Текст книги "В тени Алтополиса (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– Проходи за перегородку, – произнесла она вдруг ставшим сухим тоном. Тонкие пальцы забегали по клавиатуре, наполнив пространство вокруг легким шелестом.

Процедура тестирования не заняла больше пяти минут. Спрашивается, и чего Гринька распереживался? Я даже боли почувствовать не успел. Пока головой вертел, меня укололи, приложив к ранке ватку.

– А что с результатами?

– Будут готовы после обеда, – проговорила похожая на манекен девушка, все так же не отрывая головы от монитора.

Задерживаться дольше не имело смысла. Мы вышли на улицу и захлюпали по образовавшейся вокруг колес грязи. Судя по забрызганному кузову, транспорт пробирался по южной обводной дороге, имевшей обыкновение превращаться в топь. Особенно в сезон дождей, когда солнца не видно месяцами.

Люди местные про это знали, в отличии от городских мажоров. Сколько же их позастревало в свое время, любителей качественной дури из Фавелл. Особенно страдали модные спорткары, умудрявшиеся закапываться в грязь по самый капот. Мотор ревел, колеса бешено крутились, а местная пацанва рассевшаяся на пригорке, с интересом наблюдала. Меньше, чем за трешку те и пальцем не готовы была пошевелить. Или плати или жди эвакуатор, который еще неизвестно, когда приедет.

Я бы тоже дежурил с остальными, но вот беда – чужаков к бизнесу не подпускали. Если ты не живешь в Фавелах, не имеешь смуглой кожи и не говоришь по-португальски, на южную обводную лучше не соваться. Накостыляют так, что мама не горюй.

Мы покинули площадь и зашагали к дому Гриньки. Приятель до сей поры молчавший, вдруг наклонился к самому уху и зашептал.

– Она положила бумажку в карман.

– Кто?

– Ну медичка эта, что за столом. Пока ты за перегородкой сидел она к вешалке подошла и сделала вид что в окно смотрит. А сама рукой повела, вроде как незаметно… но я-то видел.

Я опустил ладонь и замер, нащупав тонкую хрустящую бумажку. Это была красная банкнота с профилем всемилостивейшего государя Михаила Александровича – здоровенного дядьки с бакенбардами и густой бородой. Раньше не доводилось видеть подобного богатства, не то что в руках держать. Уж слишком велик был номинал. В трущобах и за меньшее убивали, а тут цельный имперский полтинник (примечание автора – «полтинником» в просторечье называли монету в пятьдесят копеек. Имперской же считалась купюра наивысшего достоинства в пятьдесят рублей).

Обалдел не только я, но и Гриня. Он аж присвистнул от удивления.

– Вот это я понимаю – свезло так свезло! Походу, сегодня твой день.

Приятель ошибался. Удача отвернулась от меня тем же вечером, стоило вернуться в лабораторию за результатами:

«Искомых маркеров в последовательности ДНК не обнаружено», – таков был вердикт.

Не услышали небеса мою молитву. Оно и немудрено, в этаком-то гомоне. Люди постоянно обращались за помощью к высшим силам, просили о новеньком велосипеде или кукле, об успехе в делах или исцелении от приставучей болезни. Как чуял, нужно было ночью молиться, когда большинство народу спит. Тогда бы точно слова не перепутали и дали вместо имперского полтинника контракт.

Не то чтобы я жаловался. Грешно попрекать небеса, вот только мне что с того подарка? Где суметь разменять банкноту? В местном магазинчике? Продавцы в лучшем случае кликнут жандармов, а в худшем отнимут и надают по шеям. Поди потом объясняй, откуда завелась столь крупная купюра.

Гринька моих забот не оценил. Назвал дураком, коли не понимаю свалившего счастья. И тут же потребовал выполнить свою часть уговора.

– Cдалась тебе эта хаза, – не выдержал я, – нет там ничего интересного. Обыкновенный бандитский притон.

– Для тебя может и обыкновенный, а я хочу одним глазком глянуть, как фартовые живут… Не мелкие шестерки, что по улицам ходят, а настоящие тузы.

– Ладно, пошли, – вздохнул я.

Но Гринька против ожидания остался стоять на месте.

– Ты чего?

– А сам чего? – на лице приятеля появилось выражение обиды. – За дурочка держишь или решил в легкую с темы соскочить?

– Да объясни ты толком, что не так?

– Сколько сейчас времени?

Я посмотрел на горящие огоньки окон, на рабочий люд, идущий сплошной волной со стороны железнодорожной станции.

– Начало девятого.

