Текст книги "Второе Установление"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

14. Беспокойство

Поли водрузила завтрак на стол, одновременно скосив глаза на настольный рекордер, из которого неторопливо выползала сводка последних новостей. Подобные комбинации ей удавалось выполнять с большой эффективностью. Поскольку все блюда были упакованы в стерильные контейнеры, служившие одноразовыми разогревателями, ее обязанности во время завтрака сводились только к подбору меню, размещению блюд на столе и, в конце, к уборке остатков.

Увиденное заставило ее поцокать языком и вздохнуть.

– Ох, люди так злобны, – сказала она, а Дарелл только промычал что-то в ответ.

Голос Поли приобрел пронзительный, режущий ухо оттенок, который она придавала ему всегда, начиная оплакивать мировое зло.

– Ну почему эти ужасные Калганцы, – она делала ударение на первом слоге, – вытворяют такое? Нет чтобы жить в мире. Нет, все время беспорядки, смятение, постоянно одно и тоже. Вот, поглядите на заголовок: «Уличные беспорядки; толпы перед консульством Установления». Ох, как бы я хотела одолжить им толику своих воспоминаний, если бы только могла. Вот отчего все неприятности с людьми – они просто не помнят. Они просто не помнят, доктор Дарелл – ничегошеньки не припоминают. Вот, к примеру, последняя война после смерти Мула – конечно, я была тогда совсем девочкой – и что происходило, скажите на милость? суматоха, беспорядки. Моего дядю тогда убили, ему было чуть за двадцать, и он только два года как женился, оставив крохотную дочку. Я даже сейчас его помню – у него были такие светлые волосы и ямочка на подбородке. У меня где-то был куб с его объемным изображением… А теперь его крохотулечка сама имеет сына, который служит во флоте, и если что-нибудь случится… И у нас тогда были патрули на случай бомбардировки, а все старики по очереди несли службу в стратосферной обороне – воображаю, на что они бы сгодились, если бы Калганцы добрались сюда. Моя мама часто рассказывала нам о нормировании пищи, о ценах и налогах. Мы едва могли сводить концы с концами… А ведь вполне возможно, что если бы у них там были разумные люди, они никогда не пожелали бы начать все снова, ну просто не хотели бы иметь с этим ничего общего. И я думаю, что народ тут ни при чем; я верю, что даже Калганцы предпочли бы сидеть дома с семьями, а не рыскать туда-сюда на звездолетах и рисковать жизнью. Это все тот ужасный человек, Стеттин. Я поражаюсь, как вообще живут такие люди. Он убил старика – как там его звали? – Таллоса, – и теперь он прямо выходит из себя, чтобы стать самым главным хозяином. И я не понимаю, зачем он хочет воевать с нами. Он обязан проиграть – как все.

Может быть, все это входит в План, но иногда я начинаю верить, что это злой План, раз он включает столько войн и смертей, хотя, по правде говоря, я ничего такого не хочу сказать о Хари Селдоне, который, я уверена, знает обо всем этом куда больше моего, и, возможно, я дура, что в нем сомневаюсь. А вот другое Установление есть в чем обвинять. Они-то могли бы сейчас приструнить Калган и установить мир и благодать. Они все равно в конце концов это сделают, но им явно стоило бы почесаться до того, как начнутся разрушения.

Доктор Дарелл поднял голову.

– Вы что-то говорили, Поли?

Глаза Поли широко распахнулись, потом сердито прищурились.

– Ничего, доктор, вовсе ничего. Мне и говорить-то нечего. Человек скорее может задохнуться, чем слово сказать в этом доме. Бегаешь туда, бегаешь сюда, а как попробуешь что-нибудь сказать… – она все еще продолжала кипеть.

Ее уход произвел на Дарелла впечатление не большее, чем ее болтовня.

Калган! Чепуха! Чисто физический враг! Таких всегда разбивали!

Но нынешний глупый кризис так или иначе затронул и его самого. Неделю назад мэр предложил ему стать администратором по исследованиям и разработкам. Он обещал дать ответ сегодня.

