Текст книги "Последняя битва (СИ)"

Автор книги: Айя Сафина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

– Ну наконец-то появилось и наше чудовище, – первым отреагировал Фунчоза.

Он никогда не упускал возможности подтрунить на Тесс, но сейчас скорее сделал это автоматически нежели со смакованием своих гениальных шуток.

Нас всех разбила трагедия. Кого-то ровно пополам, кого-то едва-едва, а кого-то полностью в пыль. Как Тессу например. Она даже не обратила внимание на очередной выпад Фунчозы. Мне кажется, она вообще едва нас замечала.

– Арси, есть что-нибудь?

Она подошла сразу к хакерше, и меня охватило легкое возбуждение. Почему-то от осознания того, что Тесса не сдалась, даже после того, как уничтожили весь Бадгастайн, появилась надежда на то, то мы справимся с этим. Я не особо люблю Тесс, но она самая сильная и сообразительная из нас, всегда была нелюдимой и презираемой за это, но черт возьми я солгу, если скажу, что не хотела видеть ее в Падальщиках. Именно с ее изуродованным шрамами лицом Падальщики всегда и ассоциировались. Она бунтовала ради нас, шла на смерть ради нас. Она наш светоч, который мы одновременно боготворим и ненавидим за ее качества.

– Абсолютно ничего. Я не могу пробить защиту. Я не знаю, куда шел звонок из бункера.

– А что насчет остальных бункеров?

– Тоже глухо. Есть просто список, но координаты зашифрованы ключом. Защита мощная.

Разумеется. Коды к баллистическим ракетам это не пароль от почты на гугле типа «123qweasd». Какими бы мы хорошими ни были, но Арси не сможет взломать военную тайну.

– А что насчет радаров? Они ведь нашли нас не только из-за того гребанного звонка! – предложила Жижа.

Тесса тут же отреагировала на новость, она-то небось все это время думала, что единственная была виновата в уничтожении Бадгастайна. Не единственная, но виновата все же была.

– Звонок поступил на радиорелейную станцию в двадцати километрах от Бадгастайна, а дальше уже наша антенна словила сигнал. Но я тоже шифровала сигнал, и попыток взломать мою систему не было. Это значит, что они просканировали местность возле станции, чтобы найти Бадгастайн, – ответила Арси.

– Скорее всего это был тепловизор с геопространственной привязкой, типа терморадара. У нас здесь такой же стоит. Все военные объекты оснащали ими во время Вспышки, – вставил Генри.

– Значит, мы ищем домик гномов с радиолокационной антенной размером с жопу циклопа! Неужели это сложно? – вставил Фунчоза.

– Вот когда у нас во дворе появится радиолокационная антенна размером с жопу циклопа, то я найду все, что захотите. А пока что мои глаза и уши – это байты! – за два дня давления от ребят Арси начинала отстригать себе нервы.

– Пфф, у Акиры и то мозгов побольше, чем у тебя.

С этими словами Фунчоза вновь вернулся к Тамагочи и принялся усиленно натирать ей пузо, чтоб не сдохла в очередной раз.

– Они не могут быть далеко. Они выбрали ближайший к себе пусковой штаб, чтобы проверить исправность системы Иерихона. Триггер – трус. Он не пошлет бойцов далеко, если точно не знает, что оно того стоит.

– Да, к вопросу о старом хере! Если уж ты с ним трахалась, то могла бы после долбежки спросить у него карту расположения бункеров! Нахрена ты с ним сосалась, если пользы от того нет?

– Фунчоза, хватит! – Калеб привычно отреагировал.

Поначалу его ярость забавляла, а теперь его было по-настоящему жалко. Он у Тессы как забитая собачонка, которую хозяин ногой пинает, а та смотрит на него доверчиво и по-прежнему ищет любви. Просто сборище садомазо.

– А нихрена не хватит! Я уже сочиняю песнь о легендарных походах Тессы по членам Триггера, которые стоили жизней наших друзей, моей матери да еще кучи людишек в придачу! И да! Я буду оставлять эту отметину везде, где только зад свой припаркую!

С этими словами Фунчоза указал на стену возле окна, на которой было выцарапано «Тесса-шлюха».

– Что ты хочешь от меня, Тормунд? – Тесса устало закатила глаза.

