Текст книги "Забытое царство Согд (СИ)"

Автор книги: Артур Самари

– Да, мне здесь так понравилось, что на следующий год опять явлюсь сюда, – ответил Сайд и громко рассмеялся от своей шутки. Годар насторожился. Он не понял: то ли это сказано всерьез, то ли с умыслом.

 
Уже у городских ворот к наместнику подъехал один из его людей и сообщил, что часть их воинов пьяна. Сайд бросил взгляд на бухарского советника:
 

– Почему вы напоили моих людей этой мерзостью? Я же предупреждал вас, чтобы с дастарханов убрали кувшины с вином!

– Но твои люди требовали и даже стали угрожать.

– О, прости их, Аллах! Многие из них еще слабые мусульмане и нужно приглядывать за ними. Ничего, я накажу их верным способом: лишу их доли в добыче. Это вмиг образумит грешников.

 
На другой день царица с Годаром с башни крепостной стены наблюдали за тем, как враги покидали Бухару. Из их груди вырвался вздох облегчения. Но вскоре они заметили, что арабы двинулись не в сторону Джейхуна, как они говорили, а по самаркандской дороге.
 

– Выходит, они намерены побывать в Самарканде, – сказал Годар.

– Нужно предупредить соседей – направь туда гонца. Хорошо, если самаркандцы сумеют разбить войско арабов.

 
Теперь им стало ясно, зачем наместнику понадобились заложники. Они идут на Самарканде и боятся, что бухарцы могут ударить им в спину, когда там начнется сражение.
 

– Сайд весьма хитер, – заметил советник.

– Годар, ты должен кое-что знать… Поверь, когда я с этим подлым Саидом уединилась в спальне, между нами не было ничего постыдного.

– Я верю тебе, царица. Хотя дурным слухам гулять все равно не запретишь.

 
ЗА МЕСЯЦ ДО ПРИХОДА АРАБОВ
Сколько дней шел по пустыне китаец Чжоу – он не знал. Ему было известно лишь одно: перед ним земли Согды. От безумной усталости он еле передвигал ноги. А еще ужасно хотелось пить, над головой нещадно палило солнце. Свой последний глоток воды посланник китайского императора сделал сегодня в полдень. А два дня назад Чжоу съел последнюю лепешку, поэтому сейчас в его животе урчало от голода.
Впереди Чжоу ждала смерть. И все же он решил бороться до конца: кто знает, а вдруг за этим барханом – колодец или река? За 40 лет своей жизни, многие годы которой прошли в путешествиях, китаец не раз оказывался в шаге от смерти, но ему всегда везло. Наверное, потому, что Чжоу постоянно твердил себе: «Не сдавайся! Ты не имеешь права, тебя ждет его Величество!» Путешественнику было известно, что в Согде есть большие города, но сейчас хотя бы добраться до села или пастухов. От усталости его качало из стороны в сторону, а сил с каждым часом становилось все меньше.
Однако Чжоу опять повезло – к вечеру он вышел в степь, которая не казалась безжизненной. Кое-где даже виднелась зелень. И вдруг вдалеке он заметил обрыв.
«Что это? – подумал Чжоу, еле волоча ноги. – Наверняка на дне его должна быть влага».
Эта мысль придала силы китайцу. И когда он подошел поближе к обрыву, то увидел внизу широкую реку с мутными водами. «Должно быть, это Вахш (Амударья)», – решил Чжоу, и от радости по его иссохшим скулам потекли слезы.
Чжоу шел вдоль обрыва в поисках спуска. Иногда ему хотелось броситься вниз, чтобы скорее очутиться у воды. Но это было опасно: он мог разбиться или утонуть. Прошло немало времени, пока он отыскал спуск к реке.
У воды утомленный путник лег на камни и стал жадно пить. Утолив жажду, он растянулся на берегу и вмиг заснул.
Лишь утром Чжоу пробудился от странного крика. Открыв глаза, он увидел трех тюрков на лошадях. Один из них стоял у его головы и внимательно разглядывал чужеземца. Чжоу догадался: это были пастухи.
 

– Кто ты будешь, откуда идешь? Или ты беглый раб? – спросил один из них.

