Текст книги "Беспощадный король (ЛП)"

Автор книги: Айви Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Я киваю.

– Да, конечно. Мы сделаем это. – Идея пойти в городскую библиотеку, расположенную в старом здании в готическом стиле, чтобы найти информацию об основании нашего города с многовековой историей, кажется довольно интересным проектом в любое время, даже если от этого не зависит многое. Но я не могу перестать думать о том, что она сказала о парнях. Не была ли я слишком снисходительна к ним? Неужели я позволила им проникнуть в мою голову, позволила им сделать самый, блядь, минимум, а потом вознаградила их за это, как будто они должны были выиграть приз за то, что не запугивали и не мучили меня?

Я думала, что была жестока, но, возможно, я была недостаточно жестока с ними.

Проблема в том, что Дин и Кейд больше не являются моими мучителями или даже похитителями. Они... я даже не знаю, кто они для меня. Не бойфренды, даже не друзья, но, возможно, союзники. Союзники, к которым я испытываю слишком сильное сексуальное влечение для моего же блага.

Я не хочу быть слабой. Но сейчас всё это похоже на борьбу. Это всё, что я могу сделать, чтобы не поддаться страху, который остался после моего похищения, и не хотеть просто весь день лежать в постели, натянув одеяло на голову, прячась от мира, от них, от университета и от всего остального, что мне нужно сделать. Так что, если в этом и есть какое-то удовольствие, я не могу убедить себя отказаться от него, и не наслаждаться этим, пока не придёт время оставить всё это позади навсегда.

Но всё равно, в моей голове звучит этот тихий, протяжный голос, только усиливающийся теперь от всего, что только что сказала Мия.

Если ты не будешь осторожна, то, возможно, никогда не захочешь уходить.

10

КЕЙД

Когда я возвращаюсь с занятий, в доме тихо. Я не уверен, есть ли ещё кто-нибудь дома, пока не вхожу в гостиную и не вижу Дина, который развалился на диване, поставив одну ногу на пол и листая что-то в телефоне.

– Афина уже дома? – Как бы невзначай спрашиваю я, бросая сумку рядом с другим диваном и плюхаясь на него.

– А что? Не терпится, чтобы тебе отсосали? – Дин закатывает глаза. – Нет, её ещё нет дома, – добавляет он, прежде чем я успеваю ответить. – Наверное, гуляет с Мией, судя по местоположению её телефона.

– Уже отслеживаешь, да? – Ухмыляюсь я. – Настоящий сталкер.

– О, заткнись. – Дин свирепо смотрит на меня. – Ты хочешь сказать, что не проверял, где она?

– На самом деле, нет, не проверял. – Я откидываюсь назад, наслаждаясь моментом своего превосходства. – Но тогда, я думаю, я не так уж много потерял.

– Да? – Дин поднимает бровь. – Все разговоры, чтобы делиться ею, просто разговоры?

– Это ты мне скажи. – В его ответе я чувствую слабый проблеск надежды, признак того, что, возможно, он разделил моё мнение. Я представляю себе выражение лица моего отца и его, если бы мы встали вместе и прямо сказали, что покончили со всем этим, что мы планируем работать как команда.

Это очень приятная мысль.

Дин кладёт телефон, выпрямляется и внимательно смотрит на меня.

– Как ты думаешь, мы сможем работать вместе? Такого никогда не было в истории города. Всегда правил один наследник, а двое других служили. Но этого ли мы хотим?

– Никто никогда не задавал этого вопроса. – Я делаю паузу, размышляя. – А ты думал об этом? Никто, ни наши отцы, ни наши матери, ни члены семей, никто никогда не спрашивал нас, хотим ли мы этого. Это то, с чем Джексон боролся всю нашу жизнь. Мы с тобой воспринимали это как нечто, из-за чего у нас не было выбора, но, возможно, выбор был всегда. – У меня на мгновение перехватывает горло, когда я отвожу взгляд, подавляя воспоминания, о которых не хочу думать. – Я даже не должен был стать наследником.

– Я знаю. – Взгляд Дина задерживается на мне. – Это должен был быть Даниэль. Как ты думаешь, что бы он сделал?

