Текст книги "Второе Установление"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

12. Лорд

Среди всех миров Галактики самой уникальной историей обладал, несомненно, Калган.

История, к примеру, Терминуса была почти непрерывным возвышением. История Трантора, некогда столичного мира Галактики – почти непрерывным падением. Но Калган…

Калган впервые приобрел в Галактике славу как мир удовольствий, еще за два века до рождения Хари Селдона. А миром удовольствий он сделался, создав баснословно доходную индустрию развлечений.

И это была стабильная индустрия. Самая стабильная в Галактике. Распространявшийся по всей Галактике процесс распада цивилизации затронул Калган лишь в незначительной мере. Несмотря на меняющиеся экономические и социальные условия в соседних секторах Галактики элита там все равно сохранялась; а элите всегда свойственно устраивать себе комфортабельный досуг.

Вследствие этого Калган с успехом служил утонченным и надушенным щеголям имперского двора и их блистающим и развращенным дамам; грубым и неотесанным военным диктаторам, железной рукой правившим захваченными ценою крови мирами, и их разнузданным и похотливым девкам; толстым, падким до роскоши дельцам Установления и их буйным и жестоким любовницам.

Калган был совершенно неразборчив, поскольку все они имели деньги. А поскольку Калган служил всем и не отгораживался ни от кого; поскольку на предоставляемые им блага всегда имелся спрос; поскольку у него хватало мудрости не вмешиваться в мировую политику и не наводить справок о законности доходов, – он процветал, когда прочие беднели, и оставался жирным, когда все тощали.

Так шли дела до Мула. Тогда и Калгану пришлось пасть перед завоевателем, не приемлющим развлечений и вообще чего-либо, кроме завоеваний. Для Мула все планеты были одинаковы, и Калган не мог составить исключения.

Итак, в течение целых десяти лет Калгану пришлось играть несвойственную ему роль галактической метрополии, хозяина величайшей империи со времен самой Галактической Империи.

А затем со смертью Мула пришло падение, по своей стремительности сравнимое с былым взлетом. Установление откололось. Заодно с ним или вслед за ним – большая часть прочих владений Мула. Спустя пятьдесят лет от этого краткого державного периода оставалась лишь память, вызывающая смутное беспокойство, точно грезы наркомана. Калган уже никогда не оправился. Он так и не смог сделаться прежним миром беззаботных удовольствий, ибо заклятие власти никогда не разжимает свою хватку до конца. Калган жил, управляемый вереницей людей, которых Установление именовало Лордами Калгана, но которые сами себя величали Первыми Гражданами Галактики, имитируя единственный титул Мула, и поддерживали вымысел о том, что они сами тоже являются завоевателями.

Нынешний Лорд Калгана занимал этот пост пять месяцев. Он достиг его, воспользовавшись свои положением главы калганского флота и прискорбным отсутствием осторожности у прежнего властителя. Но никто на Калгане не был глуп до такой степени, чтобы слишком долго или слишком тщательно копаться в вопросах законности. Такие вещи случаются и принимаются как должное.

И все же подобный ход дел, направленный на выживание самых сильных, хотя и предоставляет преимущество кровожадности и злобе, иногда позволяет выдвинуться и способным людям. Лорд Стеттин был достаточно компетентен, и им было не так-то легко помыкать.

Ни его эминенции первому министру, который с великолепной неразборчивостью служил прежнему властителю с тем же рвением, что и нынешнему, и который, поживи он достаточно долго, так же честно служил бы и следующему.

Ни госпоже Каллии, которая была для Стеттина более чем другом, но менее чем супругой.

В тот вечер все трое остались наедине в личных покоях Лорда Стеттина. Первый Гражданин, широкоплечий, в сверкающей адмиральской форме, которую он обожал, хмуро восседал на жестком пластиковом кресле, приняв соответственно жесткую осанку. Его первый министр Лев Мейрус сидел напротив с отчужденным и равнодушным видом. Его длинные тонкие пальцы совершали ритмичные движения, пробегая по худой, впалой щеке от крючковатого носа до кончика покрытого седой порослью подбородка. Госпожа Каллия изящно раскинулась на меховом покрывале пенолитовой кушетки. Ее полные губы временами вздрагивали в недовольной гримасе.

