Текст книги "Святая и греховная машина любви"

Автор книги: Айрис Мердок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Да не было у нас никаких секретов!

– Ну, значит, появились сейчас. Подозреваю, что ты ей приплачиваешь, иначе чего ради она бы стала тайком совать тебе какие-то письма? Что было в том письме?

– Ничего… Ну, только одно – но мы с тобой и сами уже догадывались. Люка опять у Харриет.

– Тоже мне, тайна великая! Как только он исчез из дому, я сразу же сказала, что он сбежал к ней.

– Но все же такие вещи лучше знать наверняка! И очень хорошо, что Пинн нам сообщила.

– Да, но секретничать-то зачем?

– Она не хотела тебя расстраивать. Решила, пусть лучше ты узнаешь обо всем от меня.

Эмили с минуту размышляла, по-прежнему не отрывая взгляда от занавески. Блейз уселся в кресло, вытянул ноги (пятки утонули в пестрых мехах финского ковра) и стал ждать.

– Нет, все-таки я не верю тебе, – сказала она наконец. – Не верю. Может, в этом письме и было что-нибудь насчет Люки, но было и что-то другое, и это что-то беспокоит тебя гораздо больше. Я же вижу, я чувствую, как ты разволновался.

– Конечно, разволновался, из-за Люки, из-за тебя…

– Да нет, тут что-то не то. Вон как ты весь разрумянился. И зачем это Пинн все время таскает сюда свою Кики, будто нарочно водит ее перед тобой взад-вперед? Думаю, она хочет устроить вам с Кики свидание, вот зачем. Она как-то проболталась, что Кики просила подыскать ей партнера. А ты всякий раз, как видишь эту паршивку, так доволен, уж так доволен – у тебя просто на лбу написано, чего ты от нее хочешь.

Блейз встал, подошел к Эмили, развернул ее за плечи к себе лицом и легонько встряхнул.

– Послушай, – сказал он. – Слушай меня, дуреха. Тебя надо высечь, кнутом – понятно? Ты что, хочешь все, все разрушить своей нелепой бредовой ревностью? Вот же я, смотри! Я люблю тебя, ты моя жена.

– Нет еще.

– Ну будешь жена! Мы уже сто раз с тобой все обсуждали. Ты знаешь, что у тебя твердая почва под ногами…

– Ага, твердая. Вроде зыбучих песков.

– Да нет же! Все закончилось, мы дома, Эмили! Опасность миновала. Видишь, это наш дом, теперь мы с тобой живем здесь.

– Поклянись, что ты не влюбился в Кики Сен-Луа.

– Психопатка! Да клянусь, клянусь! Малыш, я же тебя люблю, никого другого. Ну-ка, смотри мне в глаза. Я люблю тебя.

– Да, – сказала Эмили, глядя на него снизу вверх. – Ты прав. Ты прав, милый. Пусти, мне больно.

– И хорошо, что больно.

– Ладно, ну прости меня. Пожалуйста, пусти мою руку. Естественно, я боюсь, а как же иначе, боюсь всего и всех. Даже Кики, даже Пинн. Скорей бы уже все утряслось, скорей бы у тебя опять была работа, пациенты… И знаешь: я до сих пор не хотела, чтобы ты ехал к ней, а вот теперь хочу. Я должна наконец убедиться, что и после того, как вы встретитесь, все это никуда не сгинет и не улетучится.

– Не улетучится, ты это прекрасно знаешь.

– Ладно. Но все равно, съезди к ней, хорошо? Не посылай Пинн шпионить на тебя – ах, перестань, я же не слепая! Поговори с ней сам. Расскажи ей все – и про холодильник, и про занавески, – и пусть она во все это поверит, пусть поймет, что все это реально, что она потеряла тебя совсем – тебя просто нет для нее. Сделаешь, как я сказала?

– Да. Ты права. Я должен туда съездить. Я только хотел, чтобы сначала у нас с тобой появился дом и все остальное.

– Чтобы тебе было на что опереться, да? Меня одной недостаточно, с домом оно все-таки надежнее?

– Ну что ты, просто перед тем, как оставлять тебя одну, я должен был убедиться, что тебе спокойно и хорошо. Особенно перед тем, как ехать туда.

– Но ты будешь у нее недолго, ладно? Попробуй только там задержаться, я приеду за тобой и устрою такой скандал!..

