Текст книги "Забытое царство Согд (СИ)"

Автор книги: Артур Самари

 
Чжоу также заметил, что на всех столбах дома закреплены ветки цветущего урюка. Было ясно – это символ весны. А еще всюду угощали бичаком* – это было главное блюдо дастархана. Рядом клали большую лепешку, а сверху крашеные яйца: красные, желтые, синие, символизирующие начало всего живого. «Жизнь зарождается в яйце», – говорили согдийцы.
В полночь царедворец привел гостя в Дом огня (пройдут века и такой дом станут называть чайханой), где собирались все мужчины квартала. Обычно там они вели долгие беседы, а в дни праздников устраивали угощения.
В углу комнаты на мраморной ножке горел большой светильник, перед которым молились люди. Чжоу остался у двери, а царедворец с мужчинами встали у алтаря, и каждый прочел молитву. После все обратились к гостю с расспросами о чужой стране и обычаях.
Между тем, снаружи собралась вся махалля. Файз и Чжоу вышли к людям. Площадку освещали факелы, машалы* на длинных древках. В сторонке в трех огромных котлах несколько женщин варили сумаляк. Остальные встали в большой круг и слушали лучших музыкантов, которых пригласил сам царедворец, посулив им щедрое вознаграждение.
Первым запел старец с длинной белой бородой. Подыгрывая себе на дутаре, он сказывал о подвигах великого богатыря Рустама, а затем о святом Сиявуше и царе Афрасиабе*. (На их основе, спустя двести лет Фирдауси напишет поэму «Шах-наме».) За сказаниями о героях под веселую музыку запела знаменитая Шоира, чей нежный голос всех восхитил. После певицы под ритмы барабанов выступили танцоры. Они заразили народ своим весельем, никто не мог усидеть на месте. У мужчин были резкие движения, а у женщин – более плавные. Лица всех сияли от пламени факелов и выпитого вина.
 

– Вот опять от сладкого вина у меня ослабли ноги, – признался Чжоу царедворцу, хлопая танцующим людям.

– Держись, иначе опозоришься. Чтобы прошел хмель, танцуй, даже если ты неважный танцор. Не уметь танцевать – не грех, тем более для чужеземца.

 
Файз и Чжоу слились с танцующими мужчинами и женщинами.
Шестой день Навруза был самым насыщенным. С утра горожане начали стекаться на пустырь за городскими стенами. В этот год на праздничном гулянии собралось полгорода. Еще накануне торговцы установили на пустыре лавки с навесами и в день праздника предлагали всем легкую еду, одежду, игрушки, а также украшения из серебра и золота.
Туда же на арбах доставили десять котлов, в которых потом варили конину. У согдийцев лошади считались лучшими творениями бога после человека, поэтому их приносили в жертву солнцу. Когда конина полностью разваривалась, ее подавали всем желающим в керамических чашках. Это был древний обычай согдийцев. Как говорили старики, так делали их предки, когда жили очень далеко от Согдианы – в степи недалеко от огромного моря (Черное море, Евразийская степь).
Когда на зеленом холме появился Тархун со своим двором, под серебристым балдахином ему установили трон. Рядом с ним на скамьях сели трое советников, китайский посол и верховный мобед. Затем Тархун, высоко подняв чашу вина, громко огласил о начале торжества. Но прежде он напомнил о стремлении каждого согдийца к совершенству, то есть стать настоящим адибом. Для чего он должен овладеть разными искусствами: стрельбой из лука, верховой ездой, игрой в шахматы, поэзией, математикой. А также знать генеалогию своего рода и самое важное – историю края. После этих слов царь осушил бокал до дна и чуть погодя огласил, какие подарки ожидают победителей турниров. Ими оказались мешочки с золотыми монетами.
По взмаху руки царя начались состязания. Сначала мерились силами лучшие палваны в борьбе кураш. Затем свое умение показали лучники. Они пускали стрелы в висячие кольца и в летящих птиц, которые взмывали в небо из раскрытых клеток. Далее был конкурс поэтов. Каждый сочинитель выходил в круг сидящих людей и громко читал стихи, посвященные Наврузу. А тем временем были расстелены коврики для любителей шахмат. Игроки сидели у шахматной доски, склонив головы и не обращая внимания на людей, собравшихся вокруг них. И, наконец, закончилось торжество конными скачками. После вручения наград самим царем все стали покидать пустырь.
Однако праздник на этом не завершился. На утро следующего дня незамужние девушки вновь отправились в степь. Туда же двинулась царская свита во главе с царицей и ее сестрами. С ними ехал посланник китайского императора, которому было любопытно посмотреть на обычай, называемый в народе «тамоша»* (любование).
Прибыв на свое место, начальник двора обернулся назад и взмахнул рукой. Свита остановилась.
 