– Я не знаю, – признаюсь я. – Я был слишком молод, чтобы думать об этом. Слишком молод для чего-то, кроме выживания. Мой отец позаботился о том, чтобы у меня не было ни времени, ни сил слишком много думать об этом. Я просто смирился с тем, что так оно и будет.

– Я тоже. – Дин выглядит задумчивым. – Но это не значит, что так и должно быть. Афина не хочет быть нашей рабыней. Но если бы у неё было больше свободы воли, интересно, чувствовала бы она себя по-другому? Если бы она захотела остаться, то придала бы нашему образу действий больше легитимности. На самом деле у неё больше власти, чем она думает.

– Я уже говорил, что, по-моему, нам пора установить свои собственные правила. – Я откидываюсь назад, сцепляя пальцы за головой. – Мы сосредоточили весь свой гнев, фрустрацию и доминирование на Афине, хотя на самом деле нам следовало бы защищать её и требовать, чтобы все остальные подчинялись. Мы наследники. Мы – новое поколение, у нас новый образ действий, новый закон в этом городе. Ты знаешь, что Афину похитили не просто так. Не только чтобы причинить ей боль, но, и чтобы сломать нас. Чтобы заставить нас дважды подумать, прежде чем пытаться что-то изменить.

– На днях за завтраком я сказал своему отцу, что с меня хватит его ожиданий. – Дин смотрит на меня с суровым выражением лица. – Что я покончил с этим браком по расчёту, который он пытается навязать с Уинтер, покончил с тем, что меня настраивают против моих лучших друзей. Он посоветовал мне «что-то предпринять в отношении тебя» после того, что произошло на вечеринке. – Он качает головой. – Я думаю, что это был переломный момент лично для меня. Я многое готов сделать. Я застрелил человека, чёрт возьми. Но причинить боль тебе? Или Джексону, или Афине, если бы он попросил об этом? Нет. Это выходит за рамки того, на что я готов пойти, даже ради моего права по рождению. Даже ради традиций.

– Мы не будем обращать внимания на право по рождению, – говорю я, ухмыляясь. – В конце концов, сейчас правит мой отец. – Я поднимаю руку, когда Дин начинает говорить. – Я знаю, знаю. Город назван в твою честь. Но во всем этом есть ещё третья сторона.

– Джексон.

Я киваю.

– Ты знал, что он дрался? На тех подпольных боях, которые устраивают байкеры?

– Нет, я не знал – напряженно отвечает Дин. – Но я не удивлён. Он всегда был скорее одним из них, чем из нас. Как ты думаешь, почему ему было так трудно сделать тот выстрел в тот день на складе? Это убийство было для него важнее, чем для нас. Это был день, когда он окончательно понял, что никогда не сможет стать одним из них. Но он, чёрт возьми, всё ещё пытается.

– Президент был единственным, кто узнал его в их клубе, – хмурюсь я, вспоминая ту ночь. – Во всяком случае, как одного из нас. Он им не друг, это точно. По крайней мере, больше не друг. Если он дерётся, они не обращают внимания на то, кто он такой. Возможно, он использует другое имя. Не то чтобы большинство «Сынов» знали нас в лицо.

– Пока нет, – мрачно добавляет Дин. – Но они узнают. Точно так же, как они знают наших отцов. Очень скоро мы станем теми, кто будет править. И если они имеют какое-то отношение к похищению Афины, то они заплатят за это.

– Мы не знаем наверняка, – напоминаю я ему. – И это единственная причина, по которой я вообще готов принять идею о её боях. Это может стать для неё хорошей отдушиной, и она права, что может почерпнуть какую-то информацию. Пока один из нас с ней…

– Мы рискуем её жизнью, соглашаясь на это. – Выражение лица Дина мрачнеет. – Ты действительно думаешь, что это хорошая идея?

– Я думаю, мы рискуем её жизнью, если не согласимся, – просто говорю я. – Она на грани срыва, Дин. Она пережила такое, чего никому не следовало бы испытывать. Если мы и дальше будем держать её здесь взаперти, будем обращаться с ней как с пленницей, то мы подтолкнём её воспользоваться единственным выходом, который мы ей оставили. Ты хочешь, чтобы это произошло?

– Нет. – Дин качает головой. – Конечно, нет.

– Я думаю, наши отцы поступили неправильно, когда выбрали Афину в качестве питомца.

