Текст книги "Второе Установление"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Айзек Азимов
Второе Установление

Марсии, Джону и Стэну

Пролог

Первая Галактическая Империя простояла десятки тысяч лет. Все планеты Галактики были объединены под ее централизованным управлением – порой тираническим, порой благосклонным, но всегда образцовым. Человечество забыло, что могут быть и другие формы существования.

Все человечество, кроме Хари Селдона.

Хари Селдон был последним великим ученым Первой Империи. Именно он довел психоисторическую науку до полного развития. Психоистория стала квинтэссенцией социологии. Это была наука о человеческом поведении, сведенная к математическим уравнениям.

Отдельное человеческое существо непредсказуемо, но поведение человеческих толп, как выяснил Селдон, может изучаться статистическими методами. Чем больше толпа, тем выше достижимая точность. А объем людских масс, с которым работал Селдон, составлял практически все население Галактики, численностью во много квинтиллионов душ.

И именно Селдон предугадал тогда, наперекор здравому смыслу и общепринятым воззрениям, что блестящая, могучая с виду Империя находится в состоянии необратимого упадка и распада. Он предвидел (или, что то же самое, решил свои уравнения и проинтерпретировал их символический смысл), что Галактика, будучи предоставлена сама себе, пройдет через тридцатитысячелетний период нищеты и анархии, прежде чем снова будет восстановлено единое руководство.

Он задумал исправить эту ситуацию, организовав ход событий таким образом, чтобы мир и цивилизация восстановились всего за одну тысячу лет. После тщательных расчетов Селдон основал две колонии ученых, которые он назвал «Установлениями». Он намеренно разместил их «на противоположных концах Галактики». Одно из Установлений было основано при полном свете гласности. Существование другого, Второго Установления, было окутано молчанием.

В книгах «Установление» и «Установление и Империя» повествуется о первых трех веках истории Первого Установления. Она началась с малого сообщества Энциклопедистов, затерянного в просторах внешней периферии Галактики. Периодически Установление сталкивалось с кризисами, во время которых стягивалось воедино все разнообразие людских взаимоотношений, социальных и экономических процессов. Вся свобода действий Установления сводилась к одному предопределенному пути, и когда оно начинало двигаться в этом направлении, открывались новые горизонты для его развития. Все это было спланировано Хари Селдоном, давно умершим к тому времени.

Первое Установление, располагая превосходящим научным потенциалом, одолело окружавшие его варваризованные планеты. Оно столкнулось с анархичными военными диктатурами, отколовшимися от агонизирующей Империи, и победило их. Оно столкнулось также с остатками самой Империи, при ее последнем сильном Императоре и последнем сильном генерале, и победило их.

Затем Установление встретилось с тем, чего не мог предвидеть Хари Селдон – с подавляющей мощью одного-единственного человеческого существа, мутанта. Человек, известный под именем Мул, родился со способностью переплавлять чувства людей и трансформировать их сознания. Его заклятые противники превращались в преданных слуг. Армии не могли, не желали сражаться с ним.

Перед ним пало Первое Установление, и замыслы Селдона, казалось, уже лежали в руинах.

Но оставалось таинственное Второе Установление, цель многочисленных поисков Мула. Он должен был найти его, чтобы завершить свое завоевание Галактики. Те же, кто оставался верен заветам Первого Установления, искали его по совершенно противоположной причине. Но где оно находилось? Этого не знал никто.

Вот история поисков Второго Установления!