– Не беспокойся, думаю, часа с небольшим мне хватит. Если хочешь, можешь подождать меня где-нибудь поблизости. В машине, например.

– Нет уж, лучше я буду ждать тебя здесь, в нашем доме, среди наших вещей. Блейз, милый, но ты не передумаешь? Не вернешься к миссис Флегме? А вдруг она разжалобит тебя своими слезами? Ты не думай, я не желаю ей зла, и мне совсем не нужно, чтобы она мучилась и страдала – хотя без этого все равно не обойтись. Просто я хочу, чтобы она все поняла и отступилась. Ведь чем скорее она поймет, тем лучше для нее самой, правда же? Но, конечно, вы можете с ней время от времени встречаться, я не возражаю. И не надо думать, что это такая уж трагедия. Выдержит как-нибудь твоя матрона, с ее безмятежностью еще и не такое можно выдержать. Она, конечно, начнет говорить тебе, что она не переживет, это выше ее сил, – но ты ей не верь: переживет как миленькая. И, когда будешь с ней разговаривать, не воображай, будто ты совершил что-то страшное и чуть ли ее не убиваешь, – никого ты не убиваешь. Только скажи ей всю правду – слышишь? Чтобы никаких надежд. Обещаешь говорить одну только чистую правду?

– Да. Я скажу ей все.

– Положим, все не обязательно, но скажи так, чтобы ей хватило. Ну ладно, ладно. Прости, что я такая гадкая. Но ведь столько разных страхов со всех сторон! Все, хватит. Мне сейчас надо сбегать кое-что купить, сегодня магазины закрываются раньше. А потом в постель, да?

Когда Эмили выпорхнула за дверь и ее каблучки простучали вниз по лестнице, Блейз вернулся в уборную и вытащил сложенный листок из тайника под линолеумом. Прошлый раз он успел лишь пробежать глазами по строчкам, теперь у него появилась наконец возможность прочесть письмо внимательно.

«Дорогой Блейз!

Недостойная доносительница нижайше предлагает твоему вниманию сей скромный доклад о делах в интересующем тебя доме. Твоя жена выказывает больше характера, чем можно было от нее ожидать. Она выселилась из Худхауса и переехала, вместе с Дейвидом и со всеми манатками, к Монти Смоллу. Больше того, она влюбилась в Монти! Твоя покорная служительница, легкой поступью войдя в дом, нечаянно подслушала разговор между обеими сторонами, сидевшими в тот момент на скамеечке под самым окном. Коротко говоря, твоя супруга предлагала себя мистеру Смоллу.

Последний, судя по всему, был чрезвычайно доволен. Как видишь, времени зря тут никто не теряет. Полагаю, в эту минуту ты должен ощутить некоторое облегчение (согласись, приятно иногда узнать, что никто уже по тебе не убивается и что Она нашла себе Другого!). Так что не бойся, при встрече она не станет заливаться слезами и молить тебя о возвращении. Не удивлюсь, если мистер Смолл, скучающий в своем отшельничестве, давно уже предвидел такой исход и подговаривал тебя бросить Харриет – с тем чтобы он сам мог ее вовремя подхватить. Право же, этот человек весьма непрост! Если мои предположения верны, то его задумка прошла как по маслу. Люка, кстати сказать, тоже там и, по-видимому, не собирается возвращаться домой. Харриет (она уже ведет себя как хозяйка Локеттса) устроила для него славную спаленку, а также купила ему собаку. (Все эти подробности я знаю от Монти, с которым у меня в последнее время сложились самые дружеские отношения.) Похоже на то, что о Люке вы с Эмили можете забыть. Что касается юного Дейвида, то он тоже нашел чем отвлечь себя от скорбных мыслей – влюбился без памяти в Кики Сен-Луа! Впрочем, ее, как ты, вероятно, заметил, гораздо-больше интересуешь ты. Жаль, что ты как раз сейчас не свободен: Кики так хочется поскорее избавиться от статуса девственницы! Представь только, каким бы ты мог оказаться счастливчиком. (Если ты все же не прочь им оказаться, дай мне знать. Эм может не беспокоиться: что бы ты ни выкинул, ты все равно теперь прочно сидишь у нее на крючке.) На сегодня все. Буду держать тебя в курсе. Спасибо за чек. Естественно, я не собираюсь делиться своей радостью с Эмили, на этот счет можешь быть совершенно спокоен. Ты мой благодетель, я тебя обожаю!

