Текст книги "Одна душа, много воплощений"

Автор книги: Б. Уайсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Сочувствие равным образом служит ключом к пониманию и прощению других. Сочувствуя другим, мы начинаем понимать их страхи, их убеждения, их нужды, поскольку все это зачастую совпадает с тем, что присуще нам самим. Мы можем понять людей, даже если не полностью разделяем их убеждения. Мы будем знать на глубинном эмоциональном уровне, откуда все это приходит в их души. Ненавидеть их – значит ненавидеть себя. Любить их – значит любить себя. Единственно разумный ход – перестать ненавидеть.

Сочувствие исцеляет человека и, в то же время, исцеляет мир. Оно – сестра сострадания и дитя безусловной любви.

Глава 5

ХЬЮ И ЧИРТА: СОСТРАДАНИЕ

Зачастую такие понятия как «сочувствие» и «сострадание» считают синонимами. Но, на самом деле – это два разных элемента человеческой психики. Разумеется, когда вы понимаете чувства другого человека как свои собственные и способны поставить себя на его место, вы почти наверняка испытываете к нему сострадание. Но вы также можете быть сострадательными без сочувствия. Вы можете испытывать сострадание к другому человеку, и даже к животному или насекомому, не распознавая его чувств в самих себе.

Буддизм учит вас проявлять сострадание к животным и даже насекомым, потому что все живые существа обладают душой, и они в прошлых жизнях, возможно, были людьми, и могут снова стать людьми. (Я не обнаруживаю этого момента в своей работе, но это не означает, что данная концепция ложна. Возможно, люди просто не помнят тех жизней, в которых они были представителями других видов.) Таким образом, вы можете быть сострадательными к жуку или медведю, не переживая того, что переживают названные живые существа, и не ставя себя на место насекомого или животного.

Сострадание исходит из сердца, и иллюстрацией этого служит проявление доброты и благосклонности ко всем живым существам. Христос являл собой высший пример сострадания. Таким же примером сострадания вне всякого сомнения служил Мохандас Ганди. «Когда твое сердце устремляется к кому-то», ты становишься сострадательным. Совершение маленьких добрых поступков в повседневной жизни – например, пропустить кого-то в очереди вперед себя, уступить беременной женщине место в метро, накормить бездомных – все это примеры сострадательного поведения, но только если вами движет искреннее побуждение стать добрым человеком, а не потому что вы «поступаете правильно» ради того, чтобы получить награду на небесах.

Сострадание больше инстинктивно, а сочувствие – интеллектуально, в том смысле, что эти два чувства происходят из разных мест. Если вы выполняете упражнение «Диалог с болезнью», описанное в главе 3 и ставите себя на место, скажем, вашего жестокого отца, то вам вовсе не обязательно быть к нему сострадательным. Вас может осенить мысль: «Ага! Мой отец так жесток со мной, потому что точно так же с ним обращался его отец! Видимо мой отец перенял этот дурной стиль поведения от своего отца, от культуры, в которой воспитывался, от сверстников. Но я сочувствую ему в том, что все это пришлось пережить ранее ему самому, поскольку понимаю его чувства. И теперь, благодаря всему тому, что я узнал, я намереваюсь прервать передачу такого негативного поведения».

Это упражнение – для интеллекта. Однако идеально, когда вы, сумев посочувствовать вашему жестокому отцу, начнете ощущать к нему сострадание. Зачастую это нелегко, поскольку отец остается таким же жестоким как прежде. Но он– такой же ущемленный человек, как и вы сами, и это понимание, возможно, вызовет в вас как эмоциональный, так и интеллектуальный отклик. И если вы отреагируете, если сможете посмотреть за пределы своих обид, то обнаружите, что как только сочувствие и сострадание сольются воедино, они поведут вас к конечной дели всех уроков на пути к бессмертию – к духовной Любви, к безусловной Любви, к Любви чистой и вечной.

– Говорят, Вы прославились тем, что лечите людей, отправляя их в прошлые жизни. Это правда?

Человека, позвонившего мне, звали Хью, и если я «прославился» в своей области, то так же как он в своей. Он был медиумом, и сеансы, которые он вел по местному телевидению, привлекали многотысячную аудиторию, где основная масса желала вступить в контакт с умершими близкими. Сам я – не медиум, разве что порой проявляю медиумические способности, свойственные любому человеку («порыв», ведущий к правильному решению в бизнесе, «уверенность», заставляющая выбрать именно этот жизненный путь, а не другой), но я знаю, что все это существует. Я восхищаюсь такими людьми как Джон Эдвардс и Джеймс ван Прааг, которые, обладая медиумическими способностями, используют их с целью лечения, и я давно научился не отвергать то, чего не понимаю.

