Текст книги "Приключения Печорина, героя из нашего времени (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

Пусть крепость наша была небольшая, но мы хорошо знали, что горцы не любят штурмовать укрепления в лоб. Их любимая тактика – это быстрый налет всадников, грабеж селения и отход. Однако, теперь под руководством англичанина все могло измениться. Нас, разумеется, обрадовало известие, что Вулич все-таки остался жив. Но, мы находились в затруднении, не зная, как реагировать на предложение обменять его.

– Что будем делать? – прошептал Максим Максимович.

– Попробуем применить военную хитрость, – сказал я, – предлагаю подменить Кэлекута нашим человеком.

– Но, это же будет бесчестным поступком, Печорин! – проговорил поручик Зебург.

К моему удивлению, ему возразил сам штабс-капитан:

– Значит, по-вашему, Ипполит Илларионович, горцам, англичанам, туркам и прочим врагам нас, русских, обманывать можно, а мы не имеем права применять против них их же приемы? Так, что ли?

– На войне все средства хороши! Мы тут воюем или рыцарские турниры устраиваем? Я же не предлагаю вам, поручик, дать залп из пушек картечью по парламентерам! Хотя и следовало бы убить этого мерзкого англичанина, который вредит нам каждой минутой своего существования! – вставил я достаточно резко.

И Зебург замолчал, не зная, что возразить. А я сразу приметил, что один из наших казаков, призванный из станичного пограничья, Семен Голиков, был похож на Кэлекута, как брат-близнец – тот же рост, хищный нос, всклокоченные кучерявые черные волосы, те же высокие скулы. Особенно после того сходство усилилось, как его обрядили в горскую одежду, снятую с настоящего Кэлекута, посаженного Максимычем в каземат.

– Только молчи и делай свирепое лицо, – инструктировал я казака, пока Максимыч завязывал ему руки за спиной, но бантиком, так, чтобы веревку казак мог мгновенно сдернуть.

Чтобы оценить маскарад, позвали Бэлу. Девушка подошла и неожиданно резко царапнула ногтями всей пятерней казака по левой щеке, сказав:

– Я так расцарапала Кэлекуту лицо. Теперь этот будет совсем похож на него.

Казак отпрянул, но не закричал, хотя на царапинах выступила кровь. Он лишь с ужасом посмотрел на эту дикарку, радуясь, видимо, уже тому, что хоть глаза она ему не выцарапала.

– Мы согласны на обмен! – крикнул я Мертону со стены, держа нашего ложного «Кэлекута» за плечо. – Меняем одного на одного!

Англичанин разглядывал какое-то время казака Голикова в подзорную трубу, потом крикнул:

– Неужели вы согласны на мои условия? Впрочем, я и не ожидал, что откажетесь! У вас слишком мало офицеров, чтобы ими разбрасываться!

– Тогда выведите Вулича, чтобы мы тоже могли его рассмотреть! – крикнул я.

Лейтенант Мертон распорядился. И двое горцев выволокли связанного Вулича вперед. Я тоже взглянул в подзорную трубу. Это был наш серб. Настоящий. Не подмененный, хотя и избитый. Его левая рука по-прежнему лежала в перевязи, будучи так и примотанной к туловищу веревкой вместе с правой. Но, смотрел он на горцев и на англичанина зло и непокорно. Дух Милорада враги не смогли сломать.

– Ладно, мы выходим! – крикнул я англичанину.

Ворота приоткрылись ровно настолько, чтобы выпустить меня и моего ряженого «пленника». Я шел чуть позади с пистолетом наготове, выглядывая из-за плеча Голикова. Со стороны все выглядело так, будто я держу его под прицелом. Расстояние быстро сокращалось. С противоположной стороны Вулича все также тащили двое горцев. Вдруг, когда между пленниками оставалось шагов десять, один из горцев что-то громко спросил моего подмененного «Кэлекута» на своем языке. Но, мой казак молчал, как я ему и велел. Голиков лишь смотрел свирепо и горделиво на горцев, вытаращившись на них, страшно вращая глазами и продолжая двигаться вперед.

