Текст книги "Забытое царство Согд (СИ)"

Автор книги: Артур Самари

– Я видел кошмар: меня вели на казнь. Я опустил голову на плаху, а палач пытался отрубить мне голову – и все мимо. При каждом взмахе топора я вскрикивал. А ты почему не спишь?

– Не спится. Кажется, я влюблен в дочь Саида. И ничего не могу с собой поделать.

 
На это Шерзод тихо засмеялся.
 

– Что в этом смешного?

– Дело в том, что у меня к Фатиме те же чувства.

 
Фаридун был поражен этим признанием. После некоторого молчания он спросил:
 

– Ты уже признался ей?

– Еще нет. Как нам быть в этом деле? Не желаю, чтоб из-за этого пострадала наша дружба.

– Пусть она сама выбирает.

– Это верный совет. А теперь признайся, чем эта девушка тронула твое сердце?

– Прежде всего умом и только потом своей красотой. Ты заметил, какие у нее большие, живые глаза?

– А еще она нежна, – добавил друг. – А какая у нее талия. Ей бы платья наших женщин, от нее глаз было бы не оторвать.

– Согласен, у здешних женщин скучные наряды. Все широкое, будто в мешок вырядили. То ли дело у согдиек: узкие платья подчеркивают все достоинства фигуры.

– Здесь мужья не позволяют своим женам быть красивыми. Взять для примера жен Саида. Разве их сравнить с нашими? Но Фатима – совсем другое дело, она похожа на наших девушек.

– До сих пор не могу привыкнуть, что здесь женщины прячут свои лица. Словно это какое-то греховное место. Совсем безумный обычай. То ли дело у нас – каждая старается показать свою красоту, дарованную нашим Творцом.

 
Затем юноши замолчали и мечтательно посмотрели на луну в окне. Потом Фаридун предложил:
 

– Мы должны написать ей письма, в которых расскажем о своих чувствах. И пусть она сама решит, кто ей по душе.

 
Шерзод согласился.
Утром, как только они позавтракали и слуги убрали посуду, два влюбленных друга уединились и принялись за письма. Остальные юноши ждали, когда явится их учительница.
Когда под навесом показалась Фатима, Фаридун и Шерзод обменялись взглядами, и их губы тронула улыбка.
 

– Успел написать? – спросил Шерзод у друга, и тот кивнул головой. – А я нет, допишу на занятии.

– Мой друг, если можешь, то уступи ее мне, – молвил Фаридун. – Мои чувства к ней сильнее, чем твои.

 
Но Шерзод отказался.
Когда все расселись по местам, Фатима одарила Фаридуна улыбкой. Юноша ответил тем же, и сердце его забилось сильнее. Шерзод не мог не заметить этого, ведь он не сводил с нее глаз. Да и сидели они рядом. Ему все стало ясно. И он разом сник.
Лишь к концу урока Шерзод овладел собой и смирился с судьбой. Ему оставалось лишь одно: он вынул письмо из книги, смял в комок и спрятал в кармане.
Едва закончилось занятие, Шерзод первым ушел в комнату. Фаридун, недоумевая, проводил его взглядом. Почему он не передал свое письмо? Вскоре он понял: друг отказался в его пользу. Без сомнений, Шерзод заметил, как они улыбались друг другу. И ему стало жаль друга.
Влюбленные общались недолго. Фатима боялась, что женщины из гарема отца могут подглядывать за ней. Две его жены явно недолюбливали девушку из-за ее учености. Мать Фатимы всегда оправдывалась перед ними, говоря, что в этом нет вины дочери, того хотел ее дед. И как-то она напомнила им, что некоторые жены пророка тоже обладали знаниями, к примеру, досточтимая Айша. И после этого жены Саида стали помалкивать.
Хотя беседы влюбленных были краткими, но они делали их счастливыми. Прощаясь, юноша вручил девушке книгу. Фатима раскрыла ее и удивилась:
 

– Я уже читала ее.

– Я знаю, но внутри найдешь кое-что другое.

 
Она сразу догадалась: там для нее послание. От волнения смуглое личико Фатимы подернуло румянцем, ведь в ее жизни такое случилось впервые.
Фаридун вернулся в комнату и сел рядом с другом, который что-то рисовал на куске белой ткани, растянув ее на доске. Это оказался замок в окружении сада. Рисунок был неважный.
 

– Что это за дворец?

