Текст книги "Одна душа, много воплощений"

Автор книги: Б. Уайсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Он жил на Палм-Бич в особняке с двадцатью комнатами, слугами и гаражом на четыре машины. Его жена Лорен была из тех, чьи фотографии моя жена Кэрол видела не только на первых страницах Miami Herald, но также и в статьях о высшем обществе Флориды, которые печатаются в Vogue и Vanity Fair. У них был еще один дом на Барбадосе, квартира в Лондоне, временное пристанище в Ныо-Йорке. Кроме того, у них было двое детей – девятнадцатилетняя Стэси, которая училась на втором курсе университета Веллесли и, если верить Джону, пользовалась большой популярностью в обществе молодых людей, а также двадцатипятилетний Ральф, который заканчивал юридический факультет и рассчитывал получить место судьи в Верховном суде. Правда, Джон был не слишком оптимистично настроен по поводу шансов сына.

– А что вы можете рассказать о себе? – спросил я. – Ваши родители живы?

– Умерли. Мать восемь лет назад, а отец – десять.

– У вас с ними были хорошие отношения?

– В общем, да. Они вели активную светскую жизнь. Когда я был ребенком, меня воспитывали няньки, но мама с папой часто брали меня с собой в поездки. Лет с двенадцати они иногда позволяли мне ужинать с ними, когда приглашали гостей. Разумеется, когда мы были втроем, мы ужинали вместе, но такое случалось нечасто.

– А кто были эти гости?

– Естественно, их друзья, в основном, соседи. Когда они приходили на ужин, я тоже там присутствовал. После ужина они любили играть в бридж, но к тому времени меня укладывали спать. К нам также приходили гости, с которыми у родителей были деловые отношения. На таких ужинах мое присутствие строго воспрещалось. Отец называл себя «международным финансистом», хотя я тогда не знал, что это означает. У нас дома появлялись разные банкиры, даже заезжал свергнутый диктатор одной южноамериканской страны. Иногда у нас гостили европейские снобы. Однажды к нам заглянула сама Маргарет Тэтчер, – между прочим, очень кстати.

– Еще бы! Но для маленького мальчика не совсем кстати.

– Вообще ничего хорошего, – сказал Джон. – Я всегда чувствовал, что эти деловые люди гораздо важнее для отца, чем я.

– А для матери?

– Для нее отец был важнее меня.

Это было сказано с некоторым юмором, но я чувствовал, что за этим юмором скрывается боль. Его мать сосредотачивала свое внимание не на нем, а на отце.

– У вас есть братья и сестры?

– Я – единственный ребенок. У них не было времени на то, чтобы пренебрегать больше чем одним ребенком.

– А друзья детства?

– Десятки знакомых, но ни одного близкого друга. Мои родители устраивали для меня пышные дни рождения, куда мог прийти любой ребенок Флориды, но я быстро понял, что дети приходили туда не потому, что я был им близок, но из интереса, – чтобы вкусно поесть и покататься на пони. Даже мои школьные товарищи были только товарищами. Всех их тоже холили, лелеяли и пасли, не давая возможности поозорничать. Даже сейчас я испытываю зависть, когда слышу об уличных шайках и исправительных заведениях для несовершеннолетних. Сдается мне, что этим мальчишкам больше повезло, чем мне.

Я понял, что за его иронией скрываются глубокие раны. Тяжело быть «вещью» для родителей. Из записей, сделанных моим ассистентом, когда Джон записывался по телефону ко мне на прием, я узнал, что он давно не ощущает себя счастливым человеком, хотя к психотерапевтам ни разу не обращался. Тогда я решил поинтересоваться, какой особый случай побудил его обратиться ко мне.

– Значит, вы росли в одиночестве? – спросил я.

– Совершенно верно. Я был как гобелен на их стене, сотканный с великим мастерством, но являющийся не более чем украшением. – Тут он на мгновение задумался. – Тем не менее, я верю, что они по-своему любили меня.

