355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века » Текст книги (страница 70)
Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века
  • Текст добавлен: 10 августа 2017, 19:00

Текст книги "Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века"


Автор книги: авторов Коллектив


Жанры:

   

Религия

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 91 страниц)

Января 7 (20) Священномученик Василий (Архангельский)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Cвященномученик Василий родился в 1889 году в селе Жохово Кленовской волости Подольского уезда Московской губернии в семье священника Александра Архангельского. В 1908 году Василий Александрович окончил второклассное училище в селе Чашниково Московской губернии и поступил учителем в школу в селе Мышецкое Московского уезда. В 1910 году он был переведен учителем в школу в деревню Петрищево Верейского уезда.

В 1913 году Василий Александрович был рукоположен во диакона к Ильинскому храму в селе Синьково Дмитровского уезда. В январе 1919 года диакон Василий был мобилизован в Красную армию и отправлен на оборонительные работы под Серпухов. В 1920 году он был рукоположен во священника к Ильинской церкви. В 1926 году его перевели в храм во имя иконы «Всех скорбящих Радость» в селе Ассаурово Дмитровского района, построенный в 1810–х годах на средства прихожан.

Отец Василий был арестован во время массовых гонений на Русскую Православную Церковь, 27 ноября 1937 года, и в тот же день допрошен.

– Следствие имеет данные, что вы среди населения ведете антисоветскую агитацию, – сказал следователь.

– Антисоветской агитации среди населения я не веду, – ответил священник.

– Вы среди населения вели антиколхозную агитацию, призывали колхозников отказаться от работы в колхозе? Дайте показания.

– Антиколхозной агитации среди населения я не вел и колхозников отказаться от работы в колхозе не призывал.

– Признаете ли вы себя виновным по существу предъявленного вам обвинения? – задал следователь последний вопрос.

– Виновным себя в предъявленном мне обвинении не признаю, так как антисоветской агитации среди населения я не вел, – ответил священник.

29 ноября сотрудник Дмитровского отделения НКВД допросил свидетелей. Один из них, секретарь ассауровского сельсовета, показал: «Во время религиозных праздников Архангельский вел работу среди верующих, чтобы не ходили на колхозные работы, а ходили в церковь. По этому поводу он во время уборочной кампании 1937 года говорил:«Мы, православные, не должны религиозные интересы менять ни на что, ни на свои личные, ни на колхозные, а должны почитать Господа Бога и молиться Ему». По поводу подоходного налога Архангельский говорил:«Советская власть совсем загнала Христову веру, служителей ее задушила налогами, тем самым добиваясь, чтобы священники отказались от службы в церкви». Относительно выборов в Верховный Совет СССР Архангельский говорил:«Мы не должны принимать участия в выборах в советы, потому что советская власть хотя и говорит, что каждый может быть избранным, а на самом деле останутся те же дармоеды, которые находятся сейчас у власти и пьют народную кровь. Наше дело только слушать и выполнять, что говорят, а не к власти нам лезть»».

29 ноября следствие было закончено, и отца Василия перевели в Таганскую тюрьму в Москве. 3 декабря 1937 года тройка НКВД приговорила его к десяти годам заключения в исправительно–трудовой лагерь. Священник Василий Архангельский скончался 20 января 1939 года в заключении в Свердловской области и был погребен в безвестной могиле.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. 15540.

ГИЦ МВД РФ. Справка за № 34/12/3—2097 от 21.10.02.

Января 7 (20) Мученик Иоанн (Малышев)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Мученик Иоанн родился в 1891 году в селе Остров Богородского уезда Тверской губернии [62] в семье крестьянина Василия Малышева. Образование он получил в сельской школе. С началом Первой мировой войны Иван был мобилизован в армию, где служил по 1917 год рядовым. В 1918 году он был мобилизован в Красную армию и до 1921 года служил фуражиром.

