Текст книги "Гора трех скелетов"

Автор книги: Артур Баневич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Я ждал продолжения исповеди. Но Куровский вдруг замолчал.

– Ну? И дальше что?

– Понятия не имею. – Брови у него сошлись на переносице, лицо помрачнело.

– Только что кто-то хотел поджечь мой объект. Слушай, если не хочешь выглядеть как твоя тачка…

– Бить меня будете? – В его голосе была горечь. Горечь, но никак не страх. – Слушайте, шли бы вы вместе со своими кулаками на службу. Там ведь, кажется, еще горит что-то… И вообще. Я бы вам, пан Малкош, не советовал…

– Так вы с ним по-английски говорили? – Я повторил вопрос на языке Шекспира и футболиста Бэкхема. – Ты английский-то знаешь, урод?

– Да отвали ты!..

Он выругался по-польски. И похоже, совершенно перестал бояться меня.

Я сделал последнюю попытку:

– А Харвард? О Харварде ты что-нибудь слышал?

Он не ответил. С треском захлопнув дверь своего драндулета, он завел мотор, показал мне соответствующий палец и уехал.

Я не особо удивился, когда, возвратившись на стройку, не обнаружил поджаренного «свояка». А то, что вызванные мною легавые возникли на стройке только вместе с восходящим солнцем, было и вовсе в порядке вещей. Во всяком случае, я по этому поводу как-то не опечалился. С ними или без них, в четыре часа утра или в шесть, но я уже был, в сущности, готов. Я спекся. Я сам поджарился на том кострище из дверных рам. Гашение того, что от них осталось, стало первым и последним моим подвигом на ниве охраны вверенной мне частной собственности. Дух я перевел лишь после того, как молодцы из комиссариата запаковали меня в свою тачку с решетками и повезли куда следовало. До девяти утра я куковал в камере, вполне, замечу, комфортабельной, потому как одиночной. Следующий час я провел на лавке у кабинета комиссара Хыдзика, который поначалу возжаждал увидеть меня, а потом почему-то передумал. В конце концов я дождался. Едва я переступил порог, пан комиссар закричал:

– Сегодня ночью вы избили пана Куровского, а также варварски разгромили принадлежащий ему личный транспорт. – Сопя, он уселся в кресло поудобней. – Где пан Куровский?

Тут уж я действительно удивился:

– Понятия не имею, пан комиссар. Судя по всему, вы встречались с ним уже после меня.

– Вы ему угрожали! – Комиссар Хыдзик полез в ящик письменного стола, а потому не мог видеть, как глаза мои округлились. – Вы подвергали его насилию, вы надругались над его собственностью, вы запугивали его. И вот пана Куровского нет здесь.

– А должен был быть? – поинтересовался я. Пан комиссар пропустил мой вопрос мимо ушей.

– Это нехорошо! Это очень нехорошо выглядит, пан Малкош! – Он глянул на меня исподлобья.

Пану комиссару было лет сорок, и он выглядел бы вполне нормально, если б не его дурацкие усы.

– Что вы можете сказать по этому поводу?

– Я охранял стройку, пан комиссар. В три часа двадцать минут двое неизвестных проникли на ее территорию, подожгли сложенные штабелем дверные рамы и начали портить свеженаклеенные обои. Я попытался остановить хулиганов. Завязалась драка, и тот, что постарше, личность которого мне не удалось идентифицировать по причине темноты, побежал в ту сторону, где стоял автомобиль пана Куровского. Во всяком случае мне так показалось, потому что была ночь, пан комиссар. Преследуя убегавшего, я вдруг услышал, как заработал мотор принадлежавшего пану Куровскому автомобиля марки «шкода». Это усугубило мои подозрения. Я решил, что человек, попытавшийся поджечь вверенный мне объект, пытается скрыться от меня на транспортном средстве. Вот поэтому я, находясь в состоянии сильнейшего стресса, а также в целях самообороны, вытащил вышеупомянутого Куровского из автомобиля заграничной марки…

– Вы что, издеваетесь, Малкош?! Здесь не суд и не балаган! Здесь комиссариат полиции! – Усы у него воинственно встопорщились. – Где Куровский, я спрашиваю?

И я чистосердечно признался пану комиссару:

– Не имею ни малейшего понятия.