Дин хмурится.

– Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что предпочёл бы обойтись без Афины? – Он сухо усмехается. – Я впервые слышу об этом.

– Нет. Я совсем не это имел в виду. – Я быстро качаю головой. – Конечно, нет. Я имею в виду, что для их целей нашим питомцем должна была быть покорная девушка, кто-то, кого легко контролировать, кто-то, кто выбрала бы одного из нас и следовала правилам. Афина – ни то, ни другое. Она покорна только тогда, когда сама того хочет, и её всегда было нелегко контролировать. Это может быть привлекательно для нас, но это прямо противоположно тому, на что они надеялись. И именно по этой причине всё вот-вот рухнет.

– Для них или для нас?

Я улыбаюсь, но в этом нет ничего смешного.

– Для них.

***

Вечером, когда Афина возвращается домой, мы с Дином после ужина возвращаемся в гостиную и сидим перед камином, играя в шахматы на кожаной оттоманке, стоящей перед камином. Мы почти закончили третью игру, когда вошла Афина, бросила свой рюкзак на пол рядом с мягким диванчиком и плюхнулась на него. Её бедра раздвинуты ровно настолько, что, если я взгляну поверх, то смогу увидеть её черные кружева под джинсовой юбкой, что, как мне кажется, сделано намеренно.

– Ты пропустила ужин, – небрежно говорит Дин, передвигая своего слона, даже не глядя на доску.

Афина смотрит прямо на него.

– Ты собираешься наказать меня за это?

Дин смотрит на неё и пожимает плечами.

– Нет. – Он снова поворачивается к доске, ожидая моего хода.

Она выглядит почти разочарованной, шаркая ногой по ковру, наблюдая за нашей игрой.

– Я и не знала, что вы двое играете в шахматы.

– В детстве это было обязательным требованием, – говорит Дин с ухмылкой. – Наши отцы обожали игры, в которых была задействована стратегия. Игры, которые они считались «полезными».

– Значит, в детстве у вас не было «Grand Theft Auto». – Афина смеётся. – Или это тоже считалось стратегией?

– Определенно нет. – Дин закатывает глаза. – На самом деле, я не думаю, что когда-либо играл в видеоигры.

– Мы с друзьями тайком играли в некоторые из них. – Я бросаю взгляд на Афину. – Но Дин всегда придерживался правил. Он состоял в шахматном клубе, ты знала об этом?

– Звучит правдоподобно, – ухмыляется Афина. – Вы когда-нибудь играли в шахматы на раздевание?

Комментарий настолько неожиданный, что мы оба целую минуту смотрим на неё, прежде чем до нас доходит. Я чувствую, как улыбка расползается по моему лицу.

– Шахматы на раздевание? – Я бросаю взгляд на Дина, чтобы оценить его реакцию. Наш маленький питомец становится смелее, и мне это нравится.

– Нет, – отвечает Дин со всем достоинством, на какое только способен. – Я никогда не играл в шахматы на раздевание. Шахматы – игра для джентльменов. Не могу представить, чтобы кто-нибудь когда-либо...

– Превращал это в сексуальную игру? – Афина улыбается. – Я почти уверена, что сексуальную игру можно сделать из чего угодно.

– Слишком широкое познание, для человека, который был девственником, когда пришёл сюда…

– Вы открыли мне новые возможности. – Афина кивает на доску. – Я сыграю с победителем. В шахматы на раздевание.

– А каковы, собственно, правила игры в шахматы на раздевание? – Дин приподнимает бровь, но я вижу, что ему нравится эта идея. А кто бы не обрадовался? Любой предлог, чтобы раздеть Афину, хорош, и тот факт, что именно она предлагает это, делает его ещё лучше.

– Каждый раз, когда твои фигуры убираются, ты снимаешь часть одежды. – Она улыбается. – А потом, когда вся одежда будет снята, что ж, думаю, после этого нам просто придётся придумать более креативные наказания.

Дин смотрит на меня, забирает ещё одну из моих пешек, затем хлопает в ладоши, потирая их друг о друга.

– Ну, думаю, я в деле. Что скажешь, Кейд?

Мне даже не нужно думать дважды.

– О, я определенно за.

