Текст книги "Красная ртуть"

Автор книги: Айдын Шем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Ох, уж эти девицы! Не напугать бы их, не то в истерику могут впасть, кто их знает.

– Он взял себе имя другого человека, который как раз покинул стройку. Понимаете? Я его друг и мне удалось его спасти. Тут десятки тысяч людей и начальство не заметило подмены.

Для девушек кое-что стало проясняться. Мужчина продолжал:

– Поэтому я сделал так, чтобы эта женщина-контролер не стала выяснять, где сейчас Исмат Исматов. Это было бы очень плохо для вас. И для Исмата, – добавил он.

Девушки быстро соображали. Что ж, вполне возможная ситуация.

– Его можно увидеть? – спросила тревожно Айше.

– Конечно! – улыбнулся рыжий бородач, – вы сегодня же его увидите! Он сам вам расскажет подробности, но не ошибитесь, не назовите его Исматом! Его имя теперь Адилджан. Запомнили? Адилджан Адилов.

Аня, у которой неприязнь к бородачу сменилась восхищением, обратилась требовательно к Айше:

– Ты запомнила? Ну, повтори!

– Адилджан, Адилов Адилджан, – как-то вяло проговорила Айше. Было понятно, что этот рассказ, показавшийся ее подругам очень романтичным, напугал ее.

– Значит так, – продолжил мужчина. – Я сейчас поеду на пятый участок, а вы будете добираться сами. Тут машины ходят, а если нет, то и пешком за час дойти можно. Я должен найти Исмата, то есть Адилджана, и подготовить его. Он никого не ждал, между прочим…

Тут Айше будто бы проснулась.

– Скажите ему… Да, как вас зовут? Исмаил? Скажите ему, дядя Исмаил, что приехала Айше, приехала из России. Хочу забрать его отсюда. Так и скажите, подготовьте его!

– Ого! – рассмеялся Исмаил. – Смело! И вполне возможно, если не суетиться и не вызывать подозрений. Хорошо, я ему как надо все растолкую.

А про себя рыжий Исмаил подумал, откуда это у узбечки такая правильная русская речь? Что-то и тут нечисто! И он опять рассмеялся.

Под палящими солнечными лучами девушки зашагали по пыльной дороге на задуманное дело.

…Когда Исмат, пораженный пулей в лоб, падал на землю, настигла его и вторая пуля, ранив навылет в левое предплечье. Их еще просвистело несколько, – ну, совсем как на фронте, на ночной рекогносцировке! – но он уже лежал без сознания, и подбежавшие охранники не стали стрелять в безжизненное тело, их вполне удовлетворила кровавая рана в середине лба. Немедленно побежали за начальником участка, тот быстро пришел, предварительно сообщив о случившемся по телефону в Главное управление. Рабочим приказали работать, как работали, и не сметь подходить к месту чрезвычайного происшествия – этот приказ был подтвержден предупреждающими выстрелами в воздух. Через час приехало человек пять высших руководителей стройки – случая убийства работника охраны на строительстве канала никогда прежде не было. Труп охранника с рассеченным черепом отправили на медицинском автобусе в морг госпиталя, а труп преступника главный начальник велел выставить на всеобщее устрашение. Тело Исмата двое рабочих забросили в кузов грузовика, отвезли в лагерь и скинули на землю у входа в барак, и сразу же грузовик вернулся на стройку.

