Текст книги "Извращенная принцесса (ЛП)"

Автор книги: Айви Торн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

24

ГЛЕБ

Мэл практически бегом ворвалась в бурлеск-салон по пути на работу, не оставив мне времени пересечь улицу и перехватить ее. Придется искать ее во время смены. С этим проблем не будет. Даже если мне запретили посетить "Жемчужину".

Я жду, пока толпа начнет стекаться, когда я привлеку наименьшее внимание. Затем я вливаюсь в непрерывный поток людей, вливающихся в дверь. Сегодня вечером у входа стоит мужчина, принимающий плату за обслуживание. Он разговаривает с парой впереди меня и слишком отвлечен, чтобы проверить мое лицо. Поэтому он едва удостаивает меня взглядом и кивает, когда я протягиваю ему пятидесятидолларовую купюру. Затем я без лишнего шума прохожу внутрь.

Есть искусство быть невидимым, и я не боюсь использовать его в своих интересах, чтобы попасть внутрь незамеченным. Избежать моих братьев, вероятно, будет гораздо сложнее, но мне нужно время, чтобы поговорить с Мэл. Я успею сделать это до того, как они меня заметят.

Сегодня работает та же темноволосая барменша, поэтому вместо того, чтобы сесть на табурет, я пробираюсь к коридору туалета, ища путь в подсобные помещения клуба. Мой взгляд падает на потайную дверь слева от сцены, за эстрадой. Никто не охраняет ее, по крайней мере, с этой стороны, вероятно, чтобы лучше скрыть.

Прокравшись в тень под приподнятой платформой рояля, я осматриваю комнату в поисках того, кто мог меня заметить. Но никто не смотрит. Оркестр в полном порядке, и новый номер переходит в крещендо под соло трубы. А когда музыка затихает, занавески откидываются с театральным щелчком.

Мое сердце учащенно забилось, как только я увидел ее.

Мэл – одна из танцовщиц второго плана, одетая в костюм, имитирующий шляпу и черный фрак. Только под фраком на ней лишь чулки в сеточку и дерзкое нижнее белье с оборками. Ее длинные ноги и упругая попка выглядывают из-под пиджака, когда она крутится и извивается, вызывающе двигаясь в такт песне. Она опасно сексуальна, и даже со спины привлекает внимание.

Во рту пересохло, я тяжело сглатываю. Я не могу оторвать от нее глаз. Однако мне нужно сохранять остроту чувств, чтобы избежать обнаружения.

Меня убивает, медленно и мучительно, видеть ее там, наверху. Знойная мания на ее лице. Как соблазнительно двигается ее тело. Жестокая ревность закипает в моей груди, сжигая меня жгучим гневом. Я знаю, что мужчины в зале внимательно наблюдают за ней, восхищаясь ее изящной красотой, ее непринужденной сексуальностью. Все они мечтают прикоснуться к ней. Заполучить ее в свои руки.

Так же, как и я.

От этой мрачной мысли у меня в животе свинцовые камни. Но даже если я жажду ее так же, как и они, со мной все по-другому. Потому что я буду держать свои руки подальше от нее, если ей это нужно. Я дам ей пространство. Я просто не могу смотреть, как другие мужчины получают удовольствие от того, что она не дает мне. И даже если она отрицает это, я знаю, что это не та жизнь, которой она хочет.

Я вижу это по ее лицу, когда она танцует, – если присмотрюсь. Эта работа медленно душит и гасит ее свет. Я не знаю, почему она считает, что должна остаться. Может быть, как сказал Саша. Она думает, что принадлежит Келли. Она боится уйти. Но это меня не остановит. Я уговорю ее вернуться со мной в Нью-Йорк, там я смогу ее защитить. Потому что если я этого не сделаю, то не смогу смириться с тем, что позволил ей страдать.

Мэл – сильная девушка, поэтому я знаю, что она может долго терпеть. Возможно, именно поэтому она продержалась так долго. Но в конце концов она превратилась бы в шелуху той девушки, которую я знаю. Яростная, энергичная, страстная, твердолобая женщина перестала бы существовать. Осталась бы лишь пустая оболочка.

Красивая, но сломанная. Без души.

Песня подходит к концу, и я вижу, как вздымается ее грудь, когда она держит позу, затаив дыхание, хотя танец дается ей без усилий. Занавес закрывается, скрывая ее от посторонних глаз. Она вернется на сцену нескоро. По крайней мере, ей нужно будет переодеться, но, насколько я помню клуб, скорее всего, после выступления ей назначат перерыв, если никто не попросит приватного танца.