Вечно преданная твоя нимфа, П.

P.S. Разумеется, если ты решишь, что тебе все-таки нужна Харриет, действовать надо быстро!!!»

По мере чтения письма упомянутый Эмили румянец снова разлился по лицу Блейза. Он закрыл глаза и прислонился лбом к двери уборной. Я подлец, думал он, подлец, подлец, подлец. Ну, что дальше? Что мне теперь делать? Что?

* * *

– Я хочу говорить с Харриет наедине, – сказал Блейз.

– Монти, не уходи, – попросила Харриет. – Если ты уйдешь, я тоже уйду. Я не шучу. Я буду говорить с Блейзом, но только в твоем присутствии. Блейз, ты меня понял?

Блейз смотрел на нее с изумлением.

– Ну хорошо, – сказал Монти. – Остаюсь. Я, правда, считаю, что вам с Блейзом было бы лучше поговорить с глазу на глаз, но – нет значит нет. Кто чего желает? Виски? Джин?

Разговор происходил в мавританской гостиной. Монти и Харриет сидели за столом плечо к плечу, как на официальных переговорах. Блейзу было предложено плетеное кресло, которое и раньше было низковато, а после неудачного приземления в него Эдгара и вовсе осело и скособочилось. Чувствуя невыигрышность своей позиции, Блейз переместился сначала на пурпурный диван, затем на стул у стены, выполненный в затейливо-ботаническом стиле. Монти немного подвинул «стол переговоров» ногой, так что Блейз опять оказался по ту сторону.

– Виски, – сказал Блейз.

– Прошу. Тебе, Харриет?

– Как обычно. Спасибо.

Был сероватый вечер пасмурного дня. Лампа в углу, вмонтированная в загадочного вида сосуд – нечто вроде кованой чугунной чаши для святой воды, – подсвечивала одну из мозаичных панелей на стене.

Как обычно, тупо повторил про себя Блейз. Разглядывая Харриет, он думал о том, как она изменилась – и как похорошела. Спокойно, не нервничать, сказал он себе и тихонько погладил пальцем больное место под глазом. Синяк был еще довольно внушительный, но вылинявший до нежнейшего зеленовато-салатного оттенка. Чувствуя, как страшный хаос подбирается к нему со всех сторон, Блейз понимал, что главное сейчас – не запутаться окончательно. Никакого плана у него не было, сам он пребывал в крайнем смятении, и, хуже того, ему даже нечего было сказать.

Письмо Пинн так потрясло его, что не приехать он не мог. Но, разумеется, он рассчитывал говорить с Харриет без свидетелей.

– Итак? – Монти выжидающе смотрел на Блейза.

– Что – итак?

– Кажется, мне выпало быть председателем, – сказал Монти. – В таком случае, начнем. Итак, ты хотел нас видеть.

– Вас не хотел.

– Хорошо, ты хотел видеть Харриет. Стало быть, у тебя есть что ей сказать.

Повисла долгая пауза. Харриет дышала учащенно, но все же не теряла самообладания и смотрела на мужа молча. Блейз тоже время от времени взглядывал на нее – правда, глаз избегал, – но в основном смотрел на Монти.

– Ну, давай, вперед, – ободряюще предложил Монти. – Скажи что-нибудь. Все равно что. Главное начать. В конце концов, вам есть что обсудить.

– Мне не нравится твой тон.

– Извини, я не хотел никого обидеть. Но ты должен что-то говорить. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя подвергли перекрестному допросу?

– Спасибо, не нужно. Во всяком случае, без твоего участия.

– Харриет, у тебя есть вопросы к Блейзу?

– Нет, – сказала Харриет.

Блейз снова взглянул на нее. Она похудела, ее лицо словно бы стало старше, черты тоньше и определеннее, будто это была не Харриет, а ее старшая сестра, сделавшая неплохую карьеру. Врач, или даже адвокат; возможно, великая актриса в роли Порции.[22]22
  Героиня пьесы У. Шекспира «Венецианский купец».


[Закрыть] Прическа тоже была какая-то другая – волосы разделены на пробор и уложены аккуратно, по-новому. И еще: на ней было простое темно-синее платье, которого Блейз раньше никогда не видел.

