Текст книги "Танцы на быках"

Автор книги: Артур Сунгуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Она долго смотрела на спящего, и рука ее машинально поглаживала длинные жесткие волосы сида. Как же так получилось, что теперь она с волнением ожидает не первой ночи с мужем, а ночи совсем с другим мужчиной? Даже не с мужчиной – с призраком, который исчезнет, как только... Бранвен усилием воли отогнала греховные мысли. Он принадлежит другому миру, и она обязана отпустить его. Какое, однако, суровое слово – обязана. И почему обязанности никогда не совпадают с желаниями?

Тишина ночи нарушилась веселыми возгласами и треском фейерверков. Площадь находилась по ту сторону дома, и Бранвен не могла видеть ни ослепительных комет, ни огненных мух, взрывающихся в небе – только отблески на облаках. Эфриэл зашевелился, разбуженный шумом, и забормотал что-то, тычась ей в колени, как слепой котенок.

– Проклятое вино, – произнес он почти внятно, – пьется, будто вода, а валит с ног похлеще бешеного быка. Я долго спал?

– Совсем нет, полчаса или меньше. Как ты себя чувствуешь?

– Как распоследний дурак, – огрызнулся он, потирая голову и усаживаясь на скамью рядом с девушкой.

Места было ровно столько, чтобы сидеть, тесно прижавшись. Бранвен сочла это неприличным и поспешила подняться. Сид тут же развалился, заняв всю скамейку, вытянул ноги и прислонился затылком к стене.

– Не представляешь, какой кошмар мне приснился... Будто заявился мой папаша, и его серебряная рука громыхала, как сотня несмазанных колесниц.

– Ты звал во сне Айрмед, – сказала Бранвен. – Кто она?

– Айрмед? Это женщина-мечта. Прекрасна, нежна и добра, как сама доброта.

– Добра? Наверное, она не отказала тебе, – уколола Бранвен. Ей показалось, что сид несколько смутился, чего за им обычно не водилось.

– Можно сказать и так, – признал он. – Но я бы выразился по-другому: она проявила больше сердечности и понимания, чем некоторые.

– Да, именно так тебе и должно казаться.

– Язвишь, дитя? – Эфриэл потер виски. – Не самое подходящее время. Я сейчас не вспомню даже имен своих бабушек, поэтому вряд ли смогу достойно ответить.

– Принести воды? – спросила она участливо.

– Если госпоже герцогине не трудно.

Бранвен вернулась в комнату, нашарила кремень и кресало и попыталась высечь искру, чтобы зажечь свечу, но так и не смогла. Зато Эфриэл заворчал, что она ходит долго, как за смертью.

– Тороплюсь со всех ног, милорд, – пропела Бранвен, наливая в высокий бокал воды из кувшина. Делать это приходилось наугад, и она благополучно перелила – налила воды вровень с краями. «С горкой», – как выразился Эфриэл. Он пил долго, почти осушив бокал до дна. Напоследок закашлялся и пролил остатки на грудь.

– Это все ты наколдовала, незадачливая ведьма? – возмутился он, стряхивая ладонью воду. – Не слишком приятно, знаешь ли.

– Просто ты слишком торопишься, – ответила Бранвен, доставая из потайного кармашка платок. – Давай помогу.

Она легко коснулась его груди, осушая воду, потом промокнула ему губы и подбородок.

– Как чудесно у тебя получается, – сказал Эфриэл. – Жаль, воды не осталось, я бы пролил и на...

– Я поняла, – оборвала его Бранвен, закрыв ему рот ладонью. – Не надо продолжать.

Сид медленно поднялся, пытаясь разглядеть выражение ее лица.

– Теперь ты перестала меня бояться, – сказал он. – Почему?

– Ты спал на моих коленях. Разве женщина станет бояться мужчины, чей сон она берегла?

– Не надо продолжать, – сказал Эфриэл и поцеловал ее.

На этот раз его поцелуй был осторожен, почти робок. «Совсем немного, – подумала Бранвен, опуская ресницы, – совсем чуть-чуть греха... Яркое пламя простит мне, если я только...» Но руки ее сами легли на его плечи, поглаживая гладкое, плотное – словно полированное дерево – тело.

