Текст книги "Беспощадный король (ЛП)"

Автор книги: Айви Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

7

АФИНА

По тому, как ведут себя Кейд и Дин, я понимаю, что они, в какой-то степени, изменили своё мнение. Я планирую воспользоваться этим, если это вообще возможно. Я осознаю, что сейчас нахожусь на грани срыва по отношению к ним и к самой себе. Я была искренне расстроена, увидев, как он целует Уинтер на подъездной дорожке, и обрадовалась больше, чем следовало бы, услышав, как он сказал, что она его не возбудила. В то же время я чувствовала, как он прижимается к моему бедру, доказывая, насколько сильно я его возбуждаю. Я ощутила трепет возбуждения, от которого мне захотелось опуститься на колени и взять его в рот, почувствовать его вкус, когда он кончит.

Моё влечение к этим парням – это проблема. Я не совсем понимаю, как с этим справиться. Я никогда никого не хотела так, как хочу их. Никто и никогда раньше не вызывал у меня таких чувств, и это одновременно сложно и поразительно. Но что ещё более удивительно, когда я спускаюсь к ужину, то вижу на обеденном столе новенький iPhone и тонкий кожаный бумажник, лежащие перед моим обычным стулом. Кейд и Дин оба пристально следят за дверью, ожидая моего появления.

Джексон тоже здесь, но он не смотрит на меня. Когда я обращаю на него внимание, он активно отворачивается, сосредоточившись на энчиладасе на своей тарелке, хотя и не ест. Он просто ковыряет его вилкой, но на его лице застыло напряжённое, сердитое выражение.

Просто глядя на него, я начинаю злиться.

Мне нужно отвлечься, и бумажник, и телефон, лежащие совсем не на своём месте, становятся подходящими мишенями для меня.

– Что это? – Спрашиваю я, указывая на них. – Странная закуска.

Кейд ухмыляется, но Дин просто смотрит на меня, и напряжённость в его льдисто-голубых глазах слишком резко напоминает мне о том, что мы делали сегодня утром, об ощущении его во рту и солоноватом вкусе в горле.

– Твоё похищение заставило нас кое-что понять, малышка, – говорит Дин спокойно. – Когда ты приехала сюда, мы лишили тебя многих свобод. В то время это казалось идеальным, даже необходимым. Если бы ты оказалась здесь в ловушке, тебе пришлось бы быстрее принять свою новую реальность.

Джексон фыркает, но ничего не говорит. Ни Кейд, ни Дин не обращают на него внимания, по-прежнему полностью сосредоточившись на мне.

– Без денег и телефона ты беспомощна, если нас нет рядом, – просто говорит Кейд. – Если бы у тебя был телефон, ты могла бы позвать на помощь. Деньги бы тебе мало что дали, но недавно мы поняли, что ты даже не можешь купить кофе самостоятельно. На самом деле мы не думали, что тебе захочется чего-то сверх твоих обычных потребностей, – признается он, и у него, по крайней мере, хватает такта выглядеть несколько смущённым из-за этого.

Откровенно говоря, я не знаю, радоваться мне или злиться. Мысль о том, что они так мало заботились о моём личном комфорте, что даже не подумали о карманных деньгах, приводит меня в бешенство. И в какой-то степени они правы. Если бы у меня был телефон, возможно, всё было бы иначе. А может быть, и нет, может быть, я бы не смогла до него добраться, но они могли бы меня отследить. При мысли о том, что столько страданий, унижений и издевательств можно было бы избежать, мне хочется кричать и никогда не останавливаться.

Но, по крайней мере, сейчас они пытаются. Возможно, этого недостаточно. Возможно, этого никогда не будет. Возможно, как только я смогу освободиться, я всё равно покину этот город в своём воображении и никогда не оглянусь назад.

Однако в этот момент я замечаю, что они смотрят на меня с искренностью. Возможно, они не заслуживают моего прощения. Возможно, мне не стоит принимать их слова. Возможно, мне следует накричать на них, рассказать, как их пренебрежение привело ко всем тем ужасным вещам, которые произошли со мной, и отказаться когда-либо снова иметь с ними дело.