В этот час в лагере кроме двух-трех охранников, отдыхающих в отсутствии оберегаемого контингента, оставались с десяток тяжелобольных «трудармейцев» и еще дежурные по кухне и по уборке территории. Руководил дежурными ловкий человек по имени Исмаил, а по кличке «Ферганец». Исмаил, действительно, имел когда-то в городе Фергане артель по изготовлению всяческой обуви – известно, что на втором месте после пищи человек нуждается в обуви. Артель процветала, с городским руководством был полный контакт. Но вот сменился начальник НКВД – прислали из Ташкента грубого, не уважающего местные обычаи полковника, который и говорил-то на ином наречии: вместо нежного «келеяпты» у него звучало «кевопты», вместо «нима дединг?» звучало «нима девопсан?», что соответственно переводилось, как «он идет» и «что ты сказал?». Новый милицейский главарь стал приглашать к себе для беседы всех крупных артельщиков города и предъявлял им такие требования, что у тех глаза на лоб лезли. Но все они, пошарив в карманах, доставали требуемую мзду. Исмаил же, неглупый, в общем-то, человек, понадеялся на свою дружбу с райкомовскими работниками и осмелился сказать, что прежний, мол, главный городской милиционер брал в три раза меньше. В другой раз пригласил его ташкентский полковник, пришел к нему Исмаил с чуточку увеличенной по сравнению с прежней мздой. В третий раз полковник приглашать непослушного артельщика не стал, а произвел его арест. Если спросить, – а за что! – так было за что и под расстрел подвести! Тут вступились все же за Исмаила другие городские боссы, спасли от тюрьмы, но в назидание другим все же настоял милицейский начальник на отправке Исмаила на великую стройку простым землекопом. Исмаил уже через неделю стал здесь на пятом участке заведующим хозяйством – хоть не велика должность, но все же не кетменем махать. А еще через пару месяцев организовал он здесь мастерскую по изготовлению всего, что выгодно изготавливать, и стал необходимым для местного начальства человеком. Однако сам Исмаил решил не светиться, он продолжал работать завхозом пятого участка, артелью же управлял в свободное от официальной должности время через других лиц. Артель его заимела свои филиалы в ближайшем городе Беговате и в других населенных пунктах, так что возвращаться в Фергану ему не было нужды. Он давно уже освободился от почетного титула трудармейца, купил дом в одном из районных центров и привез туда свое семейство. На работу ездил на собственной машине, старом «виллисе», иногда оставался ночевать в домике, расположенном в зоне.

Исмаил увидел, как въехал на территорию лагеря в неурочный час грузовик, как сбросили у входа в туберкулезный барак неподвижное тело.

– Эй, этот труп должен лежать здесь, слышишь? – крикнул ему охранник.

 Когда машина уехала, оробевший от ранее невиданной им сцены «Ферганец» подошел к лежащему неподвижно телу, узрел с ужасом рану во лбу и окровавленный рукав, и поспешил, было, уйти от трупа. Но внезапно труп застонал. Исмаил оглянулся по сторонам и наклонился к вдруг открывшему глаза раненому человеку. Тот повел взглядом по небу, и вновь глаза его закрылись. Исмаил пощупал его запястье и нащупал нормальный пульс. «Ферганец» быстро соображал. Как раз в этом бараке он нынче обнаружил умершего, по-видимому, утром больного, и как раз сейчас собирался сообщить об этом заурядном случае охране. Он вновь оглянулся, убедился, что за ним никто не может наблюдать и, подняв раненого, понес его к нарам, где лежал настоящий труп, уже окоченевший.

Исмат открыл глаза:

– Где я? Чего ты от меня хочешь? – проговорил он.

– Здорово тебя саданули по лбу, если ты не узнаешь свой родной барак, – проговорил Исмаил, в то же время оттаскивая в сторону труп. – Ложись на место этого несчастного. Кто тебя так?

– В меня, кажется, стреляли, – проговорил Исмат.

– Так что же, пуля попала в лоб и отскочила? – Исмаил был удивлен. – Железный у тебя череп! Как же это случилось, счастливчик?

Исмат провел рукой по лбу, нащупал рану и поморщился от боли.

– Я ничего не помню, – он, действительно, не помнил.

– Видно сбоку стреляли, из берданки, – Исмаил тоже осмотрел рану. – Да, легкая пуля была, срикошетила. Но черепок у тебя крепкий! Как тебя зовут? Исматов? Подожди-ка…

Исмаил пошарил рукой и достал из-под набитой опилками подушки завернутые в платок бумажки.

– Так! Значит, ты теперь будешь Адиловым Адилджаном, прибыл сюда из райцентра Балыкчи. Ты все понял? Соображать можешь? Ты там что-то натворил, в тебя стреляли и решили, что ты мертв. Теперь будешь жить под другим именем, а бедняга Адилов будет похоронен вроде бы как ты. По моему, это тебе выгодно, а?

Исмаил понимал, что если спасаемый им человек окажется слабаком и выдаст себя, то серьезно пострадает и он. Но таков уж был по своей авантюрной натуре этот «Ферганец», любил он острые ситуации. А что может быть острей, чем дать жизнь человеку?

– Ну, что молчишь? – наклонился он к Исмату.

Исмат, действительно, обладатель, как выяснилось, железного лба, приходил в себя после шока от срикошетившей при косом попадании пули.

– Спасибо, я все понял, – он сделал попытку встать.

