Текст книги "Одна душа, много воплощений"

Автор книги: Б. Уайсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Любовь к себе – это не эгоизм. Это – здоровая самооценка. Эгоист, хвастун, проходимец, примадонна, торговец, и все остальные, кто использует любовь к себе для того, чтобы продавать себя или свою продукцию, зачастую в глубине души ощущают отсутствие собственной безопасности. Помню как один человек, который, на мой взгляд, как никто другой был уверен в себе и умел продвигать себя в обществе, однажды в момент взаимной откровенности поведал мне о том, что любит играть в «поддавки со смертью» – подолгу стоять на опасном повороте, где его в любой момент может сбить автомобиль.

– А если бы вы погибли? – изумленно спросил я.

– Тогда мир избавился бы от такой бесполезной вещи, как я, – ответил он.

Настоящая любовь к себе не нуждается в публичном заявлении или показе. Это – внутреннее состояние, чувство, сила, счастье. Это – безопасность. Помните: души – часть Единого, которое есть любовь. У всех нас есть души. Мы всегда были любимыми и всегда любили в ответ.

Когда Патрик впервые пришел ко мне в кабинет, вид у него был как у неопрятного подростка: взъерошенные волосы, клочковатая бородёнка, джинсы и куртка «Марлинз», явно требующие стирки, расшнурованные кеды и грязь под ногтями, а сам тощий как скелет. Даже не верилось, что ему тридцать один год. Он вяло пожал мне руку, отворачивая от меня свои красные слезящиеся глаза. Я никогда не встречал человека с более низкой самооценкой, чем у Патрика.

Я выяснил его возраст, место жительства (Майами), то, что он до сих пор живет с родителями, его профессию (бухгалтер в одной из начинающих фирм-доткомов), и что он – единственный ребенок в семье. Кроме того, он признался мне, краснея от стыда, в том, что он – «девственник».

– Кто вам порекомендовал меня? – спросил я.

– Мои родители.

– Я их знаю?

– Нет. Вы не можете их знать. Мой отец работает в офисе, занимающемся морскими пере возками, а мама – продавщица в сети магазинов Kmart. Они – не из тех людей, с которыми вы контачите.

Последнее было сказано с некоторой неприязнью. Я не заострил на этом внимания, но подумал, что они, должно быть, настолько сильно любят своего сына, что готовы тратить немалые деньги на его лечение.

– Но как тогда они узнали обо мне?

– Они увидели ваше выступление по телевидению и сразу решили «Вот этот доктор как раз для Патрика».

– Почему они так решили?

– Потому что я увлекаюсь научной фантастикой или, по крайней мере, увлекался.

– Значит, они считают путешествия в прошлую жизнь чем-то из разряда научной фантастики? – спросил я его, пристально глядя ему в глаза. – А сами вы как думаете?

В ответ он лишь пожал плечами.

– Вы говорили, что увлекались научной фантастикой. Когда это было? – продолжил я.

– В детстве.

– А теперь больше не увлекаетесь?

– Как же. Увлекаюсь. Хотя я для этого слишком стар.

Поразительно! Многие из моих взрослых друзей читают научную фантастику, и мне давали почитать книги авторов, которыми я восхищаюсь – Верна, Уэллса, Лемма, Брэдбери. Сейчас мне стали особенно интересны видения будущего, описанные этими авторами.

– Что значит «слишком стар»?

– Двенадцать лет.

Он сказал это с такой уверенностью, что я сразу понял, что именно в том возрасте с ним что-то произошло, что оставило шрам в его душе.

– Это в двенадцать-то лет вы были ‘слишком стары’? Некоторые люди читают научную фантастику и в девяносто.

Как и следовало ожидать, он снова пожал плечами.

– Кто сказал, что вы слитком стары?

– Мой папа. Он отбирал у меня книги и относил их в книжный комиссионный магазин, говоря, что мне пора задуматься над тем, чем я буду заниматься, когда стану взрослым.

– Значит, научная фантастика могла как-то этому помешать?

