Текст книги "Невоенные рычаги внешней политики России. Региональные и глобальные механизмы"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
Основное различие, которое имеется в литературе по поводу определения региона, – это необходимость наличия географической близости стран-участниц. Некоторые авторы полагают, что в основе регионализма лежат «естественные силы близости, общность политики и источников получения дохода, интенсивная внутрифирменная торговля» [87] . Существенным подспорьем в понимании природы региона являются и другие негеографические его определения. Так, известный американский политолог Б. Коен считает, что использование группой стран единой валюты также формирует особый тип региона [88] , а его коллега Ч. Купчан добавляет, что регион составляют страны, ощущающие некую общность, которая может быть основана на разных факторах – религии, языке, культуре [89] . Признавая ценность данных концепций для некоторых специфических ситуаций, мы все же берем за основу традиционное географическое определение региона, которое подразумевает непропорционально высокую концентрацию экономических связей и/или координацию внешнеэкономической политики группой стран, находящихся в непосредственной близости друг от друга.
Такое определение также включает концентрацию военно-политических связей между соседствующими странами, поскольку данные государства «являются или ощущают себя политически взаимозависимыми» [90] . Экономические связи и политическая взаимозависимость региона формируют единую систему, где взаимосвязи разной природы «демонстрируют высокую степень регулярности и интенсивности, так что изменения, произошедшие в одной части системы, влияют на состояние других частей системы» [91] .
Существенный вопрос, стоящий как перед исследователями, так и перед политиками-практиками, состоит в следующем: является ли регион некой объективной данностью или регионы формируются, в том числе и целенаправленной политикой государств? Во многом ответ на этот вопрос будет зависеть от используемого определения региона. Вместе с тем мы исходим из того, что регионы, и особенно формируемые на их основе региональные организации, в большой степени являются продуктом целенаправленной политики входящих в них государств. Данный вывод касается как экономических, так и военно-политических проектов интеграции. Более того, разделять формы интеграции на экономические и политические можно лишь условно. Очевидно, что заключение военно-политических союзов создает между государствами тесную систему связей и атмосферу доверия, которые способствуют наращиванию торгово-экономических связей и сотрудничества в валютно-финансовой сфере. Торгово-экономические связи, в свою очередь, формируют общность политических интересов стран-участниц, в том числе и в сфере национальной безопасности.
Отталкиваясь от очерченного выше понимания процессов региональной интеграции, можно перейти к обсуждению следующей группы вопросов, имеющих непосредственное отношение к выявлению интересов России и ее партнеров в региональных интеграционных проектах. В центре нашего внимания находятся два вопроса: какие интересы преследуются государствами своим участием в интеграционных проектах? Какие преимущества и обязательства выпадают на долю государств – центров интеграционных проектов?
6.3. С какой целью государства создают интеграционные схемы?
Обычно, говоря о целях экономической интеграции, на первый план ставят экономические выигрыши, которые страны-участницы предполагают получить от данного процесса. Однако это далеко не всегда так. Например, такие региональные организации, как Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) или латиноамериканская АЛБА, объединились в первую очередь на основе политических интересов и лишь во вторую – стали решать экономические задачи. Вместе с тем аргументы экономического выигрыша весьма важны, поэтому рассмотрим их подробнее.
Работы, посвященные экономической эффективности интеграционных схем для участников, появились уже давно, еще в 1950-х годах. Среди классических работ на эту тему можно вспомнить книги и статьи Я. Вайнера, Дж. Миде и Р. Липси, где показано, что создание региональных интеграционных схем создает между их участниками более интенсивные торговые потоки, чем с внешними странами, и поэтому способствует более быстрому росту их благосостояния [92] . Данные выводы исходят из классических теорем политэкономии о выгодности торговли – модели Рикардо и неоклассической модели. В 1970-х годах доказано, что можно формировать такие региональные интеграционные схемы, которые, с одной стороны, отвечают экономическим интересам всех их участников, а с другой – не подрывают благосостояние стран, оставшихся вне схемы [93] . Подчеркивалось также, что создание региональной экономической организации расширяет объем внутреннего рынка стран-участниц и дает объединению бо́льшую рыночную силу ( market power ), чем странам-участницам по отдельности. Это, в свою очередь, позволяет участникам сформировать оптимальный тариф по отношению к третьим странам. Кроме того, существуют работы, доказывающие экономическую эффективность создания таких форм региональной интеграции, как валютные зоны [94] .
