Текст книги "Забытое царство Согд (СИ)"

Автор книги: Артур Самари

– Ладно, я поразмыслю над этим.

– Спасибо. До конца своих дней я буду молиться за вас, моя госпожа.

– Не спеши благодарить: я сказала, что лишь подумаю.

 
И тут взгляд Намы снова упал на младенца, и она воскликнула:
 

– Ой, как ребенок похож на советника Феруза!

 
Такие слова поразили царицу, а в ее глазах промелькнул испуг. Она невольно отстранилась от ребенка и уставилась на служанку. Малыш, лишившись материнской груди, заплакал.
 

– Что случилось, моя царица? Вы стали бледны!

– Неужели облик моего ребенка так схож с лицом зодчего?

– Да, глаза, нос такие же, только волосы у ребенка светлые.

– Схожесть так заметна? Разве у него нет моих черт?

– Он весь в советника.

 
И царица сама принялась разглядывать дитя. Тут служанка поняла причину ее страха.
 

– Как же я не подумала об этом раньше? – молвила она. – О, моя госпожа, неужели он от благородного зодчего?

 
Царица обреченно опустила голову на подушку и заплакала.
А ребенок все плакал, ища ртом материнскую грудь.
 

– Госпожа моя, ребенок кричит, накормите, – напомнила ей служанка. –

 
Он не успокоится, пока не будет сыт.
И Фарангис, очнувшись, склонилась над сыном, а слезы все текли по ее щекам.
 

– О Боже, что теперь будет? – запричитала Нама.

 
Царица не проронила ни слова. Она выглядела озабоченной чем-то. Так длилось некоторое время, пока гнетущую тишину не нарушила служанка:
 

– Когда будут смотрины ребенка?

– По обычаю через пять дней. Как тебе кажется: царь это сразу заметит?

– Не знаю, но люди двора донесут.

– Царь не тронет меня из-за моей родни, а вот моего сына лишит жизни. Это не родная кровь, он не имеет прав на престол.

– А что будет со мной?

– Должно быть, тебя казнят за молчание, что не донесла. Бедная моя, и ты оказалась втянута в эту беду…

 
Из глаз Намы полились слезы.
 

– Защитите меня, госпожа, кроме вас некому это сделать.

– Если я замолвлю за тебя хоть слово, то гнев царя усилится. И в отместку мне он устроит жестокую казнь. Я даже не знаю, как спасти свое дитя.

 
От безысходности они долго молчали. С печальным взором мать глядела на сосущего грудь ребенка. Нама стояла рядом и лишь всхлипывала, не смея плакать в голос.
 

– Должно быть, – заговорила царица, – ты осуждаешь меня за распутство, но знай: моя любовь так сильна, что я ничего не могу поделать с собой. У Феруза прекрасная душа, он подарил мне женское счастье, чего прежде в моей жизни не было. Такой радости мне всегда не хватало, хотя все считают царицу самой счастливой женщиной Бухары. Глупые люди, –усмехнулась она, – они думают: чем больше денег, тем больше счастья. У меня целая казна, а счастья все равно нет.

– О, госпожа, ужели нет хоть какого-нибудь спасения?

– Мне нужно на прячь разум. Забери ребенка: он уже сыт.

 
До полудня царица пребывала в одиночестве, даже ее дочек не пустили в покои, сказав им, что мать еще слаба. Затем Фарангис взяла со столика золотой колокольчик и вызвала верную служанку. Когда вошла Нама, царица уже ходила по комнате, глаза ее сверкали, как у безумной.
 

– Нама, я очень долго думала. Это было так мучительно, что я чуть не лишилась рассудка. И вот к чему пришла. Это ужасно, но иного пути нет. Даже мой язык не поворачивается сказать такое, от одной мысли меня всю трясет, – здесь она остановилась и посмотрела в упор на служанку. – Мы с тобой должны устранить правителя.

 
Нама ахнула, выпучив глаза и прикрыв рукой рот.
 

– О, госпожа, что вы говорите?! Это безумство! Я боюсь!

– Сама страшусь не меньше. Но только твердость спасет нас. Ко всему же я ненавижу своего мужа. Он тоже терпит меня из-за моих братьев. Из всех смертей лучше подходит яд. Скажи, где добыть такое смертоносное снадобье?