Но я чувствую... благодарность? Я рада, что они хотя бы немного осознают свою ошибку. И ещё кое-что – растущее тепло в моей груди, которое, как я понимаю, опасно. Я знаю, что не должна испытывать к ним сочувствие.

Я делаю шаг вперёд и беру телефон. Он матовый чёрный, и мне интересно, они просто решили, что это мой любимый цвет, когда выбирали его, или отправили кого-то выбрать его за них, или это было то, что они случайно взяли.

Кейд прочищает горло.

– Мы спросили Мию, какой цвет тебе нравится, – говорит он почти застенчиво. – Мы спросили её и о кошельке тоже.

Я в изумлении смотрю на него. Мысль о том, что они могли бы подойти к Мии и спросить о моих личных предпочтениях, кажется совершенно несвойственной тем парням, которых я знаю. Честно говоря, это сложно представить. Я бы почти не поверила им...

Но, несмотря на все испытания, которым они меня подвергали, они не лгали мне. Если уж на то пошло, то только Джексон может быть обвинён во лжи, но он упорно игнорирует всё это, сосредоточившись на еде, к которой, кажется, даже не притронулся. Кроме того, мне нравится думать, что я неплохо разбираюсь в людях. И я не верю, что они лгут.

– В бумажнике есть кредитная карточка, – спокойно говорит Дин. – У неё нет лимита, но обращайся с ней разумно, если не хочешь, чтобы тебя наказали.

Я могла бы поклясться, что его глаза зловеще блеснули при этих словах.

– Мы, конечно, оплатим и связь, – продолжает он. – Все расходы по-прежнему будут лежать на нас. Но если ты хочешь иметь возможность пройтись по магазинам, написать подруге или просто выпить кофе, то теперь это возможно. – Он прочищает горло. – Мы также отменяем запрет на выход за пределы кампуса. Если ты хочешь поехать в город с Мией, то можешь это сделать. Но только не в одиночку, ты поняла? – Он прищуривается, глядя на меня. – Если мы узнаем, что ты отправилась в город одна после того, что произошло, наказание, которое ты получишь, будет не из приятных. Я понятно выразился?

Я киваю, и Дин ухмыляется.

– Ты не так нам отвечаешь, милая. Тебе лучше знать.

Я облизываю губы, пристально глядя на него в ответ.

– Да, сэр, – отвечаю я и краем глаза замечаю, как Джексон закатывает глаза.

В какой-то момент мне придётся заняться его проблемами, если я хочу, чтобы мой план сработал. Но сейчас у меня нет сил. Я всё ещё нахожусь под впечатлением от открывшейся передо мной свободы, которую я не ожидала. Удивительно, как то, что раньше казалось мне само собой разумеющимся, теперь может восприниматься как привилегия.

Это даёт мне слабую надежду на то, что они будут открыты для другой свободы, которую я желаю, учитывая произошедшие события.

Я кладу свой новый телефон в карман, сажусь за стол и набираю себе порцию еды. Я очень голодна, мой аппетит удвоился с тех пор, как я снова начала заниматься спортом. Если раньше Кейд или Дин могли бы что-то сказать о том, сколько я ем, то теперь ни один из них не произносит ни слова.

– Я хотела бы вас кое о чём попросить, – нерешительно говорю я, ковыряя рис в своей тарелке. – Я знаю, что вы стараетесь, чтобы я чувствовала себя в безопасности, и я очень ценю это. Но что действительно помогло мне почувствовать себя лучше, так это то, чтобы я вернулась в спортзал и стала сильнее. И я думаю, что смогу использовать это, чтобы ещё больше помочь себе… и нам.

Дин прищуривает глаза.

– Что ты имеешь в виду?

– Я хочу драться, – нервно облизываю губы. – Как Джексон.

Джексон вскидывает голову, впервые за несколько недель обращая на меня внимание.

– Откуда ты об этом знаешь?

Угроза в его голосе заставляет меня отпрянуть, и я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него. Я хотела привлечь его внимание, но теперь, когда он сосредоточен на мне, я уже не так уверена в себе.