Общим для всех концепций экономической эффективности создания региональных экономических объединений является идея о том, что подобного рода региональные договоренности снижают «потери на трение» во взаимной торговле и взаиморасчетах стран-участниц, а также ведут к повышению их благосостояния. Однако следует отметить, что при этом остаются открытыми несколько вопросов, весьма важных для принимающих решения политиков, а именно: об относительной полезности таких объединений для разных участников (кто выиграет относительно больше, а кто – относительно меньше) и как в результате внутри объединения изменится баланс богатства и влияния между его участниками. Важна и другая проблема: какие группы интересов в том или ином государстве от таких схем выигрывают, а какие – проигрывают. И, наконец, не последним является и вопрос об относительном перераспределении выгоды от государства (таможенные сборы) к бизнесу. В практической политике такие последствия создания региональных схем интеграции могут иметь большее значение, чем соображения об общей выгоде подобных проектов.Вместе с тем уже достаточно давно стала очевидной тесная взаимосвязь между экономической и политической интеграцией. Одна из точек зрения на эту взаимосвязь была подробно разработана на европейском материале и состоит в том, что экономическое сотрудничество влечет за собой углубление сотрудничества в политике, вплоть до унификации политических институтов. Иллюстрацией данного подхода служит модель экономической интеграции Б. Баласса (табл. 6.1) [95] .
Таблица 6.1
Уровни интеграции 
Существует также весьма аргументированная точка зрения, согласно которой двигателем экономической интеграции являются в первую очередь политические интересы, и они же порой становятся препятствием для экономической интеграции, несмотря на очевидные «денежные» выгоды. По нашему мнению, данный подход не только интересен, но и хорошо применим к российской ситуации, где региональные схемы экономической интеграции формулируются не столько бизнес-сообществом, сколько политическим руководством страны.
С точки зрения политической науки интерес государства к формированию интеграционных схем можно объяснить и описать как минимум двумя способами: с позиции анализа институтов и их функций, а также как часть общей политики государства по укреплению своего влияния в конкурентной среде международных отношений. Соответственно данные подходы будут представлять школы функционализма и реализма.
Функциональный анализ исходит из того, что государства создают различные международные институты (в том числе и региональные) для решения неких функциональных задач. Согласно такой точке зрения укрепление региональных торгово-экономических связей подталкивает государства к созданию институтов, которые продвинут эти связи на новый уровень и тем самым повысят благосостояние участников [96] . Существенное воздействие на этот процесс могут оказывать негосударственные игроки. Так, Э. Хаас показал, как группы бизнес-интересов и некоторые политические партии европейских стран способствовали созданию единой Европы [97] . Вновь образованные институты ведут работу по решению экономических задач, повышают благосостояние заинтересованных групп и благодаря этому завоевывают себе дополнительную политическую поддержку в дальнейшем расширении институтов.
В последние десятилетия классические аргументы функционалистов были дополнены еще несколькими интересными положениями. Представлены свидетельства тому, что региональные интеграционные институты способны в какой-то степени компенсировать «провалы» рынка ( market failures ) [98] . Международные институты регионального уровня стимулируют государства к расширению сотрудничества также и благодаря тому, что минимизируют проблему коллективных действий (трудности взаимодействия большого числа участников и соблазн «проехаться зайцем» за счет других участников). Минимизация достигается как появлением возможности увязывать множество разных вопросов и тем самым повышать для государств потенциальный ущерб при невыполнении договоренностей, так и удлинением горизонта планирования, что дает государствам больше оснований проводить политику взаимности в долгосрочной перспективе [99] .
Вместе с тем объяснения стимулов к созданию региональных объединений, предлагаемые функционалистами, на наш взгляд, достаточно далеки от мэйнстрима российского политического мышления. Современная российская внешняя политика в существенной степени построена на видении мира с позиций реализма и конкурентной среды, поэтому основное внимание в анализе движущих сил создания региональных объединений, видимо, следует уделять концепциям, предложенным школой реализма.
Первая из таких концепций – демонстрация зависимости векторов расширения торговли и создания экономических блоков от системы военно-политических связей государства. Е. Мэнсфилд и Дж. Гова в свое время провели подробный сравнительный анализ географии и интенсивности военно-политических союзов с географией и интенсивностью мировой торговли и пришли к выводу о том, что военно-политические связи являются определяющим фактором в укреплении торгово-экономического и финансового сотрудничества [100] . Иными словами, было показано, что экономические региональные объединения, как правило, – это продукт военно-политического сотрудничества и что государства в большей степени склонны либерализовывать свою торговлю с политическими союзниками, чем с соперниками.