– Он говорил, что я – мечтатель, живущий на Марсе, и что мне пора возвращаться на Землю.

– Он был прав?

– Полагаю, да. – Наконец, в голосе Патрика появилась хоть какая-то живость. – Но, я вас уверяю, доктор Вайс, там, на Марсе мне было гораздо лучше, чем на Земле.

Да, видимо не сладко жилось Патрику на Земле.

– Что вы думаете о научно-исследовательских станциях на Марсе? Вы видели фотографии?

– Видел?! Это только начало. Через десяток лет на Марсе будут люди, целые поселения людей.

– А вы там будете?

Свет в его глазах сразу померк, словно я сам его погасил.

– Нет.

– Потому что вам не разрешат?

– Потому что другие прибудут туда раньше меня. – Он сложил руки и поднес их к глазам, словно заслоняясь от моего взгляда. – Они незахотят, чтобы я был вместе с ними.

Я снова почувствовал, как он несчастлив.

– Почему?

– Потому что я с ними не связан. Я никогда не был с ними связан.

– Ас кем вы связаны?

– Я – один в небе.

– Откуда Вы это знаете?

– Об этом мне поведали книги.

– Книги по научной фантастике?

– Так точно. Только они для меня – не фантастика. Они – прозрения в будущее: я – на этом космическом корабле или далее летаю сам, и это так просто… Мне не нравились книги о войне и тому подобном. Я не любил монстров и ро– ботов-убийц. Читал только книги о путешествиях на другие планеты и звезды.

Я представлял, как он запирался в своей комнате и читал, пока его родители ломали голову, что им делать с их особенным ребенком.

– И вы все равно остались одни, когда перестали читать эти книги, и попытались быть таким, каким хотел вас видеть отец?

Он смотрел на меня так, словно я был волшебником.

– Да. Я пытался говорить со своими сверстниками о небе, о других планетах или о космических путешествиях, правда их эта тема не особенно интересовала. Но это было все, что я тогда знал и о чем думал. Я мог отправиться туда, куда не могли отправиться другие, и они не хотели слышать об этом. Все ребята считали меня сумасшедшим, за исключением Донни, который был моим другом. Он был единственным мальчиком, в компании которого я чувствовал себя комфортно, но потом его семья переехала в другой город.

– И вы остались в полном одиночестве.

– Я и сам начал думать, что со мной что-то не так. Я был не таким как все, и я ото знал. По почему? Я считал себя всесильным, но, на самом деле, оказывался слабаком. Отец говорил мне, что научная фантастика только для детей, но если это так, то почему тогда дети ее не читают? Тогда я, как он и хотел, прекратил ее читать, и моя жизнь сделалась пустой. Меня больше ничто не радовало. Мне было некуда пойти, некуда спрятаться. Поскольку никто не обращал на меня внимания, никто меня не слушал, то я не мог доверять и себе. Я люблю цифры – у каждого пространства своя математика, – поэтому стал бухгалтером. Бухгалтером! Что может быть нормальнее? Бухгалтером! Что может быть скучнее? Я чувствовал себя совершенно опустошенным, лишенным надежды.

Длинная речь Патрика сопровождалась последовательностью выражений лица: печаль, гнев, отчаяние, слепота: это были физические признаки его внутреннего смятения.

– Так зачем слушать, что говорят другие. Следуйте своей интуиции. Нет ничего страшного в том, что вы пока одиноки. Ведь вы нашли тогда Донни, а значит, когда-нибудь найдете и других единомышленников.

Он пожал плечами и отвернулся. Я чувствовал, что он пытается скрыть от меня свои слезы.

– Так в чем же дело? – спросил я.

– Вы говорили мне, чтобы я не слушал других.

– Да. Это полезный совет.

– Но меня все равно мучает беспокойство.

– Не понимаю.

Он посмотрел на меня. В его ответе я услышал крик души:

– У меня не осталось никаких надежд. Одно отчаяние. Если я не буду слушать других, то мне придется слушать самого себя.