– Э, нет! Ты не все понял! Вставать тебе не надо! Ты снимай эту рубаху, в ней дыра от пули. Наденешь рубаху этого бедняги, а твою я натяну на него. Слушай дальше. Ты, еле двигая языком, скажешь, что Исматов утром напал на тебя, Адилова, с ножом, поранил тебя в голову и в плечо.

«Ферганец» заглянул в тумбочку Адилова и достал оттуда нож.

– Сейчас придется потерпеть, – сказал он, глядя в глаза Исмата. – Я разрежу ножом твои раны на лбу и на плече. Стерпишь?

– Я фронтовик, – произнес понявший намерения этого человека Исмат. – стерплю, режь!

– А я, вот, на войне не был, но тоже стерпел бы, чтобы остаться живым! – и Исмаил резанул Исмата по лбу наискосок поверх пулевой раны. Исмат крякнул, кровь залила его лицо.

– Это еще не все, – прошептал «Ферганец», нервно стиснув зубы. – Давай руку.

Пуля прошла через мышцы, не задев кости. Исмаил быстро сунул острый кончик ножа в маленькое пулевое отверстие и рванул лезвие, будто бы разрезал баранью тушу. Исмат испустил короткий крик, но уже через полминуты пришел в себя. Исмаил же был бледен, руки его дрожали. Он присел на нары.

– Мясник из меня не получился бы, – произнес он.

– Спасибо, – сказал Исмат, глядя на своего спасителя. – Спасибо. Я вижу, как тебе трудно.

Исмаил бросил окровавленный нож на пол и встал, произнеся едва слышно:

– И это еще не все. Дай, Аллах, мне силы докончить начатое дело.

Он поднял с лежанки труп Адилова и донес его до выхода из барака. Положив свою ношу на землю, он вышел наружу и вскоре вернулся с большим кованым гвоздем в одной руке и с булыжником в другой. Он приставил гвоздь ко лбу трупа и, мысленно попросив у него прощения, ударил булыжником по головке гвоздя. Такую же операцию он проделал на предплечье покойника и затем заставил себя расковырять раны ножом. Осматривать нанесенные им трупу раны он уже не имел сил, но надеялся, что несчастного отправят в общую могилу, не подвергая судебно-медицинской экспертизе, которая вряд ли будет проведена – раздувать происшествие не было ни в чьих интересах. Потом Исмаил выглянул из предосторожности за дверь, вынес труп и уложил его там, куда был сброшен недавно Исмат…

Как уже было сказано, больных и даже умирающих от болезней рабочих содержали здесь же в бараке. Другое дело пострадавший от разбойного нападения взбесившегося убийцы раненый трудармеец Адилов. В тот же вечер, еще до возвращения других обитателей барака, его вызванные Исмаилом санитары отвезли в госпиталь, где лечили охранников лагеря, и поместили в приличной палате, рассчитанной на десятерых пациентов, но нынче почти пустующей. К нему, как к жертве врага советской власти, отнеслись чуть ли не как к герою, отменно кормили и даже залечили туберкулезные очаги в легких. Исмат испытывал чувство жалости к человеку, чье имя он теперь носил, но ни капли раскаяния не было у него в душе по поводу убитого им охранника-садиста. «Ферганец» не раз посещал его, и Исмат каждый раз находил возможность тихо высказать ему свою благодарность, что было приятно Исмаилу. После того, как «Адилова» подлечили, его, опять же стараниями Исмаила, перевели в другой барак и назначили учетчиком в бригаде новоприбывших «строителей коммунизма».

…Девушки уже минут пять топали по пыли, обсуждая неожиданно возникшие обстоятельства, когда сзади затарахтел мотор машины. Дряхлая полуторка, гремя пустыми металлическими флягами, догоняла их. Аня выскочила навстречу машине и замахала рукой. Грузовичок остановился.

– Куда тебя черт несет, мать твою так! – русый парень в синей майке высунулся из кабины.

– Довези до пятого участка! – обрадовавшись встретившемуся соплеменнику закричала Аня.

– Садись в кабину, коза! – с притворной грубостью ответил шофер. – Девки твои пусть в кузов лезут.

Айше и Ифет, помогая друг другу, влезли в кузов и сели на корточки у борта.

– Ой, их там флягами не побьет? – озабоченно глянула на подруг Аня, забираясь в кабину.

– Не побьет, ехать-то десять минут.