– Это место вам по душе? – спросил царедворец у царицы.

– О да! Молодец, как тут много цветов, – воскликнула царица.

 
Знатные девушки не могли налюбоваться красотой весенней степи, издавая восторженные возгласы. Вся равнина была усыпана тюльпанами, желтыми и синими цветами. Этот день согдийцы именовали «праздником красного цветка» из-за обилия тюльпанов.
Все сошли с коней и направились к уже натянутым желтым шатрам, внутри которых были растелены ковры.
Царица с сестрами осталась в шатре, а остальные девушки разбрелись по степи, собирая цветы для венков. Все их разговоры, а затем и песни были о любви и главном символе замужества – тюльпане. В песнях-заклинаниях они просили великую богиню Анахиту послать им красивых, смелых и умных жениха. Такие песни доносились из разных мест степи, где гуляли простые горожанки.
Через какое-то время в степи верхом на лошадях стали появляться юноши. Их волнистые густые волосы были стянуты на лбу цветной лентой. Сойдя с лошадей, они тоже срывали цветы и с букетами шли к девушкам. Таков был древний обычай: те, кому из них доставался букет, знали – это признание в любви, а значит, и возможность, скорой свадьбы. А тем девушкам, к кому не подошли юноши, предстояло ждать следующего года, если к тому времени их не выдадут замуж за других.
Дочь царя, Тахмина, с двоюродными сестрами, завидев двоих знатных юношей, идущих к ним с букетами, перестали петь. Охранники не стали задерживать парней, признав в них детей важных особ. От волнения девушки затаили дыхание: кому же достанутся цветы, кто из них самая красивая? Юноши вручили тюльпаны двум племянницам Тархуна. Это не могло не задеть дочь царя, которая сохранила достойный вид, приветливо улыбнувшись. А влюбленные пары молча разошлись друг от друга на десять шагов. Свидание было коротким. О чем они говорили, Тахмина не слышала. Затем счастливые девушки вернулись к сестре, а юноши сели в роскошные седла и ускакали.
Теперь можно было поздравить удачливых сестер, и все кинулись целовать их.
 

– Везет же вам! – с грустью молвила Тахмина.

– Тебе ли горевать? – сказала одна из них. – ведь ты царская дочь и, по обычаю, сама выберешь жениха.

– Я хочу, чтобы меня полюбили искренне и совсем не из-за моего отца. Заранее знаю, что многие женихи лишь будут делать вид, что влюблены в меня.

– Смотрите, – сказала одна из сестер, – вдалеке какие-то девушки уже играют в догонялки, давайте и мы станем ловить друг друга.

 
И вскоре вся степь заполнилась веселыми девичьими голосами.
Вернувшись с праздника во дворец, Чжоу сразу уселся за резной столик в своей комнате и принялся за путевые заметки. Описав Навруз, он внес дополнения. «Жители Ферганы имеют впалые глаза, мужчины – густые бороды. Они искусны в торговле. Уважают своих женщин: что скажет жена, муж не смеет не выполнить». Далее он написал, что жители Самоцзянья (Самарканда) готовят каменный мед (навот), невероятно вкусный. «Когда женщина родит ребенка, она кормит его этим каменным медом, чтобы у младенца не болел живот. Население Самоцзянья очень многочисленно. В этих владениях скапливаются ценнейшие товары из разных стран. Почва плодородна, дает много урожая. Климат мягкий. Кроме этого города, имеются и другие: Кеш, Термез, Бухара, Шаш». Далее посол писал: «Ошибочно мнение, что только Китай сумел создать высокую цивилизацию, этот край ничем не уступает, а по некоторым делам даже есть чему у них поучиться».
С того дня минуло две недели, и как-то царь опять позвал Чжоу к себе. Он явился в тронный зал с царедворцем Файзом и учтиво поклонился. Царь указал ему рукой на скамью.
*Аджина – дэв
*Бичак – пирожки из трав
*Машал – большой факел
*Афрасиаб – царь Турана