– Извинений, твою мать!

Фунчоза вскочил со стула и злостно смотрел на Тесс.

– Хорошо, уговор. Если я извинюсь, мы должны снова стать единой командой.

Фунчоза выпучил глаза. Чтобы Тесса публично принесла ему извинения? Мы что спим?

– Валяй! – крикнул он.

– Прости меня.

– И все?!

– Это извинение. Теперь твоя очередь встать со мной на одну сторону.

– Твою мать! Надо было просить велосипед!

– Уговор есть уговор.

– Ладно! Хрен с велосипедом. Уговор нерушим. Теперь мы снова играем на одной стороне. И у меня даже есть гениальный план.

Мы скептически посмотрели на Фунчозу.

– Предлагаю отца Вьетнама вернуть в наш распрекрасный отель, потому что шизофреник из него только что сбежал!

Фунчоза указывал на окно, я тотчас же прыгнула к нему.

– Твою мать! Арси, какого ты не следишь за перемещениями по территории?! – заорала я.

– Ну уж извините, вы хотите чтобы я вашего Триггера нашла или за вашим шизофреником следила?!

Я уже неслась прочь из лаборатории, всего за секунду преодолела бесконечные коридоры мрачного комплекса, спустилась с лестницы прыгая через пять ступенек и бежала со всех ног наружу.

На улице начинало смеркаться и я, не теряя времени, включила Фелин и стала следить за яркой красной точкой, отдаляющейся от главного здания. Черт возьми, он так ярко сверкает, чт сейчас к нему со всех сторон сбегутся кровожадные светлячки. Я побежала за отцом, тут же потонула в сугробах по колено, а вес моей экипировки еще больше осложнил перемещение. Я бежала вдоль однотипных двухэтажных зданий, в которых вечным сном спали агрегаты по производству таблеток и лекарственных ампул, следя лишь за радаром на планшете. Я выискивала следы зараженных, которые вот-вот учуют моего умалишенного отца, решившего ни с того ни с сего прогуляться на ночь.

Черт бы тебя побрал, шизофреник хренов!

Через триста метров я добежала до бетонного забора, в котором виднелась брешь, в эту дыру папа и нырнул, выбравшись за пределы военного городка. Я выбежала следом и оказалась в плотных лесных чащобах. Точка на радаре продолжала отдаляться, я продолжала бежать следом, не отставая, но и не нагоняя. Я даже и не думала, что папа так быстро бегает! Он всю жизнь горбится за компьютерами, он вообще в тренажерку не ходит! Неужели это все его травяные сборы?!

А на радаре запикали точки, сердце тут же остановилось от страха. Но потом я увидела, что то были иконки моих товарищей. Мои друзья следовали за мной по пятам, и от этого факта становилось легче на душе. Я не одна. Нас много. Мы вытащим папу. А папа все петлял посреди густой лесопосадки, где ни Аякс, ни снегоход не пройдет. Честная гонка человека против человека.

– Черт возьми, как быстро передвигается этот китаеза! – ругался Фунчоза в наушнике.

У меня уже горели легкие от забега, а икры и бедра заныли режущей болью.

– Точка Н-23 движется на северо-восток! Мы выдвигаемся в обход!

Кажется, это был Зелибоба, я видела, как в Фелин вошел приемник с его снегохода. Ребята отслеживали передвижения папы с помощью тепловизоров Фелин, я же уже видела его серую мелькающую куртку между деревьями. Как никогда раньше я была согласна с Фунчозой, этот китаеза был проворным! А еще маленьким! Поди разгляди его в этом огромном лесу посреди сумерек.

– Папа! – крикнула я.

– Звезда!

– Задолбал!

– Звезда!

– Вернись!

– Звезда! Звезда!

– Я убью тебя, когда догоню!

– Нам нужна звезда!

– Хорошо, не убью, но поругаю!

– Звезда!

– Не будет тебе больше травяных чаев!

– Звезда!

Папа выбежал на открытое поле, я все застревала в сугробах в лесу. Черт возьми, здесь же зараженные повсюду! Они учуют его! Они его убьют!