– Сударь, – сказал Мейрус (то был единственный вид обращения к властителю, именовавшемуся Первым Гражданином), – вам недостает четкой точки зрения на неразрывность истории. Ваша собственная жизнь, с ее грандиозными переменами, заставляет вас думать, что ход цивилизации может быть также подвержен внезапным изменениям. Но это не соответствует истине.

– Мул доказал обратное.

– Но кто может брать с него пример? Он был более чем человеком, не забывайте об этом. И он тоже не вполне преуспел.

– Пусик, – захныкала внезапно госпожа Каллия, но резкий жест Первого Гражданина заставил ее тут же съежиться.

Лорд Стеттин сказал жестким тоном:

– Не вмешивайся, Каллия. Мейрус, я устал от бездействия. Мой предшественник всю свою жизнь драил флот, превратив его в отточенный инструмент, равного которому нет в Галактике. И он умер, а вся эта великолепная машина ржавеет от безделья. Так что же, мне продолжать в том же духе?

Мне, адмиралу флота? Сколько пройдет времени, прежде чем машина окончательно заржавеет?

Сейчас она только тянет деньги из казны, ничего не принося взамен. Офицеры мечтают о поместьях, солдаты – о добыче. Весь Калган грезит о славе и возвращении империи. Вы это в состоянии понять?

– Это лишь слова, но я улавливаю, что вы имеете в виду. Владения, добыча, слава – когда ими обзаводятся, это прекрасно, но процесс обзаведения часто рискован и всегда неприятен. Первое упоение от успехов может оказаться недолгим. Никогда на протяжении всей истории попытка захвата Установления не считалась умным поступком. Даже Мулу лучше было бы воздержаться…

В голубых, прозрачных глазах госпожи Каллии стояли слезы. В последнее время она так редко виделась с Пусиком, а сегодня, когда он обещал провести с ней вечер, вломился этот ужасный, тощий, седой человек, который всегда смотрел не на нее, а сквозь нее. И Пусик впустил его. Она не осмелилась пикнуть. Она испугалась даже непроизвольно вырвавшегося всхлипа.

Стеттин говорил теперь тоном, который она ненавидела, жестко и нетерпеливо:

– Вы – раб далекого прошлого. Установление превосходит нас по объему и населению, но его владения слабо скреплены и развалятся от хорошего удара. В эти дни их удерживает вместе только инерция, а я достаточно силен, чтобы преодолеть эту инерцию. Вы загипнотизированы прежними временами, когда одно лишь Установление обладало атомной энергией. Они смогли парировать последние удары умиравшей Империи, а впоследствии им приходилось сталкиваться только с безмозглой анархией военных диктаторов, сумевших противопоставить атомным кораблям Установления лишь старые посудины. Но, дорогой мой Мейрус, Мул это все изменил. Он распространил знания, которые Установление копило для себя, на половину Галактики, и монополия на науку сгинула навечно. Мы можем поспорить с ними.

– А Второе Установление? – холодно спросил Мейрус.

– Второе Установление? – повторил Стеттин так же холодно, – А вам известны его намерения?

Ему понадобилось десять лет, чтобы остановить Мула, если и вправду это сделали они. Или вы не в курсе, что немалая часть психологов и социологов Установления считает, будто после Мула План Селдона полностью развалился? Если же План исчез, то образовался вакуум, который я могу заполнить не хуже любого другого.

– Наши познания об этом недостаточны, чтобы идти на риск.

– Наши – возможно. Но у нас на планете есть гость с Установления. Знаете ли вы об этом?

Какой-то Хомир Мунн – который, насколько я понимаю, написал о Муле статьи, где откровенно выразил мнение, что План Селдона больше не существует.

Первый министр кивнул.

– Я слышал о нем или, по крайней мере, о его писанине. И что он хочет?

– Он просит позволения войти во дворец Мула.

– В самом деле? Умнее было бы отказать. Никогда не стоит тревожить суеверия, которые поддерживают всю планету.