Другая отправная точка анализа региональных объединений в духе реализма – понимание региона как системы, формируемой и управляемой региональной державой-гегемоном. В отличие от мировой системы региональная система не является закрытой и при анализе выстраиваемых в ней взаимосвязей необходимо учитывать наличие внешних для нее факторов как военно-политического, так и финансово-экономического свойства. Тем не менее в ее центре находится региональный лидер, у которого есть и потенциал, и воля выстраивать архитектуру региональной политической, экономической и финансовой систем.
Региональный военно-политический гегемон в своей политике региональной экономической интеграции руководствуется двумя основными стимулами.
Один из них заключается в следующем. Внешняя торговля генерирует выигрыш в экономической эффективности, а тот может использоваться как способ укрепления военно-политической мощи державы. По этой причине у регионального гегемона нет сильной заинтересованности в расширении торговли с потенциальными соперниками и, наоборот, есть интерес к созданию регионального объединения, отделенного от соперника общим таможенным тарифом. Установление такого тарифа призвано перераспределить выигрыши от торговли в пользу державы – организатора таможенного союза. Другой стимул состоит в том, что коммерческое усиление политических союзников укрепляет союз в целом и его лидера в том числе [101] .
Схожие по природе механизмы действуют и в рамках региональных валютных интеграционных проектов, т.е. валютных зон. В своем исследовании валютных зон Б. Коэн подчеркивает, что архитектура валютных зон и отношения политического влияния между их участниками находятся во взаимосвязи, причем отношения военно-политического доминирования первичны [102] . Параллельно с расширением географического пространства использования некой валюты расширяется и зона политического влияния государства, которое эту валюту эмитирует. Остальные государства – участники валютной зоны начинают зависеть в обеспечении своей финансовой стабильности от государства-гегемона. Но и свобода рук государства-гегемона в своей денежной политике оказывается ограниченной – местный центр региональной финансовой системы вынужден поддерживать доверие к своей валюте и проводить стабильную денежную политику.
Концепция регионального доминирования позволяет выявить и политические стимулы «малых» государств региона к вступлению в региональные экономические объединения с крупной державой.
Во-первых, вместе с региональной системой экономической интеграции «малые» страны получают и определенные политические экстерналии: укрепление легитимности правящих режимов и неформальных отношений в области безопасности, вытекающие из экономической близости страны с региональным гегемоном [103] . Поскольку в современном мире основные угрозы безопасности государств являются внутренними, а не внешними, подобные отношения с региональным гегемоном очень ценны для правящих элит. Интересен аргумент, согласно которому новые страны становятся участниками экономических объединений и потому, что видят пример соседей и боятся остаться «за бортом» неких потенциально важных процессов. Таким образом, появление соглашений стимулирует заключение новых договоренностей, к которым новые государства присоединяются частично из соображений конкуренции, частично из-за желания войти в уже доказавшие свою эффективность группировки.
Во-вторых, строительство общих с гегемоном институтов экономической интеграции предоставляет другим участникам проекта некоторые инструменты сдерживания гегемона в его экспансионизме и возможность участия в выработке коллективных решений. В отсутствие экономических интеграционных соглашений страны лишаются платформы для согласования своих внешнеполитических интересов.В-третьих, в большинстве региональных проектов основной интерес «малых» участников схем экономической интеграции лежит в экономической и финансовой областях, так как на независимую политическую роль они в любом случае рассчитывать не могут по причине недостаточного экономического и военно-политического потенциала. Создаваемая экономическая интеграционная схема позволяет им обменять иллюзию политического суверенитета на вполне реальные экономические блага. В глобальной системе после окончания холодной войны такую операцию совершить довольно сложно из-за отсутствия заинтересованного «покупателя» этого суверенитета, а в региональной системе подобный клиент вполне может найтись.
6.4. Концерт интересов в рамках интеграционных проектов
Какие задачи может решить Россия в рамках создания Таможенного союза (ТС) и Единого экономического пространства (ЕЭП), если последнее состоится?