В двадцатых годах Иван Васильевич вместе с семьей переехал в Москву и поселился на Николо–Ямской улице рядом с храмом преподобного Сергия Радонежского у Рогожской Заставы, прихожанином которого он и стал, со временем все активнее участвуя в жизни прихода. Работал он электриком на заводе «Серп и Молот», расположенном неподалеку от храма. Иван Васильевич выполнял в храме все работы, касающиеся электричества, к праздникам убирал вместе с прихожанами храм, устраивал гирлянды из электрических лампочек вокруг икон, ходил во время богослужения с тарелкой для пожертвований. В декабре 1937 года он стал членом двадцатки, и если и раньше много времени отдавал церкви, то теперь он проводил здесь все свободное время.

Весной 1938 года сотрудники НКВД проводили последние операции, касающиеся массовых арестов духовенства и верующих в соответствии с распоряжением Сталина и советского правительства. Собрав сведения о наиболее активных церковных людях, живущих в районе, они приняли решение об аресте Ивана Васильевича, и 26 апреля 1938 года он был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму в Москве. Допросы продолжались в течение месяца, но, несмотря на все усилия следователей, им не удалось склонить его к лжесвидетельству. К этому времени многие сотрудники НКВД были сами арестованы за незаконное ведение следствия, и теперь надо было более убедительно обосновывать арест рядового электрика. Во время обыска у Ивана Васильевича были найдены граммофон и двадцать дореволюционных пластинок с церковными песнопениями и государственным гимном «Боже, Царя храни». Это сочли достаточным для обвинения.

27 мая 1938 года следователь допросил Ивана Васильевича. Выяснив, что он принимал самое активное участие в жизни прихода и не собирается отрекаться от этого, следователь спросил, где он приобрел пластинки, на что тот ответил, что на Кузнецком мосту у случайного прохожего, вместе с граммофоном. Узнав, что Иван Васильевич проигрывал пластинки, которые следователь сразу определил как контрреволюционные, он спросил его:

–Следствие располагает данными о том, что вы, будучи враждебно настроенным к советской власти, систематически вели среди окружающего населения контрреволюционную фашистскую агитацию. Вы это подтверждаете?

– Нет, я это не подтверждаю.

– Признаете ли вы себя виновным по существу предъявленного вам обвинения по статье?

–Я признаю себя виновным только в том, что хранил и проигрывал контрреволюционные церковно–монархические граммофонные пластинки.

В тот же день следствие было закончено. 27 июля 1938 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило Ивана Васильевича к пяти годам заключения в исправительно–трудовой лагерь; он был отправлен на Колыму и работал на лагпункте прииска Фролыч. От непосильной работы и бесчеловечных условий содержания он зимой 1940 года тяжело заболел. Врач в стационаре лагпункта определил у него острое воспаление почек, порок сердца, водянку живота и отек легких. Иван Васильевич Малышев скончался в праздник Крещения Господня на рассвете, 19 января 1940 года, и был погребен в безвестной могиле.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. ПП47941.

Января 18 (31) Священномученик Сергий (Лебедев)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Священномученик Сергий родился 16 сентября 1895 года в семье священника Петра Михайловича Лебедева, служившего в Благовещенской церкви в селе Сальково Подольского уезда Московской губернии. В 1910 году Сергей окончил Донское духовное училище, а в 1916 году – Московскую Духовную семинарию. Сразу же после окончания семинарии в связи с войной он был мобилизован в армию, где прослужил до 1917 года. В 1920 году Сергей Петрович был рукоположен во священника. В это время его отец служил в храме Воздвижения Креста Господня в селе Алтуфьеве Московского уезда; в 1927 году отец Петр скончался, и в Воздвиженском храме стал служить его сын. В 1929 году хозяйство отца Сергия было записано как кулацкое и все имущество реквизировано, но затем после хлопот и просьб оно было возвращено.