Под гипнозом к нему быстро пришли воспоминания о прошлых жизнях.

– Я – мужчина, – сказал он. Хотя не совсем мужчина, и не совсем человек.

Я старался скрыть свое удивление, но боялся, что мой голос выдаст меня.

– О каком времени вы говорите?

– Шестьдесят тысяч лет тому назад.

– Шестьдесят ты… – Я уставился на него, пытаясь понять, вдруг гипноз не подействовал и Патрик просто пытается таким образом шутить надо мной. Нет. Он не шутил. Его глаза были закрыты, дыхание ровное. Мне ничего не оставалось делать, как сказать ему: «Продолжайте».

«Я родился на другой планете. У нее не было названия. Возможно, эта планета существовала в другой планетарной системе или в другом измерении. Я – один из тех, кто переселился с моей планеты на Землю. Мы прибыли на Землю, где нас встречали потомки более ранних переселенцев из других звездных систем. Они смешались с развивающимися подвидами человеческих существ. Мы должны были оставаться с ними на Земле, потому что наша планета умирала, а Земля была молодой планетой. На самом деле, нам не обязательно было являться сюда в физической форме, поскольку наши души могли воплощаться в окружающих нас человеческих существах или в существах с других планет. Но мы – гордый народ. У нас продвинутая технология и мы можем путешествовать на большие расстояния. У нас развитая культура и высокий интеллект. Мы хотим сохранить наши знания и достижения. Мы хотим соединиться с другими, воплощаясь среди них, и помогать этому новому человеческому народу в его развитии».

Когда Патрик пришел ко мне в кабинет, голос у него был высокий как у подростка. И этот голос соответствовал его личности. Теперь же голос его звучал уверенно и авторитетно. Я был заворожен его видением, совершенно не похожим ни на что, прежде мне встречавшееся.

«Наши тела не отличаются от человеческих, но в отношении ума мы намного превосходим людей. Атмосфера на Земле почти такая же, как на нашей старой планете, поэтому, собственно, мы и выбрали Землю для своего переселения. К тому же, на Земле чистый воздух. Во всех остальных отношениях Земля даже красивее того места, откуда мы прибыли. Здесь есть деревья, трава, вода, реки и океаны, яркие цветы, птицы и рыбы. Я доволен, что оказался здесь – более чем доволен. Я еще никогда не был так счастлив. Моя работа – заведовать хранилищем артефактов и письменных знаний, и я нашел для него идеальное место: камеры естественного происхождения, находящиеся глубоко иод земной поверхностью. К тому времени люди достигли того уровня, когда они уже могли понять, что мы что-то скрываем от них, и обнаружить это.

Позднее, когда у меня появилась возможность поразмыслить над словами Патрика, я нашел подтверждение ряду идей, которые приходили мне в голову еще до встречи с ним. Я считал, что, откуда бы ни приходили души – из других измерений и галактик или с Земли, они остаются теми лее самыми. Новые переселенцы в наш мир быстро входят в цикл перерождений и воплощаются здесь, отчасти из-за своих кармических долгов и обязательств, а отчасти, потому что их миссия состоит в содействии эволюции человеческой расы. Души могут входить в земные тела так же легко, как в тела «инопланетян». Душа Патрика решила остаться в этом «раю», который его народ выбрал для своего переселения.

Вняв моим настоятельным просьбам, Патрик повел меня дальше по этой прошлой жизни. «Я обнаружил утес, где океан встречается с небом, и построил на нем дом из камня и дерева. Моя главная задача была выполнена: артефакты и документы хранятся в надежном месте. Теперь я могу свободно наслаждаться окружающей меня красотой, купаться в благоуханном воздухе. Меня считают мудрым, и многие представители моей расы, а также обычные люди, приходят ко мне за советами, которые я всегда рад им давать. В конце концов, я умираю, но мой народ давно научился правильно отделять душу от физического тела, чтобы душа могла легко продвигаться к более высоким уровням сознания. Именно это я и делаю. Но я и теперь способен продолжать общение со многими представителями моего народа, которые жили в своем новом доме на планете Земля, оставаясь в своих телах.

