Текст книги "Танцы на быках"

Автор книги: Артур Сунгуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Ночевали они, где придется – в стоге сена, в хлеву или при церкви, если священник попадался добрый. Эфриэл уже забыл, когда крепко спал – большую часть ночи он караулил, как бы никто не покусился на его бесценное сокровище, которое и в обносках не утратило свежести и прелести. По-крайней мере, в глазах бродяг и вилланов.

После ночевки в очередном хлеву, Эфриэл не выдержал. Бранвен весь день кашляла, и он встревожился не на шутку.

– Хватит, – сказал он, когда они добрели до очередной деревушки. – Иди вон в тот дом и просись на ночлег. Еще одна такая ночь – и ты сляжешь.

– Но как же я буду проситься, если у нас только два медяка! Чем мы заплатим?

– Ничем. Скажи, что ты великая провидица и предскажешь им судьбу. Это сработает, вот увидишь.

Бранвен посмотрела на него с сомнением, но в указанный дом постучала. Залаяли собаки, и на пороге возникла дородная женщина в полотняной юбке, подвернутой кульком, открывавшей мощные ноги в мужских штанах.

– Чего тебе, нищенка? – рявкнула она. – Убирайся или собак натравлю!

Между ее ног тут же просунулась черная лохматая собачья голова и оскалила зубы.

– Если пустишь меня переночевать, я предскажу тебе судьбу, добрая женщина, – сказала Бранвен с достоинством. – Я – знаменитая провидица, иду в Тансталлу, хочу предстать перед королем.

– Много вас тут бродит, знаменитых! – но было видно, что женщина заинтересовалась. – Как докажешь, что ты провидица?

– Скажи, пусть положит в шкатулку любой предмет, а ты угадаешь, что там, – сказал Эфриэл.

– Но откуда я узнаю, что она туда положит? – зашептала Бранвен, тараща глаза.

Сид щелкнул ей по лбу:

– Я тебе скажу, маленькая неумная гусыня.

– А-а-а, – Бранвен поняла его замысел и улыбнулась, потирая ладони.

Провидице разрешили зайти и постоять у порога, пока хозяйка дома послала за шкатулкой и секретом. К порогу подтянулись многочисленные домочадцы – и муж, который явно побаивался громогласной жены, и пятеро великовозрастных сыновей, и три девицы, похожие на мамашу, как три боба на четвертый. Сид тут же запустил руку внутрь кособокой коробки, украшенной поддельными кораллами, и объявил:

– Кожаный кисет с табаком.

– Там лежит кожаный мешочек, а в него насыпан табак, – глубокомысленно заявила Бранвен, глядя в потолок.

Домочадцы дружно ахнули, а у хозяйки так разинулся рот, что в него мог бы залететь не только воробей, но и средняя, хорошо упитанная ворона.

– Садись к огню, провидица, – пригласила хозяйка, торопливо постилая на лавку плетеный коврик. Бранвен важно уселась, вытянув усталые ноги к огню. Ей принесли миску с тушеными бобами, и она наелась до отвала, не забыв оставить немного и для Эфриэла. Тепло разливалось по каждой жилке, и после сытного ужина неудержимо клонило в сон, но хозяева хотели предсказаний.

Бранвен ни за что не справилась бы без сида. Он сказал, чтобы она попросила горсть бобов и гороха, перемешала их и делала вид, что гадает по бобам. Девушке оставалось только повторять за ним «пророчества» и «предсказания» – увеличение налогов, дружную весну, скорую свадьбу (одна из девиц разрумянилась и убежала счастливая), богатый приплод и прочее, и прочее. Кроме того, она безошибочно угадывала предметы, которые прятали в шкатулку, и ни разу не ошиблась, угадывая, у кого была спрятана медная монетка.

Хозяева остались довольны, а гости – довольны вдвойне.

Постилая постель возле прогоревшего очага, хозяйка спросила:

– Если ты такая умелая, то почему не наколдуешь себе кусок хлеба?

– Скажи: тайные знания чаще приносят неприятности, чем хлеб, – сразу же отозвался Эфриэл.

Бранвен повторила, и хозяйка понимающе кивнула.

Назавтра началась метель, и Бранвен предложили переждать непогоду. День и вечер прошел так же приятно, как накануне, с той лишь разницей, что в гости к хозяйке Мюлтрют заявилась половина деревни. Вилланы несли съестные припасы, а двое даже ссудили по медной денежке, взамен предсказаний.