– Это наш дом в Рамитане.

– Почему ты не отдал свое письмо? – спросил Фаридун.

– Я видел, как у Фатимы загорелись глаза при виде тебя.

– Ты на меня не держишь обиду?

 
Продолжая водить угольком по материи, он вяло ответил:
 

– Нет. Твоей вины здесь нет.

– Тогда я спокоен. Я отдал ей свое письмо, как ты думаешь, что она ответит?

– Не знаю. Но ты не забывай, что для них мы чужаки, «неверные».

– Я так взволнован, что не могу ни о чем другом думать.

 
Какое-то время они молчали. Неожиданно Шерзод спросил:
 

– А ты подумал, что будет с ней, когда мы уедем отсюда? Скоро арабы отправятся в поход на Согду и заберут нас с собой.

– Я буду просить своего отца, чтоб он выкупил ее у Саида. Говорят, арабы охотно отдают своих дочерей за большой калым.

– За «неверного» Саид свою дочь не отдаст.

– Если он откажется, то я вернусь в Медину и выкраду ее.

– Я вижу, у тебя серьезные намерения. И все же это несбыточные мечты. А ты подумал, как ты увезешь ее из халифата, ведь ее отец-влиятельный человек? Да вас поймают в тот же день и обоих сурово накажут.

– Я что-нибудь придумаю. Главное, иметь достаточно денег, и тогда можно будет подкупить любого. Хоть мусульманская вера призывает к честности, но обмана тут хватает, даже среди высоких сановников. Об этом говорила сама Фатима, ты же помнишь.

– Хотя Фатима любит тебя, но может отказаться от тебя из-за веры.

– Она не такая. Ее вера в ислам разумная, потому что она просвещенный человек.

 
На следующий день после занятий Фатима вернула книгу Фаридуну, ни словом не обмолвившись о письме. У юноши забилось сердце: ответила ли она ему? Как обычно, они недолго беседовали, и затем Фаридун с книгой в руках устремился в свою комнату. Там он оказался один, чему очень обрадовался. Усевшись в угол, юноша принялся листать страницы книги, пока не наткнулся на письмо. Сердце в груди застучало еще сильнее. Письмо было написано на персидском – попадись оно в чужие руки, никто не смог бы его прочесть.
«Мой друг Фаридун!
Ты не представляешь, каких трудов мне стоило взяться за это письмо. И причина тому – наши обычаи. У мусульман они более строгие, чем у вас. Пишу, а в душе – и страх, и радость. Твои слова о любви тронули меня до глубины души. Они оказались так сладки, что я чуть не лишилась чувств. В письме ты спросил: чувствует ли мое сердце к тебе то же самое? Стыдно признаться, но в моей душе пылает огонь любви. Я тороплю наступление утра, чтоб мы вновь могли свидеться на занятиях. И я опять могла бы любоваться тобой. Отныне все мои помыслы посвящены тебе, хотя порой я ругаю себя, говоря: так нельзя, твое поведение неразумно, потому что этот юноша другой веры, и моя родня не примет его. И страшно подумать о том, если об этом вдруг узнает отец…
Я не понимаю, что со мной творится. Я так слаба перед своими чувствами. С тобой мне хорошо: ты понимаешь мои мысли, чувства. И оттого нам интересно общаться.
С самого начала твой облик и нрав тронули мое сердце, а узнав тебя получше, я прониклась к тебе еще больше.
До свидания, мой друг, береги себя, бойся моего отца, и прошу: более не перечь ему».
 
 
Едва Фаридун спрятал листок во внутренний карман, как вошел Шерзод. Он глянул на сияющего друга и сразу все понял.
 

– Она ответила на мое письмо, – сообщил Фаридун, еле сдерживая радость.

– По твоему лицу я уже догадываюсь, какой ответ ты получил, – улыбнулся Шерзод. – покажешь?

 
Фаридун протянул письмо другу, который бережно развернул его и стал читать. Затем он сказал:
 

– Как она красиво написала… Но впереди вас ждут тяжелые испытания.

– Я знаю и готов к этому. Однако прежде мы должны вернуться на родину, в Согду.

– Я тоже хочу домой. Каждый день вижу во сне Бухару, родной Рамитан. Но еще больше скучаю по маме, отцу, братишкам и сестрам. Всех обнял бы, расцеловал.