– Я, в общем-то, не могу сказать ничего нового, – почему-то очень робко и смиренно начал он. – То есть я уже писал обо всем в письме. Жить мне придется с Эмили, но сюда я буду тоже приходить. Я и раньше старался быть в двух местах одновременно, и дальше буду стараться. Я понимаю, что во всем моя вина, и положение, конечно, ужасное – но уж какое есть, такое есть… и если я сейчас попытаюсь его изменить, будет только хуже. Ты… вы с Эмили обе должны это понять. Нужно искать какие-то компромиссы. Тут я хоть на части разорвись, а исправить все уже не смогу. А раз так, то самое разумное сейчас – отдаться на милость… твою, Харриет… и быть честным с тобой… и я стараюсь быть честным. Что было раньше, того уже не будет, это ясно. Но и усугублять ничего не нужно. Я просто часть времени буду здесь, часть там. Понимаешь, я же не могу требовать от Эмили, чтобы она вечно оставалась на втором месте. Да что на втором – на десятом! Теперь, когда все прояснилось и все мы сказали друг другу правду – что, конечно, замечательно, – волей-неволей приходится все как-то сравнивать и уравнивать. Я, конечно же, буду приходить сюда очень часто, и в общем все будет примерно так, как мы планировали с тобой раньше, – и ты соглашалась. Просто сейчас, пока Эмили еще не устроилась окончательно на новом месте, я не смогу вырываться так часто. Эмили многое приходилось терпеть все эти годы, и теперь я прошу тебя тоже… потерпеть… и простить меня… ради Дейвида и… потому что… потому что…

Он умолк. Монти вопросительно взглянул на Харриет, но она тоже молчала.

– Поговори с ним, Харриет, – мягко сказал Монти. – Постарайся, несмотря ни на что, быть к нему добрее. И помни, о чем я тебя предупреждал. Быстро тут ничего не решишь. Будь добра и великодушна, насколько это возможно, потому что – если Блейз позволит мне закончить его речь – примирение всегда лучше войны, а милосердие лучше справедливости.

Чтоб он провалился, подумал Блейз. Чтоб он провалился. Харриет посмотрела на Монти и неожиданно улыбнулась.

– Не могу, – сказала она, и голос ее слегка дрогнул. – Не могу, Блейз, потому что все слишком сильно изменилось. Я не могу и не хочу терпеть все то, что терпела Эмили. Возможно, во мне больше гордости, чем в ней; или, может быть, я не такая… сговорчивая. Или дело в том, что я слишком долго была твоей женой и на меньшее уже не согласна. Или – я уже просто не верю тебе. Моя вера в тебя была так безгранична… Ее больше нет.

Пусть заплачет, подумал Блейз. Пусть только заплачет – и тогда она меня простит.

– Сейчас, – голос Харриет зазвучал спокойнее и ровнее, – ты объясняешь мне, как ты будешь часть времени там, часть здесь – будто это такое замечательное решение… а я понимаю… Господи, теперь-то я понимаю! – что это говорит самый обычный лжец. Но все же ты выразился достаточно ясно, спасибо и на том. Ты сразу устранил все неясности: ты будешь жить с Эмили Макхью – она теперь твоя жена. И то, что ты планируешь время от времени навещать меня и Дейвида, не имеет уже ровно никакого значения. Таким ты мне не нужен, и уж как ты там намерен распределять свое время – это меня больше не касается.

– Блейз, тебе нужен развод? – спросил Монти. – Ты обещал Эмили развестись с Харриет?

Блейз не удостоил его ответом. Немного погодя он продолжил:

– Я знаю, что все это ужасно, ужасно, и все же я умоляю тебя: прости меня. И не бросай меня.

– Ты меня бросил, – напомнила ему Харриет.

– Нет, – сказал Блейз. – Теперь – вот теперь – я понимаю, что не могу тебя бросить, это физически невозможно, немыслимо, это просто совершенно невозможная вещь. Мы не можем друг без друга. Ну помоги же мне, Харриет, пожалуйста, помоги мне…

– Моя помощь тебе ни к чему, – сказала Харриет чуть мягче и чуть более дрожащим голосом, чем раньше. – Ты, конечно, растрогался, когда увидел меня, в тебе всколыхнулись воспоминания, это все понятно. Но тебе ведь не обязательно меня видеть. Живи себе спокойно с Эмили Макхью, и все у вас скоро наладится. В конце концов, ты сам это выбрал.

– Ты вынуждаешь меня выбирать? – спросил Блейз.

