Текст книги "Сборник.Том 5"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 48 страниц)

Ранду нахмурился. Он физически ощущал, как его всё сильнее опутывают невидимые нити безнадежности. Он спросил у обоих:

– Удалось ли нам войти с Мулом в непосредственный контакт?

– Нет, – дружно ответили собеседники.

– Не удалось, хотя мы пытались, не правда ли? Разве не правда, что наша встреча здесь не будет гроша ломаного стоить, если нам не удастся войти с ним в контакт? Разве не правда, что до сих пор тут пока больше выпивают, чем думают, и больше отдыхают, чем делают – это, кстати, цитата из последнего номера «Радол трибыон». А всё потому, что мы не можем связаться с Мулом. Господа, у нас почти тысяча кораблей, готовых броситься в битву по первому приказу, чтобы одолеть Академию. Я считаю, что положение нужно коренным образом изменить. Корабли должны быть готовы к другому. Они должны быть повернуты против Мула.

– То есть как? Воевать за этого тирана Индбура и прочих кровопийц из Академии? – с плохо скрытой яростью спросил Мангин.

– Давайте уточним, – взмахнул рукой Ранду. – Я сказал: против Мула, а за кого – неважно!

Поднялся Оваль Гри.

– Ранду, в этом деле я вам – не помощник. Изложите всё, когда вечером соберётся весь Совет, если вам не терпится совершить политическое самоубийство.

Не сказав больше ни слова, он удалился. За ним молча последовал Мангин. Ранду остался один и целый час перебирал в уме возможные варианты.

Вечером на Совете он не сказал ни слова…

А на следующее утро в комнату Ранду ввалился Оваль Гри, одетый как попало, небритый, непричесанный.

Ранду сидел за ещё не прибранным после завтрака столом. Он взглянул на Оваля с искренним удивлением. Даже трубку выронил.

Оваль хрипло выкрикнул:

– Ночью бомбардирован Мнемон! Вероломное нападение!

Глаза Ранду сузились.

– Академия?

– Мул! – рявкнул Оваль. – Мул! Без причины, вероломно! – кричал он, размахивая руками. – Большая часть нашего флота присоединилась к объединенной флотилии. Небольшого числа кораблей, оставшихся на планете, было недостаточно. Они уничтожены! Враги пока не высадились. Может быть, и не высадятся, сообщают, что половина вражеских кораблей уничтожена. Но это – война, и я пришёл спросить у вас, как на всё это смотрит Хейвен.

– Полагаю, что Хейвен на это смотрит с точки зрения выполнения Федеративной Хартии. Вот видите? Вот он и на нас напал.

– Этот Мул – безумец! Разве ему под силу захватить Вселенную?

Оваль подбежал и схватил Ранду за руку.

– Наши, те немногие, кто выжил после битвы, сообщают, что у Мула есть новое оружие. Депрессор ядерного поля!

– Как?!

– Большинство наших кораблей погибло, – продолжал Оваль Гри, – поскольку были лишены возможности применить ядерное оружие. Несчастные случаи и саботаж исключены. Это всё – оружие Мула. Оно, видимо, ещё недоработано. Эффект был неполным. Была кое-какая возможность его нейтрализовать – у меня пока нет полной информации. Но вы должны понять, что такое оружие в корне меняет картину войны, и может случиться так, что весь наш флот окажется абсолютно беспомощным.

На Ранду навалилась страшная слабость.

– Боюсь, – проговорил он безнадежно, – что родился монстр, который пожрет нас всех. И всё-таки мы должны с ним сразиться!

Глава семнадцатая
Видеосонор

Дом Эблинга Миса, расположенный не в самом фешенебельном районе Терминуса, был хорошо известен в кругах интеллигенции, литераторов и вообще всей мало-мальски читающей публике в Академии. Отношение к месту обитания старого чудака зависело от того, кто какими источниками информации пользовался. Для кропотливого биографа оно было «символом ухода от реальности», для того, кто по вечерам пробегал взглядом колонки новостей – «логовом, в котором царил типично холостяцкий беспорядок». Один доктор философии из Университета отметил, что в доме «прекрасная библиотека, но книги расставлены без всякой системы», а приятель Миса, далекий от университетских кругов, заметил, что там «всегда найдется, что выпить, и можно без стеснения забраться с ногами на диван». Наконец, в телевизионных сплетнях было сказано о «полуразвалившейся, угрюмой обители известного грубияна, полоумного Эблинга Миса».

