Текст книги "Чудесный рог: Народные баллады"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Ловчего сокола взяв и собак,
Под сень зеленой дубравы
Въезжает Эдвард, английский король,
Для благородной забавы.
 
 
Он ловчего сокола взял и собак,
Он взял свой верный лук
И свой охотничий рог – скликать
Лордов, рыцарей, слуг.
 
 
В Драйтон Бэссит ехал король.
Он был завзятый лосятник.
В пути его вниманье привлек
Простолюдин-сыромятник.
 
 
Он, шкуру коровью под зад подложив,
Сидел на кобыле каурой.
И наглухо был застегнут на нем
Кафтан домотканый, бурый.
 
 
На шкуре коровьей хозяин сидел,
И каждому ясно было:
В четыре шиллинга стала ему
Спокойная эта кобыла.
 
 
– Рассыпьтесь в чаще, лорды мои,
А я к молодцу подъеду.
Один на один любопытно мне
Со встречным вступить в беседу.
 
 
– Пускай удачей тебя наградит
Господь, – воскликнул король.—
На Драйтон Бэссит кратчайший путь
Мне указать изволь!
 
 
– Проедешь ты мимо виселиц двух,
И если тебя не повесят,
Сверни направо: рукой подать
Оттуда в Драйтон Бэссит.
 
 
Король отозвался: – Ты, видно, шутник
Притом этот путь не прям.
Со мной в Драйтон Бэссит езжай напрямик.
Дорогу ты выберешь сам!
 
 
– Какого мне дьявола ехать с тобой?
Ты спятил! – сказал кожемяка.—
День целый с кобылы я не слезал
И сам устал как собака!
 
 
– Со мной будешь сладко есть и пить.
Получишь все, что прикажешь.
За лакомый стол платить буду я,
А ты и мошны не развяжешь!
 
 
– На что мне твоим прихлебалой быть
И ездить с тобой вдвоем,
Если в моем кошельке золотых
Побольше, чем пенни – в твоем?
 
 
Дубильщик сказал: – Ни к чему этот спор,
И я не такой привередник! —
Он сразу смекнул – не иначе, как вор
Его чудной собеседник.
 
 
– С опаской гляжу на одежу твою.
Глаза на меня не таращь!
У лорда проезжего на плечах
Небось болтался твой плащ!
 
 
– Не крал я, клянусь крестом святым!
– Но кажешься мотом изрядным,
Что всем достояньем своим окружен:
Одним костюмом нарядным.
 
 
– Ты ездишь повсюду. Какую весть
Можешь поведать мне?
– Врать не буду – одна и есть:
Что шкуры коровьи – в цене!
 
 
– Коровья шкура? – спросил король.—
Не ведаю, что за предмет?
– Олух ты, что ли? А чем я прикрыл
Кобылы своей хребет?
 
 
– Скажи мне правду, – спросил король
Чем кормишься ты, однако?
– Врать не люблю, я кожи дублю.
Мое ремесло – кожемяка.
 
 
А ты? – Я лямку тяну при дворе,
На королевской службе.
Взял бы ты в подмастерья меня,
Да обучил по дружбе.
 
 
– Овчинка не стоит выделки – брать
Деньги с тебя за науку.
Да ты мне прорву добра изведешь,
Ничуть не набивши руку.
 
 
– Кобыле твоей и коню своему
Я знаю отлично цену,—
Сказал король. – Не дивись тому,
Что я предложу тебе мену.
 
 
– А если меняться приспичило так —
Приплатой меня удоволь!
– Но я не обязан платить вопреки
Рассудку, – заспорил король.
 
 
– Разве твой необузданный конь —
Чета моей кроткой кобылке?
Этого плеткой только тронь —
Будешь чесать в затылке!
 
 
– С какой приплатой возьмешь коня
И мне кобылу отдашь?
– Я пенсов не требую, честью клянусь
Клади золотой кругляш!
 
 
– Хочешь, отсыплю тебе серебра —
Двадцать блестящих монет?
– А я полагал, у тебя за душой
И пенни дырявого нет!
 