В 1937 году в связи с приказом НКВД о начале массовых репрессий оперуполномоченный Мытищинского отделения НКВД, в территориальное подчинение которого входило в то время село Алтуфьево, начал оформлять документы на арест отца Сергия. В декабре 1937 года и в начале января 1938 года он вызвал к себе нескольких свидетелей. Протоколы с показаниями у него были написаны заранее, и требовалось только их подписать. Свидетелям он объяснял, что дело на священника уже составлено и только требуется всего лишь его дооформить. Говорил он это, впрочем, таким тоном, что свидетелю казалось, что если он не подпишет протокол с предложенными показаниями, то его самого непременно арестуют. Некоторые свидетели были дежурными и подписывали не читая свидетельские показания не только на священника, но и на других жителей села. Один из дежурных свидетелей был инициатором создания колхоза и корреспондентом местной газеты, впоследствии он стал председателем сельсовета в Алтуфьеве.

Отец Сергий Лебедев был арестован в самый праздник Богоявления, 19 января 1938 года, и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. На следующий день следователь вызвал его на допрос, и затем священника допрашивали в течение двух дней беспрерывно.

Выяснив у отца Сергия, что его брат арестовывался в 1930 году, следователь сказал:

–Вам известно, что ваш брат был судим за совершение террористического акта над председателем сельсовета села Виноградово, а также известно, что соучастники его дела 1930 года в 1937 году вновь были арестованы и осуждены. Что вы скажете теперь?

–Об этих фактах я слышал, но утверждать не могу, – ответил священник.

– Следствие располагает данными, что вы, проживая в зоне специального обслуживания, часто посещали запретную зону. Для какой цели вы посещали запретную зону?

–В запретной зоне я никогда не был. Я совершал прогулки по лесу, поскольку это мне рекомендовали врачи. Никаких других целей я не преследовал.

– Следствию известно, что вы во время выборов в Верховный Совет выступали с контрреволюционной клеветой на политику Советского Союза. Что вы скажете по данному вопросу?

– Контрреволюционных выступлений с моей стороны не было.

– Намерены ли вы давать следствию правдивые показания о вашей контрреволюционной деятельности? – задал следователь священнику последний вопрос.

– Никакой контрреволюционной деятельности никогда и нигде не вел, – ответил отец Сергий.

На этом следствие было закончено. 26 января 1938 года тройка НКВД приговорила священника к расстрелу. Священник Сергий Лебедев был расстрелян 31 января 1938 года на полигоне Бутово под Москвой и погребен в общей безвестной могиле.

В августе 1938 года некоторые из сотрудников Мытищинского отделения НКВД были арестованы по обвинению в практиковавшихся ими незаконных методах следствия. При аресте оперуполномоченный, ведший следствие по делу отца Сергия, покончил жизнь самоубийством, застрелившись.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. П-53531. Дубинский А. Ю. Московская духовная семинария. Алфавитный список выпускников 1901—1917 годов (краткий генеалогический справочник). М., 1998. С. 45.

Января 23 (5 (февраля) Преподобномученик Серафим (Булашов)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Преподобномученик Серафим (в миру Николай Семенович Булашов) родился в 1872 году в Москве в семье раскольников–поповцев. С 1893 по 1897 год Николай служил в армии в чине старшего унтер–офицера. 19 ноября 1899 года Николай был присоединен к Православной Церкви и в этот же день поступил в Никольский единоверческий монастырь. Два года он проходил в монастыре послушание свечника; в 1902 году стал келейником настоятеля. 28 июня 1903 года Николай был определен в число монастырских послушников, а 26 февраля 1904 года пострижен в монашество с именем Серафим. С 1903 по 1905 год он был письмоводителем настоятеля монастыря.