Часть I
Поиск Мула[1]1
  Мул – …После падения Первого Установления начали вырисовываться конструктивные цели режима Мула. Со времен окончательного распада Галактической Империи именно он впервые предъявил истории действительно имперский по виду единый объем пространства. Прежняя коммерческая держава павшего Установления была лоскутной и плохо скрепленной, несмотря на скрытую поддержку психоисторических предсказаний. Она не могла сравниться с надежно контролируемым «Союзом Миров» Мула, охватившим десятую часть объема Галактики и пятнадцатую часть ее населения. Особенно в эпоху так называемого поиска…
  ENCYCLOPEDIA GALACTICA
  *) Энциклопедии есть еще что сказать – и немало – насчет Мула и его Империи, но все это не относится к нашему теперешнему предмету и, во всяком случае, большая часть данного изложения слишком суха для нашей задачи. Далее в статье в основном обсуждаются экономические условия, приведшие к возвышению «Первого Гражданина Союза» (официальный титул Мула), и дальнейшие последствия этого для экономического роста.
  *) Все выдержки из ENCYCLOPEDIA GALACTICA приводятся здесь по 116-ому изданию, опубликованному в 1020 г. Э.У. издательством ENCYCLOPEDIA GALACTICA, Терминус, с разрешения издателей.


[Закрыть]

1. Двое и Мул

Если колоссальная быстрота, с которой Мул сделался господином обширных владений, а также внезапное прекращение экспансии в пользу пятилетней консолидации и вызывает у автора энциклопедической статьи чувство удивления, то в самом тексте это чувство никак не проявляется.

Поэтому мы отложим Энциклопедию и двинемся по нашему собственному пути в наших собственных целях. Рассмотрим историю Великого Междуцарствия – промежутка, разделяющего Первую и Вторую Галактические Империи, – в конце этих пяти лет консолидации.

Политически Союз спокоен. Экономически он процветает. Немногие желали бы обменять мир под жесткой хваткой Мула на предшествующий хаос. На планетах, пять лет назад известных как Установление, могли сохраняться ностальгические сожаления, но не более. Руководители Установления делились на бесполезных, которые были уже мертвы, и полезных, то есть Обращенных.

А из Обращенных наиболее полезным был Хэн Притчер, теперь уже генерал-лейтенант.

В дни Установления Хэн Притчер был капитаном и членом подпольной демократической оппозиции. Когда Установление без борьбы пало перед Мулом, Притчер продолжал бороться против Мула. До тех самых пор, пока он не был Обращен.

Обращение, постигшее его, было необычным, не таким, которое достигается силой высших убеждений. Хэн Притчер представлял это достаточно хорошо. Он изменился, потому что Мул был мутантом и обладал ментальной мощью, вполне способной направлять мысли обычных людей себе на пользу. И это Притчера полностью устраивало. Так и должно было быть. Само примирение с Обращением являлось его первичным симптомом, но вопрос этот больше не вызывал у Хэна Притчера никакого интереса.

И теперь, возвращаясь из своей пятой крупной экспедиции в бескрайние просторы Галактики за пределами Союза, ветеран космоса и агент Разведки радостно, с открытым сердцем предвкушал будущую аудиенцию у «Первого Гражданина». Его жесткое лицо, словно высеченное из темного, гладкого дерева, – лицо, которое, казалось, неспособно было улыбнуться, не растрескавшись, – не выражало этого чувства; но во внешних проявлениях не было нужды. Мул мог видеть мельчайшие изгибы чувств в душах людей, почти так же, как обычный человек может заметить изгиб брови.

Притчер оставил свой аэромобиль в старом вице-королевском ангаре и вступил на территорию дворца пешком, как и полагалось. Он прошел около мили вдоль прямого, как стрела, шоссе – пустого и безмолвного. Притчер знал, что на площади во много квадратных миль, занятых дворцовыми владениями, нет ни единого охранника, ни единого солдата, ни одного вооруженного человека.

Мул не нуждался в защите.

Мул был своим собственным всемогущим защитником.

Шаги Притчера мягко отдавались в его собственных ушах. Блестящие, невероятно легкие и прочные металлические стены дворца вздымались перед ним, образуя дерзновенные по форме, изломанные арки, характерные для архитектуры Поздней Империи. Стены эти грозно нависали над пустыми окрестностями, над густонаселенным городом у горизонта.

Во дворце находился тот единственный человек, на чьи сверхъестественные ментальные свойства опиралась новая аристократия и вся структура Союза.