– Перестань, – неожиданно прервал его Фаридун. – иначе от тоски по дому мне станет плохо.

– Хорошо, что мы взяли с собой священную Авесту, которая согревает наши души и спасает от отчаяния.

– Да, еще Фатиму нужно благодарить за то, что скрашивает нашу жизнь.

 
ОБРЯД
С каждым разом письма Фатимы становились все смелее и длиннее, о своих чувствах она уже писала открыто. Фаридун перечитывал их по многу раз, вдыхая нежный аромат, исходящий от шелка, на котором были написаны строки. Читая трогательные слова, Фаридун строил планы о том, как увезти свою любимую из Аравии.
Минуло три месяца с того момента, как Фатима узнала, что горячо любима пленником. И как-то раз за ужином старшая из жен стала рассказывать Саиду, что она видела, как один из заложников заигрывает с Фатимой, подолгу с ней беседуя.
 

– Какая дерзость так вести себя рабу, – взмутилась она. – Кто знает, о чем они говорят между собой? И до греха такая связь довести может.

 
После сказанных слов в комнате воцарилась тишина: Фатима сидела с опущенной головой, а испуганные взоры домочадцев были обращены на отца семейства. Он перестал жевать, его лицо помрачнело, а единственный глаз метал молнии.
 

– Что у тебя с ним? – наконец вскричал Саид, обращаясь к Фатиме.

 
Дочь побледнела и с трудом вымолвила:
 

– Ничего. Мы просто говорили о прочитанных книгах… о Коране.

 
Упоминание святой книги немного смягчило его гнев. И он произнес:
 

– Хватит, тебе больше не нужно учить заложников: ты отработала их золото.

– Как скажете, отец. Они уже могут читать Коран, но… пока не весь.

– Им и этого достаточно, – оборвал ее Саид. – Как были они «неверными», так ими и останутся. Я это понял еще в Бухаре, когда вел с ними войну. С другими народами было проще: легко сдавались и принимали ислам. Но эти тверды в своем язычестве.

– Хорошо, отец, завтра же я извещу их о завершении учебы, – почти шепотом сказала Фатима. Девушка уже не могла есть, хотя отец ничего и не узнал, но теперь ее стало тревожить другое. Без уроков она не сможет видеться с возлюбленным. С Фаридуном Фатима была так счастлива. А теперь все рухнуло. Он обещал увести ее в рай, в свою сказочную страну Согдиану. Как же быть? Неужели это конец?

 
Ее взгляд застыл в одной точке, а когда девушка очнулась от своих грустных мыслей, то увидела косой взгляд доносчицы. «О Аллах, даже сейчас она продолжает следить за мной, – думала про себя Фатима. – А может, она заметила, как мы обменивались письмами? Нет, это невозможно, ведь послания были спрятаны в книгах. Будь ты проклята, – кляла ее в душе Фатима. – Лучше бы смотрела за собой: ходит по дому вечно грязная, даже сейчас на ее платье огромное масляное пятно. Что отец нашел в ней? Большегрудая, будто дойная корова, да и рот огромный, чуть ли не до ушей».
Наутро Фаридун, увидев Фатиму, сразу понял: случилось что-то недоброе. Лицо девушки было бледным, глаза – безжизненными. Когда все расселись, она сухо объявила, что это их последнее занятие, такова воля ее родителя.
Все юноши недовольно зашумели. Фаридун не мог поверить услышанному. А Фатима продолжала:
 

– Мне самой грустно, но… самое главное, вы уже умеете читать и писать по-арабски. Это поможет вам в жизни. Хочу признаться, мне было приятно вас учить, вы оказались прилежными учениками. И еще я благодарна вам за то, что обучили меня своему языку. Я смогла прочесть ваши книги, из которых узнала много интересного о ваших царях, пророке Заратуштре, прочла много рассказов о смысле жизни, познакомилась с вашей поэзией. Вы тоже стали для меня учителями.

– Зато ты скрасила нашу жизнь, – сказал кто-то.

– Надеюсь, скоро вы окажитесь дома. Я очень этого желаю. Жаль, что такие юноши, как вы, у нас встречаются крайне редко. Вы начитанны, умны, благородны… А сейчас я проведу последний урок, на котором мы прочтем отрывок из Корана и затем переведем его. Фарход начнет, а продолжит Рустам.