23 ноября 1906 года монах Серафим был рукоположен во иеродиакона. Начав служить, он продолжал исполнять послушание письмоводителя, к которому присоединилось клиросное послушание. В 1911 году иеродиакон Серафим стал исполняющим должность благочинного Никольского монастыря. 13 апреля 1912 года он был рукоположен во иеромонаха. В 1915 году отец Серафим перешел в Гуслицкий Спасо–Преображенский монастырь, который был основан специально для того, чтобы вести просветительскую деятельность среди старообрядцев.

В феврале 1930 года был арестован священник храма Ахтырской иконы Божией Матери в селе Яковлево, и прихожане стали просить согласия отца Серафима служить у них. Отец Серафим согласился и направил прошение епархиальному архиерею. 4 июня 1930 года он был назначен служить в храм Ахтырской иконы Божией Матери и 10 июня 1931 года был возведен в сан игумена. Он прослужил здесь почти восемь лет.

25 января 1938 года игумен Серафим был арестован, заключен в Таганскую тюрьму в Москве и на следующий день допрошен. Отец Серафим на обвинение, предъявленное следователем, ответил, что виновным себя не признает, никогда никакой агитации он не вел.

Тогда были призваны два лжесвидетеля, которые подтвердили обвинения, выдвинутые следователем. 2 февраля 1938 года тройка НКВД приговорила отца Серафима к расстрелу. Игумен Серафим (Булашов) был расстрелян 5 февраля 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.

ИСТОЧНИКИ:ГАРФ. Ф. 10035, д. ПП53531.

Дубинский А.Ю. Московская духовная семинария.

Алфавитный список выпускников 1901–1917 годов

(краткий генеалогический справочник). М., 1998. С. 45.

Января 26 (8 (февраля) Мученик Иоанн (Попов)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Мученик Иоанн родился 17 января 1867 года в городе Вязьме Смоленской губернии в семье священника Воскресенской церкви города Вязьмы Василия Михайловича Попова и его супруги Веры Ивановны. 19 января он был крещен в СпасоПреображенской церкви города Вязьмы своим дедом, протоиереем Михаилом Поповым. В 1888 году Иван Васильевич окончил Смоленскую Духовную семинарию, в 1892–ом – Московскую Духовную академию и был оставлен на год для приготовления на вакантную преподавательскую должность. В 1893 году он был назначен временно исполняющим должность доцента по кафедре патристики. Первую пробную лекцию он прочел о Тертуллиане [63]. В 1897 году Иван Васильевич защитил магистерскую диссертацию «Естественный нравственный закон. (Психологические основы нравственности)», в которой разбиралось происхождение и обоснование нравственности как с философской, так и с богословской точек зрения, и был утвержден в должности доцента академии. В 1898 году Иван Васильевич был назначен экстраординарным профессором по кафедре патристики. В 1899 году он опубликовал библиографические заметки на богословские статьи, появившиеся в это время за рубежом, под названием «Библиография. Новости иностранной литературы по патрологии», а в 1901 году в «Богословском вестнике» поместил статью «Обзор русских журналов. Древнецерковная жизнь и ее деятельность в текущей духовной журналистике», где им были проанализированы практически все вышедшие в то время работы на эту тему.

В 1901—1902 годах Иван Васильевич был направлен за границу для прослушивания лекций по богословию в Берлине и Мюнхене, откуда он писал своему давнишнему другу доценту Духовной академии Сергею Ивановичу Смирнову: «Целый месяц уже слушаю лекции в университете и участвую в практических занятиях по разным предметам. Все профессора произносят здесь свои лекции без тетрадки… Говорили они, очевидно, без предварительного заучивания, потому что при многочисленности лекций у них не могло бы хватить на это времени, и чувствуют себя на кафедре совершенно свободно. Что касается содержания лекций, то мне особенно нравится их сжатость: нет никаких отступлений и излишних подробностей…

Профессоров на богословском факультете не много, и каждый читает самые разнообразные предметы… Я удивляюсь, каким образом у них хватает времени, чтобы изучить все эти разнообразные предметы. Мы кое‑как успеваем овладеть только частью одного предмета. Это повергает в уныние.