Огромная гладкая дверь с приближением генерала тяжело раздвинулась, он вошел внутрь и ступил на широкий, величавый скат, двинувшийся вверх от прикосновения его ног. Бесшумный эскалатор быстро поднял его. Притчер оказался перед небольшой, простой дверцей в личную комнату Мула, вознесенную под самое сверкание дворцовых шпилей.

Дверь открылась…

Беиль Чаннис был молод, и Беиль Чаннис не был Обращен. То есть, попросту говоря, его эмоциональный настрой не был подправлен Мулом. Он оставался именно таким, каким его сформировали наследственность и воздействие окружения. И это его вполне устраивало.

Еще не достигнув тридцатилетия, он оказался в столице на отменном счету. Он был красив и остроумен – и, следовательно, имел успех в обществе. Он отличался умом и самообладанием – и, следовательно, имел успех у Мула. И оба эти успеха его очень радовали.

А теперь Мул впервые вызвал его на личную аудиенцию.

Легкими шагами он преодолел длинное поблескивающее шоссе, которое вело прямо к пеноалюминиевым шпилям, служившим резиденцией вице-королей Калгана при былых Императорах.

Позднее эта резиденция перешла к независимым князьям Калгана, правившим от собственного имени; а теперь она была занята Первым Гражданином Союза, правившим своей личной империей.

Чаннис тихо мурлыкал себе под нос. Он не сомневался, что все это затеяно ради Второго Установления, этого всеобъемлющего пугала, одна лишь мысль о котором отвратила Мула от его политики беспредельной экспансии и заставила остановиться и задуматься. Официально новая политика, основанная на осторожности и неподвижности, именовалась «Консолидацией».

Ходили разные слухи – ведь слухи остановить невозможно. Мул снова намеревался начать агрессию. Мул открыл местонахождение Второго Установления и нападет на него. Мул пришел к соглашению со Вторым Установлением и поделил Галактику. Мул решил, что Второго Установления не существует, и собирается захватить всю Галактику.

Все варианты, которые можно было слышать в приемных, перечислять не стоило. Подобные слухи начали распространяться уже не впервые. Но теперь, казалось, они имели под собой больше оснований, – и все вольные, беспокойные души, жаждавшие войны, военных приключений и политического хаоса, смертельно уставшие от стабильности и застойного мира, могли возрадоваться.

Беиль Чаннис принадлежал к людям подобного рода. Он не опасался таинственного Второго Установления. И, кстати, он не опасался Мула, чем и хвастался. Некоторые, сразу же невзлюбив молодого и удачливого придворного, мрачно ждали развязки, которой едва ли мог избежать развеселый дамский угодник, столь открыто язвивший по поводу физического облика и уединенной жизни Мула. Никто не осмеливался присоединиться к нему, и лишь немногие отваживались смеяться, но с Чаннисом упорно ничего не происходило – с большой выгодой для его репутации.

Чаннис на ходу подбирал слова к мелодии, которую напевал – разную чушь с повторяющимся припевом: «От Второго от Установления все подохнет население и вконец развалится Творение».

Он подошел ко дворцу.

Огромная гладкая дверь с его приближением тяжело раздвинулась, он вошел внутрь и ступил на широкий, величавый скат, двинувшийся вверх от прикосновения его ног. Бесшумный эскалатор быстро поднял его. Чаннис оказался перед небольшой, простой дверцей в личную комнату Мула, вознесенную под самое сверкание дворцовых шпилей.

Дверь открылась…

Человек, имевший только одно имя – Мул, и только один титул – Первый Гражданин, смотрел через прозрачную с внутренней стороны стену на светлый город, вздымавшийся на горизонте.

В сгущающихся сумерках появлялись звезды – и, все до единой, они хранили ему верность.

Он с мимолетной горечью улыбнулся этой мысли. Они подчинялись личности, которую, собственно, мало кто видел.

Он, Мул, не был человеком, на которого стоило посмотреть; человеком, на которого можно было смотреть без насмешки. Не более ста двадцати фунтов его веса вытягивались в удлиненное тело ростом в пять футов и восемь дюймов. Его конечности были похожи на костлявые стебли, угловато и неуклюже выпиравшие из его нескладной фигуры. А его узкое лицо почти терялось за мясистым клювом, выступавшим на три дюйма вперед.

