Текст книги "Сборник.Том 5"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

– Да, доктор.

– Тогда слушай внимательно. Академия номер два стала миром психологов. Зеркальным отражением нашего мира. Царицей наук там стала не физика, а психология. Понимаешь? – с триумфом победителя спросил он.

– Нет.

– Ну, что ты, Байта, подумай, пораскинь мозгами. Ты же умница! Гэри Селдон знал, что психоистория способна давать прогнозы с большой вероятностью, но не с полной уверенностью. Всегда существовала определённая граница ошибок, и с течением времени протяженность этой границы растет в геометрической прогрессии. Селдон, понимая это, постарался этому противостоять, как мог. Подстраховался, так сказать. Наша Академия развивала науку крайне энергично. Она стала способна победить любую армию, противостоять любым вооружениям, противопоставить силу силе. Но что она могла поделать перед лицом психической атаки предпринятой Мулом?

– Это было предусмотрено как дело для психологов из Второй Академии! – взволнованно воскликнула Байта.

– Да, да, да! Безусловно!

– Но пока они ничего не предприняли!

– Откуда ты знаешь, что не предприняли?

Подумав, Байта согласилась:

– Не знаю. А у вас есть данные, что они что-то делают?

– Нет. Есть многое, о чём я не знаю. Вторая Академия, видимо, как и наша, не сразу стала такой, как есть сейчас. Мы медленно развивались, наращивали силу, вероятно – они тоже. Одному Богу ведомо, какова их сила сейчас. Достаточно ли они сильны, чтобы выступить против Мула? И главное – знают ли они о грозящей опасности? Есть ли у них мудрые руководители?

– Но если они развиваются по Плану Селдона, значит, Мул должен быть разбит Второй Академией!

Похудевшее лицо Миса напряглось в раздумье.

– Ты снова об этом… Видишь ли, я полагаю, что создание и развитие Второй Академии было гораздо более сложной задачей, чем затея с нашей. Вторая должна была быть более сложна по структуре, и не исключено, что процент ошибок в вероятности, связанный с её развитием, мог оказаться выше. И если Вторая Академия не победит Мула, дело может оказаться плохо. Очень плохо. Смертельно плохо! Это будет означать конец человеческой расы, конец теперешнего человечества.

– Нет!

– Да! А если потомки Мула унаследуют его психическое могущество? Понимаешь? Homo sapiens не выдержит конкуренции. Разовьётся новая, доминантная раса – новая аристократия, которая превратит homo sapiens в бессловесных рабов. Разве не так?

– Да, похоже, что так.

– И даже если по какой-то причине Мулу не удастся создать династию, он всё равно успеет создать новую Империю, которую будет держать в повиновении единоличной властью. Она умрет только тогда, когда умрет он. После этого Галактика останется такой же, какой была до него, – только Академии перестанет существовать – Академии, вокруг которых могла бы сформироваться реальная, здоровая Империя. И конца этому ужасу видно не будет.

– Что же нам делать? Можем мы предупредить Вторую Академию?

– Мы обязаны это сделать, иначе они могут стать жертвой собственного неведения, а этим рисковать нельзя. Но я не вижу, как мы могли бы их предупредить.

– Не видите?

– Я не знаю, где они находятся. Они «на другом краю Галактики» – вот всё, что мне известно, и выбирать надо из миллионов миров.

– Эблинг, неужели здесь ничего нет про это? – с отчаянием спросила Байта, показывая на стопки фильмокопий, которыми был завален стол.

– Нет. Ничего. Пока я не нашёл. И эта таинственность тоже о чём-то говорит. Этому наверняка есть причина.

Глаза его стали задумчивы.

– А теперь оставь меня. Я и так потерял уйму времени, а его всё меньше и меньше…

Он отвернулся и прильнул к окуляру проектора.

Вечером того же дня Торан, выслушав рассказ жены, сказал:

– Ты думаешь, он прав, Бай? Тебе не кажется, что он немного… – Смутившись, Торан замолчал.

– Он в порядке, Тори. Он очень ослаб, я знаю. Конечно, он нездоров – исхудал, внешне переменился. Я думаю, это оттого, что он совсем не бывает на воздухе. Но ты бы посмотрел, как он преображается, когда речь заходит о Муле, о Второй Академии. Глаза у него сразу становятся ясные, чистые, как небо. Он знает, о чём говорит. Я верю ему.