– Я иду из очень дальней земли, ты не знаешь моей страны. Если отведешь меня к правителю Самарканда, то получишь за это щедрую награду.

 
Речь чужака поразила всех.
 

– Откуда тебе известен наш язык? – спросил старший кочевник с редкой бородкой, отец этого семейства.

– Я важный человек, верьте мне.

– Что-то не похоже, хотя кто его знает… А ну-ка, обыщи этого бродягу, может, в его карманах золото запрятано.

 
Младший сын, что стоял рядом, хотел снять с чужака истрепанный шелковый кафтан. Однако Чжоу, оттолкнув его, сам снял кафтан и протянул его молодому кочевнику, который затем обыскал его карманы. В них ничего, кроме деревянного футляра с тонкой росписью, не оказалось.
 

– Будьте осторожны, – предупредил Чжоу, – это письмо для вашего правителя. Я сам открою его.

 
Чжоу раскрыл футляр сбоку, вынул оттуда свернутый лист исписанной бумаги и передал его юноше. Тот протянул письмо отцу. Кочевник не умел читать и сразу вернул его хозяину, а затем произнес:
 

– Вот что мы сделаем с чужаком – продадим его на базаре Бухары, потому что он наш пленник. А письмо сами доставим ишхиду* Самарканда и получим вознаграждение. Так у нас будет двойная выгода.

– Отец, а вы все умно придумали, – сказал старший сын.

 
Китаец слушал их разговор с улыбкой и спросил:
 

– Когда вы доставите письмо в Самарканд, то царь спросит, где хозяин данного послания? Что вы ему ответите? Ведь он пожелает вести со мной беседу.

 
Слова чужеземца заставили их призадуматься, и тогда пожилой кочевник согласился:
 

– Ладно, я отвезу тебя в Самарканд, хотя это и далеко. Со мной поедут два моих сына. Бумага будет у меня ты получишь ее, когда мы явимся во дворец.

– Согласен, – ответил Чжоу, – но прежде дайте мне что-нибудь из еды. Я не ел уже несколько дней…

– Дайте ему сыра и хлеба, а вечером приготовим горячую пищу. А сколько мы получим от правителя Самарканда?

– Думаю, двадцать дирхемов.

– Я если царь не даст?

– Об этом я сам буду просить у ишхида.

– Это большие деньги.

 
Младший сын отдал свою лошадь чужеземцу, и отец дал ему наставление:
 

– Пока мы не воротимся, стадо будешь пасти один.

 
И они поскакали вдоль реки.
По истечении четырех дней Чжоу с кочевниками
добрались до стен Самарканда. По пути они слились с людьми, идущими в город. Это были крестьяне на ослах и арбах, пешие мужчины и женщины. Они миновали огромные ворота, где стражники в доспехах проводили Чжоу косыми взглядами, но не остановили. Должно быть, их удивил кафтан чужака.
Так они очутились на многолюдных улицах столицы Согды. Прежде чем явиться во дворец, они зашли в какой-то дворик. Молодая хозяйка довольно быстро расстелила на суфе дастархан и подала им большое блюдо с пловом. Лишь от одного его вида глаза кочевников загорелись: такую вкусную еду готовили только в больших городах, где они редко бывали.
Уже с полными животами, покачиваясь в седле, кочевники явились к воротам крепости. За ее высокими стенами был царский дворец. Их встретили человек десять охраны, чьи доспехи сверкали на солнце.
Путники сошли с коней, и немолодой кочевник заговорил со стражниками по-тюркски, указывая рукой в сторону китайца:
 

– Этот человек прибыл сюда из страны Чина – так он говорит. У него имеется разговор к нашему царю.

 
Старший охранник оглядел Чжоу и с трудом поверил, что человек в таком жалком виде может быть посланцем, но все же сказал:
 

– Ждите. Сейчас я передам твои слова дворцовому начальнику.

 
Вскоре появился мужчина высокого роста, плечистый, в серебряной кольчуге.
 

– Кто будет из Чина? – спросил он.

– Я посланец императора.

 
Начальник оглядел ответившего с презрением и тоже усомнился в его словах.
 

– Разве посланец великого Чина может гулять в таком тряпье, точно нищий?