– Регрессивный гипноз действительно помог некоторым моим пациентам, – признался я. – Вы звоните по поводу терапии?

– Представьте, да, – ответил он с легкой иронией. – Медиум лечит себя сам? Вряд ли я справлюсь сам.

Мы договорились встретиться на следующей неделе, и я стал с нетерпением ждать этой встречи. Ко мне и раньше приходили пациенты с медиумическими способностями, и работу с ними я всегда находил чрезвычайно интересной. Их необычная чувствительность и открытость концепции прошлых жизней делала их особенно восприимчивыми к регрессивной терапии.

Хью был худощав и невысок, и отнюдь не производил того впечатления, какое он однажды произвел на меня, когда я смотрел его программу: такова сила телевидения. От постоянного использования грима его лицо приобрело красноватый оттенок, а одежда (летние брюки и черная футболка) была велика ему на целый размер. Он явно нервничал, то и дело озирался по сторонам и прокашливался перед каждой очередной фразой, хотя говорил красноречиво.

– Что вас беспокоит? – спросил я.

– Я истощен. Жутко устал. Не физически, хотя я мало занимаюсь физкультурой, но душевно. Я ощущаю, как все люди в мире ищут со мной встречи, чтобы я помог им войти в контакт с теми, кого они потеряли. Я знаю, насколько им необходим этот контакт, как они жаждут его, и заслуживают по полному праву. И когда я говорю им «нет», я ощущаю на себе тяжкое бремя вины, от которого потом не могу избавиться.

К нему и на улице подходят люди с просьбами получить весточку от тех, кто ушел в мир иной, но это отнюдь не так просто. Они думают, что ему связаться с умершими – все равно, что позвонить по телефону. На самом деле, это – работа, требующая много энергии, сил и времени. Я понимал, что он истощен и сочувствовал ему. Со мной тоже случалось нечто подобное: помню, как во время семинаров меня останавливали на перерывах в кафе и в холле. Но люди знают, что регрессия – процесс, требующий времени и, не обижаясь, понимали, что я не могу принять их. Здесь же, казалось, что люди думают, что Хью может добыть для них весточку с того света, даже когда он обедает. На самом деле, он хотел им помочь – о, как он хотел помочь каждому из них! Он чувствовал, что может быть им полезен, и с каждым его отказом от их просьб его тревога возрастала.

Как он сказал мне, он был ясновидящим и яснослышащим, и мог видеть события еще до того, как они произошли, а также видеть на расстоянии и слышать то, что недоступно другим. Как у большинства экстрасенсов, эти способности начали проявляться у него очень рано. Зачастую дети заводят себе воображаемых друзей, просто потому, что они одиноки и жаждут общения. Однако в некоторых случаях эти друзья вовсе не воображаемые. В книге Through Time Into Healing («Сквозь время в исцеление») я рассказываю о девочке, мама которой никак не могла понять, почему ее дочь не горюет по поводу смерти бабушки. «Почему я должна горевать? – спрашивает девочка. – Я только что разговаривала с ней. Она сидит на стуле в моей комнате». Правдивость этой истории подтверждает то, что бабушка открыла девочке некоторые секреты, относящиеся к детству ее матери – секреты, которые ребенок самостоятельно узнать не мог. Другие дети видят или слышат то, что потом оказывается правдой, и это служит еще одним свидетельством наличия у них экстрасенсорных способностей.

Обычно медиумические способности исчезают у детей по достижении шести лет или раньше. Тем не менее, бывают случаи, когда эти способности не только остаются, но и усиливаются. Именно это и произошло с Хью.

«Когда я был ребенком, – рассказывает он, – другие дети считали меня странным. ‘Опять этот чокнутый бредит’ говорили они, когда я в очередной раз рассказывал им, что видел умершего, который говорил со мной или просил меня им что-то сообщить. Иногда их родители даже не разрешали им со мной играть. Из-за них мне и самому начинало казаться, что я и впрямь чокнутый, но я все равно видел видения и получал послания. Поэтому мне ничего не оставалось делать, как только скрывать это ото всех. Просто я был другим». Тут он сделал паузу, прокашлялся, и добавил: «И до сих пор остаюсь другим».

