Текст книги "Сборник.Том 5"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 48 страниц)

Глава десятая
Кризис приближается

Та же самая неделя минула во Второй Академии, и Первый Оратор улыбкой встретил Студента.

– Ты сердит сегодня, мальчик, значит, принес что-то интересное.

Студент накрыл ладонью стопку листков с компьютерными расчётами и спросил:

– Вы уверены, Оратор, что та проблема, которую вы поставили передо мной, носит фактический характер?

– Исходные данные истинны. Я ничего не добавлял от себя.

– Тогда я вынужден признать, что полученные мною результаты верны, но, видит бог, мне не хочется этого признавать.

– Понимаю. Но при чем тут твои желания? Ну, хорошо, скажи мне, что именно так огорчает тебя? Нет – нет, расчёты отложи. Я потом посмотрю. Пока давай просто поговорим. Расскажи, как ты сам это понимаешь.

– Хорошо, Оратор… В общей психологической ситуации, наблюдающейся в Первой Академии, очевидны глобальные перемены. Всё время, пока они знали о существовании Плана Селдона, не будучи знакомы с его деталями, они верили в него, но не до конца. Они знали, что должны побеждать, но никогда не знали наверняка когда и как. Поэтому там всё время существовала атмосфера напряженности, боевой готовности-то есть именно то, чего и хотел Селдон. Другими словами – Первой Академии всё время приходилось трудиться с полной выкладкой.

– Сомнительная метафора, – откликнулся Первый Оратор, – но я понял, что ты хотел сказать.

– Но теперь, Оратор, они знают о Второй Академии гораздо больше. Раньше им было известно лишь туманное напоминание о ней в записях Селдона, по теперь они догадываются, что ей отведена роль Хранительницы Плана. Они знают, что существует некая организация, которая следит за каждым их шагом и не позволяет им упасть. Поэтому они отбросили прочь сомнения, отказались от борьбы за существование и позволили вести себя на поводке. Ну вот, получилась ещё одна метафора. Прошу прощения…

– Ничего, ничего, продолжай.

– И вот именно этот отказ от активности, эта нарастающая инерция, этот переход к упадочной, гедонистической философии и означает провал Плана. Они снова должны обрести некую самостоятельность.

– Это все?

– Нет, есть кое-что ещё. Реакция большинства населения именно такова, как я описал. Но существует высокая вероятность наличия реакции меньшинства. Знание о нашей руководящей роли, роли поводыря, вызовет у некоторых не расслабление, не покорность судьбе, а совсем наоборот – протест, враждебность. Это следует из теоремы Кориллова…

– Да-да. Теорему я знаю.

– Прощу прощения, Оратор. Очень трудно обойтись без математики… Как бы то ни было, мы имеем дело не только с падением активности в Первой Академии, но и с тем фактом, что некоторая часть её населения может выступить против нас, и весьма активно.

– Теперь все?

– Остался ещё один фактор, вероятность которого достаточно высока.

– Отлично. Что за фактор?

– Пока вся энергия Первой Академии была направлена на борьбу с Империей, пока их единственный враг являл собой неуклюжие, безнадежно устаревшие останки былого величия, они концентрировали своё внимание исключительно на развитии физической технологии. Когда же новой, немаловажной частью их окружения стали мы, резко возросла вероятность перемены в их ориентации. Они могут попытаться стать Психологами…

– Эта перемена в ориентации, – холодно прокомментировал Первый Оратор, – уже произошла.

Губы Студента плотно сжались. Он нахмурился:

– Значит, всё кончено. Это – фундаментальное расхождение с Планом. Оратор, мог ли я узнать об этом, если бы жил… не здесь?

Первый Оратор спокойно и серьёзно ответил:

– Мальчик мой, ты расстроен, удручен – я понимаю тебя. Ты думал, что столь многое тебе открыто, а теперь вдруг с: удивлением обнаружил, что не видел столь очевидного. Ты считал себя одним из Правителей Галактики, а теперь понял, что стоишь так близко к собственному краху. Образно говоря, ты понял, что теперь тебе придётся покинуть башню из слоновой кости, где ты обитал до сих пор, и выйти в широкий мир, отрешившись от всех иллюзий, что питали тебя во время учебы.