 
Но хотя Чжоу походил на бродягу, вел он себя достойно, не обращая внимания на насмешки стражников.
 

– Я был схвачен гуннами, и лишь спустя год мне удалось бежать. Так я добрался до вас. Эти разбойники отобрали у меня письмо императора – послание для царя Тархуна.

 
Кочевник-отец, стоявший рядом, закивал головой:
 

– Да, мы взяли письмо, чтобы в сохранности доставить его царю, ведь в пути посланника могли убить.

 
И футляр с посланием императора с поклоном был вручен начальнику. Тот, развернув бумагу, зачитал лишь первую строчку, написанную черной тушью на согдийском языке: «Его Величеству владыке Согдийской земли!», и далее шел текст, а внизу стояла внушительная красная печать в виде дракона.
Без сомнения, письмо было царское.
 

– Следуй за мной, а пастухи пусть остаются здесь.

 
Едва Чжоу вошел, как ворота закрылись. Он зашагал за царедворцем по широкой дорожке, обсаженной с обеих сторон стройными кипарисами. В конце нее виднелся огромный сад, где между деревьями сияли два овальных водоема, посреди которых стояли беседки разных цветов. А у самого дворца были разбиты квадратные клумбы с розами, нарциссами и фиалками.
«Как красиво!» – отметил про себя Чжоу. И уже поднимаясь по лестнице, он заметил, что весь дворец будто утопает в зелени. Вдоль колонн неподвижно стояла охрана. Их тела защищали сверкающие панцири, а в руках были острые прямые мечи и длинные копья.
Как только Чжоу вошел в овальный зал, ему велели остановиться. Сам же царедворец вошел в какие-то двери. Прошло совсем немного времени, и Чжоу снова увидел его.
 

– Наш владыка готов принять тебя, однако не в таком виде. Следуй за мной. Тебя оденут в новое платье – все-таки ты приближенный самого императора Китая. Да и не к лицу нашему правителю вести беседу с человеком в грязной одежде. Мы не любим грязных людей. Светлое и чистое – это символы нашей веры.

 
Чжоу обрадовался, когда слуга завел его в мраморную баню с деревянными лежанками и двумя овальными бассейнами. А у больших медных чанов с поднимающимся из них густым паром стояли двое слуг в фартуках. Главный банщик попросил гостя скинуть свое старье и дал ему набедренник.
Далее гость растянулся на лежанке, и слуги дважды мыли его, терли золой, при этом обливая теплой водой из золотых кувшинов. Затем Чжоу поплавал в бассейне. Это было такое наслаждение, что ему не хотелось выходить из воды. Но его ждал сам царь.
После гостя одели в желтый шелковый халат, чем напомнили Чжоу о родине, где он не был уже два года. Столько времени прошло с тех пор, как император Поднебесной отправил его в далекую Согду с особым поручением. И чего только ему не пришлось испытать по дороге.
Начальник стражи дворца по имени Файз , привел гостя в тронный зал с белыми колоннами. Удивительное дело, хотя просторный зал не имел окон, но все же в нем было светло. Чжоу вскинул голову – свет падал сверху из множества створок на крыше. Поэтому на стенах ясно виднелись цветные росписи из жизни самаркандских царей. Но Чжоу не стал их разглядывать, ибо все его внимание было приковано к царю – мужчине лет пятидесяти с прямым носом и узкой бородкой. На повелителе было платье с золотым шитьем, с плеча свисала пурпурная накидка, а из-под короны выбивались черные кудри. Царь восседал на золотом троне и держал золотой скипетр с изображением головы льва.
Со слов царедворца китайский посол уже знал, как ему надобно обратиться к правителю. Церемония оказалась проще, чем у других царей. Он приблизился к трону и сделал легкий поклон, прижав ладонь к сердцу. В ответ царь кивнул. И далее твердым голосом Чжоу произнес:
 

– Ваше величество, я посланник великого императора Китая, прибыл с поручением от моего господина. Но прежде позвольте вручить великому самаркандскому государю, а также главе всей Согды письмо.

– Позволяю тебе, – молвил Тархун, хотя он уже был знаком с его содержанием.