Возможно, это мой лучший шанс поговорить с ней.

Держась в тени, я крадусь мимо эстрады, наблюдая за своими сводными братьями-вышибалами, пока добираюсь до потайной двери. Она тихонько щелкает под давлением моих ладоней, и я проскальзываю в отверстие, захлопывая за собой дверь.

Клубная музыка проникает сквозь стены, и я оказываюсь в коридоре с красным освещением. Зеркальные двери расположены по обеим сторонам, на каждой из них золотом нарисован номер – это частные танцевальные комнаты.

Из дверного проема в дальнем конце зала доносится девичья болтовня, а мимо проема прогуливаются длинные ноги на невероятно высоких каблуках. Но я не могу сказать, Мэл ли это. Отсюда она видна лишь как силуэт. Бросив взгляд на коридор в другую сторону, я оцениваю планировку, количество немаркированных, без зеркальных дверей. В конце освещенного красным светом пространства – стальная дверь. Над ней горит светящийся знак "Выход".

Должно быть, это боковая дверь, через которую Мэл приходит и уходит.

Вернувшись к открытой гримерке, я решаю, стоит ли ее искать. Самый быстрый способ выгнать мужчину из бурлеск-салона – это зайти в гримерку к девушкам без предупреждения. Но я не вижу другого способа найти ее до того, как у нее начнется очередной танец. И тут, казалось бы, по милости божьей, в дверь вплывает ее стройная фигура.

– Я выйду подышать свежим воздухом. Позовите меня, когда будет мой номер, – говорит она, изогнув длинную шею так, чтобы оглянуться на девушек позади нее.

На ней уже надет наряд для следующего номера – невинный корсет из белого атласа и крылышки из перьев, контрастирующие с кружевным поясом, который удерживает на месте колготки с кружевной отделкой на бедрах. Если у меня и были какие-то сомнения в том, что она – ангел, то подвешенный над ее головой на тонкой проволоке нимб подтверждает это. Через одну руку она перекинула плащ кремового цвета, хотя я не понимаю, как она может использовать его, чтобы согреться, если ее крылья прочно сидят между лопаток.

Кто-то невнятно отвечает Мэл, и она поворачивается, делая три длинных шага по коридору, прежде чем ее взгляд падает на меня. Затем она замирает. Расширив глаза, она мотает головой вправо-влево, осматривая пустое пространство с почти отчаянным отчаянием, словно готова броситься наутек, как только найдет выход.

– Я просто хочу поговорить, – тихо говорю я, сохраняя низкий голос и руки на виду, когда осторожно подхожу к ней.

– Ты с ума сошел? – Шипит она. Она бросается ко мне со свирепостью, которой не было секунду назад.

Схватив меня за руку со всей силы, ее натуральные ногти впиваются в мою плоть, она тянет меня к выходу. И поскольку я услышал, как она сказала, что идет подышать воздухом, я охотно следую за ней. Но как только мы доходим до двери, она пихает меня к стене и в угол.

– Стой, – тихо приказывает она, тыча пальцем мне в лицо. Затем она берет себя в руки и толкает дверь. Она загораживает меня своим телом и значительным размахом крыльев, высунувшись наружу. – Вик, Харперу нужно поговорить с тобой. Немедленно, он сказал. – Она говорит это достаточно авторитетно, чтобы быть вполне убедительной.

Я улавливаю ворчливую жалобу, что-то о нарушении протокола и о том, что Вику придется за это расплачиваться, после чего мой громадный старший брат проскальзывает внутрь клуба и устремляется по коридору к немаркированной двери. Ни разу не взглянув в мою сторону.

Как только он исчезает в дверном проеме, Мэл хватает меня за запястье и тащит на улицу, плотно закрывая за собой дверь в переулок.

– Что ты здесь делаешь, Глеб? Тебя здесь быть не должно. – Ее глаза метнулись к закрытой двери за моей спиной, и на лице мелькнуло беспокойство.

Беспокойство скручивает мой желудок. Неужели она думает, что ее могут наказать за мое возвращение?

– Никто меня не видел, – спокойно заявляю я, чтобы успокоить ее. – Я не мог оставить все так, как было прошлой ночью. – Я изучаю ее тонкие черты, когда ониксовый взгляд Мэл переходит на мой. Она поджимает губы, и в ее выражении появляется нотка вины. Но затем она исчезает за маской непокорности.