 
Весть о завершении занятий так поразила Фаридуна, что во время урока его голова была словно в тумане с одной лишь пульсирующей мыслью: «Как мы теперь будем видеться? Неужели нашим встречам пришел конец?» Он сидел, печально склонив голову. Шерзод, бросая время от времени взгляды на друга, понимал, что происходило у того в душе. Он молча обнял его за плечо, а тот даже не заметил этого дружеского участия.
Иногда Фаридун поднимал голову и встречался взглядом с Фатимой. Глаза обоих были полны невыразимой грусти.
Когда завершился урок, все встали. Каждый подходил к Фатиме со словами благодарности. В ответ она слегка кивала, приложив руку к сердцу. Последними были Шерзод и Фаридун. Когда влюбленные остались наедине, юноша с уверенностью сказал Фатиме:
 

– Я решил: теперь мы будем видеться по ночам.

– Но где? Во дворе стражники.

– Они сидят у ворот и ночью всегда спят. А мы можем встречаться вон за тем сараем. Там нас не заметят.

– Мне страшно! Если нас кто-нибудь увидит, тотчас передаст все отцу, и тогда…

– Скажи, может быть, твои чувства ко мне ослабли? Не скрывай.

– Не обижай меня такими словами. Я живу только тобой.

– Прости, милая, но другого пути у нас нет.

– Пойми, как всякой девушке, мне страшно, а еще стыдно за то, что приходится обманывать родителей.

– Что же тогда делать? – в отчаяньи прошептал Фаридун.

 
Фатима на мгновение отвела глаза от любимого и кивнула:
 

– Хорошо, я приду туда этой ночью.

– Только будь осторожна, смотри по сторонам.

– Хорошо. Мне пора, потому что одна из жен отца следит за мной. Возьми незаметно письмо из моей книги. – Девушка будто нечаянно раскрыла Коран.

 
Юноша взял письмо, и на этом они расстались.
Уже в своей комнате Фаридун рассказал Шерзоду о своем замысле.
 

– Я помогу тебе, – поддержал его друг. – но смотри, это опасно, особенно рискует девушка.

 
В ту ночь луна была неполной. Фаридун глянул через решетку окошка и обрадовался – сарай стоял в кромешной тьме. Он толкнул в бок друга, прошептав: «Пора». Шерзод тут же поднялся с постели и достал из-под одеяла веревку. Он еще с вечера приготовил ее, связав воедино длинные лоскуты от старой одежды. Далее Фаридун бесшумно снял деревянную узорчатую решетку и бросил в окно конец веревки, другой же крепко держал в руках Шерзод.
 

– Ты точно удержишь меня? – засомневался было Фаридун.

– Верь, у меня достаточно сил.

 
Внезапно в комнате кто-то забормотал. Оба застыли на месте и обернулись – это Хуршид заговорил во сне. Через полминуты Фаридун уже стоял на земле. Он осторожно посмотрел за угол и увидел, вернее услышал храпящих стражников: двое сидели у входа в дом заложников, еще двое прислонились к главным воротам.
Прижимаясь к забору, Фаридун дошел до длинного сарая и свернул за угол. Со двора их никто не мог заметить.
В это время Фатима также готовилась к встрече. Прежде чем выйти во двор, она глянула вниз, где дремали стражники. Девичье сердце забилось с невероятной силой, а ноги стали ватными. Фатима приложила руку к груди, пытаясь успокоить себя. Мгновение спустя она уже шла по двору к сараю, озираясь вокруг.
 

– Ты пришла! Какое счастье опять быть вместе.

– Ты не представляешь, каких сил стоило мне, мусульманке, прийти сюда. Наши женщины не столь свободны, как ваши.

– Я ценю твою смелость. Это говорит о силе твоей любви.

 
В первое свидание, словно вольные птицы, они не могли наговориться, любуясь друг другом. Но едва Фаридун коснулся ее руки, как девушка вмиг одернула ее. Она еще стыдилась своих чувств.
 

– Мне надо идти, – сказала Фатима некоторое время спустя.

– Отныне я буду жить лишь мыслью о новой встрече, – прошептал юноша.

– Я тоже, – улыбнулась Фатима.

 
Фатима вошла в дом, и Фаридун облегченно вздохнул. Затем он по веревке влез в окно. Его лицо сияло от счастья.
 

– Ну, как прошло свидание? – с нетерпением в голосе спросил Шерзод, все это время ждавший своего друга.