Выработанная им в детстве низкая самооценка продолжала оставаться в зрелом возрасте, и мы потратили несколько сеансов, чтобы проработать эту проблему, а также другие проблемы, сопряженные с ней. Но я уже знал, что нам пора выходить за рамки его детской восприимчивости и копать глубже. И я предложил ему регрессивный гипноз.

– Именно поэтому я здесь, – улыбаясь, ответил он.

Хью легко вошел в состояние транса (в известном смысле, он практиковал это с самого детства).

– Я вижу летательные аппараты, – начал он. – Они – не как самолеты, но больше похожи на летающие автомобили, приводимые в движение чистой энергией. Они курсируют над высотными зданиями, сделанными из глянцевого стекла. В этих зданиях люди разрабатывают продвинутые технологии, и я – один из них, один из лучших ученых, занятых этими разработками. Цель разработок – достичь такого уровня манипуляции энергией, чтобы мы могли изменять любые материальные формы, любую материю на Земле, управлять ею, а также управлять поведением других людей и самой природой. Однако все это – не ради блага, а ради доминирования и обладания. И мы, ученые, разрабатываем средства, обеспечивающие господство над миром.

– Интересно, – сказал я. – Вы попали в далекое будущее. – Я начал сеанс с Хью точно так же как с другими пациентами – стал постепенно перемещать его в будущее, мне показалось, что он безо всяких моих намеков шагнул сразу на несколько тысячелетий вперед.

Его ответ удивил меня:

– Нет, это вовсе не будущее. Это Атлантида.

Атлантида! Некая таинственная страна, описанная десятками авторов, в том числе знаменитым Эдгаром Кейси. Она существовала тридцать или сорок тысяч лет назад, а потом исчезла. Жители Атлантиды правили той частью мира, поскольку только им одним были известны тайны материи и всего живого. Хью переместился не в будущее: он попал в мир, который исчез с лица Земли задолго до того как начала писаться история.

– Моя работа – изменять свой уровень сознания и обучаться методам манипуляции энергией, чтобы трансформировать материю, – говорил Хью. Его дыхание участилось, и было видно, насколько его волнует его роль в этом странном обществе.

– Трансформация материи посредством использования психической энергии? – спросил я, стараясь найти объяснение.

– Да. Но энергией ума или, возможно, энергией кристаллов, точно не знаю, – колебался он. – Это – не энергия электрического тока. Это нечто более передовое.

– И вы – великий ученый.

– Точно. Делаю то, чему я выучился. – В его словах слышалось сожаление. – Я хочу развить в себе личную силу. Это означает подавление моей духовной стороны, но эта та цена, которой я должен заплатить. Возможно, я научился бы поднимать свой уровень сознания до еще более высокой вибрации, то есть, продвигаться духовно, чтобы выходить за рамки материи и времени. Но меня не интересовали последствия. Все что мы с коллегами делаем – плохо. Наша цель – контролировать окружающую нас цивилизацию, и мы в этом преуспеваем. Мы близки к нашей цели.

Я вполне мог предсказать, каков будет его пересмотр жизни. Он сожалел о своих действиях и понимал, что избрал ложный путь. Если бы он использовал свой высший ум, энергию своего ума, не ради власти и самовозвеличения, а во имя блага и сострадания, то его жизнь стала бы более счастливой. Но он расходовал свои знания, свою энергию не во благо, и тратил жизнь впустую.

Прежде чем он ушел от меня, я сделал две записи:

«То обстоятельство, что Хью провел одну из своих прошлых жизней в Атлантиде, никоим образом не доказывает существование Атлантиды, равно как и не заставляет меня верить в него. Это – лишь опыт и, возможно, то, что он видел – все-таки будущее. Правда это или фантазия – здесь не имеет значения. Важно, что он сожалел о том, что не использовал свои экстрасенсорные способности в высших целях и, видимо, сожалеет об этом сегодня».

«Похоже, что в то время уровень технологического и научного развития был выше, чем сейчас. Не исключено, что многие люди, жившие в то время, воплощаются сегодня, потому что наши технологии снова приближаются к уровню, который существовал в те древние времена, и нам необходимо узнать, усвоили ли мы наши уроки: это – конфликт между сострадательным и корыстным использованием наших продвинутых способностей. В тот раз мы чуть не разрушили планету. Какой выбор мы сделаем сегодня?»