11

АФИНА

Я не совсем уверена, что побудило меня сделать это предложение. Может быть, желание быть главной, предлагать игры? Или, может быть, просто желание доказать самой себе, что я действительно этого хочу, что я контролирую свои желания.

В любом случае, мы явно собираемся сыграть в шахматы на раздевание, чего я никогда раньше не делала.

– Давайте, заканчивайте свою партию, – говорю я им, небрежно откидываясь назад. – Я просто посижу здесь и понаблюдаю, а потом мы начнём нашу партию, кто бы ни оказался победителем.

Я могу сказать, что они не уверены, хотят ли они ещё побеждать, их врождённые инстинкты соперничества борются с желанием не раздеваться первыми. Они оба хотят увидеть меня обнажённой, но раздеться из-за того, что они проигрывают мне, было бы явным ударом по их самолюбию. Ни один из них не хочет быть тем, кто это сделает.

Это могло бы стать твоей жизнью, шепчет тихий голос в моей голове. Приходить к ним домой, играть в эти игры, заниматься диким, безумным, приносящим удовлетворение сексом, когда захочешь. Всё, что тебе может понадобиться, уже сделано. Крыша над головой, еда на столе, никогда не нужно беспокоиться ни о счетах, ни о продуктах, ни о чем другом. Они дали тебе кредитную карту и телефон, кто знает, на что ты могла бы их уговорить со временем? Возможно, у тебя будет собственный счёт в банке. Работа. Автомобиль. Нормальная жизнь, или настолько нормальная, насколько это возможно, когда ты принадлежишь к наследникам.

Соблазн велик. Но есть только одна огромная, вопиющая проблема – я не хочу, чтобы мне что-то давали. Всё, что они мне дают, – это мой долг, причина, по которой они могут контролировать меня, когда захотят. Причину, по которой они могут менять своё мнение по своей прихоти, указывать мне, что я могу, а что нет, ограничивать меня способами, которым я не хочу подчиняться. Я не хочу быть на поводке, каким бы длинным он ни был. И если это единственный способ, которым я могу остаться, тогда я уйду.

Чего бы это ни стоило.

Но сейчас я хочу наслаждаться тем, что у меня есть. Я хочу, чтобы у меня остались эти воспоминания, когда я уйду, чтобы помнить, что всё было не так уж плохо. Несмотря на все плохие времена, были такие вечера, как этот, когда я наблюдала, как Дин и Кейд играют в шахматы у камина, и предлагала им сыграть в стриптиз. Я знаю, что в конце концов расставаться будет труднее, и я знаю, что это не делает всё, что они сделали, хорошим.

Мне просто нужно это. Совсем ненадолго.

– Ты хотя бы умеешь играть в шахматы? – Бросает Дин на меня взгляд, перехватывая коня Кейда.

Я закатываю глаза.

– Конечно, умею. Мой папа научил меня. Знаешь, шахматы – это не какая-то элитная игра. Байкеры тоже могут играть в шахматы.

– Я не думаю, что это была их любимая игра. – Смеётся Дин.

– Твоя предвзятость очевидна. – Я свирепо смотрю на него. – Просто подожди. Я собираюсь выбить из тебя дух, и это в буквальном смысле.

– Давай, – улыбается Дин, поднимая ферзя. – Шах, – говорит он Кейду, который морщится.

– Блядь. Так что, если я проиграю, я буду смотреть, как вы с Афиной раздеваетесь?

– Пока я не проиграю, и она не сыграет с тобой. Если я проиграю, – добавляет он с ухмылкой. – Нет никакой гарантии, что я когда-нибудь это сделаю. Так что, возможно, тебе просто придётся сидеть и смотреть, и это всё, что ты будешь делать.

– Ни за что. – смеётся Кейд. – Оставаться одетым, пока вы двое раздеваетесь и веселитесь? По-моему, это дерьмовая игра.

– Таковы правила, – выдавливаю я из себя. – Вам двоим пора поиграть в одну из моих игр.

