Текст книги "Локи Выдумавший обман (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Глава девятнадцатая: Александра
Никогда в жизни мне не было так страшно. То есть, когда меня чуть было не сбила машина и когда я чуть не умерла под деревом, это был настоящий ад, но тогда все было как-то быстро, и я почти не успела испугаться сразу, только постфактум потряслась пару часов подряд.
Но происходящее сейчас очень сильно меня пугает. Прямо так сильно, что хочется закрыть глаза и начать голосить во все горло, как я делала в детстве, когда хотела распугать дурные сны и рассказанные в лагере ночные страшилки.
– Хогг, слушай, ну к чему эти нездоровые понты? – с насмешкой спрашивает Локи, засовывая обе руки в карманы брюк.
Похоже, он совсем не настроен вмешиваться и спасать меня из лап этого чудовища. Или я совсем ничего не смыслю в невербальных жестах.
– Лично ко мне у тебя такие счеты?
Локи вопросительно вскидывает бровь, и я чувствую, как ладонь чудовища сильнее сжимается у меня на лице. Еще немного – и он просто вдавит губы и нос внутрь моего черепа.
– Хочешь, чтобы я перечислил все? – хрипит тот, что у меня за спиной.
– Уважь старика, – предлагает Локи, покачиваясь с пятки на носок.
Пытаюсь поймать его мысли, но Локи каким-то образом удается ускользнуть от меня. Единственное, на что наталкиваюсь – его насмешливая небрежность, как будто он заранее отдал меня. Может, правда отдал? Вдруг тут так заведено?
– Ты испортил мой чудесный череп, – хрипит и брызжет слюной урод. – Ты не извинился, а когда мои люди зажали тебя в углу, просто сбежал, как трус. Твой брат тронул девочек моего клана и тоже смылся. А ты был там, все видел и ничего не сделал, чтобы его остановить. Помог бы мне – и все счеты между нами в плевок под ноги.
– Он мой брат, Хогг, ну, в самом деле. – Локи сокрушенно мотает головой – и тварь, у которой я в плену, проводит языком по моей шее.
Чувствую мерзкую скользкую слюну, от которой кожа немеет, словно после лидокаина. Почти уверена, если сейчас туда всадить иглу, я почувствую только легкий дискомфорт, если вообще хоть что-то почувствую.
– Что за…
Чувствую вторую лапищу, которая резко дергает за ошейник, и я все-таки негромко охаю, но не от боли, а скорее от унижения.
– Локи, ты серьезно с ней связался? – Монстр хрипло хохочет у меня над ухом, хватает за кольцо в центре ошейника и вдевает в него палец. – Со смертной?
Разве Локи не должен сейчас разозлиться после всех его заявлений, что я должна держаться рядом, и что я ему нужна, и так далее и тому подобное?
– Старею, – разводит руками Локи. – Потянуло на всякие извращения и экзотику.
«Надеюсь, лжемуж, если ты и правда копаешься в моей голове, то чувствуешь, как меня от тебя тошнит».
Монстр сжимает мое лицо, и я чувствую, как он скребет ногтем по щеке, вспарывая кожу.
Слезы градом льются из глаз, но я все равно не кричу, даже если б мой рот был открыл и свободен. Просто трансформирую всю боль в злость и ненависть, и если выживу в этом всем и останусь свободна, то устрою этому демону такую ментальную экзекуцию, что он сам с радостью снимет с меня ошейник, вернет домой и больше никогда не сунется в мой мир за новой жертвой.
– Так я и думал, – продолжает гаденько посмеиваться чудовище, и когда слезы немного высыхают, я вижу, что он имел в виду.
На щеке Локи такой же порез, как, наверное, и у меня. Словно зеркальное отражение.
Словно я – его личная кукла Вуду.
– У тебя тут целая эмпатка, Локи, – журит мерзкая тварь.
– Просто немного увлеклась – не больше, – отмахивается демон.
Но даже я чувствую, что в этот раз он лжет. И что там, где-то в его голове, натянута такая сильная злость, что если ее отпустить, всем будет несдобровать. Потому что все происходящее и для него тоже открытие.
– Хм, Локи, а если я ей глотку перегрызу – ты тоже окочуришься?
– Я же бессмертный, Хогг. Но вообще не советую это делать. Все расчеты между нами, девочка причем? Я твоих не трогал.
– Люцифер…
– Ой, да в жопу Фера! Вали к нему со своими разборками. Хочешь мои извинения? Ок. Мне, блядь, жаль!