– Моя семья была частью «Сынов дьявола», – напоминаю я ему как можно спокойнее. – Я знаю всё о подпольных боях. И поскольку я не раз видела, как ты возвращался домой поздно вечером в пятницу весь в синяках и крови, мне было нетрудно догадаться, что ты был одним из бойцов.

Дин искоса смотрит на него, его лицо напрягается. Но Кейд даже не вздрагивает, что наводит меня на мысль, что у него тоже была какая-то идея на этот счёт.

– Ты не можешь просить о том, о чем я думаю, ты просишь, – говорит Дин, сердито глядя на меня. – Я знаю, что мы были снисходительны к тебе после похищения, Афина, но, возможно, мы позволили тебе слишком много, если...

– Давайте выслушаем её, – прерывает Кейд, не сводя с меня пристального взгляда. – Почему ты считаешь это хорошей идеей, Афина?

Странно слышать своё имя из его уст, как будто он разговаривает со мной на равных, как в обычной беседе. Я действительно его ровня, но никогда раньше не чувствовала, что он так обо мне думает. Это придаёт мне уверенности, чтобы продолжать.

– Никто с вами не будет разговаривать, даже с Джексоном, – решительно заявляю я. – Никто из вас не сможет убедить кого-либо открыться и вступить с вами в разговор. В конечном счёте, вы всегда будете наследниками, и любой, кто станет обсуждать с вами то, чего вам знать не следует, столкнётся с последствиями. Однако не все из них вспомнят меня. Они будут поглощены зрелищем драки девушек. Вы сможете многое увидеть и услышать, что там происходит. Если кто-то из вас будет сопровождать меня, вы также сможете следить за мной, чтобы никто не схватил меня и не нанёс мне травм, превышающих допустимые на ринге. Это будет полезно и для вас, и для меня. Это даже окажет терапевтический эффект. – Я с надеждой смотрю на них, желая, чтобы они выслушали меня. – Разве вы тоже не хотите узнать, что произошло? Здесь скрывается нечто большее, чем вам рассказали, я это знаю. – С трудом сглатываю ком в горле. – Позвольте мне сделать это. Вы не в силах защитить меня от всего, и я не собираюсь проводить остаток жизни взаперти. Если это единственное будущее, которое у меня есть здесь, то лучше бы вы просто дали мне умереть в той канаве.

Если что-то и может повлиять на них, так это мои слова. Дин отшатывается, Джексон отводит взгляд, а на лице Кейда появляется странное выражение.

Внезапно Джексон говорит:

– Позвольте ей сделать это. Она сильная и хороший боец. Она уже побеждала меня на ринге в спортзале. Один из нас может пойти с ней, как она и сказала. Мы позаботимся о том, чтобы с ней ничего не случилось.

Я в изумлении смотрю на него. Я не ожидала, что он поддержит меня. На самом деле, это было последним, чего я ожидала.

– Ты выбрала интересное время, чтобы высказать своё мнение, – с лёгкой иронией замечает Дин, и я вновь обращаю свой взгляд на него. Напряжение, царящее за столом, ощутимо, и я прилагаю все усилия, чтобы не вжаться в спинку стула. Но сейчас я не могу отступить. Для меня это важно – найти ответы на вопросы о том, что происходит в городе, и о себе самой, или, по крайней мере, быть частью этого, даже если мне придётся оставаться в тени.

– Не знаю, хорошая ли это идея, – медленно произносит Кейд. – Я ни за что не соглашусь на это, если только один из нас не будет с тобой, но...

– Она только что сказала, что скорее умрёт, чем проведёт остаток жизни взаперти в этом доме или поместье, – рычит Джексон, ударяя ладонями по столу. – Ты хочешь увидеть, как ещё один дорогой тебе человек погибнет, Кейд? Я знаю, что не хочу снова нести ответственность за это. Неужели похищение ничему вас не научило?

Он отодвигает свой стул, с мрачным выражением лица обходит стол, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как он направляется к двери.

– Прошу прощения. – Я вскакиваю, чуть не опрокинув свой стул в спешке, и выхожу вслед за ним из столовой. – Джексон!