– Значит, есть надежда.

Слова Торана прозвучали наполовину вопросительно.

– Я… этого не поняла. Может быть. А может быть, нет. Я теперь всюду хожу с бластером.

В руке её сверкнул небольшой пистолет.

– На всякий случай, Тори, на всякий случай…

– На какой случай?

Байта истерично рассмеялась.

– Может быть, я тоже немного сошла с ума, как Эблинг Мис.

…А Эблингу Мису между тем оставалось жить всего семь дней. И они шли, эти семь дней, день за днём медленно и спокойно.

Торану казалось, что всё кругом погрузилось в спячку. Тепло и тишина отдавали летаргией. Казалось, жизнь утратила всякое подобие действия и превратилась в тягучее, липкое море сна.

Мис окончательно окопался в хранилище, но его упорная деятельность не приносила никаких плодов. Во всяком случае, он никому ничего не сообщал. Ни Торан, пи Байта с ним не виделись. Только из уст Магнифико, суждениям которого они не привыкли особенно доверять, они узнавали о жизни старого ученого. Магнифико, в эти дни ставший против обыкновения необычайно молчаливым и задумчивым, ходил на цыпочках, приносил психологу еду и сидел рядом с ним дни и ночи напролет.

Байта всё больше и больше уходила в себя. Куда девалась её всегдашняя живость и самоуверенность! Всё больше времени она проводила в одиночестве, погруженная в горькие раздумья.

Однажды Торан наткнулся на неё, когда она сидела в кресле и вертела в руках бластер. Заметив мужа, она быстро спрятала пистолет и вымученно улыбнулась.

– Что ты делаешь с бластером, Байта?

– Просто держу. Что, нельзя? Это преступление?

– Да ты просто можешь прострелить свою глупую головку!

– Значит, туда ей и дорога, раз глупая. Невелика потеря!

Супружество приучило Торана к тому, что спорить с женщинами, когда они в мрачном расположении духа, бесполезно. Он пожал плечами и ушёл.

Настал последний день. В их комнату бет стука вбежал задыхающийся Магнифико. Он испуганно глядел на обоих супругов.

– Доктор зовет вас. Ему плохо.

Ему действительно было плохо. Он лежал на кушетке, глаза его были неестественно широко раскрыты и неестественно ярко горели. Он был неузнаваем – всклокоченный, грязный…

– Эблинг! – вскричала Байта.

– Дай мне сказать, – слабым голосом вымолвил психолог, с трудом опираясь на локоть. – Мне конец. Работу должны закончить вы. Я не делал заметок, листки с математическими расчётами я уничтожил. Никто не должен знать об этом. Всё должно сохраняться только у вас в голове.

– Магнифико, – твёрдо приказала Байта, – иди наверх!

Паяц послушно поднялся и отступил назад, печально глядя на Миса. Мис жестом выразил свой протест.

– Не обязательно. Пусть останется. Останься, Магнифико.

Паяц поспешно сел. Байта смотрела в пол. Она до боли закусила губу.

Хриплым шёпотом Мис выговорил:

– Я убежден: Вторая Академия может победить, если её раньше времени не захватит Мул. Она сохранялась в тайне. Тайна должна быть сохранена. У этого есть цель. Вы должны отправиться туда. Ваша информация – вопрос жизни и смерти, от неё зависит всё! Вы слышите меня?

Торан выкрикнул:

– Да, да! Скажите нам, как туда добраться, Эблинг? Где она?

– Сейчас скажу, – ответил слабый голос.

Но больше он ничего не сказал.

Байта, бледная как полотно, подняла бластер и выстрелила. Раздалось громовое эхо выстрела. Верхняя половина тела Эблинга Миса исчезла, как будто её и не было, а в стене над кушеткой образовалась огромная сквозная дыра. С сухим стуком бластер упал на пол, выпав из онемевших пальцев Байты.

Глава двадцать шестая
Конец поисков

Эхо выстрела прокатилось по дальним комнатам и затихло. На фоне затихающего звука раздался стук выпавшего из руки Байты бластера и визгливый вскрик Магнифико, заглушённый звериным ревом Торана.

Теперь, мгновение спустя, все молчали. Тишина была подобна агонии.