Казалось, Патрик на самом деле туда переносился и плавал между двумя сферами в двух уровнях сознания. «Различие между Богом и человеком незначительно, – говорил он. – Один из разделов тайного знания, хранящегося в найденном мной специально для этого месте, касается овладения искусством отделять сознание от физической оболочки. Скоро настанет время, когда и вы научитесь это делать. И когда это произойдет, вы поймете, что сознание, отделившееся от тела, может по желанию облекаться в другие, менее плотные тела. Обретя это преимущество, сознание будет способно влиять на других существ, пребывающих в физической форме. Существа могут воспринимать это влияние как божественное или ангельское. Но, на самом деле, это продвинутая форма того же сознания».

Меня повергали в трепет эти глубокие мысли, высказываемые Патриком, который поначалу производил на меня впечатление зеленого юнца. То, что он сказал дальше, показалось мне просто удивительным.

«Мой мир очень древний, а ваш – совсем молодой, хотя в масштабе времени это различие ничтожно. Время – как вдох и выдох космического божества. Выдох – это сотворение звезд, планет, галактик и вселенных. Вдох возвращает их в невероятно малую и плотную точку, которая – как пылинка в легких этого божества. Дыхание времени. Вдохи и выдохи. Так происходит на протяжении бесконечного числа циклов. Это и есть природа вечности».

Патрик погрузился в молчание, и я, еще более растроганный его словами, стал над ними размышлять. Я чувствовал, что это переводит мои исследования на более высокий уровень. Как сказал Патрик, он пережил мгновение, в котором ему была показана «природа вечности», и оно было прекрасно. Я понял его тягу к научной фантастике, его любовь к небу и желание обрести способность путешествовать к звездам. Когда он пробудился, я спросил его, не считает ли он то, что он наблюдал, всего лишь продолжением книг, которые он любил читать в детстве.

– Нет, – незамедлительно ответил он. – Ни я сам, ни авторы этих книг никогда не представляли себе ничего подобного тому, что я только что видел. Мой опыт был чрезвычайно реален. Я ничего не выдумывал.

Судя по его реакции, все это было правдой. Из него сразу выплеснулась волна идей.

– А что, если черные дыры на самом деле являются частью космического вдоха? – поинтересовался он вслух. – Что, если ангелы, учителя и духовные проводники неким образом связаны с какими-то сильно продвинутыми древними цивилизациями?

Ну, это уж чересчур, думал я, он явно перегибает палку. Хотя, те же самые мысли приходили и мне в голову, когда я начал проводить сеансы регрессии с Кэтрин и когда Виктория сказала мне, что видела меня в Иерусалиме. Впрочем, какая разница, что я думал. Главное – я видел, как в глазах Патрика вновь засиял свет, как более чем через двадцать лет к нему вернулась искра страсти. Я знал, что последующая терапия приблизит его к духовному пути, воскресит в нем страсть к жизни, радость и надежду.

В процессе терапии Патрик смог вспомнить еще три прежних жизни:

1. Он – туземец либо Центральной Америки, либо северной части Южной Америки, живший девять веков назад, где он прославился как математик и астроном. Хотя он жил один, его почитали и уважали до самой старости. Он интересовался конфигурацией созвездий и значением метеоров, и понимал, что на его жизнь повлиял опыт, полученный шестьдесят тысяч лет назад.

2. Он – ученый раввин-каббалист, живший в начале восемнадцатого века в Польше, в маленьком пригороде Кракова. Там он мог сочетать свои мистические исследования с практичной семейной жизнью. У него была жена и много детей. Он многому мог научить, и, благодаря этому, снискал признание представителей своей культуры и других горожан. В отличие от нынешней жизни, тогда он не ощущал себя «чужаком».