 

– Дорогой гость, тебе без промедления следует уехать домой, – с грустью в голосе сообщил царь. – Дело в том, что на Согду напали арабы. Сейчас они в Бухаре, но, думается, скоро двинутся к нашему городу. Их войско большое и сильное, они могут захватить Самарканд, поэтому тебе здесь оставаться опасно. Я отправлю тебя на родину с большим караваном наших купцов, который будет готов через три дня. А перед отъездом ты получишь письмо для своего государя. На словах же передай: мы готовы выступить против ваших врагов – кочевников, если император поможет нам совладать с арабами. Эти разбойники не оставят в покое богатую Согду. За халифатом огромная сила, но мы все равно будем защищать свою родину.

– Я обещаю, что всячески буду укреплять нашу дружбу, – говорил Чжоу, держа руку у сердца, – потому что ваша страна пришлась мне по душе. Здесь я приобрел много верных друзей.

 
Тархуну понравились искренние слова посланника, поэтому, выслушав пылкую речь китайца, он продолжил:
 

– Ты доставишь своему императору от нас дары: золотые украшения, благородных скакунов и многое другое. Но чего бы еще мог пожелать твой император? Составь список. А тебе лично хочу подарить согдийскую жену-красавицу, ведь я заметил, как горят твои глаза при виде наших девушек.

– О, это прекрасный подарок, – признался гость и с благодарностью поклонился царю.

 
Когда верблюды уже стояли груженые цветными хурджунами*, Тархун с царедворцем явился в караван-сарай, желая лично проводить гостя. Едва завидев во дворе царя, купцы и погонщики склонили головы.
Правитель вручил Чжоу расписной деревянный футляр с письмом и сказал:
 

– Вот письмо вашему императору. Надеюсь, дорога будет легкой. Но посмотри, Чжоу, ничего не забыл?

– Все на месте, – улыбнулся китаец такой заботе царя. – Вот в этих мешках семена вашего хлопка. Император будет в восторге, мы засеем ими лучшие земли. А вот здесь лозы разных сортов самаркандского винограда – таких вкусных плодов я нигде не пробовал. Я распределил их по сортам. Вот в этой сумке сорта «Облачная прическа» и «Ивовые брови». Это «Дамские пальчики» и «Сливовые груди». Чтобы не забыть их названия, я все записал на лоскутах ткани и привязал к саженцам. Да, владыка, все хотел спросить, почему ваш виноград носит названия женских частей тела? Как-то необычно.

– Согдийцы высоко ценят женскую красоту. Что может быть прекраснее, если у женщины пышная прическа или брови, словно ветки ивы? Кстати, а сорт «Сок кобылицы» ты не забыл? – спросил царь.

– Как можно, это самый вкусный виноград. Отныне я буду готовить вина только по самаркандским рецептам. Верьте, мой император придет в восторг, как только глотнет такого вина.

– А где ферганские и самаркандские кони. Что-то я их не вижу…

– Как такое чудо можно забыть? Вон стоят в дальнем углу двора. Я стану называть их «небесными», потому что они не скачут, а словно парят по воздуху. А вот в этом хурджуме страусиные яйца, укутанные соломой, чтобы не повредились в пути. Такие диковинки поразят весь Китай.

– Если ты готов, то караван может отправляться. Нужно спешить – арабы совсем близко. Светлого вам пути, да хранит тебя великий Ормузд. А вы, самаркандские купцы, – обратился к ним царь, – привезите сюда китайские диковинки.

 
САМАРКАНД
Самаркандский владыка, ихшид Тархун, предупрежденный гонцом из Бухары, уже знал о том, что войско арабов в нескольких фарсангах от Самарканда. Поэтому царь немедля разослал своих людей по городам, входящим в Согду.
Он ждал союзников с войсками, но они запаздывали. Тархун ходил по тронному залу в глубоком раздумье. Он знал: без помощи союзников город обречен. Еще его беспокоил вопрос – сколько правителей откликнется на призыв о помощи? Ведь даже если прибудут все союзники, арабов все равно больше.
Тархун остановился у каменной статуи божества и прошептал: «О, великий Митра, враг силен, не оставь нас в столь грозный час, яви нам победу».
В это время вбежал помощник:
 

– К нам скачет Диваштич со своим войском.