Голова Байты беспомощно упала на грудь. Блеснула скатившаяся по щеке слезинка. Байта не плакала с детства.

Всё тело Торана сковал страшный спазм, он не в силах был пошевелить ни рукой, ни ногой, разжать стиснутые зубы. Лицо Магнифико стало подобно белой мертвенной маске.

Наконец Торан изменившимся до неузнаваемости голосом прохрипел:

– Значит, ты за Мула! Он достал тебя, обработал!

Байта подняла голову. Рот её болезненно искривился.

– Я – за Мула? Ты шутишь. Смешно.

Она горько усмехнулась, отбросила волосы со лба. Постепенно к ней вернулся голос, похожий на обычный.

– Всё кончено, Торан. Теперь я могу говорить. Сколько ещё я проживу, я не знаю. Но теперь я могу говорить.

Напряжение, сковавшее Торана, отпустило его, уступив место страшному, непобедимому безразличию.

– О чём говорить, Бай? О чём теперь можно говорить?

– О несчастьях, которые преследовали нас. Мы говорили об этом, Тори. Разве ты не помнишь? Как беда всё время ставила нам подножки, но так ни разу и сбила с ног? Мы были в Академии, и Академия пала. Независимые Торговцы продолжали сражаться, но мы успели вовремя улететь в Хейвен. Мы были в Хейвене, и Хейвен пал, а остальные продолжали сражаться – и снова мы успели вовремя улететь. Мы прилетели на Неотрентор, а теперь он, конечно же, захвачен Мулом.

Торан слушал и качал головой.

– Не понимаю…

– Тори, в нормальной жизни так не бывает! Ты и я – мы ведь люди маленькие. Мы не оказались бы втянутыми в водоворот политических событий, если бы только не таскали этот водоворот всюду за собой! Мы страдаем потому, что возим с собой источник инфекции! Теперь понимаешь?

Губы Торана были плотно сжаты. Он с ужасом смотрел на окровавленные останки того, кто несколько мгновений назад был таким родным и близким человеком, и взгляд его был полон тоски и отчаяния.

– Давай уйдём отсюда, Бай. Выйдем на воздух.

Небо затянули дождевые облака. Дул порывистый ветер, развевая тёмные волосы Байты. Магнифико плелся позади и, по всей вероятности, не слышал, о чём они говорили.

Дома Торан сердито спросил:

– Так ты убила Эблинга Миса потому, что считала его источником инфекции?

Что-то во взгляде жены напугало его. Он прошептал:

– Он – Мул?

Сказал, и сам не поверил в то, что сказал.

Байта нервно рассмеялась.

– Бедный Эблинг – Мул? О, Господи, нет! Если бы он был Мулом, я бы не смогла убить его. Он бы узнал о моих намерениях и превратил бы мою ненависть в любовь, преданность, обожание, страх – во что угодно. Нет, я убила Эблинга не потому, что он был Мулом. Я убила его, потому что он знал, где находится Вторая Академия, и через две секунды он бы раскрыл Мулу эту тайну.

– Раскрыл Мулу эту тайну… – тупо повторил Торан. – Раскрыл бы Мулу…

Издав дикий вопль, он в ужасе обернулся, чтобы посмотреть на скорчившегося в углу паяца. Было непохоже, чтобы он понял что-то из сказанного.

– Ну, не Магнифико же… – прошептал Торан.

– Слушай, – тихо сказала Байта. – Ты помнишь, что произошло на Неотренторе? Ну, вспомни и подумай, Тори!

Но он мотал головой и что-то беззвучно бормотал.

Она устало продолжила:

– На Неотренторе умер человек. Умер человек, к которому никто не прикасался. Так? Магнифико играл на видеосоноре, и, когда кончил играть, крон-принц был мертв. Ну, разве не странно? Разве это не странно, что существо, которое боится всех и вся, совершенно беспомощное от этого страха, обладает способностью убивать, когда захочет?

– Музыка и световые эффекты, – пробормотал Торан, – оказывают сильное эмоциональное воздействие…

– Вот именно – эмоциональное воздействие! Очень сильное. Эмоциональное воздействие – это ведь из области способностей Мула! Ну, ладно, это, может быть, совпадение. Но всё-таки существо, совершившее убийство, по определению, жутко боязливо. Допустим, его обработал Мул, возможно, всё этим объясняется. Но, Торан, мне тоже немного перепало от той музыки, которая прикончила крон-принца. Совсем немного, но этого оказалось достаточно, чтобы меня охватило то самое чувство, которое я испытала в Склепе Селдона. То самое чувство отчаяния и безнадежности, которое потом я испытала в Хейвене.