Наконец я тоже выбежала из чащи на открытую местность и втопила во всю мощь. На ровном поле не было рытвин, ни оврагов, а потому я стала резко сокращать дистанцию между нами. Вдруг я стала замечать, что папин силуэт стал быстро увеличиваться перед глазами, и тогда я поняла, что он остановился.

Я же – нет.

Я накинулась на него со спины, повалила на снег и стала бить по груди.

– Папа! За что? За что ты так со мной?! Почему ты мучаешь меня? Почему не можешь быть нормальным?

Я все кричала и била его по хрупкой груди, не в силах остановить свою ярость.

– Звезда, Хай Лин! – стонал он в ответ.

– Я устала быть твоей нянькой! Устала от твоих выкидонов! – кричала я и ревела.

Слезы капали прямо на его дырявый трикотажный свитер под курткой.

– Тебе нужна звезда! – папа заплакал.

И тогда я остановилась. Я делала ему больно. Какового черта я творю? Он же такой маленький и хрупкий! Я должна его защищать. Прямо как он защищал меня, когда я была такой же маленькой и хрупкой и безмозглой да еще и сопливой девчонкой. Сначала родители учат нас ходить, подтирают нам задницы и кормят с ложки, а потом я должна отплатить им тем же, когда в старости их тела начинают сдавать. Это справедливо!

Но черт возьми как же он достал своим бредом! Я больше не могу это терпеть! Заприте его уже где-нибудь, где о нем позаботятся другие, но избавьте меня от этого!

Я встала, отошла от папы, лежащего на снеге, не в силах совладать со смятением, что затмевало разум. Любовь и ненависть, ответственность и усталость: все смешалось в один котел и я уже не знала, что должна испытывать, на какое чувство имею право.

Папа продолжал лежать на снегу, плакать и звать свою долбанную звезду. А я не знала, как помочь ему и самой себе. Мне было жаль его, и в тоже время было жаль меня. Так я и варилась в этом кислом противном бульоне из мешанины эмоций, ненавидя себя за ненависть к отцу, и в то же время оправдывая ее.

– Папа, прости меня… – я опустилась перед ним на колени. – Прости, пожалуйста!

Я бросилась отцу на грудь, обняла его, а потом усадила и прижала уже к своей груди, расцеловала по всему лицу, а он гладил меня по руке и мягко приговаривал:

– Моя Бай-Хуа. Смелая Бай-Хуа. Моя Хай Лин.

– Прости, пап. Прости меня, – приговаривала я.

– Смотри, Хай Лин. Смотри, звезда!

– Да, пап, звезда.

– Звезда!

– Звезда.

– Вон она, смотри! Я привел тебя к звезде.

И тут до меня дошло, что мы сидим возле какого-то высокого сугроба, из которого торчала длинная металлическая балка.

– Звезда. Вот она, звезда. Тебе нужна звезда, Хай Лин! – папа смотрел на меня и улыбался.

Я встала, помогла ему встать, отряхнула от снега, и тут подоспели Калеб с Тесс и Антенной на снегоходе.

– Аяксы застряли в лесах, – выпалил Антенна. – Сажай его! Тут зараженные повсюду!

– Вьетнам, давай скорей! – добавлял Калеб.

Но я застыла, глядя на огромный сугроб. Его форма была необычно ровной, как будто кто-то вылепил искусственный шар. А папа ходил вдоль него и все приговаривал:

– Звезда. Моя звезда.

– Что это? – спросила Тесс.

Она тоже поняла, что под снегом что-то прячется. Папа смотрел на нас, улыбаясь.

– Моя звезда! Пришельцы гнались за мной! Я сел в звезду и упал!

А потом он обошел странный объект и исчез где-то внутри сугроба.

– Папа?

Я бросилась за ним. Сердце в пятки ушло, когда я поняла, что он мог опять начать играть в догонялки. Но за поворотом я увидела углубление в сугробе, а потом обомлела, когда поняла, что там открытый люк. Из него вылезла голова папы, он не переставал улыбаться, а потом позвал рукой.

Мы залезли в странное сооружение друг за другом. Никто из нас не понимал, где мы оказались и на что смотрим.

Здесь было тесно и мы едва поместились все вчетвером. Мы включили фонарики и стали осматриваться. На стенах висели мониторы, переключатели, пульты управления, а посреди непонятного шара на мощном постаменте четыре кресла с пятиточечными ремнями.