Лекции посещаются студентами очень исправно. Каждый является с тетрадкой, чернильницей и пером и тщательно записывает. В этом отношении особенно возмутительна исправность курсисток, которые пробрались‑таки и на богословский факультет. После лекций у них между собою (студенты посматривают здесь на них довольно косо) начинается проверка и воспроизведение записанного. Исправность студентов, кроме, разумеется, самого качества лекций, в значительной степени, мне кажется, объясняется тем, что за лекции плачены деньги и каждый хочет использовать свой расход.

Со студенчеством я знаком мало. Оно распадается на корпоративных… и стоящих вне корпораций… Корпорации сохраняют средневековую организацию. Они строго замкнуты и служат постоянным источником вражды и столкновения между партиями. Вместе с этим корпоранты занимаются более кутежами и фехтованием, чем наукой. Поэтому на каждом шагу встречаешь здесь изрезанные морды. В противовес корпоративным студентам противники корпораций учредили всеобщий студенческий ферейн[64], который преследует главным образом научные цели. Есть также несколько богословских ферейнов.

Либерализм не мешает профессорам и студентам оставаться протестантами… Выбросив все догматическое содержание христианства, они приспособили его к современному научному миросозерцанию. Но в том, что у них остается положительного, они вовсе не являются независимыми мыслителями или христианами, стоящими вне сект: они [истые] протестанты. Каждая выходка профессора против католичества вызывает в аудитории шепот одобрения; действительными членами богословских ферейнов могут быть только студенты евангелического исповедания. Недавно я был на религиозном собрании студентов. Во главе кружка стоит некто граф [Нуклер]. Когда я вошел, все пели под фисгармонию. Потом встал [Нуклер], который был председателем, и начал говорить проповедь на тему о немилосердном заимодавце. Я не знаю, пережил ли этот человек много или просто он – фанатик, но речь его была страстная и окончилась истерическим криком:«только через Христа»(то есть мы спасаемся только благодатью Христа, о чем им все время было говорено. Последнюю фразу он повторил раз восемь). Потом он стал на колени и начал импровизировать молитву и произнес так, как иногда дети чегонибудь неотступно просят. Во время проповеди и молитвы он несколько раз плакал, лицо его принимало то очень приятное, то совершенно отталкивающее выражение. После окончания молитвы он предложил собранию, на которое, по его мнению, снизошла благодать, обнаружить плоды Духа в каких‑нибудь личных заявлениях. Тотчас же поднялся один господин и рассказал, что он очень опечален смертью своего брата, недавно умершего в страшных мучениях. На это заявление последовало предложение со стороны одного очень молодого студента помолиться об утолении скорби этого господина. Большинство присутствующих встали на колени и уткнулись головой в спинку стульев, а молодой человек стал импровизировать молитву. В заключение опять стали петь под фисгармонию. Я вышел из этого собрания со смешанными чувствами. Лично я оказался слишком позитивным для того, чтобы подобное представление могло на меня подействовать. Но можно говорить за искренность некоторых, по крайней мере, членов собрания. Были, однако, и совершенно скучающие физиономии. Порой мне казалось, что граф просто играет в пастора, а другие фальшивят, подделываясь к его вкусам…»

Вернувшись из‑за границы, Иван Васильевич в 1903 году был назначен на должность редактора «Богословского вестника», и с этого времени у него прибавилось много хлопот, связанных с публикацией различных статей и с цензурой. Особенно стало трудно, когда в 1905 году в русском обществе, не исключая академических кругов, разгорелись страсти, касающиеся политических вопросов. «Богословский вестник» был обвинен в либерализме, и в 1906 году Иван Васильевич подал прошение о снятии с себя обязанностей редактора.