– Мне больше нечего сказать.

– Тогда просто послушай, хорошо? – Я подхожу ближе, наши тела оказываются на расстоянии фута друг от друга, и мне в нос ударяет ее пьянящий аромат. Мой пульс учащается, когда ее губы расходятся, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы оставаться сосредоточенным.

Похоже, ошеломленная интенсивностью моей мольбы, Мэл поднимает на меня глаза, не говоря ни слова.

– Я знаю, что вчера вечером я поступил неправильно, – начинаю я. – Я позволил своим эмоциям взять верх. Мне не следовало говорить то, что я сказал. Я знаю, что ты имеешь право делать со своей жизнью все, что хочешь. С твоим телом. Но я все равно хочу забрать тебя с собой в Нью-Йорк. Это не обязательно должно быть чем-то большим, если ты не хочешь этого. Но я не могу оставить тебя здесь, Мэл. – Я качаю головой. – Не здесь. Отрицай это сколько угодно, но я вижу, что эта работа тебе не подходит. Она подавляет твой дух. Заставляет идти на компромиссы. А ты не должна так поступать. Не тогда, когда я могу помочь.

Она опускает голову, ее глаза опускаются на цемент, и она беззвучно качает головой. И это сжимает мое сердце. Собрав всю свою сдержанность, я протягиваю руку вверх и аккуратно зажимаю ее подбородок между большим и малым пальцами. Затем я поднимаю ее лицо вверх, чтобы она посмотрела на меня.

– Почему ты не позволяешь мне помочь? – Бормочу я, опуская голову, пока мы не оказываемся на уровне глаз.

– Я не могу быть с тобой, – заикается она, и эти слова звучат почти болезненно для признания. Они режут сердце, как кинжал. Но я подавляю боль, пытаясь понять ее, даже если знаю, что от этого будет только больнее.

– Почему нет?

Мэл качает головой, по ее высокой скуле скатывается слеза, и когда она пытается опустить взгляд, я заставляю ее продолжать смотреть на меня.

– Пожалуйста, просто скажи мне. Не может быть ничего хуже, чем эта агония неизвестности.

– Я боюсь тебя, – вздыхает она, и ее слова звучат так тихо, что их почти не слышно.

Я ошибался. Это определенно хуже.

Я судорожно сглатываю, пытаясь вытеснить сердце из горла, и опускаю руку, делая шаг назад. После той жизни, которую она прожила, после того, что она видела, даже выдержала, я все еще пугаю ее? Я знаю, что я нехороший человек. Я далеко не достоин ее. Но никогда в жизни я не заботился так глубоко о другом человеке. Я никогда не хотел быть более достойным.

В голове проносится путаница, когда я вспоминаю нашу первую ночь вместе, когда она пришла ко мне в комнату. Где я ошибся? Я старался быть чертовски осторожным, но, возможно, я неправильно понял сигналы. Тренировки моего отца никогда не отличались особым мастерством в установлении человеческих связей.

Я могу прочитать страх человека через всю комнату. Я могу почувствовать его сильные и слабые стороны еще до того, как мы вступим в бой. Но знать, действительно ли Мэл хотела меня той ночью…? Может, я больший монстр, чем мне кажется.

– Тебе не нужно меня бояться, Мэл, – настаиваю я. – Я никогда не причиню тебе вреда. Я… – Я подавился своим следующим обещанием, так как боль от него пронзила мою грудь. – Я никогда больше не прикоснусь к тебе. Просто. Позволь мне помочь тебе.

Мэл качает головой, из ее легких вырывается тихий всхлип, и она нетерпеливо смахивает слезы, которые начинают капать. Это мучительно – видеть, как она плачет, как ей больно, и не знать, как помочь. Я хочу убрать расстояние между нами, заключить ее в свои объятия. Но я только что пообещал, что не буду этого делать, и от осознания того, что она плачет из-за меня, становится еще хуже.

– Я не это имела в виду, – пробормотала она, снова взяв себя в руки. И когда ее темные глаза снова встречаются с моими, я впервые вижу в них неподдельный страх. – Я боюсь, потому что ты имеешь надо мной власть, против которой я беспомощна. Я не могу доверять… Я не могу доверять себе рядом с тобой. А после моего прошлого с мужчинами…

– Ты не можешь доверять мне, – заканчиваю я, и в груди у меня щемит.