Я сам это пережил в своё время. Это нормально. Понимаешь, это необходимо – чтобы какое-то время в начале твоей жизни ты существовал в некотором отрыве от реальности, чтобы ты был здесь, где все знания достались тебе в чистом виде, чтобы вырос и заострился твой разум. Мы могли бы и раньше показать тебе этот частичный провал в Плане, чем избавили бы тебя от теперешнего потрясения, но тогда ты бы ещё не сумел так хорошо понять значения всего этого, как понял сейчас. Так, значит, ты не видишь никакого решения проблемы?

– Никакого… – проговорил Студент, понурив голову.

– Ну что ж, это неудивительно. Послушай меня, юноша. На самом деле способ действия существует, и он уже осуществляется примерно в течение десяти лет. Это необычный способ – мы были вынуждены прибегнуть к нему против своей воли. Он требует учета низких вероятностей, опасных допущений… Нам даже пришлось временами учитывать реакции отдельных людей, потому что иначе в такой ситуации просто нельзя – ведь ты прекрасно знаешь, что Психостатистика, по определению, утрачивает значение, будучи применена на материале ниже планетарных чисел.

– Есть успехи? – выдохнул Студент.

– Пока сказать трудно. Пока мы ещё удерживаем контроль над ситуацией, но впервые за всю историю выполнения Плана так высока вероятность того, что действия отдельных людей могут разрушить всё. Мы воздействовали в нужном направлении на умы ограниченного числа наших противников, у нас есть агенты – но их действия чётко спланированы. На импровизацию они не отважатся. Это тебе должно быть понятно. Мне трудно допустить самое страшное-то, что нас могут обнаружить здесь, в этом мире. Если это произойдет, не только План будет разрушен, но и мы сами. Так что, как видишь, вывод весьма, весьма неутешительный.

– То, что вы сказали, Оратор, это… как бы вообще не вывод. Это не решение – это не больше чем отчаянная догадка!

– Нет. Это – разумная догадка.

– Когда же… наступит кризис, Оратор? Когда мы узнаем, выиграли мы или нет?

– В течение года всё станет ясно.

Студент задумался. Кивнув, он пожал руку Оратора.

– Горькая правда. Но лучше – правда, – сказал он, повернулся и вышел.

Первый Оратор подошёл к стене, часть которой постепенно стала прозрачной. Он смотрел поверх высоких, гигантских строений на бесчисленные спокойные скопления звёзд.

…Год пройдет быстро. Доживёт ли кто-нибудь из них, наследников Селдона, до его конца?

Глава одиннадцатая
На Калган – «зайцем»

Прошло чуть больше месяца, и для Хомира Мунна наступило лето. Он написал финансовый отчет за год, передал все дела своему новому заместителю, недавно назначенному Правительством, – прежний никуда не годился в деловом плане, и занялся подготовкой к полёту своего маленького одноместного крейсера под названием «Русалка» – это имя корабль получил в честь загадочного, романтического эпизода двадцатилетней давности. Корабль был извлечен на свет из ангара и очищен от налипшей за зиму паутины.

Мунн покидал Терминус с грустью. Его никто не провожал – и это было печально, хотя его и раньше никто не провожал в путешествия. Он понимал, что всё должно выглядеть так, чтобы это его событие ничем не отличалось от предыдущих, но радости от этого было мало. Он, Хомир Мунн, вынужден рисковать жизнью в потрясающей авантюре, а улетал один – одинешенек…

По крайней мере, он так думал.

Однако он жестоко ошибался, и поэтому на следующий день был жуткий переполох – как на борту «Русалки», так и в загородном доме доктора Дарелла.

Если придерживаться хронологии, то сначала шок наступил в доме Дареллов. Шум подняла Полли, служанка, чей отпуск к этому времени уже закончился. Она сбежала по лестнице, отчаянно причитая.

