Текст книги "Танцы на быках"
Автор книги: Артур Сунгуров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)
– Она посветлела! – воскликнул Эфриэл, поднося ложку к пламени костра.
Фигурка женщины и вправду посветлела больше, чем наполовину, и чернота продолжала уменьшаться на глазах. Вскоре темной остались лишь голени, потом пятки, а потом и вся ложка засияла чистым серебряным светом.
– Хвала богам! – объявила Айрмед и присвистнула тихонько, складывая в сундучок ложки, чашки и остатки снадобья.
Тут же появился Нуада и склонил седую голову к плечу, разглядывая спасенную
– Надо перенести их отсюда, – сказала травница. – Старуха может устроить еще что-нибудь, у нее сильные яды и много злобы, как я погляжу.
– Так и сделаем, – Нуада прикоснулся к ошейнику, удерживающему Бранвен, замочек щелкнул и открылся.
Эфриэл немедленно поднял девушку на руки, а Айрмед помогла завернуть ее в плед. Еще одно касание – и замок с двери свалился, жалко звякнув. Эфриэл пинком распахнул дверь, и в лицо им ударил ветер пополам с колючим снегом. Нуада ткнул пальцем в сторону елей, и ветер утих, а деревья гостеприимно приподняли лапы, словно пропуская путешественников в чащу. Сиды долго шли по снегу, и их глубокие следы сразу же затягивало снегом. Наконец Айрмед остановилась, указав на тихую лощину, где можно было укрыться. За несколько минут был разведен костер, который горел без дров, а под елью, на куче слежавшейся хвои, устроена постель для Бранвен.
– Теперь условие выполнено. Девушка здорова и в безопасности, – молвила Айрмед. – Не забудь же о своем обещании, Бранвен из Роренброка.
– Ни за что не забуду! – сказала Бранвен, чувствуя, как смертельный холод отпускает ее. – Я выполню обещание, чего бы мне это ни стоило. Но скажи, оставили ли бедной Гунтеке золотые яблоки?
– Ты чудом осталась жива, и первым делом вспомнила об этой отвратительной старухе! – заворчал Эфриэл.
Бранвен взяла его за руку, призывая не сердиться.
– Пусть они не вернут ей молодость, но скрасят старость, – сказала она мягко. – Кто знает, может, эти яблоки спасут еще чью-нибудь жизнь. Получив желаемое, она не станет губить людей, заставляя их отправиться в ваш волшебный край.
– Яблоки попадут к старухе, добрая дева. Вижу, теперь вы поладите и без нас. Тогда мы исчезаем.
Золотые искры брызнули в разные стороны, и на том месте, где только что стояла женщина с золотыми волосами и седовласый мужчина остался нетронутый снег.
Эфриэл несколько секунд смотрел на сполохи, осветившие лесную опушку, а потом перевел взгляд на лежащую девушку.
– Эй! Почему плачешь? – спросил он с непривычной нежностью. – Все позади. Теперь тебе ничего не угрожает.
– Я не успела поблагодарить их, – сказала Бранвен.
А где-то за дубравой, к маленькой лачуге подошла, ковыляя, сморщенная седая женщина. Обнаружив, что дверь клетки распахнута и пташки улетели. она вскрикнула от досады и злобы, вбежала в хижину, увидела на столе три заветных яблока и вскрикнула уже от радости. Мелкими шажками, потирая сухонькие ладошки, она приблизилась к столу, на котором лежало ее заветное сокровище, взяла в руку один из плодов, замерла – и вдруг заплакала, уронив яблоко из волшебной страны на пол. Старуха плакала, закрывая лицо руками, и что-то бормотала сквозь слезы, словно просила у кого-то невидимого прощения.
Они не рискнули оставаться в опасной близости от дома травознаи. Бранвен была еще слишком слаба, чтобы идти, и Эфриэл взвалил ее на закорки, а мешок с пожитками повесил на шею. Скупое зимнее солнышко пригревало путешественников, и с каждой лигой Бранвен чувствовала себя все лучше и лучше. Она болтала без конца, вольготно расположившись на спине у сида, обхватив его руками и прижавшись щекой к щеке. Задавала вопросы – и сама же на них отвечала, смеялась над собственными шутками или обращала внимание Эфриэла на дивные пейзажи.
