Текст книги "Приключения Печорина, героя из нашего времени (СИ)"

Автор книги: Августин Ангелов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 19

Едва мы вернулись в крепость, как наши дозорные доложили, что со стороны аула и не только оттуда, а и по окрестным горам, где накануне были замечены лагеря и многочисленные костры, движутся черкесские всадники. Направление все они выбирали одно и то же, стремясь к нашей крепости. Ничего хорошего нам это не сулило, поскольку горских всадников наши казаки насчитали много. Не меньше пяти сотен. И, судя по всему, эти всадники повиновались князю Аслану, явившись на его призыв.

Впрочем, об этом мне недавно уже писал английский шпион в своей анонимной записке, желая меня запугать, чтобы попробовать переманить на свою сторону. Но, как видно, угрозы лейтенанта Мертона оказались не пустыми. С дозорной площадки надвратной башни мне было отлично видно, как из долины и с гор подходили все новые отряды горцев, которые ощетинились ружьями и пиками. А в отдалении, но уже гораздо ближе к крепости, чем раньше, горцы расставляли свои походные шатры, сшитые из козьих кож. И воины продолжали прибывать к ним весь остаток дня.

Еще до захода солнца наша крепость уже была окружена полевыми лагерями черкесов, придвинутыми не ближе дальности стрельбы наших шестифунтовых орудий. Горцы явно имели представление о том, на какое расстояние бьет русская артиллерия. Потому опасались пока приближаться к крепостным стенам большими массами, но враждебные намерения они демонстрировали нам уже не стесняясь, перерезав все дороги, ведущие в крепость. Фактически, начиналась самая настоящая осада.

– Похоже, Мертон был прав. Князь Аслан все же рискнул вывести против нас свои войска, – сказал я, опустив подзорную трубу.

Вулич, стоявший рядом со мной, взял у меня нехитрый оптический прибор, тоже прищурил левый глаз, взглянув сквозь окуляр правым, и воскликнул:

– Трудные дни нам предстоят, Печорин!

Серб чувствовал себя уже получше. Его длинная рана на левой руке снова поджила, а лихорадка отступила. Но, душевная травма из-за потери Бэлы причиняла ему такую сердечную боль, что настроение у Вулича оставалось весьма мрачным. И он мог общаться только со мной, не желая разговаривать с другими офицерами. Даже с Максимом Максимовичем. Ведь Вуличу казалось, что это именно комендант виноват в похищении Бэлы Казбичем, раз не отдал приказ солдатам ходить за ней следом по крепости, контролируя каждый шаг девушки.

Едва солнце зашло за горы, и первые сумерки опустились над долиной, как горцы начали зажигать костры. Их огни, словно яркие оранжевые звезды, усеяли и низину вдоль речки, и все ближайшие горные склоны, создавая иллюзию бесчисленного враждебного войска вокруг нас. Но, я полагался на донесения своих казаков-разведчиков, что черкесов пока не более пяти сотен. А это не так уж и много против нашего гарнизона, сидящего внутри укрепления и имеющего пушки. Однако, если к ним подойдут подкрепления, то ситуация сделается по-настоящему опасной…

– Печорин, – хрипло проговорил Вулич, снова вглядываясь в подзорную трубу. – Там, у крайнего шатра, знамя с полумесяцем. Тут не просто черкесы задумали осадить нашу крепость, а еще и турки.

Я усмехнулся.

– Значит, князь Аслан нашел себе какого-то турецкого союзника. Любопытно, не убедил ли его переметнуться от англичан к туркам этот беглый Кэлекут?

– За ним стоит сильный клан? Не так ли? – переспросил Вулич.

– Ну, или кто-то еще. Может, турецкая разведка, – проговорил я, не зная, разумеется, истины.

Внизу на стене под башней, на которой мы находились, над крепостными воротами уже кипела работа. Солдаты и казаки устанавливали там на треноги медные котлы, в которых предстояло кипятить воду, чтобы лить ее на головы осаждающих, если полезут. А то, что враги полезут именно со стороны ворот первым делом, так в том никто и не сомневался, поскольку место это выглядело самым уязвимым. Ведь тот, кто строил крепость, не предусмотрел никакого подъемного моста!