Пан Хыдзик засопел:

– Надеюсь, Куровский отыщется целым и невредимым. Ваше счастье, Малкош, что он не успел написать жалобы. Вы бы у меня отсюда не скоро вышли…

– Пан комиссар, – сказал я, – после сегодняшней ночи я, кажется, потерял работу. Я просто печенкой чувствую, что мне придется подыскивать новую…

На том мы и расстались.

Из троих работяг, с которыми я переговорил, вернувшись на стройку, один уже считал меня уволенным, второй предположил, что меня сегодня же вышибут из «Марк-секьюрити», а третий и вовсе смотрел на меня как хирург, встретивший за дверьми операционной свежеиспеченную вдову. Это он рассказал мне, что в 7.00 утра прораб обнаружил перед запертыми воротами всех работавших в дневную смену. Трудящиеся ждали, когда их впустят. В 7.30 мужики, у которых была почасовая оплата, наорались досыта, а прораб перекусил наконец цепь клещами. В восемь с копейками ситуация опять усугубилась: на стройку прикатил багровый от бешенства Марковский. Они с прорабом начали на всю улицу выяснять, кто, кому и сколько «капусты» должен. Дискуссия закончилась тем, что Марковский на полном серьезе предложил завести бульдозер и выпихнуть мою малолитражку за пределы стройки, поскольку она вдруг почему-то всем начала мозолить глаза и мешать. Далее шеф детективного агентства и мой работодатель обнаружил в куче мусора пустую поллитровку. В ход тотчас же вступил метод дедукции, благодаря которому пан Марковский пришел к выводу, что я скорее всего лежу где-то в ближайших кустах, упившись вусмерть. Мой шеф завопил на всю окрестность, что это всё, конец, с него хватит, он видал меня в гробу и я должен немедленно явиться к нему на ковер, когда прочухаюсь. После этого он плюнул и уехал, скрежеща коробкой передач, как зубами.

Беды, как известно, ходят парами. Следующие два часа у меня ушли на то, чтобы завести «малюха». По дороге домой я вспомнил вдруг, что не ел с вечера, а в холодильнике у меня только сахар, печенье и мешочек картошки, что было не так уж и плохо, если учесть тот факт, что холодильник мой давно не работал. Я поставил тачку у дома и в магазинчике через улицу купил самую дешевую пиццу с мясом и лук. Потом я перешел улицу, поднялся пешком на четвертый этаж и напрочь потерял аппетит.

Перед дверьми с табличкой: «Охранное агентство. Пиротехнические услуги. Инж. Марчин Малкош. Часы работы 8 – 14» – стоял пан Марковский.

– Соизволили наконец появиться! – Нет, он не кричал на меня, но все находившиеся в этот миг в доме могли бы сделать не подлежащий сомнению вывод, что появляться здесь мне не следовало. – Ну и где вы были? На службе или поблизости от нее?

– Скорее на некотором отдалении, – буркнул я, имея в виду комиссариат полиции.

Я попытался обойти пана Марковского, и тщетно.

– А ну дыхните! Дыхните, черт бы вас побрал! – Глаза у шефа были белые от ярости.

– Но вы, кажется, уже не работаете в дорожной полиции, пан сержант, – мягко заметил я. – Пора бы отвыкнуть от прежних привычек.

– А вы уже не работаете у меня, – рявкнул Марковский. – Всё! Конец выпивкам за мой счет! Чтобы из-за какого-то алкоголика я… Ты знаешь, что я сегодня по твоей милости попал на тысячу триста зеленых?!. И это за одну ночь!.. И знаешь, кто мне вернет эти деньги? Ты, Малкош!..

– Насколько я понял, вы увольняете меня, – сказал я, пытаясь сменить тему.

– Я вышибаю тебя ногой под зад! А еще я сделаю все, чтобы эту твою контору закрыли. И навсегда, сволочь ты этакая!..

Странное дело, мне каким-то образом удалось сдержаться. Более того, мне доставляло даже некоторое удовольствие смотреть на него. Еще немного, и моего бывшего шефа хватила бы кондрашка. У него тряслись руки. Его колотило.

– В таком случае, – спокойно сказал я, – вы, пан Марковский, будете сами разыскивать тех типов, которые сегодня подожгли стройку. Будучи уволенным, я не обязан…

– Думай, что говоришь, идиот! Я эти деньги вытрясу из тебя. Я достану их у тебя из жопы…

Его тираду, как птицу в полете, остановила медленно, с одышкой, взбиравшаяся по лестнице сухонькая седовласая старушка.