– Неужели нет иного пути, о, госпожа? Еще раз подумайте, ведь вы умная.

– Другого пути нет, – закачала она головой, и слезы отчаяния полились по ее щекам.

–Знай, я это делаю ради сына. Найди яд, самый сильный. Спеши, иначе палач отсечет твою голову. У нас осталось всего пять дней. А потом я отпущу тебя на родину, в Византию.

– Хорошо, я исполню вашу волю. Есть один христианин, он со своими змеями выступает на базарах, вы его знаете. Я куплю у него яд кобры.

– Купи два флакончика. Первый следует дать царю разбавленным, чтобы два-три дня он недомогал. Пусть весь двор узнает о его недуге, тогда никто не заподозрит. А на четвертый день дадим ему чистый яд. Смертельное снадобье подашь царю с вином. Вот и все. Наверное, я кажусь тебе чудовищем, но ради своего дитя… каждая мать пойдет на такое. Сейчас тебе трудно понять меня, но когда сама родишь… И еще, за это тьт получишь много золотых монет; а мои купцы доставят тебя в Рум*. Пусть не мучает тебя совесть, весь грех я беру на себя.

– Вы скажете об этом зодчему?

– Нет, он не должен знать. Феруз благородный человек, и его сердце из-за этого может ко мне остыть. Пусть душа поэта Останется чистой.

 
Через день бухар-худат занемог; два дня его мучилжар. Лекари давали ему всякие травы, но это не помогло. На пятый день правитель Бухары покинул земной мир. Все женщины двора облачились в синие платья и громко оплакивали его.
А после похорон Нама покинула Бухару с караваном богатого купца.
 