Вместо него перед воротами располагалась площадка размером, примерно, сто на сто пятьдесят шагов, оборудованная из препятствий лишь волчьими ямами, а уже за ней находился каменный мостик, построенный через реку. И возле этого мостика не имелось даже никакого укрепления, вроде барбакана, как у всех солидных крепостей, а стоял лишь навес на деревянном каркасе, который обозначал наш пропускной пункт. Вот только, объехать его на коне, или даже обойти невысокий мостик пешком, никакого труда не составляло, потому что речка в этом месте выглядела совсем мелкой, растекаясь между камнями, по которым ее можно было пересечь, не замочив ног. И потому горная речка не выглядела сколько-нибудь серьезной преградой на направлении к крепостным воротам. Если с обеих сторон от ворот крепостные стены стояли, хотя бы, на небольших речных обрывах речной излучины, то там, где находился главный крепостной вход, даже такого препятствия не имелось. И предвратный плац достаточно полого спускался к самой воде.

Поэтому комендант уделял укреплению участка перед воротами наибольшее внимание. И сейчас Максим Максимович тоже лично командовал там подготовкой к обороне. Под его надзором на угрожаемых местах солдаты ставили дополнительные баррикады, готовили запасы пороха, носили ведрами воду, набирая ее в бочки, расставленные на стенах. И не только для кипячения и поливания супостатов, но и на случай пожара. Максимыч хрипло отдавал команды, но в его голосе не было страха, а лишь усталая решимость.

– Скорее всего, они не станут штурмовать ночью, – пробормотал Вулич. – Но, к утру наши дела будут плохи…

– Может, к утру они попробуют договориться? – предположил я. – Князь Аслан не выглядит дураком. Он знает, что штурм будет стоить ему половины людей. Потому я думаю, что его горцы попытаются взять нас измором или хитростью. Они могут попытаться выторговать для себя что-то.

– А если их хитрость не сработает? – усомнился серб.

Я посмотрел в сторону долины, где среди огней мелькали тени всадников, которые все еще продолжали приезжать по зову своего князя. Потом проговорил:

– Тогда будет кровь, Милорад. Вряд ли мы тоже станем сидеть, сложа руки, и не попытаемся прорвать осаду с помощью вылазок.

Вулич посмотрел на меня тоскливо и произнес:

– Вот что я попрошу тебя сделать, Гриша. Если меня снова ранят, и я не смогу больше сражаться, когда враги ворвутся в крепость, дай слово, что пристрелишь меня. Я не желаю сдаваться в плен. Лучше умру.

И мне пришлось уверить серба, что сделаю это. Лишь бы он хоть немного успокоился.

Еще до того, как солнце за горами совсем село, к крепости подъехал всадник под белым флагом. Высокий, в кольчуге и черной бурке, он держался с холодным достоинством.

– Кто это? Ты его видел раньше? – спросил Вулич.

– Нет. Не Кэлекут и не Азамат, – ответил я. – Но явно посланник князя Аслана.

Комендант приказал спросить, чего он хочет, что предлагает под белым флагом? Тот ответил, а наш переводчик из казаков тут же принялся переводить:

– Говорит, что князь Аслан предлагает нам почетную капитуляцию. Все, кто сложит оружие, будут отпущены в русские земли. Кто откажется…

– Что? – резко спросил Максимыч.

– … Того ждет страшная смерть.

Тишина повисла на мгновение, а затем комендант рассмеялся, сказав казаку:

– Переведи ему, пусть передаст своему князю, что русские крепости не сдаются.

Горец даже не изменился в лице, лишь слегка наклонил голову и сказал:

– Тогда завтра на рассвете князь Аслан прикажет начать штурм.

Он развернул коня и ускакал так же спокойно, как и прискакал.

– Возможно, это уловка, чтобы усыпить нашу бдительность до рассвета. Они могут попытаться тихонько подойти ночью к стенам, – сказал я, глядя, как горский гонец уезжает обратно в черкесский лагерь. – Или они задействуют своего предателя внутри нашей крепости.