Что ж…

Он беспокойно заерзал. Подумать только, он – администратор! А мог ли он отказаться? Это показалось бы странным, а он не хотел казаться странным. В конце концов, что ему до Калгана? Для него существовал только один враг. Вечный.

Пока его жена была жива, Дарелл был только рад иметь возможность прятаться, избегать проблем. О, долгие, спокойные дни на Транторе, о руины прошлого вокруг! Молчание разрушенного мира и всеобщее забвение!

Но она умерла. Счастье длилось менее пяти лет; а потом он понял, что сможет жить, только сражаясь с этим неясным и грозным врагом, который лишил его человеческого достоинства, управляя его судьбой, который сделал жизнь унизительной борьбой против предписанного заранее конца, который превратил всю Вселенную в поле ненавистной и смертельной шахматной игры.

Пусть это принято именовать сублимацией – он и сам это так называл, – но схватка с врагом придала его жизни смысл.

Сперва в университете Сантанни, где он присоединился к доктору Клейзе. То пятилетие прошло не впустую.

И все же Клейзе был просто собирателем фактов. Он не мог преуспеть в достижении подлинной цели – и когда Дарелл уверился в этом окончательно, то понял, что настало время уходить.

Клейзе мог работать, никому ничего не сообщая, но вокруг были люди, работавшие для него и вместе с ним. Он имел испытуемых, чей мозг подвергал зондированию. Его работу поддерживал университет. Все это были слабые пункты обороны.

Клейзе не мог этого понять; а он, Дарелл, не мог этого объяснить. Они расстались врагами.

Это было к лучшему – так и должно было быть. Он обязан был уйти, капитулировав – на случай, если кто-нибудь следил за ним.

Там, где Клейзе работал с диаграммами, Дарелл работал с математическими концепциями, скрытыми в глубинах собственного сознания. Клейзе работал с сотрудниками; Дарелл – один. Клейзе – в университете; Дарелл – в тиши загородного особняка.

И он почти достиг цели.

Второй Установитель – не человек, если судить по его мозгу. Даже умнейший физиолог, даже изощреннейший нейрохимик могут ничего не обнаружить – но разница должна быть. А поскольку разница кроется в сознании, там ее и можно будет распознать.

Если рассмотреть человека, обладающего, подобно Мулу, способностью воспринимать и контролировать людские эмоции, – а в том, что Вторые Установители обладали способностями Мула, то ли врожденными, то ли приобретенными, сомневаться не приходилось, – и вывести из этого условия все электронные схемы, все мельчайшие детали энцефалографа, то при помощи подобного устройства такого человека нельзя будет не отличить от других людей.

А теперь Клейзе вернулся в его жизнь в образе своего ревностного молодого ученика, Антора.

Глупости! Глупости – все эти его графики и диаграммы людей, подвергшихся воздействию. Он научился распознавать то же самое давным-давно, но что пользы? Ему требовалась рука, а не инструмент. Но он вынужден был согласиться объединить усилия с Антором, поскольку то был более спокойный путь.

А сейчас он станет администратором по исследованиям и разработкам. Это тоже более спокойный путь. И он останется конспиратором среди конспираторов.

Моментами его терзала мысль об Аркадии, но он отгонял ее. Если бы все можно было взвалить на него самого, такого никогда бы не случилось. Тогда никто не был бы в опасности, кроме него самого. Тогда…

Он почувствовал нарастающий гнев – против мертвого Клейзе, против живого Антора, против всех глупцов, имевших самые лучшие намерения…

Что ж, Аркадия может позаботиться о себе сама. Она очень развитая девочка.

Она может позаботиться о себе! – тихо, но постоянно звучало в его сознании.

Впрочем, может ли?

В тот миг, когда доктор Дарелл с грустью думал о дочери, та сидела в холодном строгом вестибюле Администрации Первого Гражданина Галактики. Она находилась там уже полчаса, медленно водя глазами по стенам. Когда явились они с Хомиром, у дверей стояло двое вооруженных охранников. В прошлые посещения их не было.

Сейчас Аркадия была одна, и все же сама обстановка помещения таила в себе некую угрозу.

Ничего подобного она ранее не испытывала.

Но почему так должно было случиться?