– Предсказывай вилланам повышение налогов, приплод и свадьбы – и не ошибешься, – разглагольствовал Эфриэл, легко выдавая пророчества. – Благородным девицам нужно врать о любви, как в рыцарских романах, скупердяям – об увеличении состояния, молодым женщинам – о рождении ребенка. Все очень легко, надо только быть немножко сообразительным.

Бранвен не считала вранье такой уж невинной забавой, но благодаря этому у них появилась крыша над головой и провиант в дорогу.

Последней заявилась одноглазая старуха, перед которой деревенские услужливо расступились и усадили бабку на почетное место.

– Кто тут отбирает у меня хлеб? – спросила беззлобно старуха, улыбаясь морщинистым ртом. – Это ты, девушка, показываешь чудеса и выдаешь предсказания? Не слишком ли ты молода, чтобы знать будущее?

– Скажи, что мудрость не зависит от возраста, – подсказал сид.

Старуху ответ позабавил.

– Нечасто старой Гунтеке удается встретить такое чудо, – сказала она, посмеиваясь. – Я местная травозная, лечу этих людишек уже лет тридцать, если не больше.

– Мне сорок, уважаемая, и когда я родился, ты принимала роды у моей уважаемой матушки, – сказал староста.

– Может и столько, я стара уже, все забываю. Скоро помирать, да я забыла, что есть на свете смерть, – пошутила Гунтека.

– Ну что вы, бабушка, – хозяйка Мюлтрют отрезала половину каравая, завернув его в чистое полотно. – Вы у нас такая одна на сотню лиг вокруг. Кто же будет лечить, если уйдете?

– Не от меня это зависит, не от меня, – старуха забрала хлеб и поманила Бранвен. – Ты устала в пути, девушка. Не стоит обременять Мюлтрют. Пойдем ко мне, я живу одна и буду рада такой молодой соседке. Чем накормить тебя найдется, да и спать будешь не на полу, а на кровати.

Бранвен, испугавшаяся, что станет кому-то в тягость, согласилась переночевать у травознаи Гунтеки.

– По мне, так лучше бы ты осталась здесь... – начал Эфриэл, но сразу понял, что понапрасну толчет пестом воздух.

Травозная проводила Бранвен на окраину, к дому, спрятанному за огромным вязом.

– Завтра метель кончится, – говорила старуха, помогая девушке раздеться и стряхнуть снег. – Конечно, дороги замело, но до столицы путь быстро проторят, пойдешь, как по зеркалу. Садись сюда, деточка, – она пододвинула к очагу складной стульчик и застелила его пледом. – Тут тебе будет тепло и уютно.

– Благодарю, бабушка.

– Ты наверняка голодна? Мюлтрет – известная скупердяйка, лишней корки не даст. Я потому тебя и увела. Сейчас будет готова похлебка, она у меня сегодня богатая – с просом и солониной. А пока согрею сидр, чтобы тебе было повеселее ждать обеда.

Она достала бутыль, оплетенную ремешком, вынула пробку, подняла бутыль над головой и ловко направила струю в кружку, которую держала на уровне пояса. Запахло летом и яблоками, и на душе стало светлее. Напиток зашипел и поднялся пышной белой шапкой, готовясь сбежать.

Бранвен с радостью приняла из рук старухи кружку со сладким пенящимся напитком, куда предварительно была опущена горячая кочерга.

– Вкусно? – ласково спросила Гунтека, ставя рядом с Бранвен столик, на котором дымилась миска густой похлебки.

– Очень! – восхитилась Бранвен, допивая последний глоток.

– Могла бы и поделиться, – заметил Эфриэл, которому только и оставалось ждать, когда старуха отвернется, чтобы схватить кусок лепешки.

Бранвен что-то промычала, подбирая ложкой похлебку. Верно говорят, что голодному и черствый хлеб – сладок. Вот и сейчас благородная графиня Аллемада, которая вкушала без особого восторга нежнейших перепелок и южные фрукты, уплетала просяную похлебку за обе щеки и готова была поклясться, что ничего вкуснее она никогда не ела.

– Матушка, ты мастерица разливать напитки, – похвалила старуху Бранвен. – И благородные дамы не могли бы похвастаться такой сноровкой.