Прежде всего – это задача получения экономических выгод, роста собственной экономики. По оценкам экспертов, через пять лет союз позволит трем странам – участницам ТС (России, Казахстану и Белоруссии) увеличить свои ВВП на 15% [104] . Президент Казахстана Нурсултан Назарбаев заявил, что экономический эффект от создания Таможенного союза для России составит 400 млрд долл., а для Белоруссии и Казахстана – более чем 16 млрд долл. [105]
Предполагается, что ТС может занять ведущие позиции на энергетическом и зерновом рынках мира. Россия и Казахстан – крупные экспортеры нефти и газа, на страны – участницы ТС приходится около 17% мирового экспорта пшеницы. Вряд ли можно рассчитывать, что ТС обеспечит участникам некую монополию на этих рынках, но то, что их позиции усилятся, а следовательно, увеличатся и доходы, весьма вероятно. С изменением политической ситуации в Украине в результате президентских выборов вновь открылась перспектива ее участия в данном проекте (точнее, в ЕЭП). Соответственно, в этом случае экономические перспективы участников еще более улучшатся.
Вместе с тем проекты экономической интеграции вроде ТС позволяют России приступить к решению задач не только в сфере чистой экономики. Создание ТС означает образование рынка с большой емкостью, который может стать основой для более стабильного к мировым кризисам экономического развития, а следовательно, и для укрепления суверенитета.
Создание такого рынка приведет к более широкому использованию местных валют, в том числе рубля (взамен доллара и евро), и сузит каналы распространения экономических шоков на Россию и другие страны-участницы. Подобное развитие событий, в частности, позволит развивать спектр финансовых услуг в рублях и зарабатывать на этом деньги, забрав часть рынка финансовых услуг из-под контроля зарубежных финансовых центров. Создание единого рынка будет означать и лучшие перспективы для отечественных товаропроизводителей.
На политическом уровне создание регионального экономического блока означает дальнейшее укрепление политических связей между участниками. Появляется механизм ежедневной гармонизации финансово-экономических, а следовательно, и политических интересов. Зона Таможенного союза становится менее подверженной политическому давлению извне через экономические инструменты (санкции, политически обусловленные кредиты). Существует мнение, что Таможенный союз – это прежде всего механизм укрепления влияния России на постсоветском пространстве [106] , что не совсем так. Корректнее говорить об усилении взаимозависимости на постсоветском пространстве, хотя, конечно, распределение векторов взаимозависимости не будет симметричным. ТС и ЕЭП не являются проектами возрождения СССР в новой форме. Вместе с тем подобные проекты могут создать новый центр экономической интеграции, а значит и политического влияния.
Характерно, что в рамках ШОС экономическая интеграция продвигается гораздо медленнее. Несмотря на то что в документах организации записана стратегическая цель создания общего рынка стран ШОС, Россия к этой идее относится достаточно прохладно, полагая, что непропорционально бо́льшая часть выигрыша от экономической интеграции достанется Китаю, сделав его еще сильнее политически. По данной причине Россия предпочитает ограничиваться участием в дву– и многосторонних проектах, жестко контролируемых государствами. Это, как правило, инфраструктурные проекты, которые реализуются на основе межгосударственных договоренностей и которые не предполагают создание «свободного рынка». Вместе с тем происходят существенные подвижки в модернизации денежно-валютного обращения между Россией и Китаем. Речь об внедрении национальных валют в торговлю между двумя странами шла еще с 2002 г., когда было подписано соглашение между Центральным банком РФ и Народным банком Китая. Затем, в 2004 г., начался эксперимент в Благовещенске со стороны России и г. Хэйхе (провинция Хэйлунцзян) со стороны Китая. В настоящее время в г. Маньчжурия и Суйфэньхэ на погранпереходах в КНР фактически уж ведется торговля за юани и рубли по курсу (2009) – 1 юань за 5 руб. Коммерческие банки Приморья, Хабаровского края, Амурской и Читинской областей, республики Алтай и Еврейской автономной области, а также некоторые китайские банки начали принимать к межбанковским расчетам свои национальные валюты. Кроме того, обсуждается предложение Китая об открытии торговли юанем и рублем на национальных валютных биржах.
В последние годы основным механизмом экономической глобализации вновь стала регионализация, проблематика военно-политической безопасности также в целом переместилась на уровень региона. Одним из перспективных политических инструментов, доступных нескольким крупным державам, является обеспечение своих экономических и политических интересов через схемы региональной экономической интеграции.