– Не ведь вы могли сбежать от них, поступив в университет?

– Конечно. В университет Южной Калифорнии.

– Ваша жизнь изменилась?

– Я учился там всего три месяца.

– Вас отчислили?

– Да нет, сам ушел.

– Почему?

– Учиться было трудно.

– Вы ненавидели учебу?

– Я не мог учиться. Для меня в учебе не было никакого мотива. Я с невероятным трудом брал в руки книгу или пробирку.

– А просто учиться ради того, чтобы получить диплом?

– Зачем мне диплом, когда я не собирался работать.

– Значит, уже в восемнадцать вы задали направление своей жизни?

– Сознательно – нет. Подсознательно – да.

– А вам не приходило в голову учиться просто ради удовольствия? Ради интеллектуального наслаждения?

– Я не испытываю ни радости, ни восторга, когда что-то изучаю.

Это меня начало раздражать.

– Неужели ничто вас не интересует?

– Интересует многое, но не более чем в течение месяца. Уйдя из университета, я перепробовал себя во многих сферах: недвижимость, банковское дело, продажа автомобилей Порше и спортивных товаров. Любые мои попытки заканчивались ничем.

– А что думали на этот счет ваши родители?

– Не думаю, что они об этом знали. На самом деле, им было все равно. Видите ли, когда мне исполнился двадцать один год, начали поступать средства в мой доверительный фонд. В год по чайной ложке. И этого мне хватало, чтобы сводить концы с концами. Я снял дом в Малибу и посвятил себя единственному своему интересу, своей страсти, которая преследовала меня с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать.

– И что это за страсть?

– Девушки. Женщины. Женские формы. Женская плоть, – улыбался он. – Как я уже говорил, я одержим этим с пятнадцати лет.

– Значит, у вас были любовные романы…

– Вот именно. Знакомства на одну ночь, флирт, если это называть своими именами. Я никогда не платил за секс ни проституткам, ни девочкам по вызову, но мои девочки стоили дорого. Я устраивал шикарный ужин, дарил красавице какую-нибудь безделушку, ну и на худой конец отвозил домой на лимузине.

– Сколько их было у вас?

– Сотни.

– И как долго длились серьезные отношения?

– Обычно меня хватало не больше чем на месяц.

– Но ваша жена…

– Лорен? Конечно, она была одной из тех красавиц, иначе я не женился бы на ней.

– Как давно вы женаты?

– Двадцать шесть лет.

– Очевидно, вы намного увеличили этот срок.

– Не совсем так. Это правда, что мы давно женаты, но довольно быстро утратили друг к другу интерес. Для нас это скорее деловые отношения.

Мой ум содрогнулся.

– Заманить…

– Ни в коем случае! За кого вы меня принимаете? Нет. Бизнес Лорен и мой бизнес – это быть богатыми. На наши общие средства мы можем купить всё, что захотим. Всё, что угодно.

– Приведите мне пример.

– Хорошо. Например, Мадагаскар.

– Вы купили Мадагаскар?

Он рассмеялся.

– Да нет! На самом деле, наши деньги идут на благие дела. Мои родители основали фонд для благотворительной деятельности. Фонд учредил программы помощи детям дошкольного возраста из неблагополучных семей внутреннего города, основал клиники для больных СПИДом в семнадцати различных районах, обеспечивающие места растущему числу больных. И мы с Лорен внесли туда свой значительный вклад. Здесь у нас взаимный интерес.

– Но вы не принимаете активного участия в управлении этим фондом?

Он снова рассмеялся. На ней раз его смех содержал в себе горечь.

– Куда уж мне управлять фондом, когда мне даже не разобраться с детской игрой «Продажа лимонада» (Lemonade Stand).

– Что ж, давайте поработаем над этим. Давайте посмотрим новые проекты.

Он пожал плечами.

– Слишком много работы. Слишком много беспокойств.

– Лорен так же думает?