 
В ответ Фаридун крепко обнял его, а когда они легли на свои места, Фаридун во всех подробностях поведал о встрече с любимой.
Влюбленные стали видеться два раза в неделю. Лучшего места, чем за сараем, им было не найти. Минуло еще какое-то время, пока Фатима позволила Фаридуну держать ее за руку. Они сидели на каменном выступе и, мечтательно глядя на звездное небо, подолгу говорили обо всем на свете, перескакивая с арабского языка на персидский.
Как-то раз Фаридун попросил у Фатимы шерстяные нитки разных цветов, объяснив просьбу тем, что заложники желают совершить обряд седре-пуши – посвящение в религию пророка Заратуштры. Самому младшему из них – Авлоду – нынче исполнилось пятнадцать, и по обычаю он должен пройти этот обряд.
 

– А зачем нитки?

– Мы сплетем 72 нитки и сделаем из них пояс кушти. Каждый зороастриец должен его иметь.

– В следующий раз я принесу. У меня много всяких ниток, но почему 72?

– Во время литургии мы читаем 72 ясны из священной Авесты. Еще просьба. Из хлопковой ткани нужно сшить Авлоду белую рубашку с большим карманом спереди для «заслуг».

– Карман «заслуг»? – улыбнулась Фатима, которую развеселили эти слова.

– Эти заслуги будут сопровождать его и после смерти. А белизна рубашки, ее чистота должны отпугивать злые силы, которые всячески хотят сбить нас с праведного пути.

– Интересно. Хотелось бы увидеть этот обряд.

– Мне жаль, но это невозможно: иноверцы не могут присутствовать на нем. Иначе обряд теряет силу.

– Скажите Авлоду, что я сошью ему рубаху из лучшего ситца.

 
Три дня спустя глубокой ночью в комнате Фаридуна и в коридоре заложники собрались на обряд седре-пуши. Настал день, когда юный согдиец должен стать равным членом общины – истинным зороастрийцем. Все общались шепотом, а двое юношей в начале коридора поглядывали за дремавшими у входа охранниками.
Авлод стоял в плотном окружении друзей. Шерзод держал светильник – символ священного огня. Друзья велели Фаридуну исполнить роль мобеда. Он был смущен, и голос его слегка дрожал:
 

– Авлод, прежде чем ты станешь одним из нас, я хочу спросить: готов ли ты принять великую веру Заратуштры?

– Я готов принять ее душою и разумом и хранить верность до конца своих дней.

– Тогда отвечай на мои вопросы, – и Фаридун, облаченный в белую накидку до земли, раскрыл книгу с заветами пророка Заратуштры. – Скажи, кто ты есть? Кому ты принадлежишь? Из какого рода и племени? Каковы твой роль и долг на земле? Отвечай!

 
От волнения на лбу у Авлода выступили капельки пота, хотя ответы были ему знакомы.
 

– Я пришел из невидимого мира. Я был сотворен, а не существовал вечно. Я принадлежу верховному богу Ормузду, а не Ахриману. Я принадлежу добрым богам, а не демонам-нечестивцам. Свой род и племя я веду от Гайомарда*, моя мать – Спендармат*, а отец – создатель всего Ормузд.

 
Фаридун задал Авлоду еще десять вопросов и опять получил верные ответы. Последний был таков:
 

– Сколько путей ведут к спасению?

– Единственно верный путь для зороастрийца – добрые мысли, добрые слова и добрые дела.

– У меня все. Хочет ли еще кто-нибудь задать вопрос? – обратился Фаридун ко всем, и Фарход спросил:

– Тебе должно быть известно, что существует путь злых мыслей, злых слов и злых дел – и все это от злого духа Ахримана. Насколько ты силен, чтоб не оказаться в его воле, воле темных сил?

 
Авлод повернулся к нему:
 

– Я объявляю, что принял добрую религию и что не усомнюсь в ней ни ради утешения, ни ради приятной жизни, ни ради долгой жизни, если даже узнаю, что мое сознание должно расстаться с телом.

 
Таков был его последний ответ. Далее Фаридун вновь заговорил:
 

– Мы все видим: разумом ты уже готов и потому продолжим обряд седре-пуши. Теперь мы ждем от тебя молитву Фраваран.