Моё сердце замирает в груди, когда я говорю это, потому что правда в том, что они не обязаны ничего делать. Они могут просто отказаться. В конце концов, у них здесь реальная власть. Они могут вернуть всё на круги своя или, что ещё хуже, одним щелчком пальца. В некотором смысле, это проверка того, насколько серьёзно они настроены меняться, пытаться делать что-то по-другому. Я хочу подтолкнуть их, чтобы посмотреть, сдадутся ли они, когда перестанут контролировать ситуацию. Возьмут ли они её обратно так же яростно или даже сильнее, чем раньше.

Это опасная игра, но я готова в неё играть. Я хочу проверить свои возможности. Потому что игра, в которую я играю, это нечто большее, чем просто борьба за власть или глупая игра в шахматы у камина. Это игра, от которой зависит наше будущее.

В конце концов, игру выигрывает Дин. Он торжествующе смотрит на меня, переставляя доску, и жестом предлагает мне занять место Кейда.

– Ну что? – Ухмыляется он. – Тогда давай сыграем. Только не злись, когда ты будешь голой, а я полностью одет.

– Это большая самоуверенность для того, кто собирается играть с обнажённым членом. – Я бросаю взгляд на Кейда. – Итак, если мы дойдём до того, что один из нас окажется полностью обнажённым, тогда ты сам решишь, что этот человек должен сделать дальше в качестве наказания. Понял?

Кейд ухмыляется.

– Похоже, это может быть весело, даже если я не буду раздеваться.

Я испытываю лёгкое облегчение, занимая своё место по другую сторону оттоманки. Пока что они мне подыгрывают, и это заставляет меня чувствовать себя почти нормально? Я знаю, что должна быть осторожна, потому что может быть слишком легко забыть, что это ненормально. Ничего из этого не так. И Мия права в том, что их не следует так легко прощать. Но также, разве я не должна дать им шанс проявить себя, если они хотят измениться?

Разве не каждому должен быть дан шанс измениться?

– Ты играешь белыми. Ты первая. – Говорит Дин. – Ну, я думаю, ты и так это знаешь. – Ухмыляется он.

– Продолжайте быть высокомерным, лорд Блэкмур, – говорю я ему, продвигая свою пешку вперёд. – Позже вы об этом пожалеете.

– Это мы ещё посмотрим.

Несмотря на все своё бахвальство, Дин – первый, у кого отняли фигуру. Я сгребаю пешку с доски и ухмыляюсь ему.

– Снимай рубашку.

Он морщится, но я не думаю, что это его сильно огорчает. Он снимает рубашку, достаточно медленно, чтобы я поняла, что он делает это намеренно, позволяя мне увидеть, как перекатываются мышцы на его животе и груди, когда он отбрасывает её в сторону.

– Нравится то, что ты видишь? – Спрашивает Дин с ухмылкой, видя, как мой взгляд останавливается на его грудных мышцах.

Я пожимаю плечами.

– Всё в порядке. Твой ход, – добавляю я, кивая на доску.

– Это не то, что ты говорила прошлой ночью. – Он передвигает своего слона, на этот раз подвергая опасности одну из моих пешек.

Мне не требуется много времени, чтобы потерять одну из своих фигур. Может, я и хороша в шахматах, но Дин тоже хорош, это уж точно.

– Для начала я буду с тобой помягче, – говорит он с ухмылкой. – Сними свои серьги.

Я закатываю глаза, достаю серебряные кольца и откладываю их в сторону. Дин определенно замечает, как я закатываю глаза, но ничего не говорит. Никаких угроз наказать меня, никаких предупреждений о том, что я должна или не должна делать.

Не придавай этому слишком большого значения, предупреждаю я себя. Но трудно этого не делать.

Вскоре Дин теряет свои джинсы, а затем и я свой кардиган.

– На тебе больше одежды, чем на мне, – жалуется он, его взгляд прикован к верхней части моей груди, когда я снимаю кардиган, футболка, которая на мне, немного сползает вниз, так что он может видеть мою ложбинку между грудей.

– Это не моя проблема. – Я пожимаю плечами, отбрасывая его в сторону. – Может, тебе стоит надевать больше одежды?

Кейд хихикает над этим, но ни один из них не комментирует мой «острый язык».

Если бы я не знала их лучше, я бы подумала, что просто играю в игру со своими парнями, которая сама по себе не совсем нормальна, но более нормальна, чем та жизнь, которую мы ведём на самом деле. Мы могли бы провести вечер дома, поиграть в шахматы, добавить немного пикантности, а потом лечь вместе в постель. Возможно, это не самые нормальные отношения, но скорее нетрадиционные, чем неправильные.