– У нее своя фирма, занимающаяся связями с общественностью. Работа занимает все ее время, хотя Бог свидетель, деньги ей не нужны.

Я решил спровоцировать его. Он настолько легко отказывался от любых амбиций и целей, что я усмотрел в этом некий симптом беспокойства души.

– Значит, дома вы занимаетесь тем, что вам доставляет удовольствие, и если устали, в любой момент можете лечь и вздремнуть.

Он настороженно посмотрел на меня, словно я его в чем-то уязвил.

– Все так, кроме одного момента: иногда вздремнуть.

– Значит десятичасового ночного сна вам достаточно?

И тут с него слетел весь внешний лоск. Тело обмякло. Он смотрел на меня как затравленный зверь.

– В последнее время я вообще не сплю. Мне не уснуть. И даже самые сильные снотворные на меня действуют лишь на пару часов.

– Тем не менее, вы ведете идеальную жизнь: у вас много денег, вы имеете возможность следить за своей внешностью, женщины не сводят с вас глаз, у вас понимающая жена, роскошный дом. Да, возможно, родители не уделяли вам внимания, но они обеспечили вас материально, к тому же, как вы говорите, они вас любили. Так что же на вас так сильно влияет? Что не дает уснуть?

Он пытался говорить спокойным голосом, но у него никак не получалось.

– Ужас, доктор Вайс. Непрекращающийся страх.

Я почувствовал, как у меня самого пробежали мурашки по коже.

– Страх перед чем?

– Перед смертью. Я все время пытаюсь убежать от этого страха, но он всегда догоняет меня. Женщины – это лишь временное убежище от страха, точно так же, как и любая моя работа. Ничто не способно усмирить этот страх. Мне тяжело выходить из дому, и было нелегко прийти сюда, потому что я уверен, что попаду в ДТП. Я не могу водить машину. В нашем доме столько систем сигнализации, сколько не имеет ни одна мафия. Мы редко путешествуем – боюсь самолетов. Стоит мне услышать какой-нибудь громкий звук, как я сразу лезу под стол. Я – как ветеран Вьетнамской войны, которого мучают симптомы посттравматического стресса, хотя, на самом деле, на войне никогда не был. Даже не могу представить себе, как бы я держал в руках оружие. Господи, да мне далее страшно разделывать индюшку! На прошлой неделе я услышал хлопок в двигателе автомобиля и сразу упал в обморок. Я решил, что это уже граничит с безумием, и поэтому позвонил Вам.

Он снова сел на стул, бледный и весь трясущийся. Я часто затрудняюсь определить, где находится причина симптомов пациента – в настоящей жизни или в каком-то событии из прежних жизней. Учитывая историю настоящей жизни Джона, этот вопрос здесь не встает: Его травму может объяснить только то, что происходило в его прежней жизни или в нескольких прежних жизнях.

– Я – как затравленный зверь, – сказал он. – Ничего не может быть хуже того, что я испытываю сейчас.

Наши первые попытки ни к чему не приводили. Казалось, Джон не желал исследовать прошлое. В конце концов, он достиг некоего значимого для него периода, который побудил его к действию.

«Это было много веков назад, – начал Джон. Его глаза были закрыты, но в теле сохранялось напряжение. – Я – великий воин, король-воин. Возглавляемая мною армия встала лагерем за пределами укрепленного города. Городские стены невозможно было протаранить. Многие слегли с дизентерией, и нас осталось слишком мало, чтобы организовать наступление. Но если мы не возьмем этот город, все узнают о нашей слабости и убьют прямо на месте. Я назначил переговоры с правителем города. Чтобы скрыть наше плачевное состояние, незадолго до встречи я прошу своих людей разбить палатки и облачиться в доспехи. Я говорю правителю, что те люди, которых он видит со своей крепостной стены – лишь малая часть моей армии. Неподалеку расположилась армия в три тысячи человек, и стоит мне подать им сигнал, как они тотчас пойдут в атаку. Они несколько месяцев не видели женщин, поэтому, если он добровольно не сдаст город, то мало того, что они изнасилуют их жен и дочерей, – они перебьют всех мужчин, а младенцев зажарят на вертелах.