– О, это добрый знак свыше! – с облегчением вздохнул правитель. – Значит, и остальные явятся. Правитель Панча (Пенджикент) всегда верен данному слову. Хотя его горцы не столь многочисленны, однако в бою они крепки телом и сильны духом.

 
Чтобы побыстрее добраться до Самарканда, чокары Диваштича рискнули перейти вброд Зеравшан. Благо воды в реке было мало в это время года – в самом глубоком месте она доходила до седла конников.
Диваштич с воинами приблизился к воротам. Его сразу узнали по красным и желтым знаменам, развевающимся над войском. И начальник города со стены приказал стражникам открыть скрипучие деревянные ворота, обшитые толстыми листами железа.
В город Диваштич въехал лишь с личной охраной и по каменной дороге сразу направился ко дворцу, высокие стены которого виднелись в конце улицы.
Как только они приблизились, ворота дворца широко распахнулись, и правитель Панча, не замедляя хода коня, поскакал к желтому дворцу с белыми колоннами, утопающему в зелени деревьев.
В парадном зале Диваштича и его молодого помощника Утегина уже ждал царь. Два влиятельных дихкана поприветствовали друг друга, положив правую руку на левое плечо другого и целуя в лоб. Союзник уже знал об арабах, поэтому его смуглое лицо было хмурым, а в широко расставленных глазах читалась тревога.
Диваштичу еще не было сорока лет. Высокий, худощавый, с прямым носом и волнистыми, по плечи волосами, он предстал перед царем в длинном голубом плаще поверх бронзового панциря. Как и многие согдийцы, он носил короткую бороду и тонкие свисающие усы.
Царь, радушно улыбаясь, повел гостя к мраморной скамье, накрытой золотистым покрывалом. Утегин же остался у двери.
Тархун находился в хорошем расположении духа и не скрывал этого, но гость оставался напряженным.
 

– Как далеко арабы от города? – первым делом осведомился Диваштич.

– Через три дня они уже будут стоять у стен Самарканда, – ответил царь и, опережая вопросы гостя, продолжил: – Как всегда, ты прибыл первым. Ты моя верная опора. Остальных пока нет.

– Не волнуйся, наши друзья-союзники не оставят нас в трудный час. А если они все же не явятся, то наши бесстрашные воины сами сломают хребет этим дэвам.

– Ты храбр, но этот враг очень силен. Своим числом арабы превосходят всех здешних кочевников. Им уже покорилось очень много земель, можно сказать, полмира. Бухара тоже уплатила пришельцам дань, но, думаю, это их ненадолго сдержит.

– Мы не станем платить этим разбойникам, а будем биться даже с малым числом воинов, – твердым голосом говорил Диваштич, готовый тут же броситься в бой. – Пусть не суются.

– Не все так просто, – покачал головой Тархун. – Они подчинили себе весь Иран и золота у них столько, что могут создать самое сильное войско в мире. С ними следует вести себя разумно. Об этом мы еще поговорим. А теперь скажи, как поживает твоя жена Сарвиноз, как дети?

– Благодарствую за заботу, я получил от тебя снадобья и табиба. Постепенно недуг покидает тело моей супруги. Ноги ее уже окрепли и на земле стоят твердо, Сарвиноз гуляет в саду. А дети растут: все учатся у мобедов и мудрецов. Пришла пора выдать замуж и вторую дочку – вот ищем ей жениха царской крови.

– Да, будь мои сыновья старше, я без сомнения скрепил бы наш союз браком. Но они еще малы. А как твой наследник Фаридун?

– Я доволен им: тянется к знаниям, благочестив, почитает старших и любит скачки, а также метко стреляет из лука и обучается владению мечом. А теперь я хочу представить тебе моего помощника Утегина, – сказал Диваштич и махнул рукой помощнику. – Он самый отважный воин Панча. А еще он племянник тюркского царя Чача, он взял в жены мою племянницу Дугдгонча, и в знак уважения к супругу она взяла себе еще и тюркское имя – Чата.

– Я тоже взял согдийское имя, – сказал Утегин.