– Я умираю, едва лишь посмотрю на тебя, – прошептал Эфриэл, отрываясь от нее. – Что ты со мной сотворила, колдунья?

– Что я могла сотворить? – ответила она тоже шепотом. – Ты же знаешь, я ужасно неумелая...

Соловей завел свою песню совсем рядом, да так громко, что оба вздрогнули. И аромат роз, и соловьиные переливы, и тепло и таинственность южной ночи – все располагало к любви. Бранвен приподнялась на цыпочки и приникла к губам сида. «Еще чуть-чуть греха, совсем капельку... – успокаивала она себя. – И все, не буду грешить».

Они переговаривались шепотом, перемежая слова поцелуями.

– Не забуду этой ночи до конца жизни, – сказал Эфриэл.

– Наверняка, ты говорил это тысячи раз.

– Говорил. Но никогда – искренне. Только сейчас.

– И это ты тоже говорил тысячи раз...

Тихий стук развеял волшебство.

– Вот и гусак явился.

Глаза Бранвен стали огромными и почти умоляющими. Руки ее так и лежали на плечах Эфриэла.

– Мне открыть?

Эфриэл смотрел на нее не отрываясь и молчал. Казалось бы, чего легче – велеть ей впустить мужа и получить сполна ту награду, к которой она стремилась. А следующей ночью оказаться дома, послав в драконову пасть мир смертных, милорда Гусака и миледи Гусочку. Он заставит ее поклясться никогда не вызывать его, и значит, пятьдесят-шестьдесят лет спокойной жизни обеспечены. Но время шло, стук становился все требовательнее, а Эфриэл молчал.

– Мне открыть? – снова вопросила Бранвен.

– Нет, – сказал Эфриэл, ругая себя при этом последним глупцом и бабским прихвостнем. – Гони его трижды. Он ведь говорил, что не тронет тебя, пока вы не приедете в родовой замок? Вот и напомни об этом. Мужчина должен отвечать за свои речи. Так он сильнее распалится, и ты станешь для него еще желаннее.

Она кивнула, уясняя. Она сняла руки с его плеч, и сразу стало холодно, словно подуло ветром с севера. Хотя никакого ветра не было и в помине, и розы доверчиво льнули к балкону нежными бутонами, а соловей продолжал заливаться в кроне мирта. Но женщина с серыми глазами ушла, и все стало ненужным – и эта ночь, и розы, и соловьи.

Эфриэл слышал, как Бравен подошла к двери, постояла, скрепя половицей, а потом спросила:

– Кто здесь?

Когда жена удалилась, лорд Освальд ощутил недовольство, беспокойство и раздражение. Причем, к жене ни одно из этих чувств не имело никакого отношения. Он сразу же прогнал Адончию, потому что ее сладострастный лепет после сдержанных речей Бранвен был противен. Герцог выпил еще два бокала вина, и хотя оно было разбавлено водой, ощутил головокружение.

– Благородной старшей сестре нездоровится? – спросил его гринголо Селсо. – Она так рано покинула нас.

– Да, герцогиня устала в дороге.

– Какая жалость. Она украсила собою праздник. Позвольте поздравить вас, мой старший брат, такой красавицы не найти во всей Аллемаде. Теперь я понимаю, что путь на север стоил такого сокровища.

– Да, стоил, – пробормотал гринголо Освальдо.

Остаток празднества он просидел, как на иголках. Но едва начались заключительные фейерверки, распрощался с хозяевами и пошел к себе. Им с герцогиней отвели две смежные комнаты, но дернув внутренние двери, он обнаружил, что они заперты.

Грум помалкивал, понимая, что господин его в таком состоянии, что за каждое неосторожное слово можно получить плюху, а то и две. Он пропустил в комнату слуг, тащивших принадлежности для умывания и горячую воду, но когда появилась Адончия, заколебался.

– Господин уже приготовился ко сну? – спросила она медоточиво.

– Кто там, Чириако? – окликнул из комнаты господин, и груму пришлось ответить.

– Пришла Адончия, гринголо, – сказал он. – Впустить?

– Гони прочь, – последовал ответ.

