Текст книги "Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 91 страниц)

–Вы видите, он умирает. Ну, берите, мне еще лучше будет, не надо будет его хоронить.

Сотрудники НКВД посмотрели на священника, и один из них недовольно пробормотал:

– Там своих покойников хватает.

И они развернулись и ушли.

Вскоре состояние здоровья протоиерея Романа ухудшилось настолько, что он уже не мог совершать литургию. Накануне праздника Преображения, 18 августа, он попросил призвать к нему протоиерея Зосиму, чтобы исповедаться и причаститься Святых Христовых Таин. Когда тот пришел, батюшка долго исповедовался и горько плакал, затем приобщился Святых Христовых Таин и, со слезами поблагодарив отца Зосиму, поцеловал его руку. Спустя десять минут после ухода священника приехал к отцу Роману игумен Митрофан. Их встреча была исполнена искренней взаимной любви. Игумен Митрофан предложил ему принять монашеский постриг. Отец Роман согласился, и игумен спросил: «В какой чин?» – «В первоначальный», – ответил отец Роман. В тот же день протоиерей Роман был пострижен в рясофор с наречением ему имени Иосиф. Прощаясь, игумен Митрофан поклонился батюшке в ноги, и затем они обнялись, обливаясь слезами.

Постриг отец Роман хотел сохранить в тайне и просил ухаживавших за ним не рассказывать о нем, но об этом все же стало известно через келейниц игумена Митрофана. Во все последующие дни протоиерей Зосима ежедневно причащал отца Романа. 6 сентября протоиерей Роман сказал ухаживавшей за ним духовной дочери: «Смерть на расстоянии двух дней, и тогда конец. Остались последние денечки. Я поставлен Господом быть ответчиком – и буду, как пример для других».

В этот же день отец Роман продиктовал Анне Николаевне письмо духовным детям: «Дорогие, все бывшие духовные дети мои! Я тяжко болен, и дни мои сочтены. Христиане перед смертью прощаются и примиряются друг с другом. Прошу простить меня во всем, в чем я согрешил перед вами: делом, словом, помышлением. Со своей стороны, во всем, в чем вы согрешили против меня, я властию, мне данной от Господа нашего Иисуса Христа, прощаю и разрешаю во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Недостойный протоиерей Роман Медведь».

Ночью отец Роман сказал: «Свет Божественный здесь… – и указал рукою вверх. – Расчеты сводятся к концу… Давайте скорее кончать…» В четыре часа отец Роман успокоился и сказал: «Слава Богу, хорошо!..»

8 сентября в шесть часов утра пришел протоиерей Зосима; отец Роман причастился и успокоился. Весь день он лежал почти не шевелясь, с закрытыми глазами. Около пяти часов вечера он открыл глаза, протянул обе руки вперед и его лицо озарилось сердечной и кроткой улыбкой. Затем он откинулся на подушку и впал в полузабытье. Вскоре у него стали холодеть руки и ноги. Одна из его духовных дочерей стала читать молитвы на исход души. Отец Роман открыл глаза и посмотрел высоко вверх, потом повел глазами вправо и склонил голову к плечу. Затем вздохнул еще несколько раз… В семь часов вечера 8 сентября 1937 года душа священноисповедника отошла ко Господу.

В девять часов вечера пришел протоиерей Зосима облачить почившего, он же и отпевал его. Протоиерей Роман был погребен на городском кладбище в Малоярославце.

3 августа 1999 года по благословению Патриарха Московского и всея Руси Алексия II были обретены мощи священноисповедника Романа и перенесены в Москву в храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе.

Еще при жизни священноисповедника были случаи, когда люди по его молитвам получали исцеления. Весной 1932 года тяжело заболела духовная дочь отца Романа Ксения Александровна Калошина, которой было тогда двадцать пять лет. Врачи поставили диагноз: воспаление подъязычной железы. В течение пяти суток она не могла ни есть, ни пить, температура держалась все время около 40 градусов. Шею раздуло, и она стала шире головы, язык опух и стал синим; врач, чтобы как‑то облегчить страдания, капал на язык воду. Ксения Александровна почувствовала, что умирает, и послала своей матери, Марии Яковлевне, записку, прося ее прийти проститься. Но ее не пустили в палату, опасаясь, что заболевание инфекционное, и заведующий больницей сказал: «Если Николай Александрович Семашко подпишет разрешение, то я пущу». В тот же день Мария Яковлевна нашла доктора Семашко и рассказала ему об умирающей дочери, он тут же написал записку, чтобы ее немедленно пропустили.