– Смотри у меня, Малкош, доиграешься! – прошипел пан Марковский.

Он повернулся и трусцой посыпался по ступенькам, даже не попытавшись уступить дорогу пани Марии Элеоноре Поплавской, семидесятилетней хозяйке дома, в котором я проживал. Я чуть было не последовал примеру своего бывшего начальника. Если уж пани Поплавская взобралась на такую высоту, у нее был повод.

– Вы не заплатили за сентябрь, пан Малкош, – заскрипела старая карга.

– Но я же всегда платил вовремя. И потом, позавчера опять не было воды, – несколько невпопад возразил я.

Глуховатая пани Поплавская слышала только то, что ей было нужно.

– Есть много желающих занять этот апартамент, пан Малкош!

Апартамент! Нет, вы только подумайте!..

– Ради бога, не волнуйтесь, я заплачу. В самое ближайшее время. Завтра. Или послезавтра…

– Как на женщин, так у пана деньги находятся, – заскрипела пани Мария Элеонора. – Так и ходят, так и ходят одна за другой…

Сокрушенно покачав головой, она пустилась в обратный путь, кряхтя, вздыхая и бормоча что-то себе под нос. А я так и остался стоять у дверей, соображая, с кем она меня спутала. Неужто с теми тремя студентами этажом выше?

Я оставил сумку с провизией у дверей (что бы там ни говорили о нашей развалине о пяти этажах, воров тут до сей поры не было), так вот, я оставил свою сумку и спустился в магазинчик напротив, где и приобрел стограммовый «мерзавчик». Я хотел купить чекушку, но денег, увы, не хватило, а брать водку в кредит я как-то не решился. «Не настолько низко ты пал, Малкош», – сказал я себе. Хотя не было никакого сомнения в том, что пал я достаточно низко. Водку я выпил еще по дороге, точнее сказать, на лестнице. Оправданием мне послужила мысль, что уважающий себя мужчина не должен возвращаться домой с такой жалкой пародией на бутылку. Доставая ключ у входных дверей, я с изумлением обнаружил, что оставленная мною сумка исчезла. Это настолько поразило меня, что я даже не заметил: дверь открыта. Мало того, в прихожей горела лампочка. Щурясь от слепившего глаза света, я разглядел в глубине помещения сидящее на лавке странное существо, голова которого состояла как бы из двух частей: из огромных солнцезащитных очков и копны черных волос, каковых было такое великое изобилие, что лицо гостьи казалось худеньким и бледным.

Какое-то время мы смотрели друг на друга одинаково неуверенно.

– Пан Малкош? – Вопрос и обстоятельства, в которых он прозвучал, что-то смутно мне напомнили. Молодая – хотя, если присмотреться, и не очень уж – дама и нетрезвый – но опять же не очень уж чтобы – владелец того, что именовалось охранным, прости Господи, агентством.

– И что на этот раз? – глуповато ухмыльнулся я. – Зондаж?

Она непроизвольно поправила очки.

– В каком смысле?

– Я имею в виду зондаж общественного мнения. Или вы по поводу страховки? – Тон моего вопроса был вполне доброжелательным. – А может, вы ко мне… по делу?

– Да! – Она даже подскочила со своего места. – Я к вам по делу, пан Малкош!

Только теперь я разглядел, что она довольно-таки крупных размеров. И говорила она как-то странно. Честно сказать, впервые в жизни я говорил с женщиной задирая голову. Нельзя сказать, что она была намного выше меня (кстати, на ней были туфли на шпильках), просто это был тот самый случай, когда не только рост женщины – проблема. Она была крупной, так сказать, во всех своих проявлениях, а ее бежевый костюм еще больше это подчеркивал. И вы знаете, ни по какой шкале размеров ее нельзя было отнести к полным или дурно сложенным. Вряд ли она добилась бы успеха на конкурсах красоты, но мужикам такие бабы нравятся, это точно.

Но в том-то и дело, что мужиком я себя как-то не ощущал.

– Нет-нет, только не сегодня. В смысле, не сейчас. – Я сначала сказал это, а потом стал думать: а что это я сказал? – Сегодня у меня нет времени.