3. Он – буддийский монах, живший в холодной пустынной части Китая в четырнадцатом веке. Он снискал признание в сообществе религиозных мыслителей и мог сочетать медитацию и созерцание с занятием сельским хозяйством. Он был мастером манипуляции энергией, особенно энергетическими центрами и каналами тела человека. Вернувшись в настоящее, он понял, что его тогдашняя работа напоминала практику акупунктуры. Оказавшись в той жизни в Китае, он ощутил, что может мгновенно выходить за пределы физического и бренного мира и попадать в некое иное место в другой сфере параллельной вселенной. Многие из этих понятий были сходны со знаниями и мудростью, которые он обрел несколько веков спустя, став раввином-каббалистом. Он сразу заметил эту связь, когда мы вновь проживали в моем кабинете его буддийскую жизнь. Как он сам заключил, либо эти культуры когда-то в прошлом пересекались, либо это знание на самом деле носит вселенский характер и в него может проникнуть любой желающий использовать свой разум для исследования того, что лежит за пределами воспринимаемого мира.

К этому времени Патрик нашел со мной общий язык и, как он сам утверждал, «наслаждался моими сеансами не меньше, чем чтением научной фантастики». Но стоило ему выйти из моего кабинета и вновь очутиться на улицах Майами, как он сразу начинал испытывать трудности. Хотя его теперь меньше задевали влияния и мнения других людей, особенно его отца, он все равно чувствовал свою небезопасность в присутствии женщин и любых посторонних людей.

– Теперь, вместо чувства отчаяния, – говорил он, – я просто испытываю одиночество. Я ложусь спать с хорошими мыслями, но я был бы счастливее, если бы ощущал рядом с собой женское тело. – Он закрыл глаза. – Может быть, это будет в следующей жизни, – мечтательно произнес он.

– Возможно, – сказал я. – Хотите попробовать добраться до истины?

– Меня зовут Мэдди, – сказал Патрик. – Обычно женщин не приглашают участвовать в астрономических исследованиях высокого уровня, но мои баллы настолько выше, чем у моих коллег-мужчин, и мои успехи в работе в космическом центре столь велики, что мне не смогли отказать, когда я попросила об этом.

Какие-то вещи не меняются. Сексизм будущего не слишком отличается от сегодняшнего сексизма. Мне сразу понравилась Мэдди. Она могла рьяно отстаивать свою точку зрения и постоять за себя. Хорошее будущее для Патрика.

– Какой это год? – спросил я.

– Две тысячи двести пятьдесят четвертый, – последовал незамедлительный ответ. – Май месяц, день недели – четверг, время 10.17 вечера.

– Сколько вам лет?

– Тридцать один. – Возраст Патрика в этой жизни.

– Откуда вы говорите?

– Разумеется, из обсерватории. Я – среди своих компьютеров, телескопов и прослушивающих устройств. Я здесь с девяти утра – мои обычные рабочие часы – и я очень счастлива.

– Над чем именно вы работаете?

Она вздохнула.

– Думаю, вполне уместно об этом рассказать. Еще несколько недель назад пресса подхватила эту историю и до сих пор продолжает о ней шуметь. Друзья тоже потешаются надо мной, но я вас уверяю, что это совершенно серьезно.

– Не сомневаюсь, – так же серьезно ответил я.

– Я изучаю происхождение, структуру и случаи гибели инопланетных цивилизаций.

Признаюсь, я был ошеломлен. Вполне возможно, это была фантазия, то есть, непосредственное продолжение книг, которые Патрик читал в детстве. Но если это реальность, и если его жизнь шестьдесят тысяч лет назад тоже была реальностью, то какая чудесная возможность изучения корней своего прошлого ему представится в будущем!

– Откуда происходит ваша информация?

Мэдди вроде понравился этот вопрос, и она сразу заговорила тоном специалиста, знакомым мне со времен моего студенчества.