На первом же привале, когда Эфриэл развел костер, Бранвен вытащила из сумки заветную книгу и вооружилась ножом.
– Подумай еще раз, – посоветовал Эфриэл. – В этой книге – огромная сила. Вы, люди, собирали эти знания по крупицам в течение столетий.
– Я обещала твоему отцу сжечь книгу, и я это сделаю.
– Упрямица, – вздохнул Эфриэл.
– Что такое колдовство? – рассуждала Бранвен, кромсая книгу на кусочки и бросая их в огонь. – Колдовство – это покорность чужой воле. Если я решила стать свободной, то почему должна отказать в этом другим? Ты тоже получишь свободу – и это уже награда для меня.
Попадая в огонь, клочки книги начинали шипеть и извиваться, как живые. Бранвен не могла видеть своим простым, человеческим зрением, но Эфриэл заметил, как вокруг них начинают кружиться тени с уродливыми и изменчивыми личинами. На всякий случай, он придвинулся ближе к Бранвен. Она посмотрела на него и вдруг прижалась к нему, приникнув всем телом. И тени тут же отшатнулись и удрали в чащу, кувыркаясь и хлопая крыльями. Эфриэл даже услышал, как они злобно подвывали.
– Эй, малышка! – не утерпел и спросил он. – Ты разве нашла мощи святой Голейдухи?
– Нет, они остались на Хальконовой круче, – Бранвен с сожалением вздохнула. – Жаль, мне подарила их матушка Инегунда из монастыря святой Виды. Драгоценный подарок, которого я не сберегла.
– Неужели ты думаешь, что дело в мощах? – раздался голос над их головами.
Среброрукий Нуада стоял над ними и смотрел, прищурившись, в пламя, где догорали останки колдовской книги.
– Ты зачастил появляться без приглашения, – не удержался от колкости Эфриэл.
Бранвен незаметно ткнула его локтем под ребра.
– Пришел напомнить, что теперь смертной деве осталось только отправить тебя домой.
– Да, конечно, – залепетала Бранвен, – я как раз...
– Я не оставлю ее, пока она не доберется до родового замка.
– Здесь уже недалеко, я дойду и сама...
– Вернусь, когда она будет в замке, – повторил Эфриэл.
– Это довольно долго, – Нуада подергал себя за бороду. – Что ж, если таков твой выбор – желаю вам поменьше приключений на пути.
– Не легче ли перебросить нас сразу на западное побережье?
– Это против правил.
– Сам-то ты постоянно шастаешь туда-сюда, – дерзко заметил Эфриэл.
Бранвен показалось, что Нуада с трудом удержался от смеха.
– Будь по-твоему, непочтительный сын, – сказал король сидов.
Эфриэл уже много раз испытывал подобное, а для Бранвен все было впервые. Ей показалось, что сердце сжалось до размеров горошины, а на голову надели металлический тесный обруч, но уже в следующее мгновение железная хватка отпустила ее, а прямо перед ней, за излучиной знакомой реки, появились башни Роренброка.
Глава XVI
Первой, кого Бранвен увидела во дворе замка, была Тигриша. Бранвен хотела позвать сестру, но от радости дыхание пресеклось. Тигриша шла задумавшись и держала в руках пустую корзину. Заметив краем глаза фигуру в лохмотьях, она поморщилась и нелюбезно сказала:
– Мы сегодня не подаем, иди с миром.
– Тигриша... – Бранвен застыдилась собственного убогого вида. – Ты не узнаешь меня?
Сестра остановилась, глаза ее изумленно расширились, но она не стала ничего спрашивать, а схватила Бранвен за руку и быстро-быстро повлекла за собой в замок. Они прошмыгнули мимо кухни, поднялись к жилым комнатам и юркнули в комнату Тигриши.
Только тут, заперев изнутри дверь, Тигриша позволила себе обнять Бранвен и облобызать ее чумазое лицо.
– Хорошо, что ты не попалась на глаза маме! Немедленно умойся и переоденься, а потом я скажу ей, что ты вернулась. Что произошло? Почему ты в таком виде, и где твой муж?
Вопросы посыпались, но Бранвен не спешила отвечать, наслаждаясь встречей, покоем и тем чувством, которое испытываешь, возвращаясь домой и убеждаясь, что здесь ничего не изменилось.