– Ну ничего себе! – пробормотал Монти.

– Эмили вынудила тебя выбирать, – сказала Харриет. – И ты выбрал.

– Но ты… хочешь, чтобы я выбрал еще раз?.. Харриет чуть помедлила.

– Нет. Не хочу. Я просто пытаюсь тебе объяснить, что не могу остаться в твоей жизни так, как бы тебе хотелось… и вообще никак… потому что… я тебе не верю. Меня не будет больше в твоей жизни… совсем.

В гостиной повисло молчание. Монти водил пальцем по пыльной столешнице, рисуя концентрические окружности.

– Нет, нет, – опять заговорил Блейз. – Так не может быть. Я без тебя просто не выживу. И ты без меня не выживешь. Я должен видеть тебя, должен быть связан с тобой… я так или иначе с тобой связан…

– Конечно, ты можешь приходить к Дейвиду, – сказала Харриет.

– Кстати, – сказал Блейз. – Люку я заберу с собой. Он ведь здесь?

Харриет вскинула голову.

– Ты не заберешь его! Люка останется со мной. Не думаю, что твоя любовница способна по-настоящему о нем заботиться, – и, если надо, я готова доказать это в любом суде. Сам Люка хочет остаться здесь, со мной. Он отрекается от вас. Он остается здесь. А хотите судиться – пожалуйста.

– Харриет, – мягко сказал Блейз. – Харриет. Пожалуйста, позволь мне поговорить с тобой наедине. Пусть он уйдет. Я знаю, что ты потом простишь меня, обязательно простишь, просто не сможешь иначе. Я ведь знаю, какое у тебя доброе сердце, оно все может простить. И неважно, что сейчас ты говоришь со мной так сурово, потому что это говоришь не ты. Милая моя, ты уже спасала меня от адских мук, умоляю тебя, сделай это снова. Мы должны еще раз во всем разобраться и решить, как для нас обоих будет лучше. Мы…

– Никакого «мы» больше нет, – оборвала его Харриет. – Ты сам его перечеркнул. Ах, Блейз, если бы ты знал, какое страшное, страшное несчастье ты обрушил на меня!.. – Слезы хлынули наконец из глаз Харриет, но она тут же вскочила и выбежала из комнаты – Блейз не успел ее остановить. Монти (он тоже встал) быстро шагнул к двери и остался на пороге, держась за дверную ручку.

– Это все твои штучки, – Блейз с ненавистью смотрел на него из-за стола.

– Не глупи, – ответил Монти. – Выпей лучше виски, ты к нему даже не притронулся.

– Ты нарочно подстроил все так, чтобы она в тебя влюбилась!

– Я ничего не подстраивал.

– Я знаю, у меня есть свидетели. Ты все просчитал заранее. Подговаривал меня продолжать связь с Эмили, чтобы облегчить дело. Выдумал даже Магнуса Боулза, подталкивал меня все дальше и дальше – следил, чтобы я завяз как следует, чтобы не мог уже выбраться! А потом, когда тебе это наскучило, уговорил меня во всем сознаться – потому что сам положил глаз на Харриет. Ты уже тогда ее себе наметил, ты хладнокровно вел меня к гибели. А теперь еще в любви ей объясняешься, чтобы она не передумала, не вернулась ко мне.

– Признаться, пошлые монологи наводят на меня тоску, – сказал Монти. – Пошевели немного мозгами, постарайся вспомнить, в каком порядке все происходило. Я никогда и ни на что тебя не подговаривал, я вообще не хотел иметь к этому никакого отношения. И не хочу. В любви Харриет я не объяснялся – и никакого «глаза», пользуясь твоим вульгарным выражением, на нее не клал. Мне кажется, ты просто не понимаешь, что подлость, в том числе твоя собственная, приводит к неминуемым последствиям.

– Прикидывался моим другом…

– Возможно. Но если ты поверил, то это было очень глупо с твоей стороны. Я не могу быть ничьим другом. Я на это органически не способен. А теперь, пожалуйста, уходи.

– Уйти – и оставить тебя вдвоем с Харриет?

– Здесь также Дейвид с Люкой, и Эдгар Демарней сидит безвылазно целыми днями. А что касается лично меня, так я скоро уезжаю. К слову сказать, мне не нужно было ничего подстраивать. Ты предложил Харриет совершенно невозможную вещь, а она оказалась не такой покорной овцой, как ты ожидал, – вот и все. Но, тем не менее – я говорил ей об этом в твоем присутствии, – сегодняшняя сцена ничего не решает, и вся эта бодяга будет еще тянуться и тянуться. Но поверь, что она будет тянуться без меня.