Сначала он не останавливается. Он продолжает идти, ссутулившись, и мне приходится бежать трусцой, чтобы догнать его.

– Джексон! – Он уже почти у лестницы, когда мне наконец удаётся схватить его за локоть и потянуть на себя. Он стряхивает меня, как собака мышь, но оборачивается, устремляя на меня свой почти чёрный взгляд, от которого у меня мурашки бегут по спине.

– Что? – Это слово звучит как удар хлыста, как прикосновение кожи к моей коже, и я ощущаю, как по спине пробегает дрожь желания.

– Спасибо, – выдавливаю я из себя, чувствуя внезапный спазм в груди, который затрудняет дыхание. Удивительно, но даже после всего случившегося я всё ещё хочу его, и это совсем не похоже на мои чувства к Дину или Кейду.

– За что? – Его голос похож на низкое рычание, от которого волоски на моих руках встают дыбом, а кожа покалывает.

Я нервно облизываю губы и замечаю, как его взгляд невольно опускается к ним, словно он не может удержаться от того, чтобы не посмотреть на них.

– За то, что заступился за меня там, – выдавливаю я. – За то, что помог мне.

Наступает момент, когда никто из нас не произносит ни слова, в воздухе между нами повисает напряжение. Мне хочется, чтобы он потянулся ко мне, схватил за руки, притянул к себе или развернул к перилам лестницы.

Но он не делает этого.

– Ничего особенного, – говорит он наконец, опустив плечи и засунув руки в карманы. – Не стоит меня благодарить, правда. Они всё равно могут не позволить тебе это сделать. Или они посмотрят бои один раз и изменят своё мнение. На самом деле я мало что могу сделать. У меня здесь нет никакого влияния.

– А могло бы быть, – говорю я, прежде чем успеваю остановиться. – Мы могли бы...

Джексон сжимает челюсть, его глаза темнеют.

– Мы? Мы – ничто, Афина. У тебя здесь нет никакой власти. И никогда не будет. У меня тоже. Просто так обстоят дела...

– Дин и Кейд меняются, – настаиваю я. – Они начинают идти против того, чего хотят их семьи. И если ты...

– Ты не знаешь, о чем говоришь. – Он резко обрывает меня, качая головой. – Ты не должна говорить о вещах, которых, черт возьми, не понимаешь.

Его взгляд задерживается на мне ещё на секунду, отчего меня снова охватывает дрожь, а затем он резко разворачивается на каблуках и поднимается по лестнице, не оглядываясь.

Я понимаю, что должна вернуться в столовую, но не могу заставить себя сделать это. Каким бы ни был их ответ, я не думаю, что хочу услышать что-то ещё сегодня вечером, даже если это будет «да».

Моя реакция на Джексона вызывает у меня беспокойство. Мне кажется, что я не могу контролировать свои желания, и я хочу побыть одна, чтобы разобраться в своих чувствах.

Он должен был стать моей последней победой, последней шахматной фигурой, которая поможет мне окончательно разрушить их игру и обрести свободу. Но для этого мне нужно взять себя в руки и научиться контролировать свои эмоции.

Я быстро поднимаюсь наверх, в свою ванную, сбрасываю одежду и встаю под самый горячий душ, который только могу выдержать. Прислонившись к стене, я вдыхаю пар, пытаясь забыть о том, как его тёмные глаза смотрели в мои, о его рычащем голосе и о том, как близко он стоял ко мне.

Я боролась с этими чувствами с тех пор, как приехала, сюда с тех пор, как меня представили ему, с той ночи на том утёсе. И ничто, даже его ложь или то, как он бил меня тростью в кабинете и получал от этого удовольствие, кажется, не может заставить меня перестать желать его.

Дин и Кейд, возможно, самые опасные из трёх парней, но Джексон для меня самый опасный. Потому что он может заставить меня потерять контроль. Он может заставить меня забыть о том, что я пытаюсь сделать, заставить меня потерять себя. Он мог бы приковать меня здесь, и я могла бы протянуть руки за наручниками.