Я ничего не могу с собой поделать. Теперь, когда я понимаю, что она имеет в виду, я не могу оставаться в стороне. Я сделаю все возможное, чтобы заслужить это доверие. Сократив расстояние между нами, я прижимаю руку к ее спине, обнимая ее лицо, и заглядываю в ее завораживающие глаза.

– Но, Мэл, разве ты не видишь, что и ты имеешь надо мной власть? Я готов на все ради тебя. Я не гоняюсь за женщинами, но за тобой я бы погнался на край земли, если бы ты мне позволила.

У Мэл перехватывает дыхание. Должно быть, она чувствует, как мое сердце бьется под ее ладонями, лежащими на моей груди. Ее взгляд опускается к моим губам, ее язык высунулся, чтобы смочить собственные, и, хотя я знаю, что это риск, я медленно наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.

Наши губы встречаются со взрывом фейерверка, жар нашего влечения проникает в мое сердце. Когда я крепче обхватываю ее талию, Мэл обхватывает мою шею руками и притягивает ее ближе. В моем теле разгорается страсть. Я мог бы целовать ее вечно, держать в объятиях и просто забыть о завтрашнем дне.

И тут за моей спиной захлопывается дверь.

Я инстинктивно вздрагиваю, когда Мэл напрягается. Прервав наш поцелуй, я крепко прижимаю ее к груди и смотрю в лицо потенциальной угрозе. А мой брат Виктор смотрит на нас с неприкрытым раздражением.

– Тебя ждут на сцене, – рычит он на Мэл, и, видимо, она ему нравится, потому что он достаточно великодушен, чтобы не упоминать, что Харпер, на самом деле, вовсе не искал его. Именно поэтому он, вероятно, только что провел последние десять минут, получая по ушам за то, что покинул свой пост без разрешения.

Его взгляд переключается на меня, и он хмурится, когда видит мои руки на ее талии.

– Я иду прямо сейчас, – задыхаясь, говорит она, пытаясь вырваться из моих объятий.

Но я не позволяю ей уйти далеко. Вместо этого я даю ей достаточно свободы, чтобы идти, следуя за ней к двери. Судя по всему, я сомневаюсь, что Виктор пропустит меня, но сейчас меня ничто не остановит.

– Что ты делаешь? – Шипит Мэл, когда понимает, что я на шаг позади нее.

– Я не позволю тебе вернуться одной, – честно заявляю я.

– Нет, позволишь. Мистер Келли сказал, что убьет тебя, если ты вернешься, – заявляет она, в ее голосе нарастает паника.

– Мэл…

– Мы не будем делать этого прямо сейчас, – твердо заявляет она. – Я закончу свою смену, а ты уходишь.

После того, что случилось прошлой ночью, я знаю, что лучше не давить на нее. Поэтому, проглотив свою ревность, я киваю.

– Но ты встретишься со мной завтра утром? – Настаиваю я. – В кофейне через дорогу.

Глаза нервно перебегают на Вика, но Мэл закусывает губу и кивает. Затем она поворачивается и мчится обратно в дом.

25

МЭЛ

– Блины! Блины! – Скандирует Габби, набрасываясь на мою кровать, вырывая меня из сна, как дефибриллятор.

Задыхаясь, я сажусь и, увидев ее улыбающееся лицо, заключаю ее в свои объятия, прежде чем взглянуть на часы – семь тридцать. Моя малышка, должно быть, решила дать мне выспаться. Не знаю, как она умудрилась не разбудить меня раньше, когда у нее на уме были блинчики. Прижавшись к ее шее, я осыпаю ее поцелуями, от которых она взвизгивает и извивается, разражаясь восхитительным хихиканьем.

– Говоришь блины? – Требую я после тщательной атаки поцелуями. Я обнимаю ее, как младенца и смотрю на нее сверху вниз, а она смотрит на меня снизу вверх.

– Мисс Киери готовит блины, – объясняет она, и ее широкие глаза становятся торжественными.

– О, так вот в чем дело? – Спрашиваю я, улыбаясь.

Габби кивает.

– Можно мне немного, мама? Пожалуйста?

– Ну, не вижу причин для отказа, – соглашаюсь я. – Иди, выбери себе наряд на сегодня, и давай собираться.