Все это время Мария Яковлевна обращалась с молитвенной просьбой к отцу Роману. Придя к дочери, она застала ее выздоравливающей. Ксения Александровна рассказала, что в предыдущую ночь ей явился отец Роман. Он шел по воздуху в священническом облачении красного цвета с чашей в руках. Приблизившись, он благословил ее и причастил Святых Таин. С этого времени к ней стали возвращаться силы, и она выздоровела.

ИСТОЧНИКИ:

ЦА ФСБ РФ. Арх. № Р-42304. Л. 63, 81, 90, 95, 99, 108, 192–194, 198, 363. Иванова М. А. Воспоминания. Рукопись. В общее собрание всех полноправных и приемных братьев Крестовоздвиженского трудового братства священника Романа Медведя заявление о религиозно–нравственной стороне жизни братства. Рукопись. Борютина З. Братская община при храме святителя Алексия в Глинищевском переулке на Большой Дмитровке в Москве, возглавляемая отцом Романом в 20–30–х годах нашего столетия. Рукопись. Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. ТСЛ, 1995. Протоиерей Николай Доненко. Московский журнал. М., 1996. № 3. Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Кн. 4. Тверь, 2001.

Августа 27 (9 сентября) Преподобномученик Мефодий (Иванов)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Преподобномученик Мефодий (в миру Николай Михайлович Иванов) родился в 1899 году в городе Симбирске в семье священника. Окончил церковноприходскую школу. По окончании Духовного училища в городе Алатыре он поступил в Симбирскую Духовную семинарию, окончить которую не успел из‑за государственного переворота, происшедшего в России; завершал образование уже в советской школе. С 1920 года Николай Михайлович стал работать преподавателем в городе Саранске, а с 1921 года – в городе Пензе, в художественно–техническом училище.

В том же году он переехал в Москву и стал здесь преподавать в одной из высших школ. Однако преподавание в советской школе по программе, основанной на безбожной идеологии, было несовместимо с религиозными убеждениями глубоко верующего человека, и в 1923 году он ушел из школы и поступил послушником в Покровский монастырь в Москве, где в том же году был пострижен в мантию с именем Мефодий и рукоположен в сан иеродиакона. Здесь он познакомился с епископом Алатырским, викарием Симбирской епархии Гурием (Степановым), который когда‑то был настоятелем этого монастыря, а ныне жил в нем, так как ему был запрещен выезд из Москвы; с ним отец Мефодий поддерживал близкие отношения в течение всей жизни.

В 1925 году иеродиакон Мефодий был рукоположен в сан иеромонаха. В 1929 году монастырь был закрыт, и иеромонах Мефодий перешел служить в храм Иерусалимской иконы Божией Матери за Покровской заставой.

В 1929 году власти арестовали его, обвинив в контрреволюционной деятельности. На вопрос следователя о его отношении к советской власти отец Мефодий ответил: «Я недоволен советской властью по причине закрытия ею учебных духовных заведений, запрещения духовной литературы, закрытия церквей и вообще сурового отношения к духовенству и верующим».

Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Мефодия к трем годам ссылки, которую он был отправлен отбывать в Пинежский район Архангельской области.

Вернувшись из ссылки в 1933 году, он поселился в городе Кашире, так как в Москве ему жить запретили. Из Каширы отец Мефодий переехал в село Суково Каширского района, где стал служить в храме; здесь вокруг него собралась небольшая монашеская община.

В 1936 году иеромонах Мефодий был возведен в сан игумена, о чем он сообщил епископу Гурию, находившемуся в то время в ссылке. В ответ владыка поздравил его с наградой и написал: «…Но так как тебе игуменствовать (за неимением монашеской братии) не над кем, то придется заняться усиленным игуменствованием над самим собой, то есть трезвением над своим сердцем и всей вообще своей жизнью, чего я от души молитвенно и желаю».

Начиная новое беспощадное гонение, Сталин 3 июля 1937 года распорядился, чтобы главы областей в течение пяти дней представили ему списки всех подлежащих аресту и расстрелу «в порядке административного проведения их дел через тройки».