 
СИЯВУШ
Ежегодно в день нового года, который встречали в марте, еще до восхода солнца бухарцы собирались у могилы святого Сиявуша.
До наступления рассвета оставалось немного. На дворцовой площади собралась царская охрана, все пешие, среди них был и Феруз, одетый в нарядный халат, но без особой роскоши. Они ждали царицу. Фарангис появилась с двумя дочерьми и сыном, а также с тремя молодыми служанками. Они спустились по лестнице дворца, и советник приветствовал их легким поклоном головы. В то же время явился мобед с тремя помощниками. Все жрецы были облачены в белые шапочки и длинные хитоны до пят. Верховный жрец произнес: «Можно трогаться». Феруз руководил шествием, он глянул на начальника охраны и тот приказал: «Зажечь факелы!»
Каждый воин стал опускать в костер свой факел, который тут же вспыхивал. Жрецы шли первыми, а за ними в окружении охраны шествовали Фарангис с сыном-наследником и Феруз с принцессами. Слуги и служанки держались в конце процессии, они несли в корзинах по белой курице для жертвоприношения.
Так процессия двинулась по каменной дороге к воротам Арка, где находилась могила святого Сиявуша, почитаемого во всей Согде и Хорезме. Бухарцы считали, что именно этот святой построил им городскую крепость. Другие связывали его имя с царем Афрасиабом, который доводился ему тестем, пока повелитель не казнил молодого царевича. Однако из древних рукописей Феруз знал, что Бухару выстроил некий правитель по имени Шири-Кишвар.
У могилы Сиявуша уже собралось много мужчин, женщин и детей. В ночи горели высокие факелы, и их пламя освещало лица стоящих. Могила имела вид холмика, на котором лежали обточенные камни с согдийскими письменами, рассказывающие о мученике Сиявуше. Говорят, это случилось более тысячи лет назад, и с той поры согдийцы устраивали праздник в честь святого. Перед могилой было установлено квадратное возвышение для музыкантов и певцов.
И вот с появлением царской свиты все расступились. Жрецы взошли на помост, окруженный факелами. Стало совсем тихо. И верховный мобед начал читать молитву, а за ним и все остальные зашептали священные слова. Затем жрец повел рассказ о житии святого Сиявуша. А начал он с его юных лет, когда сын Кей-Кавуса, иранского царя, был ложно обвинен своей мачехой Судабой, воспылавшей к царевичу любовью. Однако благочестивый юноша отверг ее, и тогда коварная женщина решила отомстить. Она заманила его в свою комнату и, порвав на себе одежду, стала звать людей, говоря им, что царевич покушался на ее честь. Но Сиявуш смог опровергнуть эти ложные обвинения, пройдя испытание огнем. Он прошел между двумя большими кострами и вышел оттуда невредимым, что говорило о его невиновности. После этого царевич покинул Иран и направился к туранскому царю Афрасиабу. Тот встретил царевича ласково и даже свою дочь Фарангис выдал за него замуж. В Бухаре Сиявуш выстроил крепость Арк и стал жить там. Однако завистники поссорили Афрасиба с Персидским царевичем, за что тот был коварно убит. Минули годы, и вырос сын Сиявуша, который отомстил за отца, убив деда.
Эту печальную историю рассказывали каждый год, придавая рассказу то один, то другой смысл. Ныне мобед воспевал Сиявуша как устроителя Бухары, как справедливого правителя, который желал мира для Персии и Турана, а также как невинную жертву и мученика. Люди с такими судьбами всегда были в почете. И жрец, сотрясая посохом, громким голосом уверял бухарцев, что такие герои не умирают, что их души вечно витают среди людей.
Далее на кирпичный помост вышли музыканты, держа в руках длинный рубаб, флейту, арфу, чанг и дойру. С ними были два молодых певца в голубых накидках. Едва заиграла музыка, они затянули грустные песни, превозносящие честность и благородство Сиявуша. От их звонких голосов и проникновенных слов у многих бухарцев на глаза навернулись слезы, особенно у женщин и детей.
Когда настал важный час жертвоприношения, вышел мобед и вознес свои глаза к небу, где уже показались далекие отблески восходящего солнца. Он объявил: «Жертва должна быть принесена до восхода солнца». И опять зачитал две яшты* из Авесты, а затем спустился вниз.
Народ зашевелился. Для пускания крови в земле были вырыты длинные канавки вокруг холмика, у подножия которого совершался обряд жертвоприношения. Люди, стоя друг за другом, подходили к этому месту с семьями. По обыкновению отцы семейства резали петуха. В струящуюся кровь они опускали свои руки и затем касались ладоней жен. Детям кровью птицы мазали лоб.
Для царской семьи выделили особую канавку. Там Феруз лишил жизни крупную белую курицу, и царица сама обмазала кровью своих детей. Тем самым она дала понять своему народу, что у нее нет ни мужа, ни любовника.
Затем слуги уложили мертвых птиц в корзины, и царская процессия двинулась в обратный путь. Уже у дворца Фарангис заметила, как на горизонте показалось восходящее светило. Дети и Феруз тоже устремили туда взоры, и каждый зашептал короткую молитву с хвалой солнцу. У всех были одухотворенные лица.
 
 
ТРЕВОЖНЫЕ ВЕСТИ
В этот день во дворец прискакал гонец с плохими вестями. Царица Фарангис вышла в зал и приняла от верного подданного свиток с донесением. Дочитав его до конца, правительница сразу вызвала советника. Она также разослала гонцов по городам бухарского края, решив срочно созвать большой совет.
Местные правители прибыли в Бухару на следующий день в сопровождении своих отрядов. В тронном зале на мраморных скамьях в два ряда восседали все знатные мужи края: советники, правители, купцы и военные чины. А на золотом троне, позади которого стояли три статуи самых чтимых божеств – Ормузда, Анахиты и Бахрама- возвышалась царица.
 

– Хочу сообщить вам плохую весть, – начала царица свою тревожную речь. – В сторону Бухары движется войско арабов. Говорят, им нет числа. Их конница уже перешла Вахш. Все это наш гонец видел своими глазами. Еще он видел пеших воинов, которых подсаживали к себе конники, поэтому очень скоро они доберутся до Бухары. А наши соседи из Самарканда не успеют к нам на подмогу. Как нам быть?

Первым заговорил главный советник Феруз, сидевший по правую руку от Фарангис:

– Медлить нельзя. Надо дать врагам бой, хоть они и превосходят нас числом. Иначе эти разбойники будут грабить нас каждый год. И кто знает, может, мы победим этих дивов*?! Наши чакиары очень отважны и умелы в бою.

– Нет-нет, – вскочил дихкан Кишвар. – Три года назад мы дали арабам отпор, но после нам все равно пришлось откупаться. Один бой ничего не решает. И нынче без помощи соседей сделать это будет труднее.