– Верно поступаете, что крепите связи с тюрками: они верные люди и на них можно положиться.

 
На следующее утро к стенам Самарканда подошло войско из Несефа (Карши). В тронном зале, где уже находились правители Панча, Рабинджана (Каттакурган), Баркента и Иштыхана, Тархун встретил правителя этого города. Как и все правители, он являлся богатым дихканом и владел обширными землями. После сердечных объятий царь указал ему на место в ряду других и сам опустился на трон. В душе Тархун испытал большое облегчение, хотя у согдийцев по-прежнему недоставало сил. Он сказал:
 

– Царица Фарангис сообщила мне, что арабы пришли только для грабежа. Их войска совсем рядом и, возможно, завтра будут здесь. Что ты думаешь об этом? – обратился царь к новоприбывшему союзнику.

– Мой царь, нас еще мало и нам нельзя вступать в бой. Так ма только погубим своих людей.

– Об этом я тоже думал. Я не желаю напрасной смерти людей Согда. И вот что решил. Если к завтрашнему дню сюда не явятся войска из Кеша (Шахрисабз) и Субаха, то нам придется договариваться с врагом о выплате дани. Но скажу честно: в этом году из-за засухи наша казна оскудела. Сами знаете, что воды в Зеравшане было мало. А дань они затребуют большую, поэтому отступные лягут на всех нас тяжким бременем. Так что, братья мои, помолимся за удачу, за победу. Городские храмы сегодня полны народу – они тоже молятся, а мы сделаем это здесь.

 
И они прошли в парадный зал, где вдоль стен стояли статуи авестийских божеств, а в центре возвышался круглый резной алтарь, в ложбине которого горел костер. Рядом с алтарем в белых одеяниях стояли двое жрецов, которые время от времени подкидывали в огонь ветки сандала. Нижние половины их лиц были прикрыты белыми повязками, чтобы они своим нечистым дыханием случайно не осквернили священный огонь. Завидев гостей, жрецы отошли к боковой двери.
Прежде всего правители развязали разноцветные пояса кушти. И держа их перед собой на вытянутых руках, не сводя глаз со священного пламени, они зашептали молитву. Все молились о победе…
В это время арабы уже подошли к каналу Даргом, а у стен Самарканда стояло войско из Кеша во главе со своим правителем. Теперь все союзники были вместе.
Ихшид Тархун обрадовался новоприбывшим и вновь собрал совет.
 

– Наш совет будет недолгим, – начал он. – Хвала великому Ормузду, что услышал нашу мольбу и вовремя прислал правителя Кеша и других союзников. Еще утром я был готов отправить своего советника к арабам, чтобы известить их о том, что мы готовы платить дань. Теперь нас стало больше. И хотя числом враг превосходит, но даже с таким количеством отважных воинов можно победить. Что скажет совет? Начнем с почтенного Гурека.

 
С места поднялся военный советник Согда, брат царя.
 

– Я за бой, пусть враги знают, что согдийцы так просто не сдаются.

– За бой! – воскликнул с места молодой дихкан Джамшид, облаченный в доспехи. – Пусть знают, что мы не трусы.

 
Другой дихкан добавил:
 

– Неспроста на нашем гербе изображен лев. Мы все из этого рода.

 
Однако ихшид предостерег их:
 

– Вы молодые, и сильно не горячитесь. Знайте, осторожность – это не трусость. Что скажут наши купцы и мудрецы?

 
Верховный мобед, седой и в белом хитоне до земли, встал и заговорил глухим голосом:
 

– Без сомнений, я за бой против этих дэвов. В Иране они разрушили несколько храмов. То же самое случится и у нас. Лучше славная гибель, чем потеря веры в могучего Заратуштру.

 
Одобрительный гул пронесся по рядам собравшихся. Казалось, все желали одного: скорейшего сражения.
Но тут слово дали богатому купцу Авладу:
 

– А если враг окажется сильнее и одолеет нас, ведь арабов больше? Давайте не будем спешить. Я предлагаю дать им золото, и пусть эти разбойники убираются прочь. А вот в следующий раз мы призовем на помощь тюрков из Чача и Ферганы.