У Байты была возможность взглянуть на дом Миса своими глазами. Кроме беспорядка, ничего особенного она не заметила.

За исключением первых дней её арест не вызвал у неё особых эмоций, кроме, пожалуй, легкого неудобства. Сейчас ей даже казалось, что перенести те дни было намного легче, чем это получасовое ожидание в доме психолога. Ей чудилось, что за ней и тут следили. По крайней мере, в тюрьме хоть Торан был рядом…

Возможно, она чувствовала бы себя более свободно, если б не Магнифико, – он совсем повесил нос и был гораздо более удручен, чем она.

Магнифико сидел в углу дивана, подтянув колени к подбородку и сжавшись в комочек, будто хотел стать невидимым.

Байта протянула руку и погладила его по голове, Магнифико вздрогнул и криво улыбнулся.

– О, моя госпожа, простите меня. Мне порой кажется, что до сих пор моё тело не ждет от чужой руки ничего, кроме удара.

– Не бойся, Магнифико. Я с тобой, и никому не позволю ударить тебя.

Взгляд паяца немного оттаял, но он тут же отвел его в сторону.

– Но ведь они держали меня отдельно от вас и от вашего доброго супруга – и даю вам слово, только не смейтесь надо мной, но, правда, мне было одиноко без вас!

– Я не буду смеяться. Я тоже скучала по тебе.

Лицо паяца просветлело. Он ещё крепче обхватил колени и осторожно спросил:

– А вы знакомы с тем господином, который назначил нам встречу?

– Лично – нет. Но он очень знаменит. Я видела его по телевизору. По-моему, он хороший человек, Магнифико, и не сделает нам ничего дурного.

– Правда?

Паяц беспокойно заерзал на диване.

– Может быть, и так, моя госпожа, но только он уже говорил со мной, и меня немного напугали его манеры – он говорит очень громко, машет руками и фразы до конца не договаривает. И произносит так много непонятных слов, что порой я просто немел от испуга и не мог ни слова сказать в ответ. Как будто сердце стояло в горле!

– Ну, теперь всё будет иначе. Нас двое, а он один, а уж нас двоих ему не удастся напугать, правда же?

– Н – нет, моя госпожа…

Как раз в этот момент хлопнула входная дверь, и по дому разнеслись раскаты громоподобного голоса. Где-то совсем рядом раздался вопль:

– А ну-ка, выметайтесь отсюда к чёртовой бабушке! И чтобы я вас тут больше не видел!

В окно было видно, как во двор тут же стремглав выбежали двое гвардейцев.

Бормоча под нос проклятия, Эблинг Мис вошёл в комнату, швырнул на стол аккуратно перевязанный сверток, подошёл к Байте и протянул руку для приветствия. Байта ответила твёрдым, мужским пожатием. Мис рассеянно встряхнул её руку, глядя при этом на паяца, но всё-таки обернулся и задержал взгляд на девушке.

– Замужем?

– Да. Официально.

Помолчав, Мис неожиданно поинтересовался:

– Счастливы?

– Пока – да.

Мис пожал плечами, выпустил руку Байты и повернулся к Магнифико.

– Знаешь, что это такое, малыш?

Магнифико неуклюже соскользнул с дивана и принял из рук ученого инструмент со множеством клавиш. Пробежал пальцами по клавиатуре, положил инструмент на стол и совершенно неожиданно сделал виртуознейшее сальто назад, нанеся ущерб окружающей мебели. И воскликнул:

– Это – видеосонор – такой прекрасный, что его звуки способны мертвого из гроба поднять!

Длинные пальцы Магнифико мягко и быстро касались клавиш. Он нажимал одну клавишу за другой, и в воздухе, казалось, возникали расплывчатые очертания великолепных, благоухающих розовых кустов…

Эблинг Мис довольно потёр руки.

– Отлично, малыш! Ты ведь говорил, что умеешь обращаться с такими игрушками, вот тебе и подарочек! Только, наверное, штуковину надо настроить – она из музея.

И добавил, обернувшись к Байте:

– Насколько я знаю, в Академии ни один, извиняюсь за выражение, болван до сих пор не мог из этой штуки ни звука извлечь.