Она сделала полшага ко мне. Слишком много для такого тесного помещения.

– Но я не местная. Я не из Кракова. – Только в этот момент я заметил туристическую сумку, стоявшую на полу, и притулившийся к ней мой пакет с покупками.

– Мне очень жаль, – сказал я совершенно искренне, – но я должен уйти.

– Надолго? – Моя гостья занервничала, и сразу стало заметно, что она не только не краковянка, но и не полька.

– Ну, скажем, до завтра меня не будет.

– До восьми часов ноль-ноль минут?

– Это уж как минимум. – И тут вдруг я с легкой укоризной сказал себе: да не тебя не будет, а у тебя не будет, и уже никогда в жизни, дурень ты этакий! Она была как шикарная шкатулка за стеклом дорогого бутика. И я смотрел на нее глазами ребенка из многодетной семьи клошара из-под парижского моста. Наверное, потому я и сказал: – Да и какая разница? Я не принимаю новых заказов. У меня вообще нет времени.

И в контексте занюханной истины, что время – это и есть деньги, я ей даже не соврал.

– То есть это значит: вообще не приходить? – довольно-таки спокойно вопросила она.

Костюмчик, туфли, белый свитерок – все это было куплено явно не в комиссионке, правда и не вчера, и даже не на прошлой неделе. При таком достатке мадам могла бы обратиться в фирму посолидней. А она дожидалась меня. Здесь, в этой вот засранной прихожей, где все и слепому видно. Интересный факт…

– Пани хочет что-то взорвать? – поинтересовался я на всякий случай. – Или кто-то хочет взорвать пани?

– Нет.

– Тогда извините, мне надо идти. У меня назначена встреча.

– С кем?

Подобный вопрос имела право задать разве что жена. Судя по всему, гостья деликатностью не отличалась.

Моя улыбка как-то сама собой стала ухмылкой.

– С любовницей, – сказал я.

– Вы ее любите? – Моя шутка отскочила от нее, как теннисный мячик от бетона. Я вдруг почувствовал, что этот разговор мне надоел.

– А вы что, монашенка в штатском? – Я даже не стал ждать ее ответа. – Нет, не люблю. Я просто пользуюсь ее услугами.

Кончики ее губ дрогнули.

– Естественно. Для этого и нужны женщины. Она красивая?

Ну не могло же богатство так испортить человека! Или до нее дошло, что я пьян?

– Сойдет, – сказал я. – Она такая… обтекаемая. Как литровая бутылка…

Изысканной мадеры в фирменном сосуде, чтобы угостить ее, у меня не было.

– И этого достаточно?

– Я не максималист. Могу довольствоваться тем, что есть.

– Значит, вы ее фактически не любите, – вздохнула она.

– Какая разница. Она нужна мне… Хозяйка туристической сумки ненадолго задумалась. Особой радости у нее на лице не было.

– А если никакой разницы, – подумав, сказала она, – зачем же кроссовки топтать?

– Да я ведь ухожу не джоггингом заниматься!.. – Нет, она, кажется, достала меня.

Странным был наш разговор. Должно быть, поэтому я никак не мог его закончить.

– Ну да, не джоггингом… Именно так я и поняла. Может, войдем? – Неизъяснимая мягкость была в ее голосе, в жесте руки, указующей на дверь моей конторы. – Мне очень нужно поговорить с паном.

– Ну не хочу, не могу я говорить с вами… Ну не до этого мне сейчас. Понимаете, я выпил… Так уж получилось…

– Тогда мы и не будем разговаривать…

О, этот голос!.. Только последний кретин не понял бы, на что она намекала. Секунду или две я недоверчиво пялился, как полудурок, который вытряхнул из ведра на помойку мусор и вдруг увидел в дерьме золотой слиток. Потом наступила реакция.

– Вас послал Харвард? – Я отступил, пряча руки в карманах.

– Харвард?! – Ее брови полезли на лоб.

– В постель мы с вами не ляжем, – сухо сказал я. – А ну кругом и шагом марш отсюда! А если кто спросит, скажи, что ты не в моем вкусе. Скажи им, что настоящие мужики предпочитают блондинок.

Она уже не улыбалась. Но и уходить, похоже, была не намерена.

– А что же делать брюнеткам? – Она глянула на меня исподлобья.