Я говорю себе: «Думай о других». Не о нём. Сегодня днём я вспоминаю Дина, как он прижимал меня к двери и просил опуститься на колени, а прошлой ночью – Кейда, который нежно прикасался ко мне, как никогда раньше.

Я просовываю руку между бёдер и прижимаюсь лбом к стенке душа. Когда я провожу пальцами по клитору, я пытаюсь думать о том, как губы Кейда касаются моих губ, как он проникает между моих бёдер. Не о жестоком сексе и не о любви, а о чём-то среднем, об обычном сексе, который почему-то кажется мне невероятно приятным.

Я представляю, как раньше опускалась на колени перед Дином, как его голодный голос говорил мне, что ему нужно кончить мне в рот. Я ощущаю его вкус на языке, как этот дом стал отдушиной и убежищем для всех моих самых порочных желаний. Здесь я могла бы быть с мужчинами, которые никогда не осудят меня за это.

Но эти мысли сменяются воспоминаниями о Джексоне, лежащем на траве. Я помню, как он застонал, когда я взяла его в рот, ощущая его пирсинг на своём языке. А выражение его лица, когда он достиг кульминации, до сих пор стоит у меня перед глазами.

Также я вспоминаю, как он прижимал меня к двери своей спальни. Его поцелуи были жадными и страстными, словно он отчаянно желал чего-то, что не мог себе позволить. От прикосновения его губ у меня перехватывало дыхание.

Но самое яркое воспоминание – это то, как он находился у меня между ног на той вечеринке. Его горячее дыхание и язык на моей чувствительной коже были лучшим, что я когда-либо испытывала. Я не могу перестать думать об этом, и мои пальцы начинают двигаться всё быстрее по моим влажным складкам. Мой клитор пульсирует под их кончиками, и я представляю, как захожу в его комнату, опускаюсь на колени и достаю его толстый член с пирсингом. Я слышу, как он невольно стонет, когда я беру его в рот.

Я вижу, как он поднимает меня на ноги, хрипло стонет, что больше не может терпеть, толкает меня обратно на кровать и, протянув руку, проводит пальцами по моей киске. Он засовывает их мне в рот, чтобы я попробовала себя на вкус, а затем входит в меня, глубже, чем когда-либо.

Его пирсинг прижимается к моей точке G, когда он начинает двигаться, его тёмные глаза смотрят в мои, а угловатое лицо нависает надо мной. Он берёт то, что я так долго хотела ему дать. То, с чем он так долго пытался бороться, но больше не может. Я жажду его так сильно, что это причиняет мне боль. Не знаю, почему, возможно, из-за того, что он сопротивлялся мне, или потому, что он именно такой, как я представляла, или из-за сочетания обоих факторов.

Я вздыхаю, погружая три пальца другой руки в свою мокрую киску. Я представляю, как он проникает в меня, как его голос звучит как мрачное, глубокое рычание, когда он достигает кульминации, и его сперма наполняет меня.

– Джексон! – Шепчу я его имя, достигая оргазма. Мои бёдра прижимаются к руке, когда я прислоняюсь к стене душа. Голова кружится от удовольствия, тело сотрясает дрожь, колени подгибаются, и мне кажется, что я могу упасть.

Я хочу его, я жажду его так сильно, что из груди вырывается сдавленный стон. Я прижимаюсь лбом к плитке, желая, чтобы он был рядом со мной прямо сейчас, чтобы его сильные руки обнимали меня, завершая триединство.

Я хочу, чтобы он был рядом со мной, когда я отправлюсь на драку. Я знаю это наверняка.

Я просто надеюсь, что он согласится.

8

ДЖЕКСОН

Афина, пытающаяся получить информацию с помощью драки, не самое худшее, что я когда-либо слышал. Она жёсткая и умная, и не все в подполье узнают её, как она и сказала. Как только распространятся слухи о том, что бывшая дочь «Сынов» и нынешняя любимица Блэкмура дерётся на подпольном ринге, это вызовет шумиху, которая, возможно, донесёт до наших ушей кое-какую информацию. По крайней мере, это заставит любого, кто захочет причинить ей боль, дважды подумать, прежде чем пытаться это сделать снова.