– Я об этом поразмыслю – и мы еще поговорим на эту тему.

Мейрус откланялся.

Госпожа Каллия сказала душераздирающим тоном:

– Пусик, ты сердишься на меня?

Стеттин в бешенстве обернулся к ней.

– Разве я не говорил тебе, чтобы ты не смела называть меня этим смешным именем при посторонних?

– Но тебе же это нравилось.

– А теперь не нравится и больше не будет нравиться.

Он мрачно разглядывал ее, словно не понимая, как он только мог выносить ее в последнее время. Она была податливой и глупой бабой, которую было приятно щупать, давая себе разрядку от тяжелых трудов в ее нежных объятиях. Но даже эта нежность становилась утомительной. Она грезила о браке, надеясь стать Первой Гражданкой.

Смешно!

Она была очень хороша, пока он оставался только адмиралом – но теперь, как Первый Гражданин и будущий завоеватель, он нуждался в большем. Он нуждался в детях, которые смогли бы унаследовать его будущие владения – то есть в том, чего никогда не имел Мул: ведь именно поэтому его Империя перестала существовать сразу после того, как завершилась его странная, нечеловеческая жизнь. Он, Стеттин, нуждался в дочери какого-либо из великих исторических родов Установления, с кем он мог бы создать династию.

Непонятно, почему он не избавится от Каллии прямо сейчас. Это было бы нетрудно. Она немного похнычет… Он отбросил эту мысль. Вообще-то у нее были и достоинства.

Каллия ободрилась. Влияние Седобородого прошло, и гранитное лицо ее Пусика смягчилось.

Она привстала единым плавным движением и прижалась к нему.

– Ты не будешь бранить меня, не правда ли?

– Нет, – он с отсутствующим видом похлопал ее по спине. – А теперь немного посиди спокойно. Я должен поразмыслить.

– О человеке с Установления?

– Да.

– Пусик! – после паузы.

– Что?

– Пусик, ты говорил, что с этим человеком прибыла маленькая девочка. Помнишь? Когда она придет, могу ли я встретиться с ней? Я никогда…

– Ты что, думаешь, я мечтаю видеть здесь его девчонку? У меня зал для аудиенций или начальная школа? С меня хватит твоих глупостей, Каллия.

– Но о ней позабочусь я, Пусик. Ты даже о ней не вспомнишь. Просто я так редко вижу детей, а ты знаешь, как я люблю их.

Он саркастически взглянул на нее. Она никогда не отказывалась от этих мыслей. Она любила детей – то есть, его детей; то есть, его законных детей; то есть, речь шла о браке. Он засмеялся.

– В данном случае речь идет о дылде лет четырнадцати-пятнадцати. Она, наверное, с тебя ростом.

Каллия выглядела сокрушенной.

– Ну позволь мне, пожалуйста. Она может порассказать мне об Установлении. Я всегда мечтала побывать там, ты же знаешь. Мой дедушка был жителем Установления. Ты не возьмешь меня когда-нибудь туда, Пусик?

Стеттин улыбнулся при этой мысли. Возможно – как завоеватель. Хорошее настроение, которое доставила ему эта мысль, облеклось в слова:

– Возьму, возьму. И ты можешь встретиться с девчонкой и говорить с ней об Установлении, сколько тебе будет угодно. Но, как понимаешь, не в моем присутствии.

– Честное слово, я не буду беспокоить тебя. Я приму ее в своих покоях.

Она была снова счастлива. В последние дни ей не очень-то часто удавалось настоять на своем.

Она обвила его шею руками и почувствовала, как после едва заметного колебания его мышцы расслабились, и крупная голова мягко опустилась к ней на плечо.

13. Госпожа

Аркадия торжествовала. Как переменилась жизнь с тех пор, как в ее окне появилась глупая физиономия Пеллеаса Антора – и все потому, что у нее хватило предусмотрительности и смелости сделать то, что надо было сделать.

И вот она на Калгане. Она побывала в огромном Центральном Театре – самом большом в Галактике – и видела во плоти звезд оперной сцены, чья слава гремела даже на далеком Установлении.