Лицо Торана потемнело.

– Я тоже ощущал что-то подобное… Но я забыл. Я никогда не думал…

– Вот тогда я впервые догадалась. Это было смутное чувство – интуиция, если хочешь. Я об этом больше не думала. Потом Притчер рассказал нам о Муле, о том, какова природа его мутации, и мне сразу всё стало ясно. Это Мул создал атмосферу отчаяния и паники в Склепе Селдона. Это Магнифико создал атмосферу отчаяния на Неотренторе. Это была одна и та же эмоция. Значит, Мул и Магнифико – один и тот же человек. Разве не логично, Тори? Разве это не как аксиома в геометрии – два отрезка, равные третьему, равны между собой?

Она была на грани истерики, но держалась из последних сил. Она продолжала:

– Догадка меня страшно напугала. Если Магнифико – Мул, думала я, значит, ему известны мои эмоции и он может использовать их для своих целей. Я старалась вести себя так, чтобы он ни о чём не догадывался. Я избегала его. К счастью, и он избегал меня. Гораздо больше меня его интересовал Эблинг Мис. Я решила, что убью Миса, прежде чем он успеет сказать главное. Я решила это втайне и хранила тайну как только могла – настолько, что самой себе старалась не признаваться. Если бы я могла убить самого Мула! Но я не могла рисковать. Он бы заметил, а тогда всё бы пропало.

Она была совершенно измучена. Торан резко выпалил:

– Это невозможно! Ты только посмотри на это ничтожество! Он – Мул? Да он даже не слышит, о чём мы говорим!

Не глядя, он ткнул пальцем в тот угол, где сидел Магнифико. Но когда он туда посмотрел, то с ужасом увидел, что Магнифико выпрямился во весь рост, что глаза его смотрят сурово и смело. Он сказал совершенно спокойно и без всякого акцента:

– Я прекрасно слышал, что она сказала, мой друг. Просто сейчас я сидел и размышлял о том, как это я, при всем своем уме и способности всё предвидеть, мог допустить роковую ошибку и так много потерял.

Торан в испуге откинулся на спинку кресла, как будто боялся, что сам паяц или его дыхание могут коснуться его.

Магнифико кивнул и ответил на незаданный вопрос:

– Я – Мул.

Он больше не был смешон – его скрюченные руки и ноги, его длинный нос стали скорее страшны, чем потешны. Он держался спокойно и уверенно.

Он великодушно проговорил:

– Сидите. Можете даже прилечь поудобнее. Игра окончена, и мне хотелось бы рассказать вам свою историю. Это моя слабость – желание, чтобы меня кто-то понял.

А глаза его, смотревшие на Байту, были прежние; мягкие, грустные карие глаза Магнифико – паяца.

– Не было ничего в моём детстве такого, – начал он, – что мне хотелось бы вспоминать. Может быть, вы сумеете это понять. Я был лишен возможности жить жизнью нормального здорового ребенка. Мать моя умерла, не успев взглянуть на меня. Кто мой отец, я не знаю. Я рос изгоем, с израненным и перевернутым сознанием, полным жалости к себе и ненависти к другим. Тогда меня считали страшным ребенком. Все избегали меня – большей частью из неприязни, но некоторые уже тогда боялись меня. Происходили странные случаи… но, впрочем, не стоит об этом. Главное, что этих случаев было достаточно для того, чтобы капитан Притчер сумел, копаясь в подробностях моего детства, прийти к выводу о том, что я – мутант. Справедливости ради скажу, что сам я об этом не догадывался лет до двадцати.

Торан и Байта, ошеломленные, слушали. Волна голоса Магнифико накатывала на них и разбивалась.

Паяц – нет, Мул – похаживал перед ними мелкими шажками из стороны в сторону.