Хомир находился у Лорда Стеттина. Что тут плохого?

Происходящее бесило ее. В книгофильмах и видео герой в подобных ситуациях заранее предвидел исход, был готов к нему, – а она просто сидит без дела. Могло произойти все. Все! А она просто сидит без дела.

Что ж, вернемся к началу. Обдумаем все сначала. Может быть, что-то придет на ум.

Две недели Хомир, можно сказать, жил внутри Мулова дворца. Один раз он взял ее с собой, с позволения Стеттина. Дворец был большим и до невозможности массивным. Любое нарушение тяжеловесного покоя, любое вторжение окружающей жизни, казалось, заставляло дворец съеживаться и вздрагивать. Шаги отдавались гулкими ударами или яростным стуком. Он ей не понравился.

Куда лучше были огромные, полные жизни проспекты столицы, театры и зрелища мира, который был хоть и изрядно беднее Установления, но обращал в роскошь куда большую часть своего богатства.

Хомир возвращался вечерами, совершенно потрясенный.

– Для меня это точно мир, увиденный во сне, – шептал он. – Если бы я только мог разобрать дворец по камешку, слой за слоем. Если бы я мог перенести его на Терминус… Какой музей из него бы получился!

Он, казалось, утратил былую нерешительность. Он сиял, он был полон нетерпения. Аркадия судила об этом по одному вернейшему признаку: он почти перестал заикаться.

Как-то раз Мунн сказал:

– Там есть выдержки из дневников генерала Притчера…

– Я знаю о нем. Он был изменником с Установления и занимался прочесыванием Галактики в поисках Второго Установления, разве не так?

– Не совсем изменником, Аркадий. Мул обратил его.

– О, это то же самое.

– Готов поклясться Галактикой, то прочесывание, о котором ты упомянула, было делом безнадежным. В исходных архивах Селдоновского конгресса, на котором четыреста лет назад были основаны оба Установления, содержится только одна ссылка на Второе Установление. Там говорится, что оно «расположено на другом конце Галактики, у Звездного Предела». Вот все, из чего исходили Мул и Притчер. Они не имели возможности распознать Второе Установление, даже если бы и наткнулись на него. Что за безумие! У них имеются архивы, – он говорил сам с собой, но Аркадия жадно внимала, – в которых описана почти тысяча планет, но количество миров, подлежащих исследованию, должно приближаться к миллиону. И мы не в лучшем положении…

Аркадия в беспокойстве прервала его:

– Тссс!

Хомир застыл и медленно опомнился.

– Лучше не будем говорить об этом, – пробормотал он.

А теперь Хомир был у Лорда Стеттина, а Аркадия ожидала снаружи одна и чувствовала, как сердце у нее сжимается неизвестно почему. И эта неизвестность как раз и была страшнее всего.

По другую сторону двери Хомир словно барахтался в вязком, как желатин, море. Он героически боролся с заиканием и, разумеется, в результате не мог связно выговорить больше двух-трех слов подряд.

Шести футов ростом, с выпяченным подбородком, с жестко очерченным ртом, в адмиральском мундире Лорд Стеттин неизменно потрясал сжатыми кулаками, заключая свои реплики.

– Итак, у вас были две недели, и в итоге вы являетесь ко мне с никчемными россказнями.

Полно, сударь, скажите мне самое худшее. Будет ли мой флот искромсан на кусочки? Должен ли я сражаться одновременно как против людей Первого Установления, так и против призраков Второго?

– Я… я повторяю, ваша светлость, я не п… пре… предсказатель. Я… я в полном… недоумении.

– Или вы намереваетесь вернуться, чтобы предупредить ваших соотечественников? К космическим безднам ваши увертки! Я желаю знать правду. А не то я вытяну ее из вас вместе с половиной кишок.

– Я г… говорю только правду, и я должен вам н… напомнить, ваша с… светлость, что я гражданин Установления. В… вы не можете применить ко мне насилие, иначе в… вам не избежать серьезных последствий.

Лорд Калгана оглушительно расхохотался.