Только глаза не вязались с этим шутовским обликом. В их мягком – странно мягком для величайшего завоевателя Галактики – взгляде никогда не затухала печаль.

Роскошная столица роскошного мира предоставляла возможность для любых развлечений.

Мул мог бы разместить свою столицу на Установлении, сильнейшем среди покоренных врагов, но оно было слишком далеко, у самого края Галактики. Калган, располагавшийся ближе к центру, с давней репутацией площадки для аристократических игр, был предпочтительнее со стратегической стороны.

Но и на вечно веселом, донельзя благополучном Калгане, он не нашел покоя.

Они боялись его, подчинялись ему и, возможно, даже уважали его – с достаточного расстояния. Но кто мог смотреть на него без презрения? Только те, кого он обратил. А какую цену имела их искусственная верность? Ей недоставало искренности. Он мог принять титулы, ввести ритуал и изобрести всяческие ухищрения, но даже это ничего бы не изменило. Лучше – или, по крайней мере, не хуже – быть просто Первым Гражданином – и скрывать от всех самого себя.

В нем со внезапной, брутальной силой поднялась волна протеста. Ни одна часть Галактики не смеет отрицать его. Пять лет он молчал, окопавшись здесь, на Калгане, из-за постоянной, туманной, космически мучительной угрозы невидимого, неслышимого, неизвестного Второго Установления.

Ему было уже тридцать два. Это не старость – но он ощущал себя старым. Его тело было физически слабым, какими бы мутировавшими ментальными силами оно ни обладало.

Каждая звезда! Любая из доступных его взору звезд – и недоступных тоже. Они все должны принадлежать ему!

Отомстить всем. Человечеству, частью которого он не являлся, Галактике, которой он не подходил.

Замигал холодный, предупреждающий свет над головой. Мул мог проследить, как приближается человек, вошедший во дворец, и, одновременно, словно его мутировавшие чувства были усилены и обострены одиночеством сумерек, он уловил, как наплыв эмоционального довольства коснулся волокон его мозга.

Он распознал личность человека без труда. Это был Притчер.

Капитан Притчер с бывшего Установления. Капитан Притчер, которого игнорировали и упустили из виду бюрократы этого разложившегося правительства. Капитан Притчер, чью работу ничтожного шпиона он за ненадобностью ликвидировал и вытащил его из этой мерзости. Капитан Притчер, которого он сделал сначала полковником, а затем генералом; чье поле действий он расширил до пределов Галактики.

В нынешнем, абсолютно лояльном генерале Притчере, ничего не оставалось от прежнего мятежника. Но таковым он стал не из-за приобретенных благ, не из благодарности, не в знак честной отплаты – а только благодаря хитроумию Обращения.

Мул ощущал этот сильный и неизменный поверхностный слой лояльности и любви, окутывавший каждый виток и нюанс эмоций Хэна Притчера, – слой, который он сам вложил в него пять лет назад. Глубоко под ним скрывались первоначальные следы упрямого индивидуализма, нетерпимости к власти, идеализма – но даже сам Мул еле улавливал теперь эти глубинные потоки.

Дверь позади него открылась, и он повернулся. Прозрачность стены истаяла, и пурпурный свет заката сменился пылающе-белым сиянием атомной энергии.

Хэн Притчер занял указанное ему кресло. При личных аудиенциях у Мула не требовалось ни поклонов, ни преклонения колен, ни употребления почетных званий. Мул был просто «Первым Гражданином». К нему обращались «сударь». В его присутствии садились, и к нему при необходимости можно было поворачиваться спиной.

Для Хэна Притчера все это свидетельствовало об уверенной и неоспоримой мощи этого человека и вызывало самое теплое чувство.

Мул сказал:

– Ваш итоговый отчет вчера поступил ко мне. Я не могу отрицать, Притчер, что я несколько разочарован.

Брови генерала сошлись вместе.

– Да, я понимаю вас. Но я не вижу, к каким бы еще заключениям я мог придти. Просто, сударь, никакого Второго Установления не существует.