 
Чжоу протянул футляр, смиренно склонив голову. Донесение принял Файз, он же развернул бумагу и громко зачитал. В нем император Китая воздавал хвалу царю Самарканда и просил его оказать Китаю некоторую услугу. Уже долгие годы разбойники из кочевых племен не дают Китайской империи покоя. Они постоянно вторгаются в города Поднебесной и грабят народ. А когда туда является войско императора, то кочевники скрываются в бескрай них степях между Согдой и Китаем, где их непросто поймать. «Однако, если мы ударим по ним вместе с двух сторон, – писал император, – то кочевники окажутся в ловушке и будут разбиты. Только так мы избавимся от этих разбойников. Со своей стороны мы готовы послать свое войско в Согду для ее защиты от его врагов. Подробности такого дела можете обсудить с моим верным воином Чжоу. Да хранит вас Бог. Долгих лет жизни и процветания Согде».
Выслушав, царь указал посланцу на мраморное сиденье с зеленой подушкой. Тархун имел любезный вид, хотя глаза его были задумчивы.
 

– Мы тоже страдаем от своих степных кочевников, – заговорил царь. – Они так же нападают и уходят в степь. Особенно в начале весны, когда не чем кормить скот. Это и сделало их разбойниками, ведь грабить легче, чем самим создавать богатство. И все же мы готовы помочь великому императору Китая. Это мы обсудим с нашими советниками. А пока расскажи о своих приключениях, о своей стране, ее людях. Говорят, ты много повидал, был в плену и чуть не

 
погиб.
И Тархун узнал о том, как Чжоу попал в плен к кочевникам, но ему удалось бежать и добраться до степей Согды. Но и там опять оказался в плену и его продали в рабство. Так Чжоу очутился сначала в Даванье*, а затем и в Самарканде.
 

– А теперь расскажи о Китае. О вашей жизни мы знаем мало.

 
Такая просьба, для гостя была весьма приятной, как-никак спрашивали о родине. И Чжоу с восторгом рассказал о своей стране.
Беседа затянулась до вечера, пока в зале не стало темнеть.
На следующий день Чжоу сидел в том же зале, и опять велась беседа, но уже с участием знатных мужей. Согдийцы нуждались в расширении своих знаний, в особенности по торговле.
В тот же день в честь важного гостя дали пир. В саду дворца собрались знатные особы города, усевшиеся на суфе под цветущими деревьями. Там же расхаживали очаровательные павлины. На круглой площадке сада выступали артисты, которые услаждали слух приятными мелодиями и нежными голосами. Музыканты играли на десяти разных инструментах. Такое разнообразие удивило китайца, ведь некоторые он видел впервые. Пред музыкантами стояли две певуньи в розовых платьях до земли. Их голоса были столь мелодичными, что в народе их прозвали «бюль-бюль» – трель соловья.
Потом артистов сменили полунагие, в узких юбках до колен танцовщицы. На их гибких телах сверкали лифы. За девушками вышли трое юношей с зажигательными танцами. Такое искусство привело гостя в восторг. Сидя рядом с царем, Чжоу не мог отвести от них своего горящего взора.
 

– Такой красоты у нас нет. Как они танцуют, какие движения!

– Я подарю твоему хозяину таких же танцоров, – сказал царь. – Они из соседнего Шаша. Это тюркский танец.

– Мой император будет в восторге.

– Рад слышать. Да, скажи своему императору, что арабы захватили Персию и уже стучатся в ворота Согды. У них огромная армия, а в одиночку против них нам не устоять. Также скажи своему хозяину: согдийцы рассчитывают на помощь Китая. Как ты думаешь, он поможет нам?

 
Лицо Чжоу сделалось задумчивым:
 

– Мне неведомо, что таится в голове моего императора. Он уже стар, а с такими людьми нелегко.

 
На другое утро Чжоу стало худо, и царь послал к нему своего лекаря. Китаец лежал весь бледный в углу на высокой стопке курпачи. Старый целитель опустился рядом и начал с расспросов. Узнав о веселом пире, где гость принял слишком много вина, старик улыбнулся и сказал:
 

– Твой недуг не страшен, завтра он покинет твое тело. А сейчас тебе принесут кислое молоко, которое очистит и желудок, и кровь. В следующий раз пей меньше вина.