В комнате Тигриши, как и прежде, царил разгром – книги валялись вперемешку с чулками и нижним бельем, стол был захламлен скомканными листами папируса, пергаментными свитками и перьями, заточенными до самого опахала, постель не прибрана и на ней валялись три платья из числа отвергнутых при утренней примерке.
Умывшись, одевшись, как подобает благородной девице, съев два ломтя свежего хлеба и выпив кружку молока, за которыми услужливо сбегала на кухню сестра, Бранвен рассказала о том, что ей пришлось пережить за последние месяцы, опустив наиболее ужасные и постыдные моменты. Тигриша слушала ее, ахала, причитала и разражалась проклятиями, а Эфриэл пристроился в кресле у окна, пережидая, пока сестры наговорятся. От нечего делать, он водил огрызком пера по пергаменту, валявшемуся на столе.
– Теперь ты расскажи. Как мама и Киарана? Как Найси? Уна и Делма? Как толстушка Мод? – начала расспросы Бранвен. – Когда я уезжала, Делма мечтала о свадьбе с сэром Вулфриком. Сбылись ли ее мечты?
– Дома ничего не изменилось. Матушка как обычно хандрит и важничает, бранит Киарану и балует Найси. Ты не поверишь, – Тигриша прыснула в кулак, – но сэр Вулфрик женился на Уне, а Делма осталась с носом. И это после того, как она всем растрезвонила, сколь многозначительно он смотрел на нее.
– Бедняжка, – посочувствовала Бранвен. – Ей сейчас нелегко.
– О да, – согласилась сестра. – Нрав у нее стал совсем змеиный – шипит на всех, только не жалит. Уна уже на сносях, а у Мод весной свадьба. Жених не особенно хорош собой, но богатый. Мод он нравится, она сама говорила.
– Я рада за нее. Она заслуживает хорошей судьбы. А что Айфа? Прислала ли она письмо для меня?
Бранвен сразу заметила, что Тигриша замерла, явно обдумывая ответ.
– Что-то случилось? Что с Айфой?
– Пока мы ничего не знаем, – ответила она, пряча глаза.
– Как это? Почему не знаете?!
И Бранвен услышала невероятную историю – замок мужа Айфы подвергся нападению и был разрушен. Погибло много людей, погиб и сам лорд, а его жену не нашли. Завалы замка разобраны не до конца, может статься, ее тело еще будет обнаружено.
Бранвен бессильно опустилась на кровать, сминая платья Тигриши.
– Не могу поверить, – промолвила она потрясенно. – Какое нападение? В центре Эстландии? Разве у нас объявлена с кем-то война?
– Там было не простое нападение, – сказала Тигриша. – Говорят, всему виной черное колдовство. Расследование засекречено, сам король занят этим. Матушка сильно сдала, а теперь еще ты огорчишь ее разводом.
– Не верю, что Айфа могла бы вот так погибнуть, – покачала головой Бранвен. – Надо надеяться, Тигриша. Наша Айфа – она как камешек, ее не расколешь и не разотрешь в пыль. Уверена, она спаслась и надо только подождать.
– Будем надеяться, во имя яркого пламени, – согласилась Тигриша.
Она подошла к столу, рассеянно передвинула листы, и вдруг покраснела, как рак, сминая один из них.
– Что там? – спросила Бранвен.
– Ничего, – ответила Тигриша.
– Она уничтожила мой самый лучший рисунок, – пожаловался Эфриэл. – Вы, девицы, ничего не понимаете в искусстве.
Встреча с леди Роренброк была отложена до вечера. В комнату к Тигрише несколько раз забегала Киарана – целовала вернувшуюся старшую сестру и плакала, узнав о несчастьях выпавши ей. Перед вечерней трапезой близняшки долго и осторожно готовили леди Дерборгиль к встрече с любимой дочерью. Когда Бранвен появилась пред материнские очи, леди Дерборгиль плакала не таясь.
– Иди, я обниму тебя покрепче, моя милая, – раскрыла она объятия, и Бранвен бросилась к матери, уткнувшись лицом в складки ее платья. – А теперь расскажи все по порядку. Тигриша трещит, как сорока, а Киарана, наоборот, бубнит, как отец Фурса на утренней службе. Ничего не понятно.