Не успеваю проследить за его движением. Он словно исчезает. Просто за время меньшее, чем нужно, чтобы моргнуть, растворяется на пустом месте. Но я даже в панику впасть не успеваю, потому что рядом мелькает смазанная тень – и я вдруг оказываюсь свободна.
Поворачиваюсь, потому что сзади раздается вопль злости пополам с громкими ругательствами.
Локи держит Хогга за голову двумя руками – и нужна всего секунда, чтобы все приспешники монстра кинулись на выручку своему господину.
– Беги, Овечка, – ухмыляется Локи.
Но я не бегу, а смотрю.
Только на миг вздрагиваю, когда Локи резким движением сворачивает ему шею.
Хогг валится на пол, но я почему-то уверена, что было бы слишком просто, если бы было так легко.
Вся толпа накидывается на него, погребая под собой. Локи раскидывает их, встряхивается, как мокрый пес, и первого, кто снова идет в атаку, просто перехватывает за руку и броском отправляет через весь зал.
А я запрыгиваю на спину следующему и скручиваю руки в замок вокруг его горла. Кажется, ору, потому что сжимаю из последних сил.
Еще одного Локи впечатывает в пол так, что проламывает напольную плитку, а затем топчет его рожу ногой, но против трех следующих это уже не работает, и…
Слышу звук открывшейся двери и выразительный тяжелый шелест цепей. Монстр стряхивает меня со своей спины, но я успеваю сгруппироваться и упасть на бок, в этот раз практически не чувствуя боли.
– Что-то шавки совсем распоясались, – спокойный холодный голос.
И парочка тех, что кулем висят на Локи, вдруг взлетают почти к потолку в крепких руках, которые отрывают их за загривки, словно беспомощных котят. А остальные жмутся к стенам, как тени на свету.
Локи сплевывает алую слюну и широко улыбается окровавленным ртом.
– Каин, ты, блядь, просто сраный любитель фейерверков!
Каин? Кажется, так он называл своего брата.
Если Фер мне показался огромным, то этот просто как будто заполнил собой все пространство. Точно больше двух метров тяжелых литых мышц, закованных в рваные кожаные штаны, тяжеленые ботинки и обрывки футболки, которую он просто сгребает на груди и срывает, комкая до состояния тряпки, которой с расстановкой протирает лезвие… большого топора. Правда большого, с него ростом, а лезвие как будто вообще метр на метр.
У него длинные, почти до копчика темные жесткие волосы, и на руках от запястий до самых локтей накручены толстые стальные цепи. Когда Каин поворачивается, чтобы схватить за горло рискнувшее напасть чудище, я замечаю два длинных старых шрама у него на спине: от лопаток и почти до поясницы. Как если бы у него были такие же крылья, как у Локи, и ему их… оторвали.
Монстр сучит ногами в воздухе, но Каин сжимает пальцы сильнее, пока просто не раздавливает горло – и тварь опадает безжизненным кулем.
– Во что ты опять влип? – спрашивает он Локи, прислоняя свое оружие к стойке администратора, из-за которой высовываются работницы-близняшки.
Локи помогает мне встать, а я так оторопела, что решила отложить «разговор по душам до следующего раза».
– Я-то никуда не влип, на этот раз отличился Фер.
– А она кто? – Каин кивает в мою сторону, и в его глазах такой же туман, как и у Локи, только обсидианово-черный.
И у него на груди тоже странный цветок, темно-фиолетовый и более жгучий. И совсем не похож на тот, что у Локи, но как будто они делали его в одном месте.
– Моя жена, – представляет Локи. – Александра.
– Сочувствую, – бросает Каин.
– У нас совет да…
– Не тебе. Ей.
Кажется, я готова в него влюбиться.
Локи, вопреки моему предположению, не ежится. Наоборот – искренне смеется шутке брата, хоть Каин и сказал ее с таким лицом, как будто выносил мне расстрельный приговор.
Братья обнимаются – и мне на миг кажется, что Каин просто раздавит Локи, как до этого раздавил шею монстра. Они, кстати, совсем и не мертвые, потому что изредка шевелятся и даже вращают глазами, и это зрелище не для слабонервных, поэтому стараюсь не смотреть под ноги. Само собой, мысли о побеге теперь долгое время не будут посещать мою голову. По крайней мере, до тех пор, пока он не вернет меня в мой мир. Локи же говорил, что мы здесь до тех пор, пока Фер не уладит конфликт. А раз эти вот… В общем, непохоже, что рыжий брат моего мужа позаботился, чтобы из-за него у Локи не было проблем. Интересно, а что бы с нами сделали чудовища, если бы Каин задержался на пару минут? Локи сказал, что бессмертен, а вот я…
Теперь понятно, почему он был так спокоен. Может быть, я для него и кукла Вуду, но вот только моя смерть вряд ли сильно скажется на его самочувствии, и он это прекрасно знает.