Грум с удовольствием захлопнул двери прямо перед вытянувшимся личиком девицы. Устраиваясь возле порога и ожидая, когда позволено будет удалиться или остаться охранять покой господина, Чириако размышлял, насколько было бы проще и лучше, если бы благородные господа были также благородны и в семейной жизни. Взять, к примеру, герцогиню. Что еще надо мужчине? Конечно, она не так  мясиста, как Адончия, но толстые женщины – услада для крестьян. А женщина благородная должна быть соткана из воздуха и лепестков розы. Последним сравнением грум позволил себе погордиться. Он был не слишком-то учен, но постоянно сопровождая гринголо Освальдо слышал много утонченных выражений. Это нравилось ему особенно. Да! Из воздуха и лепестков розы! И зачем было наносить такому нежному существу такое не нежное оскорбление? Адончия сама по себе неплоха, и с остальными держит себя в строгости, но разве ее можно сравнить с герцогиней?

Когда слуги удалились, герцог пригладил волосы, глядя в зеркало, и спросил, натягивая свежую рубашку:

– Адончия ушла?

– Мне позвать? – грум с готовностью вскочил. Соображения – соображениями, а воля господина всегда превыше благоразумия и справедливости.

– Нет, не зови. Выгляни в коридор, нет ли там кого?

Чириако мигом понял, к чему это идет и выглянул в коридор с удвоенным старанием.

– Пусто, гринголо! – возвестил он. – Дать вам плащ?

– Не надо плаща. Постой у лестницы и не пускай никого.

– Будет сделано, – грум поклонился и зарысил к указанному месту, чтобы заворачивать всех любопытных и захожих, если такие появятся посреди ночи возле господских покоев.

Сам же Освальд выскользнул в коридор и стараясь ступать потише подошел к комнате герцогини и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Он знал, что с недавних пор герцогиня отказалась от услуг служанок и предпочитала ночевать одна, обходясь без компаньонки. Раньше это казалось ему страным, но сейчас – необыкновенно разумным.

Он постучал трижды, ожидая заветного щелчка замка. Потом постучал громче и еще громче, решив, что супруга уснула. Наконец по ту сторону двери послышались легкие шаги.

– Кто здесь?

– Миледи, откройте, – сказал лорд Освальд, в нетерпенье нажимая на дверную ручку. – Это ваш супруг.

– Что-то случилось?

Грум на лестнице закашлялся. То ли предупреждал, что кто-то идет, то ли решил прочистить горло.

– Зачем вы здесь, милорд? – спросила жена, но открывать не спешила.

– Впустите меня, а там решим, зачем я здесь.

– Но я уже разделась, милорд.

– Тем лучше, – он поскреб ногтями косяк, приникая к щели, чтобы голос не так громко раздавался под сводами Каса Помо.

– Нет, милорд.

– Нет?

– Я привыкла спать одна, – заявила она без капли жалости. – А у вашей милости есть Адончия.

– Но мне не нужна Адончия! – возмутился герцог. – Мне нужны вы!

– Придется потерпеть до Ла-Коруньи. Ведь таково было ваше желание.

– Тогда я был не в себе, – покаялся герцог. – Откройте.

– Нет. Ваша милость прекрасно скоротает время с Адончией. А у меня болит голова, не беспокойте меня.

– Я могу принести вам лавровые капли...

– Благодарю, у меня есть.

– Сыграю вам на лютне, чтобы вы крепче уснули...

– О, не утруждайте себя. Я уже засыпаю, лютня мне только помешает.

– Не будьте так жестоки! – возмутился лорд Освальд.

– И не смею, мой дорогой супруг. Все, что я делаю – только лишь для вашего блага, – в ее голосе чувствовалась непритворная забота. – Спокойных снов, милорд.

Отвергнутый муж еще какое-то время тщетно взывал к супруге, но она хранила молчание, и лорд Освальд поспешил скрыться в своей комнате, чтобы не выставить себя на посмешище перед слугами, которые будто бы невзначай решили наведаться в эту часть дома.

– Она не открыла мне! – доверился он груму, который вошел следом за господином.

– Ах, негодяйка, – вздохнул грум.

– Не смей говорить подобными выражениями о моей жене! – вскипел лорд Освальд.

– Прошу прощения, я не так выразился.

– Но она не открыла! – не мог успокоиться герцог.

– У нее болит голова...

– Я уверен, это всего лишь отговорки!

– Позвать Адончию?