В момент, когда мы уже находились посреди площадки перед крепостными воротами, а Вулича и подмененного «Кэлекута» разделяли всего три шага, со стен крепости раздался выстрел. У кого-то из наших солдат-новобранцев не выдержали нервы. Пуля никого не задела, но горцы сразу начали хвататься за оружие. Не мешкая, я одним движением рванул веревку, завязанную бантиком на руках Голикова, и он тут же выхватил заряженный пистолет, подвешенный заранее сзади за спиной.

Мы с ряженым казаком выстрелили почти одновременно, убив конвоиров Вулича. Горцы тоже начали стрелять, одна из пуль просвистела у самого моего уха, но мы с Голиковым успели перехватить пленника и рухнули вместе с ним в ближайшую замаскированную волчью яму, уйдя с линии огня. В этот момент раздался уже организованный залп с крепостных стен. И горцы погнали коней, быстро рассеявшись врассыпную. Под плотным огнем им стало уже не до того, чтобы доставать нас из волчьей ямы. Пространство перед крепостными воротами превратилось в место, где падал свинцовый град.

Английский шпион Мертон был вынужден убегать вместе с горцами. Враги ретировались. А Вулич был спасен. Но, наша крепость осталась в напряженном ожидании неизбежного штурма. Правда, пока ничего не происходило. Мои разведывательные дозоры замечали горских всадников на горах за аулами на противоположной стороне долины, ближе к следующему перевалу, за которым уже находилась зона ответственности нашего командования в Тифлисе. Вот только наших, опорных пунктов в той стороне пока находилось маловато. Да и слишком далеко от нас они отстояли, чтобы можно было рассчитывать на какую-либо помощь с той стороны.

К вечеру, когда я сам выехал в дозор, на дороге, ведущей в сторону станицы, мы встретили одинокого всадника. Он назвался ашугом, бродячим музыкантом по имени Амиран Бешлоев. И к его седлу, действительно, были приторочены музыкальные инструменты. А в подтверждение своих слов он спел заунывную песню, аккомпанируя себе на чем-то вроде гитары с длинным и тонким грифом, а затем и сыграл грустную мелодию на дудочке, называемой «зурна».

Этот человек был мне совсем незнаком. Но он, улучив момент, попросил меня переговорить с глазу на глаз. Не увидев у него оружия, я отошел с музыкантом от своих казаков.

И незнакомец сказал мне:

– Хочу продать булатный кинжал.

А я ответил:

– Это интересно, дайте взглянуть.

Когда мы прекрасно поняли друг друга, Амиран поведал мне, что мое донесение, отправленное с курьером, получено в штабе. И сам Гиоргадзе очень заинтересовался деятельностью английского резидента и конвоями с английским оружием для горцев. Потому грузинский князь скоро снова прибудет в крепость во главе подкрепления, чтобы руководить поимкой англичанина на месте. А нам следует пока тянуть время, пытаясь вести переговоры с горцами о чем угодно, лишь бы оттянуть штурм крепости.

Прибыв к нам, Амиран развлекал всех обитателей нашего укрепленного поселения песнями и музыкой. Ездил он и в окрестные аулы к черкесам. Там жили скучно, потому музыканту радовались. Принимали его, угощали. И никто, кроме меня и его самого, не знал, что он, на самом деле, занимается разведкой. Максим Максимович приказал усилить караулы, расставить дополнительные посты на стенах, даже заготовить котлы и дрова, чтобы лить кипяток со стен на штурмующих, если они полезут. После всех тягот плена Вулич оказался сильно избитым, его рана на руке снова открылась, и он лежал в горячке между жизнью и смертью, а Бэла сидела рядом с ним, дрожащая и бледная, кутаясь в платок.