В 1904 году Иван Васильевич опубликовал работу «Религиозный идеал святого Афанасия Александрийского», в 1908–ом – «Святой Иоанн Златоуст и его враги». В 1911—1912 годах была издана его книга «Конспект лекций по патрологии», в основу которой были положены записи студентами его лекций.

С 1910 года, в связи с введением нового устава в Духовных академиях, он стал экстраординарным профессором по 1–ой кафедре патрологии.

С 1894 по 1916 год Иван Васильевич «неоднократно участвовал в магистерских и докторских диспутах и давал отзывы на магистерские и докторские сочинения, а также рекомендации для присуждения премий за различные богословские и исторические труды». С 1907 года Иван Васильевич состоял приват–доцентом историко–филологического факультета Московского университета по кафедре истории Церкви. В 1917 году он защитил докторскую диссертацию «Личность и учение блаженного Августина», которая явилась фундаментальным трудом на эту тему.

Один из исследователей историко–богословского наследия Ивана Васильевича Попова, характеризуя его как человека, отличавшегося «кристальной честностью и высокой религиознонравственной настроенностью», пишет о нем: он «был человеком больших дарований и исключительного трудолюбия. В своих патрологических трудах он умело сочетал богословский и философский анализ с исторической демонстрацией. Истина святоотеческой веры им воспринимается и показуется как истина разума или как разум истины. Творения святых отцов для него были всегда живым выражением внутренней жизни Церкви, свидетельством ее неоскудевающей духовности в различных условиях исторического бытия и развития. Он намеревался представить историю Церкви в»лицах»святых отцов – в плане единого Предания Церкви, положить основы к построению своего рода исторического богословия».

Один из студентов, слушавших лекции Ивана Васильевича в академии, писал о нем в своих воспоминаниях: «…Пожилой мужчина с аскетически строгим, худым, окаймленным небольшой бородой лицом на первый взгляд не привлекал внимания, и только приглядевшись можно было увидеть в его глазах глубокую сосредоточенность и внутреннюю силу. Последнюю он смог вполне проявить позднее, во время своих неоднократных ссылок и в изгнаниях, когда в крайне трудных условиях жизни не терял стойкости и бодрости духа, перенося лишения с мужеством мученика древних времен, как мне рассказывали об этом живые свидетели его подвигов.

Свои лекции он читал интересно… чувствовалось, что за его словами скрывается глубокое содержание и прекрасное знание своей дисциплины. Философия святых отцов вырисовывалась перед нами как непосредственное продолжение древней эллинской мысли и, одновременно, как глубочайший корректив, исходивший из божественного откровения, ко всему ценному, что внесла в мир античность. Христианизированную философию Востока он связывал с аналогичной философией Запада, а затем и с течениями западноевропейской средневековой мысли, показывая основное расхождение Востока, с его проникновенным логизмом и софийностью, и Запада, с его односторонними рационалистическими устремлениями, которые привели в конце концов к замене онтологии [65] узкими рамками гносеологии[66].

Член Всероссийского Церковного Собора, доктор богословия, погруженный в древность… он активно откликался на все современное, причем не только по вопросам церковной жизни. В нем не было повального осуждения того нового, что шумело и кипело вокруг. Напротив, он старался понять смысл совершавшихся перемен, понять причины, породившие их именно в данной форме, пытался предсказать то, что последует в дальнейшем…

В обстановке тяжелых и мучительных 1919—1920 годов он пытался провидеть более светлое и отрадное будущее, веря в душевную доброту и неискоренимую ясность мудрости народной, в которой разуверились многие из тогдашних писателей и мыслителей. История и философия, особенно философия блаженного Августина, свидетеля древнего катаклизма, над которой Попов работал долго и прилежно, заставляли его и мыслить соответственно, не иронизируя над многими тяжелыми нелепостями переживаемой поры, а стараясь осмыслить общий ход истории и наметить хотя бы малый, но светлый прогноз, который ободрил бы человека и дал бы ему силы для жизни и действия. И, в целом, его прогноз был положительным, хотя уже тогда он предвидел много мрачного и тяжелого в судьбах Русской Церкви на последующие годы».