 
Надобно сделки условья блюсти
И той и другой стороне.
Кобылу готов я отдать, но коровья
Останется шкура при мне!
 
 
– С нее воротит! – сказал король.—
Не жди от меня прекословья:
Мне задаром – и то не нужна
Вонючая шкура коровья!
 
 
Дубильщик, седло короля рассмотрев,
С его отделкой богатой,
Поверх золотого тисненья швырнул
Шкуру скотины рогатой.
 
 
– Друг, пособи мне сладить с конем!
Если на нем усижу,
Скажет моя супружница Джил,
Что я дворянином гляжу!
 
 
Он, в стремя узорное ногу вдев,
Сидел на коне королевском
И думал – то ли златое оно,
То ли медное, с блеском?
 
 
Затрясся вдруг благородный конь.
Хвост облезлый коровий
И пара черных коровьих рогов
Ему показались внове.
 
 
И ну брыкаться, как будто в него
Дух нечистый вселился.
Встает на дыбы, ярится, дабы
С него дубильщик свалился.
 
 
Он – быть бы живу! – цеплялся за гриву,
Дурацкую клял затею
И грохнулся оземь с коня кувырком,
Едва не сломив себе шею.
 
 
– Проваливай к черту с конем своим,—
Сказал кожемяка хмуро.
– Ему не по нраву, – сказал король,—
Пришлась коровья шкура.
 
 
Но если меняться задумал ты вновь —
То вот моя рука!
Мой добрый дубильщик, приплату готовь,
Чтоб мена была крепка!
 
 
Клянусь, полпенни и пенсов полна
Не манит меня мошна!
Мне двадцать монет золотых отвали,
Что славно чеканит казна!
 
 
– Я двадцать монет получил серебром,
Когда сменял жеребца,
Да двадцать – с одной! – я имел в кошельке,
На эту мы выпьем винца.
 
 
Король протрубил в громозвучный рог,
Его приложив к устам.
Тут лордов и рыцарей съехалась тьма,
Что прятались по кустам.
 
 
– Век не знавать бы мне этого дня!
Захвачен шайкой воров я!
Пронюхали, видно, что есть у меня
Добротная шкура коровья.
 
 
Меж тем, увидав, что пред ними король,
Колено склоняет всякий!
Двадцать фунтов бросив, оттоль
Хотелось удрать кожемяке.
 
 
– Да что ты! Я вовсе не шайки главарь.
Сюда по данному знаку
Стеклись для охоты лорды мои! —
Ободрил король кожемяку.
 
 
Велит он придворным: – Подайте мне цепь —
Надеть молодцу на шею.
Воскликнул дубильщик: – Теперь я погиб!
Увы, поделом ротозею!
 
 
Коль скоро сегодня железную цепь
Сулятся надеть мне на шею,
Завтра в петле тугой суждено
Болтаться мне, как злодею!
 
 
– Добрый дубильщик, забудь свой страх.
Полно нести ахинею!
Меня позабавив, ты рыцарский сан
Обрел, а не петлю на шею!
 
 
Пламптон-Парком ты будешь владеть.
Не лен, а чистый подарок!
С него доход равняется в год
Тремстам королевских марок.
 
 
– Спасибо! А если тебе попасть
Случится в Тэмворс богатый,
Получишь ты бычью шкуру, чтоб класть
На башмаки заплаты.
 

 
Гил Брентон вернулся в свою страну,
Он за морем выбрал себе жену.
 
 
Невесту, ее сундуки и людей
К месту примчали сто сорок ладей.
 
 
С винами для утоленья жажды
Пришло кораблей по двенадцати дважды.
 
 
Еще кораблей по двенадцати дважды,
С грузом червонного золота каждый.
 
 
Дважды двенадцать с червонным златом
И дважды двенадцать с душистым мускатом.
 
 
Дважды двенадцать с мускатом толченым
И дважды двенадцать с хлебом печеным.
 
 
Невеста блистала роскошным нарядом,
И паж бежал со стременем рядом.
 