 
Затем Кишвар опустился на место и шепнул соседу:
 

– Смотри, какие безумные речи ведет этот царский любовник. Храбрится перед Фарангис. Должно быть, их тайная связь стала ослабевать, и он не знает, как исправить это.

– И оба усмехнулись.

 
От купечества слово взял длиннобородый Аштад, человек преклонных лет.
 

– Я согласен с нашим советником Ферузом, – поглаживая свою кудрявую бороду, начал Аштад. – Если мы не дадим арабам отпор, они сочтут бухарцев трусами и будут постоянно грабить нас.

Но Кишвар опять возразил с места – за его спиной стояла немалая часть дихканов, потому его слова имели силу:

– Если враги разобьют нас, то придется платить дань в два-три раза больше. А это сильно ударит по самым богатым дихканам, ведь именно мы платим в казну больше всех – не забывайте об этом.

Мнения на совете разошлись. Тогда царица дала слово верховному мобеду. Мудрый старец тяжело поднялся со своего места, находившегося по левую руку от царицы, напротив Феруза.

– Недавно мы дали приют двум нашим братьям-мобедам из Персии. Они бежали из-под ига арабов, которые захватили эту могучую страну. Беженцы рассказали, что прежде мусульмане терпимо относились к людям пророка Заратуштры. Однако гонения стали усиливаться: они уже отобрали три храма Огня, а на их месте построили мечети. И я уверен – это только начало. Они истребят нашу религию. Пока арабам нужно только наше золото, а потом возьмутся за нашу веру, как это случилось с другими землями. Поэтому я за то, чтобы мы дали им бой. Авеста учит нас быть не только праведными людьми, но и смелыми во имя защиты отчизны. Пусть арабы боятся нас, хоть мы и не столь могучи, как соседняя Персия.

Затем слово дали военной знати. Их мнение было едино – эта битва будет тяжелой, с большими потерями, поэтому на сей раз лучше уклониться от боя и откупиться золотом.

Все высказались, и в зале воцарилась тишина. Последнее слово было за царицей.

– Итак, я выслушала вас и хочу сказать следующее, – ее спокойный голос гулко отдавался от мраморных стен зала, – в этот раз мы уклонимся от боя, чтобы сберечь жизни наших воинов. Но если арабы явятся снова, то мы, объединив силы с нашими соседями, дадим им отпор. Только так можно защитить согдийские земли. Нам нужно, чтобы эти разбойники более не совались за Вахш. А пока нам остается ждать их. Совет Бухары окончен.

Все поднялись и, прижав руку у груди, стали один за другим покидать тронный зал. На своих местах остались только Феруз и мобед.

 
Уже за дверью Кишвар раздраженно сказал своим сторонникам:
 

– Глядите, царица оставила у себя любовника. Теперь будет совещаться с тем, чьи слова были лишены здравого смысла, даже сама царица не приняла их всерьез. И это называется главный советник Бухары. Кто он такой? Из какого рода? Отец служил в храме, но так и не стал мобедом. У него ни денег, ни знатности, кроме славы зодчего и поэта. Нет, служить такому человеку для меня унижение, потому я первым выйду из Бухарского союза. Посмотрим, как царица обойдется без меня.

– Кишвар, не горячись, – стал успокаивать его один из сторонников. – Нынче не время для таких решительных действий: в одиночку тебе не выжить.

– Я объединюсь с самаркандским правителем, он силен и справедлив.

– Это немыслимо. Твой город Рамитан далеко от Самарканда, и в случае вторжения врагов они не успеют тебе помочь.

– Но как быть, как стерпеть такую обиду? На месте царицы было бы разумнее выйти за меня замуж. Тогда мы объединили бы две богатые казны, и Бухара стала бы еще сильнее и могущественнее. Как она не понимает этого? Может, вы убедите ее?

– Это неразумно, – сказал один из них, – потому что в сердце царицы живет любовь к Ферузу. Давайте потолкуем об этом в другом месте, ведь здесь, во дворце, нас могут услышать.