– Ну знаете… – Честно говоря, я уже и не знал, что ей сказать. – Слушайте, пани, шли бы вы отсюда… – Слово «пани» в этой фразе было явно лишнее. – И вообще!.. Короче, мне надо уходить, черт бы вас побрал!..

Она до того оторопела, что даже не выскочила за мной на лестничную клетку. И не крикнула вслед, когда я, рискуя проломить хлипкие деревянные ступени, сбегал вниз.

Я прошел через кабинет в помещение номер два – комнаты в моем логове располагались аристократической анфиладой, – в комнатуху, которую некоторые клиенты могли принять за оружейную комнату. На самом деле это была моя спальня. Я переступил ее порог и замер. То самое, что, нелепо скукожившись, чернело (или белело) у моего наполовину раскрытого дивана, было вовсе не опрокинутым креслом и не кухонным шкафчиком, свалившимся вдруг – но в общем-то совершенно закономерно – с едва державшегося в стене гвоздя.

– Это вы, пан Малкош? – услышал я.

Есть, есть оно в жизни – упоение! Упоение собственными силами, в частности когда водку запиваешь исключительно пивом. Оно пошевелилось – это нечто у дивана, – и я услышал вздох и повторный вопрос и голос с каким-то легким акцентом, скорее всего балканским. Будь я настоящим детективом, я бы, конечно, сразу же вытащил кольт из-за пояса. Но я, точнее, тот, кого она назвала паном Малкошем, как последний дилетант, щелкнул выключателем.

Комната выглядела ужасно. Честно говоря, и раньше о ней нельзя было сказать ничего хорошего, но я как-то уже привык к фигурным пятнам протечек на потолке, к отклеившимся обоям, к шифоньеру, дверцу которого нельзя было закрыть без газеты. В глаза бросались новые детали: раскисшая пицца на столе, рядом с ней нарезанный кружочками лук на доске, настежь открытый шкаф, он же шифоньер, и положенная на ночной столик пачка старых журналов из этого шкафа.

– Вы должны вызвать полицию, – сказала она.

На этот раз она выглядела совсем не так уверенно, как прежде. Сидя на корточках рядом с двуспальной лежанкой и подпирая полуприподнятую половину ее коленом, не была похожа на женщину из высшего общества. Последние вряд ли наносят визиты в ночных рубашках. И у них уж наверняка не бывает фонарей под глазами.

– А на кой черт мне полиция? – не понял я. – Я уж как-нибудь сам справлюсь… Господи, до чего же гудят ноги… Или это голова?

– Вы ничего не понимаете. – Она навалилась грудью на драную обивку дивана. – Там… там бомба!

– Бомба? Ну да, – хмыкнул я. – Полураздетая секс-бомба в соблазнительной позе…

– Я не шучу, – процедила она сквозь зубы.

Сейчас, когда на ней не было черных очков, я мог полюбоваться не только уже отдающим желтизной синяком у нее под глазом, но и самими глазами. Цвета светлой бронзы, они были довольно-таки оригинально расставлены. По-восточному широко.

– А думаете, я шучу? – Хорошее настроение не покидало меня. – Проникновение на чужую жилплощадь – это пахнет статьей. И ночная рубашка вам не поможет. Как вы сюда попали?

Нельзя было не отдать должное ее настойчивости. Хотела войти ко мне и поговорить – и добилась этого!

– Там, под диваном, что-то есть. Если это не пан спрятал…

– Я в такие игры не играю, – отрезал я, подходя к шкафу. – Позвольте полюбопытствовать, а что вы тут искали?

– Что… что вы там делаете? – Повернуть голову ей было крайне трудно.

– Проверяю, не рассохлись ли дверцы.

Я снял с вешалки широкий офицерский ремень и хлестнул им по шкафу. Акустический эффект превзошел все мои ожидания.

– Пшепрашам, пани, – извинился я.

– И ничего тут нет смешного.

– В этом вашем борцовском поединке с моим диваном – тоже. Но я ведь молчу.

Она показала глазами под диван:

– Если это сделал пан, то пусть пан скажет. У меня уже сил нет. Семь часов… Знаете, как у меня все болит?