Дин теряет обувь и джинсы ещё до того, как я успеваю снять футболку.

– Думаю, ты проигрываешь, – говорю я ему со смехом, когда он бросает в меня ботинком, и я уворачиваюсь. – Думаю, следующим будет Кейд. Что произойдёт, если вы оба останетесь голыми, а на мне всё ещё будет большая часть одежды?

– Нам просто придётся снять её с тебя самим, – мрачно произносит Дин, стягивая джинсы, и у меня по спине пробегает дрожь.

Мне это слишком нравится.

После этого я действительно сбрасываю футболку и чувствую на себе жадный взгляд Дина, когда снимаю её и отбрасываю в сторону, оставаясь в юбке и лифчике. Мне нравится, как пристально он смотрит на меня, как я вижу, что это отвлекает его, пока он обдумывает свой следующий шаг. Это заставляет меня чувствовать себя сильной, могущественной. Как будто я для разнообразия главная.

– Фууух, – бормочет Дин, перемещая ладью в идеальное место, сам того не осознавая, чтобы мой конь, мог её перехватить, и встаёт, засовывая большие пальцы за пояс своих боксеров. – Ну, это всё, что у меня осталось, – печально говорит он. – Чёрт, Афина, у тебя это получается лучше, чем я думал.

Я улыбаюсь ему.

– Я же говорила, что лучше держать свои слова при себе.

– Ты будешь сосать этот член, – рычит он, прищуривая глаза и медленно скользя ими вниз по бёдрам, и я быстро замечаю, что он наслаждается игрой гораздо больше, чем хочет показать.

Он не твёрдый, не до конца, но его член уже больше, чем наполовину, толстый и набухший, нависает над яйцами и дёргается, когда он снимает боксеры, как будто возбуждённый моим наблюдением.

– Чёрт возьми, Дин, ты не тот, кого я хотел увидеть голым, – рычит Кейд со своего места. – Афина, поторопись и напортачь с парочкой движений, ладно?

Афина. Он нечасто произносит моё имя. Обычно, если и произносит, то только потому, что злится. В противном случае, это питомец или маленькая Сейнт. Последнее мне уже почти понравилось, я чувствую дрожь во всём теле, когда он произносит это, и мой разум начинает ассоциировать это со смесью боли и удовольствия от их наказаний. Но слышать своё настоящее имя из уст Кейда – это совсем другое. От этого во мне разливается тепло, которое я не привыкла испытывать рядом с ним. У меня возникает внезапная, безумная мысль о том, каково это было бы, быть с ними обоими в постели, не склонившись над столом и не занимая их в каком-нибудь странном месте дома, а уютно устроившись между их телами в тёплой уютной постели, моей или одной из их, когда руки ищут, а губы пробуют на вкус, и мы делаем что-то более мягкое, чем мы обычно делаем.

В следующий момент я действительно теряю фигуру, мой пульс учащается от путаницы мыслей в голове, а лицо вспыхивает, и Дин строгим голосом приказывает мне снять юбку.

– Встань и покажи нам небольшое шоу, – говорит он, его губы растягиваются в улыбке, и я повинуюсь, грациозно поднимаясь на ноги и медленно расстёгивая пуговицу и молнию на своей юбке.

Кейд и Дин не сводят с меня глаз, пока я, извиваясь, снимаю с себя обтягивающую джинсовую юбку. Я чувствую себя сексуальной, раздеваясь перед ними вот так не потому, что они мне приказали, а потому, что я этого хочу. Я начала это, я установила правила, и я понимаю, что мне это нравится.

– Ты выглядишь немного раскрасневшейся, – говорит Кейд с ухмылкой. – Ты уже заводишься, Афина?

– Здесь жарко, – оправдываюсь я, сбрасывая юбку на пол. Теперь я в лифчике и трусиках – не самый сексуальный образ, на мой взгляд, но быстрый взгляд на Дина с того места, где он сидит, показывает, что его член с этим не согласен. Теперь он твёрже, утолщён и упирается в бедро, уже на пути к полной эрекции. И, насколько я могу судить, у Кейда в трусах тоже заметная выпуклость.