– Нет, – сказал Блейз. – Не верю тебе ни на грош. Ты лжешь. Это ты подучил Харриет, как со мной разговаривать, – ей бы такое даже в голову не пришло. Обхаживал тут ее, наверняка еще очернил меня перед ней…

– Когда уже ты уйдешь? – сказал Монти. – Мне очень жаль. Мне даже тебя очень жаль. Но ты должен сам разобраться со своими двумя женщинами. Мне кажется, что Харриет ты потерял, как бы там у вас с Эмили ни сложилось, – но кто знает, я вполне могу ошибаться. Женщины – материя тонкая. Будешь и дальше так же рьяно ее упрашивать – глядишь, она и уступит. Но уверяю, что, как бы она ни была против тебя настроена, я здесь ни при чем. А теперь, будь добр, иди. – Монти распахнул перед Блейзом стеклянную дверь на лужайку.

– Ненавижу тебя, – сказал Блейз.

– Пройдешь за угол дома, там… Хотя что я тебе объясняю, ты ведь здесь бывал. Извини, Блейз. Мне как-то своих проблем хватает.

– Ненавижу, – повторил Блейз.

Он шагнул за порог, чуть не бегом обогнул дом по скользкой от дождя бетонной тропинке, пересек палисадник и, не оглядываясь, свернул на дорогу. Накрапывал дождь.

Блейз – он был без плаща и без шляпы – терпеть не мог, когда его волосы намокали под дождем. Было так обидно, что хотелось плакать, и шагая по дороге к тому месту, в двух кварталах от Локеттса, где стоял его «фольксваген», он и правда немного поплакал – горячие слезы смешивались на его щеках с холодными дождевыми каплями. Ему было отчаянно жаль себя. Он знал, что он не такой уж дрянной и подлый человек. Он просто запутался, и произошло это совершенно само собой. Тысячи мужчин поступают так же, как он, – но им это сходит с рук. А ему просто дико не повезло, и все пошло наперекосяк.

В чем его страшное преступление и чем он так уж виноват, что оказался теперь хуже всех? Виноват, что женился на Харриет? Он, конечно, любил Харриет, но, может быть (теперь уже трудно было припомнить), в глубине души все же чувствовал, что она не его женщина? Но в те времена ему даже не могло прийти в голову, что «его женщина» вообще существует. Он женился на Харриет, чтобы избавиться от своих «отклонений», – это казалось ему необходимым условием счастья. Или его преступлением была Эмили? Но тут уж он ничего не мог поделать, не мог противостоять соблазну. В конце концов, в мире полно женатых мужчин, которые и не пытаются противостоять никаким соблазнам, крутят любовь направо и налево. Потом появился Люка – с этим тоже ничего нельзя было поделать, так вышло. И Эмили столько лет терпела. А когда наконец он решил, что настал момент сказать правду, Харриет так великодушно простила его. И вот теперь все вдруг оборачивается против него. Где он допустил ошибку? Понятно, что он просто обязан как-то вознаградить Эмили за долготерпение, и понятно, что Харриет на этом что-то теряет. Пусть ей это не по душе, но, в конце-то концов, должна же она опомниться?! Она не может любить Монти, это немыслимо – Харриет, его Харриет, влюбленная в кого-то другого! Господи, если бы обнять ее хоть на минуту, если бы его слезы смешались с ее слезами!.. Она поняла бы, как он страдает, и простила бы его, обязательно простила. Может, все-таки вернуться, броситься к ее ногам? Он свернул за угол. Впереди уже показался белый «фольксваген».

Бессмысленно глядя в залитое дождем ветровое стекло своей машины, Блейз начал замедлять шаг. Что делать? – в сотый раз спрашивал себя он. За стеклом вдруг что-то шевельнулось. Блейз вздрогнул. Кто там может быть? Вдруг сердце Харриет все-таки не выдержало и она смягчилась? Он бросился вперед.

На переднем сиденье машины сидела Кики Сен-Луа. На ней был тонкий небесно-голубой джемпер, а поверх джемпера – целое покрывало из длинных мокрых волос. Кики улыбнулась Блейзу, и – даже в такую минуту – эта чистая улыбка семнадцатилетней девочки подарила ему маленькое нежданное утешение.