– Видеть не хочу эту жабу! Она надоела мне еще в дороге.

– Тогда вам лучше лечь спать, милорд.

– Я сам виноват.

– Все верно...

– Она сказала, мне придется ждать до Ла-Коруньи!

– Ах, не... коварная.

– Но это пять дней пути!

– Если поторопимся, доберемся за четыре.

– Поди вон, – махнул на грума рукой лорд Освальд. – Твоя тупость утомляет.

– Как прикажете, – грум подождал, пока герцог устроился на пуховых перинах, яростно взбив подушку кулаком, после чего прикрыл ставни и удалился.

В соседней комнате Бранвен обессилено опустилась в кресло, глядя на Эфриэла сияющими глазами.

– Я все сделала правильно? – спросила она голосом маленькой девочки.

– Более чем. Ты быстро учишься, маленькая леди.

Бранвен была слишком взбудоражена тем, что произошло, и не заметила его недовольства. Хотя, с чего бы ему быть недовольным? Все складывается, как нельзя лучше.

– У меня получилось! – она до сих пор не могла поверить успеху. – У меня получилось! Он сказал, что ему не нужна Адончия!

– Слишком не обольщайся, – буркнул сид, укладываясь в постель. – Ты еще не победила, просто выиграла сражение. А теперь умолкни, я хочу спать.

Он отвернулся, и Бранвен, воспользовавшись этим, с горем пополам расшнуровала корсаж и переоделась в длинную рубашку для сна. «Милая Тильда пришла бы в ужас и прочитала мне тысячу нравоучений, если бы знала, что я научилась сама раздеваться перед сном», – подумала девушка. Нырнув под одеяло, она свернулась клубочком, стараясь не коснуться сида ни рукой, ни ногой, но ей никак не спалось, и мысленно она снова и снова повторяла разговор с мужем, пока не вспомнила кое о чем важном.

– Я не поблагодарила тебя, – сказала она смущенно. – Спасибо, что возишься со мной.

– Если ты сейчас же не замочишь, я тебя задушу, – пообещал Эфриэл и с размаху опустил ей на лицо подушку.

Глава XII (начало)

В последующие три дня пути лорд Освальд совершенно переменился. Он позабыл об охоте и все время ехал рядом с каретой супруги. По совету Эфриэла, Бранвен разговаривала с мужем неохотно и исключительно через окошечко, открытое наполовину. В карете было душно и темно, но герцогиня терпеливо переносила сии неудобства, возлежа на подушках, подперев голову рукой, и слушая, как супруг разглагольствует о чрезмерной жестокости некоторых красавиц.

Теперь не было необходимости разбивать на ночь шатры – на пути повсеместно попадались деревушки и небольшие города. В первую же ночь после праздника в Имерилье, заночевав в гостином доме, Бранвен не могла уснуть до полуночи – лорд Освальд приходил несколько раз, то умоляя, то требуя, чтобы его впустили. Начинались переговоры через дверь, но Бранвен стояла на своем – есть Адончия, вот к ней и надо отправляться милорду герцогу.

Но любовница, разрешение на которую было получено, сразу потеряла половину прелести. Однажды утром Бранвен оказалась свидетельницей, как Адончия получила от лорда Освальда выволочку из-за того, что осмелилась подойти слишком близко и надоедать разговорами. А в другой раз он велел служанке ехать в хвосте каравана, сочтя ее наряд неприличным и безвкусным.

Зато когда Бранвен объявила, что не желает надевать прежних платьев, в первой же лавке был куплен ворох юбок, ярких чулок и кофт с короткими рукавами. Примерила Бранвен и кружевное покрывало, которое помогли ей надеть Чикита и Тония, весьма зауважавшие герцогиню, и теперь всячески старавшиеся ей услужить. Оказалось, что нацепить кружева – вовсе не простое дело, как могло показаться. Девицы объяснили Бранвен, в чем тут хитрость. Чтобы кружева лежали на плечах красивыми складками, их требовалось приколоть к рукавам. Сначала нужно было склонить голову к левому плечу и приколоть кружева справа, а потом наклонить голову к правому плечу и закрепить покрывало слева.

– Так ваша светлость убережет личико от загара, – услужливо объяснила Чикита, – и будет совсем не жарко.