– По такой дороге? Ты уж не гони машину.

– Ладно, довезу в целости. Ты откедова взялась в этих краях? Как зовут-то?

– Да вот, приехала к тетке в Коканд, а эта вот узбечка, соседка теткина, к жениху сюда собралась, так и я с ними.

– На экскурсию, значит приехала. А то давай, оставайся на стройке! Работа найдется, в общежитии койку дадут. Здесь вольнонаемным хорошие деньги платят.

– Так я же в техникуме учусь! Чего это мне вдруг тут оставаться?

– А чё? Жениха тебе найдем.

Так в светской беседе доехали до серого одноэтажного здания.

– Тут ваш пятый участок. А мне до седьмого. Эх, жаль с такой красивой девушкой расставаться. Дай адресок, что ли?

– Давай записывай или так запоминай! – Аня назвала веселому парню свой адрес на почту до востребования. К тому времени подруги ее уже стояли возле машины. Поблагодарив шофера, девушки пошли к серому зданию.

Аня и Ифет остались снаружи в тени нависшего над входом козырька. Айше вошла и оказалась в начале обшарпанного длинного коридора. Толкнув ближайшую дверь, она оказалась в невзрачной комнате, в которой стояло четыре письменных стола. За двумя из них сидели мужчины одетые в потертые солдатские гимнастерки, в таких же галифе, но в белых спортивных тапочках без шнурков на голу ногу.

– Салам, ака-джан, – смиренно обратилась Айше к тому, который выглядел поначальственней.

– Ха, нима гап? (Ну, в чем дело?) – отозвался неласково начальник охраны, догадываясь, что девушка будет просить о свидании.

– Адилов Адилджан, мой жених, уже год здесь. Разрешите повидать его.

– А документы у тебя есть?

– Конечно есть, ака-джан! – Айше достала справку, которую год назад, работая в конторе, написала сама себе. Справка заменяла колхозникам паспорта, и, рассмотрев ее, начальник нисколько не засомневался в том, что девушка приехала из колхоза проведать своего жениха. Через год работы такое свидание было разрешено, но дело было в том, чтобы выманить у девушки какую-нибудь мзду.

– А как ты докажешь, что Адилов Адилджан твой жених?

– Вой! А зачем бы я ехала бы в такую даль к чужому человеку?

– Да, зачем бы... – начальничек почесал затылок. – А может быть ты попросишь для твоего Адилджана и отпуск на несколько дней?

– А можно, ака-джан? – встрепенулась Айше.

– Вот этого нельзя! – обрадовался начальничек. – Руководство стройки строго запретило!

– Ну, хоть тут повидаться, – печально ответила Айше, но девушка поняла, что начальничек очень хочет, чтобы она понастойчивей просила отпуск для своего жениха. Но и начальничек не огорчился смирением молодой невесты. Он знал, что после свидания обязательно последует и другая просьба.

– Хоп! Эй, Эргаш, – позвал начальничек через окно охранника, – В обеденный перерыв пойдешь во второй отряд, приведешь сюда учетчика Адилова! А ты подожди на улице, когда придет твой жених, я тебя позову.

Айше присоединилась к подругам, присевшим на земляном пороге. Время тянулось медленно, было жарко и очень хотелось пить. Через полчаса вышел давешний начальничек и подозрительно уставился на двух других девушек.

– А эти кто такие?

– Они со мной, у нас в колхозе работают, на ферме, – торопливо стала объяснять Айше.

– На ферме? – оглядывая не по-здешнему одетых девушек, начальник недовольно прищурился. – В колхозе, говоришь? А по нашему они знают?

– Нет, откуда им знать! Их после учебы к нам на практику направили, на лето, – нашлась что сказать Айше.

– А, на практику... – это казалось правдоподобным, и подозрения начальничка стали развеваться. – Чего это они в нелегкий путь с тобой отправились?

– На великую стройку хотят посмотреть! – вдруг ставшим звонким голосом ответила Айше.

– Да, понятно, на великую стройку, – начальничек успокоился. – Ну, заходи, сейчас приведут твоего Адилова.

Айше поспешила за ним, дав знак девушкам, чтобы оставались на месте и не привлекали к себе излишнего внимания.