На другой день перед самым закатом я поднялся на стену и смотрел на огни вдали. Это горцы на склонах по-прежнему жгли костры. И костров в их лагерях с каждым вечером все прибавлялось. К ним подходили все новые воины. И их набралось уже действительно много.

Ко мне подошел Максим Максимович, обходивший караулы. Глядя на огни вдали, он произнес:

– Ну, Григорий Александрович, похоже, совсем скоро нам несдобровать.

– Вы думаете, они возьмут крепость? – спросил я прямо.

– Если по-честному – не знаю. Но, мы хоть зубы им пообломаем. Это точно сможем. Многих с собой заберем. Просто так не дадимся!

Я молча кивнул.

Вдруг со стороны гор раздался выстрел, затем второй. Потом – крики. Мы переглянулись.

– Что за чертовщина?

Через полчаса к воротам подъехал всадник. Один. Очертания его фигуры издалека показались мне знакомыми.

– Русские, открывайте! Я приехал просить помощи! – крикнул он. И я вздрогнул, узнав голос. Это был Казбич.

Мы открыли ворота, и всадник въехал во двор, сразу спешившись.

– Казбич? – изумился Максим Максимович, разглядев неожиданного гостя. – Мне сказали, что ты погиб!

Он выглядел бледным, изможденным, но явно был живой. Джигит усмехнулся и проговорил, зло сверкнув на меня глазами и показав пальцем:

– Вот он, этот ваш Печорин, стрелял в меня. Только порох у него был сырой. И кольчуга меня спасла, – с этими словами Казбич поднял свою одежду, продемонстрировав в свете сторожевого костра огромный синяк на груди. Пистолетная пуля, действительно, не пробила его тело, застряв в качественной кольчуге горца. Но, теперь он был без кольчуги. Видимо, сдал ее в ремонт.

– Как же так вышло, что тебя причислили к убитым в ауле? – спросил Максимыч.

– Я подговорил своих родственников, будто забрали меня из ущелья и похоронили высоко в горах, где у нас пасеки, и куда почти никто никогда отсюда не добирается, – сообщил Казбич. – Но сам я наблюдал все это время за тем, что происходило в ауле и вокруг него. Все очень плохо. Даже хуже, чем я думал. И теперь я хочу убить Кэлекута и Азамата. Мне надоело, что эти предатели своего народа продались англичанам.

Еще Казбич рассказал, что Мертон и Азамат поссорились с князем Асланом. Тот, узнав, что его сын напрямую связался с англичанами, а англичанин привел сюда отряд чеченцев, пришел в ярость. Из-за этого начался разброд в их лагерях. Потому и штурм нашей крепости они пока отложили. Не до того горцам сейчас, оказывается, раз даже между собой поладить не могут.

Таким образом, мы в крепости получили некоторую передышку. А еще через два дня прискакал курьер с известием, что к нам идет подкрепление. Целая казачья сотня. И под ее охраной находится в пути грузинский князь. Но не один, а вместе с прекрасной дамой, которую зовут Вера Дмитриевна.

Как только я услышал это имя от курьера, так в моей голове закрутились колеса мыслей: «Не та ли это женщина, с которой у прежнего Печорина был бурный роман? И, если та, то к чему же такое непонятное совпадение? И что оно сулит? Но, может ли такое случиться, что именно та самая Вера едет теперь в сторону Грузии в компании грузинского князя? Ведь она, кажется, совсем недавно была замужем за каким-то стариком. Или, быть может, тот старик умер, а Вера познакомилась уже с князем Гиоргадзе?» И на эти вопросы ответов у меня не имелось.

Подкрепление подошло к крепости на рассвете. К утру распогодилось, и казачья сотня, сверкая саблями и пиками в лучах рассвета, растянулась по дороге, а впереди на статном гнедом жеребце ехал сам князь Гиоргадзе. Рядом с ним, в легкой амазонке и широкополой шляпке с вуалью, гарцевала на белой лошади изящная женщина.