– Послушайте, я малость выпил. – Я подошел к ней поближе и попытался улыбнуться. – И я устал. Я уже двадцать семь часов на ногах. Мне бы сейчас прилечь. Ну будьте хорошей девочкой: одевайтесь и идите отсюда…

– Вы не понимаете…

– Понимаю! Я все понимаю: твой шеф сначала показал мне палку, а теперь тебя – сочную, сладенькую морковку. Как тому ослу… Старый как мир номер!

– Мой шеф?!

– Ну твой патрон, если хочешь. Ты ему скажи, что все у нас было как надо. А то еще не заплатит тебе… за работу. Это ведь не проверить…

Я присел, опершись спиной о подъемную часть дивана. Лицо подпиравшей ее женщины было рядом, совсем рядом. Брезгливую гримасу, искривившую ее губы, я разглядел хорошо. В ответ я по-волчьи ощерил зубы.

– Больно! – простонала черноволосая. – Не напирайте на диван, умоляю!..

– Знаешь, у меня вместо мозгов свиной студень. Я чего-то не схватываю…

– Вызови полицию, пьяный придурок! – В ее голосе послышались плачущие нотки. Диван у меня был и вправду тяжелый. – Позвони, или мы сейчас взорвемся вместе…

– Секс-бомба бабахнет? Ну хорошо, хорошо, раз ты такая добросовестная, можешь остаться на ночь. Но только уговор: передай Харварду, что я все равно не согласен. Передашь?

– Не-ет! – выдавила она. – Я не понимаю, о чем вы говорите.

– А я не могу лежать в постели с женщиной, до такой степени неискренней со мной…

Я попробовал облегчить ее тяготы. Хотя бы частично. Подъемная часть старой развалины, на которой я спал, весила около тонны. Вместе с грудями, каковые на ней возлежали. Фиксатор давным-давно не работал. Диван у меня постоянно находился в рабочем положении.

– Прошу вас, постарайтесь сосредоточиться, – прошептала она. – Извините за то, что вошла к вам без спросу. Я сделаю все, что вы захотите, честное слово!.. Только умоляю, слезьте, пожалуйста, с моей ноги и позвоните в полицию. Или скажите, что это розыгрыш. Я не знаю, что у вас там с этим вашим Хер…

– Харвардом, – подсказал я.

– Я не знаю, как там у вас принято. Если вы так шутите, конечно, ваше дело. Я не обижусь… Только, ради бога, помогите мне. Больно, так больно…

У нее были влажные глаза. И тонюсенькие, как паутинки, морщины в уголках. Она была слишком взрослой девочкой, чтобы с таким упорством играть во что-то, не сулящее ей успеха. Я обдумал диагноз и быстро сунул руку под лежавшую на матрасе подушку.

– В чем дело? – Она не сразу сообразила, но поскольку, в отличие от меня, была совершенно трезвой, растерянность не продлилась долго. – О господи!.. Вы что, думаете, я пришла вас…

– А почему бы и нет? Почему бы не положить туда чего-нибудь остренькое. Ножичек, к примеру…

Она горько усмехнулась:

– А моя ночная рубашка? Вы как это себе представляете: я слышу, кто-то идет, прячу под подушку нож, приподнимаю эту холеру, сажусь на корточки… Сижу и думаю: «Сейчас он войдет, удивится, подойдет ко мне… А я его в спину, когда отвернется!..» Так?

– Логично, – одобрил я.

– Нет, это не логика, это идиотизм. Куда проще встать в прихожей у дверей, чтобы сразу и в сердце!..

– Могли бы и не успеть. У меня хорошая реакция.

– А переодеться в ночнушку успела?

Я хмыкнул:

– Кто вас знает, может, вы профессиональная модельерша. Или стриптизерша. – Я возражал уже больше по инерции. – Они переодеваются быстро, быстрее, чем солдаты в армии.

– Слушайте, суньте лучше голову под кран. Я ведь правда не шучу.

– Хотите, чтобы я захлебнулся? – Уже нужно, нужно было останавливаться, но пикировка была мне в кайф.

– Вы опять?! – ойкнула моя посетительница. – Лучше уж давайте о моей ночной рубашке.