Айше вошла в комнату для свиданий, повторяя про себя «Адилджан, Адилджан…». В комнате кроме стола в окружении четырех табуреток и деревянной полки с фарфоровым чайником с двумя пиалами по соседству больше ничего не было. У окна стоял, отвернувшись, загорелый до черноты мужчина в серого цвета панталонах чуть ниже колен, в такого же цвета узбекского покроя рубахе. Мужчина обернулся, и Айше увидела изможденное лицо человека, которого можно было принять за старшего брата Исмата. Глаза Исмата смотрели на девушку растерянно и тревожно. Он молчал.

– Ис… Адил-ака, салам алейкум! Как поживаете, Адилджан-ака? – Айше подошла поближе. Исмат все также тревожно глядел на девушку, стараясь уловить ее реакцию на его изменившуюся внешность, на его измученный вид. Пораженный сообщением Исмаила, что к нему приехала его невеста, он сперва даже не хотел идти на свидание – какой мужчина захочет увидеть жалость к себе в глазах женщины? Но потом осознал, что отказаться от встречи с девушкой, прибывшей к нему издалека, есть худший вид трусости. Что же, нет его вины в том, что трудармейская жизнь превратила здорового молодого мужчину в изможденного раба.

– Здравствуй, Айше... Очень рад тебя видеть… Но зачем ты проделала такой большой путь ради этой встречи? Из таких далеких мест приехала...

Когда Исмат произнес слова о далеких местах, девушка, сдвинув брови, подала ему знак. Исмат слабо улыбнулся, он знал уже, что она здесь назвалась узбечкой из колхоза.

Охранник, приведший Исмата, направился к двери.

– Ну, поговорите. У вас в распоряжении десять минут, – и вышел.

Оставшись наедине, Айше и Исмат молча глядели друг другу в глаза. Исмат истолковал растерянность и молчание девушки однозначно. Айше же в это время быстро обдумывала дальнейшие свои действия.

– Подожди, Исмат! – девушка произнесла это по-русски. Она легко коснулась руки мужчины и быстро вышла из комнаты. От ее прикосновения Исмата как будто встряхнуло, он ослабел и присел на одну из табуреток. Но вместе с тем этим прикосновением в него проникла какая-то внешняя сила, в одно мгновение как бы пробудившая его от тяжелого безнадежного сна. Он другим взглядом видел теперь эту убогую комнату, как-то уже по-другому виделся ему котлован за окном, у него появилось ощущение, что он туда больше не вернется. И он с ожиданием чего-то волшебного глядел на дверь, за которую вышла Айше.

Айше, стараясь выглядеть как можно спокойней, вошла в соседнюю комнату:

– Ака-джан, гап бор. Чыкынг. (Есть разговор. Выйдите.)

Начальничек, кинув довольный взгляд на сослуживца, который одобрительно кивнул, вышел за девушкой в коридор.

– Ака-джан, Адилджан очень похудел. Разрешите отпуск на два дня, я его подкормлю в соседнем кишлаке.

– Э-э, нет! Этого я разрешить не могу! Можешь приготовить ему еду и принести сюда. Отпустить не могу!

– Ака-джан, – Айше доверительно приблизилась к начальничку. – Вот у меня кольцо, доставшееся мне от бабушки. Это вам подарок за вашу доброту. Прошу вас, отпустите Исма…, отпустите Адилова хотя бы до завтрашнего вечера!

Начальничек, не обратив внимания на оговорку, с деланным безразличием взял протянутое девушкой кольцо с камнем, и сразу понял, что цена ему много больше, чем обычно он берет за предоставление рабочим краткого отпуска. Он быстро сообразил, что своему сослуживцу, всегда имеющему долю от получаемой мзды, он даст пару червонцев из своего кармана, а кольцо, конечно же, утаит.

– Ну, хорошо. Отпускаю до завтрашнего вечера. В кишлаке, который вон там виднеется, спросишь Карима, он дает за небольшую плату ночлег. И плов приготовит. – Карим этот был ему свояком и подрабатывал на отпущенных на краткий отдых трудармейцах.

– Спасибо, ака-джан! Буду Аллаха молить за ваше благополучие! Спасибо большое!

– Ну, пойдем к твоему жениху, – начальничек убрал в карман кольцо и впереди Айше пошел в соседнюю комнату.

– Ну, палван (богатырь), иди в барак и смени рабочую одежду. Отпуск тебе даю до завтрашнего вечера!

Исмат оглянулся на Айше:

– Спасибо, хозяин. Спасибо, сестренка. А может не надо?

– Надо, надо! – испугалась Айше. – Поскорее возвращайтесь!