Одними из первых, кто подлежал уничтожению, стали священнослужители. 26 июля руководство НКВД по Московской области отправило распоряжение начальнику Каширского районного отделения НКВД, требуя немедленного ареста игумена Мефодия. Причем предполагалось только в процессе следствия доказать его контрреволюционную деятельность, а также его связи «с антисоветским элементом из числа церковников», проживающих в Каширском районе и в Москве.

28 июля власти арестовали отца Мефодия и стали допрашивать о его знакомствах. Отец Мефодий назвал монахинь, с которыми он познакомился в ссылке и которые теперь прислуживали при храме, и монахиню, у которой он жил некоторое время, когда вернулся из ссылки, а также сказал, что знаком с диаконом, служившим в Кашире. На вопрос о том, вели ли они антисоветские разговоры, отец Мефодий ответил отрицательно.

10 августа были допрошены монахиня, хозяйка дома в Кашире, где он некоторое время жил, и диакон. Хозяйка свидетельствовала, что отец Мефодий устроил в ее доме монастырские порядки, поскольку в доме проживало несколько монахинь, от которых он требовал выполнения монастырского устава. Допрошенный следователем диакон сказал, что 2 июля он ехал в поезде вместе с игуменом Мефодием в Москву и на его вопрос, как он живет, отец Мефодий ответил, что устроился очень хорошо, так как место попалось глухое, и народ очень верующий, и он сам находится в очень хороших отношениях с председателем сельсовета. Сначала председатель относилась к нему настороженно, думая, что он красный, но затем увидела, что отец Мефодий подлинный служитель Бога, и с тех пор стала своим человеком и уже не скрывала, что она и сама человек верующий и ей самой не нравится эта власть, что приходится до времени играть эту роль. Затем свидетель стал рассказывать о контрреволюционных и антисоветских высказываниях игумена.

После этих показаний следователь снова допросил отца Мефодия и спросил, какая антисоветская деятельность проводится группой монашек, которых знает игумен.

Мне ничего об этом не известно, – ответил отец Мефодий.

Допросы продолжались в течение месяца. На последнем допросе, 31 августа, следователь сказал:

– Вы изобличены следствием в том, что проявляли контрреволюционное враждебное отношение к руководителям ВКП(б) и членам советского правительства. Вы признаете себя в этом виновным?

– Нет, не признаю, – ответил отец Мефодий.

– Вы признаете, что до последнего времени были террористически настроены?

– Нет, этого я также не признаю.

8 сентября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Мефодия к расстрелу, и он был перевезен в Москву в тюрьму НКВД. Игумен Мефодий (Иванов) был расстрелян 9 сентября 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. 20921. ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-6656. Т. 5.

Августа 27 (9 сентября) Священномученик Иоанн (Смирнов)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Священномученик Иоанн родился 20 марта 1873 года в селе Высоком Михайловского уезда Рязанской губернии в семье псаломщика Алексия Смирнова, все пятеро сыновей которого стали священниками.

Иван Алексеевич окончил Рязанскую Духовную семинарию и в 1904 году был рукоположен во священника к Зарайскому Никольскому собору. В Зарайске отец Иоанн поселился с семьей в деревянном доме на территории городского кремля. В соборе в то время находилась знаменитая чудотворная икона Николы Зарайского. Прославленная многочисленными чудесами, она привлекала к себе множество богомольцев со всех концов России. В храм стекались щедрые пожертвования благодарных почитателей великого угодника Божия. Здесь хранились старинные рукописные и старопечатные богослужебные книги, серебряная и золотая утварь – вклады великих князей, знатных воевод и бояр. В теплое время года отец Иоанн служил в летнем Никольском соборе, в холодное – в зимнем Иоанно–Предтеченском храме. На торжественные богослужения собиралось до тысячи богомольцев. Отец Иоанн, явивший себя ревностным пастырем, был назначен настоятелем Никольского собора, возведен в сан протоиерея, назначен благочинным церквей Зарайского округа и награжден в 1930 году митрой.

В 1922 году из церквей города были изъяты многие ценные вещи и иконы. Некоторые из них тогда удалось спасти от уничтожения. По предложению директора краеведческого музея и члена церковного совета И. П. Перлова часть драгоценной церковной утвари и древние рукописные и печатные книги были переданы на хранение в музей.