Мои люди уже вершили подобные зверства в других битвах, и слух о них дошел до этого правителя. Поэтому он верит моим словам. ‘Что вы попросите меня сделать?’ – спрашивает он. ‘Мирно сдаться, – отвечаю я. – Мы на некоторое время войдем в ваш город, чтобы отдохнуть и позаботиться о наших конях. Потом уйдем. Нам предстоит выиграть более важные битвы’.

Правитель соглашается. Он открывает ворота города. Мои люди тут же идут в атаку. Они убивают всех годных к военной службе людей. Они похищают женщин, и я насилую дочь правителя, поскольку тоже давно был без женщины.

Сделав свои гнусные дела, мы подожгли город, а сами удалились, заперев за собой ворота. Огонь распространился на лес, который был поблизости, но мои люди не пострадали. Все, кто остались в городе, сгорели заживо. Мое имя становится синонимом жестокости и разрушения. Меня всюду боятся. Великие правители отдают мне невиданные богатства, лишь бы предотвратить мое нападение. Я могу купить все, что хочу, иметь все, что хочу.

Я повел его обратно в настоящее.

– Включая Мадагаскар? – спросил я его, когда речь зашла об его ощущении богатства и власти.

Он видел связь между той прошлой жизнью и этой настоящей, но моя маленькая шутка не развеселила его. Он был потрясен степенью своей жестокости, ужасался тому, что в какой-то из жизней, в каком-то из воплощений он был способен насиловать и убивать.

– Думаю, вы уже заплатили за это – сказал я.

– В другой жизни?

– Верно. В той жизни вы оставались невредимым. Должно быть, вы боялись, что кто-то отомстит вам, – тут он кивнул – но никто не мстил. Страх, который вы ощущали, оглядываясь назад, несоизмерим с ужасом, который вы испытываете сейчас.

Он сделал глубокий вдох и громко выдохнул.

– Значит, давайте снова вернемся назад.

Это были времена Великого Пожара. Джон был богатым торговцем, который, забыв о жене и двоих детях, предавался бесчисленным любовным утехам. Жена ушла от него, предпочтя остаться без гроша, нежели терпеть его выходки, и забрала с собой детей. Как раз в тот день, когда начался пожар, одна из его дочерей, шести– летняя Алиса, пришла к нему, чтобы попросить денег. Он спал в своей кровати, мертвецки пьяный. Почувствовав запах дыма, дочь стала будить его, но не смогла добудиться. И даже если бы ей удалось его разбудить, то ничего бы хорошего не было для них обоих. Огонь пожирал все вокруг – деревянные лондонские дома и все остальное, что было в них, живое и неживое. Галька нагревалась так, что убежать от огня было невозможно.

– Сначала я почувствовал, что задыхаюсь, – сказал Джон, ловя воздух, словно действительно переживал то, что с ним тогда происходило. – Дым такой густой, что я ничего не вижу. Я слышу вопль Алисы, когда огонь касается ее волос, но этот крик скоро прекращается, и я думаю, что она, слава Богу, умерла. Смерть ко мне тоже придет, просто надо немного подождать. Пламя не сразу объяло все мое тело, но ползло снизу вверх. Сначала сгорели мои ноги, затем туловище, и только спустя некоторое время голова. Словно меня распяли за грехи, такие как пьянство и прелюбодеяние. Я признаю, что это тяжкие грехи, но неужели я заслужил такую страшную расплату за них?