В 1917 году Иван Васильевич был избран членом Поместного Собора от Московской Духовной академии и заместителем председателя по отделу Духовной академии. На Соборе он принимал активное участие в обсуждениях, касающихся высшего духовного образования.

После окончания деятельности Поместного Собора Иван Васильевич преподавал в Московской Духовной академии и в Московском университете. В 1919 и в 1920 годах на время каникул Иван Васильевич уезжал в село Самуйлово Гжатского уезда Смоленской губернии.

2 января 1919 года он писал из Самуйлова Михаилу Михайловичу Богословскому[67]: «Доехал до Самуйлова благополучно, хотя и без всякого комфорта. Прежде чем сесть в вагон, пришлось простоять на холодной платформе в очереди около пяти часов. Весь поезд состоял из товарных вагонов с железными печками посередине… Когда печь топили, в вагоне становилось тепло, но весь он наполнялся дымом, разъедающим глаза, а когда топка прекращается и воздух очищается от дыма, температура в вагоне быстро падает. Я поместился под нарами на длинной поперечной доске. Сидеть на ней нельзя, потому что нары не дают выпрямиться, но зато я всю дорогу на ней лежал, а ведь какой‑то философ сказал, что лежать лучше, нежели сидеть. Гораздо приятнее было ехать на лошади из Гжатска в Самуйлово: зимняя тишина, безлюдье и ровная белая пелена кругом так успокоительно действует на душу, постоянно возмущенную там, где теперь кипит котел с помоями. В доме у нас все благополучно. После бури крестьянского восстания, унесшего много бесполезных жертв, все снова успокоилось. В деревне»затишье, снежок, полумгла…»»

5 февраля Иван Васильевич писал ему: «Из Самуйлова думаю выехать 13 февраля, а когда и как доберусь до Москвы – сказать трудно, потому что единственный уцелевший поезд бывает переполнен пассажирами и пробраться в вагон на промежуточной станции, каков Гжатск, очень трудно…

Газеты я здесь читаю исправнее, чем в Москве. Мой племянник, как народный судья, по обязанности выписывает»Известия», а раз газеты приносят к вам в дом, трудно воздержаться, чтобы в них не заглянуть. По официальным сообщениям слежу за ужасным ростом голода, болезней и разрухи. На душе тяжелым камнем лежит ожидание еще больших бедствий, а вследствие этого плохо отдыхаю и поправляюсь, несмотря на самые благоприятные условия для здоровья, в которых я живу. И таково не мое только настроение, но и огромного большинства крестьян.«Сосет за сердце», говорят они…»

16 марта 1920 года Иван Васильевич писал Михаилу Богословскому: «Я живу здесь тихо и спокойно. Конечно, продовольственное положение здесь страшно ухудшилось по сравнению с прошлым годом. Осенью в мое отсутствие были сделаны лишь очень небольшие запасы. Теперь они подходят к концу, пополнить их уже трудно, потому что все излишки у крестьян отобраны, да и не по карману. С осени у нас были заготовлены рожь и овес… в восьмидесяти верстах от нас, но никто не соглашается дать лошадь для поездки туда, потому что у крестьян все лошади крайне измучены нарядами для подвозки дров и сена к железной дороге. Хлеба все‑таки нам хватает, а кроме того остается только капуста, картофель и молоко в ограниченном количестве. Живем мы в лесу, а дрова достаются с величайшим трудом. Нарубленных дров не продают, а отводят деревья на корню, предоставляя покупателям рубить их своими средствами. Сами мы по отсутствию сноровки к этому совершенно не способны, а крестьяне за деньги рубить не нанимаются. Пришлось из своих небольших запасов расплачиваться картошкой и старыми штанами, которые в прежнее время стыдно было бы подать нищему. Берут по мере картофеля за сажень, то есть по довоенным ценам двадцать копеек. Так дешево тогда никто не стал бы работать, но при настоящих ценах на продукты это очень дорого. В конце концов дрова нарезали. Теперь задача, как их перевезти. Все время, свободное от этих хозяйственных забот, отдано занятиям, которые идут довольно успешно. В Москве за всю осень не пришлось ничего сделать, но здесь я порядочно написал для курса и подготовил материалы для дальнейших работ…»