 
Нападение
Было за полночь, когда Феруз, нежно поцеловав царицу, вышел из ее покоев. По широкой лестнице он спустился вниз. Вход во дворец освещали горящие факелы. Стражники, вооруженные копьями и мечами, охраняли его стены. Сегодня царица должна была быть особенно осторожной. Кишвар со своими людьми еще не покинул Бухару. Советник вместе с Годаром – начальником охраны – прошелся по всему периметру дворца и убедился, что стражники исправно несут службу.
 

– И все же будьте осмотрительны. Жизнь царицы в ваших руках, – сказал Феруз своему другу и покинул дворец.

Самого советника сопровождали четверо верных конников. Сначала они двигались по главной дороге, потом свернули на узкую улочку, с обеих сторон обсаженную деревьями, скрывавшими своей густой кроной высокие дома богатых вельмож.

Неожиданно на всадников сверху полетели стрелы – засевшие в засаде лучники на деревьях не знали промаха. Феруз пал первым: три стрелы вонзилась ему прямо в сердце. Двое из сопровождающих советника еще были живы и стонали. Убийцы ловко спрыгнули с деревьев, обнажили короткие мечи и кинулись к лежавшим на земле людям. Для верности они зарубили всех, напоследок вонзив кинжал в сердце Феруза.

Тела погибших заметили только на рассвете. Два стражника проезжали по главной дороге, и в глаза им бросились одиноко стоящие кони без всадников. Приблизившись к ним, стражники увидели, что животные, понурив головы, стояли у мертвых тел. Потрясенные дозорные в одном из убитых узнали советника Феруза. Такого злодейства еще не случалось в стенах царской крепости. Воины растерянно смотрели друг на друга, пока старший из них не опомнился:

– Быстрее во дворец, нужно известить царицу!

Узнав о произошедшем несчастье, главный охранник кинулся в покои царицы, весь охваченный дрожью. У двери он резко позвонил в колокольчик, воскликнув:

– Это Годар, отворите, у меня важная весть для царицы.

Две служанки изнутри сняли короткий деревянный засов, их напуганные лица появились в проеме.

– Разбудите царицу, весьма важное дело! – крикнул Годар, его глаза уже блестели от слез.

Вскоре в гостиной появилась Фарангис, наспех облаченная в голубой шелковый халат.

– О, царица, прости, я нарушил твой сон, но у меня дурная весть. По дороге домой был убит главный советник. Его тело нашли мои дозорные.

 
Услышав такое, царица закрыла лицо руками и застонала:
 

– О горе, о горе!

– Это и мое горе, ведь Феруз был моим лучшим другом.

– Как же такое случилось? – в полузабытьи спросила Фарангис.

– На них напали и изрубили мечами.

– Нет, нет, – кричала она.

Фарангис припала к колонне, слезы залили ее бледные щеки. Неожиданно царица ударила кулаком по холодному мрамору и обернулась к Годару:

– Где Кишвар? Он еще здесь? – она догадалась, кто виноват в смерти любимого, и теперь лишь чувство мести разрывало ее сердце.

– Он уже покинул Бухару.

Царица поняла, что теперь его не догнать. И ее голова опять обреченно повисла. Служанки тоже плакали, воздавая руки к небу. Вдруг царица вскинула голову:

– Надо укрепить дворец, вызови сюда войска.

– Я уже позаботился об этом, скоро они будут здесь.

– Покажи мне тело советника: я поверю в случившееся, только когда сама увижу. В ночи твои люди могли ошибиться.

Стражники Годара не могли обознаться, они видели советника по нескольку раз в день. Однако он решил промолчать: ему было жаль царицу.

Когда Фарангис вышла на дворцовую площадь, она уже была заполнена воинами с горящими факелами в руках. Царице подали белого скакуна. Она ловко вскочила в седло и в окружении отряда охраны поскакала на место гибели советника. Годар ехал во главе всадников.

На месте их встретили стражники, которые сразу расступились. Фарангис, спрыгнув с коня, поспешила к лежащим телам. Начальник охраны крикнул своим людям:

– Спешно окружите это место.

И затем царица и Годар с факелом стали разглядывать павших воинов. Наконец Фарангис дошла до Феруза. Его грудь была залита кровью, а благородное, но безжизненное лицо освещало пламя. Сомнений не осталось. Это был он, ее любимый!