– Классная рубашка, – похвалил я. – Немножко длинноватая, чуточку старомодная, но, наверное, так и задумано. Клиент ожидает черт знает чего: кожаных плетей, ремешков, сексуальных безобразий, а тут вдруг совершеннейшая скромность…

– Вы угадали, – процедила сквозь зубы жгучая брюнетка с синяком под глазом. – Все так и есть. Только раздеваться, как у вас в армии, я не умею. Для того чтобы все с себя снять, требуется время. Слышите, кретин? Даже если б вы ползли по лестнице на карачках…

– Ну, здесь вы что-то путаете! На карачках это не я, это, скорее, вы…

Моя ухмылка стала вроде спускового крючка. Необъяснимым образом она высвободила свое многострадальное колено, в результате чего крыло дивана всей чудовищной тяжестью легло на ее левую грудь. Далее она, согнув ногу до предела, вдруг распрямила ее с неуловимой для глаз быстротой. Диван даже не дрогнул, а вот я, ударенный пяткой в лоб, отлетел через всю комнату, под окно.

Очнулся я на полу.

– Ну, теперь-то вы, надеюсь, видите это? Там, сзади… в глубине?

И я сначала увидел, а потом, когда по-пластунски подполз поближе, присмотрелся к увиденному повнимательней.

– Эти журналы лежали в шкафу, – сказал я, имея в виду рассыпанную по полу прессу. – А еще минуту назад – на столике…

Увы, опрокинутый столик оказался на траектории моего полета.

– И вы больше ничего не видите?!

Пакетик с контрацептивом был на виду, среди изданий, которые приличным гостям лучше не показывать. Всю эту мерзость, между прочим, я прятал на самом дне ящика с бельем.

– Это не мое, – сказал я, стараясь не смотреть ей в глаза. Я смотрел на пакетик, она тоже.

– Знаю. Это я купила, – созналась Черновласка.

Какое-то время комнату наполняла тишина ватной консистенции. Я не притрагивался к пакетику, и чем дольше он лежал между нами, тем неприличнее выглядел.

– Мы же не дети, – пояснила она. – Давайте отложим эти глупости на потом. Была бы признательна пану, если б он в конце концов посмотрел под диван. Там что-то есть…

– Вы положили презерватив на столик, и он упал. – Ничего более глупого сказать было нельзя. – Вы что, специально…

– О господи!.. Это у нас такой народный обычай: когда приходят в гости, переодеваются в ночное белье и кладут пачку… этих на столик у постели… Да посмотрите же наконец, что там!

Делать было нечего. Я лег на живот рядом с ногой в снежно-белом носочке. Удивительное дело, он был девственно чистым даже на подошве. О нет, не в них она пришла ко мне. Скорее всего носки были особым, секретным компонентом плана, с помощью которого меня собирались оболванить.

– Нет там ничего, – сообщил я, обозрев скомканные простыни, подушку и свою пижаму, почему-то оказавшуюся на полу.

– Неужели не видите?! Там, где защелка! Я начала поднимать диван, а оно как стукнет, нехорошо так… Ну, знаете, как это… Я туда заглянула, а оно там…

– Вы мне загораживаете, – буркнул я. – Ногой загораживаете…

Я придвинулся к ней совсем уж близко: мое ухо коснулось ее ноги. Я заглянул и затаил дыхание и медленно, одними глазами, проследил, куда тянется леска. На тот гвоздик я поначалу не обратил внимания, ища чего-то более существенного. Не зря же она просидела, скрючившись, семь часов подряд.

Эта штука оказалась совсем не там, где я ожидал ее увидеть. А гвоздик и вовсе!.. Он торчал как раз посреди доски, за которой находились пружины. Теоретически он мог находиться там со времен Гомулки и Циранкевича, когда и был произведен мой антик. Но во-первых, даже тогдашняя, напрочь оторванная от реалий жизни экономика не практиковала забивание гвоздей шляпкой вперед. Во-вторых, кто-то потратил время, чтобы затупить острие гвоздика. Ну и в-третьих, я бы уже давно разодрал подушку, зацепившись об это паскудство.

– Что вы там делаете? – прошептала потерявшая терпение черноволосая колдунья. Да-да, я так и назвал ее про себя – «колдунья», ибо, как полагалось сказочному персонажу, она одарила меня двумя совершенно бесценными дарами. Первым ее даром была, сами понимаете, любовь. Ну не очень чтобы сказочная, но уж точно – практически с первого взгляда. Ценность другого дара не имел права подвергать сомнению никто из живущих на свете. Жизнь – штука стоящая, а уж тем более для того, кому ее подарили. Точка. Абзац.