– Ваше вино очень вкусное, и я не мог остановиться.

– Да, наши вина славятся из-за сладкого винограда. У нас все вкусное: и персики, и груши, и яблоки, и вишня, и инжир.

 
Когда Чжоу стало лучше, он решил вместе с Файзом осмотреть царский зверинец, устроенный в конце сада. Вдоль крепостной стены были установлены железные и деревянные клетки. Завидев людей, животные забеспокоились и стали метаться внутри клеток. Внимание гостя сразу привлекли лев с густой гривой и львица, недобро смотревшие на посетителей и издававшие грозный рык.
 

– Эту пару мы поймали недалеко отсюда, в горах Панча (Пенджикент), – пояснил царедворец и подошел к клетке с тигром. – А этого тигра – в тугаях Вахша (Амударьи). Сильный зверь, прежде чем мы прижали его к земле рогатинами, он загрыз двоих моих воинов.

 
Чжоу долго любовался свирепыми хищниками, среди которых были еще гепарды и рысь.
 

– А этих выловили в степи под Бухарой. Вернее сказать, охотники нашли нору и забрали детенышей.

 
Более всего Чжоу был поражен огромной птицей в рост человека. Такое чудо он не видывал прежде. У птицы были длинные и крепкие ноги и такая же шея. Ее маленькая головка с внушительным клювом смешно торчала над деревянными прутьями клетки.
 

– Эта птица зовется страусом. Ее привезли наши купцы из Африки. Нынче мы сами разводим страусов и дарим правителям других стран.

– А моему императору подарят такую птицу? Его бы это сильно обрадовало.

– Мне думается, наш царь не откажет правителю Чина. Вот только как ты доставишь его в свою страну? Все-таки Чин очень далеко. Сам еле живым сюда добрался.

 
И оба на минуту задумались.
 

– Это верно, – вздохнул Чжоу.

– Есть мысль. Ты попроси яйца страуса и уже в Чине выведите из них птенцов, если получится.

– Так и сделаю. Еще я бы хотел павлинов. На них можно любоваться часами, такие они красивые.

– Да, павлинов у нас очень много. Под Бухарой есть целое селение, где разводят их на продажу, а называется то место Товус. Мы с тобой обязательно поедем туда.

 
НАВРУЗ
…Минуло два дня. Как-то ночью царедворец разбудил Чжоу.
 

– Вставай, Чжоу.

– Что случилось, враги напали? – с тревогой спросил гость.

– Нет. Ты хотел увидеть Навруз – самый важный праздник?

– Да, но еще ночь.

– Идем, сам все поймешь.

 
Ворота цитадели отворились, и оттуда вышел Файз с гостем. Они глянули на город: Самарканд был усеян огнями факелов, с улиц доносился людской шум.
Они зашагали вниз и встретили первую толпу людей – купцов из махалли, чьи двух– и трехэтажные дома возвышались над улицей и утопали в зелени.
Главная дорога была ярко освещена горящими факелами, которые держали в руках горожане, одетые в светлые одежды. Головы девушек украшали венки из полевых цветов. С музыкой, песнями и танцами эта веселая толпа направлялась за город.
Чжоу и царедворец последовали за ними.
 

– До наступления рассвета самаркандцы должны собраться у реки Оби-Рахмат, – пояснил Файз.

 
Вскоре к их шествию присоединилась веселая толпа с соседней улицы. При этом все здоровались друг с другом, желая счастья в новом году.
Люди шли к городским воротам, а к ним примыкали все новые и новые горожане. Длинная колонна освещалась факелами, звучали смех, шутки, песни, музыка.
По дороге в толпе царедворец рассказал гостю о Наврузе.
 

– Никто не знает, с каких древних времен мы стали отмечать этот день, однако, говорят, все началось при персидском царе Джамшиде, около двух тысяч лет назад. Это праздник победы светлого бога Ормузда над черными силами в лице демона Ахримана. То есть пробуждения жизни победы весны над холодной, безжизненной зимой. Одним словом, жизнь зороастрийца – это вечная борьба добра со злом. И вопрос только в том, чью сторону примет человек в этой схватке: примкнет ли к светлому Ормузду или окажется на стороне черного Ахримана. Но будущее все равно за добром, за жизнью. А Навруз – это весна и начало новой жизни в природе.