 
На одном дыхании Авлод прочел ее и завершил словами: «Исповедую веру маздаяснийскую*, которая прекращает распри, опускает оружие и провозглашает самопожертвование. Вера Заратуштры – самая верная, прекрасная, наилучшая. Все благое от великого Ахуры Мазды!»
Наступил самый волнительный миг. Друзья помогли Авлоду надеть священную рубашку – седре. Затем Фаридун трижды обернул цветной пояс кушти вокруг его тела, связав дважды спереди.
После Фаридун объявил, стараясь не повышать голоса:
 

– Этот священный кушти будет защищать тебя от темных сил Ахримана. Отныне Авлод стал членом общины детей Заратуштры. Друзья, поздравьте его, – он положил руку на плечо юноши и поцеловал в лоб. Авлод сделал то же самое.

 
Со счастливыми лицами друзья кинулись поздравлять его. Вдали от родины символы их веры приобрели для них высочайший смысл. Религия и обычаи стали единственным утешением.
 
 
РАБЫ
С приходом лета у заложников появилась надежда, что скоро они окажутся дома. Обычно в эту пору арабы совершали свои грабительские походы, чтоб до начала холодов успеть вернуться домой. И вскоре весь город уже знал, что новый наместник Хорасана готовится к войне против согдийцев. Услышав эту новость, Саид радостно воскликнул: «Слава Аллаху! Вот я и дождался этого дня! Наконец-то я продам свой товар, и с большой выгодой». Так как ставка наместника располагалась в Мерве, он послал туда гонца с письмом. В нем Саид предлагал ему согдийских заложников по «золотой» цене. И далее разъяснил причину столь высокого запроса.
Из Мерва гонец воротился через полмесяца.
 

– Заждался я тебя, – радушно встретив гостя, заговорил Саид. Он усадил его напротив себя и протянул чай. – Давай рассказывай, где письмо?

– Когда я добрался туда, то оказалось, что наместник на охоте. Пришлось ждать его целых шесть дней, – и после он отдал хозяину письмо, свернутое в рулон и повязанное зеленой лентой.

 
Саид тут же развернул его. Письмо с печатью оказалось коротким. Оно гласило: «Почтенный друг, я желаю известить тебя, что поход на Мавераннахр отложен. Враги нашего халифа, желая занять его место, захватили ряд городов. Отныне все силы будут брошены на подавление мятежа, и потому о войне с Согдой лучше забыть. Будем молить Аллаха, чтобы эти смутьяны не овладели всем халифатом».
Эта весть так разозлила Саида, что он воскликнул:
 

– Будь прокляты эти мятежники! Не могли потерпеть хотя бы год. Что мне делать с этими заложниками, ведь я затратил на них немалые деньги?

– Может, эта смута закончится быстро?

– Нет, это надолго. Такое уже бывало не раз. Нас всех интересует только власть. Я буду на стороне халифа: сил у него больше.

 
Затем он вспомнил о заложниках и стал причитать:
 

– О, почему мне так не везет?! Почему наш Творец столь немилостив ко мне?! Да, я не лучший из мусульман, но ведь есть и хуже. Что теперь мне делать с ними?

 
Но потом, успокоившись, Саид вспомнил про гонца и протянул ему мешочек с монетами, сказав: «Ступай».
На следующее утро Саид вышел во двор. К нему тут же устремился начальник рабов Абдулла.
 

– Ну-ка, выведи заложников сюда и построй в два ряда, – сказал хозяин с угрюмым видом.

 
Охранники стали поспешно выводить юношей, на которых по-прежнему были шелковые платья и золотые украшения. В раздумьях хозяин дома стал расхаживать вдоль строя. Затем Саид сказала Абдулле:
 

– Возьми верного человека и ступай в комнаты заложников. Там обыщите их хурджуны и заберите у них все ценности: золото, серебро. Добро доставь в мою комнату. Да, красивую одежду тоже возьми, отныне она им не понадобится.

– Будет исполнено, хозяин, – сказал начальник рабов и удалился.

 
Саид же объявил заложникам:
 

– Хватит предаваться лени, отныне будете работать на моих полях. Для этого вам нужно сменить одежду. Но прежде снимите свои золотые пояса, украшения и опустите в мешок. Сейчас перед вами пройдет стражник. Ваше золото будет у меня в сохранности. Начинайте!

 
Однако ни один согдиец не шевельнулся, а Фаридун крикнул:
 

– Мы не отдадим пояса: это знак согдийской доблести.

– Кинжалы тоже, – добавил Шерзод.