На следующем сеансе регрессии Хью очутился в средневековой Европе, правда, он затруднялся сказать, в какой стране. «Я – крупный широкоплечий мужчина, одетый в какой-то балахон. Всклокоченные волосы, пронзительный взгляд. Я обращаюсь к горожанам с речью, убеждая их, что им не нужно ходить в церковь или слушать священников, чтобы найти Бога. ‘Бог – в нас самих, в каждом из нас. Вам не нужны эти лицемеры, чтобы показать к Нему дорогу. Каждый из нас имеет доступ к божественной мудрости. Я покажу вам очень простой путь, и вы перестанете зависеть от церкви и ее высокомерных священников. Они потеряют свою власть над вами, которую вы вернете себе по праву’».

Вскоре церковники заточили Хью в темницу и, подвергая пыткам, требовали от него покаяния. Но, какими бы страшными ни были его мучения, каяться он отказывался. В конце концов, он признался мне с ужасом в голосе, что его вздернули на дыбу, установленную священниками прямо на городской площади. Они решили, как выместить на нем свою злобу, так и показать горожанам на его примере – к чему приводит инакомыслие.

В кратком пересмотре той своей жизни он ссылался на жизнь в древней Атлантиде, о чем я позднее написал следующее:

«Преобладание духовных побуждений в противовес корыстным в реакции на ту жизнь в Атлантиде, а также знание возможностей более высоких уровней сознания, с одной стороны, побуждали Хью к публичным выступлениям, а с другой стороны, закрывали его глаза на могущество католической церкви. Эта церковь в то время рьяно уничтожала еретиков и всех тех, кто пытался поспорить с ее властью, даже на самых низших уровнях».

Говоря о своих настоящих экстрасенсорных способностях зрения, слуха и ума, Хью сказал следующее: «Мои способности были развиты в Атлантиде. Именно там я обрел ясновидение, яснослышание и другие телепатические навыки».

– А как насчет посланий? – спросил я.

– Они – совсем другое, – отпарировал он. – Они приходят от духов.

– От духов? Что вы имеете в виду?

– Духи. Развои лощенные духи. Как бы выразиться точнее… – он прокашлялся. – Это они дают мне знания, они говорят мне истину.

Хотя эта тема мне знакома, так как многие пациенты говорят о духах, здесь я заметил разницу. Когда Хью ушел, я написал следующее:

«Тогда, в Средние Века, открывая происхождение своего знания другим, Хью магически пытался предотвратить физическое разрушение своего тела, говоря: ‘Это не я. Я просто слышу это от других, пусть далее от духов’. Это был своего рода способ защиты, поскольку обладать экстрасенсорными способностями было опасно. В то же время, эти духи в некоторой степени мешали ему выходить на более высокие уровни его многомерного сознания».

Я решил, что, если я перемещу его в будущее, то он, возможно, достигнет еще более высоких уровней. Он был талантливым медиумом. Стал бы он еще талантливее, если бы смог получить доступ к тому, что грядет? Для его терапии это было несущественно: он узнал источник своей тревоги и добился признания своих экстрасенсорных способностей. Но мне все равно было любопытно, что он там обнаружит. Пожелал бы он переместиться в будущее, взяв меня с собой? И он не заставил ждать.

Видимо, Хью погрузился слишком глубоко, поскольку, создалось впечатление, что он переживал два путешествия одновременно: одно – в будущее, а другое – на все более высокие уровни сознания, к мирам и измерениям, находящимся над нашим миром и за пределами его.

«Следующий уровень, тот, что находится за пределами нашего, менее плотный, чем наш, – говорил он мне с трепетом в голосе. – Пробраться туда нелегко. Путь туда полон опасностей, но, оказавшись там, мы начинаем функционировать больше на ментальном плане, нежели на физическом. Там каждый – телепат. Там – более высокая вибрация. Наши тела легче, и движения легче».

Этот уровень походил в некоторой степени на описанную им в первой регрессии Атлантиду. Только это было гораздо большее.

«Я постепенно продвигаюсь вверх. Попадая на иные уровни, я вижу, как меняется качество света. Это невозможно описать. Свет становится ярче, но мягче. Он не имеет цвета и, в то же время, содержит в себе все цвета. Он ведет к измерениям, находящимся за пределами света и за пределами того, что доступно мысли. Этот уровень непостижим для человеческого ума. Я продолжаю двигаться. Этому нет конца. Я выхожу за пределы самой бесконечности».