Во время пересмотра жизни Джон понял, что совершил грехи, требующие еще более сурового наказания, только эти грехи были в еще более ранней жизни. Кроме того, он понял, почему в нем живет столь глубокий страх. Нет ничего худшего, чем тем муки, которые он испытал тогда в Лондоне, и для него была невыносима даже мысль о том, что с ним такое может случиться снова. Видения его жестокости и последующего наказания огнем не нанесли ему травму, но, наоборот, пробудили в нем импульсы сострадания и милосердия. Он стал проявлять гораздо больший интерес к фонду, основанному его родителями и, наконец, направил свои солидные средства на проекты, в поддержании которых видел свое будущее: одним из таких проектов как раз явилось финансирование вспомогательных пожарных частей. Он перестал увлекаться женщинами, и попытался ликвидировать трещину в отношениях с Лорен (эта работа продолжалась и на тот момент, когда я писал эти строки), а также пошел на курсы экономики и менеджмента в расчете на то, что однажды примет на себя руководство фондом. Теперь он мог спать, благодаря чему, в нем проснулась энергия, которая удивляла его больше, чем меня – энергия сострадания.

Я наблюдал его в течение многих месяцев. Регрессивной терапии я с ним больше не проводил, но, в основном, занимался его затянувшейся депрессией. Он говорил мне, что, сколько бы он ни посвящал себя благотворительности, все равно этого будет недостаточно. Я смог заверить его в том, что он на правильном пути, и что будут другие жизни, где он сможет осуществить все, чему научился.

Ближе к завершению курса терапии Джон дал согласие на свое путешествие в ближайшее и отдаленное будущее. Поскольку совершенные нами путешествия в прошлое принесли Джону много пользы, он с энтузиазмом воспринял мою идею перемещения в будущее. Он отлично поддавался гипнозу и отчетливо переживал сцены прошлых жизней. Возможно, ему удастся сделать то лее самое в будущем.

Перед тем как Джону прийти ко мне на пер. вый сеанс перемещения в будущее, я размышлял над ролью предназначения и свободы воли. В отдаленном прошлом предназначение сделало его влиятельным лидером, которого боялись как свои, так и чужие. Однако он выбрал использование власти и богатства для самовозвеличения, для подчинения других, во благо меньшинства – не большинства. За это решение ему пришлось поплатиться в следующих жизнях – в той жизни в Лондоне и в жизни в двадцать первом веке во Флориде. Если бы он избрал иной путь, то есть, использовал бы свое положение на благо общества, проявлял бы сострадание и любовь, то у него была бы совершенно другая череда жизней, и он никогда не появился бы в моем кабинете такой запуганный и несчастный. Порой наша свобода воли ведет нас не к добру, а к злу, не к бескорыстию, а к корысти, не к состраданию, а к замкнутости на себе, не к любви, а к ненависти. Мы должны усвоить, что свобода воли опасна, если ее неправильно использовать.

Способность Джона глубоко погружаться в гипноз убедила меня, что все, увиденное им во время путешествий в будущее – отнюдь не фантазия по поводу того, каким он желал его увидеть, но действительное переживание событий. Джон обладал способностью на время отключать свой интеллект и переживать будущее непосредственно, без искажений.

В очередной раз, достигнув глубокого уровня транса, Джон перемещался вперед во времени, одновременно сознавая себя за пределами тела. К нему вскоре приблизились два мудрых духовных существа, которые повели его на развилку дорог с указателем пути к будущим жизням. Он «слышал», как мудрейшие телепатически информировали его о том, что если он в своей нынешней жизни не изберет для себя сострадание, милосердие и щедрость, то пойдет по пути, который сворачивает налево. Правый же путь станет для него наградой, если он сделает мудрый выбор.

Я повел его по дороге налево, и он увидел судьбу, которой он избежал благодаря тому, что он делает сейчас.