– Само понимание моей необычайной силы пришло ко мне не сразу. Долго я не мог в это поверить. В конце концов я осознал, что разум человека для меня – как циферблат, стрелки на котором показывают на доминирующую эмоцию. Конечно, это не самый лучший образ, но иначе я не могу объяснить. Постепенно я понял, что умею проникать в чужое сознание и поворачивать стрелки в нужном направлении и удерживать их в этом положении, сколько мне вздумается, даже навсегда. Но понял я это опять – таки далеко не сразу. Другой бы, наверное, догадался быстрее.

Но, как бы то ни было, сознание собственной силы пришло ко мне, а с ним пришло желание отомстить за ничтожность моей прежней жизни. Может быть, вы сумеете это понять! Может быть, вы хотя бы попытаетесь это понять! Уродом быть нелегко – иметь разум, сердце, всё понимать – и быть уродом. Смех и жестокость при одном взгляде на тебя! Ты – другой! Ты – чужой, посторонний, всегда посторонний! Вы этого никогда не чувствовали!

Магнифико поднял глаза к потолку, покачался с носка на пятку и продолжал свои воспоминания…

– Но, как бы то ни было, я узнал об этом и решил, что мы должны померяться силами с Галактикой. У неё были свои ходы, и я терпел это – двадцать два года! Но настала моя очередь сделать ход! У Галактики была солидная фора; я – один, а их – квадриллионы!

Он остановился, чтобы бросить взгляд на Байту.

– Но у меня было слабое место. Сам из себя, как личность, я ничего не представлял. Если я и мог добиться власти и могущества, то только за счёт других людей. Успех приходил ко мне через посредников. Всегда! Всё было именно так, как говорил Притчер. С помощью отпетого бандита я захватил свою первую базу на астероиде. С помощью одного промышленника я обосновался на первой из планет. С помощью целой вереницы других людей я добрался в конце концов до диктатора Калгана, захватил сам Калган и стал обладателем флота. После этого была Академия как цель. И тут на сцене появились вы. Академия, – тихо проговорил он, – была самой трудной задачей, с какой мне когда-либо приходилось сталкиваться. Чтобы разбить её, мне нужно было вывести из строя колоссальное количество людей из правящей верхушки. Я смог бы сделать это с самого начала, похитрее, но мог отыскаться прямой путь, и я искал его. В конце концов, даже если очень сильный человек способен разом поднять пятьсот фунтов веса, это вовсе не означает, что ему нравится без конца этим заниматься. Эмоциональная обработка людей – нелегкий труд, и я стараюсь к ней не прибегать, за исключением тех случаев, когда она действительно необходима.

Поэтому я подыскивал посредников для нападения на Академию.

Под видом собственного шута я искал агента или агентов из Академии, которые непременно должны были быть засланы в Калган для того, чтобы выяснить, кто я и что я. Теперь я понимаю, что встретить я должен был капитана Притчера. Но по воле капризной судьбы мне встретились вы. Я – телепат, но не до конца. А вы, моя госпожа, были из Академии. Это меня обмануло. Но оказалось не смертельно, поскольку Притчер к нам вскоре присоединился. Но ошибка была допущена в самом начале, и она-то и оказалась смертельной.

Торан впервые за всё время рассказа подал голос.

– Постой! Ты хочешь сказать, что, когда я стоял там и распинался перед лейтенантом, вооруженный только Парализующим пистолетом, и защищал тебя, это было под воздействием эмоционального контроля! Ты хочешь сказать, что я уже тогда был обработан? – кричал Торан, брызгая слюной от ярости.

Тонкая улыбка скользнула по лицу Магнифико.

– А почему бы и нет? Выдумаете, это невозможно? Тогда спросите себя; разве вы стали бы рисковать жизнью ради уродца, которого до этого и в глаза-то не видели, будь вы в здравом уме? Догадываюсь, что по трезвому размышлению вы были сами немало удивлены своим тогдашним поведением.

– Да, – отозвалась Байта, – так оно и было. Это было совершенно очевидно.

– Как бы то ни было, – продолжал Мул, – Торан был вне опасности. У лейтенанта были чёткие инструкции – не задерживать вас. Итак, мы втроем и капитан Притчер отправились в Академию, и – сами помните, как быстро завертелась там моя кампания. Когда капитана Притчера судил трибунал, на котором вы присутствовали, я упорно трудился. Военные судьи, которые вели этот процесс, позднее командовали эскадронами во время военных действий. Они быстро капитулировали, и мой флот выиграл сражение при Хорлеггоре и ещё кое-какие сражения.