Мул, призадумавшись, медленно покачал головой, как делал уже не раз.

– Но есть свидетельство Эблинга Миса. Всегда остается свидетельство Эблинга Миса.

Это было уже знакомо. Притчер заявил без обиняков:

– Мис мог быть величайшим психологом Установления, но по сравнению с Хари Селдоном он был просто ребенком. Во время изучения работ Селдона он находился под искусственной стимуляцией – вашим собственным воздействием на его мозг. Вы могли подтолкнуть его слишком далеко. Он мог ошибиться. Сударь, он обязан был ошибиться.

Мул вздохнул, его печальное лицо подалось вперед на тонком стебле шеи.

– Если бы он прожил хотя бы на минуту дольше! Он уже собирался сказать мне, где находится Второе Установление. Он знал, говорю вам, он знал. Я не должен был отступать. Я не должен был сидеть и ждать. Так много времени потеряно. Пять лет ушло впустую.

Управляемый менталитет Притчера не позволял ему осуждать слабости своего повелителя.

Вместо этого он испытал смутное беспокойство и растерянность. Он сказал:

– Но какое же альтернативное объяснение может существовать, сударь? Пять раз я отправлялся в поход. Вы сами начертили маршруты. Я облазил даже астероиды. Ведь все это происходило триста лет назад – когда Хари Селдон из старой Империи предположительно основал два Установления, чтобы они послужили ядрами новой Империи, идущей на смену старой. Спустя сто лет после Селдона Первое Установление – то, которое нам обоим так хорошо знакомо – было известно всей Периферии. Спустя сто пятьдесят лет после Селдона – во времена последней битвы со старой Империей – оно было известно уже всей Галактике. А теперь прошло уже триста лет – и где же должно находиться это таинственное Второе? О нем не слыхали ни в одном из завитков галактического потока.

– Эблинг Мис сказал, что оно хранит себя в секрете. Только секретность может обратить его слабость в силу.

– Столь глубокая секретность просто невозможна. С тем же успехом можно утверждать, что его вообще нет.

Мул поднял голову; взгляд его больших глаз стал резким и настороженным.

– Нет. Оно существует, – его костлявый палец резко дернулся вверх. – Надо несколько изменить тактику.

Притчер нахмурился.

– Вы собираетесь отправиться сами? Я бы вам этого не советовал.

– Нет, разумеется, нет. Вам придется отправиться еще раз – в последний раз. Но вместе с еще одним человеком. Он будет командовать наряду с вами.

Последовало молчание. Голос Притчера зазвучал жестко:

– Кто, сударь?

– Здесь, на Калгане, есть один молодой человек. Беиль Чаннис.

– Я никогда не слышал о нем, сударь.

– Понятно. Но у него быстрый ум, он амбициозен – и он не Обращен.

Выпяченная челюсть Притчера на миг дрогнула.

– Я не в состоянии увидеть кроющиеся в этом преимущества.

– Таковые имеются, Притчер. Вы человек изобретательный и опытный. Вы мне хорошо послужили. Но вы Обращены. Вами движет просто усиленная и беспомощная лояльность ко мне.

Потеряв ваши природные побуждения, вы лишились еще чего-то, некоего скрытого порыва, который я, возможно, не могу заместить.

– Я не чувствую этого, сударь, – сказал Притчер угрюмо. – Я хорошо помню себя в те дни, когда я был вашим врагом. Я не ощущаю себя изменившимся в худшую сторону.

– Естественно, нет, – и рот Мула скривился в улыбке. – Ваши суждения о таких вещах едва ли могут быть объективными. Так вот, этот Чаннис амбициозен – сам по себе. Ему абсолютно можно доверять – он лоялен сам по себе. Ему известно, что он всецело зависит от меня, и он будет делать все, чтобы увеличить мою мощь, дабы я продвинул его к высокой и славной цели. Если он отправится с вами, эти стремления будут как раз дополнительным толчком в его поисках.