 
Некоторые богатые купцы согласились с ним, так как боялись, что враги разорят их, если войдут в город.
Хотя в душе Тархун был на стороне осторожных купцов, но он не желал идти против воли согдийского совета – в этой войне ихшид мог лишиться своего венца. Поэтому он завершил собрание такими словами:
 

– Большинство за сражение – так тому и быть. Я сам поведу войско, а во главе самаркандцев встанет Гурек. Да поможет нам великий Ормузд!

 
БИТВА
30-тысячное войско, состоящее из пеших и конных воинов, во главе с Тархуном двинулось по бухарской дороге. Жители селений выбегали из своих домов, восклицая: «Неужели опять война?!», и со страхом в глазах провожали своих защитников. На прощание каждый из них шептал молитву: «Яви нам удачу, за победу».
Некоторые женщины недоумевали:
 

– Кто напал, с кем идут биться?

– Говорят, какие-то арабы пришли издалека, они из кочевников, – пояснял один зажиточный сельчанин, который часто ездил на базар и знал о случившемся. – Еще их называют муслимами. Такая у них вера, говорят, что они и нас хотят сделать таковыми.

 
Эта весть напугала людей больше всего. Они стали возмущаться и проклинать врагов. А какая-то взрослая женщина твердо сказала:
 

– Не отдадим веру отцов. Нам не нужны чужие обычаи.

 
все согласились с этими словами.
Защитники Согды успели отойти от города на фарсанг, как к Тархуну и Гуреку подъехал гонец и передал, что арабы уже выстроились на равнине и ждут их.
 

– Значит, они уже приняли выгодное положение, – сказал Гурек и послал двух помощников в конец войска, чтобы подтянулись кешцы и несефцы.

 
Завидев в выжженной, покрытой колючками степи врагов, согдийцы остановились. Арабы уже выстроили свои ряды, поместив в центре конницу, а по флангам для защиты – пехоту. Тархун велел своим людям сделать то же самое. Главное, чтобы враги не сомкнули с двух сторон.
Перед началом боя трое посланников Тархуна, высоко держа над головой красное знамя на длинном древке, приблизились к арабам. Главный из них в серебряном шлеме заговорил.
 

– По законам честного боя, прежде всего, должны сойтись в единоборстве два самых сильных воина.

 
Едва Саиду перевели эти слова, он усмехнулся:
 

– У меня нет времени заниматься такой глупостью. Передай своему вождю, что нас много и мы победим. Зачем вам напрасно гибнуть? Лучше признайте нашу победу и откройте ворота города. Но если будете противиться, то пощады не ждите. С нами всемогущий Аллах.

– Мы явились сюда для боя, для защиты нашей отчизны, и потому смерть нам не страшна. Коль погибнем – это судьба. А вы, разбойники, прибыли сюда для грабежа. Это вы, грешники, бойтесь смерти.

– Ах ты, мерзавец, как ты смеешь называть людей халифата разбойниками?! Да весь мир трясется перед нами! Зарубите их!