 
За городской стеной несла свои воды Оби-Рахмат, и от лунного света вся ее гладь светилась. На берегу уже собрался народ. Они ждали восхода солнца. До появления первых лучей великого светила оставалось совсем немного. «Пусть Бог видит, как самаркандцы радуются его творению», – говорили люди, собираясь в большие круги, где под музыку барабанов и рубабов отдавались пляске.
Танцы молодых мужчин и женщин были так зажигательны, что Чжоу не смог удержаться и тоже вошел в круг. Согдийцы, заметив чужеземца, кричали: «Место для гостя, в середину его». И вскоре он оказался между двух очаровательных белолицых девушек. Голова Чжоу шла кругом – в таком веселье он участвовал впервые.
Неожиданно стали раздаваться голоса: «Светило, светило идет к нам». Из-за крайних полей появилось легкое розовое зарево. И люди устремили свои взоры к солнцу и зашептали авестийские молитвы, вознося хвалу источнику тепла, дающему силу всему живому, и проклинали Ахримана, который сеет на земле смерть, ложь и холод. Происходящее так тронуло душу Чжоу, что ему тоже захотелось молиться.
Когда стало совсем светло, люди под гимны Авесты двинулись обратно к реке. Первыми в прохладные воды спустились женщины в белых платьях. Они окунали сначала свои головы, а потом и все тело.
 

– Так они смывают грехи, – пояснил царедворец гостю. – В новый год они должны встретить новую жизнь с чистыми помыслами и светлыми душами.

 
При этом, как заметил гость, некоторые женщины в воде еще шептали: «О, текущая вода! Пусть со мной будет ласков муж!»
В речке они долго не задерживались, потому что своей очереди ждали и другие. На берегу женщинам подавали руки их мужья и братья, которые затем сами прыгали в воду.
После обряда очищения согдийцы выходили из реки с облегченными душами и опять пускались в пляс под быструю музыку.
Чжоу и Файз тоже прыгнули в воду. Однако от холода гость сразу кинулся к берегу, окунувшись всего раз. Царедворец вышел за ним. Чжоу весь дрожал, хотя его лицо сияло от радости. Боясь, как бы гость не заболел, царедворец увел китайца поскорее в город, где у ворот один из стражников накинул ему на плечи свой плащ.
В это утро по традиции Тархун должен был объявить о начале празднования Навруза. И вот в сопровождении конной свиты царь с царицей явились в шахристан, в верховный храм Огня. Рядом с ними находился китайский посол в дорогом, расшитом золотом халате с широким воротом. У храма их встретили слуги, которые придерживали царских коней, пока Тархун с супругой не сошли на землю. За ними, отмахнувшись от услуг охранников, спрыгнули с лошадей двое сыновей-наследников, облаченные в серебристые парчовые кафтаны и острые колпаки. Отец погрозил им пальцем, мягко сказав: «Смотрите, ноги себе поломаете». Но дети сохранили гордый вид: у согдийцев поощрялась смелость. Следом сошла другая родня и советники с женами. Все были в нарядных одеждах, даже на мужчинах блестели браслеты и перстни с большими изумрудами и лалами.
К тому часу у храма собралось множество горожан: богатые и бедные мужчины, женщины, юноши и девушки, все были в новых платьях. В столь важный день согдийцы одевались во все новое и выбрасывали из домов старые вещи. Так было заведено исстари. Даже посуду меняли, разбивая во дворе изношенную утварь. «Жизнь должна обновляться во всем», – говорили зороастрийцы.
Свита царя с тремя мобедами собралась на верхней площадке храма. Когда Тархун поднял правую руку, толпа внизу смокла. И царь обратился к народу с речью, воздавая хвалу Наврузу, родному Самарканду, процветанию жизни, доброму урожаю. Затем говорил седобородый мобед. А начал с древности, как первый царь персов встал на колесницу и пронесся по небу с горы Дунбавед в Вавилон для битвы с дьяволом. И люди объявили этот день праздником, ибо для людей пророка Заратуштры благие дела – борьба со злом – превыше всего. Затем из уст мудрого мобеда зазвучала молитва, и все обратили свои взоры на священное солнце, которое уже стояло над храмом. И люди за жрецом тихо повторяли слова из священной Авесты.
После молитвы царь дал слово китайскому гостю, чем слегка смутил Чжоу. Он не был мастером говорить длинные и красивые речи. Потому сказал коротко, но с чувством:
 