Наклонившись к самому уху Байты, Мис прошептал:

– Паяц не будет говорить без вас. Поможете?

Байта кивнула.

– Замечательно! – обрадовался Мис. – Он страшно закомплексован – всего боится. Психотеста его психика может не выдержать. Чтобы он разговорился, он должен чувствовать себя в полной безопасности. Понимаете?

Байта снова кивнула.

– Этот видсосонор – неплохой ключик к его душе. Он говорил мне, что умеет на нём играть. Видите, как радуется? Видимо, для него это одно из самых больших удовольствий в жизни. Поэтому, как бы он ни сыграл – плохо или хорошо, делайте вид, что вы – в восторге. И если вам не трудно, постарайтесь продемонстрировать дружеское расположение ко мне. Постарайтесь помочь мне!

Он бросил быстрый взгляд на Магнифико, который, присев на краешек дивана, ловко настраивал инструмент. Казалось, он был всецело поглощен этим занятием.

Заговорщически подмигнув Байте, Мис громко спросил:

– А вы когда-нибудь слушали видеосонор?

– Только один раз, – дружелюбно отозвалась Байта, – На концерте старинных инструментов. Честно говоря, не очень понравилось.

– Наверное, исполнитель был неважный. Хороших мало осталось. Теперь вообще мало кто в чём-то хорошо разбирается, в музыке в том числе. При игре на этом инструменте не так нужны чисто физические усилия, как при игре на фортепиано, к примеру, – тут дело в определённом складе психики и подвижности воображения.

И добавил шёпотом:

– Вот почему наш малютка может оказаться гораздо лучше, чем мы можем предполагать. Чаще всего, между прочим, хорошие музыканты – именно сумасшедшие. Очень интересно с точки зрения психологии!

Вернувшись к игре в непринужденную беседу, он сказал громче:

– Знаете, как работает эта несуразная штуковина? Я в ней пытался покопаться, но выяснил только одно: её вибрации действуют непосредственно на зрительный центр мозга, не затрагивая зрительных нервов. Задействуются чувства, в обычной жизни не проявляющиеся. Потрясающе, если подумать! То, что воспринимается на слух – более или менее обычно: барабанная перепонка, улитка, молоточек, всякое такое. Ага! Тс-с – с… Он готов. Выключите свет, будьте добры. В темноте будет лучше слушать. И смотреть…

Байта щелкнула выключателем. В темноте фигура Магнифико выглядела бесформенным, расплывчатым пятном. Эблинг Мис же – тёмной, тяжело, с присвистом дышащей массой. Байта изо всех сил напрягала зрение, но, как ни старалась, поначалу ничего не видела. Но вот в воздухе возникла тонкая вибрирующая полоска света. Она становилась то уже, то шире, то взлетала к потолку, то опускалась к полу, снова поднималась и падала, сужалась, расширялась и наконец с треском разорвалась на части, как тонкая занавеска от удара молнии.

Вместо неё в воздухе возникла маленькая, ритмично пульсирующая, непрерывно меняющая цвет сфера – и распалась на бесформенные разноцветные капельки, непрерывно меняющие высоту и направление полёта. Байта начала что-то смутно ощущать.

Она обратила внимание на то, что цвета становятся ярче, если прикрыть глаза, и что каждому тончайшему оттенку звука соответствует столь же неуловимая смена цвета, что точно назвать все цвета и оттенки она не может и что капельки на самом деле – вовсе не капельки, а крошечные фигурки…

Да, крошечные фигурки, маленькие язычки пламени, танцующие и сияющие – неисчислимое множество! Они появлялись ниоткуда и исчезали в никуда, сталкивались друг с другом и меняли цвет.

Первое сравнение, которое пришло Байте на ум, – мелкие цветные пятнышки, мелькающие перед глазами, когда крепко-крепко сожмешь веки и сверкающие точки начинают танцевать безумную польку, образуя пересекающиеся концентрические круги, которые объединяются в странно очерченные фигуры и тут же исчезают. Сейчас было что-то в этом духе, только крупнее, разнообразнее, и каждая светящаяся точка была крошечной фигуркой.