 
Вдовы небогатой сынишка румяный,
Вильямом звался невестин стремянный.
Блистая красой и роскошным нарядом,
Горючие слезы лила она градом.
 
 
Вконец озадачен их изобильем,
За стремя держался бегущий Вильям.
 
 
– Скажи, госпожа, – он спросил невесту,—
С чего проливаешь ты слезы не к месту?
 
 
Репей забился тебе в башмак
Или вступать не желаешь ты в брак?
 
 
Зябнут в перчатках белые руки
Или горюешь с родней в разлуке?
 
 
Сбросить конь тебя норовит
Или паж твой не родовит?
 
 
Конская ослабела подпруга
Или другого желаешь супруга?
 
 
– Репей не забился ко мне в башмак,
И я добровольно вступаю в брак.
 
 
Не зябнут в перчатках белые руки,
И не горюю с родней в разлуке.
 
 
Конь послушен, а паж мой на вид
Учтив, пригож и притом родовит.
 
 
Конская не ослабела подпруга,
И я не желаю другого супруга.
 
 
Поведай мне, миловидный паж,
Каков обычай свадебный ваш?
 
 
– Тебе не придется он по нутру:
Король семь жен отослал поутру.
 
 
Он у семи королей окрест
Сватал семь раз дочерей-невест.
 
 
С ним семь королевен ложились в постель,
И, гневен, он прогонял их отсель.
 
 
С брачного ложа, с ужасным стыдом,
Они возвращались в родительский дом.
 
 
В замке окажет свекровь тебе честь:
Велит на стул золотой тебе сесть.
 
 
Тогда, все едино – ты дева, не дева,—
Садись на стул, как велит королева!
 
 
На этом стуле червонного злата
Ты посидишь и дождешься заката.
 
 
В спальню к супругу, – если ты дева,—
Ступай, не страшась королевского гнева.
 
 
А если нет – попроси служанку
Тебя заменить и уйти спозаранку.
 
 
В замке свекровь оказала ей честь:
На стул золотой предложила ей сесть.
 
 
В парадных покоях она до заката
Сидела на стуле из чистого злата,
 
 
А под вечер стала просить служанку
Побыть с королем и уйти спозаранку.
 
 
– Пять сотен фунтов к началу дня
Я дам тебе, если заменишь меня!
 
 
Лежит король на подушке льняной.
– Скажи мне, подушка, кто спит со мной?
 
 
Подушка в ответ ему: – Видит бог,
Не с той, что сватал, в постель ты лег.
 
 
Сватал ты королевскую дочь,
А со служанкой проводишь ночь.
 
 
– Скажи мне всю правду, ночная мгла:
Та ли, что сватал, со мной легла?
 
 
Ему отвечает ночная мгла:
– Одну ты сватал, другая легла!
 
 
А той, кому предложил ты руку,
Любовь сулила великую муку.
 
 
К матушке своей, королеве,
Кинулся он в расстройстве и гневе:
 
 
– Я женился на деве юной,
Милей и прелестней не сыщешь в подлунной!
 
 
Разве ждал я такого коленца?
Под сердцем носит она младенца!
 
 
Была королева суровой и жесткой:
– Я потолкую с твоей вертихвосткой!
 
 
А ты тем временем, сын мой любезный,
С дружиной выпей вина в трапезной.
 
 
Когда королева крутого нрава,
У ней коротка бывает расправа.
 
 
Силы ей придала добродетель,
Дубовую дверь сорвала она с петель.
 
 
Сорвав ее с петель рукою властной,
Вихрем влетела к невестке злосчастной.
 
 
– Дочь моя, только не вздумай лгать,—
Сказала ей королева-мать.—
 
 
Родитель младенца – вельможа знатный,
Или конюх отцовский статный?
 
 
– О матушка, я свои горькие пени
Вам изолью, преклонив колени!
 
 
Отец ребенка не рыцарь знатный,
Не лорд, не лэрд и не конюх статный.
 
 
Нас было, от старшей до самой юной,
Семь прекраснейших дев подлунной.
 