А ведь я ему еще и помогала.
– Я оплачу все неприятности! – громко говорит Локи, и девушки перестают шипеть, как мокрые кошки.
Близняшки щелкают пальцами – и из подсобки выбирается целая куча безмолвных рабов, которые в считанные минуты наводят порядки: возвращают на место упавшие стойки, несут тряпки, чтобы вытереть грязь. Локи и Каин тем временем выволакивают чудовищ за порог и о чем-то негромко переговариваются. Когда в магазине не остается ни единого нападавшего, Локи возвращается, манит меня пальцем, но я упрямо стою на месте и нарочно скрещиваю руки на груди, всем видом давая знать, что со мной у него никакие хозяйские замашки не пройдут. И вообще, его старший брат намного симпатичнее, хоть и гремит цепями, как кладбищенское привидение.
– Александра, подойди, – с натянутой улыбкой требует Локи.
– Я тебе не собачонка. Тебе нужно – ты и иди.
– Кажется, я просил слушаться меня и не выводить, раз уж по твоей милости я не выспался. – Он перестает улыбаться даже для вида и все-таки идет на меня. Чтобы не отодвинуться, приходится призвать на помощь все свое мужество, но все равно пячусь, и Локи с плотоядным блеском в глазах хватает меня за талию. Тянет на себя, вынуждая встать на носочки, и буквально разъедает терпение серым туманом в глазах. – Я просил тебя не отходить от меня ни на шаг?
Молчу и упрямо поджимаю губы.
– Ответ, Александра. Я жду.
– Ты мной не командуешь, ясно? И вот это, – дергаю себя за ошейник, – не дает тебе власти надо мной. Зато, – вкладываю в собственный взгляд всю злость и каплю заслуженного триумфа, – дает мне некоторую власть над тобой.
– Овечка отрастила зубы, – лениво растягивает слова Локи. – Эволюционируешь в дикую кошку.
– Снимаю овечью шкуру, – скалюсь я.
И когда демон прищуривается с ехидной улыбкой, до меня вдруг доходит.
Это же не я. Не мои эмоции. Точнее, это все еще мое тело, моя голова и мое упрямое желание противостоять ему во что бы то ни стало. Но все это – как пирожное, которое Локи щедро поливает собственными мыслями и потребностями. И этот игривый тон – это тоже его рук дело.
– Неа, Овечка. – Он легко угадывает ход моих мыслей. – Не ищи идиотские оправдания своему желанию флиртовать со мной. Ты впитываешь мои эмоции, как губка, Овечка, и они тебе нравятся. Ну, себя-то не обманывай, ты же врач – что врачи говорят о самообмане?
– А что врачи говорят о самообмане? – переспрашиваю я.
Локи в раздумьях морщит лоб, потом небрежно изгибает губы и говорит:
– А разве ничего не говорят? Странно. У тебя есть хороший шанс придумать умную фразу и остаться в истории.
У меня даже ладонь чешется, так зудит съездить по его ухмылке, но это будет слишком уж сильно похоже на семейную сцену. И как будто мне не все равно до его вранья, которым он мастерски пытается меня запутать.
– Мне понравился наряд, – бросает Локи девушкам из магазина. – Все в таком же духе и дальше. И пару платьев с разрезами, от которых у меня сердце остановится.
Близняшки пошло хихикают, я краснею и рычу.
– И… для провинившейся Александры… – Локи сверкает взглядом и прежде, чем я успеваю заорать от досады, озвучивает угрозы: – Никаких трусиков под эту чудо-юбку. Дома плохую девочку ждет наказание, и я хочу, чтобы у меня был полный доступ к ее нетронутой заднице.
Он настойчиво, хоть я и сопротивляюсь, проталкивает мне в голову образ меня, лежащей животом на столе, его ладони, которая поднимается над моими ягодицами, и…
Я его ненавижу.