Я увидела, как в свете фонаря у Антенны выпучились глаза, и он воскликнул:

– Космический корабль!

– Что? – переглядывались мы озадаченные.

А он растолкал нас и указал пальцем на иероглифы над центральным пультом управления.

– Вьетнам, здесь ведь написано «Шеньчжоу», так? – Антенна был взбудоражен.

Фонарик в моей руке трясся, но я даже без его света смогла прочитать светящуюся надпись. Я кивнула.

И тут Антенна издал нехарактерный для него тонкий писк, я еще никогда не видела его столь взволнованным. Я бы даже сказала в экстазе.

– Это пилотируемый космический корабль для доставки экипажа на космическую станцию! Поверить не могу, что вижу его вживую!

– Космический корабль? – удивился Калеб, изумленно разглядывая панели управления.

– В две тысячи двадцать втором году Китай запустил на орбиту собственную модульную космическую станцию. Корабли «Шеньчжоу» доставляли на нее экипажи.

И словно в подтверждение слов Антенны папа сел в переднее кресло и нажал несколько кнопок. Панели зажглись тусклым светом, ожили мониторы, а под ногами что-то зажужжало.

– Видимо, корабль прибыл сюда со станции, но странно, что его оставили, да и приземлился он в странном месте, – Антенна размышлял на ходу, медленно пробираясь к догадке, хотя я уже постигла ее.

Из моих глаз потекли слезы, пока я наблюдала за отцом, который уже вводил неизвестные никому последовательности на компьютере с такой уверенностью, словно был здесь уже раньше.

– Но как твой отец узнал о нем? – удивленно спросил Калеб.

– Вот как.

Антенна открепил от стены фотографию, на которой были изображены четыре человека, парящие в невесомости – последний экипаж космической станции. И среди веселых лиц было лицо шустрого китайца – моего отца в молодости.

– Очуметь! – воскликнул Антенна. – Вьетнам, твой отец – тайконавт!

Я закрыла рот рукой и зарыдала. На плечо тут же упала рука.

– Эй, ты чего? – Калеб мягко пожимал меня за плечо. – Твой отец – герой. Это повод для радости, а не слез, – говорил он.

А я никогда не смогу им признаться в том, что всю свою жизнь презирала отца и считала его умалишенным.

Антенна уже наплевал на мои нравственные страдания и сел в кресло рядом с папой, пока тот продолжал переключать кнопки и жать на дисплеи экранов, активируя агрегаты корабля, который все это время питался энергией солнца.

– Эй, Лин, а что произошло там наверху? – Антенна вгрызся в кость папы и теперь ни за что не отпустит, пока не узнает хотя бы толику о космических путешествиях.

Папа оторвался от экранов и посмотрел на нас. Он указал пальцем в небо и произнес:

– Хорошо. Там хорошо. Звезды, много звезд. Тишина. Спокойствие. Легко. Воздух сушит. Паришь. Чернота. Одиноко-одиноко. Грустно. Дом голубой. Дом большой внизу. Красивый. Очень красивый.

Папа смотрел сквозь нас, уносясь далеко во времени и пространстве, далеко в прошлое и далеко в небо. А я не могла остановить свой плач. Папа так много говорил. И так много разных слов. Почему он не рассказывал мне раньше? Почему не позволил мне гордиться им?

Вдруг папа нахмурился, а потом продолжил:

– Пришельцы. Злые пришельцы. Сначала один. Потом второй. Ели пальцы. Ели друг друга. Плохо… чернота. Одиноко-одиноко. Грустно. Дом голубой. Дом большой внизу. Звал. Дом. Звал.

Папа обвел руками вокруг.

– Звезда. Священная звезда. Домой. Пора домой. Я упал на звезде. Я откололся и упал.

Тут я заметила, что уже никто из друзей не скрывал слезы, представляя тот кошмар, в котором оказались запертые на орбите тайконавты. Скорее всего, из-за отсутствия поставок продовольствия с земли экипаж стал голодать, а потом, как это произошло и с людьми на земле, они превратились в каннибалов. Разница была лишь в том, что они еще и находились взаперти. Все равно что застрять в лифтовой шахте вместе с чудовищами. У них был небольшой выбор: умереть от голода в космосе или умереть от зараженных внизу. Папа, мой отважный папа решил испытать удачу на земле, и как оказалось, не зря.