Мы оба ощутили покой и красоту, царившие в тех местах. Однако красота – слишком банальное слово. Хью не находил слов, чтобы описать увиденное, поскольку все это выходило за рамки его словарного запаса, и красноречием ему теперь служило безмятежное выражение лица, сменившее маску страдальца.

Будущее, которое он описывал, было не его личным, но будущим как таковым. (То же самое я увидел позднее, когда стал на групповых семинарах практиковать прогрессивный гипноз. Об этом я расскажу в последней главе.)

«Это путешествие можно уподобить тому, как во время грозы самолет набирает высоту, – говорил Хью. – По мере того как мы достигаем уровня облаков, становится все темнее и темнее. Там турбулентность, страх и тревога. Но затем мы пронзаем облачный слой и выходим из него с другой стороны в небо, блистающее множеством оттенков голубого в ослепительно-золотистых лучах солнца. Требуется много лет, даже веков, чтобы пробиться сквозь эти облака, которые в последнее время сгущаются все больше и больше. Это – облака трагедий и катастроф, обрушивающихся на нашу цивилизацию. Но, в конце концов, лет через восемьсот или тысячу, облака рассеются, турбулентность исчезнет, и на смену им придет благоговейное чувство спокойствия и безопасности».

Все еще находясь под гипнозом, он нагнулся ко мне ближе, словно хотел рассказать об этом конфиденциально.

«Умственные и психические способности людей, находящихся по другую сторону бури, неизмеримо выше наших способностей. Эти люди – телепаты, – говорил он почти шепотом. – Они могут проникать к любым знаниям. Они обладают ментальным всемогуществом».

Возможно, Хью описывал то, что Карл Юнг называет коллективным бессознательным, а восточные религии – Хрониками Акаши. В этих хрониках записывалось на протяжении всей человеческой истории каждое действие вплоть до мельчайших подробностей, каждая даже самая тривиальная мысль. Вероятно, медиумы могут проникать туда, и узнавать мысли и чаяния других людей. Как Хью сам утверждал, именно это он и пытался донести до толпы в том средневековом городе. В своих видениях будущего он овладел теми навыками, которые развивали в себе жители Атлантиды, чтобы, управляя энергией сознания, преобразовывать материю в энергию и энергию в материю, а также элементарные частицы друг в друга. Во времена Атлантиды эта энергия использовалась во зло. В Средние Века, хотя Хью особо не останавливался на этом, алхимики пытались превращать обычные минералы в золото. В будущем, которое видел Хью, алхимиком был каждый, и все использовали свои способности во благо. Они прошли сквозь облака, попав в голубые небеса и золотой свет.

Для меня поиски Хью – это своего рода метафора изменения всех нас в направлении от физического к духовному. Похоже, он достиг этой цели в далеком будущем. Возможно, то же самое сделает каждый, кто уцелеет после всех «трагедий и катастроф». Из этого будущего Хью донес до нас следующее: в те времена, которые он увидел, физическое тело обрело способность изменяться. Люди научились по желанию выходить из тела и снова входить в него. Они могут переживать свое нахождение вне тела, когда пожелают. Даже смерть там была не такой, какой мы ее привыкли понимать. Там больше не было болезней: физические и душевные болезни исчезли, потому что люди научились устранять энергетические нарушения, приводящие к болезням, в физических измерениях.

Я пришел к пониманию того, почему его прогрессия пошла двояким путем. И в том, и в другом пути присутствовал период мук и страданий, за которым следовал рай. Наконец, будущее Хью, описав вираж, устремилось вверх, где соединилось с прогрессией более высоких уровней сознания – с более высокими измерениями, или мирами, которые Хью увидел в своем другом путешествии в будущее. Иначе говоря, путешествуя в двух направлениях, он двигался к одной и той же цели. В своем первом путешествии он вышел напрямую к более высоким уровням сознания. Во втором путешествии он очутился в будущих жизнях здесь на Земле. Обоим будущим, в конце концов, предстоит достичь высших измерений и встретиться в некоей точке пути. Наши будущие, как он говорит, подобны железнодорожным веткам, которые все равно сходятся к главной магистрали. И какой бы путь мы ни избрали, мы все равно движемся к одному и тому же месту, и это место – Радость, неописуемая никакими словами и непостижимая человеческим умом.