– Предателя? – нахмурился Вулич.

– Да. Кто-то же выпустил Кэлекута, чтобы этот проклятый Кэлекут подговорил князя все-таки напасть на нас! И, возможно, у врагов здесь в крепости до сих пор есть шпионы, которых мы не раскрыли.

Вулич задумался, проговорив:

– Кто же это?

Я пожал плечами, пробормотав:

– Узнаем. И очень скоро. Вражеские лазутчики непременно проявят себя, когда начнется штурм.

С наступлением темноты комендант приказал разжечь со всех сторон от крепости в сотне шагов от стен дозорные костры, между которых патрулировали казаки. Усиленные ночные караулы должны были уловить малейшую попытку врагов пробраться за линию этих костров. Как только казаки поднимут тревогу, врагам не поздоровится. Штабс-капитан приказал бдеть. Потому на стенах в эту ночь сидели самые меткие из наших застрельщиков, вооруженные трофейными английскими винтовками с удлиненными стволами, которые мы конфисковали у турецких контрабандистов.

Несмотря на растущую угрозу, жизнь в крепости продолжалась. И князь Гиоргадзе пригласил офицеров на ужин. Вулич там немного отвлекся, присоединившись к игре в карты с самим князем и с поручиками Зебургом и Друбницким. А я все искал возможности уединиться с Верой хотя бы на пару слов. Мне хотелось видеть ее. И с этим своим желанием я ничего не мог поделать.

Ужин у князя Гиоргадзе проходил в тесной, но уютной горнице дома на склоне горы, нависающей над крепостью и защищенной с двух сторон и с тыла неприступными скалами от возможных атак. Тем не менее, на скалах посты с нашими меткими застрельщиками тоже были расставлены. На всякий случай. Потому офицеры чувствовали себя настолько спокойно, насколько спокойными можно вообще чувствовать себя в подобной обстановке, когда враги окружили крепость и собираются ее штурмовать.

На столе у князя стояли бутылки с грузинским вином, которые он привез в своем обозе. Угощения Гиоргадзе тоже выставил грузинские. Его личный повар приехал с князем, чтобы баловать своего хозяина кушаньями по первому требованию. Потому нам подали много чего интересного и вкусного: большие хинкали, посыпанные перцем; пряное сациви из курицы с измельченными грецкими орехами; шашлык мцавади с томатным острым соусом сацебели. А еще чахохбили, лобио и пхали. Но больше всего мне понравились рулетики из баклажанов, начиненные сыром и орехами. Все приглашенные ели и пили, стараясь не думать о завтрашнем дне, но напряжение витало в воздухе. Вулич, несмотря на свою меланхолию, увлекся на этот раз карточной игрой и даже выиграл у Друбницкого пару червонцев.

Я же сидел в углу, прислушиваясь к разговорам и поглядывая на дверь. Вера должна была вот-вот войти – князь пригласил и ее, но она задерживалась, долго переодеваясь в вечернее платье с помощью всего лишь одной служанки, которая сопровождала ее, прибыв в крепость с обозом.

– Печорин, ты сегодня мрачнее тучи, – окликнул меня Георгий Гиоргадзе, подливая вина. – Или боишься завтрашнего дня, или ждешь чего-то?

Я усмехнулся:

– И то, и другое, князь. Но больше второе. Жду развязки всего этого противостояния с черкесами.

Он засмеялся, но тут дверь открылась, и в комнату вошла Вера. Она была бледна, но держалась с привычным спокойствием и достоинством. А бордовое бархатное платье с широким декольте великолепно сидело на ее фигуре, подчеркивая одновременно и тонкую талию, и пышную грудь. Взгляд ее сразу нашел меня. И в глазах ее я видел тревожность. Она села на пустой стул между мной и князем. Но, Гиоргадзе внезапно поднялся из-за стола и куда-то вышел.

И Вера, улучив момент, встревожено спросила меня:

– Я слышала, что нас окружили, и завтра будет штурм крепости горцами. Это правда?