«Я на пешеходном мосту, – сказал он. – Вокруг меня туман, но, когда я дохожу до противоположной стороны, видимость становится лучше. Я – женщина по имени Диана, американка. Прошло сто или двести лет, не больше. Я несу домой из лаборатории младенца-девочку. Мой муж – пилот судна на воздушной подушке. У меня с ним неудачный брак: муж давно перестал меня любить и удовлетворяет свои сексуальные потребности с другими женщинами. Ребенок не от него. Я никогда не беременела, и этот ребенок получился путем клонирования. Эта малышка – точная копия меня в младенчестве, хотя я надеюсь, что ее жизнь будет гораздо счастливее моей. Клонирование стало широко применяться, потому что из-за химических токсинов в пище, воде и воздухе рождаемость резко снизилась. Большинство людей прибегает к лабораторному методу, и я рада, что сделала это. По крайней мере, этот ребенок не от моего мужа.

Я почти нигде не была, но мой муж путешествует много. Где только он не побывал на своем сверхзвуковом судне на воздушной подушке. Когда он соизволит разговаривать со мной, он рассказывает о том, как исчезают леса и фермы, говорит, что «технологические катастрофы» сделали много мест необитаемыми, что люди живут в огромных городах-государствах и часто воюют друг с другом, все больше и больше загрязняя земной шар».

Жизнь, которую описывала Диана, не слишком отличалась от настоящей жизни. Люди так же страдали от тех же проблем и недугов. Разумеется, наука и технология сильно продвинулась, правда от этого вреда было не меньше, чем пользы, но человеческие амбиции и предрассудки остались прежними. Мир стал еще более опасным местом. Синтетическая пища помогала утолить голод, но вода была сильно загрязнена и от этого гибла рыба. Я перенес Диану во времени вперед, и она начала плакать.

«Я думала, что дочь будет мне радостью, но она оказалась такой же холодной и жестокой как мой муж. Я прожила более ста лет, но каждый день был для меня тяжкой ношей и временем печали. Смерть была облегчением. Умирала я в одиночестве, как и была одинокой всю свою жизнь.

Я повел Джона назад к развилке дорог. Продолжая оставаться в состоянии глубокого гипноза, он сразу понял, каково было его лондонской жене, когда он, богатый торговец, пренебрегал ею. Точно так же он себя ощущал, когда стал Дианой, которую покинул муж.

Тем не менее, Джон знал, что Диана была персонажем той жизни, по пути к которой он не пойдет. Он избрал дорогу направо, и я повел его по ней.

«Я – ректор престижного университета в той части, которая была Америкой до того, как все национальные границы исчезли. Я сказочно богат, но живу весьма скромно вместе с женой и тремя детьми в доме на территории студенческого городка. Я использую свои деньги на стипендии, привлекая в университет самых талантливых людей в области искусства и науки. Я люблю работать с ними: их молодые умы полны свежих прогрессивных идей. Наш факультет обучает их поиску путей создания единства людей, делая акцент на их сходстве, а не на различиях. Я – известный человек, но это ничего не значит, по сравнению с той радостью, которую я получаю от жизни».

Визит Джона в это будущее был коротким: он сможет полностью насладиться им, когда для него настанет время. Я дал ему указание продвинуться за пределы этих двух путей в более отдаленное будущее. Он все еще оставался в состоянии глубокого гипноза и радостно улыбался.

– Куда вы хотите меня отправить? – спросил он. – Я могу перенестись куда захочу. Людям больше не нужны тела, хотя они могут иметь их, если им хочется. Например, хорошо иметь тело, чтобы заниматься спортом и, разумеется, сексом. Но мы можем путешествовать куда захотим, и быть кем угодно, используя визуализацию и мысль. Мы общаемся посредством сознания, а также посредством световых аур.

От его восторга я и сам пришел в восторг.

– Судя по тому, как вы все это описываете, это, должно быть, очень, очень далекое будущее, – сказал я, – то, что будет через многие тысячелетия.

– Нет, – ответил он, – не такое далекое, как вы думаете, хотя я не могу назвать вам год. На Земле очень пышная растительность. (Увиденное снова отражало то, о чем мне сообщали другие пациенты.) Я вижу немного людей, но это, возможно, потому что большинство не хочет иметь тело: они счастливы, оставаясь сознанием и светом. Паша планета – удивительно мирное место, где нет ни единого намека на войну, насилие, страдание и печаль. У меня была возможность просканировать планету на наличие негативных эмоций: их там не было. Не было ни единого следа гнева, ненависти и страха. Везде царил мир и покой.