Исмат спешно ушел, еще раз оглянувшись на так внезапно появившуюся вновь в его жизни девушку.

Айше вышла к своим подругам и сообщила, что сейчас явится Исмат, и они отправятся с ним в кишлак.

– Никаких расспросов сейчас не нужно. И не удивляйтесь тому, что он плохо выглядит, – в голосе Айше появилась жесткость. Подруги чувствовали напряженность момента и молчали.

Через полчаса Исмат появился на крыльце. Увидев кроме Айше еще двух девушек, он был удивлен, но постарался скрыть смущение. Он переоделся в много раз стиранные белые узбекские панталоны и рубаху, на ногах были невероятно стоптанные башмаки, и Айше упрекнула себя, что не позаботилась купить для него хоть какую-нибудь обувь. То ли за прошедшие полчаса Исмат взбодрился, то ли глаза Айше привыкли к его нынешнему виду, но он сейчас уже не казался ей таким безнадежно поникшим.

– Это мои подруги Ифет и Аня. Идем, по пути я все объясню.

Девушкам Исмат в целом понравился, хотя они были несколько шокированы его нарядом, чего Исмат, надо сказать, и опасался.

Ведя бессодержательный разговор о погоде и всем таком прочем, они удалились по пыльной дороге на полкилометра от стройки, и тогда Айше попросила всех остановиться в тени серого от зноя и пыли дерева.

– Исмат, тебе назад дороги нет. Мы приехали, чтобы увезти тебя отсюда, – вымолвив эти две фразы, Айше замолчала, ожидая реакции Исмата.

Исмат недоуменно смотрел на девушек. “Какие они легкомысленные”, подумал он. Вслух же сказал:

– Да, я бы не хотел туда возвращаться. Но это невозможно.

– Почему это невозможно? – Айше говорила твердо и уверенно. – Мы предприняли это далекое путешествие не для того, чтобы накормить тебя пловом.

– Девушки, это несерьезно! Куда я пойду?

– У нас было время все продумать, – перебила его Аня. – Уж мы с Ифет не стали бы ехать в такую даль только для того, чтобы повидаться с вами. Мы приехали, чтобы спасти вас, чтобы спасти тебя, Исмат, и ты не имеешь право проявлять трусость.

– А вы знаете, что побеги со стройки иногда происходят, и тогда на человека объявляется всесоюзный розыск? Да нам даже из Узбекистана не выехать!

– Если ты будешь думать, что спастись нельзя, то опасность попасться в руки властей возрастет. Надо верить в удачу! – пылко произнесла Айше.

– Айше, я здесь стал другим человеком. Я потерял веру в жизнь. Я потерял надежду на счастье.

– А это не счастье, что такая девушка примчалась спасать тебя! – возмущенно воскликнула Ифет.

– Да, такая девушка... А, знаешь ли, Айше, что у меня был туберкулез в активной форме?

– Ничего, выучусь на врача и буду всю жизнь тебя лечить, – ответила Айше.

Подруги внимательно поглядели на Айше и рассмеялись:

– Это уже почти, что предложение сердца и руки! – заметила Ифет.

Айше восприняла эту реплику спокойно и оставила ее без ответа, но Исмат смутился.

– Айша-хан, – сказал он по-узбекски, – я простой колхозник, у меня нет никакой специальности...

– Тебе еще нет и тридцати лет! – вспылила Айше. – Если ты боишься бежать из этой тюрьмы, то, значит, ты слаб и нерешителен. Тем более мы не можем оставить тебя здесь! Все! Ты знаешь эту местность лучше нас, сообрази, как нам надежней скрыться.

– Если нас поймают, то наказанию подвергнут всех... – начал было Исмат, но, увидев ярость в глазах Айше, осекся и поспешил сказать: – Нам надо идти в сторону гор...

С этими словами молодой мужчина огляделся вокруг и, убедившись, что никто их не может видеть, быстро спустился с дорожной насыпи. Девушки молча последовали за ним. Дрожащие в знойном мареве серые приземистые дома недальнего кишлака остались слева, а беглецы шли по руслу высохшего то ли арыка, то ли природного ручья в направлении деревьев, окаймляющих плантации хлопка. Там их уже не смогли бы заметить с дороги, там они могли бы остановиться и детальнее обговорить план дальнейших действий.