Она удалила близняшек, и Бранвен смогла излить душу, ничего не скрывая. Или почти ничего.
Свой рассказ она закончила просьбой подать королю прошение о признании брака недействительным.
– Ты хочешь этого? – мать гладила Бранвен по голове. – Герцог – кузен короля, не думаю, что Его Величество будет в восторге.
– Я уже все решила, мама.
– С другой стороны, – начала рассуждать леди Дерборгиль, – наш род не менее древний и славный, чем Аллемада. Стерпеть такое оскорбление? Нет, это невозможно. Да и он кузен Адельгерду всего лишь по материнской линии. Подумаешь, герцог! Наши предки тоже носили корону. Мы ничуть не хуже этих южных выскочек. Завтра я прикажу подготовить прошение и отправлю его в столицу.
– Благодарю, что вы все понимаете, – Бранвен поцеловала матери руку.
– Ах, если бы я еще знала, что с Айфой, – пожаловалась леди Дерборгиль. – Моим дочерям не везет в этот год. Надо пожертвовать храму воска и золота. Да, завтра же отправлю воск и золото.
После ванны и ужина Бранвен выпроводила служанок и привычно загасила свечи, кроме одной. Как будто она и не уезжала никуда из родного замка. Эфриэл следил за ней взглядом, но Бранвен делала вид, что не замечает его внимания.
Наконец, свечи были потушены, угли в камине давно прогорели, и бродить по комнате уже не было причин.
Бранвен села на постель и перебросила косу на грудь, заплетая и расплетая пряди.
– Я готова, – сказала она еле слышно.
– Ты хорошо подумала?
– Я же обещала.
– Мне плевать на твои обещания! – сказал он сквозь зубы. – Хочу вот о чем спросить. Мы с тобой столько пережили, и теперь ты так легко меня отпустишь?
– Я должна, – ответила Бранвен тихо.
– А я и забыл, что «должна» – любимое слово Бранвен из Роренброка, – криво усмехнулся Эфриэл.
В комнате повисло тягостное молчание. Эфриэл стоял у окна, Бранвен сидела на постели, и впервые за последнее время между ними разверзлась пропасть еще глубже, чем омуты под Хальконовой кручей, и еще шире, чем арена в Тавре.
– Почему ты медлишь? Мне казалось, ты только и мечтаешь, что вернуться в свой мир.
– А ты считаешь, что знаешь мои мечты? – спросил сид неожиданно зло.
Бранвен вскинула на него глаза, не понимая причины злости.
– Я хоть что-то для тебя значу? – спросил. Теперь в его голосе не было злобы, а одна только горечь. Он старался выглядеть невозмутимым, но отчаянно боялся того, что мог услышать сейчас от маленькой леди.
– К чему такие расспросы? Разве они что-то изменят?
– Разве нет?
– А что они могут изменить? – Бранвен вскочила, пылая праведным гневом. – Ты хочешь, чтобы я обняла твои колени и плакала, признаваясь в любви? Не выйдет! Для тебя, наверное, впервой, когда смертная дева не потеряла голову от очарования сида? Тебе мало того, что я согласилась на грех, обязанная позаботиться о тебе. Ты хочешь, чтобы этот грех был совершен во имя тебя. Хочешь растревожить мое сердце, а потом вернуться в свой мир и смеяться, вспоминая имя той, что имела глупость полюбить звезду небесную. Это гордыня, Эфриэл ап Нуада! Это обыкновенная гордыня!
Эфриэл скользнул к ней от окна, как тень. Теперь они стояли лицом к лицу, и Бранвен воинственно выпятила подбородок, показывая, что уступать не собирается.
– Если это и в самом деле так, как ты говоришь, я не могу принять твою жертву, – сказал Эфриэл. – Придется мне остаться в твоем мире навсегда. Как забавно – звезда небесная упала на землю и сгорела дотла.
– Почему это ты не можешь принять?.. – пробормотала Бранвен, разом теряя смелость. Она потупилась и затеребила конец косы, пальцы ее дрожали.
– Разве я могу взять женщину, если противен ей?
– Ты не противен... – ответила Бранвен еле слышно. Она уже сто раз пожалела об опрометчивых словах. – Не противен, совсем наоборот...