Вот они устремились прямо к ней, разделившись на пары… В неосознанном порыве Байта заслонилась руками, и они отступили. На краткий миг она ощутила себя в самом центре вихря сверкающей, искрящейся метели – холодный свет стекал по её плечам, рукам сияющей лавиной, готовой оторвать онемевшие пальцы – и вновь собрался в воздухе в блестящий шар. А где-то в запредельном пространстве слышался звук множества инструментов – он тек прозрачными ручейками и был неотделим от игры света и красок…

Ей было страшно интересно – видит ли Эблинг Мис то же самое, а если нет-то что он видит? Потом и интерес пропал, а потом…

Она стала снова смотреть. Крошечные фигурки – были ли это на самом деле фигурки, или ей только казалось? – маленькие стройные танцовщицы с огненными волосами, изгибающиеся и кружащиеся так быстро, что разум отказывался за ними уследить – объединялись в хороводы в форме звёздочек. Звёздочки вращались, и в музыке слышался тихий звонкий девичий смех. Байта отчетливо слышала его внутри себя!

Звёздочки приближались друг к другу, вспыхивали при столкновении, постепенно преображаясь в какую-то большую фигуру. Вот её очертания стали более чёткими, и от пола до потолка стал расти великолепный дворец. Каждый кирпичик – разного цвета, все они сияли по-своему, переливаясь всеми цветами радуги, увлекая взгляд выше, выше – туда, где сверкали драгоценными камнями двадцать стройных минаретов…

Над дворцом кружился в воздухе волшебный летающий ковер. Он сворачивался, разворачивался и наконец вытянулся в тончайшую паутину, затянувшую всё видимое пространство причудливой прозрачной сетью. От него струились во все стороны лучи – они разветвлялись, превращаясь в прекрасные деревья, в ветвях которых начинала звучать их собственная мелодия.

Байта была просто зачарована. Музыка окружала её теплым облаком, касалась кожи ласковыми движениями. Инстинктивно она потянулась вперёд, чтобы коснуться ветви хрупкого деревца, – и лепестки цветов опали и посыпались на пол, сверкая и издавая мелодичный звон.

Двадцать цимбал звенели одновременно. Пространство перед Байтой преобразилось в огненный поток, который стек по невидимым ступеням к ней на колени… Там сверкающий огнепад распался и потек к её ногам золотистыми струйками. Огненные брызги взлетали, касаясь талии и груди. Над её коленями встала сказочная радуга, а на ней – крошечные фигурки!

Дворец и сад, крошечные дамы и кавалеры на радужном мосту, который тянулся насколько хватало глаз, плыл по волнам музыки, которая звучала везде – снаружи и внутри неё…

И потом – внезапная тишина, резкое, испуганное движение Магнифико… Цвета поблекли, фигурки собрались в шар, шар сморщился, взлетел к потолку и… исчез!

Стало темно.

Тяжелая нога Миса нащупала педаль, нажала на неё – раскрылись занавески, и комнату залил свет – обычный, будничный солнечный свет. Байта заморгала, и из её глаз хлынули слезы отчаяния и тоски по тому, что было и так безжалостно исчезло… Эблинг Мис сидел не шевелясь, широко раскрыв рот и глаза.

Магнифико же прижимал к груди видеосонор, лаская его, как любимое дитя.

– Моя госпожа, – выдохнул он. – И правда, этот инструмент – волшебный. Не опишешь словами все тонкости музыки и цвета, которые он способен произвести. Когда я играю на нём, я чувствую себя немножко волшебником. Вам понравилось моё сочинение, моя госпожа?

– Это ты… сам сочинил? – утирая слезы, проговорила Байта.

В ответ Магнифико густо покраснел – от ушей до кончика длинного носа.

– Сам, сам, моя госпожа! Мулу оно не очень нравилось, но я часто играл эту пьесу для себя. Когда-то, давным-давно, в юности, я видел такой дворец – огромный, украшенный драгоценными камнями. Издалека, во время пышного карнавала. Там были люди – высокородные особы, прекрасные, роскошно одетые – таких я не видал даже тогда, когда служил у Мула. То, что мне удалось изобразить – не более чем жалкое подобие того великолепия, что я видел тогда. Видно, ум и воображение мои жалки и ничтожны. А называется моё сочинение «Воспоминание о Рае».

Мис наконец очнулся и прервал объяснения паяца.