– Представьте, все, что мы делаем, на удивление просто – мы собираем данные с космических зондов и «прослушиваем» послания, приходящие с других планет и галактик. То, что мы узнаем из них, сопоставляется с информацией, собранной шестнадцатью космическими станциями, выведенными нами на орбиты по всей солнечной системе, и сейчас у нас уже сложилась довольно понятная общая картина. По всей видимости, существуют десятки таких цивилизаций. Большинство из них находятся слишком далеко от нас, и сейчас мы делаем лишь первые попытки контакта: мы посылаем друг другу сигналы, посредством которых сообщаем о нашем существовании. Но с другими цивилизациями, имеющими развитую технологию, которые находятся ближе к нам, мы, по всей видимости, встретимся довольно скоро.

– Они нас посетят или мы их?

– Они прибудут к нам. Мы не настолько продвинулись в космических путешествиях. Мы едва научились выходить за пределы нашей собственной солнечной системы. – Она сделала паузу и в ее глазах сверкнула искра. – Но когда они придут к нам, и мы сможем показать им наш мир, правительству нужно будет подумать об увеличении финансирования наших проектов!

– Вы там будете и все это увидите, – сказал я.

– Еще бы! А пресса и мои друзья, которые смеются надо мной, вынуждены будут это признать.

Мэдди неопределенно говорила о семье, друзьях и личных отношениях. Когда я спрашивал о них, она уклонялась от ответа и снова начинала говорить о работе. Было ясно, что это – будущее Патрика, которое его вдохновляло, и я, как всегда, не настаивал на том, чтобы пациент отправлялся в те области, которые он не желает исследовать.

Когда его сознание переключилось, и он покинул ту жизнь, чтобы вернуться в настоящую, я собрался более подробно расспросить его об исследованиях Мэдди. Он еще не вышел из гипноза и смотрел на ту жизнь с более высокой перспективы.

– Вот уже три года я раздумываю над тем, как бы мне пойти изучать астрономию в университет Майами. Если бы меня не приняли туда студентом, то я попросил бы разрешения посещать этот курс в качестве вольнослушателя. Но из-за своей робости я привык все откладывать в долгий ящик. Теперь я понимаю, что мне непременно нужно изучить этот курс. Это – следующая ступень подготовки к моей будущей жизни и работе. – Он перевел дыхание, а затем медленно и спокойно сказал, – Это – мое предназначение, которое я стремлюсь осуществить.

После того как Патрик ушел, я написал заметку о таких столь важных в моей работе понятиях как предназначение и свобода воли: «Изучение курса астрономии могло быть выбором Патрика, а могло быть и его предназначением. Эти два момента тесно связаны между собой. Правильное использование нами свободы воли поведет нас по пути нашего предназначения. С другой стороны, свободный выбор, сделанный нами неправильно, лишь отдалит нас от нашего предназначения, задержит наше духовное продвижение и осложнит жизнь. Гораздо легче сделать правильный выбор, если мы заглянем в наше будущее, – будь то в будущее этой жизни или в грядущие жизни».

Видение будущей жизни определенно сформировало решение Патрика изучить курс астрономии. И он использовал для этого ближайшую возможность.

Вскоре Патрик получил подтверждение того, что он действительно стоит на пути своего истинного предназначения. Во время второго семестра своего изучения курса астрономии он позвонил мне. К тому времени мы уже давно закончили его терапию, и с тех пор я больше с ним не общался.

– Мне нужно увидеться с вами, – сказал он.

Что ж, мы договорились о встрече. Мне было интересно, что с ним могло за это время произойти. Из человека с гнетущим ощущением собственной небезопасности он превратился в того, кто примирился с собой и со своими ограничениями. Я думал, что он так долго отсутствовал, потому что у него все стало налаживаться, но теперь, видимо, что-то снова повергло его в прежние тревоги.

Но все оказалось наоборот: он вбежал в мой кабинет как резвый щенок и крепко пожал мне руку. Если раньше он все время отводил взгляд, то теперь смело смотрел мне в глаза.

– Что стряслось? – спросил я, и тут же мои опасения по поводу него рассеялись. Опрятно одет, чисто выбрит, аккуратно подстрижен, и с явным чувством юмора.