В 1928 году по распоряжению властей были закрыты Никольский собор и Иоанно–Предтеченская церковь. Протоиерей Иоанн был назначен служить в Спасо–Преображенскую церковь в том же городе и стал хлопотать об открытии собора, начав сбор подписей верующих под ходатайством об оставлении собора в качестве действующей церкви. Власти эти хлопоты священника и прихожан представили в обвинительном заключении таким образом: «В Коломенский окружной отдел ОГПУ поступили сведения о том, что группировка церковников, бывших людей и торговцев распространяла среди населения города и деревни контрреволюционные слухи о скорой гибели советской власти и подготовляла массовое выступление против закрытия собора.

Контрреволюционная деятельность вышеуказанной группы берет свое начало с момента закрытия собора в городе Зарайске. Вопрос закрытия собора обсуждался на всех собраниях предприятий, и было вынесено решение ходатайствовать перед высшей властью о предоставлении собора под клуб. Просьба рабочих ВЦИКом была удовлетворена, и собор подлежал изъятию.

Незначительная отсталая часть рабочих в связи с закрытием собора стала проявлять недовольство властью. Этим моментом воспользовались церковники, повели среди верующих антисоветскую агитацию за удержание собора. По инициативе попа Смирнова несколько раз созывался церковный совет. Еще не имея точных сведений о его закрытии, решили на первом собрании верующих общины, в которую входили исключительно бывшие люди, бывшие и настоящие торговцы города Зарайска, женщины и мужчины окружающих деревень престарелых возрастов, сделать информацию.

Сделав информацию о предполагаемом закрытии собора, вышеупомянутая группа стала проводить закрытую контрреволюционную агитацию среди городского и деревенского населения, например: в мае 1928 года по инициативе попа Смирнова и церковного совета в соборе была проведена антисоветская агитация за удержание собора путем бесплатной раздачи портретов Николая Чудотворца, с указанием, сколько лет иконе и сколько времени она находится в соборе.

Для лучшей агитации среди населения в летние месяцы 1928 года по инициативе попа Смирнова и членов церковного совета соборная икона чудотворца Николая носилась по всем деревням бывшего Зарайского уезда с совершением богослужений, где поп Смирнов говорил:«Чудотворная икона Николая святая, ее нужно чтить, она творит чудеса». Об этом же он неоднократно говорил в соборе во время проповеди. Такая агитация среди населения проводилась до 1929 года.

В феврале 1929 года вопрос о закрытии собора ВЦИКом был решен окончательно в пользу рабочих. Узнав об этом из газет, церковники повели открытую контрреволюционную агитацию среди населения, для чего созвали собрание членов общины (присутствовало до ста человек), на котором объявили верующим решение ВЦИКа, что собор подлежит закрытию, и обратились с воззванием ко всем присутствующим принять активное участие в недопущении закрытия собора путем агитации среди рабочих и крестьян, призывать их к защите собора и даче своих подписей, заявляя:«Чем больше будет подписей, тем больше будем иметь шансов на выигрыш, так как высшая власть с этим посчитается и оставит собор за нами».

Эта агитация среди несознательной отсталой части рабочих и крестьян нашла свое отражение. В результате этой агитации община, насчитывающая в себе около ста пятидесяти членов, возросла в несколько раз».

В феврале 1930 года сотрудники ОГПУ арестовали протоиерея Иоанна Смирнова и вместе с ним членов церковной общины, всего одиннадцать человек. Все они были заключены в тюрьму в городе Коломне. На допросе следователи стали спрашивать священника о его отношении к советской власти и к закрытию ею собора. Причем вопросы были поставлены так, что и положительными ответами и отрицательными следователи могли воспользоваться для обвинения священника, и потому отец Иоанн решил отвечать как можно более уклончиво.

«С июня 1904 года я проживаю в городе Зарайске беспрерывно, – сказал священник, – и выполняю обязанности священнослужителя Спасо–Преображенской церкви. В 1917 году и по настоящее время к партийным течениям не примыкал и никакого участия в их работе не принимал. Происхожу из духовного звания, из имущества ничего никогда не имел, кроме домашней обстановки и одежды.

В религиозном отношении я примыкаю к староцерковникам (тихоновцам). К изъятию церковных ценностей в 1922 году отношусь безразлично – не был за то, чтобы церковные ценности были изъяты, и не был за то, чтобы их оставляли. К закрытию собора в Зарайске я также относился безразлично. К советским мероприятиям отношусь сочувственно, так как это вызывается ходом исторических моментов, и против таких мероприятий я не шел и считаю их вполне нужными и необходимыми. Против мероприятий советской власти я никогда не шел и контрреволюционных агитаций не проводил. Виновным себя я ни в чем не признаю».