Глава двадцатая: Локи
Несмотря на стычку с Красными братьями и тот факт, что я теперь, как беспомощный младенец, зависим от моей Александры, день не кажется таким уж плохим. Я бы даже сказал – чертовски хороший день! Каин появился вовремя, и мы, как в молодости, вместе стаскиваем упырей в одну кучу. Те, что были на улице – их было минимум в два раза больше, чем я думал – в виде горы ошметков лежат то тут, то там. Нам тут мусор ни к чему, потому, по возможности, стараемся убрать все фрагменты тел, а потом все это поджигаем. Ради такого дела брат жертвует свою любимую зажигалку: он уже давно не курит, но старая привычка вертеть в руках хорошую бензиновую «Зиппо» осталась до сих пор.
Упыри горят за милую душу – не нужно никакого бензина. И обычно сгорают за пару минут до горсти пепла, так что, чтобы Хогг не пропустил все зрелище, очень «ласково» пинками привожу его в чувство. Главарь Красных братьев шипит и бесится, и что-то бубнит забитым грязными тряпками ртом.
Мы намеренно оставили урода живым. Как бы там ни было, он далеко не самый отмороженный среди своих, и еще не факт, что его преемник будет лучше. Это меньшее зло. А чтобы в следующий раз упырям было неповадно соваться на чужую территорию, он должен увидеть все последствия. Это ни разу не панацея, но на какое-то время кровососы успокоятся.
Когда от костра остается только небольшое пепелище, мы с Каином щедро измазываем в пепле Хогга – и брат берется сам отвезти его к границе.
– Утром буду у тебя, – говорит через плечо, пинками подталкивая упыря шевелить ногами. – Поговорим обо всей этой херне.
Честно говоря, я очень рад, что сегодняшний вечер и ночь Каин проведет подальше от моего логова в «Палаццо», потому что, хоть он и любимый старший брат, но его и близко не должно быть рядом, когда я займусь воспитанием моего своенравного Бермудского треугольника. Нужно сделать так, чтобы она даже думать не хотела, как бы от меня улизнуть, потому что теперь от нее не просто зависит мое бессмертие, но и жизнь в целом.
Отец присылает сообщение как раз в тот момент, когда я думаю, что давно он не отпускал своих едких комментариев по поводу моих безуспешных успехов.
«Потому что нечего пытаться мухлевать, любитель!» – пишет он и следом присылает аудиофайл со своим злорадным смехом. От таких звуков, между прочим, неподготовленные уши смертных просто сворачиваются в трубочку.
Домой мы возвращаемся только через пару часов, прихватив лишь небольшую часть всех покупок. В машине Александра снова прилипает к двери, и когда я протягиваю руку, чтобы приподнять край юбки и проверить, выполнено ли мое указание, она триумфально вскидывает бровь.
Там черное кружево трусиков. Много она все равно не дает увидеть, просто дает понять, что чихать хотела на мои пожелания – настоящие и будущие.
Тем хуже для нее.
Я и так вел себя как ангел, а если демон говорит, что ведет себя как белокрылый кисель, поверьте – этот демон доведен до болтика на ручке.
Пока мы едем в лифте, я расстегиваю пару верхних пуговиц. К счастью, упыри не успели натворить дел, и наша с Александрой одежда в порядке. Я бы не выдержал скучных переодеваний.
Александра забивает в угол и всем видом дает понять, что готова пустить на защиту невинности и ноги, и руки, и даже зубы. Черт, все же просто охуенно классно, что она не сдается и так очаровательно и, главное, искренне сопротивляется. Я не хочу ее сломить, но хочу ее согнуть. В данный момент – над столом.
Мы заходим в квартиру, и Александра резвой козой устремляется в мою спальню. Очень зря. Это же не просто моя берлога, это моя квартира, где все сделано с учетом моих потребностей. И если я хочу, чтобы все двери, кроме одной, были заперты, так и будет. Овечка пару раз дергает ручку и, наконец, поворачивается.
– Я вдруг понял, что девушки в очках меня просто жуть, как заводят, – скалюсь, расстегивая пиджак, и медленно, чтобы она точно увидела, поглаживаю стояк через штаны. – Ты не будешь их снимать, кроме тех поз, в которых они могут… потеряться.
Александра густо краснеет – разве что пар из ноздрей не валит. Чувствую ее злость и досаду, но на этот раз пропускаю эти эмоции, потому что охочусь за той, которую мой Бермудский треугольник прячет в Мариинскую впадину своих мыслей.
– Я буду кричать, – предупреждает Овечка, из последних сил защищаясь от моего вторжения в ее голову.