– А авторитетные на хазе когда появляются?

– Ближе к ночи.

– Во-от, – протянул Гринька, – значит после захода и пойдем.

– А мамка-то отпустит? – не удержался я от подначки.

Приятель мигом насупился.

– Твое дело прийти после двенадцати, а вопрос с матерью как-нибудь решу.

Прошлый раз, когда Гринька сбежал из дома, случился скандал. Отец выпорол провинившегося отпрыска сапожным ремнем, да так сильно, что бедолага пару дней спокойно сидеть не мог. Все стонал и охал, поправляя портки, из-под которых несло аптекарской мазью.

Интересно, что приключится на сей раз: отцовский ремень или Гринькина удача?

В положенный срок я явился под окна и принялся швыряться камешками. Через полминуты деревянная рама заскрипела и в темном проеме показался Гринька. Ох, до чего же неловок он был. Вроде этаж невысокий, и делов-то – повиснуть на карнизе, да спрыгнуть вниз. Но приятель даже здесь умудрился нашуметь. Зацепился полой пальто за ручку и едва не разбил стекло. Потом принялся хвататься за проржавевший от времени подоконник. Железяка дребезжала, словно по ней колотило градом, а Гринька все медлил.

И тут в проеме показалась копна рыжих волос.

– Куда собрался? – веселым голосом поинтересовалась она. – Немедленно возвращайся, иначе тятю позову.

Кажется, это была Олька… а может Катька. Для меня все они были на одно лицо: рыжие, конопатые, с неизменно шкодливым выражением. Готовые на любую пакость – нет, не из вредности, а из одного лишь им известного веселья.

Я это понимал, понимал и Гринька, отчаянно вцепившийся в подоконник. Короткие ноги приятеля болтались в воздухе, пытаясь нащупать твердую почву, до которой еще лететь и лететь, почитай, весь первый этаж.

– Я леденец куплю, – просипел он напряжения.

– И мне, и мне, – в открытом окне появилась вторая мордашка.

– А мне заколку, – возразила первая.

– И мне, и мне… Я тоже хочу заколку.

– Куплю, – просипел бедный Гринька.

– Обещаешь?

Гринька не успел ответить. Пальцы разжались, и он кулем рухнул вниз, так что даже у меня в сердце екнуло. А неугомонные сестрицы продолжали тарахтеть:

– И без заколки не возвращайся, иначе все матери расскажем… И без леденцов тоже.

Тень поднялась с раскисшей от бесконечных дождей почвы и захромала в мою сторону. Приятель выглядел не лучшим образом, весь перепачканный и поникший. При падении он умудрился впечататься лицом в грязь и теперь выглядел чумазым, как настоящая негра из Фавел.

– Может ну его? – предложил я.

Но приятель лишь покачал головой. Обтер рукавом грязь и упрямо заявил:

– Веди.

И я повел.

Многие считали время после заката самым опасным. Как будто днем убивали меньше… Нет, если шляться по отстойникам в поисках приключений, то можно и нарваться. Особенно нацепив наряд побогаче, демонстрировать всем желающим кошель с деньгой.

Мы с Гринькой по местным меркам не котировались. Считались обсосами – уличной шпаной, с которой и взять-то нечего окромя вшей. Чего нам опасаться, если только окосевших в конец пьянчуг, способных зашибить любого в хмельном угаре.

Днем вся трущобная грязь выставлялась наружу – без стеснения и прикрас. Не нужно было обладать острым зрением, чтобы разглядеть валяющийся под ногами мусор, покрытые слоем жира окна, потрескавшиеся стены домов. Угрюмые лица прохожих источали глухое равнодушие и усталость, а порою раздражение и злость. Но то днем… С заходом солнца картина мира преображалась. Ночной полог окутывал поселок, что хиджаб изрытое язвами лицо. Исчезала грязь, а следом за ней обыватели. На смену дневной суете приходила тишина, перемежаемая далеким собачим лаем.

Темнота в этом месте никогда не бывала абсолютной. Свет лился из окон сгрудившихся домов. Моргал и потрескивал в чудом уцелевших плафонах. Множество луж отражало звезды и серебристую плошку луны. А когда небо затягивало тучами, на выручку приходил город. Гигантский мегаполис излучал такое количество света, что полыхающие отсветы были видны на многие километры вокруг. Дед Пахом называл их еще зарницами.