– Знаешь, я разрешила тебе сначала снять обувь, а потом джинсы, – говорю я Дину, прищурившись. – Я все ещё в ботинках!

Он пожимает плечами.

– Эй, это должен быть выбор того, кто заберёт фишку. За исключением следующего раза, конечно, если я потеряю фишку, Кейд сможет выбрать, что мне делать.

Блядь. Я начинаю сожалеть о том, что ввела это правило, хотя мне всё ещё нравится, что они следуют моим правилам.

Я следующая, кто потеряла фигуру.

– Давай, снимай один ботинок, – великодушно говорит Дин, как будто делает мне одолжение. – Кто знает, может, в следующий раз я даже позволю тебе снять второй.

Я свирепо смотрю на него, но он не ошибается. Я совершенно сбита с толку, меня отвлекает его нагота и тот факт, что я сижу здесь в нижнем бельё, а взгляд Кейда устремлён только на меня и ни на что другое. Я теряю ещё одну пешку, и Дин тут же приказывает мне снять второй ботинок.

Когда я перехватываю его коня, я бросаю взгляд на Кейда.

– Ну что?

Кейд ухмыляется.

– Дин, трогай себя десять секунд, а потом остановись.

Я удивлённо моргаю, глядя на него. Я ожидала, что он прикажет Дину что-нибудь со мной сделать, но, полагаю, это так же мучительно. А может, и сильнее. И Кейду действительно нравится мучить людей, почему Дин должен быть исключением?

Дин морщится, но пожимает плечами, что меня тоже удивляет. Никаких споров, никакой ссоры. Он мог бы положить этому конец прямо сейчас, наказать меня даже за то, что я втянула их в это, но он этого не делает. Он просто откидывается назад, лениво обхватывая рукой свой член и медленно проводя большим пальцем по головке.

Я чувствую покалывание между ног, по бёдрам разливается тепло. Я вдруг очень радуюсь, что надела черные трусики, так что влажность между ними не видна никому, кроме меня.

К тому времени, как Кейд отсчитывает десять секунд, член Дина полностью возбуждён, и мне вдруг становится очень трудно, – без каламбура, сосредоточиться на шахматах. И мне всё равно придётся сыграть с Кейдом, если я выиграю. Или снова Дином, но, если Дин победит, я не уверена, что это произойдёт. Не знаю, сможем ли мы оба сыграть ещё одну партию в шахматы совершенно голыми.

Я пытаюсь сосредоточиться на доске, сосредотачиваясь на оставшихся ходах. Руки Дина лежат на оттоманке, его член почти скрыт, если я не смотрю в ту сторону, но я знаю, что он там, пульсирующий и твёрдый, и ждёт меня, готовый наполнить меня. Мой клитор покалывает и мне приходится подавить тихий стон, когда я, прищурившись, смотрю на шахматную доску.

Есть. Я поднимаю ферзя, чувствуя прилив удовлетворения.

– Шах.

Дин облизывает губы, его глаза сужаются, чтобы сфокусироваться. Ясно, что ему нелегко, вероятно потому, что много крови отхлынуло от его мозга.

– Блядь, – наконец произносит он, двигая своим королём, но этого недостаточно. Я поймала его, и на мне осталось совсем немного одежды.

– Шах и мат. – Я стучу по его королю, опрокидывая его. – Кейд, твоя очередь.

– Я собираюсь снять с тебя этот лифчик, – предупреждает Кейд, вставая и хрустя костяшками пальцев. – Дин, постарайся не кончить на диван, пока будешь смотреть, ладно?

– О, у меня больше самообладания, чем у тебя. Есть только одно место, куда я планирую кончить сегодня вечером. – Дин смотрит на меня, и я чувствую ещё один прилив влаги между бёдер, моя киска становится липкой, когда я сжимаю их вместе. Сосредоточиться на этой партии будет намного, намного сложнее.

– Я не лучший игрок в шахматы, – ухмыляется Кейд. – Но, думаю, я смогу взять по крайней мере две твои фигуры.

Я дерзко улыбаюсь ему.

– Что ж, для меня это звучит как вызов.

Он ни на секунду не отрывает от меня взгляда.

– О, это определенно так.