– Да, – кивнул я. – И, если враги ворвутся внутрь, ты должна успеть уйти.

– Куда? – она горько усмехнулась. – Как я уйду, Жорж, если крепость окружена?

– Есть подземный ход. Старый, забытый. Я узнал о нем только в тот момент, когда мы с Максимом Максимовичем искали, каким путем мог проникнуть тот лазутчик, что выпустил Кэлекута. Ход ведет от каземата, где сидел этот Кэлекут, к зарослям у реки. Надеюсь, что так ты сможешь оказаться за линией осады.

Она покачала головой:

– Я не убегу без тебя.

Я сказал, сжав ее руку:

– Пойми, у нас разные пути, Вера. Я человек военный. И потому мой долг погибнуть, защищая Отечество. Тебе же здесь нечего делать, когда враги пойдут на приступ. Тебя они точно не пощадят. А в горах есть все-таки шанс спрятаться и выжить. Хотя и это совсем непросто…

Она посмотрела на меня с вызовом, проговорив резко:

– Ты думаешь, Жорж, что я смогу просто так уйти, зная, что тебя здесь убьют? Нет! Я буду с тобой до конца!

Я хотел ответить, но в этот момент вернулся князь вместе с Максимом Максимовичем. И оба они выглядели встревоженными. А штабс-капитан объявил:

– Господа офицеры, прекратить пирушку! Все на стены!

Я кивнул и, бросив последний взгляд на Веру, поспешил за остальными.

Глава 20

Когда мы подошли, над крепостными воротами на стене поднялась суматоха. Казаки там что-то кричали, указывая в сторону вражеского лагеря.

– Что случилось? – спросил я у ближайшего унтер-офицера.

– Там кто-то идет в темноте, ваше благородие! Солдаты видели тени у реки! – доложил урядник.

Поднявшись на башню, торчащую над аркой ворот, я всмотрелся в темноту, а потом, уловив какое-то движение там, куда показывали казаки, поднес к глазам подзорную трубу. В свете наших дозорных костров возле реки действительно мелькнули тени двух человек. Они осторожно крались под обрывом вдоль берега, стараясь оставаться в темноте. Со стен угол обзора не позволил бы их хорошо рассмотреть, но сверху, с высоты башни, мне удалось разглядеть силуэты при помощи оптики.

– Лазутчики, – пробормотал я. – Пробуют, наверное, подобраться ближе к стенам.

Но, что-то было не так. Они двигались не от черкесского лагеря, а к нему с нашей стороны!

– Дай-ка взглянуть! – Вулич выхватил у меня оптический прибор и сам уставился в окуляр. Потом проговорил:

– Не похожи на горцев. Мундиры наши. Это солдаты из крепости!

Я резко повернулся к нему, высказав свою догадку:

– Там предатели! Они бегут к горцам!

Вулич не ответил. Вместо этого он схватил длинную английскую винтовку у ближайшего казака-застрельщика и прицелился. Выстрел грянул в ночи. Одна из фигур рухнула. Вторая бросилась бежать. Но, другие наши стрелки уже открыли огонь вслед за Вуличем.

Через несколько долгих мгновений все было кончено. Перебежчики упали и больше не шевелились. Мы спустились к реке и нашли сначала одно тело – это оказался рядовой Матвей Гордеев, один из солдат роты Друбницкого. И он был мертвее некуда, поскольку пуля снесла ему часть головы. А недалеко от него лежал с пробитой грудью еще один солдат, сослуживец Гордеева – рядовой Василий Кирилов. И рядом с его телом валялся какой-то сверток.

– Похоже на письма, – пробормотал Вулич, разворачивая бумаги в темноте, разбавляемой лишь светом дозорных костров. – Надо отнести к коменданту.

Но, это оказались не письма, а перерисованные карандашом чертежи нашей крепости с отмеченными слабыми местами, расположением пушек, запасами пороха и продовольствия.

– Похоже, эти двое и выпустили Кэлекута, – сказал я. – Но, расслабляться рано. Возможно, что кто-то еще из пособников предателей остался внутри крепости.