Был еще один подарочек, который я мог бы приписать колдунье, но уверенности в том, хочу ли быть трезвым, у меня не было.

– Вы что, заснули?

Слишком долго я лежал без движения.

– Зачем вы пришли?

– Я… я хотела нанять вас, – осторожно ответила Черновласка. – В качестве детектива. То есть… ну, не совсем детектива…

– Ясно, – сказал я.

Поднявшись на ноги, я на глаз прикинул расстояние между полом и приподнятым крылом дивана. Я подтащил кресло, установил его рядом с потенциальной работодательницей и снял с полки стопку книг.

– Вы что-то сказали? – спросила она.

– Я берусь за ваше дело.

Только сейчас у меня хватило мужества посмотреть ей в глаза.

– То есть… Но я ведь не рассказала еще пану, о чем…

– Потом, – перебил я. – Еще немножко потерпите?

В ее глазах смешались надежда и неуверенность. Ничего удивительного: слишком резкой была смена моего настроения.

– Немножко – это сколько? – тихо спросила черноволосая. – Пока вы будете звонить в полицию или?…

– Или, – сказал я. Она побледнела. – Я знаю, о чем вы думаете.

– Нетрудно догадаться. – Она уже почти шептала. – Это ведь бомба, правда? И вы хотите ее обезвредить…

Я кивнул:

– Конечно, полицейские будут трезвые. И у них есть всякие приспособления. Но ведь не больше того…

– Вы так думаете?

– У них нет такой мотивации, как у меня. Если рванет, я разом потеряю и дом, и клиента.

– Не дом, – поправила Черновласка. – Снятую жилплощадь. А что касается клиента… Ну, в общем, я не золотая жила.

– А вот это вы зря сказали. Погибать, так уж хотя бы с бодрым блеском в глазах.

– Но я не хочу, чтобы вы погибли!

– А я хочу, чтоб не погибли вы. – С минуту мы молчали. – И потом, есть еще один повод.

Она сообразила с лёту:

– Привести в порядок диван? – Наконец-то гостья моя улыбнулась. – А чем не повод… Правда, я так устала.

– Я тоже.

– Но повод и впрямь неплохой.

– И я так думаю. Только ведь я не об этом. Я ведь специалист, пани. И неплохой специалист. Куда лучше, чем те, в полиции.

Я уже настолько протрезвел, что мог бы поддаться на ее уговоры и пойти звонить легавым. И об этом она, похоже, догадалась, а потому кивнула в знак согласия.

Первым делом я сдвинул кресло как можно ближе к центру тяжести приподнятой части дивана. Добавил книг в стопку, положенную на кресло. Оставалось ликвидировать зазор в дамский пальчик толщиной.

– Еще секундочку, – тихо сказал я, ища глазами что-нибудь подходящее. – Сейчас мы подсунем сюда… да хотя бы вот этот журнальчик, и пани будет свободна, как птица.

– Так просто? – Чувствовалось, что быть кому-то обязанной она не очень любила. – Господи, знали бы вы, как у меня все одеревенело… Боюсь, я не смогу помочь вам…

– А уже и не надо. – Стараясь не встречаться с ее глазами, я засунул в щель глянцевый таблоид с силиконовыми титьками на обложке. Теперь крышку дивана подпирали сразу четыре женских груди.

– И ничего не надо бояться.

– Я и не боюсь.

Сначала я изучил таинственный гвоздик. В доску его вовсе не вбили, а вставили. Залитое клеем отверстие для него было сделано тонюсеньким сверлом.

– Я сейчас вернусь…

Встав, я прошел в угол комнаты, где при очередной перестройке помещения была подвешена моя персональная раковина. Я нагнул голову и открутил кран. Вода была холодная, почти ледяная.

– А вот это хорошая мысль, – оживилась Черновласка. – А чайник вы не поставите?

– Чтобы полить себе голову кипятком? – Я потянулся за полотенцем. – Нет, на такие подвиги я еще не способен…

– Я имела в виду кофе, – вздохнула жертва терроризма.

Ее идея мне в общем-то понравилась. Кофе нам обоим уж никак бы не помешал. Крепкий двойной кофе, бодрящий холодный душ, минута концентрации по системе индийских гуру – для выпившего минёра это было бы сущим спасением. Проблема заключалась в том, что я был уже почти трезвый и хорошо видел ее глаза.