Джон мог бы оставаться часами в будущем, которое переживал в моем кабинете, но мои часы указывали на то, что сейчас утро, начало двадцать первого века, и что в приемной меня ожидает следующий пациент, и поэтому мне нужно было возвращать Джона. Придя на следующий сеанс, он сказал мне, что не хочет возвращаться в далекое будущее.

– Там было слишком красиво, – сказал он. – Но я хочу жить в настоящем и пока оно тоже достаточно красиво.

Джон знал, что на протяжении всех этих жизней ему пришлось усваивать очень ценные уроки. Он понял, что решения, которые он недавно принял, окажут глубокое влияние на его будущее, и что в тех будущих жизнях ему придется принимать другие, не менее важные решения, чтобы достичь славы, которую он видел в своих путешествиях далеко вперед во времени. «Но один лишь мой выбор не привел бы к такому будущему, – сказал он. – К нему привели коллективные решения всех людей.

Возможно так. И возможно, это, как утверждал Джон – не такое далекое будущее, как вы думаете.

Глава 11

СОЗЕРЦАНИЕ И МЕДИТАЦИЯ

«Каждый день я делаю себя тем, кто я есть». Так говорил Роберт Турман, выдающийся буддийский ученый из Университета Колумбии. Эта мысль вдохновляет меня: мне нравится неявно выраженная в ней концепция процесса и потока.

Каждый день вы – новый человек. Ваши мысли, намерения и действия, ваше осознание и восприятие постоянно развиваются, и с каждым изменением вы становитесь другими. Вы – не тот же человек, каким были пять лет назад и даже пять минут назад. И так же ваши друзья, родные и знакомые – не те. Правда, зачастую мы воспринимаем людей но-старому, то есть такими, какими привыкли их видеть: например, вы встречаете своего одноклассника, который в школе прослыл хулиганом и продолжаете его воспринимать как хулигана, хотя, возможно, он давно обрел душевное равновесие и стал спокойным и сдержанным человеком.

Поэтому от эволюции нам мало пользы, если мы ее не осознаем. Как можно развиваться, не видя этого процесса в действии? Как можно усваивать уроки жизни, когда мы постоянно заняты переживанием происходящего с нами? Как можно воплотить все, что происходит с нами на физическом и психологическом уровне, не дав телу и уму времени на переваривание? Как измениться нам, когда изменения также происходят с нашими друзьями и близкими?

По-настоящему оценить себя и других можно лишь тогда, когда вы расслабленны и пребываете в состоянии духовного созерцания и медитации. Хотя созерцание и медитация – близкие родственники, между ними все же есть различие. Созерцание означает сосредоточение на определенном предмете или объекте, – например на идее любви и доброты или на красоте бабочки. Медитация требует, чтобы ум был совершенно чист и находился в состоянии размышления и осознания, то есть свободно воспринимал любые входящие в него чувства, идеи, образы и видения, не создавая препятствий потоку ассоциаций в отношении любых аспектов объекта или мысли, помогающих нам понять форму, цвет и суть. Наблюдать без мыслей и умозаключений – это особое искусство. Для западного ума гораздо легче практиковать созерцание. Мы привыкли сосредотачивать наш ум на определенном предмете, размышлять о нем или анализировать его. Медитация – понятие в большей степени восточное, суть которого постичь не так легко. К тому же, она требует много практики. Чтобы научиться полноценно медитировать, требуются месяцы или даже годы, и далеко не всем удается полностью овладеть этим методом за одну жизнь. Тем не менее, это не означает, что вы не должны пытаться медитировать сейчас. (Помните: В этой жизни, как и во всех других, вы сознательно продвигаетесь к бессмертию.) Уже сама попытка, как таковая, приносит свои блага, и вы веко– ре начнете предвкушать то время уединения, которое требует медитация.