Порою казалось, что до ушей доносился шум далеких улиц, проносящихся мимо машин и поющих рекламных стендов. И тогда я не выдерживал – забирался на крышу, чтобы полюбоваться горящими небоскребами. Посмотреть на перемигивающиеся огоньками шпили, на блуждающие в ночи лучи прожекторов. Я бы и сегодня так сделал, но из-за неугомонного Гриньки был вынужден поменять планы. Пришлось тащиться через три улицы в сторону Токарного переулка. К большому дому с черепичной крышей, от которого знающие люди старались держаться подальше.

Стригуны любили проводить здесь свободное время: пили водку, играли в бильярд, лапали женщин. И что самое удивительное, вели себя скромно: по соседним окнам не шмаляли, бутылками не кидались, хотя могли…

Я однажды подглядывал за ними, притаившись на крыше напротив. Обыкновенные бухающие мужики. И чего такого особенного хотел узреть Гриня? Красивую картинку из сериала про благородных бандитов? Я еще понимаю, когда в эту ерунду верят городские барышни, но Гриня-то местный? Он же видел расписных каждый день. О да, иногда те могли поиграть в благородство. Помочь отстроить жилье после пожара, докупить парты в местную школу или прилюдно наказать педофила, да так что от последнего мокрого места не останется. Стригуны любили устраивать публичные акции. А еще они обирали до нитки простых обывателей. Калечили должников, запугивали строптивых торговцев и учили уму разуму особо борзых, ну или тех, кто просто не понравился.

«Учиняют беспредел, но в рамках», – однажды изрек дед Пахом, и я был с ним полностью согласен.

Первую часть пути мы проплутали по закоулкам, а потом поднялись наверх. Дома в трущобах прижимались друг к другу тесно, поэтому оставшуюся часть пути можно было проделать по крышам. Тут главное ногу не подвернуть и не сверзиться вниз, приняв черноту за черепицу.

Когда до места назначения оставалось пару домов, я велел приятелю не шуметь. Перелез через бортик и принялся красться вперед: шаг за шагом, вглядываясь в мелькающие впереди тени. Прошлый раз стригуны разместили капканы и выставили посты охраны, так что я чудом избежал проблем. Не хотелось снова испытывать удачу, особенно имея за спиной неуклюжего товарища.

Я проверял каждый шаг, а последние метры и вовсе прополз на пузе. Уткнулся в пахнущий сыростью бортик и затих, вслушиваясь в окружающие звуки. Рядом засопел недовольный Гринька. Он уже успел пожаловаться на лужи, и что мамка непременно заругает за грязные разводы на куртке. А я предупреждал… нечего было наряжаться.

Секунды медленно бежали в тишине. До ушей долетели глухие удары бильярдных шаров… взрыв женского смеха.

– Ну чего там? – не выдержал Гринька.

Я прицыкнул на неугомонного товарища и осторожно поднял голову. Ровно настолько, чтобы оглядеться вокруг.

В доме с красной крышей горели окна. Редкие фонари освещали парковку, заставленную машинами. Их оказалось слишком много, а значит у стригунов сегодня гости. Важного статуса, если озаботились заказать девочек из Желтых Фонарей. Я увидел Яго – молчаливого вышибалу мадам Камиллы. Это был раздувшийся от мышц мулат, рожденный на задворках Фавел. Обыкновенно он сопровождал девочек на выезд, следя за тем, чтобы охваченный возбуждением клиент не попортил товар. Вот и сейчас Яго дежурил, прислонившись к кузову машины. Интересно, если одному из стригунов вздумается тушить окурки о нежную кожу девиц, он вмешается?

От одной только этой мысли неприятно кольнуло в груди. Может и Мари здесь? Не то чтобы я не понимал, чем занимается жизнерадостная блондинка. Просто представить ее наедине с одним из этих уродов. Как он хватает ее своими руками, как начинает мять грудь… Мари понимала мои чувства, поэтому просила не приходить ночью в квартал Желтых Фонарей. Словно стеснялась, что я увижу ее в непотребном виде, в окружении этих…

Другие девчонки подшучивали, мол завела кавалера. Теперь ждет, когда тот подрастет, чтобы выскочить замуж и укатить прочь. Я бы с радостью… нет, не жениться, а увезти Мари подальше отсюда. Ведь именно она уговорила мадам Камиллу – прижимистую хозяйку борделя, разрешить подкармливать сироту. Одним небесам ведомо, чего ей это стоило. Про характер вредной старушенции ходили легенды. Говорили, что у неё в сытый год хлебной корочкой не допросишься, самой что ни на есть залежалой, успевшей покрыться плесенью.

– Помни, оборвыш, кому сытой жизнью обязан, – заявила однажды старуха.