Я стоял на башне, вглядываясь вдаль сквозь подзорную трубу, которую я навел на всадницу. Сердце мое учащенно забилось, когда ветер приподнял край ее вуали, и я хорошо разглядел молодую блондинку. Она не выглядела красавицей, хотя черты ее казались вполне правильными. Аристократический овал лица, прямой нос, тонкие губы и очень белая кожа придавали ей вид надменный и неприступный. И мне показалось, что эта женщина обладает твердым характером. Возможно даже, решительным и холодным разумом с изрядной долей авантюризма, раз не побоялась пуститься в столь опасное путешествие по горным дорогам в это неспокойное время. И я терялся в догадках, что же скажу ей при встрече.

– Точно. Та самая Вера Дмитриевна… – проговорил я, опустив подзорную трубу и невольно сжимая свободной рукой рукоять кинжала.

Максим Максимович, стоявший рядом, удивленно покосился на меня, спросив:

– Ты ее знаешь, Печорин?

– Да… – ответил я, не отрывая взгляда от Веры. – И, кажется, это не сулит мне ничего хорошего.

Князь Георгий Гиоргадзе подъехал к воротам и приветственно поднял руку.

– Открывайте, друзья! Мы привезли вам не только подкрепление, но и припасы! За нами идет обоз!

Ворота скрипнули, и отряд въехал во двор. Вера грациозно слезла с лошади. Большие темные глаза блондинки встретились с моими, и в них мелькнуло что-то неуловимое – то ли радость, то ли тревога.

– Григорий Александрович… – произнесла она тихо, опустив взгляд. – Какая неожиданная встреча!

– Весьма неожиданная, – кивнул я.

Глава 16

Да, перед моими глазами находилась та самая Вера с родинкой на правой щеке! Я отлично помнил ее описания у Лермонтова. А тело Печорина хорошо запомнило ее совсем даже не по-книжному, снова желая обладать этой женщиной, как это уже бывало между ними раньше. Но, сейчас она была уже не с каким-то хромоногим старичком, а с самим князем Георгием Гиоргадзе, который являлся моим куратором, то есть, непосредственным начальником по линии тайной военной полиции, в которой я теперь служил параллельно своей основной армейской службе. И разве я мог позволить себе переходить дорогу подобному человеку? Но… печоринское тело требовало близости с этой Верой, хоть убейся об стену! И я ничего не мог с этим поделать, тем более, что Вера на вид была вполне в моем собственном вкусе: ее симпатичное личико и стройная фигурка с весьма немаленькой выпуклой грудью вызывали во мне чисто мужской аппетит.

Пока князь громко и радостно здоровался и обнимался с Максимом Максимовичем, я улучил момент, перекинувшись с Верой несколькими фразами.

– Вы все хорошеете! – начал я с комплимента. – И я вижу, что вы приобрели уже здоровый цвет лица, а то, признаться, я сильно волновался в прошлую нашу встречу на водах за ваше самочувствие, боясь, что у вас разовьется чахотка или что-то в этом роде.

Она улыбнулась, громко проговорив:

– Как выяснилось, в моем плохом самочувствии был виноват сырой климат Санкт-Петербурга, а климат Кавказа, напротив, благотворно повлиял на мое здоровье. И потому сейчас я больше не чувствую себя больной.

А потом Вера сверкнула глазами и добавила очень тихо, чтобы все остальные обитатели крепости, восторженно приветствующие в этот момент грузинского князя, не услышали:

– Знайте, Печорин, что мой старенький второй муж не перенес того известия о нас с вами и скончался в дороге, едва мы с ним немного отъехали. Пришлось вернуться и похоронить его в Пятигорске. И теперь я дважды вдова, и должна бы ходить в трауре. Но, как видите, траур носить я не стала. А вместо этого задержалась на водах и познакомилась с грузинским князем. И он был очень любезен пригласить меня с собой в путешествие в его родную Грузию. Отсюда мы с ним поедем дальше в Кутаис, а потом – в Тифлис.