30 апреля 1930 года тройка ОГПУ приговорила протоиерея Иоанна к трем годам ссылки в Северный край.

После ареста священника власти в Никольском соборе сначала разместили музейную экспозицию, но затем бесценная церковная утварь и древние рукописи были вывезены и в храме разместился архив НКВД. Иоанно–Предтеченская церковь была обращена в кинотеатр.

Жена священника, Зинаида Ивановна, с пятью детьми была выселена из церковного дома. Первое время они скитались по городу, находя лишь временное пристанище. Она просила милостыню, а дети, чтобы выжить, выполняли самые разные работы.

Однажды утром Зинаида Ивановна открыла дверь и увидела на пороге узелок с продуктами, к которому не было приложено никакой записки. То же самое повторилось и на второй день, и на третий, и в последующие дни, до тех пор, пока одной из дочерей не удалось получить постоянную работу, что несколько облегчило их положение. Им так и не удалось узнать, кто был их благодетелем, но Зинаида Ивановна всегда считала, что это помощь угодника Божия святителя Николая.

По возвращении из ссылки отец Иоанн был назначен настоятелем Спасо–Преображенского храма в Зарайске. В 1937 году усилились гонения на Русскую Православную Церковь. По требованию властей секретные осведомители стали собирать сведения о возвратившихся из ссылки священниках. Один из них писал об отце Иоанне, будто тот в разговоре с ним говорил: «Всему тому, что пишут в советской печати, верить нельзя. Советская власть только что и живет за счет обмана, иначе ее давно бы свергли. Кричат, что народу весело и хорошо живется, а в магазинах в городе сахара нет, тогда как в старое время им скот кормили. На что только смотрит народ, ведь это нужно иметь адское терпение, чтобы переносить такие муки и терзания, неужели они не образумятся?»

«11 августа в Спасской церкви в Зарайске состоялась так называемая торжественная служба, на которую собралось шесть попов, – писал осведомитель. – До начала службы Смирнов, обращаясь к попам, сказал:«Советская власть опять возвращается к арестам 1930 года; в городе Москве арестовали архиерея Иоанна и много священников. Вот вам и конституция, вот вам и неприкосновенность личности… мы репрессий бояться не должны, а должны стоять твердо на своем посту»».

В середине августа 1937 года следователь допросил лжесвидетелей, которые подписали показания, им составленные. 20 августа сотрудники НКВД арестовали отца Иоанна, и он был заключен в одну из тюрем Коломенского района. Его обвинили в том, что он «высказывает гнусную контрреволюционного характера клевету на советскую власть, призывает население при выборах в советы голосовать против коммунистов, высказывает пораженческие настроения против советской власти, террористические настроения против коммунистов». Во время допроса следователь сказал отцу Иоанну:

–Следствию известно, что вы среди населения города Зарайска вели контрреволюционную работу, доказывали, что в Советском Союзе жизнь тяжела…

– Верующие сами неоднократно обращались ко мне с жалобами на тяжелую жизнь. Я верующим разъяснял, что они терпят все муки и тяжести сами от себя и что Господь Бог послал им это для испытания, как православным, – ответил священник.

– Следствию известно, что вы 11 августа 1937 года в помещении Спасской церкви говорили присутствующим о репрессиях в городе Москве против духовенства в связи с предстоящими выборами в советы. Признаете это?

– Действительно, 11 августа в Спасской церкви я говорил присутствовавшему духовенству, что в городе Москве начались аресты духовенства, в частности арестован протоиерей Лебедев, и говорил, что опять начались аресты, как в 1930 году. Этим самым я хотел предупредить духовенство, чтобы они были осторожнее.

– Следствию известно, что вы среди населения города распространяли гнусную контрреволюционную клевету на советскую печать. Признаете вы это?

– Нет, это я отрицаю. Я говорил лишь о репрессиях против духовенства и тяжелой жизни населения.

– Вы намерены дать откровенные показания по существу предъявленного вам обвинения в контрреволюционной агитации и выказывании повстанческих и террористических настроений?

– Нет, виновным себя в этом я не признаю. Я лишь рассказывал в кругу зарайского духовенства об аресте ряда священников и утверждал, что советская власть и коммунисты опять начали гонения на Церковь, на нас, ее служителей.