– Я же не всегда жила в этой лачуге, моя красавица, – сказала старуха, доставая гребень и распуская косу Бранвен. – Было время, когда меня звали Гунтекой Белогрудой, и не всякий король мог меня обнять, что уж говорить о князьях. Это сейчас я обмелела, как море в отлив, и пожелтела, как сухой лист. А когда-то была высока, бела и румяна, и носила наряды до самой земли, так что и туфель не было видно. Я смеялась звонко и любила обнимать отважных и сильных, и вкушала только на королевских пирах. Сейчас мужчины стали скупы и болтливы, как столетние старухи, а в мое время все было иначе – влюбленные были щедры и совершали безумные поступки во имя любви... У тебя есть возлюбленный, красавица моя?

– Н-нет, – пролепетала Бранвен, смущенная подобными откровениями. В ее кругу считалось дурным тоном так открывать душу даже перед близкими родственниками.

– Тогда ты зря тратишь время, – хихикнула старуха. – Пока молода, торопись познать страсть молодого и сильного возлюбленного. Иначе будет слишком поздно, и останется только оплакивать загубленную молодость. Взгляни на мои руки, – она сунула Бранвен под нос костлявые конечности, кривые и узловатые, как сучья сухого дерева. – Отвратительное зрелище? А когда-то они умели жарко ласкать героев, и правили четверкой коней, заставляя колесницу проехать по краю обрыва, чтобы два колеса повисали над пропастью. Когда-то я выходила нагая, чтобы пробежать под первым снегом. И мне не было холодно, потому что молодая кровь горячая, она быстро бежит по жилам. А теперь мне зябко и в теплой одежде, как гнилому желудю в морозной земле. Бывало, я пила перебродивший с травами мед, сидя по правую руку от короля, а теперь меня угощают разве что пахтой. Да и кто угощает? Такие же старухи, бородавчатые, согбенные и жалкие.

– Растащило старуху, – грубо сказал Эфриэл. – Не иначе, ты ей безумно понравилась, раз она решила рассказать тебе историю своей жизни.

– Мне очень жаль, матушка, – сказала Бранвен, запинаясь. Ей одинаково неловко было от излияний Гунтеки и от насмешек сида над старухой. Было жалко и стыдно, словно она провинилась перед знахаркой молодостью и красотой. – Ты тоскуешь по прежним временам и слова твои полны горечи... Но время неумолимо, и одинаково старит всех. Нет такого человека, который избежал бы его силы. Ты можешь утешаться, что жизнь твоя была полна веселья и счастья, пока ты была молода. Многие под старость не могут похвалиться и этим...

– Еще всплакни вместе с ней в обнимку, – подсказал Эфриэл. – Когда уже эта ведьма уберется, чтобы я мог поесть?

– Ты такая добрая и умная, моя красавица, – приговаривала Гунтека, расчесывая Бранвен волосы. Скрюченные пальцы заботливо скользили по пушистым прядям, распутывая и укладывая волосок к волоску. – Сразу понятно, что у тебя доброе сердце. Только мудра ты не по годам. Личико детское, а рассуждаешь, как умудренная годами женщина.

– Ах, матушка, вовсе не детские сказки я слышала в последнее время, – вздохнула Бранвен. – Они-то и прибавили мне горечи и мудрости. Но клянусь ярким пламенем, я бы прекрасно прожила и без историй для взрослых...

Сидр согрел ее озябшее тело, растекся горячей волной до кончиков пальцев. Бранвен благостно откинулась на спинку стула, позволив старухе ухаживать за ней.

Огонь прогорел, и старуха затеплила свечу. По стене заметались причудливые тени – это Гунтека взмахивала гребнем, причесывая Бранвен.

 – Ай, красота! Вот так красота! – приговаривала Гунтека, оглаживая Бранвен по затылку и макушке. – И мягкие, и блестят, как шелк! Чудо, а не волосы!

– Уймется она когда-нибудь? – негодовал Эфриэл. – Скажи, что хочешь спать. Пусть убирается, я голоден, как бык, покрывший стадо телушек.

– Ты весьма невежлив, – шепнула Бранвен одними губами. Ею овладела непонятная истома, и даже спорить не хотелось.

– Наклони-ка голову, деточка, – ворковала над ней старая Гунтека. – Вот тут волосы совсем запутались, надо расчесать.