Я не сомневаюсь, что именно Кейду или мне будет поручено сопровождать её, я не могу представить, чтобы Дин ступил ногой в оксфордской обуви на грязные склады и подвалы, где проводятся эти бои. Кроме того, Дин может быть жестоким и властным, но я бы не стал ставить на него в драке между ним и одним из «Сынов» или их сообщниками.

Афина умеет постоять за себя, в этом у меня нет сомнений. Вопрос в том, как долго я ещё смогу находиться рядом с ней, не теряя рассудка.

Она трахалась и с Дином, и с Кейдом. Я не могу забыть, как Кейд жёстко трахал её на той вечеринке. У меня из головы не выходит, как она умоляла взять его член в рот, в киску и в задницу. Мысль об этом приводит меня в неистовую ярость и болезненное возбуждение одновременно, и это самое запутанное ощущение, которое я когда-либо испытывал в своей жизни. Даже сейчас, лёжа в постели, когда между нами буквально стены, я не могу перестать думать о том, как стою рядом с ней у подножия лестницы, вдыхаю аромат её кожи, вижу её великолепное лицо, смотрящее на меня снизу вверх, слышу её голос, благодарящий меня.

Я хотел её с той самой минуты, как она появилась здесь, и я так же точно знал, что она никогда не будет моей. Та ночь на утёсе была ошибкой, которую я пытался исправить, выполняя приказы, избивая её тростью в кабинете и не давая Дину или Кейду воспользоваться нашей близостью. Я надеялся, что это положит конец тому, что там назревало. Но это было не так. Афина всё ещё хочет меня, я могу сказать, я вижу это по её лицу, и это нечто большее, чем просто быстрый трах.

И, боже, я хочу её так чертовски сильно.

Сейчас я лежу в постели, смотрю в темноте в потолок, и мой член так твёрд, что причиняет боль. Я стараюсь не прикасаться к нему, потому что если я это сделаю, то начну дрочить, думая о ней, как делал это много раз до этого. Это похоже на зависимость, которая слишком напоминает о том, что я когда-то чувствовал к Натали, о том, как я обычно лежал в своей постели, возвращаясь домой из школы, и думал обо всех вещах, которые я бы с ней сделал, обо всех способах, которыми я хотел лишить её девственности, одновременно теряя свою.

В конце концов, именно она забрала моё сердце. В этой встрече была вся она. Но я не могу думать о ней без особой боли, я больше не могу представлять её такой. Я уже давно не дрочил, думая о ней, потому что это лишь болезненно напоминает мне о том, что я больше никогда к ней не прикоснусь.

Но Афина…

– Не делай этого, – бормочу я себе под нос, сжимая руки в кулаки. Мой член соорудил палатку из простыней, оставляя на ней мокрое пятно от предварительной спермы, стекающей с кончика, оставляя след на моем животе, когда он покачивается и задевает мой твёрдый, как камень, пресс. Я не могу кончить снова, думая о ней. Я уже делал это слишком много раз. Чаще всего в спортзале, после наших совместных тренировок, я лихорадочно дрочил в душе в раздевалке, представляя, как раздеваю её догола на ринге, трахаю её на ковре, наклоняю её над канатами, провожу языком по её киске, чтобы сделать её ещё более влажной, прежде чем войти в неё по самую рукоятку.

– Прекрати. – Шиплю я это слово, крепко зажмуривая глаза, но не могу остановиться. Я избегал её с той ночи на вечеринке, моя смесь ревности, ярости и острой потребности превращала меня в бомбу, готовую взорваться, которую я не осмеливался поднести к ней. Я знаю, что причинил ей боль, так и не навестив её. Часть меня безумно рада этому, рада, что она испытала ту же боль, что и я в ту ночь, когда смотрел, как Кейд трахает её, отчаянно желая оказаться у неё между ног. Зная, что я мог бы быть таким, и тот факт, что я не такой, и это только моя вина, а не её. Но всё же я хочу наказать её за это.