Моя девочка делает то, что ей говорят, сползает с кровати и роется в нижних ящиках комода, где хранится ее одежда, чтобы она могла до нее дотянуться. Я улыбаюсь, наблюдая за ней со своей односпальной кровати, которая стоит в углу с ее. Она все еще работает над концепцией одевания, но с большим энтузиазмом учится. Сегодня она достала две рубашки и забыла про штаны, хотя где-то в стороне ей удалось найти свою любимую пару трусиков принцессы.

И когда она приносит их, я сползаю с кровати, чтобы помочь ей надеть их.

– Отличный выбор, – хвалю я, натягивая через голову крошечную рубашку с длинными рукавами. – А как же нижняя половина? – Напоминаю я.

Она смотрит вниз на свои голые ноги и трусики диснеевской принцессы. Только что вышедшая из подгузников, она все еще не понимает разницы между нижним бельем и штанишками. Вернувшись к ящикам, она роется в них в поисках низа, и яркий оранжевый цвет, который она выбрала, будет чудовищно смотреться с ее розовым топом-сердечком. Но я не собираюсь ее отговаривать.

Гордо вручив их, Габби кладет руки мне на плечи и пытается наступить на ногу, прежде чем я успею это сделать. Поджав губы, чтобы не захихикать, я помогаю ей влезть в штаны и подтягиваю их вокруг ее крошечного тела.

– Готова? – Спрашивает она, ее волнение возвращается.

– А как же мама? Ей тоже нужно одеться, – говорю я.

Зеленые глаза Габби сияют, и она бросается к шкафу, где я храню свои платья. У меня в горле встает комок, когда я в тысячный раз думаю о том, как она похожа на Глеба. И в этот момент меня охватывает буря эмоций.

Мои глаза устали от недосыпания, потому что я не спала почти всю ночь, размышляя, действительно ли я встречусь с Глебом сегодня утром. Мы так и не договорились о времени, потому что я так спешила вернуться в дом, пока он не поплатился за это. Сейчас, когда я позволяю Габби помочь мне выбрать наряд на день, я как никогда противоречива.

– Вот это, – уверенно говорит она, доставая из ряда юбку с цветочным принтом.

Это летнее платье, в котором, вероятно, будет немного прохладно, если я выйду на улицу. Если понадобится, я всегда смогу накинуть сверху свитер, поэтому я снимаю его с вешалки.

– Хороший выбор, – соглашаюсь я.

Выскользнув из спального белья, я быстро одеваюсь и провожу щеткой по нашим волосам. Приведя себя в приличный вид, мы с Габби спускаемся вниз, на кухню.

Насыщенный запах кофе наполняет воздух, а также отчетливый аромат блинов на сковородке.

– Доброе утро, – поет Киери, когда мы входим на кухню.

Линдси и ее сын Таннер уже встали и сидят за столом, как и Каринна с Ларк.

– Доброе утро, – говорю я, расчесывая пальцами волосы Габби, когда она вдруг начинает стесняться. – Ты можешь сказать "доброе утро"? – Мягко поощряю я.

– Доброе утро, – бормочет она, прижимаясь лицом к моему бедру.

– Габби с нетерпением ждала блинчиков, – говорю я, одаривая Киери улыбкой. – Правда, булочка?

Габби кивает, ее большой палец проникает в рот. Я осторожно убираю его, беру ее за руку и иду с ней к столу. Как бы очаровательна она ни была, когда сосет большой палец, я не хочу, чтобы она испортила зубы, поэтому стараюсь помочь ей избавиться от этой привычки, пока она не стала слишком укоренившейся.

– Хорошо, что я приготовила много еды, – говорит Киери, ставя тарелку на стол перед стулом, на который забралась Габби.

Я борюсь с желанием улыбнуться, когда она настаивает на том, чтобы сделать это без моей помощи. Моя маленькая девочка, это определение независимости, и мне это нравится. Но я также держусь на расстоянии вытянутой руки, чтобы она не упала и не ударилась головой.

Когда Габби успокоилась, я наливаю себе кофе со сливками и сажусь рядом с ней. Приступая к работе, я разрезаю ее блинчики на кусочки.

– Девочки, у вас есть какие-нибудь интересные планы на день? – Спрашивает Каринна, кормя с ложечки малышку Ларк.

Каринна – самая молодая мама в доме, она живет с нами всего несколько месяцев, и ее четырехмесячная дочка – очаровательное, хотя и шумное дополнение к группе. И снова ее вопрос вызывает у меня сомнения.