Бранвен послушно наклонила голову, и вдруг плотный кожаный ремень захлестнул ее шею, щелкнул хитрый замочек, и девушка оказалась прикованной к потолочному столбу. Тонкая цепочка звякнула, когда Бранвен попыталась вскочить, но ноги отказались повиноваться, и она чуть не упала. Старуха подхватила ее под мышки и усадила обратно в креслице, хихикая все громче.

– Что происходит? – резко спросил Эфриэл, которому не было видно, что там творит старуха в темноте.

Продолжая хихикать, Гунтека проворно проковыляла к двери.

– Твоему дружку придется поторопиться, красавица, если он захочет тебя спасти.

– Дружку? Не понимаю, о чем ты говоришь, – испугалась Бранвен, безуспешно пытаясь встать.

– Она меня видит, – процедил Эфриэл сквозь зубы. – Что ты наделала, безумная старуха?!

– Конечно, я тебя вижу, и даже знаю, кто ты, – Гунтека смеялась все громче, довольно потирая сухие ладошки. – Недаром у меня только один глаз! Живым глазом я вижу этот мир, а мертвым – тот. У людей короткая память, но я помню многое, очень многое. Ты должен принести мне из садов великих сидов три золотых яблока, дарующих молодость, и тогда я дам противоядие, а без него нежная красавица умрет, едва завтрашнее солнце взойдет на полдень.

– Какие яблоки, ведьма?! – Эфриэл подскочил к креслу, хватая Бранвен за руку и выслушивая живчик. – Ты разве не знаешь, что все это – сказки! Яблоки в наших садах выкованы из золота! Их невозможно съесть!

– Не заговаривай мне зубы, – отрезала старуха. – Завтра я приду, и яблоки должны вернуть мне молодость. Иначе можешь попрощаться со своей милашкой. А будет жаль, если она умрет раньше времени. Такая, молодая, красивая и добрая. Ай, как жаль! Очень жаль! – причитая на разные лады, знахарка вышла из лачуги.

Снаружи лязгнул замок, и стало тихо. Эфриэл без особой надежды подошел проверить дверь, но она была заперта. Вернувшись к Бранвен, он взял ее на руки и перенес на ветхое ложе, а сам сел рядом, держа ее руку в своих руках.

– Что же теперь будет? – Бранвен заплакала. Слезы текли из глаз по вискам, и Эфриэл осторожно их вытер.

Он не ответил, боясь ложно ее обнадежить. А мыслями лихорадочно искал пути спасения. Удастся ли умолить старуху отдать им противоядие? Кто знает, вдруг сердце старухи тверже камня и не знает жалости. Или лучше попытаться выбраться из лачуги, взвалить Бранвен на плечи и отправиться на поиски лекаря, который сможет помочь? Но где искать лекаря, если в деревне говорили, что на сотни миль вокруг пользует больных одна Гунтека.

– Это я виновата, – прошептала Бранвен,  уже мучаясь дурнотой. – О, если бы я не оказалась такой глупой недотрогой... Ты давно очутился бы дома... А теперь...

Эфриэл мрачно молчал, поглаживая ее влажный лоб.

– Я решила... – она затеребила непослушной рукой застежки пояса. – Тебе надо вернуться домой, пока ... пока я еще могу тебя туда вернуть. Страшно подумать, что тебя ожидает, когда я умру.

– Совсем обезумела, – сказал Эфриэл бесцветным голосом.

– Нет-нет, – она положила его ладонь себе на грудь. – Я в здравом уме... я решилась...

– Как ты можешь говорить об этом, когда твоя жизнь висит на волоске? – не выдержал Эфриэл. – Я думаю, как спасти тебя, а ты только и твердишь, что о моем возвращении!

– Меня спасти вряд ли удастся, а ты не должен становиться узником чужого мира...

«Я уже – узник. И похоже, это надолго», – подумал Эфриэл, но вслух сказал:

– Что бы ни случилось, я не покину тебя сейчас. Поэтому прекрати болтать глупости и дай мне подумать.

Она послушно притихла и даже уснула. А может, просто закрыла глаза, сберегая жизненные силы. Эфриэл тер лоб, пытаясь найти выход, но ничего толкового не шло на ум, и это приводило в отчаянье.