Но больше всего Бранвен нравилось, что кружевная накидка не скрывала волосы. В Аллемаде замужние женщины не носили генины, и внешним видом почти ничем не отличались от девушек, только прическу украшали массивными гребенками с резьбой и драгоценными камнями, а девушкам полагались гладкие гребни без особых украшений.

Все складывалось, как нельзя лучше, но особой радости Бранвен не ощущала. Да и Эфриэл сделался чересчур задумчив. Так они и ехали молча, думая каждый о своем, и даже шатрандж не занимал умы. И от беспокойных дум, а может и от жары, Бранвен почти каждую ночь мучилась тяжелыми снами, и даже ведро со льдом, поставленное на ночь возле постели, чтобюы охладить воздух, не избавил герцогиню от кошмаров. Раз за разом она просыпалась в холодном поту, с колотящимся сердцем. Эфриэл, которого она будила вскриками, поначалу ворчал, а потом принимал каждое пробуждение с покорной обреченностью.

– Ты переела перечного супа за ужином, – сказал он, когда в очередной раз Бранвен вскочила в постели, блуждая взглядом. – Переходи на фрукты. От них желчь не попадает в кровь.

– Прости, прости, – бормотала Бранвен, снова укладываясь. Иногда она пыталась пересказать ему свои кошмары – какие-то путанные и непонятные сновидения, где ей слышались плач и стоны женщин, заключенных в подземельях, и все время были быки, мчавшиеся яростно и грозно, и пытавшиеся поддеть на рога.

– Бред, – вздыхал Эфриэл. – Спи давай, я зеваю до ушей.

И она засыпала, отыскав прежде в темноте его руку, и вздрагивая в полудреме.

День накануне прибытия в столицу ознаменовалось появлением нового лица. Эфриэл удалился в коридор, предоставив Бранвен время на утренний туалет, а вернувшись сказал:

 – У порога стоит какая-то старуха.

– Наверное, лорд Освальд прислал новую служанку.

– Не знаю, не знаю, – сид окунулся головой в таз для умывания и вынырнул, отфыркиваясь и отряхиваясь, как собака. – На служанку она не похожа, скорее, на опытную ведьму.

– Сейчас посмотрю, – ответила Бранвен, заинтригованная.

– Посмотри, – проворчал Эфриэл, отметив про себя, что с памятного дня, когда почтительный супруг припечатал нежной супруге по личику, она перестала говорить о нем с придыханием «мой муж». Теперь он был всего лишь лорд Освальд – ни больше, ни меньше.

Бранвен накинула на ночную рубашку длинную шаль с кистями – еще одна излюбленная деталь наряда женщин в Аллемаде, и выглянула в коридор.

За порогом стояла женщина в строгом черном платье – ничего похожего на легкомысленные южные наряды. Когда дверь скрипнула, женщина живо оглянулась и заулыбалась.

– Доброго утра вам, госпожа герцогиня!

Белый отложной воротничок освежал ее лицо с морщинками-лучиками в уголках глаз. На носу ловко сидели круглые очки, черная кружевная наколка красиво выделялась на седых волосах. Несколько оплывшие с возрастом черты придавали женщине вид доброй бонны-нянюшки. Бранвен сразу вспомнила милую Тильду, прониклась к женщине приязнью и подосадовала на Эфриэла, как всегда поспешившего наговорить гадостей. В руках «нянюшка» держала шкатулку, запертую на миниатюрный замок.

– Позвольте представиться, госпожа герцогиня, – женщина поклонилась, разглядывая Бранвен с благожелательным интересом. – Меня зовут Леоакадия, я экономесса в Каса Люстросо, замке вашего супруга. Обычно меня зовут пейнета Кайя, но я вовсе не благородного происхождения, поэтому называйте меня по имени.

– О! Что вы! Если позволите, я буду называть вас пейнета Кайя, – сказала Бранвен, приглашая женщину войти.

– Если позволю! – засмеялась она. – Ах вы, моя дорогая! Кто же я такая, чтобы позволять вам что-то или запрещать? Позвать ваших горничных? Сегодня можно не торопиться с выездом – до Ла-Коруньи осталось несколько часов пути. Герцог распорядился, чтобы вас не беспокоили и дали отдохнуть. В Ла-Корунье будет большой праздник по случаю вашего приезда, вам надо выглядеть соответственно.