– Мне рассказывали, что его нашли блуждающим в лесу недалеко от Альп и привезли на Желяву, – я закончила рассказ папы. – Я не знаю, в какой момент он сошел с ума: в замкнутом пространстве на космической станции без воды и еды или же после жесткой посадки здесь на земле. Его нашли таким. С бредом на губах про пришельцев и звезду.

Снова рука на плече. Но теперь с другой стороны.

– Лин не сходил с ума, – это была Тесс. – Он все помнил. Просто не хотел возвращаться в те воспоминания. Хай Лин, твой папа – герой. Ты должна гордиться им!

И я гордилась! Мой папа просто чумовой! Всем папам папа! Получите уроды, насмехающиеся над ним и надо мной в детстве. Вы даже близко с ним не стоите со своими супер-правильными мозгами. Обертка ничего не стоит, всегда важна начинка.

А тем временем папа колдовал над пультом управления, мониторы уже передавали какие-то данные, которые понимал лишь он. Я хоть и читала по-китайски, но не так быстро, как отец. Для ребят так вообще все, что он делал, оставалось загадкой. Они просто прильнули к экранам, как к тайнику.

Наконец папа развернулся и ткнул пальцами:

– Пришельцы. Злые пришельцы, – сказал он.

– Ну давай говори, что здесь написано!

Антенна уже начинал бесить своим неудовлетворенным интересом. Как только я прочла, мое удивление выдало ребятам, что корабль хранил что-то очень важное.

– Иерихон! Тут написано «Иерихон»! – выдохнула я.

– Смотрите! Радарная сетка! – Калеб ткнул пальцем в один из мониторов.

Радарную сетку покрывали точки с иероглифами, которые обозначали то ли название, то ли кодовый номер. На что папа ответил:

– Звезда видит. Звезда ищет.

– Вьетнам, ты единственная, кто может перевести его. Что он говорит? – взмолился Антенна.

Хотите найти путь к сердцу Антенны? Превратитесь в робота.

– Пап, корабль может найти пусковые штабы Иерихона?

– Звезда! Звезда!

По его радостному восклицанию и без перевода было ясно, что да.

– Видимо, в корабль загрузили данные по Иерихону для отслеживания запуска ракет через орбитальную станцию, – предположил Калеб.

– Каждая держава пыталась спастись и от зараженных, и от случайного выстрела, – добавила Тесса.

– Китайцы всегда были отъявленными шпионами. Они всю свою космическую программу слизали с СССР. Не в обиду, – Антенна пихнул меня в вбок.

Мне то что? Китая больше нет.

– А значит достали и точное местоположение штабов «Иерихона». Офигеть! Лин – ты гений!

Антенна притянул папу к себе и поцеловал в лоб. Еще никогда папу так часто не называли гением, как сегодня. А я замерла, когда осознала, что если бы не настойчивость Антенны доказать мутантам превосходство человеческих способностей, взяв в миссию папу, то я бы и его потеряла в Бадгастайне.

Сердце снова сжалось в тиски, а глаза увлажнились. Твою мать, я никогда так много не плакала, как в этот день.

Но в следующую секунду все стало очень плохо. Датчики движения запищали, внеся в нашу тесную вечеринку во мраке нотки паники.

Мы взглянули на планшеты и Калеб высказал идею, общую для всех:

– Пора сваливать и быстро!

– Зараженные в двух километрах, идут с севера. Три группы. Еще две бегут с запада, – комментировал Антенна.

Мы выпрыгнули из корабля один за другим и побежали к снегоходу. Издалека показались синие тела, скакавшие к нам с южной стороны. Эта группа была ближе всех остальных.

Критически близко.

– Вьетнам, Антенна! Хватайте Лина и газуйте отсюда! – крикнул Калеб, снял с плеча винтовку и перевел ее в боевой режим.

Тесса повторила за своим сержантом. Или за командиром. Я не знаю, они до сих пор не разобрались, кто из них кто теперь в Маяке.

– Ребята, нам нужна помощь! Заберите нас отсюда! – кричала Тесса в микрофон, параллельно целясь в самых скорых.