После полуночи ей стало хуже. Ее рвало желчью, и черты лица заострились, как у маски. Эфриэл нашел чистую ветошку, намочил и вытер девушке лицо и руки.

– Почему ты такая упрямая, – ругался он. – Почему тебе не жилось с мужем? Зачем я уступил тебе и не приволок обратно в замок, когда ты задумала бежать?

– Я не смогла бы жить с этим развращенным человеком, – сказала Бранвен. – Я бы умерла. Пусть лучше я умру в твоих объятиях...

– Да кто просил тебя умирать?! – вскричал Эфриэл. – Никто еще не умирал от богатой жизни!

Но она покачала головой:

– Все во мне умирало рядом с ним. Лучше пусть погибнет тело, чем душа. И еще... я хочу быть с тобой, прости уж меня за такое желание.

– Со мной? – Эфриэл пристально посмотрел на нее, определяя, не были ли последние слова горячечным бредом. – Ты упрекала в развращенности и меня. Чем я лучше твоего мужа?

– Да, ты доставил мне много неприятных часов, – ответила Бранвен, слабо улыбаясь. – Но ты вел себя, как  мальчишка. Ты просто играл, стараясь досадить мне. А этот мужчина... он пронизан распутством до мозга костей, он отравляет все, к чему прикасается. В твоей наготе больше чистоты, чем в его лице. Есть разница между дикарем с благородным сердцем и варваром в кружевных манжетах. Позволь отправить тебя в твой мир. Это меньшее, что я могу для тебя сделать.

– Глупая гусыня! Почему ты всегда думаешь о других, а не о себе?

– Так ведь в мыслях о других и состоит наше счастье. Как же получилось... что ты прожил на земле так много... а понял – так мало? – прошептала она, ласково гладя его по щеке, и вдруг притянула к себе за шею, и зашептала в самое ухо, опаляя горячим лихорадочным дыханием: – Я сейчас умру... за мной пришел вестник смерти... он сидит вон там и смотрит на нас...

Эфриэл медленно обернулся, чувствуя, что волосы на голове становятся дыбом.

В складном креслице сидел мужчина средних лет. Седой, белобородый, но с черными, будто намазанными сажей, бровями. Он задумчиво глядел на распростертую перед ним пару, уперев подбородок в кисть правой руки, блестевшую металлом.

– Это не вестник смерти, – сказал Эфриэл. – Но его я ожидал увидеть здесь меньше всего. Этой мой отец.

Бранвен осмелилась выглянуть из-за плеча сида, чтобы посмотреть на еще одного представителя древнего народа. Не считая серебряной руки, он ничем не отличался от обычного человека, разве что был выше большинства мужчин и шире в плечах. Он походил на огромного медведя, или на грозовую тучу, которая еще не мечет молнии, а только копит грозную силу.

– По-моему, тебе нужна помощь, сын, – сказал пришлый.

– По-моему, ты мог бы вспомнить обо мне раньше, – дерзко ответил Эфриэл. – Но ты прав, мне нужна помощь, и я не стану изображать гордеца, отказываясь от нее. Мне нужна Айрмед с ее травами, нужно противоядие.

– Вот как, – среброрукий смотрел на Эфриэла очень внимательно. – Я думал, ты ждешь другой помощи. Слишком давно тебя не было в Финнеасе. Не решил ли ты променять отцовский дом на мир смертных? У тебя, вроде бы, уже щетина пробивается?

Эфриэл коснулся подбородка.

– Время в этом мире бежит быстрее, чем в нашем. Будь осторожен, сын. Еще год – и ты вернешься к нам с бородой. Но ты говоришь о противоядии, а я не вижу, чтобы ты страдал от отравления.

– Не я. Речь идет об этой женщине, – Эфриэл перевел взгляд на Бранвен и убрал волосы с ее лица. Она закрыла глаза и тяжело дышала. – Эта женщина пострадала из-за меня.

Он коротко рассказал о том, что произошло, но на короля сидов рассказ не произвел впечатления.

– Ты зря с ней связался, – сказал он. – Все люди смертны, она тоже умрет, рано или поздно. Хотя ты прав, сейчас ей надо помочь. Если она погибнет, ты так  и застрянешь здесь, неприкаянным голым призраком.