– Горничные, да... – Бранвен смущенно заулыбалась, услышав о празднике. Похоже, в этой стране любили праздновать каждый день, когда всходило солнце.

Тония и Чикита по приказу пейнеты Кайи явились с быстротой, достойной ветра. Под строгим взглядом экономессы девицы совсем присмирели.

Внимательно следя за действиями служанок, пейнета Кайя рассказала Бранвен, что едва только прибыл гонец от герцога, она собралась в дорогу и выехала навстречу каравану. Шкатулку она держала на коленях, рассеянно поглаживая крышку.

– Я привезла вам фамильные драгоценности рода Аллемада, – экономесса достала из поясной сумочки пергаментный свиток, поправила очки и зачитала, водя пальцем по строчкам: – Гребень, серьги, ожерелье, два кольца с рубинами, золотая печатка, три цепочки, шесть браслетов...

– Зачем вы подвергали себя опасности, путешествуя с таким богатством! – воскликнула Бранвен.

– Никакой опасности, – заверила ее пейнета Кайя. – По распоряжению герцога, драгоценности сопровождал целый отряд. Нам никто не был страшен. Зато вы въедете в столицу во всем великолепии.

– Как хорошо, что вы об этом подумали...

– Служить вам – моя обязанность. Я в Каса Люстросо с пяти лет, надеюсь, что и дальше буду вам полезной.

– Это несомненно! – пылко заверила ее Бранвен.

– Поменьше чувств, гусочка, – напомнил Эйриэл. – Ты ничего об этой старухе не знаешь. И лично мне она не нравится.

– Тебе никто не нравится, – прошептала Бранвен.

Когда герцогиня была готова к выходу и горничные ушли, экономесса одобрительно кивнула.

– Вы очень правильно поступили, что надели махо, – похвалила она и пояснила: – Так называется этот костюм, он бывает и мужским и женским, и всех, кто носит их, тоже называют махо. Не знаю, известно ли вам, но милорд Освальд очень любит все, что связано с традициями народа Аллемады. Как он танцует чакону! Как самый заправский погонщик быков! А дома носит только махо и даже засовывает за пояс кинжал, как делают простолюдины. В Аллемаде носить длинные клинки разрешается только благородным гринголо, но простолюдины изобрели складные ножи. Вы еще увидите их, милочка. Это ужас, что такое! Нажимаешь кнопочку, и острие выскакивает, как по волшебству!

Бранвен слушала ее со смешанным чувством любопытства и уныния.

– Я даже не подозревала, что лорд Освальд так любит народные обычаи и привычки, – сказала она.

Пейнета Кайя уловила в ее голосе грусть и тут же спросила, в чем причина. И Бранвен не смогла промолчать и выложила этой доброй женщине все свои переживания и обиды. Услышав, что лорд Освальд пренебрегал молодой женой из-за Адончии, экономесса сдвинула брови с самым непреклонным видом.

– Какой позор!.. – прошептала она и решительно поднялась, со стуком поставив шкатулку на стол.

– Куда вы? – спросила Бранвен.

Но пейнета Кайя не ответила, прошествовала до двери, распахнула ее и громко приказала прислать Адончию. Когда служанка появилась – и очень расторопно, надо сказать, – экономесса с ходу отвесила ей две пощечины.

– Ого! А ведьма развоевалась, – насмешливо сказал Эфриэл.

Бранвен только передернула плечами. Она терпеть не могла подобных разборок, и по ее мнению, даже Адончия не заслужила оплеух. И если кто-то находит в сих зрелищах интерес и удовольствие – он варвар из варваров, но все же такое заступничество приободрило ее.

– Это чтобы ты знала свое место, – объявила экономесса расплакавшейся служанке. – Пока не приедем в Ла-Корунью – не показывайся мне на глаза, а когда приедем – возьмешь жалованье и уберешься, откуда пришла. В деревне тебе самое место. Она захлопнула дверь с оглушительным стуком и вернулась к Бранвен.

– Извините, ваше сиятельство, но меня так возмутило поведение этой негодницы...

– Мне кажется, вы слишком жестоко наказали девушку, – сказала Бранвен. – Избивать ее, да еще и выгнать – за что? Она всего лишь служанка, и когда герцог обратил на нее внимание, не смогла отказать. Оставьте ее в замке, пожалуйста.