В своей настоящей жизни Хью больше не ощущает себя не таким как все, потому что он знает, что его способностями обладает каждый, но у большинства эти способности находятся в латентном состоянии. Он повысил свою самооценку, и он счастлив, что был удостоен возможности заглянуть в высшие миры. Многое для него прояснилось и в его работе: сдается мне, что теперь он стал получать информацию с более высоких уровней. Он больше не приписывает свое знание «абстрактным духам, существующим вовне», как привык делать еще в Средние Века из-за страха перед инквизицией. Теперь он знает, что его способности находятся в нем самом. Он стал счастливее, и это самый лучший критерий его прогресса. Понятность его медиумических считываний отражает в себе его намерение помочь другим, его желание преобразовать отчаяние в надежду, а также саму его жизнь. Он стал алхимиком, которым намеревался стать тысячелетия назад.

Я включил его историю в свою главу о сострадании, не потому что Хью должен был этому научиться на своем пути к бессмертию, но потому что в нем оно изобиловало. Он испытывал сострадание и любовь к каждому, кто приближался к нему, и поэтому часто забывал о самом себе. Без сострадания ни один из нас не сможет в будущих жизнях подняться на более высокие планы, но, как и все добродетели, обсуждаемые в этой книге, сострадание – часть целого. И мы должны научиться сострадать не только другим, но и самим себе.

Тридцатипятилетняя Читра также бескорыстно проявляла ко всем сострадание. Будучи микробиологом, она проводила целые дни в лаборатории, а по вечерам сидела с больной и крайне требовательной матерью, с которой прожила десять лет. Поэтому на себя у нее совершенно не оставалось времени.

Читра была самым младшим ребенком в индийской семье, переехавшей в Америку, когда Читра была еще малышкой. Согласно индуистским традициям, в духе которых она была воспитана, она должна была взять на себя заботу о матери. Этой заботы не приходилось ждать ни от брата и его жены, ни от замужней старшей сестры, которая сама имела двоих детей. Читру выдали замуж но расчету за человека намного старше ее самой, но ее муж умер, не оставив детей. В результате, забота о матери целиком свалилась на ее плечи.

Придя ко мне, Читра стала жаловаться, что мать буквально душит ее своей зависимостью и требовательностью. Я и вправду заметил, как тяжело дышит Читра и с каким трудом она говорит. Ее родным языком был хинди, но она, как и ее мать, свободно владела английским. Она постоянно носила сари и только на работу надевала под лабораторный халат джинсы и свитер. Она являла собой довольно любопытное сочетание двух культур, хотя вряд ли она радовалась жизни, поскольку более старая культура не давала ей в полной мере испытать радости той культуры, что была гораздо моложе.

Многие индусы верят в реинкарнацию, но для них – это убеждение на уровне интеллекта, часть их религии, и использование его как терапевтического средства им практически неизвестно. Читра могла верить, а могла и не верить в прошлые жизни. Она была немногословна, когда я вынес этот вопрос на обсуждение. Тем не менее, она с готовностью согласилась на регрессивную терапию. После двухнедельной практики релаксации и техник погружения в гипноз она смогла войти в состояние умеренного транса. Ее впечатления были смутными, речь сбивчивой.

«Я в Индии… проститутка, и в то же время не совсем проститутка… Я путешествую с армией, которая борется с врагом… Это не так давно… Мне сказали, что я нужна солдатам… Самое важное – это они… Это моя армия, мои люди… О них нужно заботиться… Я кормлю их… удовлетворяю их плотские потребности… Я ненавижу то, что мне приходится делать… Я вижу себя умирающей… Я еще очень молода… Да, я умираю… умираю во время родов…»

Это было все. В своем пересмотре жизни она поняла, что не хочет задерживаться в этом месте. Такая помощь солдатам в борьбе с врагами Индии была отнюдь не высшим благом, но обычаем, придуманным корыстными и жестокими мужчинами, и она, как женщина, была обречена попасть в эту западню.