На этом допросы были окончены, и священник был перевезен в Москву в одну из тюрем НКВД. 8 сентября тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу. Протоиерей Иоанн Смирнов был расстрелян на следующий день, 9 сентября 1937 года, и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.

ИСТОЧНИКИ:

ГАРФ. Ф. 10035, д. 49342, д. П-61389. Архив Московской Патриархии.

Августа 27 (9 сентября) Священноисповедник Димитрий (Крючков)

Составитель священник Максим Максимов

Священноисповедник Димитрий родился 10 сентября 1874 года в селе Ляховка Глуховского уезда Черниговской губернии в семье крестьян Ивана и Евдокии Крючковых.

В 1882 году вместе с другими малоземельными крестьянами семья Крючковых выехала в Омскую губернию и поселилась в деревне Рождественка неподалеку от города Татарска. Но восьмилетний Дмитрий не поехал с родителями: в день их отъезда он убежал и спрятался. Для того, чтобы прокормиться, он устроился работать к помещику Ратченко в село Зарудское ухаживать за пчелами и проработал там около пяти лет.

В тринадцать лет Дмитрий перешел работать к помещику Трофименко в город Глухов, где обучился садоводству. У этого помещика он пробыл около шести лет и девятнадцатилетним юношей в 1893 году из Глухова выехал в Москву, где предполагал учиться.

Так как средств к существованию у него не было, он был вынужден их зарабатывать и с этой целью устроился в церковный хор. К 1908 году он поступил псаломщиком в храм села Краскова под Москвой. В этом же году он женился на Анастасии Семеновне, родом из Смоленской губернии. Брак их оказался бездетным. Псаломщиком Дмитрий Иванович прослужил семь лет. В 1915 году его рукоположили во диакона к той же церкви.

В 1917 году отца Димитрия перевели в Москву в церковь Воздвижения на Вражке (на Плющихе). Лето 1918 года стало памятным для него – тогда он обрел своего духовного отца. Случилось так, что в церковь Воздвижения приехал отпеть свою племянницу священник Владимир Богданов. Отец Димитрий сослужил с ним как диакон. По ходу богослужения отец Владимир сделал ему несколько замечаний. Это первое краткое молитвенное общение с отцом Владимиром произвело на отца Димитрия очень глубокое впечатление. По окончании отпевания отец Димитрий попросил разрешения бывать на квартире у отца Владимира, чтобы поучиться проведению богослужения и не делать впредь ошибок. Отец Владимир дал согласие, и очень скоро отец Димитрий стал его регулярным посетителем, а впоследствии и духовным сыном.

В 1920 году отец Димитрий был рукоположен во иерея к тому же храму, в котором служил диаконом. В 1922 году, по ходатайству клира церкви во имя преподобного Саввы Освященного (в Саввинском переулке), отец Димитрий был переведен туда. Это был год, в который проводилось изъятие церковных ценностей. Массовые аресты коснулись и клира церкви преподобного Саввы: было арестовано все ее духовенство, в том числе и отец Димитрий. Священнослужителей обвинили в антисоветских действиях, выразившихся в чтении с амвона воззвания Святейшего Патриарха Тихона. Отец Димитрий был приговорен к трем годам исправительно–трудовых лагерей. Имея навык работы с восьмилетнего возраста, в заключении он занимался сапожным ремеслом и пчеловодством. Из тюрьмы он был освобожден досрочно – в 1924 году.

В 1925 году, совершая панихиду по протоиерею Алексию Мечеву, он познакомился с его сыном – священником Сергием Мечевым, впоследствии засвидетельствовавшим верность Христу мученическим подвигом.

В 1927 году из‑за неурядиц со старостой храма отец Димитрий был уволен за штат. Отец Димитрий тяжело заболел, и болел в течение года.

В 1928—1929 годах отец Димитрий был приглашен неофициально «временно послужить» внештатным священником в церковь во имя святых мучеников и бессребреников Кира и Иоанна, что на Солянке (Сербское подворье).

В ноябре 1931 года скончался протоиерей Владимир Богданов. Отец Димитрий отпевал его и ездил на кладбище служить панихида:. В такое тяжелое время, накануне новых испытаний, он потерял духовного отца.

5 мая 1932 года отец Димитрий был арестован вторично. Отец Димитрий вместе с другими арестованными священниками содержался в Бутырской тюрьме. Он оказался привлеченным к следствию по делу епископа Дмитровского Серафима (Звездинского). Виновным себя он не признал. «Политических взглядов, – сказал он, отвечая на вопросы следователя, – не имею. Почти ни с кем не знаком, интересуюсь только внутренней жизнью».