– Мы из знатного рода, – напомнил Ардашер, сын Годара. – и не будем заниматься грязной работой. Это оскорбляет нас. Мы не рабы.

 
Такие слова разозлили Саида:
 

– Запомните, отныне вы рабы и будете делать то, что я вам прикажу. Поход на Согду обошелся мне слишком дорого. Вы еще должны ответить за мой глаз.

 
Хозяин говорил так громко, что у окон второго этажа стали собираться женщины, чтоб поглядеть, что происходит во дворе. Среди них была и Фатима. Она поняла, что между ее отцом и заложниками происходит какой-то конфликт. Девушка молила бога, чтобы Фаридун со своим смелым нравом не стал перечить ее отцу, который в последние дни ходил совсем злой.
 

– Снимите пояса! – снова приказал Саид.

 
Но угрожающий окрик не испугал юношей.
 

– Последний раз говорю, если не снимете пояса и кинжалы, то вас, согдийские выродки, убьют как паршивых собак.

 
И хотя в душе юношам стало страшно, но ни один из них не шелохнулся.
Тогда Саид бросил гневный взгляд на одного из стражников, который уже знал, что ему делать. Он вынул меч из ножен, приставив его к груди самого юного из заложников – Авлода, сына самаркандского купца Насима, и крикнув: «Давай снимай золото!» Но тот смело глядел на араба – лишиться пояса чести было страшнее: пусть лучше враги заберут его силой. Да и в глубине души ему не верилось, что за это можно лишить человека жизни.
И вдруг Саид произнес: «Убей его!» Лезвие меча резко вошло прямо в сердце юноши.
От ужаса глаза Фатимы округлились, и она сразу прикрыла ладонью рот, чтобы крик не вырвался наружу. Девушка не могла поверить своим глазам, что ее отец способен на такое. Это совсем не по-человечески и совсем не по-мусульмански. Какой ужас! Фатима хорошо знала Авлода, учила его арабским словам, письму, а еще сама сшила ему рубаху-седре для обряда. У девушки по щекам катились слезы. Ее сестренки с жалостью поглядывали на нее. Им также было жаль юношу, и только Зухра утешала себя тем, что был убит неверный.
Такая жестокость потрясла всех заложников. Они с болью смотрели на окровавленное тело Авлода. Теперь у юношей не осталось сомнений, что их постигнет та же участь, если они будут упорствовать. Стражники приставили свои мечи к аруди еще троих заложников, которые стояли в первом ряду. Среди них оказался и Фаридун. Увидав это, сердце Фатимы почти остановилось. Она уже не дышала. В делах веры Фаридун бесстрашен и откажется подчиниться.
Назревало новое убийство, и остальные заложники испугались за своих друзей. Ардашер тихо дал команду: «Снимите пояса, иначе их лишат жизни». И сам первым снял его, за ним последовали остальные.
Это спасло Фаридуна. Стражники убрали мечи и отошли в сторону.
 

– Украшения тоже снимайте! – крикнул Саид. – Рабам они ни к чему. Я отобью у вас охоту к красоте. Надо жить без излишеств.

 
Юноши покорно сняли с рук золотые браслеты и кольца. двое охранников под надзором Абдуллы драгоценности в раскрытыв мешки собирали. Мешки быстро наполнились, и их унесли в дом хозяина. Далее Саид распорядился, чтобы юношей отвели в комнаты и надели на них простые одеяния.
Между тем два охранника, взяв мертвого Авлода за руки, потащили тело за сарай, где накрыли рогожей.
Прошло немного времени, и заложников, облаченных в другую одежду, опять вывели во двор. Теперь согдийцев было не узнать. На всех – серые рубахи, штаны из самой дешевой ткани. Вместо сапожек на ногах теперь были кожаные сандалии. От гнева и унижения они не смели поднять глаза. Такую одежду не носит даже согдийская беднота.
Когда распахнулись ворота, юношей в сопровождении шестерых охранников вывели на улицу. За ними тянулись две телеги с лопатами для очистки арыков. Сам Саид ехал верхом впереди. Двигались они по пустынным улочкам, где изредка встречались пальмы и смоковницы. Вдоль улиц тянулись дома богатых людей, некоторые были в три этажа. В прежние годы мединцы жили в бедности и стали богатеть лишь с началом мусульманских походов в богатые страны. Даже кочевники, которые от бедности закапывали рожденных девочек, и те стали зажиточными.
Заложников привели на окраину города, откуда начинались обширные поля ячменя. С одного края поля тянулся широкий арык с затхлой водой, который местами зарос камышом. Указав туда рукой, Саид сказал начальнику рабов:
 

– Пусть они зачистят канал, пока весь не зарос.