 
Из-за спины наместника выскочили воины. Согдийцев взяли в круг. Они поняли, что их смертный час настал, и сами бросились на врагов. Их мечи со звоном скрестились.
Схватка была короткой, вскоре все посланцы лежали мертвыми на земле.
Увидев такое вероломство, Тархун в гневе поднял меч. И разом со всех сторон затрубили карнаи, возвещая о начале боя. Согдийское войско строем двинулось на врага, выставив вперед пики с острыми и блестящими на солнце наконечниками. Немного погодя за пехотой уже следовали конники с мечами и булавами (оружие в виде рукоятки с железным шаром на конце). Их круглые медные щиты были привязаны к левой руке. Их головы покрывали шлемы, а грудь обтягивали панцири или кольчуги. Согдийцы шли на бой под музыку труб и барабанов, и родные звуки наполняли их сердца решимостью.
Арабы тоже затрубили, в первые ряды выставив бухарских лучников, которых получили в заложники. За их спинами стояли конники с обнаженными мечами, готовые зарубить их, если пленники откажутся стрелять в своих братьев-согдийцев или пустят стрелы мимо. Лучники испуганно поглядывали назад, натягивая луки.
И вот первые тучи стрел с визгом полетели на согдийцев, а затем вторые, третьи, четвертые, десятые… И с каждым разом строй наступающих редел. Среди войск согдийцев возникла некоторая сумятица, и их героический пыл слегка угас.
После лучников в бой бросилась арабская конница. Они неслись на согдийцев с дикими криками, желая устрашить врага. Однако их это не испугало: они не раз воевали с кочевыми тюрками, и те издавали куда более ужасные вопли, желая сломить дух врага.
Через некоторое время воющие стороны сошлись в единой схватке. Против арабских конников выступила согдийская пехота, остальные ждали своего часа. Это был верный тактический ход, так как согдийцы оказались более ловкими. Острые пики разрывали слабую броню всадников, и конники падали с седел в пыль под копыта своих лошадей.
Затем воины вступали в ближний бой, переходя на мечи, с яростью рубя друг друга. Летели головы, руки, рекой лилась кровь. Бездыханные тела валились на жухлую траву, а раненые кричали от боли, зная, что пробил их последний час. Но сильные духом согдийцы, даже смертельно раненные, бились с врагом до последнего. Они защищали свой город, свой дом и семью. А те, кто уже не мог стоять на ногах, хватались за луки и поражали врагов, сидя на земле, пока их не зарубали.
Через некоторое время в бой были брошены почти все силы. И степь, где сошлись десятки тысяч воинов, наполнилась пылью, криками людей и ржанием коней. Но громче всех звучал лязг мечей. Крепкие согдийцы пользовались булавами, со всего размаху ударяя ими по шлемам арабов, которые замертво падали с коней.
Ближе к вечеру бой пошел на убыль: все воины сильно устали.
На другое утро сражение было возобновлено и длилось до полудня. Продолжился бой и на третий день. Но если силы согдийских воинов были на исходе, то арабы пустили в дело свежие войска, которые стояли в запасе рядом со ставкой наместника. Они наблюдали за сражением с пологого бугра, ожидая знака своего начальника.
 

– Глядите, неверные стали отступать, это Аллах помог нам! – заликовал молодой Убейда.

– Вижу, но предаваться веселью еще рано.

 
На другом конце поля Тархун и Гурек тоже следили за боем. Рядом находились правители Панча, Несефа и Кеша. Заметив отступление согдийцев, они молча обменялись вопросительными взглядами.
 

– Мы сами вступим в бой и тем самым поднимем дух своих чокаров, – предложил Диваштич.

 
Остальные молчали, но Гуреку думалось иначе:
 

– Это не поможет делу, только себя погубим. Наши воины не трусы – они просто устали, им нужен отдых. Уже и так много полегло, нужно скорее уводить их с поля битвы, иначе завтра некого будет вести в бой.

 
Все согласились с ним. И тотчас над полем боя раздался призывный звук карная, но теперь это был сигнал к отступлению. Услышав его, согдийцы стали поворачивать своих коней назад. Пешие воины тоже отступили. По пути воины помогали своим раненным товарищам: всадники сажали их на седла перед собой, а пешие подставляли свои плечи.
Арабы не преследовали согдийцев, потому что тоже устали. Увидев отсупление, они лишь издавали восторженные крики.
Войско Тархуна вернулось в Самарканд.
 
 
ССОРА
Все время, пока шел бой, бухарские заложники находились в тылу у арабского войска. Там для них натянули три шатра, где те укрылись от палящего солнца. Их охраняло десять арабов.
Сын Кишвара сидел в одном из зеленых шатров, собрав вокруг себя детей дихканов, отцы которых были на стороне его родителя. Об этом ему сказал сам Кишвар, обняв сына у ворота Рамитана. Другие дихканы также обняли сыновей. Это были не просто дети, а будущие наследники рода и ценились они превыше всего. Саид учел это.
В другом шатре сидел сын Годара с бухарскими друзьями. Юноши были столь возбуждены боем, что их глаза горели. Они не находили себе места. До их ушей доносились звуки битвы: звон мечей и ржание лошадей. Но не было ясности: что там происходит, кто побеждает. Поэтому им ужасно хотелось хоть одним глазком глянуть с холма, где у подножия шла битва. Но пленники это сделать не могли. И все же Ардашир, сын Годара, решил попытаться. Он подошел к одному из охранников и стал указывать рукой на холм. Охранник понял его намерения, но жестами объяснил, что туда их пускать не велено. И указал рукой на тучную фигуру наместника, который стоял на возвышении спиной к ним и наблюдал за боем.
Ардашир вернулся в шатер и молча сел в кругу друзей. Они слышали его разговор с охранником.
 