Между нами и монстрами оставалось всего около трехсот метров, уродцы преодолеют их за десять секунд.

Я схватила отца за шкирку, усадила перед собой и дала газу. Антенна прыгнул к нам на снегоход на ходу. Больше троих снегоход не увезет, и я была безмерно благодарна Калебу, что он уступил свое место моему отцу.

В зеркало заднего вида я наблюдала за тем, как Тесса и Калеб встали спиной к спине. Я не знала, каковы шансы у этих двоих, но одно знала наверняка: Тесса будет защищать своего сержанта, ну или кто он там ей теперь, грудью.

23 февраля 2071 года 12:00

Тесса

Все плохо. Все очень плохо.

Зараженные настигли нас, едва мы вылезли из корабля. Снегоход не увезет больше троих, и теперь Калеб – вечный самопожертвователь – встрял в опаснейшую ситуацию.

Мы встали спина к спине и целились в зараженных, бегущих на нас с юга и запада – эти подобрались ближе остальных. Электропатронов у каждого всего по десять в патроннике и еще два магазина в запасе, а со стороны лесополосы к нам бежали еще несколько групп, Фелин обозначала датчиком движения на дисплее перед глазами приближение около трех десятков зараженных.

Паника начала сжимать легкие в стальную сетку, спину бросило в жар, пот заструился по вискам, сердце бешено колотилось в ушах.

– Ребята, где вы? – крикнула я.

Наушник зашуршал, и послышался крик Ляжки:

– Мы застряли, Тесс. Мы бежим обратно за другим Аяксом. Что у вас там?

– Все плохо! Все очень плохо! – ответил Калеб.

Цепная миграция наверняка уже подстегнула и остальных зараженных последовать за запахами собратьев, проснувшихся от бродящих рядом людей. Чертов Лин! Почему нельзя было сразу сказать, что я мол космонавт, идемте-ка покажу чего. Я тесно прижалась к спине Калеба, рассчитывая наши шансы наперед. А силуэты зараженных с каждой секундой завоевывали все больше пространства в прицеле. Шансы так себе! И тогда я крикнула:

– Обратно в корабль! Лезем в обратно!

Не знаю, насколько прочными делали космические корабли, но их точно не разрабатывали для отражения атаки чудовищ с силой достаточной, чтобы перевернуть тридцатитонной Аякс или вспороть металл своими острыми когтями. Но мне необходимо защитить Калеба до приезда людей. Он ведь воняет человечинкой!

Мы побежали обратно в корабль, но тут опасность подоспела в момент, когда ее не ждали. Зараженные, бежавшие к нам с восточной стороны выпрыгнули из-за корабля, как летящие с небес ангелы. Довольно уродливые и вонючие ангелы, должна заметить. Трое уродцев раскрыли свои пасти в полете, замахнулись своими когтями, и я так и застыла от этого охренительного вида! Не каждый день сталкиваешься со своим поражением, и его осознание вырубает вообще всю деятельность мозга. Калеб прыгнул на меня быстрее чудовищ и повалил на землю. Острые когти прошлись всего в сантиметре от моего лица.

Я не успела прийти в себя, лежа на снегу, как уродец уже успел приземлиться и схватил Калеба за бронежилет, а потом отбросил его с такой легкостью, словно Калеб был тряпичной куклой.

– Калеб! – крик сам вырвался из моей груди.

А сердце вообще остановилось! От вида того, как Калеб вознесся в небеса, у меня случился инфаркт. Калеб упал навзничь, а потом пару раз прокрутился, толкаемый инерциальной силой. Какие же у них мощные мускулы! Они с людьми как в мяч могут играть, набивать их коленом, ногой, головой.

Я тут же выставила вперед винтовку и стала палить в уродца, нависшего над Калебом. Пара пуль вонзились в синюшнее тело, покрытое корочкой засохшей крови, его дернула судорога и он завалился набок.

А вокруг продолжали набегать остальные особи, с каждой секундой они становились ближе на десять метров, несясь к нам на всех четырех конечностях и рыча, изнемогая от голода, который срывался слюной с их длинных клыков.

– Калеб, живее! – крикнула я, перезаряжая винтовку.