– Ну-с, а эта прелестница что здесь делает? – осведомился он нарочито невозмутимым тоном. – Прямо день сюрпризов сегодня!

– Блейз, извини меня, пожалуйста, – сказала Кики. – Не злись на меня, да? Это Пинн, у нее такие глупые шутки. – По голосу сразу угадывалась иностранка, даже когда она не делала ошибок.

– Так-так, и что на сей раз? – Блейз обошел машину и сел за руль. Усилившийся дождь забарабанил по крыше «фольксвагена», отгораживая их от мира плотной серебристой пленкой.

– Видишь, Блейз, – сказала Кики. – Я давно хотела познакомиться с мистер Монтегью Смолл – и Пинн мне обещала.

Блейз включил зажигание, и «фольксваген» медленно покатил по дороге.

– Сегодня она сказала, что везет меня к нему, вот мы и приехали. Она видит твою машину, просит остановиться, и мы обе вышли. Пинн открывает дверцу, говорит: да, это его машина – твоя машина, – и потом открывает вот этот ящичек, и мы смотрим, что лежит внутри, и смеемся, но тут она убегает к моей машине… И уехала. А я осталась одна. Я думала, она скоро вернется. Я же не знаю адреса мистера Смолл, пришлось ждать. Но ведь дождь – и я села в машину. И теперь ты пришел! Отвезешь меня обратно в Лондон, да?.. Блейз, что-то не так, да?

Нежный мелодичный голосок Кики как бритвой полоснул по натянутым нервам Блейза. Он стиснул зубы и, раскачиваясь, задыхаясь, как от мучительной одышки, застонал: «Ы-ы-ы…»

– Что, Блейз, что? Скажи Кики!

– Сама знаешь что! Пинн, стерва, наверняка тебе все рассказала.

Кики склонилась к самому рулю и погладила руку Блейза тыльной стороной своей кисти.

– Бедный.

– Понимаешь, я их обеих люблю, – медленно проговорил Блейз. – Вишу на кресте… как распятый, черт побери.

– А ты оставь их обеих себе, – от сочувствия голос у Кики сделался низким и глубоким.

– Не мо-гу! Ах, Кики, если бы ты только знала, если бы знала!.. И никто, ни один человек мне не поможет. Я ненавижу себя. Как я себя ненавижу!

– Не надо себя ненавидеть. Ты не такой виноватый, я уверена. Хочешь, расскажи Кики все-все!

«Фольксваген» остановился у маленькой железнодорожной станции – той самой, откуда они с Эмили в ту памятную ночь бежали в Лондон. Повернувшись, Блейз с грустью оглядел свою пассажирку: ее длинные влажные спутанные волосы, огромные взволнованные темно-карие глазищи, чистую и тонкую до прозрачности полудетскую кожу ее лица, в котором время и природа сошлись в образе совершенства, не оставив пока никаких иных следов. Ее груди, хранимые внутри тонкой небесно-голубой оболочки.

Кики снова улыбнулась – нежно, печально.

– Я поеду домой на поезде, да? – Она была умная девочка. – Пока, Блейз. Все еще будет хорошо, ты увидишь.

– Подожди, не уходи так сразу, – сказал Блейз, удерживая ее за краешек влажного голубого рукава. Он притянул ее к себе, так что ее голова запрокинулась, обхватил ладонями ее лицо (руль больно упирался ему в плечо) и, вдохнув в себя запах юности и дождя, осторожно поцеловал в губы. Потом легонько оттолкнул ее – и она ушла. Когда Кики входила в здание станции, он уже не смотрел на нее.

Проехав еще немного вперед, Блейз свернул с основной дороги на какое-то ответвление и остановился на обочине. Уронив голову на руль, он опять издал долгий, мучительный стон: «Ы-ы-ы!..» Что это, неужели он окончательно свихнулся?