Вулич мрачно кивнул.

А умирающий внезапно открыл глаза и прошептал:

– Завтра будет не только штурм… Начнется еще и бунт… Ваших благородий свои же солдаты поднимут на штыки…

Так он и умер, захрипев, закашлявшись собственной кровью, задергавшись в агонии, но не сказав больше ничего. Ночь прошла в тревожном ожидании. Я не сомкнул глаз, проверяя посты и наблюдая за вражеским лагерем. Горцы тоже не спали. Их костры горели до самого утра.

А на рассвете, как и обещал посланник князя Аслана, раздался первый выстрел. То был сигнал к атаке. Его подала легкая трехфунтовая горная пушка, которую враги подтащили по контрабандным тропам, как и те две, которые мы заполучили в прошлый раз вместе с вражеским оружейным караваном. Маленькое ядро ударило в башню над воротами, разорвавшись на несколько кусков, и каменная крошка посыпалась на головы солдат. И следом еще три подобные пушки выпустили свои ядра по крепости.

– К оружию! – закричал Максим Максимович.

Крепость проснулась. С первыми лучами солнца начинался штурм. Грохот горных пушек разнесся над крепостью, и почти сразу же в ответ загрохотали наши шестифунтовые орудия. Ядра и картечь полетели в сторону черкесских огневых точек и всадников, уже скачущих к стенам. Но, враг не был глуп – они наступали не сплошной массой, а рассыпались мелкими группами, используя складки местности и надвигаясь одновременно с разных сторон.

– Они осторожничают, – пробормотал Вулич, стоя рядом со мной на стене.

Я кивнул:

– Похоже, горцы учли свои прошлые поражения. Не лезут, как бараны под нож, на наши пушки, а рассредоточиваются.

– Или ими командует кто-то опытный, – предположил серб.

Горские стрелки залегли в кустах у реки, откуда начали обстреливать наши позиции на стенах из английских винтовок. Пули защелкали по камням бастионов, и один из канониров рухнул с пробитым виском.

– Огонь! – скомандовал наш главный артиллерист Зебург.

И пушки выплюнули очередную порцию картечи по кустам, откуда велась прицельная стрельба. Похоже, попали. Во всяком случае, оттуда больше не стреляли. А наши казаки и солдаты тоже открыли стрельбу со стен. Крепостные стены и бастионы заволокло пороховым дымом. Но, черкесы укрывались от нашего огня мастерски, прячась за ближайшими холмиками, спешиваясь, и снова выскакивая неожиданно, уже в роли пехотинцев, идущих на штурм. А тем временем из-за скал, вплотную к которым примыкали крепостные стены с двух сторон, показались новые фигуры врагов. Пешие горские воины в кольчугах и шлемах тащили длинные штурмовые лестницы.

В этот момент раздались крики со двора крепости. Я разобрал типично русские слова: оскорбления и ругательства в адрес наших офицеров.

– Что за черт? – обернулся Вулич.

Мы бросились к внутренней стороне стены и увидели, как группа солдат, человек двадцать, сбилась в кучу у складов провианта. Они что-то кричали, размахивая ружьями с примкнутыми штыками.

– Похоже на бунт! – воскликнул я, подумав о том, что последние слова умирающего перебежчика оказались правдой.

Один из солдат – высокий, коренастый старослужащий со шрамами на лице, выступил вперед и заорал:

– Довольно нам гибнуть за этих барчуков! Черкесы обещают всем, кто сложит оружие, жизнь и долю вольную! А тем, кто принесет голову офицера, они заплатят золотом!

– Молчать, изменник! Декабриста мне тут решил из себя показать? – прогремел голос Максима Максимовича. Он выхватил пистоль и выстрелил в воздух. – А ну, назад в строй, или расстреляю на месте!

Но, бунтовщики не отступили. Наоборот, они угрожающе подняли ружья. И отступить за угол склада пришлось уже штабс-капитану.

– Ваше благородие! – прокричал мне один из унтеров, – это третий взвод, там служили перебежчики Гордеев и Кирилов… Они еще вчера роптали, что пайку урезали.