Она самостоятельно отправилась за покупками на Цветочную Аллею, центр моды самого пышного мира в Космосе. И она все выбирала сама, потому что Хомир в этом вообще не разбирался.

Продавщица вовсе не возражала против длинных, блестящих платьев с вертикальными складками, которые делали Аркадию такой высокой, – а на деньги Установления столько всего можно было купить! Хомир дал ей десятикредитную банкноту, и когда Аркадия обменяла ее на «калганиды», получилась поразительно увесистая пачка.

Она даже сделала себе новую прическу – слегка укоротив волосы сзади и отпустив по два блестящих локона на каждом виске. И, кроме того, волосы были обработаны так, что выглядели еще более золотыми, чем прежде; они буквально сверкали.

Но это… это было самое замечательное. Говоря по правде, дворец Лорда Стеттина выглядел не так величественно и роскошно, как театры, и не так таинственно и легендарно, как старый дворец Мула – пока они лишь мельком видели одинокие башни этого дворца, пролетая над городом, – но только представьте себе, всамделишный Лорд! Она упивалась величием происходящего.

И это еще не все. Она сидела лицом к лицу с его Фавориткой! В мыслях Аркадия произносила это слово с заглавной буквы, зная о роли, которую подобные женщины играли в истории, зная об их чарах и власти. В сущности, она сама частенько подумывала о том, чтобы самой сделаться всемогущим и блистающим существом, но на Установлении фаворитки были как-то не в моде, и, кроме того, если бы дело дошло до такого, ее папа, вероятно, был бы категорически против.

Конечно, госпожа Каллия, по представлениям Аркадии, не очень-то подходила к своей роли.

Прежде всего она была полноватой и вовсе не выглядела порочной и опасной – скорее увядшей и близорукой. Голос ее был высоким, а не хрипловатым, и…

Каллия сказала:

– Не хочешь ли еще чаю, деточка?

– Благодарю вас, я бы выпила еще чашку, ваша светлость, – или надо было сказать «ваше высочество»?

Со снисходительностью знатока Аркадия продолжала:

– Какие на вас чудесные жемчуга, госпожа моя!

(Кажется, «госпожа моя» было лучше всего.)

– О! Ты так думаешь?

Каллия казалась польщенной. Она сняла ожерелье и подержала его на весу, пока жемчужины с молочным сиянием покачивались из стороны в сторону.

– Они тебе нравятся? Ты можешь взять их себе, если хочешь.

– Ой!.. Вы в самом деле хотите сказать… – Аркадия обнаружила ожерелье в своей руке, но, отвергая его с расстроенным видом, сказала: – Папе это не понравится.

– Ему не понравится жемчуг? Но это очень красивый жемчуг.

– Я хочу сказать, что ему не понравится, если я его возьму. Он всегда говорит, что не следует принимать дорогие подарки от посторонних людей.

– Не следует? Но… но ведь это подарок мне от Пу… от Первого Гражданина. Ты считаешь, это было неправильно?

Аркадия залилась краской.

– Я не хотела сказать…

Но Каллия устала от этой темы. Она дала жемчужинам соскользнуть на пол и произнесла:

– Ты собиралась рассказать мне об Установлении. Пожалуйста, начни прямо сейчас.

И Аркадия внезапно смешалась. Что можно рассказать о мире, скучном до слез? Для нее на Установлении не было ничего, кроме пригорода, уютного дома, беспокойных перипетий учебы, малоинтересных и вечных реалий безмятежной жизни. Она неуверенно выговорила:

– Я думаю, оно именно таково, каким вы его видели в книгофильмах.

– О, так ты смотришь книгофильмы? От них у меня вечно начинает болеть голова. Но ты знаешь, я всегда любила видео про ваших Купцов. Это все такие крупные, необузданные люди. Это всегда так восхитительно. Твой друг, господин Мунн, случайно не Купец? Хотя он не выглядит таким уж необузданным. Большинство Купцов носит бороды, говорит громким голосом и властно относится к женщинам – ты так не думаешь?

Аркадия смущенно улыбнулась.