 
Заспорили сестры – кому из нас
В чащу сбегать в предутренний час
 
 
С ветвей зеленых нарвать проворно
Лесных орехов и сладкого терна
 
 
Да диких роз и тимьяна – сестрицы
Желали ими украсить светлицы.
 
 
Мы бросили жребий и, волей небес,
Выпало младшей отправиться в лес.
 
 
Была корзинка моя пуста.
Я розу успела сорвать с куста.
 
 
Пустую корзинку держа на весу,
Стряхнула я с первой розы росу.
 
 
Я с красной розы стряхнула росу,
И тут молодец показался в лесу.
 
 
Он был красив, учтив и опрятен,
Обут в башмаки вырезные, без пятен.
 
 
Таких чулок белоснежных и длинных
Нельзя увидеть на простолюдинах.
 
 
Он был королевич прямой по приметам,
И я не могла усомниться в этом.
 
 
Поверьте мне, дорогая свекровь:
Играла в нем королевская кровь.
 
 
Не ведая, дева я или не дева,
Меня целовал он под сенью древа.
 
 
Не зная, угодно ль мне быть его милой,
Меня до заката удерживал силой.
 
 
Не зная, хочу я уйти иль остаться,
Со мной до рассвета не мог расстаться.
 
 
– А что он, прощаясь, тебе преподнес?
– Три прядки своих белокурых волос.
 
 
Своих белокурых волос три прядки
И цвета свежей травы перчатки.
 
 
Ножик мне дал перочинный без ножен,
Его черенок серебром был обложен.
 
 
И, в накладном серебре, перочинный
Ножик велел мне беречь до кончины.
 
 
Еще ожерелье мне дал из агата
И перстень венчальный червонного злата.
 
 
Он дал мне перстень червонного злата
И наказал хранить его свято.
 
 
– Дочь моя, где ты до сей поры
Таила бесценные эти дары?
 
 
– Откиньте крышку резного ларца
И там найдете дары молодца!
 
 
Свекровь откинула крышку ларца
И видит сиянье златого кольца,
 
 
А рядом с перстнем – ножик без ножен.
Его черенок серебром был обложен.
 
 
Еще хранилось там ожерелье —
Из черных блестящих агатов изделье.
 
 
На дне ларца лежали перчатки
Из кожи зеленой, как лук на грядке,—
 
 
Точь-в-точь как стрельчатый лук на грядке! —
И три белокурых расчесанных прядки.
 
 
– Дитя мое, спрячь золотое кольцо.
Мне надобно сыну молвить словцо.
 
 
Для этого я побываю в трапезной,
Где пирует король наш любезный.
 
 
Мать-королева седой волчицей
Бежит от невестки своей белолицей.
 
 
– Сын мой, ты взял на охоту когда-то
Венчальный мой перстень червонного злата,
 
 
Чтоб он охранял тебя в чаще от бед.
Куда ты девал его, дай мне ответ!
 
 
В лесу обронил иль рукой беспечной
На палец надел вертихвостке встречной?
 
 
– Прости меня, матушка! Перстень венчальный
У девы остался в стране чужедальной.
 
 
Да что там кольцо! – мне владенья отцова
Не жаль, чтоб увидеть в лицо ее снова.
 
 
Наследственный лен как любви залог
Я без колебаний отдать бы мог,
 
 
Не стал бы жалеть ни посева, ни пашни,
Вступи эта дева под кров мой домашний.
 
 
Дабы на нее наглядеться всласть,
Отдал бы я королевскую власть!
 
 
– Ты сан королевский, мой сын, сохрани
И лен, что достался отцам искони.
 
 
Оставь при себе и луга и посевы! —
Таков был разумный совет королевы.—
 
 
Свое отдавать – не к лицу королю.
За это, мой сын, я тебя не хвалю!
 
 
Корысти не должно искать в мотовстве,
Коль скоро тебе повезло в сватовстве.
 
 
Добром не швыряйся направо-налево.
В соседнем покое та самая дева
 
 
Тебя ожидает: у ней налицо
Заветное, красного злата кольцо!
 