Они надолго замолчали, а потом Эфриэл заговорил:
– Помнишь, на Хальконовой круче, когда мы чудом спаслись, ты сказала, что не надо стесняться благодарности. Теперь настала моя очередь сказать: не надо стесняться любви. Поистине, я так часто произносил это слово, что порядком затаскал его за несколько сотен лет. Но с тобой снова чувствую вкус новизны, когда говорю про любовь. Не может ли случиться так, что ты скрываешь больше, чем я надеюсь?
– Твои речи слишком мудрены для обыкновенной смертной, – Бранвен говорила тихо, и Эфриэлу пришлось наклониться к самым ее устам, чтобы расслышать. – Не мог бы ты сказать проще?
– Не могла бы ты сказать, что полюбила меня?
– Но и ты не сказал мне этого.
Эфриэл взял ее за подбородок, заставляя поднять голову, но Бранвен зажмурилась, боясь, что сдастся, едва их взгляды встретятся.
– В этом я виноват перед тобой, – признал сид.
– Раньше ты не скупился на красивое вранье, а теперь я не слышу и этого, – сказала Бранвен с обидой.
– Иногда мужчине труднее говорить о своих чувствах, чем женщине.
– Разве такое бывает? – Бранвен открыла глаза и смотрела вопросительно.
Эфриэл почертил пальцем контур ее бровей, щек и губ. Когда он коснулся нежного девичьего рта, губы Бранвен затрепетали, словно она хотела что-то сказать, но не решалась.
– Такое бывает, Бранвен из Роренброка. Мужчина зачастую молчит, когда чувства его истинны.
– Ты говоришь это искренне, или обманываешь меня?
– На сей раз искренне. Но не знаю, поверишь ли ты.
– И я не знаю...
– Конечно, тебе трудно поверить. Я и сам бы не поверил. Но вот оно, случилось. Я жил в свое удовольствие, ел, пил, охотился на оленей и женщин, и вдруг... задумался, что закат красив, и что розы пахнут так дивно, когда ты рядом со мной. Наверное, я полюбил тебя с первого взгляда, но противился этой любви, потому что она странная, почти невозможная. Но она такая прекрасная, Бранвен. И она прекрасная только благодаря тебе. Вот я и признался. Что скажешь ты?
Девушка несколько раз вздохнула, расплела и заплела конец косы и прижала ладони ко лбу.
– Все это слишком сложно для меня. Разум говорит, чтобы я не поддавалась твоим чарам, а сердце требует иного.
– Серьезные соперники, – признал Эфриэл. – И кого же ты послушаешь?
– Разве женщины слушают разум, когда говорит сердце. Пусть так. Я тоже признаюсь, что полюбила тебя. Говорят, любовь – она как свет, в мешок не спрячешь. Вот и я пыталась спрятать, но тщетно. Теперь ты доволен? Когда я думаю о тебе, когда вижу тебя – у меня дрожит душа, но не от страха, а от нежности. Хотела бы я, чтобы и ты испытывал то же самое.
– Увы, мне никогда не испытать ничего подобного, – ответил Эфриэл, увлекая ее в сторону кровати. Девушка подчинилась, двигаясь, как во сне. – У сидов нет души. И мне никогда не почувствовать того, что чувствуешь ты.
– Что же любовь для тебя? – Бранвен позволила уложить себя на постель, и плечи ее утонули в подушках.
– Когда я думаю о тебе, – повторил Эфриэл ее слова, – то чувствую любовь ближе собственной кожи, словно она въелась в мое существо. Я боролся с ней, но проиграл. Потому что бороться с настоящей любовью – все равно, что бороться с собственной тенью.
– Ах, как мне узнать, не ложь ли это?
– Только поверить, по-другому не получится.
Девственницы Эфриэлу попадались гораздо реже, чем можно было представить. А смертные девственницы – ни разу. Обычно его вызывали женщины. Женщины смелые, развратные и тоскующие. С ними все происходило иначе. А эта была нежная, как лебяжий пух, и чистая, как первый снег. И так получилось, что именно ему предстояло оставить первый след и на этом прекрасном теле, и на прекрасной душе. Почти юношеское волнение охватило его, и сердце застучало быстро, как у юнца перед встречей с его первой женщиной. Словно вернулась давно позабытая весна, хотя за окном снег бил в ставни.
– Немного боюсь, – призналась ему Бранвен.