У него с собой был небольшой пакет, который он положил ко мне на стол.

– Я встретил девушку.

– Чудесно! – Ото меня крайне удивило: я ожидал от него академических успехов, но мало рассчитывал на его успех в обществе. Как бы то ни было, безопасность в одной области жизни часто означает безопасность и в других областях. Очевидно, именно это и произошло в душе Патрика.

– Расскажите мне о ней, – попросил я.

– Ее зовут Сара, – улыбнулся он. – Она такая же странная как я.

– Вы познакомились с ней в университете?

– Да. Может быть, она не столь и красива, зато у нее красивый ум. Она прекрасна.

– Она интересуется астрономией?

– Конечно. Иначе она не изучала бы этот курс. Ей двадцать семь лет, она работает в архитектурной фирме, эта работа не сулит ей никакой перспективы, и она решила изменить свою жизнь. Совпадение, не правда ли?

Или предназначение, подумал я. Если бы Патрик не решил изменить свою жизнь, то они с Сарой почти наверняка не встретились бы. Я разделял его радость.

– Мы помолвлены, – сказал он. – Я женюсь зимой. Именно поэтому мне нужно было увидеть вас и сказать, что этого не произошло бы без вашей помощи, и лично поблагодарить вас.

Не открывайте пакет, пока я не уйду, – вдруг робко сказал он. – Надеюсь, Вам понравится.

Его миссия была выполнена. Я видел, что он спешил, и поэтому я не стал задерживать его. Мы пожали друг другу руки, понимая, что, возможно, больше никогда не встретимся.

Когда он ушел, я раскрыл пакет. Там была книга Герберта Уэллса «Машина времени».

Глава 10

ДЖОН: СВОБОДА ВОЛИ И ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ

Я уже говорил о свободе воли и предназначении, и эта тема является главной в моей предыдущей книге Only Love Is Real («Реальна только любовь»). Тем не менее, это урок, который всегда заслуживает внимания, поскольку по жизни нам приходится сталкиваться с ним очень часто. Каждый день я слышу об этом от пациентов и коллег, работающих в той же области, что и я.

Очевидно, что предназначение и свобода воли сосуществуют. О том, как обернутся для нас те или иные события и отношения, знает разум, мудрость или сознание. Гамлет говорит о предназначении, что оно «намерения наши довершает». Хотя мы, живущие на Земле, не знаем, чем завершатся наши намерения, мы можем повлиять на то, чем они обернутся для нас в дальнейшем, в этой жизни и в жизнях грядущих, нашими действиями и поведением, а, стало быть, свободной волей.

В конце жизни душа пересматривает свою прошедшую жизнь, и есть предположение, что перед тем как вновь воплотиться, она предварительно просматривает жизнь грядущую. Она планирует свою будущую жизнь: например, я собираюсь прорабатывать такие аспекты как сострадание, сочувствие и ненасилие. И она смотрит, как сложится наша жизнь, с кем мы встретимся, кто будет помогать нам на духовном пути, и как мы собираемся помогать тем, кто окажется рядом с нами. (Это – сложный момент, потому как у всех взаимодействующих душ есть также свои планы.) Люди, которых мы встречаем на своем пути и переживания, которые даются нам для познания – это предназначение.

Итак, вы встретили этого прекрасного человека и во время предварительного просмотра жизни решили, что будете месте с ним до конца жизни, – будете вместе учиться, помогать друг другу на пути к бессмертию. Но этот человек исповедует другую религию или живет слишком далеко от вас, или вмешиваются ваши родители, или у вас не хватает мужества преодолеть влияние вашей культуры, и вы решаете не вступать с этим человеком в духовные либо физические отношения. Это – свобода воли. У вас был выбор, и вы свободно решили сказать «нет». Этот выбор приведет вас к той точке судьбы, к которой вы не пришли бы, сказав «да». Так вы изменяете будущее в своей жизни.