– Послушай, – проговорил он, тяжело дыша, – послушай, Магнифико, а ты мог бы что-нибудь в таком роде сыграть перед публикой?

Паяц испуганно замахал руками.

– Перед публикой? – прошептал он.

– Для тысяч зрителей! – воскликнул Мис. – Для многих тысяч, в самых грандиозных залах Академии! Разве тебе не хочется стать хозяином своей судьбы, человеком, которого бы слушали, которому поклонялись бы другие люди? Ты мог бы стать богатым, уважаемым… и… – он не мог подобрать нужных слов, – и всякое такое. Ну? Что скажешь?

– Как же я могу всего этого достичь, великий господин? Ведь я всего-навсего нищий паяц, которому недоступны сокровища мира больших людей!

Психолог хмыкнул, потёр бровь и сказал:

– Твоя музыка сделает всё за тебя. Ты завоюешь весь мир, если сыграешь вот так, как сейчас, для нашего мэра и его сановников. Ну, решайся!

Паяц украдкой взглянул на Байту.

– А она… останется со мной?

Байта рассмеялась.

– Конечно, глупыш! Неужели я откажусь от тебя, когда у тебя впереди такое будущее – богатство и слава!

– Всё это я готов бросить к вашим ногам, моя госпожа, – серьёзно ответил Магнифико. – Только… всех сокровищ Вселенной будет мало, чтобы я мог отплатить вам за вашу доброту.

– Только вот… – осторожно вмешался Мис, – не согласишься ли ты сначала оказать мне небольшую услугу?

– Какую услугу, господин?

Психолог помолчал, улыбнулся.

– Маленький тест такой – совсем не больно!

В глазах Магнифико загорелся смертельный ужас.

– Только не тест! Я видел, как это делается! Он выворачивает у человека все мозги, так что пустой череп остаётся. Мул делал такой тест изменникам, а потом отпускал их, и они скитались по улицам, как безумные, пока кто-нибудь из жалости не приканчивал их!

Он заслонился от Миса рукой.

– Ты говоришь о психотесте, – спокойно уговаривал его Мис. – Но даже он наносит человеку вред только тогда, когда его неправильно делают. Я хочу сделать другой тест – поверхностный, от которого не бывает вреда даже младенцу.

– Это правда, Магнифико, – пришла Мису на помощь Байта. – Это нужно только для того чтобы помочь нам победить Мула, чтобы он ушёл далеко-далеко и никогда больше не приходил. А после этого ты и я будем знаменитыми и богатыми всю свою жизнь. Магнифико протянул ей дрожащую руку.

– Только держите меня за руку, моя госпожа. Байта сжала его руку в ладонях, а паяц с испугом наблюдал, как Мис готовит всё необходимое для проведения теста…

Эблинг Мис развалился в самом роскошном кресле в собственном доме мэра Индбура, по своему обыкновению не выказывая ни малейшей признательности за оказанную ему честь, и лениво наблюдал, как мэр – коротышка беспокойно ерзает на месте, недружелюбно поглядывая на него. Мис отбросил сигару и сплюнул на пол остатки табака.

– Кстати, если хочешь, чтобы следующий концерт в Мэллоу-Холле прошёл со сногсшибательным успехом, Индбур, – сказал он небрежно, – можешь сказать своим дергунчикам, чтобы они выбросили к чертям собачьим, извиняюсь за выражение, все эти ваши электронные штучки-дрючки, и наш уродец сыграет нечто потрясающее на видеосоноре. Индбур, если ты хоть что-нибудь понимаешь в музыке, это – неземное зрелище!

Индбур капризно поморщился.

– Я вас сюда, между прочим, пригласил не для того, чтобы вы мне лекции по музыке читали. Что насчёт Мула? Я от вас этого жду. Что насчёт Мула?

– Ах насчёт Мула? Скажу. Я провёл поверхностный тест и мало чего добился. О психотесте речи быть не могло – уродец до смерти боится его, и его страх закрывает его треклятое подсознание. Но кое-что я всё таки выудил, и скажу тебе, как только ты перестанешь так противно стучать когтями.

Индбур задохнулся от возмущения, но стучать перестал.

– Так вот. Все разговоры о потрясающей физической силе Мула – болтовня собачья. Может быть, он и правда – не слабак, но впечатление о нём нашего бедняги-паяца затуманено его собственными страшными воспоминаниями. Он носит странные очки, его глаза якобы способны убивать. Это означает, что велика его психическая, а не физическая мощь.