Через Притчера я познакомился с доктором Мисом, который принес мне видеосонор, полагая, что делает это по собственной инициативе, и тем самым несказанно облегчил мне задачу. На самом деле, конечно, он сделал это вовсе не по собственной инициативе.

Байта прервала его:

– Эти концерты! А я всё думала, к чему они! Теперь я понимаю!

– Да! – подтвердил Магнифико, – видеосонор действует, как фокусирующий инструмент. Сам по себе он представляет довольно-таки примитивное средство воздействия на чужие эмоции. Но с его помощью я могу воздействовать как на большое число людей одновременно, так и более интенсивно – на отдельных людей. Те концерты, которые я дал в Академии перед тем, как она капитулировала, и те, которые были даны в Хейвене перед тем, как он сдался, сделали значительный вклад в общее пораженческое настроение. Я мог бы здорово повредить здоровью принца на Неотренторе, но без видеосонора не смог бы его убить. Понимаете?

Но главной моей находкой был Эблинг Мис. Он мог бы…

Магнифико произнес последние слова с горечью, но, не договорив фразу до конца, продолжал:

– Существует особая мишень для эмоционального контроля, о существовании которой вы не догадываетесь. Интуиция, предвидение, озарение – называйте, как хотите – это свойство психики может наравне с эмоциями подвергаться обработке. По крайней мере, мне это удаётся. Вы не понимаете, о чём я говорю?

Ответа не последовало.

– Человеческий мозг работает весьма неэффективно. Обычно называют цифру: двадцать процентов от возможной потенции. Когда вдруг внезапно происходит то, что люди называют интуицией, озарением, ясновидением, в действительности мозг просто выдаёт то, на что он способен. Я давно понял, что умею индуцировать высокую работоспособность мозга в течение продолжительного времени. Это губительно для человека, подвергающегося такому воздействию, по очень эффективно для достижения моих целей. Депрессор ядерного поля, применённый в войне против Академии, явился результатом подобной обработки одного калганского инженера. Я снова работал через посредников.

Эблинг Мис был не просто мишенью. Он был десяткой. Его научный потенциал колоссален, и он был нужен мне. Ещё до начала войны с Академией я послал агентов для переговоров с Империей. Уже тогда я начал собственные поиски Второй Академии. Естественно, я её не нашёл. Я знал, что должен отыскать её – и помочь в этом мне мог только Эблинг Мис. Его разум, работающий с повышенной эффективностью, мог позволить ему продублировать работы самого Гэри Селдона.

Частично это ему удалось. Я довёл его до последнего предела. Процесс обработки его мозга был безжалостным, но дело должно было быть доведено до конца. Он должен был скоро умереть, но он был ещё жив…

Он снова не договорил.

– Он должен был прожить ещё достаточно долго. Мы втроем должны были отправиться во Вторую Академию. Это был бы последний бой, и всё было бы кончено, если бы не моя ошибка.

Торан сдавленным голосом спросил:

– Почему ты всё время к этому возвращаешься? Что за ошибка? И давай кончай, надоело.

– Видите ли, дело в том, что ошибкой была ваша жена, Торан. Ваша жена оказалась необычным человеком. Я никогда в жизни не встречал никого, подобного ей. Я… Я… – Голос Магнифико сорвался. Он с трудом взял себя в руки и продолжал:

– Она любила меня, она жалела меня сама по себе, и мне не нужно было воздействовать на её эмоции. Я её не раздражал и не забавлял. Просто – она любила меня.

Неужели вы не понимаете? Неужели вы не видите, что это значило для меня? До сих пор никто… в общем, мне это было очень дорого. Собственные эмоции обманули меня, меня, бывшего хозяина чужих эмоций. Я не прикасался к её разуму, к её чувствам, понимаете? Я её не трогал. Я дорожил настоящим чувством, слишком дорожил. Это и была моя ошибка, самая первая.

Вы, Торан, были под контролем. Вы никогда меня не подозревали, ничего у меня не выпытывали, не видели во мне ничего необычного. Как, например, в случае с «филианским» кораблем. Когда они нас остановили, они приняли меня на борт для того чтобы я обработал капитана Притчера, который содержался там под стражей. Кстати, они знали, где мы находимся, потому что я постоянно поддерживал связь со всеми своими генералами. Когда я ушёл оттуда, капитан стал полковником, человеком Мула и командиром корабля. Всё это происходило у вас на глазах, Торан. Однако вы приняли моё объяснение, хотя оно было насквозь порочно. Понимаете, что я имею в виду?