Обессиленная Фарангис медленно опустилась на колени у его головы, и слезы медленно потекли из ее глаз. Она смотрела на него и шептала:

Открой глаза, мой дорогой! Это я – твоя любовь. Почему ты оставил меня одну? Как буду жить без тебя, о, мой верный друг?

Затем она коснулась его холодных щек, провела по тонким бровям и коснулась бледных губ. От горя Фарангис совсем забыла, что по зороастрийской вере она не смела прикасаться к мертвому телу, потому что оно уже принадлежало царству зла – Ахриману. Оно стало нечистым, в него уже вселился демон разложения.

Но никто не смел тревожить убитую горем царицу. Сам Годар, стоявший с факелом в руках за ее спиной, тоже молча плакал. Он чтил советника, благодаря которому прочел много книг и познал красоту мира. По этой причине советник избрал его верным другом и похлопотал о высокой должности при дворе, а ведь прежде Годар был лишь искусным строителем.

Увидев великую скорбь правительницы, воинам стало ясно: слухи о любви царицы оказались верны.

Когда Фарангис поднялась на ноги, Годар подвел к ней двоих дозорных, которые рассказали, как они обнаружили тела. И царица дала указание:

– Убийцы здесь, в Арке, и посему никого не выпускать. А что думает об этом начальник охраны?

– Я не сомневаюсь в этом, и, более того, такое могли совершить люди, обученные военному делу, похоже, они из охраны крепости. Моя госпожа, я отыщу злодеев, потому что они мои личные враги. Я знаю, каким путем выйти на них.

Царица вернулась во дворец и закрылась в своей спальне. Весь день прислуга слышала ее плач. Лишь к вечеру Фарангис открыла дверь и вызвала Зару – главную служанку.

– Нагрейте мне в саду баню, – приказала она, – а также подготовьте кувшины для очищения тела.

По авестийской вере тот, кто дотрагивался до трупа, пусть даже любимого человека, должен был пройти обряд очищения. К умершим могли прикасаться лишь насасалары*.

Когда все было готово, служанки повели ее в тенистый сад, где в свое время зодчий построил просторную баню с двумя бассейнами: белого и желтого мрамора. Царица в сопровождении служанок вошла в первый небольшой зал, где стояли пять высоких пустых кувшинов для парного молока, а в углу на привязи поскуливала желтая собака. По согдийской вере злые духи боятся только этих животных, так как именно они чувствуют их присутствие. Фарангис разделась и нагой вошла в роскошную баню. С ней находились служанки. Одна стояла с зажженной священным огнем в храме свечой. Другая держала собаку на поводке. В присутствии двух сакральных символов Фарангис вошла в малый бассейн, заполненный парным молоком. Зара вошла следом и начала омывать ее тело с головы до ног. После этого царица вошла в другой бассейн с теплой водой и вышла оттуда чистой. После Фарангис вернулась в свои покои. До глубокой ночи она продолжала рыдать в подушку, которая еще хранила запах возлюбленного. От невыносимого горя ей стало казаться, будто Феруз находится рядом. То он лежит рядом, мило улыбаясь, то ходит по комнате, размышляя о жизни. И стоило видению исчезнуть, как Фарангис охватывала тоска, и она снова бросалась на подушку в рыданиях. Временами скорбь царевны сменялась на гнев, и тогда она думала о том, как отомстить подлому Кишвару. Но сделать это было непросто, потому что Бухара нуждалась в нем. Особенно сейчас, когда к городу подступал их злейший враг.

 
ПОХОРОНЫ
На другое утро царица созвала малый совет из десяти самых приближенных ко двору людей. Когда она вошла в тронный зал в траурном синем наряде с золотым венцом и скипетром в руке, изображающем крылатого коня, то все встали и поклонились. Царица не желала скрывать от самых верных подданных свои чувства, кто-то понимал ее, но были и те, кто осуждал Фарангис за вольный нрав.
Первым делом царица объявила свою волю о назначении на должность главного советника Годара.
 

– Он предан трону Бухары, – сказала правительница, – и останется таким до конца своих дней. Ко всему он умен, обладает глубокими познаниями и уже показал себя умелым управленцем.