– Ваш Навруз пришелся мне по душе, и когда я вернусь в Китай, то всем расскажу о нем. Пусть люди Китая знают, что есть такая красивая, богатая земля, как Согдиана.

 
Все захлопали на его простые и искренние слова. Согдийцы всегда чтили гостей из дальних стран, ведь так они могли узнать много нового, будь то обычаи других народов, товары или ремесла. Таким путем Согда обогащалась знаниями и становилась цветущим краем.
Царь Тархун снова заговорил:
 

– А теперь, согласно нашему обычаю, я буду принимать простой народ. У кого есть жалобы, обращайтесь ко мне. Я буду справедлив со всеми, будь то бедняк или богач. А коль имеется нужда, также говорите мне.

 
От этих слов народ зашумел. Затем двое слуг установили у колонн царское кресло из слоновой кости. А еще двое охранников внесли носилки с полным мешком серебряных дирхемов, и Тархун стал принимать людей. Их просьбы и решение правителя записывали писари, сидевшие позади трона.
Китаец с интересом следил за происходящим – будет о чем поведать своему императору. Чжоу запомнился юноша лет двадцати пяти, который жаловался на одного богача по имени Варук.
 

– Еще год назад наша соседка Назина была засватана за меня, – рассказывал тот свою историю царю. – Мы давно любим друг друга, но Варук уговорил ее родителей, и теперь они хотят отдать свою дочь за его сына. Разве это честно? Где справедливость, о, мой праведный владыка? Об этом я сказал судье, но он не стал разбираться.

 
Тогда царь обратился к судье, который сидел по левую сторону от царя:
 

– Почему ты не стал разбираться?

 
Заикаясь, судья заявил:
 

– Мой царь, Назина не любит этого юношу.

– Сама девушка тебе об этом сказала? – спросил царь.

– Нет, ее родители.

– Мы сейчас проверим. Она здесь? – спросил царь у юноши, и тот вызвал ее из толпы.

 
Царь спросил смущенную девушку:
 

– Ты любишь этого юношу и хочешь стать его женой?

– О да, наш славный царь, – не раздумывая, молвила она.

 
Тогда царь обратился к судье с такими словами:
 

– Почему ты не спросил об этом у девушки, ведь ее родители могли солгать? Видимо, ты в споре принял сторону богача, чтобы иметь большую выгоду?

– Мой царь, по закону главное слово за родителями, а после – за девушкой.

– Согласен с тобой, однако в самом начале эта девушка была засватана за этого юношу. Ко всему же они любят друг друга. Значит, они должны быть вместе. Я благословляю вас, дети мои! Идите с миром и будьте счастливы!

 
От счастья молодые засияли. Затем они поклонились царю и, взяв друг друга за руки, заспешили вниз. Люди желали им счастья и хвалили царя.
За всем этим Чжоу наблюдал с большим любопытством, потом спросил у начальника дворца, который сидел в одном ряду с советниками:
 

– А этих возлюбленных дома не накажут?

– Нет, в день Навруза наказывать детей нельзя, а также бранить их, иначе грядущий год будет для них плохим. Тем более сам правитель заступился за молодых. Кто пойдет против него?

 
Следующим к царю поднялся старик с посохом в руках и заговорил:
 

– Три моих сына отдали свои жизни за Согду, и нынче мы со старухой остались одни. Но у нас имеется еще незамужняя дочь, и я прошу денег у нашего славного царя на ее свадьбу. Помоги, владыка.

– В какой махалле ты живешь?

– Это квартал гончаров.

– Там живет купец Азамат, он поможет со свадьбой.

– Я был у него – он отказал.