– Это уже история, госпожа моя. Я имею в виду, что во времена, когда Установление было молодо, Купцы являлись первопроходцами, раздвигавшими границы и несшими цивилизацию остальной Галактике. Это мы проходили в школе. Но это время миновало. У нас больше нет Купцов – просто корпорации и разные товары.

– В самом деле? Какая жалость. Тогда что же делает господин Мунн? Если, как ты говоришь, он не Купец.

– Дядя Хомир – библиотекарь.

Каллия приложила ладонь к губам и захихикала.

– Ты имеешь в виду, что он следит за книгофильмами? Ой, ой! Это кажется таким глупым занятием для взрослого мужчины.

– Он очень хороший библиотекарь, госпожа моя. На Установлении это занятие считается очень престижным.

Аркадия опустила играющую всеми цветами радуги чашечку на молочно-металлическую поверхность стола. Ее хозяйка обеспокоилась.

– Но, девочка моя, я вовсе не хотела тебя обидеть. Он должен быть очень умным человеком. Я с первого же взгляда поняла это по его глазам. Они такие… такие умные. И он должен быть также и смелым человеком, раз он хочет увидеть дворец Мула.

– Смелым?

Сердце Аркадии забилось сильнее. Вот чего она дожидалась! Интрига! Тайна! Лениво уставившись на кончик большого пальца, она спросила тоном, преисполненным бесконечного безразличия:

– А почему от желающих увидеть Мулов дворец требуется смелость?

– Разве ты не знаешь? – глаза Каллии округлились, а голос стал приглушенным. – На нем лежит проклятье. Умирая, Мул приказал, чтобы никто не заходил туда, пока не будет основана Империя всей Галактики. На Калгане никто не смеет даже приблизиться ко дворцу.

Аркадия впитала это.

– Но это же суеверие.

– Не говори так, – Каллия выглядела расстроенной. – Пусик тоже всегда так говорит. Он, правда, добавляет, что о суевериях лучше помалкивать, потому что они помогают удерживать власть над народом. Но я заметила, что он сам тоже ни разу не заходил туда. И Таллос, который был Первым Гражданином до Пусика, тоже, – Каллию осенила какая-то мысль, и она снова исполнилась любопытства. – Но зачем господин Мунн хочет осмотреть дворец?

Тут-то и настало время пустить в ход план, заранее тщательно продуманный Аркадией. Из прочитанных книг она отлично знала, что подлинной властью обладает любовница правителя, что в ней и заключается источник влияния. Следовательно, если дядя Хомир потерпит провал у Лорда Стеттина – а она была в этом уверена, – то ей предстоит поправить дело у госпожи Каллии. Говоря по правде, госпожа Каллия несколько озадачивала Аркадию. Она вовсе не выглядела как кладезь ума. Но ведь весь ход истории доказывает… Аркадия сказала:

– Тому есть причины, госпожа моя, – но сохраните ли вы это в тайне?

– В глубинах сердца, – заявила Каллия, поднося руку к мягкой, вздымающейся белизне своей груди.

Мысли Аркадии опережали ее слова на одну-две фразы:

– Дядя Хомир, как вы знаете, крупнейший знаток Мула. Он написал о нем кучу книг, и он считает, что с тех пор, как Мул завоевал Установление, вся галактическая история изменилась.

– Ой, что ты!

– Он думает, что Селдоновский План…

Каллия хлопнула в ладони.

– Про Селдоновский План я знаю. Все видео о Купцах всегда были забиты рассказами о Селдоновском Плане. Он умудрился устроить так, чтобы Установление всегда побеждало. К этому какое-то отношение имела наука, хотя я никогда не могла постичь, какое именно. Разъяснения постоянно действуют мне на нервы. Но ты, моя дорогая, продолжай. Ты все объясняешь по-другому.

Ты рассказываешь так понятно!

Аркадия продолжала:

– Так вот, разве вам не ясно, что когда Установление потерпело поражение от Мула, План Селдона не сработал, и с тех пор уже не действует. Тогда кто же организует Вторую Империю?

– Вторую Империю?

– Ну да, она когда-нибудь должна сформироваться, но как? Вот в чем проблема, понимаете ли.