Россия энергично приступила к созданию региональных экономических объединений, в частности Таможенного союза, для частичной компенсации своей неспособности существенно повлиять на перестройку мировой политико-экономической системы. Непосредственные цели России в создании РЭО – повышение доходов своей экономики, стабилизация экономического роста за счет расширения рынков сбыта и стабилизация денежной системы за счет расширения зоны использования рубля. Намечаются и другие, более конкретные выгоды от подобных проектов. Такая политика в случае успеха приведет к стабилизации экономического роста страны, укреплению ее позиций в мировой валютно-финансовой системе и подкреплению ее политического суверенитета большей экономической самостоятельностью. Эти проекты не преследуют непосредственную цель воссоздания новой версии СССР, но способствуют консолидации части постсоветского пространства на экономической основе. Россия получит от указанных проектов основные политические выгоды, в экономическом плане относительно больше выиграют другие участники интеграционных проектов. Нынешний экономический потенциал России не позволяет ей идти на тесную экономическую интеграцию с Китаем, поскольку в этом случае относительно большие выигрыши получит уже Китай, что еще больше сдвинет баланс сил в российско-китайских отношениях в сторону последнего. Вместе с тем Россия не отказывается от планов экономической интеграции с Китаем в целом. Наиболее динамичное сотрудничество с КНР развивается в валютно-финансовой сфере, что вызвано взаимным интересом двух стран частично уйти от традиционных резервных валют в своей внешней торговле и расширить ареал использования национальных валют.
Глава 7 Возможности политики россии в системе мировой экономики и политики
7.1. Место России в мировой системе
Для ответа на вопросы, какое место занимает Россия в мировой политико-экономической системе и в какой степени она может претендовать на роль системообразующего государства, следует проанализировать основные компоненты политического и экономического влияния нашей страны в мире по параметрам, являющимся необходимым условием превращения государства в доминирующую державу. Такими параметрами являются:
1) наличие крупной растущей экономики; мировое лидерство в одном или нескольких важных секторах экономики (например, в банковском);
2) наличие собственной сырьевой и продовольственной базы;
3) способность производить и коммерциализировать научное знание;
4) лидирующие позиции в мировой торговле;
5) способность проецировать военную силу и наличие мобильных вооруженных сил, способных действовать в глобальном масштабе;
6) наличие эффективной и привлекательной политико-правовой системы;
7) использование языка, имеющего широкое распространение за рубежом;
8) наличие политической воли к глобальному или региональному доминированию;
9) готовность предложить и поддерживать, в том числе и материально, достаточно привлекательную международную валютно-финансовую систему.
Приведенные параметры имеют разную природу, некоторые из них можно определить количественно, другие – лишь качественно. Не до конца ясны и оптимальные соотношения между разными параметрами, в какой степени отдельные сильные характеристики государства могут компенсировать его слабые стороны. Вместе с тем понятно, что параметры политико-экономического влияния государства могут анализироваться и быть эффективными лишь в комплексе, так как полное отсутствие даже одного из компонентов внешней мощи серьезным образом подрывает претензии государства на лидерство.
Следует отметить и еще одну важную мировую тенденцию, связанную с глобализацией и все сильнее влияющую на укрепление/ ослабление позиций страны в мировой системе. До 1990-х годов место страны в мировой системе определялось в основном следующими константами : территорией, размерами, мощью вооруженных сил, наличием природных ресурсов, объемом ВВП, размером золотовалютных резервов. В последние 15–20 лет все большее значение в определении места страны в мировой системе приобретает степень ее включенности в такие процессы , как мировая торговля товарами и услугами, глобальные финансовые потоки ПИИ, сбор и обработка экономической информации, генерирование и коммерциализация научного знания.
Сопоставление основных параметров, характеризующих уровень развития нашей страны, с соответствующими параметрами предыдущих системообразующих держав (Великобритания и США) на пике их относительного могущества показывает, что на статус единоличного государства-гегемона Россия претендовать не может. Для этого ей не хватает размера экономики, высокой доли в мировой торговле, инновационной направленности экономики. Для глобального доминирования военная мощь, которой располагает Россия, особенно с точки зрения мобильности вооруженных сил, также недостаточна.
Вместе с тем по большинству параметров Россия слишком велика, чтобы удовольствоваться статусом ведомого государства.
С точки зрения мировой политико-экономической системы Россия является пороговым государством, державой-конкурентом существующих сегодня доминирующих государств, но в одиночку в этой конкурентной борьбе она победить не может. В современном мире единоличное доминирование вообще становится невозможным, существующая политико-экономическая система также давно трансформировалась в систему, основанную на групповом лидерстве. В сегодняшней ситуации наша страна может ориентироваться только на включение в группу лидеров. В некоторой степени такое включение уже произошло в рамках больших восьмерки и двадцатки, но с низким статусом. Дальнейшее продвижение вперед, к командным высотам в мировой экономике для России возможно лишь в альянсе с другими державами, достаточно могущественными и недовольными слабостью своих политических позиций в мировой экономике.