– Давайте еще раз помолимся за наших братьев-согдийцев, – предложил дядя Ардашира, мобед храма Сиявуша. – Пусть небеса пошлют им удачу.

 
Для молитвы все юноши собрались за шатром и устремили взоры к солнцу, сняв пояс кушти и держа его перед собой на вытянутых руках. Мобед стоял первым и по памяти читал яшты из Авесты, а остальные вторили ему.
После заложники разошлись по шатрам.
Один из юношей спросил у Ардашира:
 

– Сражение длится уже третий день, как вы думаете, на чьей стороне сейчас удача, кто кого теснит?

– Наши должны одолеть врагов. Смотрите, как долго идет бой, выходит, наши столь крепки, что арабы не могут сломить согдийцев.

 
Такая мысль пришлась всем по душе, потому что никто не хотел думать о худшем. Но неожиданно из соседнего шатра донесся громкий голос Шерзода, сына Кишвара:
 

– Как же согдийцы победят, – с усмешкой прозвучал голос, – если царица Фарангис и твой отец отдали врагу лучших лучников Рамитана, и теперь они сражаются против наших?

 
На это Ардашир ответил спокойно:
 

– В этом виноват твой отец. Нечего ему было зариться на царский трон. Разве дихкан Кишвар из царских кровей?

– А разве у царицы дитя от правителя Бухары? – сразу последовал ответ. – Об этом болтают все горожане, даже простолюдины. Наследник не царской крови, а если так, то царица не может управлять страной от имени сына. Да и твой отец не столь знатен, чтобы стоять во главе всех войск Бухары.

– Зато мой родитель отличается среди знатных мужей умом, чего нельзя сказать о твоем отце, который только и желает коварным путем завладеть троном.

 
Такие слова больно ранили Шерзода. Он вскочил с места и, обнажив свой кинжал, воскликнул:
 

– Ты оскорбил моего отца, назвав его нечестным человеком, выходи, сразимся!

 
Ардашир, держась за рукоятку кинжала, вышел из шатра, где уже собрались их друзья. Но поединок не состоялся, так как сразу вмешались старшие, а дядя Шерзода сказал, что такие вопросы не детям решать. К тому же вскоре раздались окрики охранников: старый араб погрозил им мечом, мол, не забывайте, что вы пленники.
Юноши вернулись в свои шатры. Чтоб не скучать, мобед развернул на коленях книгу в кожаном переплете и принялся читать вслух. То были старинные сказания из жизни древних царей Ирана и Турана – излюбленная тема юношей.
Прошло немало времени, и со стороны степи донеслись радостные крики арабов. И тут мобед умолк, заложники обменялись вопросительными взглядами. Но через мгновение стало ясно, что арабы выиграли бой. Головы юношей поникли. А ведь Самарканд – это главный город края. Выходило, что арабы сильны и будут грабить другие города Согды.
Весь оставшийся день заложники провели в молчании, забыв об обидах.
 
 
СТРЕЛА
Утром следующего дня колоны арабских войск двинулись на Самарканд. И когда Саид, сидя в седле, оказался у его стен, то понял: овладеть таким большим городом будет очень не просто. Стены высоки и столь же широки, а на них выстроились в ряд лучники. Ко всему же путь к стенам преграждали две речки. Однако про себя наместник сразу отметил, что такая вода для них не помеха. Русла можно перекрыть мостами из бревен.
Саид дал указание вождям племен окружить город. Пусть согдийцы видят, как много пришло арабов, вот тогда их непокорные сердца устрашатся перед врагом, а дух будет сломлен.
Войско растянулось вдоль всего берега. Наместник вместе с Убейдой медленно двинулся вдоль стен, ища ее слабые места.
Между тем в самом городе укрылось войско самаркандцев и правителя Панча, остальные убыли в свои владения. Так им велел Тархун, потому что такое количество войск для города весьма обременительно, особенно при осаде – их нечем будет кормить.
Диваштич с Гуреком находились на крепостной стене, наблюдая за врагом. Вдруг они увидели главного араба.
 

– Что он расхаживает вдоль стены? – спросил Диваштич.