Эфриэл наклонил голову, чтобы отец не заметил его гнева. Нуада умел дать понять сыну, что считает его полным недоумком, неспособным ничего решить в своей жизни.

– Как получилось, что ты до сих пор не вернулся? – спросил Нуада и добавил с усмешкой: – Растратил свои таланты? Прежде ты бывал куда как ловок с женщинами.

– Приведи Айрмед, – сказал Эфриэл. – А изощряться в остроумии будешь потом.

– Сначала я хочу поговорить с этой женщиной, – заявил король сидов. – Она в сознании?

Бранвен тут же открыла глаза.

– Я слышу, милорд, – сказала она просто. – Мы не были представлены. О вас мне известно, вы – король Нуада Среброрукий. Мое имя – Бранвен Аллемада, урожденная Роренброк. Но сомневаюсь, что это вам о чем-то говорит. Если вы сможете... а Эфриэл рассказывал, что вы – могущественный... волшебник, – она хотела сказать «колдун», но побоялась обидеть короля, – сделайте так, чтобы он вернулся в ваш мир. Это успокоит мое сердце перед смертью.

– Не говори слишком много, береги силы, – сказал Эфриэл, склоняясь над ней тревожно. – Я не покину тебя, пока не появится Айрмед. Она лучшая целительница во всех трех мирах, она распознает яд и найдет лекарство.

Бранвен благодарно улыбнулась ему, хотя улыбка получилась неуверенной.

Нуада наблюдал за ними, что-то решая про себя.

– Бранвен Аллемада, – сказал он, – я приведу нашу целительницу, и она излечит тебя. Но взамен ты должна пообещать, что когда излечишься – не станешь удерживать моего сына в этом мире. Когда тело твое поправится, отпусти князя. И сожги книгу. Если не будет заклинания, то моему сыну не придется носиться туда-сюда между мирами, на потеху смертным женщинам.

– Припомни, благодаря кому я ступил на этот путь, – хмыкнул Эфриэл.

– Дело в том, – продолжал Нуада, – что по нашим законам ущербный правитель не может принести счастья своему народу. И хотя серебряная рука дает мне право оставаться на троне, чтобы не вызывать недовольства я хочу передать власть преемнику. Эфриэл вполне может стать следующим правителем Финнеаса.

– У тебя есть три законных сына, вот их и сажай на трон после себя, – ответил Эфриэл, не дав Бранвен и рта раскрыть. – Хватит пустых разговоров! Веди Айрмед, раз обещал!

– Я говорю не с тобой, – осадил его отец. – Что скажешь, Бранвен Аллемада?

– Конечно, милорд, – ответила Бранвен, – я сделаю все, как вы говорите. И не потому, что у меня нет выбора перед смертью. Я собиралась отпустить вашего сына и сжечь книгу, но слишком промедлила, за что и была наказана.

И она даже умудрилась покраснеть, несмотря на то, что до этого лежала бледная, как призрак.

– Она обещала! Скорее же! – взмолился Эфриэл.

Нуада коротко кивнул, по-прежнему не сводя с Бранвен глаз, и она вдруг заговорила:

– Подождите, милорд! У меня тоже есть к вам просьба. Прошу вас, принесите яблоки для бедной Гунтеки. Все это было сделано ради плодов из вашего волшебного сада... Пусть она убедится, что яблоки, возвращающие молодость – всего лишь красивая легенда...

Эфриэл едва сдержался, чтобы не встряхнуть ее, приводя в чувство:

– Что за глупости? После того, как старуха поступила с тобой, хочешь наградить ее золотым яблоком?

– Кто знает, что она сделает от отчаяния, если не получит желаемого? – ответила Бранвен. – На какие еще преступления отважится эта несчастная и кого погубит ради бесплодной мечты? Милорд, принесите яблоки. Вам это ничего не стоит, а ее душа спасется.

Нуада еще раз кивнул, что-то уясняя про себя. Потом встал – и словно его и не было, только брызнули в разные стороны золотистые искр.

Они ждали долго, и Эфриэл нашептывал Бранвен ласковые и ободряющие слова. Когда она впала в беспамятство, он не умолкал, потому что верил, что она слышит его, даже если блуждает душой по нездешним берегам.

– Все будет хорошо, – повторял он. – Вспомни, у нас были времена и пострашнее.

– Все будет хорошо, – произнес вдруг женский голос, и теплая мягкая рука легла на его плечо.