– И это говорит та, которая бесстрашно прыгнула с Хальконовой кручи? – шепнул Эфриэл. – Не беспокойся, я умею вести себя с маленькими пугливыми девственницами, и не причиню тебе боли.
Он долго целовал ее, пока она не перестала дрожать, и не обняла его сама.
– С первого раза тебе может не понравится, – нашептывал он, – но ты не бойся. Во второй раз это будет лучше, а в третий – еще лучше.
– Понимаю, ты мне тоже не понравился с первого раза...
– Верно, моя маленькая возлюбленная, – подтвердил сид, осторожно распуская вязки на ее рубашке. – С настоящими чувствами всегда так – прежде, чем осознать их истинность, придется истоптать три пары железных сапог, сточить о камни три железных посоха и изгрызть три железных каравая. Мы с тобой столько пережили, что это связало нас крепче, чем три железные веревки.
Она закрыла ему рот ладонью:
– Просто молчи. В наших краях есть пословица: много слов – мало верности. Не хочу ничего слышать.
Эфриэл поцеловал ее в ладонь и спросил:
– А если я скажу, что полюбил тебя, ты тоже не захочешь этого слышать?
– Захочу, – признала она, – но не поверю.
– Какая у меня недоверчивая возлюбленная...
Где-то на задворках сознания промелькнула мысль, что впервые женщина попросила его заткнуться и не рассыпать в постели словесным горохом. Но он тут же застыдился подобных низменных мыслей. Рядом с Бранвен хотелось думать только о высоком – и неизвестно, было ли это заслугой маленькой леди с ее моральными принципами, либо очередным колдовством, которое она легкомысленно затеяла.
Эфриэл и правда разволновался, умирая от желания наконец-то взять ее и от чувства ответственности, которое сам на себя возложил. Ответственность за женщину! Расскажи он что-нибудь подобное год назад в Финнеасе, посмеялся бы первый. Но сейчас все было не так, как год назад. И не так, как сто лет назад, и даже не тысячу. Он и правда разволновался настолько, что не сразу смог попасть в нее, тычась бессмысленно, как слепой котенок. Но Бранвен раскрылась перед ним доверчиво и с готовностью, сердцем угадав, что без ее помощи ему не обойтись. И едва это произошло, он понял, что умер и возродился заново. Возродился для новой жизни и для вот этой женщины, что лежала под ним.
Она была восхитительно узкая, и горячая, и бархатистая. Эфриэл держался на локтях, чтобы не давить на нее всем телом. Бранвен закрыла лицо ладонью и постанывала, и он понимал, что стонет она не от наслаждения. Надо было прерваться, дать ей передышку, успокоить ласками и словами, но он чувствовал, что не в силах этого сделать.
– Потерпи... чуть-чуть... – еле выдохнул он, прижимаясь к ней все сильнее и сильнее.
Он хотел говорить еще, но не смог. Успел только выскочить из нее в самый последний момент, после чего упал ничком, ощущая блаженную опустошенность.
– Я немного отдохну, – прошептал он, – прости, что получилось не так, как ты хотела... В следующий раз я все сделаю, как надо, обещаю... Но как я счастлив сейчас, моя маленькая Бранвен... Скажи, что не сердишься на меня?
Она молчала, только легко гладила его по голове. Эфриэл приподнялся, чтобы посмотреть, не слишком ли она обижена за то, что он испортил ее первую ночь.
В то же мгновение знакомая сила сдавила сердце и мозг. Невозможно, но условия заклятия оказались выполнены, и его уносило обратно, в Тир-нан-Бео. Как такое могло случиться? Ведь Бранвен не испытала удовольствия, в этом он мог поклясться! Чувствуя, что сейчас покинет мир смертных, Эфриэл, вцепился Бранвен в плечи, стараясь удержаться возле нее, вопреки силе заклинания.
– Позови меня снова! – торопливо произнес он. – Слышишь? Сразу же позови! У тебя под подушкой...
Сполох золотистых искр заставил Бранвен зажмуриться, а когда она открыла глаза, Эфриэла уже не было.
Вот и все, с надоедливым сидом покончено. Больше он не станет задирать ее язвительными шутками, не станет капризничать, требуя мяса и развлечений, не будет больше обидных прозвищ и неловких ситуаций. Да что скрывать? Больше не будет длинных партий в шатрандж, поцелуев, и сердечного трепета, и... Ничего больше не будет. Бранвен свернулась клубочком и заплакала.