Если вы встречаете этого человека и вступаете с ним в брак, то встаете на путь, избранный вами посредством свободной воли, и этот путь повлияет на всю вашу остальную жизнь и на будущие жизни. Если вы решите расстаться, то ступите на другой путь и, возможно, усвоите другие уроки. Возможно, вы встретите другую родственную душу или получите другой опыт. Скажем, вы будете главным образом прорабатывать такой аспект как сочувствие, вместо того чтобы прорабатывать ненасилие. Здесь самые важные вопросы – это как быстро вы будете учиться и насколько счастливой, духовной и спокойной будет ваша жизнь.

Эти ответы в значительной степени зависят от вашей свободной воли.

Это все равно, что залезать на дерево, на котором много разных веток и много вариантов выбора. В конце концов, вы доберетесь до верхушки дерева, но на это вам может потребоваться пять или десять жизней, а может быть и все тридцать. Сколько жизней потребуется на осуществление цели вашей души, если например, эта цель – научиться состраданию? Это будет зависеть от сделанного вами выбора. Таким образом, предназначение (дерево, прежде всего, относится к этой категории) и свобода воли сосуществуют.

Я не верю экстрасенсам, которые утверждают, например, что «вы встретите этого замечательного человека в 2008 году и вступите с ним в брак». Возможно, они действительно обладают экстрасенсорными способностями и навыками и не ошибаются в том, что вы встретите своего партнера в 2008 году, но только свободный выбор определит, останетесь вы с ним вместе на всю жизнь или нет. Вы делаете выбор, основываясь на своей интуиции, а не на том, что вам предсказывают.

Сейчас я приведу пример свободного выбора, сделанного человеком в настоящем, который изменит его будущие жизни. Это было достигнуто не без труда, поскольку решения, которые принимал этот человек в прежних жизнях, отразились на его настоящей жизни. Если бы у него не было возможности совершить путешествие в прошлое и понять, что с ним происходило, то я не знаю, сколько времени потребовалось бы ему, чтобы найти правильный путь.

Этого человека звали Джоном, и он погиб, но всей видимости, во время Великого Пожара в Лондоне. Он не помнил точной даты, но помнил лишь то, что был пожар, и что это был средневековый Лондон. Это трагическое событие оставило в нем след, который он носил в себе на протяжении последующих жизней.

Я об этом узнал не сразу. Как и в случае всех остальных пациентов, я посвятил первые сеансы обсуждению его настоящих проблем, пытаясь увидеть, не коренятся ли они в его детстве или в других аспектах его настоящей жизни. Затем было несколько регрессий, в которых мы получили весьма тусклые и расплывчатые образы, и только одна привела к яркому прошлому, но там не было пожара.

Первое, что он сообщил мне о себе – это то, что он богат. Обычно люди сначала сообщают свой возраст, где они живут, рассказывают о семейном положении и немного об истории своей семьи или о том, как они зарабатывают на жизнь. Но Джон начал не с этого. «Я – богатый человек» – сказал он, и замолчал, словно это была единственно нужная для меня информация.

Мне не терпелось сказать ему: «Богатство меня не интересует, и хвастаться им – не только плохая привычка, но и дурной вкус». Но я быстро понял, что он не хвастается, поскольку он сообщил об этом безо всякой радости и гордости. Словно богатство и было той проблемой, из-за которой он пришел ко мне.

Внешность Джона почти так же говорила об его богатстве, как и он сам. Ему было чуть за шестьдесят, и он походил на манекен со своими подтяжками лица, сшитыми но индивидуальному заказу рубашками, безупречным загаром, словно он постоянно отдыхал на Карибах (или посещал солярий), зубными отбеливателями, личным тренером, стрижками за 200 долларов и еженедельным маникюром. У меня создалось чувство, что если слегка стукнуть по нему молотком, то он развалится на кусочки, словно старый прогнивший дом, у которого на скорую руку отреставрировали фасад. Меня не удивило бы то, если бы я узнал, он был или до сих пор остается профессиональной моделью, хотя вряд ли он принадлежал к этой профессии. Но оказалось, что у него вообще не было профессии.