– Ты это серьезно? – насмешливо спросил Эфриэл. – Какая святость и глупость!

– Вы очень добры, госпожа герцогиня, – сказала пейнета Кайя, – и пристыдили меня. Но Адончия заслуживает урока. Сделаем так. Пусть она отправится в деревню, скажем, на месяц – чтобы подумала о спасении души и женской добродетели, а потом мы ее вернем. Я отправлю ее на кухню или в портомойню, чтобы поубавила лоска. И там она точно не попадется больше на глаза милорду Освальду.

– Вы просто чудо! – Бранвен в порыве благодарности схватила экономессу за руки, и та в ответ ласково пожала пальчики герцогини.

– Какое вы еще дитя, – умилилась она. – Но я полюбила вас с первого взгляда! Если что-то понадобится – только скажите мне, я все сделаю и все решу.

– Зовите меня по имени, – попросила Бранвен, – вы так похожи на мою любимую нянюшку, которая осталась в Эстландиии... У вас и голос такой же. Я буду закрывать глаза и представлять, что это Тильда говорит со мной.

– Скучаете по дому?

– О! Это пройдет, – вздохнула Бранвен.

– Конечно, пройдет, – пейнета Кайя потрепала Бранвен по щеке. – Как только вы увидите маскарад, бои быков и Каса Люстросо – ваша тоска по дому значительно уменьшится, а может и вовсе исчезнет. Герцогский замок – самое красивое строение во всей Аллемаде. Да что там Аллемада! И в Эстландии не найдете такого великолепия.

– Можно спросить вас... – сказала Бранвен, ужасно стесняясь.

– Говорите, ваше сиятельство, – с готовностью подалась вперед пейнета Кайя.

– Это касается первой жены милорда Освальда... – проговорила Бранвен, запинаясь.

Проницательная женщина сразу же догадалась о причине ее смущения:

– Он не сказал вам.

Бранвен покачала головой и поторопилась оправдать мужа:

– Должно быть, для милорда это очень болезненная утрата...

– Нет-нет, не переживайте, – экономесса ободряюще погладила девушку по руке. – Никакой привязанности там и быть не могло. Они были едва знакомы, прожили вместе чуть больше месяца, и вдруг пейнета Пилар – пусть яркий огонь озарит ее путь – скоропостижно скончалась. Об этой смерти многие говорили. Но люди всегда болтают лишнее, когда умирает молодой и здоровый человек. Не думайте о ней, не омрачайте начало семейной жизни. Он просто не хотел вас волновать, – она поправила кружева на рукавах кофты Бранвен. – Кому захочется огорчать призраками прошлого такую милую девушку?

Бранвен покраснела, чувствуя, что начинает любить эту женщину, как кровную родственницу.

– Большая удача, что я встретила вас, – сказала она.

– Удача – это то, что наш герцог нашел такую прекрасную жену, – ласково ответила пейнета Кайя. – Я оставляю вам драгоценности, завтракайте, наряжайтесь – и отправимся. Люди в Ла-Корунье ждут вас с нетерпением. Не обманите их ожидания.

– Лживая, лицемерная старуха, – сказал Эфриэл, когда экономесса удалилась.

– Почему ты всегда хочешь видеть в людях лишь зло? Пейнета Кайя добра и заботлива, ты просто не понимаешь, что люди могут быть добры по своей природе.

– Где уже мне, дураку, устриц есть, – холодно ответил Эфриэл.

Не желая ссориться, Бранвен сделала вид, что ее очень интересует содержимое шкатулки. Ключик прилагался – висел на тонкой цепочке, прикрепленный к петельке в крышке. Девушке пришлось повозиться, открывая замок, и ее труды были щедро вознаграждены. Даже у леди Дерборгиль из Роренброка не было таких драгоценностей. Бранвен принялась доставать украшения, ахая от восторга. – Какие огромные и прозрачные камни! Какая тонкая работа! Ты только посмотри!

Но Эфриэл даже не взглянул, пробормотав что-то о дамских побрякушках и пустоголовых леди. Больше всего его занимал завтрак. Все время, пока он с аппетитом поглощал морские гребешки в сливочном соусе, Бранвен расхваливала экономку из Каса Люстросо. И даже когда они вышли во внутренний двор, где запрягали коней, она продолжала петь дифирамбы пейнете Кайе.