Второй вопрос касался похорон погибшего советника. Фарангис не знала тонкостей обрядовых дел, поэтому обратилась ко всем за советом. Но прежде высказалась сама:

– Похороны должны быть пышными: он этого заслужил. Взгляните вокруг, сколько чудесных домов, садов, водоемов построил в Бухаре этот человек. Такого раньше не видывал наш народ.

 
И весь совет одобрительно загудел.
 

– Только незрячий не способен заметить такую красоту, – добавила она.

 
После короткого обсуждения похороны возложили на главу мобедов.
 

– А теперь о самом важном, – заговорила царица, – об арабах, которые уже подошли к Бухаре очень близко. На большом совете мы приняли решение, что не будем вступать в бой, но все же войско должно быть готовым к внезапной войне. Итак, что скажут военные мужи?

 
Начальник конницы сказал так:
 

– Мои люди готовы к войне, если будет указ нашей царицы. Вчера весь день они точили свои мечи и пики. Пусть нас мало, но мы готовы к смертельной схватке.

 
Из уст начальника пеших войск прозвучало то же самое.
Выслушав их, царица заключила:
 

– Остается надеяться, что и на этот раз арабы пришли сюда ради грабежа и не останутся тут навсегда. Но если захотят покорить нас, как Персию, то станем биться до конца. Пока же нужно искать мира с врагом. А теперь слово начальнику казны: сколько у нас денег с учетом последних сборов? Я должна знать, сколько мы можем заплатить.

 
С места поднялся седовласый старик с белой бородой и густыми бровями.
 

– С сожалением говорю, что сей год оказался малоурожайным, потому дирхемов собрали меньше обычного. Если эти разбойники запросят совсем много, то не знаю, чем мы станем расплачиваться. Нам самим не хватает денег на содержание войск, покупку оружия, семян для посева. Остается одно: нужно убедить их, что и в самом деле денег у нас мало.

На этом совет завершился. Все удалились, и царица осталась наедине со своими мыслями.

Похороны были назначены на третьи сутки. Царская свита во главе с Годаром верхом прибыли к дому Феруза. Вокруг собралось множество людей в белых одеждах, опоясанных кушти*. Пешим воинам пришлось расчищать путь для знати, выкрикивая: «Царица едет, дайте дорогу, дорогу!» Народ учтиво кланялся правительнице.

В знак траура все женщины царского двора облачились в синие платья, хотя не доводились покойному родней. Но то было веление царицы, которая сказала: «Великий Феруз был нам больше, чем родня». И в то же утро Фарангис велела мастерам отлить бронзовую табличку с его именем, которую установили на стене дворца. Надпись гласила, что дворец был возведен великим зодчим Ферузом.

Как только царская свита въехала во двор советника, за ними закрыли деревянные ворота. Из большого дома доносился плач женщин и мужчин. Фарангис с дочерьми и знатными дамами вошли в дом. При виде царицы домочадцы снова заголосили, ударяя себя в грудь и выдергивая у себя волосы. Царица тоже предалась общей скорби и со слезами обняла жену Феруза, мать, сестер и дочерей покойного. Затем женщины встали полукругом, в центре которого запела стихотворные гимны из Авесты жена мобеда в черном халате. Остальные дружно вторили ей, вознося хвалу великому Ормузду и особенно божеству Рашну, который на том свете встречает души умерших у моста Чинват. Он же взвешивает их грехи. Для благочестивых этот мост в рай окажется широким, а для грешников – столь узким, что те падут прямо в ад.

Мужчины во дворе сидели на мраморных выступах вдоль стены, склонив головы, и мобед, потрясая посохом, читал по памяти яшты из святой Авесты.

А между тем в одной из дальних комнат дома на красном ковре лежал покойник. У его изголовья уже третий день сидели два жреца, которые произносили молитвы. Там же на резном столике стояла серебряная чаша, в которой горел огонь. Его пламя должно было защитить комнату от злых духов.

Перед началом омовения жрец завел в комнату тощую желтую собаку. Другой служитель храма положил на грудь покойного ломоть лепешки. Затем пса подвели к телу, и тот, схватив хлеб, отбежал в угол и с жадностью принялся его есть. Если бы собака не тронула хлеб, то это означало, что в теле еще теплится жизнь.