3 апреля 1920 года Иван Васильевич писал ему: «Если бы можно было, я с большим удовольствием остался бы здесь и на лето. Это было бы очень полезно не только для моего здоровья, но и для хозяйства, которое я предполагаю расширить. Беру себе землю для второго огорода. Не прочь был бы взять одну десятину и в поле, чтобы посеять овса и кормовой свеклы, но у меня нет ни лошади, ни земледельческого инвентаря, а земли безлошадным у нас не дают. Во всяком случае, вновь устраиваемый огород надо будет разрабатывать, а для этого нужно мое личное присутствие, потому что без меня в хозяйстве все идет очень вяло…

В Гжатске, в Вязьме и более глухих уездных городах нашей губернии свирепствует тиф… Свое письмо Вы заканчиваете мрачными опасениями и выражением безнадежных чувств. Конечно, жизнь наша полна бедствий и не сулит пока ничего хорошего. Но все же будем надеяться на Бога. Душа успокаивается, когда отдал себя на Его волю».

В феврале 1920 года Иван Васильевич писал профессору Петроградской Духовной академии Николаю Глубоковскому: «Участь Вашей Академии ожидает и нашу. Я уверен, что в будущем году она функционировать не будет. Из зданий нас постепенно вытесняют, а денег на содержание Академии у Церкви нет. Это очень горько. Я думаю не о своей личной судьбе: мы все, конечно, где‑нибудь пристроимся и найдем себе кусок хлеба… Нет. Не личная судьба, а гибель учреждения, которое любил и которому добросовестно служил 26 лет, – вот что угнетает. А затем, хотелось бы оформить все сделанное за четверть века и издать в виде ученого и подробного курса… мои конспекты. Но как это сделать вдали от библиотеки и при отсутствии необходимого досуга…»

После закрытия в 1920 году Духовной академии Иван Васильевич продолжал до 1923 года преподавать в Московском университете на кафедре философии древних веков.

В связи с обновленческим расколом, возникшим в 1922 году, и с тем, что часть архиереев вернулась в православие, а часть осталась в обновленчестве, некоторыми церковными людьми стали составляться списки архиереев – православных и находящихся в обновленческом расколе. Иван Васильевич попросил достать ему такой список своего ближайшего ученика, занимавшегося под его руководством церковной историей и патрологией, Антония Тьевара[68]. Список этот оказался далеко не полон, и Иван Васильевич, как человек, хорошо знавший церковную жизнь, стал его дополнять. Весьма важным для такого списка было и настоящее положение епископата, то есть находятся ли архиереи на кафедре или они отправлены в тюрьмы и ссылки. С этой целью Иван Васильевич добавил к нему отдельную графу. Составление такого списка было тем более необходимо, что, по сведениям, дошедшим до Патриарха Тихона, на 1925 год намечалось созвать Собор всех Православных Восточных Церквей. Иван Васильевич познакомил с этим списком Патриарха Тихона и спросил его, возможно ли уточнение фамилий архиереев, на что Патриарх ответил, что на память их не знает, и благословил Ивана Васильевича работать над полным списком канонических архиереев Русской Православной Церкви. Предполагалось, что если Собор состоится и на него будут приглашены представители Русской Церкви, то Иван Васильевич будет отправлен туда делегатом. При составлении списка канонических архиереев Ивану Васильевичу приходилось постоянно консультироваться с митрополитом Крутицким Петром (Полянским).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю