Текст книги "Любимая для эльфа. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Astra Maore
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)
Глава 401. Встреча с богом
Ни уговоры матери, ни запреты отца не могли остановить любопытство Самиры, впрочем, Эрик и Лалия не считали себя вправе в самом деле жестко ограничивать дочь, следя больше за выбором достойной компании для их девочки и вовлекая тех, кто сумеет сказать веское слово или подставить надежное плечо, оступись малышка по неопытности или неосторожности.
Конечно, заслышав о появлении бога, Самира возжелала увидеть его. Ее душу холодили мысли о разговоре наедине без свидетелей, без надсмотра, ей хотелось познать его истинную силу вне условностей этикета.
Вызов или любопытство, царевна с копной густых и длинных каштаново-рыжих волос не находила ответ. Временами ей чудилось, что бог зовет ее, и это ощущалось столь странным, что Самира искала варианты пробраться в заветное поместье.
Царь и Царица, похоже, разуверились в имеющихся детях и звали новых, еще один мужчина родился царевичем, вынуждая остальных развиваться и совершенствоваться усерднее.
Меняющиеся условия, разгорающиеся страсти – Самира выжидала подходящий момент, и однажды ей удалось, изменив внешность, затесаться в толпе страждущих, осаждавших божественный дом.
Магнус, и раньше звезда и народный герой, не изменил своим привычкам, популярность тешила его.
Самира, облаченная в длинное светлое платье, обтягивающее стан и свободно ниспадавшее к подолу, украшенное золотыми узорами, вглядывалась в зелень сада за решеткой. Слуги бога сновали между пришедшими, назначая порядковые номера – пропуска к общению с Жрицей Эстеллой.
Самира не хотела видеть эту женщину, но не имела плана, как поговорить с самим Магнусом и растерялась.
Ни просьб, ни сожалений, одно горячее томление... Наверное, ей стоило уйти, вернуться во дворец, пока родители ничего не заподозрили...
Самира замешкалась, собираясь дематериализоваться, она почти создала портал для перехода, но очутилась вдруг совсем в ином месте, которое никогда не видела раньше.
Ее сложно было удивить роскошью, Самира свободно посещала все дворцы царской семьи, любуясь убранством, но от возникшего перед глазами помещения у нее захватило дух. Впрочем, рассмотреть подробности Самира не успела – ее взгляд пал на мужчину, вальяжно расположившегося на искусно устроенном ложе.
Изумительно прекрасное лицо, точеное, совершенное тело, почти не прикрытое, все какое-то невесомое, прозрачное, нереальное... Воистину бог...
Самира невольно вскрикнула, отступила назад, едва не прикусила пальчики, рефлекторно поднесенные к губам:
– Я...
Огромные, проницательные глаза вперились в ее душу, точно разглядывая не ее маску, не внешнее, а саму сущность, прошлое и будущее.
– Здравствуй, Самира, ты умница. Я позвал, и ты пришла. Ты пришла, я внял тебе...
Его голос звучал слаще любых других голосов, что Самира знала, ее колени благоговейно подогнулись, она грациозно опустилась на пол.
Просидела недолго, лишь миг. Магнус заметил:
– Негоже моей гостье оставаться на полу, вот... – и Самира оказалась в кресле, маленьком, аккуратном, подобном ложу Магнуса.
Самира вконец растерялась. Она судорожно втягивала носиком воздух, молча, расширив и без того огромные глаза. Магнус ободряюще улыбнулся:
– Посиди, посмотри на меня, скоро ты привыкнешь. Я хорош, правда?
Самира завороженно кивнула, Магнус пояснил:
– Время здесь, в этой комнате, идет иначе. Никто не войдет к нам и никто не ощутит минуты, что мы провели вместе... Ты правительница анамаорэ, это власть, но я хочу больше Жриц и больше удовольствий. Разделишь негу со мной?
Он подался Самире навстречу, она инстинктивно вжалась в кресло, хотя пухлые губы Магнуса неумолимо притягивали ее.
– Я... Эээ... Я же еще не окончательно выросла!
Магнус усмехнулся:
– Блестящая дева слаба, как испуганный крольчонок? Что ж... Мала только твоя новая жизнь, но почему-то в ней ты носишь взрослящие маски, не так ли?
Самира невольно улыбнулась. Действительно необходимость долго расти в новом теле тяготила ее... Предложение делить неведомые удовольствия с богом заинтриговало.
– Я могу подумать? Посоветоваться с родителями, с родственниками?
Магнус обольщал:
– С родственниками? С теми, кого ты легко обводишь вокруг прелестных пальчиков во славу своих желаний? Да, конечно!
Личико Самиры скривила гримаска... Приятно было, что бог знает и высоко ценит ее способности. С другой стороны, комплимент прозвучал весьма сомнительно.
Самира, расслабившись и теперь восседая в кресле во всей царственной гордости, вернула Магнусу шпильку:
– А почему Тамико не стала твоей Жрицей?
Едва заметная складка пролегла между мужских бровей.
– У Тамико другой путь. К сожалению, дороги наши разошлись, – морщинка разгладилась так быстро, словно ее и не было, Магнус лучезарно улыбнулся. – А теперь я отправлю тебя домой подумать. Не беспокойся, твоего отсутствия никто не заметит. Надеюсь на твой положительный ответ, но принуждать тебя не стану. Важен твой воистину свободный выбор...
Спустя миг Самира ощутила под ногами ковер собственной комнаты, запоздало сообразив, что бог не осведомил, как сообщить ему свое решение.
А Магнус любил и продолжал любить, зная наверняка, что счастье Тамико с Лукасом цветет ярче и краше их былого счастья...
Глава 402. Вкуса кофе
– Фига-с-два! Фига-с-два ты еще заставишь меня поступать против моей воли!!! – Тамико стояла, уперев руки в бока, широко расставив ноги, а взглядом могла бы убить на месте, будь Лукас более чувствительным.
Но вместо того, чтобы помертвев, рассыпаться в прах, Лукас довольно улыбался:
– Заставить я тебя не заставлю, а вот убедить или заласкать – методы хорошие.
Тамико не хотелось признавать его правоту, ее щеки залила краска – гнев пришел на выручку.
– Я не беспомощная, Лу! Мной невозможно манипулировать!!
Лукас точно обрадовался ее экспрессивности:
– Да, ты самая могущественная чародейка в мирах, Пушистик, я преклоняюсь пред тобой! – Лукас демонстративно опустил голову.
Тамико только пуще взвилась:
– Ты, да ты просто издеваешься! – яростной птицей Тамико метнулась навстречу обидчику, чтобы тут же быть заключенной в его мягкие, но бескомпромиссно цепкие объятия.
Лукас восторжествовал:
– Обожаю твою страсть, обожаю тебя всю, Тами, сладкую-сладкую!
Сопротивляться его хватке было бесполезно, но Тамико не собиралась сдаваться:
– Я не сладкая, я вкуса кофе!
– Кофе, да, бесспорно кофе, – держа Тамико на руках, поддерживая ее под лопатки и под коленками, Лукас кружил возлюбленную по зале, огромной и просторной, импровизируя танец.
Тамико было тепло и уютно, правда, ей совершенно не хотелось уступать Лукасу, и она потребовала:
– Поставь меня на пол, спляшем по-настоящему!!
Лукас помотал головой:
– Нет-нет, ты еще слишком зла на меня, так будет лучше.
Самоуверенное поведение Лукаса бесило Тамико, и в то же время решая за нее, Лукас просчитывал обстоятельства так, чтобы Тамико ощущала максимальный комфорт. Лукас не имел привычки мириться первым, когда бывал по его мнению несправедливо обижен, и Тамико приходилось заниматься не свойственным ранее делом: искать компромиссы.
– Ты хотя бы обсуждай со мной планы! Я не игрушка!!
– Игрушка?! – брови Лукаса изумленно подскочили. – Ты мое главное сокровище! Будем обговаривать все-все, кроме случаев, когда надо действовать незамедлительно! Дурная рабочая привычка, прости!
Извиняясь и обещая, Лукас продолжал танцевать, Тамико удобнее устроилась в его руках, теперь скорее восседая, чем безвольно свисая.
– И ты меня прости, что я вспылила...
Лукас остановился, чтобы поцеловать ненаглядную прямо в жаркие губы.
– Не стоит, я люблю тебя. И все твои манеры, милая... Все-все, неукротимость тоже!
***
Конечно, Самира не собиралась тотчас «советоваться с родственниками». Как и говорил Магнус, фраза была произнесена ей проформы ради. Вместо того, Самира напряженно думала в тиши своей комнаты, нервно сжимая кулачки.
Бог сулил ей наслаждения и власть, но что-то очень важное выпадало из его обещаний.
Мягкий отказ Флавиана все еще обжигал ее чувствительную душу: печально и чуть зардевшись, Флав признался, что, к своему прискорбию, не сможет дать Самире желанную взаимность, ибо увлечен другой женщиной из иной даже расы. Флавиан говорил без тени лукавства, и тем тяжелее Самире дались его роковые слова.
А теперь Магнус, куда более прекрасный и величавый, предлагал ей...
Озарение пришло мгновенно – бог не произнес ни звука о любви!
Поднял голову ее тайный страх – высокое положение Самиры грозило одиночеством в будущем. Родители не признали бы для нее простого мужчину, а превращение в Жрицу еще сильнее усугубило бы ситуацию...
Магнус предлагал Самире слишком мелкую плату за служение ему! Почувствовав определенность, Самира улыбнулась и откинулась на высокую спинку стула.
Глава 403. Излишняя нежность губительна
Ему хотелось закричать и разбить кулаки о стену, прыгнуть еще раз с парашютом, пусть и переломав все кости, желалось напиться, жаждалось поучаствовать в ночных гонках на грани столкновения в лобовую...
Он до исступления ненавидел женщин южного города за их маняще-провоцирующий вид, за неприкрытую страстность, за согласие принять и разделить его агрессию и буйство.
Вместо того, Роберту приходилось делать вид, что ситуация в порядке, что он спокоен, доволен, счастлив и запросто переживет оставшиеся семь месяцев беременности и дальнейшие годы бытовых хлопот, ведь едва Роберт немного расслаблялся, позволяя своему внутреннему огню пылать, как замечал дрожащие губы Колетт, а то и слезинки в уголках ее фиалковых глаз, которые жена старалась поспешно спрятать.
Ее переменчивое состояние вызывало в нем острые реакции, но Роберт вынужден был сдерживаться, проклиная себя за пусть и бессознательное, но негативное влияние на развитие Антона, да и чувства Колетт болью отзывались в его душе.
Оливер, и без того мечтательный и романтичный, окончательно утвердился в амплуа идеального возлюбленного Анели, толкуя о разного рода сентиментальностях или сочиняя на ходу лирические композиции, и Роберт считал недопустимым сбивать его сказочный настрой. Еще свежи были времена, когда Оливер метался в поисках недостижимого, растрепанный и удрученный.
Кто смог бы понять преступные мечты Роберта, исполнить их без упреков, прогнать печали и утолить его сексуальный голод?
Роберт продолжал регулярно общаться с первым сыном – ныне юношей, полубогом, отчасти чуждым, но трепетно любимым. Родрик переносил Роберта во владения богини тайком от Колетт, и все чаще Роберт ловил себя на грешных мыслях о Прекраснейшей.
Кэйли сумела бы дать ему все и больше, погрузить его в кокон неги, но обращение к Кэйли стало бы предательством.
Роберт стискивал зубы, напоминая себе о примерах аскетизма, он знал, что продержится сколь угодно долго, и нравственность была сильнее зова плоти, а лезть в авантюры, рискуя своей жизнью, пусть и бессмертной, Роберт не смел.
***
Роберт опешил и невольно дернулся, когда однажды, ожидая появление Родрика, ощутил мягчайшее прикосновение к своим коротко стриженным волосам – кто-то – Роберт, не оборачиваясь, догадался, кто – нежно погладил его, как некогда делала его мама.
Он не помнил, что было дальше, разум отказал, будучи потоплен потоком прорвавшихся эмоций, а когда Роберт очнулся, то понял, что сидит в обнимку с Кэйли в ее покоях, крепко прижимая Кэйли к себе.
Богиня ответила на его молчаливый вопрос, обворожительно улыбаясь:
– Ты по-прежнему верен Колетт, не волнуйся. Между нами ничего не случилось, – и поскольку Роберт оставался недвижен, продолжила. – Я твой друг, Роберт, твой друг навсегда. Наши клятвы живы.
Кажется, Роберт плакал, удивленно замечая, как его тревоги потихоньку слабеют.
Кэйли баюкала его:
– Я дам тебе женщину, это будет кукла, призрак, копия Колетт, она станет приходить, когда ты позовешь, и рассеиваться, едва попросишь. Ты уже видел таких слуг в моем доме... Ни Колетт, ни Оливер, никто не заметит ее, хотя для тебя это будет девушка из плоти и крови... Излишняя нежность губительна...
Роберт просто слушал бесконечно мелодичный голос Кэйли, не осмысливая слова, на автомате поинтересовавшись:
– Как ее звать? Как делать, чтобы она растворялась?
– Просто подумай о ней, зови ее «копией Колетт». Прогоняй ее также мысленно, но все же старайся общаться с ней в уединении. Побудь со мной еще, тебе нужно восстановиться. Скоро ты обнаружишь, что спал, а проснешься уже далеко отсюда.
Роберт не сопротивлялся, сейчас он чувствовал себя совсем беспомощным и охотно впитывал заботу, в которой болезненно нуждался.
Глава 404. Иная судьба и воля
С подарком Кэйли его дни стали уютнее, физическое напряжение уменьшилось, но беспокойная душа Роберта жаждала бури, сопротивления, искала преодоления. Столкновения на грани возможностей, своих и чужих.
Тихое бытие с беременной Колетт и ее же разнузданной копией приносило лишь умиротворение. Роберту хотелось теперь блюда с острыми приправами. Невозможного, до слез жгучего, и в какой-то день Роберт, находясь в уединении, мечтательно и устало прикрыв глаза, задумался, как повернулась бы его судьба, не встреть он некогда Джунко.
Роберт звал на свидание Тамико, ворчливую, загадочную, раскрывшуюся впоследствии букетом неприятных качеств, но вдруг Роберт обманулся, понял что-то неверно? Могло ли случиться такое, что черты характера Тамико при ближайшем рассмотрении согрели бы его душу или внесли пикантное разнообразие в его жизнь?
Поначалу сознание Роберта отказывалось воплощать безумную затею, Тамико всегда была прочно связана с Магнусом или же с ненавистным Лукасом. Роберт с трудом соглашался вообразить ее свободной или… своей. Наконец, этот ментальный блок рассеялся, Роберт уговорил себя, что будет представлять некую абстрактную реальность, где Тамико еще человек и ни с кем не встречается, хотя фигура у нее была уже изменившаяся, такая, какой запомнилась Роберту во время случайного волейбольного матча.
Иной мир, иная судьба и воля – Роберт поежился от легкого озноба, смешанного с чувственным возбуждением, машинально пригладив вздыбившиеся на руке волоски.
Желая накала страсти и борьбы, он представил парк. Тот самый, на аллее которого Роберт некогда стал полновластным хозяином судьбы Колетт...
В его воображении разлилась августовская ночь, мерно светили фонари, Роберт, неслышно ступая, следовал за Тамико, гордо шествующей впереди...
Тамико совсем не походила на испуганного олененка. Наоборот, одетая во что-то светлое, привлекающее внимание, и легкие кеды, она шла уверенно и спокойно, точно позднее время никак не смущало ее планы на одинокую прогулку.
Электрический свет лампочек бликами отражался в ее густых, чуть волнистых волосах, кудри Колетт вились больше, и Роберт удивленно отметил, что его «избранницы» имеют общее, впрочем...
Тамико была совсем другой и да, восхищающей, с великолепной осанкой, своенравной, бесстрашной. Роберт удовлетворенно улыбнулся, наблюдая со стороны за созданным им образом, и тут же вновь погрузился вглубь картинки...
Сейчас он мысленно снял с себя какие-либо обязательства и старался оценивать, «как есть», на миг испугавшись, что не имеет права к чему-либо склонять Тамико, наслаждающуюся своей молодостью и красотой.
Она шла, не оборачиваясь, Тамико не обладала интуицией Колетт, не была пугливой. Она не взяла ни пакета, ни сумочки, по крайней мере, Роберт не встречал Тамико с этими аксессуарами и подумал, что все необходимое она сортирует по карманам. Неумолимо захотелось ощупать ее ладные бедра, проверить...
Растерявшись, не зная наверняка, что ему предпринять, Роберт сменил манеру ходьбы, и теперь мелкие камушки зашуршали под его ногами. Тамико услышала и, наконец, обернулась и остановилась.
Может, Роберт выглядел добрым или же по иной причине, Тамико задорно ему улыбнулась:
– О, Роберт, привет! Тоже гуляешь?
Роберт кивнул, вплотную подойдя к миниатюрной девушке, чья макушка доходила ему до груди, жестом пригласил ее следовать вместе, и какое-то время оба шли молча. Тамико нисколько не тяготило его присутствие, а Роберт обдумывал, как осуществить то, к чему его склоняла безудержная плоть. Его реакции обострились настолько, что Роберт, внешне совершенно хладнокровный, с трудом владел собой.
Он, пораженный и ослепленный, освобожденный от собственных предрассудков, дико хотел Тамико, неприязненно обнаружив, что не имеет ни малейших поводов творить преступление – вся нелюбовь к Тамико выросла на ровном месте, ничем и никогда Тамико не погрешила перед ним!
Обдумывание грозило разрушить ситуацию на корню, окончить мечтание, свести его к настоящей жизни, но Роберт был уже слишком возбужден, чтобы просто так сопроводить желанную Тамико до конца аллеи и мирно разойтись.
Потому, успокоив себя обстоятельством, что просто «смотрит порнушку», Роберт продолжил воображать.
Глава 405. Безумие
Нападение походило на бросок змеи – резкое и беспощадное. Роберт метнулся к Тамико, ошалевшей и опешившей, прижал ее к себе и не успел что-либо сотворить, как Тамико очнулась и начала вырываться, одновременно толкаясь, пинаясь и царапаясь. Роберту не хотелось быть вдобавок укушенным, но и отпустить Тамико он уже не мог, слишком волнующим оказалось короткое объятие.
– Эй, ты ебнулся?!
Роберт смотрел в карие глаза Тамико неотрывно, пытаясь взглядом передать ей свое намерение, зафиксировав Тамико так, чтобы не причинить ей сильный вред – чистое безумие, но он не мог, находил кощунственным поднять на женщину руку ни за что!
Тамико ничего не понимала или наоборот понимала слишком хорошо, потому потребовала:
– Отпусти меня сейчас же, или заору так громко, что все сбегутся!!
Его сердце бешено колотилось, Роберт ощущал себя на грани обморока от эйфории и вожделения, но, конечно, он не собирался исполнять ее просьбу. Вместо того, он подтянул извивающуюся Тамико повыше и яростно впился в ее губы, податливо разошедшиеся под вторжением его языка.
Глаза Тамико, тщетно продолжающей барахтаться, изумленно расширились, на какой-то миг она, подавленная и смятенная, замерла, а потом точно зачарованная, принялась отвечать Роберту с не меньшим жаром, сама стремясь прижаться к его крепкому телу как можно теснее, ощутив его твердость, и, кажется, придя от нее в полный восторг.
Пара самозабвенно целовалась какое-то время, но одних поцелуев стало ничтожно мало, и Роберт, уже плохо соображающий, попытался опустить Тамико на камушки аллеи.
Тамико, в его фантазии цепко обнимающая его шею руками, обвившая его торс ногами, воспротивилась:
– Тут слишком жестко! Я хочу в помещении!
Роберт кивнул – куда угодно, где угодно, и ему не терпелось проверить, правда ли Тамико согласна, не завизжит ли она, едва Роберт вынесет ее в более людное место, потому он ответил:
– Пойдем ко мне домой, погоди, чуть позже, – и поставив Тамико на землю, опустившись на колени и закрывая Тамико своей спиной от начинающего набирать силу ночного ветра, Роберт принялся шарить у нее под одеждой.
Расстегнув молнию джинсов, одной рукой проник в ее трусики, другой же гладил лопатки и поясницу Тамико, пытаясь расстегнуть замочек бюстгальтера, что не удавалось, но Роберту нравился сам этот поиск.
Он никогда не видел реальную Тамико в экстазе, но его «магическая», созданная воображением, кажется, совершенно потеряла над собой контроль, полностью отдаваясь происходящему. Она была невозможно влажная и бесстыдно, зовуще пошлая, сама расстегнула бюстгальтер, сама подняла подол джемпера, обнажая великолепную налившуюся грудь...
Роберт забыл все на свете, прихватывая соски губами, их хотелось целовать бесконечно...
Снять с Тамико джинсы, трусики, войти в нее, держа ее на весу... Роберт ощущал все так живо и остро, что испугался вдруг: уже дорогая ему Тамико могла этак замерзнуть из-за его эгоизма. Ночь становилась все холоднее, и оторвавшись от ее невыразимо сладкого тела, наспех прикрыв покачивающуюся в трансе Тамико одеждой, Роберт подхватил ее на руки и понес к себе домой, приговаривая:
– Не кричи, пожалуйста, хорошо? Не кричи...
Воображаемая Тамико, свернувшись котенком, хихикала:
– Закричу, сейчас закричу!
В прихожей его просторной квартиры было чисто и пусто. Правда, Роберт хотел расположить Тамико на чем-то более удобном, чем просто на полу. Но Тамико, будучи поставлена на ноги и дождавшись, пока Роберт закроет дверь квартиры, потянулась к его ширинке:
– Поместится ли такой большой в моем маленьком ротике?
Блаженство оказалось сумасшедшим и полным, и когда Роберт все же донес Тамико до спальни, она отказалась от кровати, томно раскинувшись на лежавшем на полу ковре. Тамико любила ковры?
Роберт не знал, любя сейчас только ее, их тела безнравственно сплетались, а потом они все же перешли на ложе, и засыпая – время подходило к утру, оба чувствовали себя совершенно счастливыми.
Роберту хотелось обнимать эту миниатюрную женщину, носить ее на руках, такую нежную и компактную, такую свою...
В воображении он проснулся один, бросился ее разыскивать...
Тамико, одетая в его рубашку, сброшенную им на пол накануне в пылу страсти, нисколько не стесняясь, сидела на высоком стуле в кухне, и пила воду – полуобнаженная, дерзкая, ненаглядная...
Роберт вспомнил, что Тамико презирает готовку – это не имело ни малейшего смысла, он нанял бы кухарку, посудомойку, прачку, кого угодно, лишь бы...
Тамико смеялась, протягивала к Роберту руки, она была готова и на кухне, и где угодно, и Роберт, задыхающийся, полубезумный, понял, что с этой фантазией пора завязывать...
Прозрение оказалось чересчур болезненным. Возможно, Роберт где-то приукрасил действительность, где-то сочинил нюансы, но он чуял наверняка: истинная Тамико была такой же, очень похожей на его фантазию, вечным пожаром и нескончаемым праздником… Тем, что он искал и потерял по глупости.
Такие мысли могли завести чересчур далеко. Роберт понимал теперь Магнуса, Лукаса и всех иных неизвестных мужчин, павших перед ее чарами, и чувствовал, как огонь безжалостной ревности начинает жечь его душу.
Роберту некого было винить, кроме самого себя. Он сам своими намерениями и делами устроил свою жизнь совершенно иначе, и чтобы унять тоску, он стал представлять их неизбежные с Тамико ссоры... Скандалы...
Получалось плохо, поскольку вместо видения разборок по понятиям представлялись примирения, виделись новые сладчайшие занятия любовью.
Роберту оставалось надеяться, что заноза, неосторожно всаженная им себе в сердце, выпадет сама.
Или...
Роберт боялся пагубного «или», но знал, отчетливо знал, что наметив цель, пройдет путь до конца, пусть дорога и поведет его в небытие.