Торан скривился и спросил:

– А как это, интересно, вы поддерживали связь со своими генералами?

– Это было совсем нетрудно. Гиперволновой передатчик портативен и прост в обращении. Да и потом, выследить меня было невозможно! Если бы кто-то и застал меня за этим занятием, из его памяти был бы тут же вырезан кусок. Кстати, такое имело место.

На Неотренторе мои собственные чувства снова подвели меня. Байта не находилась под эмоциональным контролем, но даже она никогда бы ни в чём меня не заподозрила, если бы всё не испортил крон-принц. Его намерения в отношении Байты возмутили меня. Я убил его. Это был идиотский поступок. Можно было попросту беспрепятственно улететь, как всегда.

И всё-таки ваши подозрения не переросли бы в уверенность, если бы я помешал капитану, то есть полковнику Притчеру выболтать вам всё, что он пришёл сообщить вам из наилучших побуждений, или уделял больше внимания вам, а не Мису.

Он ссутулился, поежился…

– Ты закончил? – спросила Байта.

– Да.

– Ну, и что теперь?

– Я буду продолжать выполнение своего плана. Правда, вряд ли в эти сумасшедшие дни мне удастся отыскать кого-нибудь, кто был бы так же высокообразован и просвещен, как Эблинг Мис. Как бы то ни было, я намерен искать Вторую Академию. Но в каком-то смысле вы меня победили.

Байта встала и выпрямилась.

– В каком-то смысле? Мы победили тебя полностью, окончательно и бесповоротно. Все твои победы за пределами Академии гроша ломаного не стоят! Галактика теперь – варварская пустыня. Да и сама Академия – так себе победа, потому что не она избрана для того чтобы остановить спровоцированный тобой кризис. Вторая Академия – вот с кем тебе предстоит сразиться! Вторая Академия! И она победит тебя. У тебя был единственный шанс найти её и напасть на неё, когда она не была бы к этому готова. Теперь это тебе не удастся. Сейчас, возможно, в эту самую минуту машина уже завертелась. И ты узнаешь об этом, когда её колеса сотрут тебя в порошок и придёт конец твоему краткому могуществу. Лопнет оно, как мыльный пузырь, и ты останешься в памяти людской разовым захватчиком, размазанным по кровавому лику истории!

Она тяжело дышала.

– Так что мы – Торан и я – победили тебя. И нам не жалко умереть.

Всё было сказано. Но грустные карие глаза Мула были грустными глазами Магнифико – паяца.

– Я не стану убивать ни вас, ни вашего мужа. После всего, что случилось, вы не сможете сделать мне больше, чем сделали. Если я вас убью, Эблинга Миса я всё равно не воскрешу. Мои ошибки – это мои ошибки, только мои, и я за них отвечаю перед собой. Ваш муж и вы свободны. Уходите с миром ради того, что я называю дружбой.

И добавил с некоторой гордостью:

– А пока я всё-таки – Мул, самый могущественный человек в Галактике, и намерен победить Вторую Академию!

Тут Байта нанесла последний удар – твёрдо и уверенно.

– Нет. Тебе это не удастся. Я до сих пор не сомневаюсь в мудрости Селдона. Ты будешь последним властелином в своей династии – первым и последним!

Что-то перевернулось в Магнифико.

– В своей династии??! Да… я часто думал об этом. О том, что я мог бы основать династию. Что мог бы найти себе достойную пару…

Байта внезапно поняла, что означает горящий в его глазах алчный огонь, и похолодела.

Магнифико печально покачал головой.

– Я понимаю, чего вы испугались, но это глупо. Если бы всё могло быть иначе, я очень легко сумел бы сделать вас счастливой. Это был бы искусственный экстаз, но он ничем не отличался бы от естественных эмоций. Но всё, увы, так как есть, а не иначе. Я назвал себя Мулом – но вы прекрасно знаете, что никакой необыкновенной физической силы у меня нет. Дело не в этом.

Он ушёл не оглянувшись.