После этого она отошла от меня и подошла к князю, который сразу же представил ее Максиму Максимовичу, как путешествующую вдову отставного генерала Семена Васильевича Голицына, Веру Дмитриевну.

Князь Гиоргадзе, как человек деятельный, сразу же собрал маленький военный совет из тех, кто был в курсе происходящего противостояния на тайном фронте. В штабном помещении внутри крепостной цитадели собрались я, Максим Максимович и Вулич, который, несмотря на рану и лихорадку, отказался оставаться в постели по случаю приезда князя. Хотя и выглядел наш серб пока очень неважно, будучи избитым горцами. Хорошо еще, что в той волчьей яме, куда мы с ним вместе упали во время обмена, казаки заранее подложили мешки с соломой.

Князь разложил на большом столе карту местности и без лишних слов приступил к делу.

– Англичанин Мертон – вот сейчас ключевая фигура в этой игре против нас, – сказал он, водя пальцем по карте. – Он не просто снабжает горцев оружием, он согласовывает действия против нас не только с местными, но и с чеченцами, не говоря уже о турках и самих англичанах. Если мы устраним этого шпиона, связь между чеченцами и англичанами разорвется, а черкесы останутся без поставок английского вооружения.

– Но, как его достать? – хрипло спросил Вулич, придерживая свою больную опухшую руку здоровой. – Английский лейтенант теперь знает, что мы его разоблачили, и будет очень осторожен.

– Он все еще заинтересован в Кэлекуте, потому что за ним стоит сильный горский клан, имеющий большое влияние на князя Аслана, – заметил я. – Даже если Мертон догадался, что мы подменяли узника ряженым при обмене на Вулича, он не может быть уверен, что Кэлекут мертв. А значит, он попытается освободить его снова.

– Мертон может, например, попробовать опять подкупить кого-нибудь в нашей крепости, вроде того денщика Андрея, который стал жертвой Никифорова, – добавил Максим Максимович.

Вулич кивнул, проговорив:

– Значит, нам нужно сделать так, чтобы Мертон сам пришел к нам.

Князь Гиоргадзе хищно улыбнулся, сказав:

– А если предложить ему интересный обмен?

Все повернулись к нему.

– Какой обмен? – нахмурился Максимыч.

Но, князь продолжал развивать свою мысль вслух:

– Вы говорите, что он очень ценит Кэлекута. Но что, если предложить ему что-то более ценное, что понравится англичанину еще больше?

– Например? – спросил Вулич.

– Красивую женщину! – воскликнул князь.

В штабе воцарилось молчание.

– Вы шутите? – резко спросил я, сообразив уже, на что он намекает.

– Нисколько! – князь спокойно сложил руки на груди и окинул нас холодным и циничным взглядом хищника. – Я знаю, как мыслят такие люди, как Мертон. Он авантюрист, но не глупец. Если ему предложить сделку, в которой он получит, скажем, симпатичную заложницу высокого положения, он не устоит.

– И кого вы предлагаете в качестве приманки? – переспросил Максим Максимович.

– Я предлагаю разыграть один маленький спектакль, – князь улыбнулся во весь рот безжалостным оскалом коварного и свирепого тигра, продолжая объяснять. – Пусть Мертон думает, что эта молодая вдова Вера Дмитриевна, которая приехала вместе со мной, – очень важная персона, связанная с высшим русским командованием в Петербурге. А она и вправду дочь очень высокопоставленного лица. Так что он может даже навести справки и все подтвердить. И, узнав об этом, Мертон, наверняка, захочет выкрасть ее, чтобы потом обменять на Кэлекута. К тому же, я думаю, что она понравится ему, как мужчине, потому он обязательно клюнет на эту удочку.