Доктор встретил её внизу. Вначале она тщетно пыталась выразить обуревавшие её чувства словами, но в конце концов просто сунула ему листок бумаги и какой-то маленький кубический предмет.

Он недовольно взял всё это и спросил:

– Так в чём дело, Полли?

– Она убежала, доктор!

– Кто убежал?

– Аркадия!

– Что значит – «убежала»? Куда убежала? О чём ты?

Полли сердито топнула ногой.

– Вот уж не знаю! Она ушла – взяла маленький чемоданчик с одеждой, оставила вот эту записку. Да вы бы взяли и прочитали, а не стояли бы так! Ох уж эти мужчины!

Доктор Дарелл недоуменно пожал плечами и раскрыл сложенную вчетверо записку. Записка была короткая и, кроме размашистой подписи «Аркади», напечатана – вернее, написана на принтере.

«Милый папа, прощаться с тобой было бы невыносимо тяжело. Я бы стала плакать, как маленькая, и тебе было бы стыдно за меня. Поэтому я решила попрощаться с тобой в записке. Я буду очень скучать по тебе, хотя, конечно, каникулы с дядей Хомиром получатся прекрасные. Я обещаю вести себя хорошо и скоро вернусь. На память оставляю тебе одну свою вещицу.

Любящая тебя дочь, Аркади».

Он несколько раз перечитал записку, По его лицу было видно, что с каждым разом он понимает её смысл всё меньше и меньше. Потом он строго спросил:

– Ты прочла это, Полли?

Полли обиделась:

– Ну уж в этом я не виновата, доктор! Там же было написано: «Полли», а я откуда могла знать, что записка-то вам? Я в чужие дела не привыкла соваться, доктор, я у вас столько лет служу, и вы знаете, что…

Доктор протестующе поднял руку:

– Ладно, ладно, Полли. Не обижайся. Я просто хотел узнать, поняла ли ты, в чём дело.

Она молчала, а он лихорадочно соображал, как быть. Убеждать её забыть о происшествии бесполезно. При общении с врагом пожелание «забыть и не думать» было бессмысленно, и подобный совет мог сыграть абсолютно противоположную роль.

Поэтому он сказал:

– Ты знаешь, Полли, она странная девочка. Очень… романтичная. Она так ждала этой поездки с тех самых пор, как мы договорились.

– Договорились? А мне никто и словом не обмолвился?

– Просто мы всё решили, когда ты была в отпуске, а потом как-то позабыли тебе рассказать. Вот и всё.

Полли откровенно возмутилась:

– Вот как у вас всё просто получается! Бедняжка отправилась неизвестно куда с одним – единственным чемоданчиком, не взяла ни одного хорошенького платьица, никто её, бедненькую, даже не проводил! И надолго?

– Ну что ты, Полли, перестань волноваться. На корабле у неё куча всякой одежды. Всё было сделано заранее. А теперь, будь добра, скажи мистеру Антору, что я хочу его видеть. Да, кстати, вот эту вещь Аркадия мне оставила?

Он повертел в руках приёмник.

Полли гордо подняла голову:

– Вот уж не знаю! Записка просто лежала на этой штуке. Больше мне нечего вам сказать. Мне тут вообще ничего не говорят. О, если бы её мать была жива!..

Дарелл жестом отослал её, поторопив:

– Будь добра, позови мистера Антора.

Реакция Антора на происшедшее была абсолютно противоположна отношению отца Аркадии. В первый момент он даже сказать ничего не мог, а только сжимал и разжимал кулаки и пытался рвать на себе волосы. Потом он разразился проклятиями.

– Чёрт возьми, чего вы ждете? Чего мы оба ждем? Немедленно свяжитесь по видеофону с космопортом и скажите им, чтобы они связались с «Русалкой»!

– Спокойно, Пеллеас. Она – моя дочь.

– Да, но Галактика не ваша!