Почти не обмениваясь словами они прошли минут двадцать по тропе, идущей под корявыми тутовыми деревцами и остановились у небольшого арыка с мутной водой. Умывшись и тем самым немного освежившись, молодые люди уселись в тени.

– Значит так, – начал Исмат. – К вечеру мы вдоль малолюдных сейчас хлопковых полей дойдем до арчовой рощи у подножия Кураминских гор. Там заночуем, а утром выйдем на дорогу, по которой в одну сторону можно дойти до большого города Ташкента и там затеряться, идя же в другую сторону можно оказаться в Киргизии. Там, в городе Ош, у меня живет друг, мы вместе были на фронте. По дороге есть милицейские посты, но их мы можем обойти стороной.

И немного подумав, добавил:

– В Ташкенте много народа, никто не обратит на нас внимания. А в Оше нас сразу заметят.

– Надо идти в Ташкент и сразу на вокзал, – сказала Ифет.

– Да, именно так! – поддержала ее Айше.

– Ну, а что потом? – невесело засмеялся Исмат. – Куда вы меня привезете?

– Приедем в Казань, там устроишься рабочим на завод! – воскликнула Айше. – Рабочие везде требуются, дадут место в общежитии, а там уже видно будет.

– В таких штанах и в такой обуви меня на завод пустят? – вновь попытался пошутить Исмат.

– Штаны? Вот тебе штаны! – под довольный смех подруг Айше достала из рюкзачка купленные загодя штаны из простой хлопчатобумажной ткани, но такие, какие носят мужчины за пределами Узбекистана. – Жаль, что обуви нет, я не знаю твоего размера.

Растерявшийся от очередной неожиданности Исмат взял брюки, встряхнул их и оглянулся, ища взглядом кустик, за которым можно было переодеться.

– Не торопись! – Аня в свою очередь достала из своего рюкзака полученный от Гульчехры узел с одеждой. – Вот, это тоже тебе.

Исмат развернул узел и удивленно ахнул.

– А это богатство у вас откуда?

И был удивлен тем, что девушки вдруг замолкли, посерьезнели лицами.

– Это велела тебе передать перед смертью твоя мама, – тихо произнесла Айше.

– Мама… – Исмат бережно поднес последний подарок матери к глазам и что-то стал шептать. Потом поднял голову и посмотрел на Айше:

 – Так вы, значит, в моем кишлаке побывали? Когда мама скончалась?

– Девочки были в кишлаке. Они встретились с Гульчехрой, никто кроме нее об этом посещении не узнал. Гульчехра и рассказала про тетушку Холида-хан.

Исмат сидел молча. Сейчас, когда у него появилась надежда на жизнь, в памяти его промелькнули события последнего года. Смерть матери, оставшейся в одиночестве, особенно сильно ранила его душу. Ифет, понимающая, о чем он думает, произнесла слова, должные утешить молодого мужчину:

– Гульчехра рассказала, что мама ваша умерла легко. Похоронили ее как положено. Дом ваш закрыли на замок до вашего возвращения.

– Но возвращаться туда тебе нельзя! – воскликнула испугавшаяся Аня.

– Нет, нет! Сейчас возвращаться нельзя! – тоже испугалась Айше.

Исмат поглядел на девушек.

– Конечно, показываться там мне нельзя. Это очевидно!

Что же, подумал он, девушки его за истеричного недоумка, что ли, принимают? Надо взять себя в руки.

Все помолчали. Потом Айше сказала:

– Исмат, сейчас ты лучше надень свою национальную одежду. Вроде бы как веселый молодой бездельник со знакомыми девушками на прогулку вышел.

Исмат взял узел с одеждой и отошел за кусты шиповника. Через несколько минут он вышел оттуда в чистой белой одежде, в новом шелковом халате, перевязанным по талии цветным шелковым платком, на боку в кожаном чехле традиционный узбекский нож – и впрямь молодой богатый бездельник. Только вот обувь была ниже всякой критики. Посмотрев на его ужасные башмаки, все весело рассмеялись.

– Ну, ничего! Что-нибудь придумаем! – заключила Аня. – Немного денег у нас еще есть.

– И у меня деньги есть, – сказал Исмат,– Нам же здесь хоть и мало, но платили. А тратить не на что было. Так что на первое время хватит.

– Сейчас главное, чтобы это первое время получить, – произнесла, посерьезнев, Айше. – Ну, что теперь?

– Теперь в путь, вон к тем синеющим вдали горам!