– Айрмед! – Эфриэл нервно рассмеялся. – Ты пришла! Не поверишь, как я счастлив тебя видеть!

– Поверю. А теперь отойди и дай мне посмотреть на эту смертную деву.

В своих снах Бранвен уже подошла к черной реке, чей второй берег был скрыт туманом. Безропотно и покорно она стояла у самой кромки воды, всматриваясь в сумрак. И вот из тумана выплыла лодка, и лодочник в плаще с капюшоном, скрывающим лицо, взмахнул веслом. «Он явился за мной», – подумала Бранвен, и тело от сердца до пяток охватил смертельный холод. Лодка приближалась, и не было слышно ни всплеска, ни шороха, но вдруг чей-то голос позвал девушку по имени, и видение реки и лодочника разорвалось, словно гнилая ткань.

Разлепив веки, Бранвен увидела, что вместо Эфриэла у ее ложа сидит необыкновенной красоты женщина с глазами, сияющими, как февральские звезды, и волосами такими золотистыми, что они светились в полумраке. Она-то и звала ее чарующим голосом, подобным звучанию арфы.

– Кто ты? – спросила Бранвен.

– Травница Айрмед, женщина из сидов, – с улыбкой ответила красавица, пощупала Бранвен лоб и оттянула девушке веки, разглядывая белки глаз.

Потом женщина из сидов приказала Бранвен открыть рот и осмотрела ее язык, а потом и ногти.

– Она хитра, твоя старуха-знахарка, – сказала Айрмед с усмешкой, похожей на усмешку Эфриэла. Только существа, наделенные нечеловеческим умом и огромными знаниями, могут так усмехаться – чуть презрительно и немного отстраненно. – Но я хитрее. Мне надо ненадолго вернуться. Не бойся, все будет хорошо, я знаю, как тебя вылечить, – сказала она Бранвен, погладив ее по голове, поднялась, а ее место немедленно занял Эфриэл.

– Ты слышала? – заговорил он, сжимая холодные руки девушки. – Она знает, как тебя спасти. Ничего не бойся и главное – не спи.

– Это она? – зашептала Бранвен.

– Она – кто?

– Твоя прекрасная возлюбленная, о которой ты мне рассказывал? Которая нежна и добра.

– Айрмед? – Эфриэл даже засмеялся. – Боги! Это – ревность, не иначе!

Бранвен замолчала, прикрыв глаза. Разве она могла признаться, что появление великолепной соперницы разом уничтожило все ее надежды. Как наивна она была, думая, что пережитые опасности сблизили ее с пришельцем из иномирья. Ей казалось, что он относится к ней как-то особенно, спасая всякий раз, когда она по собственной глупости попадала в беду. Но женщина с золотыми волосами одним своим видом дала понять, что надежды быть не может.

Травница-сида скоро вернулась и в руках у нее был деревянный сундучок с медными уголками. Эфриэл бросился к ней:

– Ты ведь правда знаешь, как ее спасти?

– Конечно, знаю. Сядь рядом и не суетись. Мне нужны пряди ваших волос.

Она достала из ящичка серебряный ножик и срезала по локону с головы Бранвен и Эфриэла. Потом соединила ладони, сжав между ними срезанные волосы, и что-то пошептала. Когда она раскрыла руки, на ладонях ее лежали две серебряные ложечки, длиной в пядь каждая. Ручки ложек были сделаны в виде обнаженных человеческих фигурок – мужской и женской, каждая поднимала руки над головой и держала вогнутый диск-чашечку.

Потом травница насыпала в чашку белого порошка из шелкового мешочка, разбавила водой, размешала и пошептала.

– Возьмите по ложке и отведайте из снадобье из этой чашки, – велела Айрмед, подавая Бранвен ложку с фигуркой женщины, а Эфриэлу – с фигуркой мужчины.

Они послушно зачерпнули по ложке белой каши и проглотили. Бранвен сразу же скрутило в приступе рвоты. Эфриэл схватил мокрое полотенце и принялся вытирать ей лицо. Бранвен отдышалась, и Айрмед продолжала:

– А теперь обменяйтесь ложками.

Когда молодые люди выполнили и это приказание, ложка с фигуркой мужчины, оказавшаяся у Бранвен, осталась светлой, а ложка с фигуркой женщины, которую взял Эфриэл, потемнела. Светлым остался лишь самый краешек чашечки.