– Детские угрозы! Ужасы, которыми можно напугать одних идиотов. Хватит, господин Мунн, я был с вами терпелив. В течение двадцати минут я слушал, как вы подробно излагали мне утомительную чушь, на сочинение которой у вас ушли, наверное, бессонные ночи. Напрасные усилия.

Я знаю, что вы явились не только затем, чтобы разгребать мертвую золу, оставшуюся от Мула, и подогревать пепелище – вы явились сюда за большим, хотя и не признаетесь в этом. Ну что, прав я или нет?

Взгляд Мунна выражал неподдельный ужас; более того – бедняга даже не мог вздохнуть. Лорд Стеттин заметил это и похлопал гостя с Установления по плечу так, что тот закачался вместе со стулом, на котором сидел.

– Хорошо. Будем откровенны. Вы изучаете План Селдона. Вы знаете, что он уже недействителен. Вы знаете, возможно, что теперь моя победа неизбежна. Я и мои наследники – вот кто будущие победители! Послушайте, дружище, какая разница, кто именно создаст Вторую Империю, если она так или иначе будет создана. У Истории нет фаворитов, не так ли? Вы боитесь сказать мне? Вы же видите, что мне известно о цели вашей миссии.

Мунн хрипло выговорил:

– Чего в… вы х… хотите?

– Вашего присутствия здесь. Я не желаю, чтобы излишнее доверие к Плану испортило его. Вы понимаете в этих вещах больше моего; вы заметите небольшие ошибки там, где я могу их упустить.

Послушайте, вы будете потом вознаграждены; вы получите свою честную долю добычи. Что вы можете сделать, вернувшись на Установление? Отвратить почти неизбежное поражение? Продлить войну? Или это просто патриотическое желание умереть за отечество?

– Я… я… – Мунн поперхнулся и замолчал, не в силах выговорить ни слова.

– Вы остаетесь, – доверительно сказал Лорд Калгана. – У вас нет выбора. Погодите-ка, – вспомнил он уже напоследок. – Меня проинформировали, что ваша племянница принадлежит к роду Бейты Дарелл. Это так?

Хомир издал сдавленное «Да». В этот миг ничто, кроме холодной истины, не могло придти ему в голову.

– Это известный род на Установлении?

Хомир кивнул:

– По отношению к которому Установление не потерпит никакого оскорбления.

– Оскорбления! Не будьте дураком, дружище, я думаю совсем в другом направлении. Сколько ей лет?

– Четырнадцать.

– Так! Что ж, ни Второе Установление, ни даже сам Хари Селдон не могут ни остановить ход времени, ни помешать девочке превратиться в женщину.

Сказав это, он повернулся на каблуках и, шагнув к задрапированной двери, разъяренно распахнул ее.

– Ради Космоса, зачем ты притащила сюда свою трясущуюся тушу? – загремел он.

Госпожа Каллия заморгала и сказала тоненьким голосом:

– Я не подозревала, что у тебя кто-то есть.

– Значит так. Я с тобой об этом еще поговорю. А сейчас я хочу увидеть твою спину – и побыстрее!

Ее поспешные шаги затихли в глубине коридора. Стеттин возвратился.

– Остаток затянувшейся интерлюдии. Это все скоро кончится. Четырнадцать, вы сказали?

Хомир глядел на него, и ужас охватывал его с новой силой!

Когда дверь бесшумно открылась, Аркадия вздрогнула. Краем глаза она сразу же уловила резкое движение, хотя и не спешила откликнуться на жест отчаянно манившего ее пальца. Но затем, словно укрепившись в своих подозрениях при виде этого белого, подвижного пальца, Аркадия на цыпочках подошла к двери.

Шаги отдавались в грозной тишине коридора. То была, конечно, госпожа Каллия. Хотя она больно вцепилась в руку Аркадии, та почему-то покорно согласилась следовать за ней. Госпожи Каллии, по крайней мере, она не боялась.

Но что все это значило?

Теперь они оказались в будуаре, который, казалось, весь состоял из розового пуха и сахарной ваты. Леди Каллия встала спиной к дверям. Она сказала:

– Это наш личный коридор ко мне… в мою комнату, понимаешь, из его кабинета. Ну его, ты понимаешь?