– Ну-ну, потише. Она – умная девочка, Пеллеас, и она всё продумала досконально. Давайте-ка пока быстренько обдумаем всё сами. Знаете, что это такое?

– Нет. Какая разница, что это такое.

– Это – приёмник. Подслушивающее устройство.

– Вот эта штуковина?

– Да, это самоделка, но работает прилично. Я проверил. Не понимаете? Она же чётко и ясно даёт нам понять, что прекрасно слышала неё, о чём мы говорили во время нашей встречи. Она знает, куда и зачем отправился Хомир Мунн. Она решила, что ей интересно будет отправиться вместе с ним.

– О Более Всемогущий! – прорычал Антор. – Ну вот, ещё один подарочек для Второй Академии!

– Да, конечно, если только не подумать хорошенько, с какой стати им взбредет в голову в чём-то заподозрить четырнадцатилетнюю девчонку apriori, если только мы со своей стороны не предпримем ничего такого, что могло бы привлечь к ней внимание, – типа попытки связаться с кораблем, приказа вернуться домой и тому подобного. Вернуться из-за неё. Вы разве забыли, с кем мы имеем дело? Забыли, как тонка завеса, отделяющая нас от истины? И как беспомощны мы станем после подобных панических действий!

– Но мы не имеем права ставить наше дело в зависимость от причуд безумного ребенка!

– Она не безумный ребенок, и выбора у нас нет. Она могла бы не писать записку, но сделала это исключительно для того, чтобы мы не бросились сломя голову в полицию заявлять о её пропаже. Её записка – она для того и написана, чтобы у всех создалось впечатление, что добрый дядюшка Хомир Мунн взял с собой в отпуск племянницу, дочку старого приятеля. Почему бы и нет? Он – мой друг уже лет двадцать. Её он знает с трёхлетнего возраста, с тех пор как я привез её сюда с Трентора. Всё выглядит совершенно натурально и даже уменьшает подозрительность всего мероприятия. Шпион не потащил бы с собой четырнадцатилетнюю племянницу.

– Ясно. А что станет делать Мунн, когда её обнаружит?

Доктор Дарелл слегка нахмурился:

– Не знаю… Но думаю, она сумеет с ним договориться.

Антора-то доктор Дарелл вроде бы убедил, но ему самому к вечеру стало ужасно одиноко в собственном доме, и не было ему никакого дела до судьбы Галактики. Он думал только о том, что жизнь, маленькая взбалмошная жизнь его единственного ребенка в опасности…

На борту «Русалки» и народу было поменьше, и шума тоже. Аркадия, притаившись в багажном отсеке, испытывала смешанные чувства. С одной стороны, её радовал некоторый собственный опыт космических путешествий, с другой стороны, она жестоко страдала из-за того, что не всё предусмотрела.

Первую перегрузку она перенесла довольно легко: её только немного затошнило и чуть – чуть закружилась голова. Это было во время первого прыжка через гиперпространство. Подобное она переносила и раньше, и это ей было не в новинку. Кроме того, она знала, что багажный отсек вентилируется и освещается, но проверять, работает ли освещение, она, естественно, не стала – это было бы не так романтично. Она сидела в темноте, как полагается истинному конспиратору, стараясь дышать как можно тише и прислушиваясь ко всем звукам, доносившимся извне.

Это были самые обычные звуки, какие производит человек, находясь в одиночестве, – шум шагов, трение ткани одежды о металл обшивки стен, поскрипывание кресла, резкие щелчки тумблеров на пульте управления, мягкий звук прикосновения руки к глазку фотоэлемента…

Но, как бы то ни было, скоро выяснилось, что Аркадия действительно не всё предусмотрела. Да, в библиофильмах и видеобоевиках у «зайцев» всегда были неограниченные возможности скрываться сколь угодно долго. Конечно, там бывали эпизоды, когда герои того и гляди должны были что-то уронить на пол со страшным грохотом и, что того хуже, чихнуть. Это она прекрасно знала и вела себя крайне осторожно. Она предвидела, что ей захочется пить и есть. Еду и питье она с собой захватила. Но оставались ещё кое-какие досадные мелочи, которые в фильмах почему-то не упоминались, и Аркадия с ужасом поняла, что, как бы она ни старалась, до туалета добраться незамеченной ей никак не удастся.