Я вспомнил, что Максимыч, действительно, недавно отдал такое распоряжение, чтобы начать сразу экономить припасы, едва горцы обложили нашу крепость со всех сторон. И я понял: страх осады и голода, вместе с льстивыми обещаниями горцев, сделали свое дело, настроив солдат против офицеров. Ситуация грозила стать катастрофической. Снаружи черкесы продолжали штурм, а внутри солдаты подняли мятеж. Если бунтовщики откроют ворота, тогда нам не удержаться…

Я крикнул сербу:

– Вулич, бери казаков и усмиряй бунт! А я останусь здесь защищать стену!

Милорад, хоть и был старше меня по званию, но охотно подчинился. Кивнув, он бросился вниз по лестнице, выкрикивая приказы своим казакам, собирая их вокруг себя. А в этот момент враги уже подобрались к самым стенам. Первые штурмовые лестницы, грубо сработанные из жердей, связанных вместе, с глухим стуком прислонились к стенам. И пешие черкесы быстро полезли по ним наверх. Увидев это, я разрядил оба пистолета в сторону штурмующих, а потом, выхватив шашку из ножен, повел за собой защитников по стене к угрожаемому участку.

А Зебург все командовал на бастионах:

– Еще картечью! Огонь!

Пушки грохотали. Вражеские легкие горные орудия нашим артиллеристам быстро удалось подавить своим огнем. И штурмующие явно несли серьезные потери. Но те из горцев, которые уже оказались слишком близко к стенам, в слепой зоне, где залпы пушек не могли достать их, продолжали свои попытки штурмовать крепостные стены.

Один из казаков, раненый в плечо и бледный, как смерть, обернулся ко мне, крикнув:

– Сзади, ваше благородие!

Я развернулся как раз вовремя, чтобы рубануть шашкой усатого черноглазого воина, вылезающего на стену с еще одной лестницы. Он был в кольчуге с короткими рукавами. Мой удар рассек ему левую руку от кисти до локтя, и кровь брызнула мне в лицо, когда мой денщик Иван свалил супостата ударом приклада. Железный шлем-шишак спас голову врага, но, он все-таки упал, не лишившись сознания и ругаясь по-турецки. Казаки сразу навалились на него, связав и взяв в плен. Как выяснилось, то был не черкес, а турок! И мне сразу стало понятно, кто надоумил черкесов применить штурмовые лестницы: турки, конечно!

Со двора раздался новый гул голосов. Со стороны казармы вырвался взвод солдат с примкнутыми штыками. Впереди бежал поручик Друбницкий. Размахивая саблей, он кричал:

– За царя и Отечество! Ура!

Вместе с поручиком рванулись вперед те солдаты из его роты, кто остался верен присяге. Друбницкий и его бойцы ударили в тыл бунтовщикам. И мятежники, не ожидая такого поворота, дрогнули. Вулич с казаками довершил дело. Через четверть часа мятеж внутри крепости был подавлен.

Но, за это время на стенах уже завязалась рукопашная. Первые горцы, ловкие как кошки, перемахнули через каменный парапет. Я бросился вперед, орудуя шашкой направо и налево. К счастью, тело Печорина отлично сохранило этот навык отчаянного рубаки. И тут на подмогу ко мне на стену подоспел Вулич с казаками. Как раз вовремя. Залп грянул во врагов, лезущих на стены. И я мельком увидел, как супостаты, потеряв весь свой передовой отряд, заколебались, а потом начали отступать. Поняв, что первый штурм провалился, как и мятеж внутри крепости, на который у горцев явно имелся серьезный расчет, князь Аслан приказал своим отходить.

Когда все стихло, крепость представляла собой печальное зрелище: повсюду убитые, раненые, кровь на стенах и под ними. Я понимал, что враги вернутся. Но и мы снова будем их ждать на стенах.

Максим Максимович, голова которого была оцарапана вражеской пулей и замотана в окровавленную повязку, подошел ко мне. Несмотря на бессонную ночь и ранение он выглядел довольным, воскликнув:

– Ну, что, Григорий Александрович, отбились?