Я сжал кулаки. Эта женщина сводила меня с ума, а ее собирались принести в жертву англичанину! Все указывало на то, что сам Гиоргадзе не питает к Вере никаких чувств, что взял ее с собой в дорогу, наобещав симпатичной вдове что-то романтическое, может даже любовь до гроба, но только именно ради того, чтобы с ее помощью отловить англичанина, как рыбак берет с собой на рыбалку червяка. Только сейчас этим рыбацким червяком стала Вера! И я понимал, что с одной стороны план князя выглядел безумным. Но, с другой, – он вполне мог сработать!

– А если Мертон ее убьет? – спросил Вулич, массируя шишку на лбу, которой наградили его горцы.

Князь задумался, затем медленно пожал плечами и произнес:

– Это риск, господа, но игра стоит свеч! Но, уверяю вас, что англичанин не станет убивать женщину. Он попытается использовать ее. И только. Но и мы тоже используем ее. Против него.

Я резко встал и высказал недовольство:

– Это безумие! Вы предлагаете бесчестно использовать женщину в вашей авантюре без всякого ее согласия!

– Не забывайтесь, прапорщик Печорин! – попытался осадить меня Максим Максимович.

– Нет! – Я ударил кулаком по столу. – Только не это! Надо найти другой способ подобраться к Мертону!

Князь спокойно взглянул на меня. Его выдержке можно было позавидовать, когда он спросил прямо:

– Вы боитесь за нее, Григорий Александрович? Эта женщина дорога вам?

И я отвел глаза, пробормотав:

– Да, я давно знаком с Верой Дмитриевной, еще с Петербурга, и не хочу, чтобы с ней случилось нечто плохое.

– А почему вы думаете, что она не согласится? Уверяю вас, что Вера Дмитриевна по характеру авантюристка и очень любит всякие романтические приключения. Вот я и подумал, достаточно пообщавшись с ней в Пятигорске, что можно обеспечить даме еще одну интересную авантюру. Но с пользой для всех нас.

Я замер. Взгляд желто-карих тигриных глаз князя был спокоен, но в нем блестела сталь.

А Максим Максимович лишь вздохнул, проговорив:

– Хорошо. Тогда обсудим детали.

План князя был очень прост: Вера «случайно» попадет в руки горцев, после чего англичанин спасет ее, а мы предложим ему обмен – Веру на Кэлекута. Мертон должен будет явиться лично на встречу с князем Гиоргадзе, не ведая о том, что перед ним не проезжий гражданский человек, желающий выручить свою женщину, а свирепый и расчетливый воин невидимого фронта. И тогда наш князь схватит англичанина живьем, устроив тому гарантированную западню. Но, я не доверял этому плану.

Когда наше оперативное совещание тайной военной полиции в штабе крепости закончилось, Вулич снова потащился в лазарет к фельдшеру на очередную перевязку, а я оставил Максимыча и Гиоргадзе, чтобы они могли переговорить с глазу на глаз, как начальник с начальником, и пошел искать Веру. Вскоре я нашел ее в саду нашей маленькой горной деревеньки, расположенной на склоне, нависающем над крепостью. Снова моросил грустный осенний дождик, но Вера сидела под навесом на скамейке в теплом светло-сером шерстяном платье и читала под ритмичный звук капель какую-то книжку, глядя на горы и ожидая, когда же наступит время обеда. С дороги, конечно, всех приехавших покормили по распоряжению коменданта, но, похоже, это не полностью удовлетворило аппетит блондинки.

Я опустился на соседнюю деревянную лавку. Несколько минут я и она сидели друг против друга в неловком молчании, затруднительном для обоих. Я пристально смотрел на эту красивую женщину, тщетно стараясь угадать ее тайные мысли. Но, она по-прежнему молчала, продолжая делать вид, что увлечена чтением. А я отчетливо понимал, что она чувствует себя, что называется, не в своей тарелке, озабочена и взволнована.