 
Гил Брентон, Гил Брентон! Мой перстень – порука,
Что вскоре качать в колыбели мне внука:
 
 
Счастливым отцом суждено тебе стать! —
Закончила речь королева-мать.
 
 
– О матушка, ты моего сынка
Купай в молоке, пеленай в шелка.
 
 
На первой сорочке его – дай срок! —
Пусть вышьют: «Я Брентона Гила сынок!»
 

 
Вместе гуляли в зеленых садах, где рай для влюбленных сердец,
Мэй Маргарет, королевская дочь, и Саундерс, юный писец.
 
 
Хотя был Саундерс – графский сын и в школе усвоил науки,
Горька и печальна была любовь, обоим сулившая муки.
 
 
Однажды он, сквозь глухомань, сквозь мглу, сквозь мрак ночной,
Прокрался к ней и стал бренчать задвижкою дверной.
 
 
– Я весь продрог! Чрез твой порог я не ступал досель.
Мэй Маргарет, позволь мне лечь с тобой в одну постель.
 
 
– Мы в час ночной тогда в одной постели будем спать,
Когда мы мужем и женой друг друга будем звать.
 
 
Доколе мужем и женой друг друга звать не сможем,
Дотоле и постель моя не станет нашим ложем.
 
 
Не забывай о семерых моих суровых братьях!
Они ворвутся и найдут сестру в твоих объятьях.
 
 
– Чтоб завтра клятву дать родне, не прибегая к лжи,
Мэй Маргарет, моим клинком щеколду отложи.
 
 
Что ты не прикасалась к ней, родным своим скажи
И с легким сердцем поклянись, не прибегая к лжи.
 
 
Мэй Маргарет, свои глаза ты шарфом завяжи,
Чтоб клятву с легким сердцем дать, не прибегая к лжи.
 
 
Что ты не видела меня, родне своей скажи,
И с легким сердцем клятву дай, не прибегая к лжи.
 
 
Ты в горницу меня внеси, чтоб, не солгав, я мог
Поклясться в том, что не шагнул через ее порог.
 
 
Мэй Маргарет из ножен меч достала и тайком
Откинула дверной засов отточенным клинком.
 
 
Она откинула засов блистающим клинком
И очи спрятала свои под шелковым платком.
 
 
А гостя в горницу внесла, чтоб, не солгав, он мог
Поклясться в том, что не шагнул через ее порог.
 
 
Когда сморил влюбленных сон, у изголовья спящих
Семь братьев собрались, подняв семь факелов горящих.
 
 
– Одним-одна сестра у нас. На что это похоже —
Застать ее в полночный час с возлюбленным на ложе!
 
 
Сказал со вздохом первый брат: – Прекрасны эти двое!
Второй сказал – Давай уйдем! Оставим их в покое.
 
 
Воскликнул третий: – Жаль разбить любовников сердца!
Сказал четвертый – Дочь одна у нашего отца!
 
 
Промолвил пятый – Их любовь созрела уж давно!
Шестой добавил: – Убивать того, кто спит, грешно!
 
 
Ни слова не сказал седьмой и, над прекрасным спящим
Склонясь, пронзил живую плоть мечом своим разящим.
 
 
– Мой брат бесчестный, должен был ты с ним скрестить мечи!
В постели сестриной убил ты рыцаря в ночи.
 
 
За то, что спящего убил ты у меня в объятьях,
Я вечно буду поминать тебя в своих проклятьях!
 

 
Ходить опасно в Картерхо златой венец носящей
Прекрасной деве, если там Тэм Лин гуляет в чаще.
 
 
Не бархатный зеленый плащ, не перстенек из злата,—
Но есть у юной девы честь! Горька ее утрата.
 
 
На перстень золотой, на плащ зеленый он не льстится.
Но с честью девичьей навек придется распроститься.
 
 
Златые пряди заплела красиво Дженит в косу.
Зеленый сборчатый наряд надев, ушла без спросу.
 
 
И, платья своего подол повыше подобрав,
Одна гуляет в Картерхо среди душистых трав.
 
 
Где воду пил Тэм-Линов конь, она у родника
Две диких розы сорвала – два пурпурных цветка.
 