Калеб вскочил на ноги и бросился к капсуле, за ним уже по пятам скакали двое синюшных тел без мозгов, но с невыносимой жаждой. Они замахивались когтями в воздухе, едва не сделали засечку Калебу. Я пыталась отстреливать особей, но электропатроны чрезмерно громоздкие, а зараженные передвигались слишком быстро, в итоге патроны один за другим вылетали из дула и витиеватыми спиралями пролетали мимо целей, исчезая в искрящемся снегу.

И тут Калеба-таки настигли. Один уродец прыгнул ему на перерез, взмахнул своей когтистой лапой, и в воздух вознесся фонтан крови.

– Не-е-ет! – заорала я, полностью теряя контроль над собой.

Калеб схватился за горло, зажимая рассеченную гортань, и повалился на снег. Уродцы тут же столпились над ним, я уже бежала со всех ног и продолжала жать на спусковой крючок до одури. А потом когда затвор заглох, а твари уже стали рвать Калеба в клочья, я совсем обезумела.

– Пошли вон! – ревела я во всю глотку.

Едва я добежала до места скорого пиршества моим сержантом, моим другом, моей любовью, я начала размахивать пустой винтовкой из стороны в сторону, используя ее как биту. Одному я заехала в череп, послышался хруст, чудовище истошно завопило. Второму я врезала в солнечное сплетение, он тут же согнулся пополам, потеряв способность дышать. Третий уже был готов к удару и схватил мою винтовку, когда я замахнулась на его висок. Он одним рывком вырвал из моих рук винтовку и отбросил ее чуть ли не на луну. Но я уже навыком, выработанным до уровня рефлексов, вытащила армейский нож из чехла, и пробила зараженному череп, вонзив в нижнюю челюсть и пронзив передний родничок насквозь. Через рукоятку ножа я прочувствовала каждую трещину хрустящих костей. Он завалился на снег. Я же упала перед Калебом.

В те пары секунд, что подарила нам судьба, я успела разглядеть рану: четыре глубоких рваных пореза полностью рассекли хрящи, задели трахею и перебили сонную артерию, из которой пульсировал фонтан ярко-алой крови.

Мысль пронзила мой мозг также свирепо, как неодолимый голод внутри этих чудовищ, которые продолжали нестись на всех скоростях к месту потенциального пиршества. Мысль такая же непобедимая, такая же навязчивая и такая же роковая.

– Я не могу потерять тебя, Калеб. Ты знаешь, – выпалила я на одном выдохе.

Он смотрел на меня широкими глазами, пытался что-то сказать, но лишь кровавые пузыри вырывались из рассеченной гортани.

Я одним резким движением резанула свое запястье и прижала его к ране Калеба.

О господи, прости меня! Пожалуйста, прости, что обрекаю на вечное проклятье! Но я потеряла слишком много друзей и родных в этой гребанной жизни, и я ни за что не позволю ей отобрать у меня еще и тебя!

Внезапно я почувствовала крепкую хватку за шкирку, и меня отбросили прочь от Калеба, как мелкую собачонку.

Я приземлилась на плечо, оно хрустнуло, я завопила, чувствуя, как вывихнулся сустав. Но боль тут же отступила, когда перед глазами двое зараженных уже склонились над Калебом, чтобы полакомиться остатками крови.

Я конкретно рассвирепела! Как же вы меня все достали! Хватит пытаться отобрать у меня все, что я люблю! Хватит испытывать мою выдержку! Я скоро начну пытать детей, я уже на миллиметр от того, чтобы начать пытать невинную Тамагочи Фунчозы!

Я встала на ноги, заревела также остервенело, как и эти упыри, а потом побежала прямо на них. Я врезалась в обоих на всей скорости, мы вместе упали на снег, кувыркнулись пару раз, на ходу я избивала холодные тела ножом, те душераздирающе вопили. Едва я встала на ноги, как уже следующие ублюдки пытались оттащить тело Калеба к себе в кусты, потому что поняли, что с такой психопаткой, как я, лучше дел не иметь.

Поздно, ублюдки!

Я снова заревела, уподобляясь чудовищам, и бросилась на них, размахивая ножом.

– Пошли вон! Пошли к черту! Он мой! Слышите? Мой!