Наказать. Боже, от этого слова у меня в голове возникают всевозможные непристойные образы, я вижу её распростёртой на диване или на письменном столе, с красной полосой на заднице от ремня или трости, с красной киской и её тело дрожит от желания. Я слышал, как они наказывали её прошлой ночью, слышал её крики, когда она кончала снова и снова, пока мне не пришлось нырнуть в ближайшую ванную и довести себя до быстрого, требовательного оргазма над раковиной, её крики удовольствия эхом отдавались в моей голове вместе со звуком флоггера, опускающегося на её задницу.

Я мог бы стать частью этого. Остановили бы они меня? Может быть, а может, и нет. Я не знаю, какие новые правила у Дина и Кейда, теперь, когда они, очевидно, разделяют их. Я знаю, что Афина провела ночь в комнате Кейда в ту ночь. Позже той ночью я снова услышал её стоны, её оргазмические крики и хрюканье Кейда, доносившиеся сквозь стены, которые должны были быть достаточно толстыми, чтобы заглушить их, но не были. Я не знаю, был ли я полностью отстранён от этого, потому что после вечеринки я избегал всего этого, отстраняясь больше, чем когда-либо.

Похищение Афины стало жестоким напоминанием о том, что любой, кто мне дорог, может быть отнят у меня в одно мгновение, что любая женщина, которая не подчиняется городским правилам, всегда находится в нескольких дюймах от боли и смерти. Лучше не иметь её совсем, чем иметь, а потом потерять, лучше, чем смотреть, как умирает другая женщина, потому что она пыталась бороться с существующим положением вещей.

Но это не меняет того факта, что одной мысли о ней достаточно, чтобы мне стало так больно, что…

– Блядь! – Я шиплю сквозь зубы, моя рука тянется к члену, когда он снова дёргается, пульсируя так яростно, что я не могу остановиться. Мне нужно кончить, мне нужно, черт возьми, кончить, и я не заморачиваюсь со смазкой, сжимая свой член мёртвой хваткой и дёргая его сильно и быстро, желая, чтобы ему было больно, желая наказать себя. Я опускаю другую руку, сжимая яйца, мои бедра сжимаются в кулак, когда я представляю, что мой член крепко сжимается в заднице Афины, она отворачивается от меня, когда я вгоняю свой член в её узкую дырочку, наказывая её за то, что она так мучает меня, за то, что заставляет меня смотреть, как она на глазах у всех расправляется с Дином и Кейдом за то, что была единственной женщиной, которую я когда-либо хотел так же сильно, как когда-то хотел женщину, которую клялся любить всю оставшуюся жизнь.

– Пошла ты, – рычу я, ускоряя движения, чувствуя, как моя чувствительная головка набухает в кулаке, а яйца напрягаются. Я сдаюсь, беру с кровати смазку и наливаю немного себе в руку, потому что хочу представить, что это её горло, что горячее, плотное скольжение моего кулака по всей длине – это на самом деле я душу её своим толстым членом, говорю ей, что она не может кончить, пока я не овладею ею всеми возможными способами. Что это её гладкие складочки вокруг меня, мой пирсинг, упирающийся в её клитор, дразнит её до тех пор, пока она не начинает умолять кончить, как в ту ночь, когда мой язык ласкал её киску, и я хочу отказать ей, как это сделал Дин той ночью. Я хочу наказать её так же сильно, как хочу наказать себя. Я представляю, как она умоляет, её полные губы приоткрываются, как я снова засовываю свой член ей в рот, чтобы она попробовала сок своей киски, размазывая его по губам.

Я представляю, как наклоняю её над своим мотоциклом, задираю одну из тех маленьких юбочек, которые есть у неё в шкафу, и трахаю её в задницу на глазах у всех, кто хочет пройти мимо, жёстко кончая в эту узкую маленькую дырочку. Заставляю её раздвинуть ноги, позволяя любому прохожему увидеть, как из неё вытекает моя сперма, отмечая её как мою. Я хочу сделать её своей, дать понять каждому грёбаному человеку в этом кампусе, что она принадлежит мне так же, как Дину или Кейду, что нет такой части её тела, которую она могла бы скрыть от меня так же, как от них.