 
Откуда ни возьмись, Тэм Лин туда явился в гневе.
– Зачем ты, Дженит, розы рвешь, – он обратился к деве.—
 
 
– Ты, в Картерхо без моего придя соизволенья,
Ручей мутишь, цветущий куст ломаешь без зазренья.
 
 
– Оставь-ка при себе, Тэм Лин, свое соизволенье!
Отец мой добрый Картерхо мне отдал во владенье.
 
 
Шумела лиственная сень, и, белизны молочной,
Взял руку девичью Тэм Лин, как будто в час урочный.
 
 
Взял руку девичью Тэм Лин, белее молока,
И сладостна была любовь и, как полынь, горька.
 
 
Шиповника цветущий куст клонился к изголовью
Четы, захваченной врасплох нечаянной любовью.
 
 
Средь пурпурных душистых роз, вдвоем, в тиши лесной,
Они друг другу поклялись стать мужем и женой.
 
 
*Тяжелую косу она заплела и, сборчатый свой зеленый
Наряд подобрав до колен, прошла во внутренний двор мощеный.
 
 
Двадцать четыре красавицы в мяч играли, полны веселья,
Но Дженит меж ними была, как цветок среди огородного зелья.
 
 
Как только она появилась там, позеленели со злости
Двенадцать играющих в шахматы дам и двенадцать играющих
                                                                                                       в кости.
 
 
Дремал, развалясь на стене крепостной, рыцарь преклонных лет.
– Дженит, – сказал он, – всех осрамит! Ни капли стыда у ней
                                                                                                         нет!
 
 
– Чума возьми тебя, глупый враль, с морщинистым скверным
                                                                                                       лицом!
Мое дитя – не твоя печаль. Не ты ему будешь отцом!
 
 
– Дочь моя, – добрый родитель сказал, – встревожен я не
                                                                                                     шутя!
Мне сдается, что ты и впрямь носишь под сердцем дитя.
 
 
– Позор достанется мне одной. Среди окрестной знати
Ни лорда, ни лэрда такого нет, чтоб имя дал он дитяти.
 
 
Будь мой милый, суженый мой, чья любовь мне отрада,—
Мужем земным, а не эльфом лесным, мне лордов и лэрдов не
                                                                                                       надо!
 
 
У Дженит злая была сестра. Сказала она ехидно:
– У нас в округе беременных дев, кроме Дженит, не видно!
 
 
– А если захочешь вытравить плод, – сказала недобрая мать,—
Ты на заре в церковном дворе должна воробейник сорвать!
 
 
*Златые пряди заплела красиво Дженит в косу,
Зеленый сборчатый наряд надев, ушла без спросу.
 
 
И, платья своего подол повыше подобрав,
Одна гуляет в Картерхо среди душистых трав.
 
 
Где воду пил Тэм-Линов конь, она у родника
Две диких розы сорвала – два пурпурных цветка.
 
 
*Отколь ни возьмись, явился Тэм Лин: – Цветам не мешай
                                                                                                   цвести!
Не вздумай в чреве, – сказал он в гневе, – наше дитя извести!
 
 
Если ищешь ты в Картерхо чертополох иль репейник —
Воля твоя, но только не рви в травах густых воробейник!
 
 
В травах густых воробейник не рви, пытаясь вытравить плод.
Дитя живое нашей любви пускай продолжит мой род!
 
 
Мальчик мне будет наследник прямой, витязь – врагам
                                                                                                 устрашенье.
А девочка будет с младенческих лет златые носить украшенья!
 
 
– Тэм Лин, по правде признайся теперь: мы – ровня или
                                                                                                   неровня?
Раз в жизни открыла тебе свою дверь церковь или часовня?
 
 
– Нечего, Дженит, мне правду таить! Как же тебе я не ровня?
В одну купель погружали нас, в одной крестили часовне.
 
 
Меня ребенком держать при себе любил граф Роксбро, мой дед.
Он взял меня на охоту, когда сравнялось мне девять лет.
 