– Тогда, – произнес Притчер, все еще упорствуя, – почему бы не удалить мое собственное Обращение, раз вы думаете, что это улучшит меня. Теперь мне едва ли можно не доверять.

– Я этого никогда не сделаю, Притчер. Пока я нахожусь в пределах досягаемости руки или бластера, вы будете оставаться надежно Обращенным. Освободи я вас в данную минуту – и в следующую я буду мертв.

Ноздри генерала раздулись.

– Я уязвлен вашим мнением о себе.

– Я не желаю обижать вас. Но вы не способны осознать, какими сделаются ваши чувства, если им позволить развиваться согласно вашим естественным наклонностям. Человеческое сознание отвергает контроль. Обыкновенный гипнотизер по этой причине не может загипнотизировать человека против его воли. Я могу это сделать, поскольку я не гипнотизер, и верьте мне, Притчер, скрытое в вас негодование, которое вы не можете проявить и даже не подозреваете о его существовании, настолько сильно, что мне не хотелось бы с ним столкнуться.

Голова Притчера склонилась. Ощущение бесполезности сломило его, оставив внутри уныние и опустошенность. Он с усилием произнес:

– Но как вы можете доверять этому человеку? Я хочу сказать – доверять всецело, как если бы он, подобно мне, был Обращенным.

– Полагаю, что если и могу, то не всецело. Вот почему вы должны отправиться с ним. Видите ли, Притчер, – и Мул поглубже зарылся в кресло, на фоне мягкой спинки которого он выглядел как угловатая, ожившая зубочистка, – если он наткнется на Второе Установление – и если решит, что договоренность с ними может быть более выгодна, чем со мной… Понимаете?

Глаза Притчера просветлели в глубоком удовлетворении.

– Так-то оно лучше, сударь.

– Вот именно. Но помните, он должен по возможности быть на свободном поводке.

– Конечно.

– И еще… э… Притчер… Молодой человек красив, приятен и предельно обходителен. Не дайте ему провести вас. Он – личность опасная и неразборчивая. Не преграждайте ему дорогу, пока вы не будете как следует готовы противостоять ему. Это все.

Мул снова остался в одиночестве. Он дал светильникам погаснуть, и стена перед ним опять сделалась прозрачной. Небо теперь было темно-пурпурным, а город сиял у горизонта огненным пятном.

Ради чего все это затевалось? А если бы он уже являлся господином всего – что тогда? В сущности, могло ли это помешать людям вроде Притчера быть стройными и высокими, самоуверенными, сильными? Могло ли это заставить Беиля Чанниса изменить свои взгляды? Могло ли это изменить его самого?

Он проклял свои сомнения. Чего он, в сущности, добивается?

Замигал холодный, предупреждающий свет над головой. Мул мог проследить, как приближается человек, вошедший во дворец, и, почти против своей воли, он уловил, как мягкий наплыв эмоционального довольства коснулся волокон его мозга.

Он распознал личность человека без труда. Это был Чаннис. Мул ощутил не единство, а исконное многообразие сильного, нетронутого сознания, формирование которого подчинялось только разнонаправленным силам Вселенной. Его сотрясали потоки и волны. На поверхности лежала осторожность – тонкий, все сглаживающий слой, но с оттенком циничной грубости в потаенных вихрях. А под ним было сильное течение эгоизма и себялюбия, с возникающими тут и там всплесками жестокого юмора, и, уже в самой глубине – стоячая вода амбиций.

Мул сознавал, что он может дотянуться и перекрыть течение, пустить его иным путем, вырвать пруд из его ложа, осушить один поток и создать другой. Но что из того? Если он и может склонить курчавую голову Чанниса в глубочайшем обожании, разве это изменит его собственный нелепый облик, который заставляет его избегать дня и любить ночь, делает его затворником в безоговорочно принадлежащей ему империи?

Дверь позади него открылась, и он повернулся. Прозрачность стены истаяла, и тьма уступила место пылающе-белому хитроумию атомной энергии.

Беиль Чаннис непринужденно уселся и сказал:

– Это не совсем неожиданная для меня честь, сударь.