– Совсем не против твоих криков, даже «за», – иду к ней ровно на три шага. – Еще можешь стонать, царапаться, кусаться, выкрикивать мое имя и использовать грязные словечки. Особенно меня заводят фразы в духе «трахни меня, Локи», «глубже, Локи» и… мое любимое: «Хочу тебе отсосать».
Я же просто издеваюсь, а какой эффект: Овечка просто оторопела. Но оно и понятно: ее недоносок вряд ли хоть что-то знал женских потребностях, в особенности о том, что каждой женщине время от времени хочется быть плохой развратной девочкой. Говорить грязные словечки и провоцировать любовника на грубые игры в ответ. Конечно, все это работает только с человеком, в чьей адекватности женщина уверенна на двести процентов, и которого она хочет до отвала башки, а если моя Александра до сих пор осталась невинной, то о каком желании к шнурку вообще может идти речь? Недоразумение, и когда-нибудь она скажет мне спасибо за то, что я вовремя появился в ее жизни и сдвину с рельсов унылый паровоз.
Вам хочется быть плохой девочкой? Отвечать не нужно, просто будьте честны сами с собой.
– Я совсем не то собиралась кричать, – храбрится Овечка, пока я подбираюсь к ней вкрадчивым шагом. Между прочим, ходить со стоящим членом – это просто мука, поверьте. – И я лучше язык себе откушу, чем сказу одну их тех… мерзостей.
«Ты скажешь, Александра, обязательно скажешь, сделаешь и попросишь добавки. Или я ничего не смыслю в женщинах».
– Видишь стол у меня за спиной? – Она нехотя косит взглядом мне через плечо и из чистого упрямства отрицательно машет головой. Смеюсь. – Отец, и это меня ты называешь лгуном?
– Я хочу в душ, переодеться и ужин, – как девушка в исповедальне заявляет Овечка. Такая наивная попытка меня отвлечь. Зайка машет хвостом перед волком.
– Лично вымою тебя, Александра, и сам прослежу, чтобы ты не осталась голодной. Но после первого урока послушания. Ты пойдешь к столу, ляжешь на него животом и оттопыришь задницу.
– Что?! – Она давится нервным смехом.
– Или это с тобой сделаю я, и тогда ты получишь вдвое больше шлепков. Сделай милость – посопротивляйся, – почти умоляю.
– Ты больной извращенец-доминант, – заявляет она голосом малышки, рассказывающей зазубренный стих под елкой. Старается, надеется получить самый лучший подарок из мешка.
– Я не из любителей порки, Александра, и, насколько понимаю, ты тоже не любишь такие игрища. Поэтому у нас с тобой просто урок послушания, чтобы в следующий раз, когда я скажу тебе не отходить от меня ни на шаг, ты вспомнила все, что сегодня случилось, и была благоразумной.
– Сегодня ничего не случится, демон.
Вздыхаю. Я бы еще с ней поиграл, но она как раз созрела для «десерта».
Протягиваю руки, делая вид, что собираюсь схватить ее за талию. Овечка пробует сбежать слева, но на то и расчет. Обхватываю ее за бедра, закидываю себе на плечо и несу к «месту казни». Она вертится как уж, но ничего не может сделать, потому что меньше и слабее меня, и потому что далеко не первая строптивица в моей жизни. Хоть и самая «вкусная».
Укладываю ее животом на стол, зажимаю ноги под коленями своей ногой, и рукой надавливаю на поясницу. Только гордость не дает Александре посыпать мою голову ругательствами.
Гордость… и мой мужской голод, которым я вторгаюсь прямо в ее мозг.
Не надо думать, что я совершаю акт насилия. Поверьте, только конченный долбоеб и моральный урод получает удовольствие от чужой боли и унижения. Если бы я хоть на минуту усомнился, что Овечка меня не хочет, то и пальцем ее не тронул.
К счастью, в глубине моего Бермудского треугольника настоящее поле для разных пошлостей, и – тсссс – она уже жалеет, что надела трусики.
– Три шлепка, Александра, – говорю жестко, отбросив мягкий тон. – Либо ты их принимаешь, либо еще три сверху даже за намек на непослушание. Это понятно?
– Я никогда!..
– Шесть, – монотонно отсчитываю я. Хотите правду? Я рассчитываю, что моя Овечка кончит между четвертым и пятым.
Она прикусывает губы, минуту колеблется – и берется руками за столешницу.