– Да, на этот раз, кажется, пронесло. Но, что будет на следующий? – мрачно сказал я.

Штабс-капитан не ответил, направившись к лазарету. Но Вулич, подбежав к коменданту, указал на связанных бунтовщиков, спросив:

– Что с ними делать?

– Расстрелять! – коротко сказал штабс-капитан. – Предателям нет прощения!

Я не стал спорить. На войне действуют законы войны. И это нормально, хотя они и кажутся слишком свирепыми гражданским людям. Но, в боевой обстановке от выполнения этих суровых правил зависит сама возможность победить.

День после отражения первого штурма выдался тревожным. Мы с Вуличем обходили посты, проверяя раненых и подсчитывая потери. Бунт внутри крепости удалось подавить, но тревожный осадок остался. Сколько еще солдат втайне сочувствовали мятежникам? Кто мог быть следующим предателем?

– Надо усилить караулы, – пробормотал серб, закуривая трубку. – И не только у ворот.

– Боюсь, что это не спасет, – ответил я, глядя в сторону черкесского лагеря. – Если среди нас есть еще изменники, они найдут способ передать сведения врагу.

Вулич хмыкнул:

– Тогда, может, стоит устроить провокацию?

Я насторожился:

– Что ты имеешь в виду?

– Подбросить ложные сведения. Пусть горцы клюнут и полезут туда, где мы их встретим.

Мысли серба были не лишены логики. Но времени на такие тонкие интриги не оставалось – враг не собирался ждать. Вскоре дозорные заметили движение в лагере противника. На этот раз горцы не спешили с атакой. Вместо этого они начали возводить какие-то сооружения.

– Что это? – прищурился Вулич, вглядываясь вдаль.

Я поднес подзорную трубу к глазу и увидел, что на другой стороне речки среди деревьев леса, покрывающего противоположный склон, мелькали фигуры людей, тащивших бревна. И я поделился с Вуличем:

– Они умеют делать не только осадные лестницы. Мне кажется, они строят капониры для своих легких полевых пушек, чтобы потом подтащить их поближе.

– Это… те самые пушки, которые им дали англичане? – прошептал серб.

– И турки, – ответил я. – Но, кажется, несколько их трехфунтовых орудий наша артиллерия подавила.

– Не все, – сказал Вулич. – Похоже, у горцев появилось достаточное количество подобных горных пушек. Если это так, то наши стены долго не продержатся.

– Что ж, значит нам нужно готовиться к вылазке, чтобы не дать черкесам оборудовать позиции для своей артиллерии, – сказал я.

Вскоре в штабном помещении крепости собрались офицеры. Максим Максимович, хмурый и усталый, разложил на столе карту местности.

– Горцы строят батареи, – сказал он, тыкая пальцем в точки напротив наших стен. – Если они подтянут туда пушки, то начнут методично разбивать стены. Нам надо сорвать их планы.

– Значит, все-таки будет вылазка, как предлагают Вулич и Печорин? – спросил поручик Друбницкий, до сих пор бледный после недавнего боя с бунтовщиками, в котором получил удар штыком вскользь по ребрам.

– Именно. – Комендант кивнул. – Но не лобовой удар. Нужна хитрость.

Вулич, стоявший у окна, вдруг повернулся:

– А что, если ударить не по строящимся батареям, а по их лагерю?

Все уставились на него.

– Они ждут, что мы пойдем к реке, где работают их саперы, нанятые из Турции, – продолжил серб. – Но, если мы проберемся через ущелье с востока и ударим по тылам, пока их основные силы у реки?

– Рискованно, – пробормотал Зебург. – Если нас обнаружат раньше времени…

– А если нет? – Вулич усмехнулся. – Если мы стремительным рейдом сожжем их лагерь и перебьем артиллерийскую прислугу, то без пушек новый штурм не состоится!

Максим Максимович задумался, потом резко хлопнул ладонью по столу.

– Решено. Поручик Вулич и прапорщик Печорин, готовьте отряд!