В настоящее время в мире существует две группы стран, имеющих причины быть недовольными существующими политико-экономическими режимами. Одна группа включает страны-кредиторы – государства, имеющие крупные золотовалютные резервы в мировых валютах, т.е. те страны, которым должны другие государства (их перечень приведен ниже). Другая группа состоит из государств, имеющих крупные динамично растущие экономики, но политически недостаточно представленных в мировых финансовых институтах, прежде всего МВФ. Две обозначенные группы стран во многом пересекаются, в обе группы входят такие страны, как КНР, Россия, Индия, Бразилия.
Страны с наиболее крупными золотовалютными резервами в декабре 2011 г., млрд долл. 
При том, что по двум указанным параметрам государства БРИК близки и разделяют «негативную повестку дня» о необходимости изменения устройства мировой политико-экономической системы [107] , возникает вопрос, могут ли эти государства сформировать позитивную повестку дня и совместно выступить с конкретными требованиями.
7.2. Экономическое положение России
Для определения положения России в мировой экономике следует обратить внимание на несколько базовых показателей: размер ВВП; долю в мировой торговле; объем накопленных ПИИ; объем фондового рынка.
Экономическое положение Российской Федерации в современном мире относительно других государств, а следовательно, и ее место в мировой политико-экономической системе достаточно скромное. Россия сумела восстановить значение ВВП 1990 г. по паритету покупательной способности (ППС) лишь к концу 2007 г. [108] Это означает, что наша страна потеряла в своем экономическом развитии 17 лет, за которые другие государства динамично развивались.
В 2011 г. ВВП России по номиналу составил 1,885 трлн долл. [109] , а по ППС – 2,373 трлн долл. [110] , что делает ее экономику девятой в мире при расчете по номиналу и шестой – при расчете по ППС (с учетом лишь ВВП национальных государств, без Еврозоны) [111] , а в объеме мировой экономики она на сегодняшний день занимает около 3,5%. Российская экономика меньше американской почти в 6 раз, а китайской – в 4 раза.
К этому следует добавить, что, по мнению ряда отечественных экономистов, экономический рост России в 1999–2008 гг. был во многом восстановительным и определялся повышением мировых цен на энергоносители, который не ведет к наращиванию их производства в тоннах (нефть) и в кубометрах (газ), но увеличивает их стоимость, что соответственно поднимает показатель номинального ВВП. К тому же он во многом был связан с процессом виртуализации экономики США. В качестве аргумента такой оценки можно вспомнить публичное заявление В. Суркова: «Я хочу напомнить, что наш экономический рост – производная от того пузыря, который американцы надували. Мы ведь не заслужили этот рост» [112] .
Мировая торговля. В 2011 г. Российская Федерация заняла 9-е место в мире по объему экспорта товаров (без учета Евросоюза), который составил 498,6 млрд долл. Ее удельный вес в мировом экспорте – 3,3% (в 2008 г. – 2,9%), в импорте – 2% (в 2008 г. соответственно 1,8%) [113] . Разумеется, в оценке места России в мировой торговле следует учитывать существенный ущерб, нанесенной внешней торговле страны мировым кризисом, но тем не менее из приведенных цифр видно, что удельный вес России в мировой торговле невелик и составляет около 2,5% (2,26%, по оценке Банка HSBC от 25 октября 2010 г.) [114] .
Золотовалютные резервы. Как отмечалось выше, Россия является обладательницей одного из самых больших золотовалютных запасов в мире (0,5 трлн долл. в 2011 г., 4-е место в мире), что, с одной стороны, усиливает ее позиции в мировой финансовой системе, а с другой – создает ряд неудобств и заставляет Россию стремиться к реформированию существующей системы.
Прямые иностранные инвестиции. Россия занимает достаточно скромное 16-е место в мире по объему накопленных ПИИ (301,1 млрд долл. на конец марта 2011 г.) [115] и 15-е – по объему собственных прямых зарубежных инвестиций (369 млрд долл. в конце 2010 г.) [116] . Следует отметить, что основные прямые зарубежные инвестиции России направляются в страны-соседи, в частности в Украину.Фондовый рынок. Российский фондовый рынок крайне волатилен – уже два раза в результате кризисов 1998 и 2008 гг. он терял соответственно 85 и 70% своей стоимости. Последние годы отечественный фондовый рынок развивался следующим образом (млрд долл.) [117] :