 – Тебя так вдохновила плюха, которую она отвесила твоей сопернице или барахло, которое она тебе привезла? – спросил Эфриэл, но Бранвен не пожелала заметить насмешки.

– Она замечательная! Теперь я почти не боюсь, а раньше трусила ужасно. Все-таки, яркое пламя милосердно. Вот, оно направило  мне навстречу добрую и милую помощницу.

– С каким это пугалом разговаривает твоя милая и добрая ведьма? – поинтересовался Эфриэл, указывая на пейнету Кайю, беседовавшую с неприглядного вида верзилой. Верзила был рябой и кривой на один глаз, но одет богато – почти как гринголо, в черный бархат и алый атлас. Короткие штаны украшал золотой позумент, а на башмаках сверкали серебряные пряжки.

Пейнета Кайя и ее кривой собеседник не заметили Бранвен – она стояла в тени портика, а Эфриэла и подавно никто не видел. До слуха девушки долетели обрывки фраз:

–...пять самых отборных курочек, – говорил кривой, – в самом соку, нежные...

– Очень хорошо, – деловито сказала экономесса. – Привезешь в Ла-Корунью, я их посмотрю лично. Герцог любит, чтобы все были...

– Все беленькие, Кайя! Разве я тебя когда-нибудь подводил?

– Наверное, он ее родственник, – сказала Бранвен, усаживаясь в карету. – Я уверена, что пейнета Кайя содержит все в порядке и довольстве. Ты не представляешь, как хорошо, что есть кому заниматься хозяйством. Даже в Роренброке я ничего не решала – где уж мне справиться с огромным замком в столице. Но пейнета Кайя научит меня всему, я стану хорошей женой, – она помолчала и добавила, будто убеждая саму себя: – Да, хорошей женой.

 В Ла-Корунью въехали уже в сумерках, и Бранвен сразу поняла, какой глупышкой она была, восхищаясь городком Имерильей. Там все было игрушечным, розово-кремовым, как яблочная пастила. Здесь же белоснежные башни напоминали драконьи зубы – они возносились к небу хищно и твердо, а стена вокруг города походила на неприступные белые скалы Дувра. И если в Имерилье девушку переполняли восхищение и радость, то Ла-Корунья посеяла в ее сердце безотчетный страх.

Ради въезда в столицу, Бранвен пришлось пересесть в седло. Она была не ахти какая наездница, поэтому страшно трусила, хотя и пыталась это скрыть. Эфриэл шел рядом, держась за стремя, чтобы не отставать. Когда его локоть прикасался к лошадиному боку, бедное животное всхрапывало и дергало ушами, а Бранвен судорожно сжимала поводья, боясь, что кобыла понесет.

Едва сиятельная пара проехала в городские ворота, сверху обрушился дождь цветочных лепестков. Люди лезли чуть не под копыта лошадям, желая прикоснуться к башмакам своего господина. Рыцари, пешими сопровождавшие герцогскую чету, отгоняли особо настойчивых.

Навстречу шествовала пестрая толпа благородных пейнет. Бранвен увидела их и беспокойно заерзала в седле, а Эфриэл расхохотался. Пейнеты были разнаряжены, что твои павлины, но у каждой подол был подвернут к поясу, выставляя на всеобщее обозрение яркие нижние юбки.

– Ты создала новую моду, девочка, – сказал сид довольно. – Не надо смущаться. Это большая честь для такой глупышки, как ты. Но как они хороши! Кобылицы, а не женщины!

– Очередная глупость наших модниц, – сказала с досадой пейнета Кайя, ехавшая на смирном муле рядом с лошадью герцогини. – Если так пойдет дальше, скоро они вообще поснимают юбки или сделают их короткими, как передники.

Бранвен благоразумно промолчала и вдруг вскрикнула – ей показалось, что голова одной из дам запылала, зажженная факелом. Уже в следующее мгновение она увидела, что ошиблась. Что-то сверкающее, горящее беспламенным огнем, пряталось в волосах красивой гордой пейнеты, расцвечивая драгоценные камни на ее гребенке всеми цветами радуги.