Я махала ножом из стороны в сторону, меня с Калебом окружили уже с десяток кровососов. Они скалились на меня, рычали, взмахивали когтистыми лапами, то и дело подпрыгивали поближе, но я тут же делала выпады в их сторону и снова выделывала рукой кульбиты с ножом в воздухе.

Не сразу до меня дошло, что в них поубавилось решимости. Они могли разделаться со мной всего за минуту: одна секунда на то, чтобы расчленить меня, а остальные пятьдесят девять сидеть тут посреди поля и, весело посвистывая, крутить мои филе в фарш, фаршировать мои яичники моими же глазами и, набивая в мои кишки мои же потроха, изготавливать деликатесные колбасы.

Но что-то их останавливало. Я догадывалось, что это было. Но не хотела нырять на дно этой правды. Еще не время. Не сейчас. Не хочу познавать, что это за свет, который они видят во мне, но если они и вправду видят его, то сейчас они не должны видеть во мне ничего кроме остервенелой и неугомонной ярости. Я вас всех перережу, всех насажу на колья, из когтей ваших сделаю ножи, манекенов для класса анатомии налеплю, а из позвоночника настругаю формочки для печенья!

– Он мой! Моя добыча! Не отдам! – орала я, надрывая связки.

Я схватила Калеба за ворот толстой куртки и потащила к капсуле. Тут же снова сделала выпад и резанула самого смелого уродца по рукам, тот зарычал.

– Пошел нахрен! – крикнула я.

Пока я тащила бездыханного Калеба, зараженные бросались на кровавый след, тянущийся по снегу из его шеи. Они впивались в снег и слизывали его дочиста. Вдобавок начался сильный снегопад, и вся эта их возня превратилась в кровавую кашицу.

Кое-как на остатках адреналина я дотащила толстожопого Калеба до капсулы. Ей богу, он всегда казался мне стройным и вообще сексапильным, его подтянутость всем новобранцам в пример ставила. Теперь же, протащив его по снегу в его двадцатишестикилограммовой экипировке, я готова была пересмотреть свое восхищение.

Я с трудом подняла его и перевалила через люк внутрь, зараженные продолжали кидаться на меня, то и дело слышны были взмахи когтей, разрезающих воздух, они рычали и ревели, обвиняя меня в жадности.

«Ну поделись, скотина! Видишь же, изнемогаем!»

– Хрен вам! Моя добыча! – орала я на них.

«Не для себя просим, для детей!»

– Нет у вас детей! Вы всех сожрали!

И пусть они не вели со мной никаких переговоров, а диалоги с ними были продуктом все той же набирающей силы галлюцинации, мой гнев продолжал впрыскивать адреналин в кровь, а это соединение они совершенно точно чуют.

И тем не менее никто из них не посмел атаковать, хотя их тут набежало уже почти двадцать штук, они меня могли изрубить в бисер! Но мой расклад оказался верным – что-то они видели во мне, что останавливало их от фатального нападения. и казалось бы, это должно меня порадовать, но ничего кроме страха на меня это не наводило. Я по-прежнему боялась правды, которая стояла за этим нетипичным поведением.

Еще не все секреты вируса были раскрыты, и это просто бесило. Ты когда-нибудь уже выложишь все свои карты, хренов покер фейс?

Я ввалилась в люк, приземлилась прямо на бессознательного Калеба, придавила ему яйца, пока пыталась встать в этой тесноте, поскользнулась на его крови, которая продолжала вытекать из его глотки, как из водопровода, и наконец закрыла люк.

Я села возле Калеба, достала складки бинтов, прижала рану, как могла, чтобы сохранить как можно больше шансов для него не умереть. Если он потеряет критическое количество крови, регенерация, запущенная вирионами, может не сработать, и тогда я точно сойду с ума.

Я проверила его пульс. Слабый, но есть.

– Давай, Калеб. Ты должен выжить, – прошептала я в сумрачную пустоту.

Я взглянула на планшет, индикатор связи был почти на нуле. Снегопад снова создавал помехи в передаче. Возможно ребята уже на подходе, но я, честно говоря, уже не видела смысла в этом. Калебу уже не станет легче. Он либо умрет, либо превратиться. И никто ему не поможет.