– Если опять откажет, то судья города накажет его за нежелание помогать почтенным старцам. Пусть не забывает, что за жадность его ждет большой штраф. А от меня в день великого Навруза получи серебряные дирхемы. – и царь взял из мешка горсть монет и положил на ладонь старика.

 
Старик откланялся, а за ним перед царем появился другой проситель. Так длилось до самого вечера.
На следующий день царь по традиции принимал знать и их семьи. Третий день Навруза был посвящен военным чинам.
В эти праздничные дни Чжоу с царедворцем гулял по шумному городу, где лавки с готовой едой и вином были открыты с утра до вечера. Люди сидели на суфе или тахте. Приходили с семьями, собирались с друзьями, подругами. И за вкусным обедом вели долгие беседы на разные темы. А еще они любили танцевать под звуки рубабов.
Такие веселые сцены Чжоу наблюдал по всему городу и особенно на базаре, где на рыночной площади свое мастерство демонстрировали канатоходцы, шествуя по веревке на большой высоте, а внизу, разинув рты, стоял народ. Другие любопытные собирались в большой круг и следили за манипуляциями фокусника, у которого в руках то исчезали, то вновь появлялись вещи. Такие чудеса люди связывали с невидимыми духами, которых, однако, не стоит бояться, ведь это не аджина*, и потому мобеды относились к фокусникам терпимо. А вот силачи всегда были в почете, потому что только сильный муж сможет защитить свой дом и город от нашествия врагов. Нагие по пояс богатыри поднимали железные шары и играли с ними, как с деревянными. Юноши и детвора с завистью глядели на них и мечтали стать такими же. Неподалеку показывали свое искусство дрессировщик гепардов и заклинатель ядовитых змей, – шею факира обвивали опасные твари, и, как ни странно, ни одна не укусила его.
В других частях базара давали представления певцы и танцоры: в этот день монеты щедро сыпались в шапки артистов. Не меньшим успехом пользовались кукольники. На сцене они показывали забавные истории из жизни людей и зверей. Народ весело смеялся над их шутками.
 

– В течение шести дней, пока длится праздник, артисты будут развлекать народ, – пояснил царедворец – а возможно, и дольше, ведь Навруз порой тянется целый месяц, но празднества уже продолжаются в домах, кварталах с угощениями, вином и танцами.

 
Выйдя за пределы базара, Чжоу и Файз замедлили шаг. На пустыре было установлено множество деревянных качелей. На них катались юноши и девушки, которые визжали от восторга.
 

– Эх, как хочется покататься! – признался гость. – Но там лишь молодежь.

– Ничего, у меня во дворе тоже есть качели. Правда, они не такие высокие и привязаны к веткам тутовника, это моя жена любит забавляться. Я и сам не прочь покататься – голова сразу идет кругом.

– Такие качели я видел и в других частях города.

– В день Навруза их ставят везде: они дают немалый доход. А знаешь, откуда взялся этот обычай? Жрецы храма рассказывают, что наш великий царь Джамшид любил кататься по небу на своей колеснице. И люди, подражая ему, изготовили свои качели, чтобы парить по воздуху.

 
На другой день царедворец привел китайского гостя в свой дом. Едва они вошли во двор, как к нему подбежала юная дочь с тарелкой, в которой лежали три кусочка сахара. Чжоу уже знал, что в день Навруза согдийцы дарят друг другу сахар, желая сладкой жизни. И гость принял его с благодарностью, засунув во внутренний карман халата.
В большой комнате, где собралась родня Файза, на светлых стенах были нарисованы красные круги.
 

– Это священное солнце, – пояснил хозяин дома за дастарханом. – мы почитаем его, потому что оно дает силу всему живому.

– Такие «огненные» круги я заметил на ваших коврах и сюзане.

– Твои глаза наблюдательны.

– А еще на них вышит перец, – сказал гость, разглядывая сюзане. – Что это означает?

– Перец защищает дом от темных сил дьявола Ахримана, который посылает в дома болезни и несчастья. Если они увидят изображение жгучего перца, то испугаются. Так рассуждали наши древние предки. По этой причине наши люди вешают целую связку перца на двери. Я не совсем верю в силу перца, но это наш символ и следует его чтить.