* * *

Монти закрыл за Блейзом дверь, задвинул щеколду и вернулся на свое место за столом. Ему было тошно от Блейза, тошно от самого себя. Почему он не настоял на том, чтобы Харриет встречалась с Блейзом без него? Почему с такой готовностью согласился быть «председателем»? Просто ему было любопытно, чем все это закончится. Какого черта ему нужно? Он что, правда когда-нибудь был другом Блейза? Или вообще другом, все равно чьим – Эдгара, например? Мысль показалась Монти совершенно бредовой. Его дом, еще недавно чистый, как обитель отшельника, был теперь полон людей. Харриет, вездесущий Эдгар, да еще двое детей вдобавок. У него в доме – двое детей! Ни до, ни после своего выкидыша Софи так и не могла решить, хочет она детей или нет. Монти ждал сначала с надеждой, потом со страхом. Со страхом – потому что он уже не был уверен, его ли это ребенок.

Какое мне дело до всех этих людей? – спрашивал он себя. Дейвид слонялся по дому как привидение. Сталкиваясь с ним то в прихожей, то на лестнице, Монти обычно мимоходом брал его за руку и легонько сжимал, словно здоровался; однако от долгих бесед с Дейвидом неизменно уклонялся. И хотя подслушанный однажды в саду обрывок разговора между Дейвидом и Эдгаром привел Монти чуть ли не в бешенство, сам он упорно не хотел идти на сближение. Он боялся слез Дейвида, боялся, что Дейвид начнет как-нибудь проявлять свою привязанность к нему. Отношения с Люкой не то чтобы не складывались, их просто не было. Монти питал антипатию к этому ребенку – не только из-за Дейвида, но еще потому, что Люка сам по себе как-то странно его раздражал. В свою очередь Люка, чувствуя неприязнь, при виде хозяина дома неизменно превращался в «трудного ребенка», умолкал и смотрел на Монти не мигая и не улыбаясь. Монти отвечал тем же. Он знал, что Харриет советуется с Эдгаром по поводу образования Люки. С Монти никто не советовался.

Что я-то тут делаю? – думал он, сидя за столом в быстро густеющем полумраке гостиной, подсвеченной одной лампой. Прошло уже много дней с тех пор, как вся эта семейка поселилась в доме, а никаких изменений как будто не предвиделось. Слегка кружилась голова; это от голода, сообразил Монти. Несмотря на все уговоры Харриет, он еще ни разу не садился за стол вместе с ней и ее мальчиками. Впрочем, и «мальчики» редко садились вместе (а по возможности старались и вовсе не встречаться). Дейвид обычно обедал в школе, а ужинал вдвоем с матерью поздно вечером, когда Люка уже спал. Монти отдал кухню в полное распоряжение гостей, сам же забредал туда лишь изредка, чтобы сварить себе яйцо или открыть банку консервов. Выглядело это, конечно, странновато, – но с другой стороны, все в его жизни казалось теперь странноватым и временным, а следовательно, не заслуживающим внимания. В довершение всего, после многочисленных обещаний и отсрочек, в Локеттс собралась наконец нагрянуть миссис Смолл! То-то она удивится, обнаружив, что дом оккупирован столь неожиданным образом.

Надо что-нибудь съесть, подумал Монти. Три стакана на столе так и остались стоять нетронутыми: видно, такая уж пошла жизнь, что все и без выпивки ходят как пьяные. Он отхлебнул немного виски, и тут же все вокруг стало зыбким и призрачным. Надо пойти на кухню и что-нибудь съесть, иначе свихнуться можно, подумал он. Отпил еще глоток, встал, вышел в прихожую – но тут до него донеслись приглушенные голоса из кабинета. Эдгар и Харриет. Резко изменив направление, Монти распахнул дверь.

Эдгар сидел в глубоком кресле – на белом меховом покрывале, – Харриет сидела на полу у его ног, положив одну руку ему на колено. В камине потрескивал огонь. Харриет плакала. Когда скрипнула дверь, Харриет немного отодвинулась и убрала руку. Монти вдруг охватила злость.

– Прошу прощения, что помешал, – сказал он.

– Ах, Монти, что мне делать? – Харриет всхлипнула.

– Перебираться в Худхаус и ждать возвращения блудного мужа, – отозвался Монти.

– Зачем ты так, – сказал Эдгар. Харриет встала на колени и вытерла глаза.

– Монти, ты хочешь, чтобы мы ушли из твоего дома?

– Ну что ты, нет. Я сам скоро уезжаю.

– Не надо, Монти, не уезжай, пожалуйста. Мне так тяжело было видеть Блейза – так жалко его… Все время казалось, будто я и сейчас еще могу все уладить, забрать его домой и… Но это невозможно. Не будь там тебя, я бы, наверное, его простила.