После вошли мурда шуп*, отец и сын. На них были серые фартуки и матерчатые перчатки. Они сняли одежду с покойника и, переложив его на узкий длинный столик, стали обмывать тело настоями из разных трав. Затем покойника облачили в белое одеяние, обвязав поясом кушти. Согласно обряду ему согнули колени, скрестили на груди руки и завернули в саван, оставив открытым лишь лицо. В конце обряда умершего уложили боком на носилки с высокими бортами. В таком виде четверо насасаларов доставили тело в центр двора. Следом за ними вышли и женщины. Они уже не плакали. Насасалары накрыли носилки фиолетовым шелком, и мобед зачитал прощальную молитву.

Перед самым выносом покойника к царице подошел чем-то обеспокоенный Годар. Он отозвал Фарангис в сторону и тихонько сообщил:

– Царица, я с худой вестью: наши гонцы только что видели, как арабы совсем близко подошли к городу. Если сейчас мы вынесем тело из Арка, то на обратном пути окажемся в руках врагов.

– Что же делать? ведь сегодня тело должно быть доставлено в башню молчания. Именно сегодня его душа должна улететь в рай.

 
*Яшты – гимны Авесты
*Туран – Средняя Азия
*Вахш – Амударья.
*Насасалари – носильщики трупов
*Кушти – пояс из семидесяти двух цветных ниток – знак принадлежности вере пророка Заратуштры
*Мурда шуп – омывальщики трупов
*Башня молчания – дахма


Они задумались. Башня молчания находилась за крепостными стенами. В это время к ним подошел мобед. Царица передала ему опасения Годара.
 

– Как нам поступить, мудрый мобед?

– Не знаю, – и жрец развел руками. – Мне ведомо лишь одно: нынче душа Феруза навсегда покинет свое тело, и потому он должен быть в дахме. Если это невозможно, то, как предписывает нам вера, пусть мурда-шут очистят его кости от мяса. После мы сложим останки в оссуарий*, а затем родня поместит его в наус*.

– Но Феруз был против этого обычая!

– Да, я знаю. Покойный Феруз не раз говорил мне, что некоторые обычаи устарели, и пора от них отказаться, потому что жизнь не стоит на месте. Но я слуга Творца и должен беречь его заветы.

– А может, мусульмане не тронут наших людей, все-таки это траурная процессия? – сказал Годар.

 
Царица сразу возразила:
 

– Нельзя рисковать: враги могут взять в плен наших знатных людей и угнать в рабство. Мы сделаем по-другому. В саду дворца имеется подземный ход – вот и воспользуемся им. А вырыт он был по указке самого Феруза для побега царской семьи, если враги ворвутся в крепость. Бедный Феруз, он будто знал, что этот тайный ход пригодится для него самого… Ладно, медлить нельзя, отнесите тело советника в сад.

 
Процессия вышла со двора. Насасалары, держа носилки на плечах, шли первыми. Кроме них, к носилкам никто не смел прикасаться, так как они считались нечистыми. В пяти шагах от них двигался верховный мобед, а с ним два жреца, один из которых вел на привязи ту собаку, что съела хлеб. За ними тянулась родня покойного, среди них находился и Годар. Он имел на это право, так как нес на руках сына Фарангис. Царица в душе считала Феруза своим истинным супругом. Теперь ей было все равно, что скажут о ней люди. Она хотела быть честной, как благородная согдийка. Далее шли знатные мужи Бухары.
Люди вдоль улицы провожали их в молчании, нарушаемом лишь всхлипами женщин.
* * *
Близился вечер, когда войско конных арабов подошло к высоким стенам Арка на расстояние полета стрелы. Бухарские лучники выстроились в проходах крепостной стены и с любопытством разглядывали этих смуглых чужеземцев. Часть из них носила кольчуги и шлемы. У других головы были укутаны тканью, а за спинами колыхались темно-синие плащи.
Враги растянулись вдоль крепости и разглядывали ее стены, размышляя о том, как ее одолеть, если бухарцы откажутся сдаваться. Впереди всех стоял их вождь – новый наместник Хорасана Саид ибн Осман. На вид ему было лет пятьдесят, крепкого телосложения, одетый в кольчугу, с мечом и кинжалом на боку. Рядом стояли помощники из его родни.
 

– Да, крепость Бухары очень высокая. И стены довольно толстые.