– Я собираюсь кончить в эту прелестную маленькую киску, – рычу я, стиснув зубы, и сжимаю бёдра в кулак, трахая её так сильно и быстро, как мне хочется. Издавая ещё один пронзительный, болезненный стон, я перекатываюсь на живот, сжимая член в руке, представляя, что нахожусь позади неё, чувствуя, как она выгибается, прижимаясь ко мне, и всё моё тело пульсирует от удовольствия, когда я сильно упираюсь головкой члена в подушку подо мной. Я чувствую, как по спине пробегает дрожь, а яйца напрягаются. Поток спермы начинает выплёскиваться из моего набухшего, ноющего члена, пропитывая наволочку, когда я с силой вхожу в кулак, приглушённо бормоча имя Афины в подушку рядом со мной, пока я продолжаю толкаться, пытаясь представить, что это она, что я наконец-то смог трахнуть её так, как я не могу перестать мечтать об этом.

В тот момент, когда оргазм угасает, я чувствую, как меня захлёстывает жгучий стыд, моё лицо краснеет, когда я отпускаю свой член, хватаю смазку и пропитанную спермой подушку и бросаю их в стирку.

– Какого хрена, – стону я себе под нос. Я, блядь, Джексон Кинг, один из наследников Блэкмур, и, может быть, моя семья и самая ничтожная из них, но я выше этого. Я выше того, чем трахать подушку в два часа ночи, потому что я не могу выбросить девушку из головы. – Возьми себя в руки, черт возьми, – бормочу я, направляясь в ванную, внезапно почувствовав, что отчаянно нуждаюсь в душе. За последний год у меня было больше столкновений с собственной рукой, чем с настоящими женщинами, но этот момент кажется мне особенно тяжёлым.

Но мысль о ней не покидает меня, даже когда я стою под обжигающе горячей водой и смываю следы того, что я только что сделал. И не только её тело, или звуки, которые она издаёт, когда кончает, или её обнажённую фотографию. То, о чём я думаю сейчас, когда моё желание на данный момент удовлетворено, – это её нежный голос, когда она благодарила меня за то, что я заступился за неё, решимость на её лице, когда она тренируется, то, как она вернулась и начала с того места, на котором мы остановились, даже после всего, что ей пришлось пережить. То, как она смотрела на меня через столик в закусочной, держа в пальцах картошку фри, улыбаясь и задавая вопросы, которые никто не удосуживался задать мне уже очень, очень давно.

И в этом, собственно, проблема. Это не просто похоть. Мне небезразлична Афина Сейнт, и думаю, что я тоже ей небезразличен.

Но это гораздо опаснее для нас, чем когда-либо могло быть вожделение.

***

Я стараюсь не думать об этом, когда встречаюсь с ней на тренировке в спортзале на следующий день. После того, как Кейд и Дин сказали мне, что собираются разрешить ей участвовать в боях, тренировки приобрели совершенно новый аспект. Дело не только в том, чтобы Афина была в форме. Это о том, что она может постоять за себя перед другими бойцами, грязными бойцами, мужчинами, которые не будут сдерживать свои удары и которым будет всё равно, что она девушка. Мужчины, которые, если узнают, кто она, возможно, захотят причинить ей ещё больше боли.

Это придаёт нашей тренировке интенсивность, которой раньше не было. Афина сражается упорно, не останавливаясь, даже когда я предлагаю ей сделать передышку, и к тому времени, как мы заканчиваем десять раундов, у нас ничья в тех матчах, которые она выиграла, и в тех, которые выиграл я.

– Ты молодец, – говорю я ей, отступая на шаг и вытирая пот со лба тыльной стороной ладони. – Но на этих рингах будет сложнее. Грубее. Они не собираются драться честно.

– Так и я не собираюсь. – Афина смахивает с глаз мокрую от пота прядь волос. – Давай. Выкладывай всё, на что ты способен.

Чёрт, лучше бы она этого не говорила. Последнее, что мне сейчас нужно, это стояк. Я хочу отдать ей всё, что у меня есть, до последнего твёрдого, толстого дюйма, засунуть в каждую дырочку её тела, пока она не наполнится моей спермой и не кончит от оргазмов на моём языке, пальцах и члене.