– Будет исполнено, – заверил Абдулла.

 
Начальник рабов подошел к заложникам и передал им слова хозяина. Изумленные юноши обменялись взглядами. Обычно это удел рабов или совсем бедных людей.
В это самое время охранники раздали им лопаты. И затем начальник крикнул:
 

– Давайте лезьте в воду. Однако никто не сдвинулся с места. Саид закричал:

– Тем, кто не залезет в воду, рубить головы.

 
И стражники тут же обнажили мечи.
 

– Идемте в воду, иначе опять кого-нибудь лишат жизни, – сказал Фаридун и скользнул вниз по склону, пока не оказался в арыке.

 
За ним потянулся Шерзод, Ардашер и другие. Воды оказалось по пояс, ноги утонули в вонючей жиже. Сперва они пытались выдергивать камыш руками, но его корни были глубокими. Тогда взялись за лопаты, ковыряя дно.
 

– Работайте живее, – крикнул Саид, – а то не получите еды.

 
Желая угодить хозяину, стражники с плетками стали кричать на них с берега, и некоторых юношей хлестнули по спине. После довольный Саид ускакал со своим помощником.
Заложники вернулись в дом Саида только поздно вечером. Уставшие, злые, еле двигая ногами, они вошли во двор, не поднимая головы. У стены на выступе стояло пять медных тазов с водой. Абдулла указал туда рукой и велел им умываться.
 

– На столько человек этой воды недостаточно! – возмутился Шерзод, и друзья поддержали его. – Дайте каждому по тазу или ведите в баню, как делали это раньше.

– Где я возьму столько посуды? – раздраженно ответил тот. – А баня рабам не положена. Забудьте свое прошлое.

– Мы рабами не станем! – крикнул Ардашер, и все юноши согласно зашумели.

 
В ответ начальник рабов и стражники рассмеялись.
 

– Ваша гордость смешит нас, – сказал он.

– Что еще желает ваше величество? – решил повеселиться молоденький охранник.

– Выдайте нам новую одежду: от этой идет неприятный запах, – вполне серьезно потребовал Исфандияр.

 
Уже с хмурым лицом заговорил Абдулла:
 

– Я гляжу, вы наивны, точно дети. Вы теперь рабы, а белье вам будут стирать один раз в неделю.

– Но мы не можем ходить в вонючей одежде, – возмутился один из согдийцев. – наша вера требует от нас чистоты во всем.

– Ничего, привыкните, здесь вам не Согдиана. Нам нет дела до вашей веры, здесь мало воды. Если опять будете выражать недовольство, то и этого лишитесь, а заодно и своих жизней.

 
Понурив головы, юноши собрались возле тазов, смывая со своих лиц пот и пыль.
Далее они расселись на циновках, где когда-то с ними проводила занятия Фатима. Там расстелили дастархан, и слуги принесли стопку больших невкусных лепешек, к которым они после согдийского хлеба с трудом привыкли. Затем им сказали, чтобы теперь за едой они сами шли к большому казану, где в глиняные чашки им накладывали кашу. Все заметили, что в ней не видно и кусочка мяса. Однако никто не стал роптать, потому что все были уставшие и мечтали лишь о скорейшем сне.
Когда все легли, Шерзод тихо спросил у друга:
 

– Сегодня ты не пойдешь к ней?

– Хочется, но не смею. Мне стыдно показываться ей в такой грубой, позорной одежде.

– Мне тоже стыдно, даже перед собой. Но Фатима будет ждать.

– Я не могу: от одежды идет запах тины.

– Фатима умная девушка и все поймет. Здесь нет нашей вины. Если она любит, то не осудит тебя.

 
И глубоко за полночь Фаридун поднялся с места и, как всегда, снял решетку. Едва Фаридун начал спускаться по веревке, как Шерзод почувствовал слабость в руках. Уже не было прежней силы. Зажатая веревка скользила и почти не держала Фаридуна, который с шумом упал на землю.
 

– Как ты? Ноги-руки целы, – шепотом спросил сверху Шерзод.