Вторая регрессия также оказалась короткой. «Я – женщина… На мне – жертвенные одежды… Меня должны убить и принести в жертву, чтобы был хороший урожай… Возможно моя смерть защитит мой народ от врагов… от стихийных бедствий… Мне сказали, что такая смерть – великая честь… И я, и моя семья – все получат после смерти вознаграждение… Над моей головой заносят меч… Удар мечом, и…»

В обоих случаях у Читры возникали проблемы с дыханием, и мне каждый раз приходилось быстро возвращать ее в настоящее. Читре нужно было понять, чему научили ее те жизни, но не зацикливаться на подробностях. Она сразу перешла к травмам и когда мы говорили о них, она понимала, что насилие идет вразрез с духовными понятиями. Обещания награды после смерти было ложью, используемой военными и религиозными авторитетами, чья власть основывалась на невежестве, обмане и страхе.

Мы обнаружили связь между этими двумя жизнями и настоящей ситуацией Читры: в обеих регрессиях ее вынуждали жертвовать своей жизнью, своими целями, своим счастьем ради чьего-то «высшего» блага. В результате, жертвенность убила ее тогда, и продолжает убивать по сей день.

Хотя мать Читры никогда не появлялась в моем кабинете, она также кое-что вспомнила из прошлой жизни. Вдохновленная проделанной нами работой, Читра принесла домой CD с записью сеанса регрессии и, как я советую всем моим пациентам, практиковала регрессию дома. Прослушав запись, ее мать увидела себя молодой женой-индианкой, жившей триста лет назад. В той жизни Читра была ее страстно любимым мужем, вокруг которого она сосредоточила всю свою жизнь. Но вскоре этот мужчина умер, кажется, от укуса ядовитой змеи. Вернувшись в настоящее, мать Читры поняла, что ее привязанность к своей дочери Читре – это реакция на ту утрату, которую она пережила несколько веков назад. Читра тоже поняла, что такая зависимость матери от нее уходит корнями не в эту жизнь, а в другую и, поняв это, научилась относиться к матери более снисходительно.

Мать Читры начала меняться. Медленно, но верно избавлялась она от своей многолетней привычки прилипать к дочери. Она больше открылась возможности проводить время со своими другими детьми и даже была готова позволить Читре выходить в свет, несмотря на возможность появления у Читры новых отношений, которые будут мешать этой привязанности. В свою очередь, это помогло Читре более оптимистично смотреть на свое будущее. Впервые в жизни она без страха смотрела вперед, и согласилась отправиться со мной в будущее.

Читра пережила то, что я трактовал как три будущие жизни в течение одной прогрессии. Сначала она увидела себя матерью, которая целиком и полностью посвятила себя заботе о своем ребенке, страдавшем серьезными нарушениями опорно-двигательной и нервной системы. Динамика семьи требовала, чтобы Читра безоговорочно тратила все свое время и энергию на эту маленькую девочку. В той жизни муж от нее отдалился, как эмоционально, так и физически: ему просто хотелось быть подальше от этой трагедии. Поток сострадания, любви, и энергии изливался из Читры наружу: Читра отдавала, ничего не получая взамен.

Во второй будущей жизни Читра страдала тяжелым физическим увечьем, полученным в результате дорожного происшествия. «Вряд ли это можно назвать машиной, – говорила она мне. – Скорее это похоже на гигантский летающий цилиндр с окнами. Его программное управление почему-то дало сбой, и он врезался в дерево». Читра была парализована и долго проходила физическую и психологическую реабилитацию. «Разумеется, медицина тогда стала более продвинутой, – сказала она с удовлетворением, – но все равно на восстановление нервных тканей, как головного, так и спинного мозга, потребовалось больше года. Персонал больницы был замечательный, но выздоровление наступало медленно. Ие думаю, что мне удалось бы понравиться, не будь любви и заботы со стороны моей семьи – обожающего меня мужа, двоих сыновей и дочери, – а также моих друзей. И цветов! Люди называли мою больничную палату Садом Аллаха».

Думаю, здесь наблюдается обратная тенденция, по сравнению с той, которая присутствовала в первой жизни. Если в первой жизни сострадание, любовь и энергию Читра направляла вовне, то здесь все эти качества были направлены непосредственно на нее.

В своем третьем будущем Читра была хирургом, специализирующимся в области ортопедии и неврологии. «Я работаю со стержнями и кристаллами, – пояснила Читра в ответ на мое замечание о том, как ей удается сочетать две такие совершенно разные области медицины. – Эти кристаллы излучают энергию и свет, которые оказывают удивительное целебное воздействие, как на кости, так и на мозг. Они также генерируют звуковую энергию, способствующую восстановлению мышц, конечностей и связок».