Большим пальцем она сделала движение, точно желая показать, что сама мысль о нем терзает ее душу смертельным страхом.

– Это такое везение… такое везение… – ее зрачки расширились, скрыв голубизну ее глаз.

– Не могли бы вы мне сказать… – робко начала Аркадия.

Каллия пришла в неистовство.

– Нет, крошка, нет. Нет времени. Снимай одежду. Пожалуйста. Пожалуйста. Я дам тебе другую, и они тебя не узнают.

Она полезла в гардероб, разбрасывая вокруг себя бесполезные тряпки, в лихорадочных поисках чего-то такого, что девочка могла бы надеть, не рискуя превратиться в приманку для похотливых ухажеров.

– Вот, это подойдет. Должно подойти. У тебя есть деньги? Вот, бери это все – и это тоже, – она стаскивала украшения с ушей и пальцев. – Только отправляйся домой, домой – на твое Установление.

– Но Хомир… мой дядя… – тщетно протестовала Аркадия сквозь заглушавшие голос складки ароматного и роскошного одеяния из пенометалла, которое госпожа Каллия в этот момент натягивала ей на голову.

– Он не сможет уехать. Пусик задержит его навсегда, но ты не должна здесь оставаться. Ох, дорогая, неужели ты не понимаешь?

– Нет, – Аркадия силой остановила ее. – Я не понимаю.

Госпожа Каллия стиснула руки.

– Ты должна вернуться и предупредить свой народ, что будет война. Разве не ясно?

Подавляющий страх, казалось, удивительным образом придал ясность ее мыслям и словам, в полном противоречии с ее привычным обликом.

– Теперь пошли!

Наружу они вышли другим путем – мимо чиновников, которые внимательно взглянули на них, не видя, однако, причины задерживать ту, кого лишь Лорд Калгана мог остановить безнаказанно.

Когда они миновали двери, охранники щелкнули каблуками и отдали честь.

Аркадия перевела дух только когда это, казалось, бесконечное путешествие закончилось – хотя от первого появления манящего белого пальца до момента, когда они оказались у наружных ворот, где неподалеку уже были люди, уличный шум и движение, прошло только двадцать пять минут.

Она оглянулась. На нее внезапно нахлынули испуг и жалость.

– Я… я… не знаю, почему вы это делаете, госпожа моя, но спасибо… А что будет с дядей Хомиром?

– Не знаю, – простонала Каллия. – Да уйдешь ли ты, наконец? Отправляйся прямо в космопорт.

Не жди. В эту самую минуту он, может быть, уже начал разыскивать тебя.

Аркадия все еще медлила. Она должна была бросить Хомира одного; и теперь, когда она ощутила себя на свободе, к ней вернулась запоздалая подозрительность.

– Ну, будет он меня искать, а вам-то что?

Госпожа Каллия закусила нижнюю губу и пробормотала:

– Я не могу объяснить этого маленькой девочке вроде тебя. Это было бы нечестно. Ну, ты будешь расти, а я… я… я познакомилась с Пусиком, когда мне было шестнадцать. Твое присутствие рядом со мной нежелательно, понимаешь? – в ее глазах читалась враждебность пополам со стыдом.

Намеки эти заставили Аркадию похолодеть. Она прошептала:

– А что он сделает с вами, когда узнает?

Каллия захныкала в ответ:

– Я не знаю.

И, обхватив голову руками, она почти бегом бросилась по широкой дороге назад к резиденции Лорда Калгана.

Но Аркадия простояла на месте еще мгновение – и это мгновение для нее было равно вечности. Потому что в этот последний миг перед уходом госпожи Каллии Аркадия кое-что увидела.

Эти испуганные, неистовые глаза вдруг озарились вспышкой холодного веселья.

Беспредельной, сверхчеловеческой забавой.

Такое непросто было разглядеть, но Аркадия не сомневалась в увиденном.

Она теперь бежала, бежала в смятении, отчаянно разыскивая свободную кабину, откуда нажатием кнопки можно было бы вызвать общественный транспорт.

Она бежала не от Лорда Стеттина – равно как не от многочисленных ищеек, которых он мог бы отправить за ней по пятам, и не от его двадцати семи миров, свернувшихся в один гигантский призрак и улюлюкавших вслед ее тени.