Мул почесал свой носище сразу четырьмя пальцами. Реплика его прозвучала чуть обеспокоенно:

– Почему так, молодой человек?

– Вероятно, озарение. Если только я не пожелаю признать, что обращаю внимание на слухи.

– Слухи? Какие именно из многочисленных слухов вы имеете в виду?

– Тот, согласно которому вскоре возобновится Галактическое Наступление. Я льщу себе надеждой, что это правда, и что я могу сыграть достойную роль.

– Значит, вы думаете, что Второе Установление существует?

– Почему бы и нет? Так было бы намного интереснее.

– И вы к тому же находите в этом интерес?

– Без сомнения. В самой тайне! Существует ли более подходящая тема для того, чтобы строить догадки? В последнее время газетные приложения забиты только ею – вероятно, это уже кое-что значит. Один из модных писак в «Космосе» состряпал чушь насчет мира, состоящего из существ, являющихся чистым разумом, – надо понимать, что имеется в виду как раз Второе Установление. Так вот, эти существа будто бы развили умственную мощь в степени, достаточной для состязания с любыми силами, известными физическим наукам. Звездолеты взрываются на расстоянии целых световых лет, планеты сходят с орбит…

– Любопытно. Да. А вы что скажете об этом предмете? Подпишетесь ли вы под соображениями об их умственной мощи?

– Нет, клянусь Галактикой! Вы думаете, что этакие существа будут сидеть на своей планете?

Нет, сударь. Я думаю, что Второе Установление остается скрытым потому, что оно слабее, чем мы считаем.

– Раз так, я смогу очень легко пояснить свои намерения. Не хотите ли вы возглавить экспедицию по обнаружению Второго Установления?

На миг Чаннис, казалось, был ошарашен стремительным ходом событий, не оставившим ему должного времени на подготовку. Его язык словно заело. Молчание затянулось.

Мул сухо произнес:

– Ну?

Чаннис наморщил лоб.

– Разумеется. Но куда я должен отправиться? У вас имеется какая-либо информация?

– С вами будет генерал Притчер…

– Так значит, руководить буду не я?

– Судите сами, когда я кончу говорить. Послушайте, вы ведь не с Установления. Вы уроженец Калгана, не так ли? Да. Так вот, ваши представления о плане Селдона могут быть смутными. Когда первая Галактическая Империя рушилась, Хари Селдон с группой психоисториков, проанализировав будущий ход истории с помощью математических методов, недоступных в нынешние времена вырождения, основали два Установления, по одному на каждом краю Галактики – таким образом, чтобы медленно развивающиеся экономические и социальные силы сделали их фокусами Второй Империи. На достижение этого Хари Селдон отвел тысячу лет, – а без Установлений это заняло бы тридцать тысяч лет. Но он не мог предугадать меня. Я – мутант, и я непредсказуем для психоистории, которая может иметь дело только с усредненными реакциями больших масс людей. Вы понимаете?

– Полностью, сударь! Но какое отношение это имеет ко мне?

– Вы сразу поймете. Я намереваюсь объединить Галактику сейчас – и достичь целей Селдоновского тысячелетия по истечении трехсот лет. Одно из Установлений, мир ученых-физиков, по-прежнему процветает – под моей властью. Учитывая расцвет и стабильность Союза, разработанное этими учеными атомное оружие, мы будем в состоянии справиться с чем угодно в Галактике – за возможным исключением одного только Второго Установления. Поэтому я должен знать о нем побольше. Генерал Притчер убежден, что его не существует вообще. Мои же знания свидетельствуют об обратном.

Чаннис деликатно осведомился:

– Откуда же вы черпаете свои знания, сударь?

И тут из уст Мула вырвались слова откровенного негодования:

– Потому что в сознания, находящиеся под моим контролем, кто-то вмешивается! Искусно!