– Что это значит? – спросил Эфриэл.

– Яд отравил почти все ее тело, – сказала целительница. – Скорее, зачерпни из тарелки снова и окропи снадобье своей кровью, – она подала Эфриэлу ножик. – Но будь осторожен! Ты уже не так неуязвим, как в Тир-нан-Бео. Не поранься слишком сильно.

Эфриэл ничего не говоря полоснул себя лезвием повыше локтя. Открылась широкая рана и хлынула кровь. Он щедро окропил снадобье в ложке, и вопросительно посмотрел на Айрмед.

 – Дай ей съесть.

Сид поднес к губам Бранвен волшебное лекарство и увидел страх в ее глазах.

– Доверься, – сказал он, – Айрмед знает, что делает.

Она приоткрыла губы, и он осторожно вложил ей в рот ложечку, подхватив полотенце, если снова начнется приступ рвоты.

– Теперь остается только ждать, – сказала Айрмед, ободряюще кивая Бранвен.

Вскоре Бранвен задремала. Чтобы не беспокоить ее, сиды отошли в сторону и устроились на камнях возле камина.

– Как странно, что ты прикипел к ней. Она наивна до глупости, – сказала Айрмед.

Эфриэл поморщился, сравнение ему не понравилось.

– Я бы назвал это святой простотой, – сдержанно сказал он.

– Святая простота?! – Айрмед рассмеялась. – С каких это пор ты уверовал в святость? Неужели жизнь среди людей может так изменить? Похоже, тебе здесь просто понравилось, поэтому и назад не торопишься.

– С чего ты решила? – ответил Эфриэл. – Я живу тут, как девственник на пустынном острове. Только и мечтаю, что вернусь домой и оприходую всех красоток в Финнеасе.

– Так ты стосковался не по семье, а по любви? Бедненький...

– Пять месяцев воздержания, – криво усмехнулся Эфриэл. – Можешь поверить, что я способен на такое?

– Это легко исправить, – Айрмед распустила вязки на рубашке и оголила высокую белую грудь. – Мы же с тобой друзья, должны помогать друг другу.

– Прикройся, – Эфриэл машинально отвернулся.

– С каких это пор ты стал стыдливым? – травница натянула на плечи рубашку и с утроенным любопытством посмотрела на спящую Бранвен. – Неужели, это ее заслуга? Ох уж эти смертные девы! Их чары опаснее, чем заклинания!

– Не смейся, – буркнул Эфриэл. – Мне вовсе не до шуток. Она, эта девушка – она другая, понимаешь? Она не похожа на нас, она не похожа на своих. Она добрая. Она верит людям даже после того, как столько раз была обманута, предана, унижена. И всегда думает о других, а не о себе. И еще она улыбается. Понимаешь ли ты, что это значит? Она прыгнула с обрыва, едва не погибнув, и тут же улыбнулась мне. Она делала вид, что ей совсем не страшно, когда ее чуть не изнасиловал бык на потеху публике. И даже теперь, чувствуя смерть, она улыбалась и утверждала, что хочет умереть в моих объятиях и желала только одного – чтобы я вернулся в Тир-нан-Бео. Такая слабая – и такая сильная. И с ней тепло. Тепло вот здесь, – он постучал кулаком себе по груди, слева. – С остальными тепло в другом месте, а с этой... Сначала рядом с ней я умирал от страсти, а теперь чувствую, что умираю от нежности. И это такая сладкая смерть. Если этой девушки не станет, я буду тосковать вечно.

Айрмед слушала его откровения с грустной, понимающей улыбкой.

– А я и не смеюсь над тобой, глупый малыш, – сказала она, когда Эфриэл замолчал. – Да, малыш! Не забывай, что я старше тебя лет на семьсот, если не больше. Древние говорили, что мужчина помнит только трех женщин – первую, последнюю и единственную. Не знаю, кто был твоей первой женщиной, не знаю, кто будет последней. Но вот эта... Кажется, она как раз твоя единственная. Смотри, единственных дважды не встречают.

Бранвен проснулась, и Эфриэл тут же подбежал к ней, и склонился, всматриваясь в лицо.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, волнуясь.

– Лучше, – с удивлением ответила она.

– Посмотри на ложку, – сказала Айрмед.