Она бежала всего лишь от слабой женщины, которая помогла ей ускользнуть. От существа, завалившего ее деньгами и драгоценностями, рисковавшего, чтобы спасти ее, собственной жизнью.

От существа, которое, как Аркадия поняла окончательно и бесповоротно, принадлежало к людям Второго Установления.

Воздушное такси с мягким звуком опустилось на платформу. Вызванный его появлением порыв ветра коснулся лица Аркадии, взъерошив волосы под мягким меховым капюшоном, который ей дала Каллия.

– Куда едем, барышня?

Аркадия отчаянно старалась изменить тембр своего голоса, чтобы тот не звучал по-детски.

– Сколько космопортов в городе?

– Два. Который вам?

– Который ближе?

Водитель изумленно взглянул на нее.

– Калган-центральный, барышня.

– Тогда в другой, пожалуйста. У меня есть деньги.

В руке она зажала банкноту в двадцать калганидов. Номинал этот мало что говорил ей, но таксист одобрительно ухмыльнулся.

– Как скажете, барышня. Воздушное такси отвезет вас, куда вам угодно.

Она прижалась щекой к холодной, слегка засаленной обивке. Под ней лениво плыли огни города.

Что ей делать? Что делать?

Вот тут-то ей стало ясно, что она – всего лишь глупая, глупая девчонка, оказавшаяся вдали от отца и дрожащая от страха. Ее глаза были полны слез, а глубоко в горле бился и терзал ее душу беззвучный плач.

Она не боялась, что Лорд Стеттин поймает ее. Госпожа Каллия проследит за этим. Госпожа Каллия! Старая, толстая, глупая женщина, но каким-то образом способная прочно удерживать подле себя своего властителя. О, теперь было вполне ясно, каким именно. Все ясно.

То чаепитие у Каллии, где Аркадия вела себя столь хитроумно. Умненькая маленькая Аркадия! Ненависть к самой себе душила ее. И чаепитие было подстроено, и Стеттином, вероятно, управляли так, чтобы он в конце концов впустил Хомира во дворец. Она, глупая Каллия, желала этого, и предъявила в качестве оправдания хитрую маленькую Аркадию, которая, не возбуждая подозрений в умах жертв, в то же время должна была свести к минимуму собственное вмешательство Каллии.

Тогда почему же она на свободе? Ведь Хомир, конечно, стал пленником…

Если только…

Если только она не должна вернуться на Установление как приманка для остальных – чтобы и они оказались в их… в их руках.

Значит, она не может возвращаться на Установление.

– Космопорт, барышня.

Воздушное такси уже было на стоянке. Странно! Она даже не заметила этого.

Что за мир грез!

– Спасибо, – она, не глядя, сунула таксисту бумажку и, едва не зацепившись за дверной порог, побежала по упругому покрытию.

Огни. Беззаботные мужчины и женщины. Большие сияющие табло, на которых сменялись цифры, отмечая прибытие и отбытие звездолетов.

Куда она направится? Это несущественно. Она знала только, что не на Установление! Куда угодно, только не туда.

О, хвала Селдону за этот миг забывчивости – за эту последнюю долю секунды, когда Каллия, думая, что имеет дело с ребенком, расслабилась и позволила веселью проступить наружу.

И тут Аркадию осенило еще кое-что – нечто такое, что ворочалось и шевелилось в самых глубинах ее мозга с самого начала бегства, нечто, навсегда убившее ее детские четырнадцать лет.

И она поняла, что просто обязана ускользнуть.

Это было превыше всего. Пусть они обнаружат всех конспираторов на Установлении, пусть они захватят ее собственного отца – она не может, не смеет рисковать, дабы предостеречь их. Она не может рисковать своей жизнью ни в малейшей степени, хотя бы ради всей державы Терминуса. Она стала важнейшим лицом в Галактике. Она стала единственным важным лицом в Галактике!

Стоя перед билетным автоматом и раздумывая, куда полететь, она уже сознавала это.

Потому что во всей Галактике она, она одна – кроме них самих – знала местонахождение Второго Установления.