 
Но резкий северный ветер подул, душу мою леденя.
И, скован вдруг беспробудным сном, я наземь свалился с коня.
На свой зеленый холм унесла владычица эльфов меня.
 
 
Поверишь ли, Дженит, куда ни глянь, прекрасна эльфов страна!
Но в ней семь лет проживешь – и дань заплатишь пеклу сполна.
 
 
О Дженит, я хорош собой, дороден, крепок телом.
Неужто мне в аду чертям достаться оголтелым?
 
 
Я мешкать не могу и дня, иначе будет худо.
Ты можешь вызволить меня, любовь моя, отсюда.
 
 
Ведь завтра праздник Всех Святых. В народе есть поверье,
Что эльфы любят на конях кататься в навечерье.
 
 
Ты, Дженит, за полночь придя к кресту на раздорожье,
Святой водой очертишь круг по самое подножье.
Меня дождешься, если есть на это воля божья.
 
 
– В кромешной тьме проедешь ты распутье не один.
И как тебя мне распознать меж нелюдей, Тэм Лин?
 
 
– Две кучки эльфов на конях проследуют в ночи.
Меня ты, Дженит, среди них напрасно не ищи.
 
 
Конь вороной и конь гнедой промчатся в час урочный.
Но помни: будет подо мной конь белизны молочной.
О Дженит, будет подо мной конь белизны молочной
Затем, что рыцарь я земной, не эльф, не дух полночный.
 
 
Конь вороной, за ним гнедой сперва пройти должны.
Но всадника стащи с коня молочной белизны.
 
 
Ты, Дженит, затверди мои приметы и повадки.
Берет ношу я набекрень, причесан прядка к прядке!
Перчатка на одной руке, другая без перчатки.
 
 
Коль скоро естество и стать мне колдовство изменит,
Не бойся, если хочешь стать моей супругой, Дженит!
 
 
Конечно, рыцарь я земной и в церкви окрещен,
Но в ящерицу буду я внезапно превращен.
 
 
В твоих руках, любовь моя, забьется скользкий уж.
Смотри, его не упускай: ведь это я, твой муж!
 
 
Я мук тебе не причиню и в облике гадюки.
Но только белые свои разжать не вздумай руки!
 
 
Я стану волком, наконец, но в этой грозной стати
Меня ты не страшись – отец я нашему дитяти!
 
 
И если даже превращусь я в раскаленный брус,
И то, любовь моя, должна ты выдержать искус!
 
 
Я вид горящей головни приму, но понапрасну
Не мешкай: ты меня швырни в ручей – и я погасну!
 
 
Скорей швырни меня в ручей, и, в довершенье чуда,
Внезапно рыцарем нагим я вынырну оттуда.
 
 
В чан с молоком и в чан с водой ты окуни нагого
И в плащ зеленый заверни, не говоря ни слова.
 
 
Сырой, угрюмый сумрак чащ дышал зловещей жутью,
Когда, надев зеленый плащ, пришла она к распутью.
 
 
Но вот уздечек легкий звон раздался в тишине.
Для Дженит этот звук земной приятен был вдвойне,
И сонмы эльфов на конях поплыли при луне.
 
 
Конь вороной, за ним – гнедой промчались по дороге.
Молочно-белого коня ждала она в тревоге.
 
 
И, всадника с седла стащив, его накрыла Дженни
Плащом зеленым – певчих птиц так ловят в день
                                                                                               весенний!
 
 
*Кричит королева эльфов ей из-за лесной опушки:
– Завидный, статный молодец теперь у тебя в ловушке.
Чтоб тебе от чумы околеть, бесстыдной такой дурнушке!
 
 
Кричит королева эльфов ему из желтых зарослей дрока:
– Вместо серых очей твоих – если бы знала до срока! —
Вставила б я тебе, Тэм Лин, два деревянных ока!
 
 
Знала б я правду вчера, Тэм Лин, – была бы умнее вдвое
И камень тебе вложила бы в грудь, вынув сердце живое!
 
 
Прежде чем ты бы ушел, Тэм Лин, семь раз бы я преисподней
Дань уплатила, знай я вчера то, что узнала сегодня!