Проснулась она с головной болью, ощущая непривычную пустоту. Никто не стаскивал с нее одеяло и не храпел на лавке для рукоделий. Бранвен встала, прошлась по спальне, выглянула в окно и переложила с места на место свитки на столе. Не этого ли она хотела с самого начала? Конечно же, этого. Отправить сида домой было решением правильным и разумным. К тому же, она обещала.
Бранвен выглянула в окно. Только начало светать, даже слуги на кухне еще не пробудились и не топили печи. Ночью выпал снег, и утро было призрачно-белым. Эта белизна не доживет и до полудня – пригреет солнце, снег растет и превратится в грязь. Но это значит, что весна близко.
Через двор кто-то бежал, воровато оглядываясь и кутаясь в плащ. Бранвен насторожилась и прижалась лицом к решетке, хотя холодный ветер поддувал нещадно. Фигура в плаще снова оглянулась, и под капюшоном Бранвен заметила Тигришу. Куда это понесло ее сестру чуть свет? В руках у Тигриши была корзина, прикрытая салфеткой. Еще интереснее! Уж не подкармливает ли она каких-нибудь бродяг? Но Тигриша пошла не к воротам, а к Северной башне.
Бранвен схватила свой плащ и поспешила за сестрой. Северная башня таит много неприятных сюрпризов. Вдруг и Тигриша стала жертвой какого-нибудь древнего заклинания.
Цепочка следов на снегу была хорошо видна, и Бранвен, пробежав по ним до угла, затаилась и осторожно выглянула. Двери в Северную башню были заколочены, об этом позаботилась Матильда, но Тигриша не пыталась зайти внутрь. Она трижды хлопнула в ладоши, и вдруг наверху, на втором этаже, открылось окно, и оттуда упала веревка. Тигриша привязала к ручке корзины веревку, подергала за нее, и корзина медленно поплыла наверх. В Северной башне кто-то прятался.
Убедившись, что этот кто-то получил корзину, Тигриша поплотнее запахнулась в плащ и пошла обратно. Она смотрела под ноги и поэтому заметила Бранвен только тогда, когда столкнулась с ней за углом. Она испуганно вскрикнула, а Бранвен схватила ее за плечи:
– Что ты здесь делаешь в такой час?
– Гуляю, – сразу же ответила Тигриша.
– А что за корзинку ты отправила в Северную башню? Кто там прячется? Вот скажу матушке...
– Тише! – сестра прижала палец к губам. – Об этом никто не должен знать! Даже матушка...
– Кто там прячется? – настаивала Бранвен. – Говори немедленно!
– Там... там Айфа, – прошептала Тигриша.
– Айфа?! Ты же говорила, она пропала!
– Она появилась месяц назад, и с тех пор прячется. Я ношу ей еду. Я правда-правда не знаю, что с ней произошло, Бранвен! Она попросила помочь – и разве я могла ей отказать?
– Пойдем в мою комнату, поговорим там, – Бранвен взяла сестру под локоть, и Тигриша покорилась.
В спальне Бранвен раздула угли и подкинула несколько самшитовых веточек в жаровню. Было холодно, и сестры забрались в постель, укрывшись вдвоем одним одеялом.
– Итак, вся Эстландия ищет Айфу, а она прячется в Роренброке?
Тигриша шепотом рассказала, что Айфа появилась еще более замученная и оборванная, чем Бранвен, к тому же, она была ранена, но строго-настрого запретила приводить лекаря.
– Теперь ей уже лучше, – заверила Тигриша. – Я приносила травы, какие она говорила. Наверное, Айфа сама вылечилась.
– Я уважаю твою сестринскую верность, – строго сказала Бранвен, – но ты поступила неразумно. Айфа ранена, быть может – больна, а ты оставила ее в Северной башне, в холоде и одну. Как вы туда проникли? Ведь двери заколочены!
– Там стена рухнула, – объяснила Тигриша застенчиво, – через дыру и пролезли. Прошу, не говори матушке, Айфа сказала, что это очень важно – чтобы никто не узнал о ней. Она боится, по-моему, – последние слова Тигриша произнесла шепотом, прижавшись губами к уху Бранвен, хотя подслушать их никто не мог.