И еще есть Второе Установление.

– Второе Установление? – Каллия запуталась окончательно.

– Ну да. Они планировали историю и шли по стопам Селдона. Они остановили Мула, потому что он явился преждевременно, но теперь они могут поддержать Калган.

– Почему?

– Потому что у нынешнего Калгана, возможно, больше шансов сделаться ядром новой Империи.

Госпожа Каллия начала что-то смутно соображать.

– Ты хочешь сказать, что Пусик намеревается создать новую Империю?

– Мы не вполне в этом уверены. Дядя Хомир думает именно так, но чтобы все выяснить, ему надо просмотреть архивы Мула.

– Это все очень запутанно, – с сомнением произнесла госпожа Каллия.

Аркадия сдалась. Она сделала, что могла.

Лорд Стеттин был настроен сердито и в то же время юмористически. Беседа с этой тряпкой с Установления оказалась крайне неплодотворной. Более того, беседа его разозлила. Быть абсолютным правителем двадцати семи миров и хозяином крупнейшей военной машины в Галактике, лелеять самые честолюбивые намерения во Вселенной – и болтать с каким-то антикваром о разных глупостях.

Проклятье!

Ведь он должен был попрать обычаи Калгана, не так ли? Допустить обыск во дворце Мула, чтобы какой-то дурак мог написать очередную книгу! Интересы науки! Священная жажда знаний!

Великая Галактика! Неужели кто-то рассчитывает, что он примет эти лозунги всерьез? А кроме того – и тут по его спине пробежал холодок – ведь оставался вопрос заклятия. Он в него не верил; ни один разумный человек в него бы не поверил. Но для того, чтобы пренебречь им открыто, нужны более веские причины, чем соображения этого дурака.

– А тебе чего надо? – огрызнулся он, и госпожа Каллия застыла в дверном проеме.

– Ты занят?

– Да. Я занят.

– Но здесь никого нет, Пусик. Можешь ли ты уделить мне, наконец, хотя бы минуту?

– О Галактика! Ну чего тебе? Только побыстрее.

Она выговаривала слова, все время запинаясь.

– Девочка рассказала мне, что они отправляются во дворец Мула. Я и подумала, может нам пойти вместе с ними? Там внутри должно быть очень интересно.

– Значит, она так тебе сказала? Так вот, знай: туда не пойдет никто – ни она, ни мы. А теперь займись своими делами. Ты мне надоела со своей болтовней.

– Но, Пусик, почему ты не хочешь их пустить? Девочка говорит, что ты собираешься создать Империю!

– Меня не интересует, что она говорит… Что-о? – он шагнул к Каллии и крепко схватил ее за локоть, так что его пальцы глубоко вонзились в нежную плоть. – Что она тебе сказала?

– Ты делаешь мне больно. Если ты намерен так на меня смотреть, я не смогу ничего вспомнить.

Он отпустил ее. Некоторое время она безуспешно растирала красные следы, а затем захныкала:

– Девочка взяла с меня обещание не говорить никому.

– Очень жаль. Говори! Ну!

– Ну… она сказала, что План Селдона изменился, и где-то там есть другое Установление, которое устраивает дела так, чтобы Империю создал ты. Вот и все. Она сказала, что господин Мунн – очень важный ученый, и что во дворце Мула всему этому есть доказательства. Вот все, что она сказала, до единого слова. Ты сердишься?

Стеттин не ответил. Он поспешно покинул комнату, и коровьи глаза Каллии с тоской взглянули ему вслед. Не прошло и часа, как были отосланы два приказа с государственной печатью Первого Гражданина. Следствием первого явилась посылка в космос пятисот линейных кораблей с целью, как официально заявлялось, «военных маневров». Другой поверг в полное смятение одного человека.

Когда второй приказ достиг Хомира Мунна, тот прекратил подготовку к отбытию. Приказ, разумеется, представлял собой официальное разрешение войти во дворец Мула. Мунн читал и перечитывал его, испытывая какие угодно ощущения, кроме радости.

Но Аркадия ликовала. Она знала, что произошло.

Или, по крайней мере, она полагала, что знает.