Согласно приговору Особого Совещания при Коллегии ОГПУ СССР от 7 июля 1932 года отец Димитрий был на три года выслан этапом в Западную Сибирь, в село Тимск Нарымского края. После отбытия срока, в 1935 году, он поселился в городе Гжатске и устроился работать лесорубом.

С начала нового периода репрессий в конце 1937 года шестидесятитрехлетним старцем отец Димитрий переехал ближе к Москве – в поселок Томилино Московской области. Здесь он сам построил на заработанные деньги дом в семь квадратных метров, который знакомые называли сарайчиком, и устроился работать садовником при детском саде. В Москве жили его духовные дети и друзья; с риском быть арестованным принимал теперь отец Димитрий на свои плечи их духовное окормление. Он регулярно бывал в Москве и поселках Подмосковья, на квартирах и дачах служил литургию, исповедовал и причащал, крестил, отпевал. Репрессии этого периода чудом не коснулись его. Господь хранил его.

В 1941 году при наступлении немцев на Москву детский сад, в котором работал отец Димитрий, эвакуировался из Томилина, но директор сада не предложила отцу Димитрию поехать с ними, хотя он желал этого.

Во время войны на месте прежнего хозяйства разместились военные госпитали, при которых отец Димитрий был оставлен садовником. Он выращивал рассаду капусты, помидоры, свеклу, морковь и цветы. Когда госпиталь выехал из Томилина, он был оставлен садовником при детских яслях завода Семашко.

Новая волна арестов началась в 1946 году. Отец Димитрий никогда бы не был найден, если бы не был предан теми, ради которых рисковал жизнью в 1937—1939 годах.

Он был в третий раз арестован 17 мая 1946 года в возрасте семидесяти двух лет и заключен во Внутреннюю тюрьму МГБ СССР. Здесь ему пришлось убедиться в том, что почти все знакомые ему арестованные отцы, братья и чада его предали. Например, одна из духовных дочерей отца Димитрия сообщила следствию: «…священник Димитрий, начиная с 1936 по 1941 год включительно, систематически проводил нелегальные богослужения».

Другая рассказывала: «…в 1945–1946 годах я с Крючковым встречалась у нашей знакомой, где также исповедовалась и причащалась. Последний раз это имело место в марте…»

Во всех случаях, при самых убедительных показаниях, когда следствие уже считало его «изобличенным», отец Димитрий неизменно говорил, что он обвинения не подтверждает: «Я все это отрицаю». На вопросы о целях приезда к нему посетителей отвечал: за семенами для огорода, за цветами… О целях своих приездов в Москву говорил: «По хозяйственным делам… в связи с необходимостью отремонтировать имевшийся у меня примус, других разговоров не было… я заходил на квартиру, чтобы она оказала мне помощь получить куст смородины у ее знакомого…»

Следствию не удалось запутать его сетью повторяющихся вопросов. За время заключения ему пришлось пережить двадцать допросов, длившихся от двух до восьми часов. «Я никогда не признаюсь в каких‑либо политических преступлениях», – сказал он на одном из последних допросов.

К моменту подписания обвинительного заключения он был переведен в Лефортовскую тюрьму. 30 сентября 1946 года отец Димитрий был приговорен к пяти годам ссылки.

Священник Димитрий Крючков скончался в ссылке 9 сентября 1952 года и был погребен в ныне безвестной могиле в окрестностях города Абакана.

ИСТОЧНИКИ:

За Христа пострадавшие: Гонения на Русскую Православную Церковь, 1917—1956: Биографический справочник. ПСТБИ. М., 1997. С. 654—655. ЦА ФСБ РФ. Д. № Р-39811, д. № Н-18691.

Августа 30 (12 сентября) Преподобномученик Игнатий (Лебедев)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Преподобномученик Игнатий (в миру Александр Александрович Лебедев) родился 28 мая 1884 года в городе Чухломе Костромской губернии в благочестивой семье Александра Константиновича и Марии Философовны Лебедевых. Мать его была дочерью секретаря земского суда, отец – секретарем съезда мировых судей города Чухломы. За ревностное и безупречное исполнение своих обязанностей Александр Константинович был произведен в надворные советники и награжден тремя орденами.