Она оперлась ладонью о подушку, и что-то зашелестело под ее рукой.
– Ты читаешь в постели? – Тигриша с удивлением извлекла кусок пергамента, на котором было начертано несколько строк бисерным почерком. – Glaoch air affectionately air... На каком это языке?
– Отдай! – завопила Бранвен, мигом потеряв самообладание, и вырвала пергамент у сестры. – Тебе нельзя этого читать! Это... это...
– Что ты так разволновалась, – Тигриша пожала плечами, – я ничего и не читаю. Ты, главное, не говори маме про Айфу.
– Пока не скажу, – процедила Бранвен сквозь зубы. Она прижимала пергамент к груди, и он жег ей и ладони, и сердце. – Но с вашей стороны было бесчеловечно скрыть от матери, что ее дочь жива.
– Мы потом как-нибудь скажем, – беспечно отозвалась Тигриша. – Тогда я пойду? А то проснется Киарана и устроит мне допрос еще почище тебя!
Едва только шаги сестры затихли в коридоре, Бранвен подбежала к столу, зажгла свечу и поднесла ее к записке, чтобы разглядеть получше. Так и есть. Вот они – заветные пять строк, благодаря которым можно вернуть Эфриэла. Вернуть... Разве не об этом он просил ее перед тем, как исчез? Он сказал: под подушкой. И под подушкой оказалось призывающее заклинание.
Растаявший воск капнул на палец, и Бранвен вскрикнула.
– Что за глупости я думаю! – сказала она, поставила свечу и бросила пергамент на стол, не зная, как поступить – то ли уничтожить его сразу, то ли прочитать заклинание.
Она приводила тысячи доводов, почему не должна поддаваться искушению, взывала к чувству долга и после мучительных сомнений упрятала заклинание в самый нижний ящик комода, туда, где раньше лежала колдовская книга.
Три дня она ходила, как в тумане, никого не видя и не слыша. И даже новости об Айфе не занимали ее. Леди Роренброк запретила близняшкам и сыну беспокоить Бранвен, и сама всплакнула над разбитой жизнью дочери.
– Он ей так нравился, этот мерзкий лорд Освальд, – поверяла графиня компаньонкам. – Как он мог поступить с моей девочкой подобным образом? Просто разбил ей сердце!
А дочь вовсе не горевала над своей жизнью. Каждый вечер был для нее испытанием на стойкость.
– Пусть будет недоволен, пусть скажет, что я его не так поняла... – бормотала она, блуждая по спальне. – Но зачем он оставил мне заклинание? И просил вызвать...
В один из поздних вечеров, она в очередной раз достала из ящика кусочек пергамента, держа его кончиками пальцев, словно боясь обжечься. Она так часто смотрела на эти строки за последние дни, что выучила их наизусть.
– Пусть он будет недоволен, но зато полюбит меня еще раз, – сказала она в пустоту комнаты. – Да, еще раз!
Бранвен повторила заклинание и замерла, прислушиваясь. Над Роренброком на лигу вокруг повисла привычная предночная тишина. Бранвен отсчитывала биения своего сердца: один...два...три...четыре...
Он появился из темноты и сразу поцеловал, крепко обняв. Бранвен почти задохнулась в его объятиях.
– Почему так долго? – вопрошал он, покрывая короткими поцелуями ее лицо. – Ты не заглядывала под подушку? Или решила потерзать меня? Распалить еще больше? У тебя это отлично получилось!
– Ты не сердишься, что я снова призвала тебя? – спросила Бранвен, теряя голову от его напора, и от непритворной страсти, которой он пылал.
– Сержусь за то, что проторчал там слишком долго! Сколько дней у тебя пошло? Три? Четыре? Неделя?
– Пять, – призналась она.
– Ты – маленькая, жестокосердная гусыня, – ласково бранил ее Эфриэл. – Я тебе это еще припомню. Но подожди...
Бранвен потянулась к нему с поцелуем, и когда он остановил ее, недоуменно захлопала ресницами.
– Сначала ответь мне. Как вышло, что я оказался в Тир-нан-Бео? Ты ведь не испытала удовольствия. Я знаю, я это чувствовал.
– Испытала... – Бранвен покраснела и смутилась до слез.