Осторожно! Но не столь осторожно, чтобы я не смог этого заметить. И вмешательство возрастает, поражая ценных людей в важные моменты. Покажется ли вам теперь удивительным, что известное благоразумие держало меня все эти годы в бездействии? Вот в чем ваша значимость. Генерал Притчер – лучший из оставшихся у меня людей, так что впредь он тоже не находится в безопасности. Конечно, он об этом не знает. Но вы – Необращенный и, следовательно, не можете быть распознаны немедленно как человек Мула. Вы можете водить за нос Второе Установление дольше, чем кто-либо из моих собственных людей – возможно, настолько долго, насколько это вообще необходимо. Вы понимаете?

– Хм-м. Да. Но простите меня, сударь, за следующий вопрос: как именно изменены эти ваши люди? Чтобы я мог заметить перемены в Притчере, если таковые произойдут. Становятся ли они опять Необращенными? Становятся ли они нелояльными?

– Нет. Я же говорил вам, это делалось осторожно. И это еще опаснее, поскольку такие изменения труднее заметить. Временами мне приходится ждать, чтобы выяснить, нормальные ли это странности человека, на которого я рассчитывал, или с ним что-то сделали. Их лояльность остается нетронутой, но инициатива и изобретательность стираются напрочь. Я остаюсь с как будто бы совершенно нормальными, но абсолютно бесполезными личностями. За последний год так обработали шестерых. Шестерых самых лучших, – уголок его рта приподнялся. – Они теперь руководят учебными базами – и я самым искренним образом желаю, чтобы там не случилось неожиданностей и им не пришлось принимать решений.

– А предположим, сударь… предположим, что это не Второе Установление. Что если это еще кто-то подобный вам – еще один мутант?

– Этот замысел слишком осторожен, слишком далеко рассчитан. Один человек был бы куда торопливее. Нет, это целый мир, и вы явитесь моим оружием против него.

Глаза Чанниса сверкнули, когда он произнес:

– Я восхищен этим шансом.

Но Мул уловил внезапный всплеск эмоций. Он сказал:

– Да, вам, видно, представляется, что вы сослужите великую службу, достойную великой награды – возможно даже, назначения моим преемником. Да, именно так. Но существуют, знаете ли, также и великие наказания. Моя эмоциональная гимнастика не ограничивается только внушением лояльности.

И слабая усмешка его тонких губ стала жестокой, когда Чаннис в ужасе вскочил со своего кресла.

Ибо лишь на миг, только на один стремительный миг Чаннис почувствовал, как на нем сомкнулись когти всеподавляющего горя. Они соединились, принеся ощущение физической боли, невыносимо затуманившей его сознание – и исчезли. Остался лишь сильный прилив гнева.

Мул сказал:

– Гнев не поможет… да, вы его теперь пытаетесь скрыть, не так ли? Но я его все равно вижу.

Так что помните – дела могут обернуться и так, и хуже – и продлиться долго. Мне приходилось убивать людей с помощью эмоционального контроля – и нет смерти более жестокой.

Он помедлил.

– Это все!

Мул снова остался в одиночестве. Он дал светильникам погаснуть, и стена перед ним опять сделалась прозрачной. Небо было черным, и восходившее тело Галактической Линзы рассыпало свои блестки по бархатным глубинам космоса.

Весь этот туманный флер был массой звезд, столь многочисленных, что они сливались одна с другой, превращаясь в облака света.

И все они будут принадлежать ему…

А теперь остается договориться лишь еще кое о чем, и он может заснуть.

Первая интерлюдия

Исполнительный Совет Второго Установления собрался на заседание. Для нас это просто голоса. Ни подробного описания места встречи, ни указаний на то, кто именно явился, нам пока не требуется.

Строго говоря, мы не можем даже рассчитывать на точное воспроизведение любой части заседания – если только мы не хотим полностью пожертвовать даже тем минимальным пониманием, на которое мы имеем право надеяться.

Мы имеем здесь дело с психологами – но не просто психологами. Скажем лучше, с учеными психологического направления. То есть с людьми, чьи фундаментальные концепции и научные принципы указывают в совершенно иную сторону, чем все известные нам направления. «Психология» ученых, воспитанных на аксиомах, которые выведены из наблюдательной практики физических наук, имеет лишь отдаленнейшее сходство с психологией.