На таком маленьком спортивном кораблике, как «Русалка», жилой отсек представлял собой одну-единственную каюту, и никоим образом нельзя было прошмыгнуть в туалет, минуя Мунна.

Она отчаянно пыталась определить по звукам, когда же Мунн наконец заснет. Эх, если бы она только помнила, храпит он или нет? Правда, она знала, где стоит койка, и надеялась, что она заскрипит, когда Мунн будет укладываться спать. Наконец она услышала долгожданный скрип. Потом последовал глубокий вдох и звучный зевок. Она ждала. Наступила тишина, потом койка опять скрипнула – видимо, Мунн устраивался поудобнее.

Прошло ещё несколько минут. Аркадия толкнула дверь багажного отсека пальцем. Дверь бесшумно открылась. Она осторожно выглянула.

Койка резко скрипнула. Аркадия окаменела. Нет, стоять, не двигаться!

Она отчаянно попыталась спрятаться за дверью – скрыть глаза, не пошевелив головой. Но это ей не удалось – глаза у людей всё-таки на голове.

Увы, Хомир Мунн не спал – он читал, лежа в постели. Горела маленькая лампочка у кровати. Он рывком сел, всмотрелся в темноту. Правая рука скользнула под подушку.

Голова Аркадии инстинктивно отдернулась назад. Вспыхнул свет, и голос Мунна произнес:

– У меня бластер, и я буду стрелять!

Аркадия хмыкнула:

– Не стреляйте. Это… я…

Вот видите, как хрупка романтика? Пистолет в руке нервного героя может всё испортить!

Свет горел по всему кораблю, Мунн сидел на койке. Вид у него был совсем не романтичный – щетина однодневной выдержки на впалых щеках и жиденькая растительность на груди.

Аркадия вышла, понурив голову. На ней был металлический комбинезон – идеальная одежда для космических полётов – плотный, облегающий её стройную фигурку.

Опомнившись от шока, Мунн чуть было не вскочил с постели, но, вспомнив, что он не одет, натянул одеяло до подбородка и срывающимся шёпотом произнес:

– Ч-ч – что?!

Он был сражён наповал.

Аркадия кротко проговорила:

– Простите меня, я на минутку… Только руки вымою.

Она отлично знала планировку корабля и быстро скользнула в дверь туалета. Когда она вернулась, поднабравшись храбрости, Хомир Мунн стоял у постели, одетый в помятую пижаму. Взгляд его пылал гневом.

– К-какого… ч-что ты туг де-елаешь? Ка-ак ты сюда п-попала? Ч-что я до-олжен с тобой д-делать? Ч-то зде-есь п-происходит?

Он мог бы задать ещё много вопросов, но Аркадия спокойно ответила на все сразу:

– Я просто хотела полететь с вами, дядя Хомир.

– Ка-ак? Куда со м-мной п-полететь? Я… н-никуда не лечу!

– Вы летите на Калган, чтобы добыть информацию о Второй Академии.

У Мунна вырвался сдавленный стон. Он без сил опустился на постель. Аркадии показалось, что у него сейчас начнется истерика и он станет биться головой о стену. Бластер всё ещё был у него в руке, и у неё противно засосало под ложечкой.

– Не волнуйтесь вы так… – это было всё, что она смогла сказать.

Но он уже успел взять себя в руки и с такой силой швырнул бластер на пол, что казалось, тот неминуемо должен был пролететь весь корабль насквозь и пробить дыру в обшивке.

– К-как ты сюда попала? – отчетливо выговаривая каждое слово, спросил Мунн, стараясь не показывать, как у него зубы стучат.