Возможно, вы захотите начать с созерцания, где объектом сосредоточения будете вы сами. Чтобы понять, кто вы сейчас, думайте о себе в этот момент. Пусть в ваше сознание входит все, что вы думаете о себе – любые мысли, хорошие и плохие. Какие негативные мысли, образы и суждения в отношении себя вы отбросили бы как более вам не соответствующие? Какие позитивные и целебные впечатления и чувства вы бы сейчас добавили? Какие из переживаний наиболее сильно сказываются на вашем формировании? Если у вас будет другая жизнь, то что в ней изменится на ваш взгляд, по сравнению с этой жизнью? Здесь самое главное – не просто «нравиться» самому себе, не обращая внимания ни на какие суждения, но попытаться увидеть, что в действительности кроется за камуфляжем той персоны, какой вы себя являете миру.

Подумайте о людях, которые для вас важны в жизни. Не устарело ли ваше представление о них? Может быть, ваш опыт подсказывает вам воспринимать их иначе? Как изменились они вместе с вами? Как эти изменения побуждают вас к более позитивным отношениям, к пониманию и уважению? Как все это способствует дальнейшим изменениям?

Каждый из нас проходит процесс развития, продвигаясь со своей скоростью по духовному пути. Но каждый день мы должны делать остановки в пути, чтобы творчески осмыслять суть тех понятий, которые формируют из нас людей, устремляющихся к Единому – к любви, радости, спокойствию и Богу.

Научиться созерцанию и медитации не так легко, ибо, чем глубже вы погружаетесь в себя, тем глубже ощущаете свое понимание, но такое углубление требует раскопки целых пластов защитных реакций. Нас настолько приучили думать и анализировать, что, как бы мы ни тренировались, все наши попытки расчистить или опустошить ум терпят неудачу. Тем не менее, анализ противоположен созерцанию и медитации, и как только мы начинаем исследовать, нам приходится от него избавляться. Недостаточно сказать себе: «Я освобождаю свой ум от всех вещей, за исключением такого понятия как любящая доброта» или «Я освобождаю свой ум от любых мыслей, одновременно сознавая всё и ничто». В обоих случаях вы поймете, что вас отвлекает внешний мир. Возможно, вы будете некоторое время помнить о любящей доброте, но, держу пари, что вскоре вы вспомните такой момент, когда вы не были добры или кто-то не был добр к вам. И тогда к вам приходит мысль: «Господи, сегодня же у мамы день рождения, а я забыл ее поздравить», или какая-то другая мысль, которая сразу возвращает вас к повседневным заботам. Но если вы попытаетесь полностью очистить свой ум, то почти наверняка обнаружите, что он наполнен повседневными отвлечениями: у вас зачесался нос, или в комнате летает муха, или мысль о том, как бы вам не пропустить любимый сериал.

Настоящая дискуссия посвящена в основном медитации, но многое из всего сказанного также применимо и к созерцанию.

Медитация успокаивает болтовню, которой обычно занят наш ум, создает в нем тишину, позволяющую нам наблюдать без суждений, достигать высокого уровня отрешенности и, наконец, начинать сознавать высшие состояния сознания.

Одно простое упражнение может продемонстрировать, насколько трудно сохранять свой ум свободным от мыслей, чувств, перечней дел, физических дискомфортов, ежедневных беспокойств, а также домашних и служебных забот.

После прочтения этого параграфа закройте на пару минут глаза. (Предлагаю вам сесть на любимый стул или на кровать, использовав удобную подушку. Устройтесь как можно комфортнее.) Сделайте несколько глубоких вдохов и выдохов, выдыхая из себя все стрессы и напряжения, которые вы носите в своем теле. Попытайтесь сохранять спокойствие ума и вообще ни о чем не думать – ни о красивых закатах, ни о спокойном море. Здесь главное – успокоить левое полушарие мозга, ту часть, которая думает и анализирует. Готовы? Теперь начнем.