятами не пошел?

– Руки мыл после жирного обеда.

Георгий Николаевич улыбнулся, вспомнив, каких усилий стоило ему и жене приучить своего сына полоскать рот после еды и мыть жирные руки.

– Ну хорошо, ступай к ребятам,– сказал он.

Насобирав несметное количество спелой смородины, ребята вошли в музей заповедника. Учитель был уже там и разговаривал с научным сотрудником – молодой стройной девушкой по имени Саран-Гэрэл.

Саран-Гэрэл рассказала юным путешественникам, что Баргузинский заповедник начал свое официальное существование в январе двадцать шестого года. Создан он был для сохранения великолепного уголка живописной забайкальской природы, для увеличения поголовья самого драгоценного – черного – баргузинского соболя и других пушных зверей. Правда, основа заповедника заложена была еще в шестнадцатом году. Но сделано это было без всякой помощи со стороны царского правительства, только благодаря энтузиазму ученого-чеха Зенона Францевича Сватоша. Став первым директором заповедника, Сватош несколько лет работал безвозмездно, не получая за свой самоотверженный труд никакой платы. Работал не покладая рук, чтобы поставить на ноги все огромное заповедное хозяйство. Саран-Гэрэл показала ребятам на карте, как расположен заповедник на западном склоне Баргузинского хребта, того самого, который называют еще и Чивыркуйским – по имени длинного залива, на многие километры протянувшегося вдоль побережья. Заповедник занимает более пятисот тысяч гектаров земли. По ущельям и распадкам его стремительно сбегают с гор большие и малые реки. Некоторые из них бурными каскадами срываются с головокружительных каменных круч прямо в море.

– А какие деревья растут в заповеднике?-спросил Толя.

– По преимуществу темнохвойные,– ответила Саран-Гэрэл.– На песчаных склонах гор – сосны, в более влажных местах -ель, пихта, кедр, по берегу моря узкой линией выстроились, как часовые, исполинские лиственницы. Кое-где, особенно на берегах рек, среди хвойных можно увидеть пышные белоснежные березы и осанистые тополя. В устьях рек – заросли черемухи и рябины.

– А ягоды?-поинтересовалась Баярма.-Мы собирали сейчас красную и черную смородину. А какие еще у вас есть?

– Правильный вопрос, девочка!-улыбнулась Саран-Гэрэл.– Детям ягоды полезны. Отведайте у нас еще и голубику, и бруснику, а в заболоченных местах береговой полосы – крупную клюкву. Теперь я хотела бы перечислить вам хотя бы самых основных наших зверей. И птиц. Ну, о соболях я уже сказала. Кроме них, на территории заповедника можно встретить бесконечное число белок, множество колонков, горностаев, выдр и росомах… Сразу, одним духом всех не назовешь. Нет ли среди вас поэта? Хорошо бы написать стихотворение, в которое вошли все звери, тогда сразу всё запомнили бы. Еще кто? Лисицы, косули, медведи, изюбры, лоси, дикие северные олени. На мысе Понгонье – лежбище байкальской нерпы. А птицы? Это рябчики и белые куропатки, жиреющие на богатейших (как вы уже сами убедились) ягодниках. Мне рассказал Георгий Николаевич, что вы, так сказать, на практике познакомились уже и с некоторыми нашими рыбами. Да, в реках заповедника немало лососевых рыб, таких, как омуль, сиг и хариусы. Весною они нерестятся, поднимаясь вверх по рекам и преодолевая сильное, стремительное течение, крутые стремнины водопадов. В заповеднике нашем много горячих минеральных источников, обладающих незаменимыми целебными свойствами. Температура воды в некоторых из них достигает семидесяти трех градусов. Чтобы вскипятить такую воду, не требуется больших усилий. Земля возле таких источников пропитана ценными солями. Копытные часто навещают эти лакомые для них «солонцы».