– Очень просто. Просто пришла в ангар со своим чемоданчиком и сказала: «Багаж мистера Мунна», а служащий только ткнул пальцем в корабль, и всё.

– Мне придётся, милочка, отвезти тебя домой, – объявил Мунн и почувствовал, что этот вариант его даже обрадовал. В конце концов – он же не виноват, что так вышло.

– Вы не сможете этого сделать, – спокойно отозвалась Аркадия. – Это привлечет внимание.

– Ч-что?

– Вы всё отлично понимаете. Вся затея с вашим полётом на Калган задумана, потому что для вас вполне естественно отправиться туда и попросить разрешения на посещение дворца, чтобы просмотреть записи Мула. Чтобы всё продолжало выглядеть естественно, вам не следует привлекать к себе лишнего внимания. А если вы отправитесь назад, чтобы отвезти домой девочку-«зайца», такое даже по телевидению объявят, это точно.

– А о-откуда т-ты знаешь п-про Калган? Ч-что за ш-шутки такие?

Он никак не мог заставить себя поверить – да и кто бы поверил? И кто бы мог признаться – кому бы то ни было?

– Я всё слышала, – спокойно объяснила она, – через приёмник. Я всё знаю, так что вам просто придётся взять меня с собой.

– А отец? – Мунн ухватился за последнюю соломинку. – Он-то ч-что по-одумает? Ч-что тебя п-похитили, убили!

– Не подумает. Я оставила ему записку, – безжалостно вырвав соломинку из руки Мунна, объявила Аркадия. – Думаю, он понял, что шума поднимать не следует. Наверное, очень скоро вы получите космограмму от него.

Мунну нечего было возразить, тем более что ровно через две секунды после этих слов раздался оглушительный писк сигнала приёмного устройства космопочты.

Аркадия кивнула и сказала:

– Клянусь, это от папы.

Послание было короткое и адресовано Аркадии. Там говорилось:

«Спасибо за прекрасный подарок. Желаю хорошо провести время».

– Вот видите, – довольно улыбнулась Аркадия. – Чёткие инструкции.

Хомир постепенно привык к девочке. Пожалуй, он даже был рад, что она здесь. Порой он удивлялся, как мог без неё обойтись. Она болтала без умолку. Её всё удивляло. А самое главное – она ни капельки не боялась! Она знала, что Вторая Академия – их враг, а всё остальное её ни капельки не волновало. Она знала, что на Калгане их вряд ли встретят с распростертыми объятиями, но и это её не путало. Она просто дождаться не могла, когда, они туда доберутся.

Может быть, всё это потому, что ей было всего четырнадцать.

Как бы то ни было, недельный полёт превратился для Мунна в непрерывную увлекательную беседу с Аркадией вместо мучительных размышлений наедине с самим собой. Не сказать, конечно, чтобы это были очень умные разговоры, поскольку состояли они в основном из собственных соображений Аркадии на тот счёт, как лучше всего охмурить повелителя Калгана. Это было бессмысленно, но занимательно, поскольку все свои доводы Аркадия высказывала с потрясающей самоуверенностью.

Хомир, к своему удивлению, обнаружил, что ласково улыбается, выслушивая её заявления, хотя и понимал, что у девочки полная путаница в голове относительно истории Галактики.

Настал вечер перед последним прыжком через гиперпространство. Звёздочка Калгана ярко горела на фоне других редких звёзд бескрайнего космоса. Телескоп корабля увеличил изображение, но всё равно до Калгана было ещё очень далеко.

Аркадия, закинув ногу на ногу, сидела в удобном кресле. На ней были облегающие брючки и довольно приличная рубашка, принадлежавшая Хомиру. Её собственная одежда была выстирана и выглажена, приготовлена к посадке.

Она спросила:

– Я вам говорила, что собираюсь писать исторические романы?

Она была в полном восторге от путешествия. Хомир умел слушать, а ей только того и надо – ведь это так здорово – разговаривать с умным человеком, который тебя понимает.