– Это всё мы знали и вначале, – кисло прокомментировал мэр.

– Следовательно, тест подтвердил то, что мы знали. А сейчас я занимаюсь математической обработкой результатов.

– Да? И сколько же времени вам на это понадобится? Признаться, я порядком устал от вашей бестолковой болтовни.

– Понадобится примерно месяц или что-то около того, и тогда я сообщу тебе нечто более определённое. А может, и не сообщу. Какое это всё имеет значение? Если это выходит за рамки Плана Селдона, то шансов у нас – кот наплакал!

Индбур одарил психолога ненавидящим взглядом.

– Ну, вот вы себя и выдали, изменник! Хватит лгать! Попробуйте-ка, докажите, что вы не один из этих новоявленных болтунов, которые распространяют пораженческие настроения и панику в Академии и не дают мне работать!

– Я? Я? – Мис медленно, но верно закипал.

Индбур орал во всю глотку:

– Академия победит, клянусь всем святым! Академия должна победить!

– Несмотря на поражение при Хорлеггоре?

– Это было не поражение! Вы и эту сплетню подхватили и распространяете? Просто нас там было мало и нас предали…

– Кто?

– Кто? Да демократы вшивые, вот кто! – брызгал слюной Индбур. – Я давно уже догадывался, что флот кишмя кишит демократами! Большинство из них нам удалось выкинуть оттуда, но их там осталось ещё достаточно для того, чтобы двадцать кораблей без видимой причины сдались в плен в самом разгаре схватки. Вот и возникло впечатление поражения. И поэтому я спрашиваю вас, наглец, выдающий себя за патриота, ходячее воплощение добродетелей, каковы ваши связи с демократами?!

Эблинг Мис пожал плечами.

– Совсем с ума сошёл. Что ты можешь знать? Ты мне лучше скажи – ка, почему мы отступаем, почему мы отдали врагу половину Сивенны? А? Опять демократы?

– Нет. Не демократы, – хитро усмехнулся мэр. – Да, отступаем! Академия всегда отступала, если на неё нападали, но только до тех пор, пока триумфальный марш истории не начинал звучать для нас. Я уже вижу исход войны! Так называемое «демократическое подполье» уже понашлёпало манифестов, где предлагает свою поддержку и присягает на верность правительству. Но это шантаж, прикрытие тайной измены. Только я сумею обернуть их пропаганду в свою пользу, каковы бы ни были истинные планы предателей. Я сделаю даже больше этого…

– Неужели? Даже больше, Индбур?

– А вот посмотрите: два дня назад пресловутая «Ассоциация Независимых Торговцев» объявила войну Мулу, и флот Академии разом увеличился на тысячу кораблей. Так что – Мул себя переоценивает. Он-то думает, что мы разделены, ссоримся друг с другом, а на самом деле перед лицом общей опасности мы объединяемся и становимся сильнее. Он должен проиграть! Это неизбежно – как всегда.

Мис иронично поглядывал на мэра.

– Ты мне ещё скажи, Индбур, что Селдон запланировал даже такую непредсказуемую вещь, как случайное появление мутанта!

– Мутанта? А кто сказал, что он – мутант? Кто – кроме капитана – мятежника, двоих чужеземных сопляков и этого вашего уродца – паяца? Вы забываете о самой важной точке зрения – вашей собственной!

– Моей собственной? – совершенно неподдельно удивился Мис.

– Вот именно! Вашей собственной! – злорадно проговорил мэр. – Через девять недель открывается Склеп. Что из этого следует? По какому поводу он открывается? Вот – вот, по поводу кризиса. Если нападение Мула – не кризис, где же настоящий, по поводу которого открывается Склеп? Отвечайте, ну!

Психолог пожал плечами.

– Ладно. Если тебе так хочется… Только сделай мне одолжение. Если старина Селдон действительно произнесет речь и дело окажется плохо, будет мне позволено присутствовать на Торжественном Открытии?

– Хорошо, – процедил Индбур. – А теперь убирайтесь. И не попадайтесь мне на глаза девять недель!

– С превеликим удовольствием, ваше тусклейшее сиятельство! – пробормотал Мис себе под нос, уходя.