Ее глаза передавали противоречивые эмоции. Они то тускнели, то блестели, губы то улыбались, то нервно сжимались, а щеки то краснели, то бледнели. И мне даже показалось, что она вот-вот заплачет. Но, я не очень понимал причину этого ее беспокойства и смущения. Возможно, девушку одолевали не слишком приятные чувства. Еще бы! Так неожиданно встретить в далеких краях человека, который знал некоторые прошлые ее интимные тайны, и который имел право, а потому, вполне вероятно, мог ее в чем-то упрекнуть. И она почему-то опасалась услышать этот упрек от своего бывшего любовника…

Впрочем, я вовсе не привык толковать женские взгляды и эмоции в свою пользу. И потому делал вид, что не помню ничего о былом. Впрочем, так оно и было. Я знал о прежних отношениях Печорина с Верой только из текста Лермонтова, из письма, найденного в шкатулке, да из отрывочных дневниковых записей. Сам я любовь к ней никогда прежде не мог испытывать, поскольку раньше меня в этом времени просто не существовало. Вот только, мне всегда нравилась заочно эта книжная героиня, да и тело на нее сейчас реагировало недвусмысленно…

– Рад нашей нежданной встрече, княгиня! Извините, что я еще не успел поздравить вас с новым титулом генеральской вдовы, – проговорил я наконец, и мои слова прозвучали нелепо.

– Не с чем поздравлять, Жорж. Похоронив двух мужей, я чувствую себя невероятно старой, хотя мне нет еще и двадцати пяти, – ответила Вера, оторвав взгляд от своей книжки.

– Вы счастливы с этим князем Гиоргадзе? – прямо спросил я, отбросив все условности.

Она склонила голову набок и, прищурившись, проговорила:

– Я счастлива уже хотя бы тем, что не одинока. Ведь вы оставили меня… А еще мое счастье составляет это удивительное путешествие между гор Кавказа. Тут такие восхитительные пейзажи даже осенью! И я никогда не бывала в Грузии, а там у Георгия живут влиятельные родственники. Он и сам очень богат. Сказал мне, что у него много виноградников и виноделен…

– Так вы с ним из-за богатства? – перебил я.

Вера смутилась, но проговорила вполне уверенно, даже немного возмущенно:

– Вовсе нет! Как вы могли такое подумать, Жорж? Я от двух покойных мужей получила огромное состояние! И я не нуждаюсь ни в чем… Но, согласитесь, виноградники и свое вино – это весьма романтично!

Заметив, что читала она ни что иное, а первое издание «Евгения Онегина» 1833 года, я сказал:

– Ну, если вы верите в романтику Кавказа, то могу сообщить вам, что я сам в этих краях сделался поэтом.

– Неужели? Это так на вас не похоже, Жорж! – удивилась Вера и тут же попросила, чтобы я прочитал ей что-нибудь из сочиненного.

И я начал цитировать наизусть Блока, бессовестно выдав его стихотворение за свое:

'Ушла. Но гиацинты ждали,

И день не разбудил окна,

И в легких складках женской шали

Цвела ночная тишина.

В косых лучах вечерней пыли,

Я знаю, ты придешь опять

Благоуханьем нильских лилий

Меня пленять и опьянять.

Мне слабость этих рук знакома,

И эта шепчущая речь,

И стройной талии истома,

И матовость покатых плеч…'

К моему удивлению, на Веру эти поэтические строки произвели такое впечатление, что она положила книжку на скамейку, встала, подошла ко мне вплотную и прошептала: «Поцелуй меня». И только я обнял ее, и наши губы соприкоснулись, как наше общение прервали шаги, послышавшиеся за углом дома. То оказался мой денщик. Иван искал меня, чтобы позвать к обеду, который устраивал Максим Максимович в честь прибывших.