Она продолжала:

– Я прочитала целую уйму книг о великих людях из нашей Академии. Ну, знаете – про Селдона, Гардина, Мэллоу, Деверса и всех остальных. Ваши книжки про Мула я тоже читала, только… знаете, не очень-то приятно читать те места, где описываете», как Академия проигрывала. Гораздо приятнее читать истории, где не описываются поражения и трагедии.

– Наверное, приятнее, – улыбнулся Мунн, – но ведь тогда нельзя считать эти истории правдивыми, не так ли, Аркади? Чтобы тебя высоко оценили профессионалы, нужно писать правду.

– Да ну! – махнула рукой Аркадия. – Кому она нужна – оценка профессионалов?

Аркадии всё больше нравился Мунн. Вот уже несколько дней он называл её исключительно Аркади, как она попросила, и ни разу не сбился.

– Мои романы будут захватывающие, потрясающе увлекательные, их все будут покупать, и я стану знаменитостью. Какой же смысл сочинять книжки, если они не будут нарасхват и ты не станешь знаменитостью? Вот уж ни капельки не хочу, чтобы мои книги читали всякие там занюханные лысые профессора! Нет, мои книжки будут читать все, все на свете!

Глаза её потемнели от удовольствия. Она поджала под себя ноги, взъерошила волосы и продолжала:

– Нет, серьёзно, как только папа меня отпустит, я обязательно слетаю на Трентор, чтобы собрать побольше материала о Первой Империи. Между прочим, я на Тренторе родилась, знаете?

Он знал, но спросил:

– Вот как? – стараясь вложить в вопрос побольше искреннего удивления. Вознагражден он был чем-то средним между восторгом и презрением:

– А-га! Моя бабушка… – ну, вы знаете, Байта Дарелл, уж про неё-то вы наверняка слышали, когда-то попала на Трентор вместе с моим дедушкой. Вот там-то они и остановили этого подлеца Мула, когда вся Галактика уже была у его ног, ну а мой папа и моя мама туда полетели, как только поженились. Я там родилась и ещё немного жила там, а потом мама умерла, а мне было тогда только три года, и я почти не помню про Трентор. А вы там были, дядя Хомир?

– Нет, не сказал бы, – невпопад ответил Мунн. Мысли его были далеко, поскольку Калган был уже совсем близко.

– Ну это же, наверное, потрясающе романтичный мир! Папа говорил мне, что при Станнеле V там жило больше людей, чем сейчас, наверное, в целых десяти мирах! Он рассказывал, что это был большущий мир, целиком одетый в металл, – один громадный город, и он был столицей Галактики. А теперь там одни руины – но уж наверняка – величественные! Ой, как бы мне хотелось туда попасть! Ну, правда… дядя Хомир!

– Да?

– А почему бы нам не слетать туда, когда мы всё, что нужно, сделаем на Калгане?

Лицо его перекосилось от испуга:

– Что? Вот этого, пожалуйста, не надо. Мы не на прогулку летим. У меня важные дела. Не забывай об этом.

– А разве там нет важных дел? – воскликнула она, сдвигая брови. – Да ведь на Тренторе наверняка целая куча бесценной информации. Или вы так не думаете?

– Нет, я так не думаю. Он встал с кресла:

– А теперь, будь добра, пусти меня к компьютеру. Нам осталось сделать последний прыжок, а потом мы ещё поболтаем.

Как ни боялся он посадки и всего, что за ней последует, одна мысль его всё-таки радовала – ему до смерти надоело спать на жестком металлическом полу, кутаясь в собственную куртку.

Расчёты оказались несложными. В пособии под названием «Популярный учебник навигации» маршрут от Академии до Калгана был объяснен чётко и ясно. Раздался легкий щелчок. Корабль преодолел временной барьер. Прошёл последний световой год их путешествия.

Солнце Калгана теперь стало действительно похоже на солнце – большое, яркое, желто-белое. Но они недолго на него смотрели – иллюминаторы с солнечной стороны автоматически зашторились.

Ещё одна ночь – и они на Калгане.