– Мы все еще работаем над этим, – говорю я, небрежно отмахнувшись от ее любопытства, прежде чем перевести вопрос обратно на нее.

Каринна, кажется, более чем счастлива болтать о своих планах на день. Но мои мысли возвращаются к Глебу и встрече, на которую я согласилась. И я все еще не могу принять решение. Я не знаю, что мне делать с Габби, если я все-таки пойду к нему. Могу ли я взять ее с собой? Он должен знать правду о ней, если я всерьез подумываю о том, чтобы вернуться с ним в Нью-Йорк. Но так ли это?

Все, чего я хочу, это защитить Габби от той жизни, которую я пережила. А в Нью-Йорке так много плохих воспоминаний, так много опасностей. Я знаю, что в Бостоне ненамного лучше. Но здесь я хотя бы знаю, что делаю. Я нашла то, что работает. И я прекрасно справляюсь сама.

Если бы я вернулась в Нью-Йорк, нам пришлось бы начинать все сначала. У меня не было бы стабильного дохода. У меня не было бы Киери, на которою можно положиться, когда мне нужно идти на работу. Так много вопросов, на которые нет ответов, и все же я боюсь их задавать, боюсь столкнуться с этой реальностью и мыслью о том, чтобы снова быть так близко к Глебу.

Все это так сильно зависит от моей веры в него. И хотя я хочу доверять Глебу, я просто не знаю, что смогу. Он много раз спасал мне жизнь и дважды избавлял от участи секс-рабыни. Разве это не доказывает, что ему можно доверять? Разве это не свидетельствует о его добрых намерениях?

И все же, когда дело доходит до дела, кажется, что он способен быть таким же властным и жестоким, как и остальные мужчины, в чьи руки я попадала, мужчины, которым я доверяла. Он никогда не обращал это насилие на меня, рассуждаю я. Но что помешает ему сделать это, когда я ему надоем? Всегда наступает период облегчения, даже счастья, перед тем, как наступает реальность.

Киери ставит передо мной стопку блинов, выводя меня из задумчивости.

– Я планирую накрасить ногти после завтрака, если вы, девочки, хотите присоединиться ко мне, – предлагает она с ласковой улыбкой.

– Можно, мама? – Спрашивает Габби, ее глаза расширяются от волнения, хотя она не имеет ни малейшего понятия, что это значит.

В одно мгновение я понимаю, что мне нужно принять решение. Рискнуть ли мне и пойти к Глебу? Или остаться здесь, где безопасно?

Глядя на матрону средних лет, которая так хорошо заботится о моей дочери и обо мне, я испытываю глубокое чувство благодарности. Последние несколько лет она делала мою жизнь управляемой. И только в последние несколько дней, когда Глеб снова ворвался в мою жизнь, все, чего я, как мне казалось, хотела, перевернулось с ног на голову.

С одной стороны, Глеб настаивает на том, чтобы я вернулась в Нью-Йорк вместе с ним. И хотя мысль о том, чтобы позволить ему уехать, уничтожает меня, я не могу поверить, что будущее, которое он мне нарисовал, когда-нибудь станет реальностью.

С другой стороны, мне не нравится, что я привлекла внимание кузена моего босса. Это в мгновение ока превратило мое безопасное пространство во враждебную среду. Это воскресило призраки из моего прошлого, которые я считала давно похороненными. Такое ощущение, что стены смыкаются, а мой мир снова диктуется желаниями мужчин. И знакомое чувство клаустрофобии заставляет мое сердце колотиться.

– Конечно, мы можем накрасить ногти! – Говорю я, вставляя в свой тон веселые нотки и улыбаясь Габби. – Мы устроим девичий день. Это звучит очень весело.

Габби улыбается мне, ее щеки полны блинов, и я понимаю, что приняла правильное решение. Как бы больно мне ни было, я должна пропустить встречу с Глебом. Потому что я не уверена, что смогу продолжать говорить ему нет. С такими гадами, как Винни, я справлюсь, и лучше отбиваться от его подлых ухаживаний, чем снова столкнуться с Глебом.

Я умею быть сильной, когда дело касается большинства мужчин.

Но не с Глебом.

Он – моя слабость.

Мой криптонит.

И если я ослаблю бдительность хотя бы на мгновение, то потеряю способность сопротивляться.