И я был благодарен, только не ей, а Мари. За те крохи еды, что выдавали по утрам, за задорный смех и то, как она кладет ладонь на мою голову. Треплет отросшие космы, а в глазах пляшут веселые огоньки. За улыбку – великую роскошь в наполненных серостью трущобах

Я любил ее как старшую сестру, которой никогда не было, как единственного человека, способного крепко обнять. Прижать к щекочущим шею волосам – пушистым и пахнущим цветочным шампунем.

«Только бы не она… Только бы ее там не оказалось», – твердил сам себе, но неугомонное сердце вещало беду.

Я никогда не спрашивал Мари о работе. Это было негласным табу в наших с ней взаимоотношениях. Она не говорила о делах, а я не задавал лишних вопросов. Некоторые вещи лучше не знать, даже если они касаются близкого тебе человека… В особенности, если они касаются близкого.

– Глянь, кто идет, – зашептал Гринька. Все это время он лежал рядом, затаив дыхание и вдруг оживился. – Это же Кича… тот самый Кича! Ну я тебе о нем рассказывал.

Приятель любил поболтать о великих свершениях стригунов и их геройских драках. Он знал о каждом связанном с ними происшествии, собирая сплетни по углам, словно старая бабка. И чем более невероятными, чем более бредовыми они казались, тем охотнее верил в них Гринька.

Мосол, Кича, Череп – были для приятеля рыцарями лихой удачи. Может потому, что не гулял по опасным районам, и не сжимался в комок от страха, едва завидев развязную походку. Зато он наизусть мог пересказать содержание «Черной грозы» – сериала о благородных бандитах.

– Я тебе точно говорю – это Кича. Посмотри на левую руку.

Возле входа стояло два человека: крепыш с толстой бычьей шеей и казавшийся на его фоне худым франт. Почему именно франт? Да уж больно неподходящая для трущоб одежда была на нем: модное пальто с широким воротом, шляпа вместо надвинутой на глаза кепки. Левый рукав беспомощной тряпкой болтался на ветру.

Значит это и есть Кича? Я ни разу не видел его на улицах. Поговаривали, что тот состоял в артели на особых правах. Кем-то вроде официального представителя банды в мегаполисе, решающего вопросы юридического порядка. Трудно поверить, что сей господин считался матерым уголовником. Он столь ловко орудовал пером, что мог запросто одолеть нескольких противников. Так утверждала народная молва и притихший по соседству Гринька. Приятель во все глаза смотрел на стоящую у крыльца легенду и, кажется, забыл дышать. По крайней мере его сопения я больше не слышал.

Тем временем мужчина у крыльца докурил сигарету. Выпустив напоследок тонкую струйку дыма, запульнул окурком в темноту. Постоял пару секунд, наблюдая за скрывшимся в ночи огоньком, и только после этого поднялся по ступенькам. Крепыш неотступно следовал за ним.

– Это Шыша, евойный телохранитель, – вновь ожил Гриня. – Прошлой весною на стрелке двух бразил завалил. Помнишь, я рассказывал?

Я не помнил, да и не пытался этого сделать. Кто кого завалил, зачем и почему – слишком много пустого трепа о никчемных вещах. Гринька продолжал болтать, а я наблюдал за окнами первого этажа. На моей памяти они всегда были зашторены и не важно день стоял на дворе или ночь. Складки тяжелой ткань с трудом пропускали свет, отражая мелькающие внутри тени. Их было ровне две: мужская и женская. Силуэты двигались в хаотичном танце: то сближаясь в порыве страсти, то отстраняясь и расходясь по разным углам. Замирали и вновь неслись в бешенном ритме. Вдруг одна из теней дернулась, словно от полученного удара. Покачнулась и в мгновенье пропала. Может отступила вглубь комнаты?

До ушей долетел женский вскрик, едва различимый на фоне общего шума. Гринька так и вовсе ничего не услышал, увлеченный собственной болтовней. От плохого предчувствия похолодело внутри. Я с самого начала знал, чем все закончится, стоило вспомнить о Мари. Права была бабушка Лизавета, когда говорила, что дурные мысли нужно гнать поганой метлой. Не лелеять внутри черноту, а осенить тело крестным знамением и трижды прочитать «Отче наш». Потому как всякому известно, что подобное тянется к подобному.

Ладонь нырнула в карман, нащупав холодную поверхность свинчатки. Я отыскал ее в прошлом году, когда рылся в оставшемся после привоза мусоре. Круглые навершия с двух сторон делали находку похожей на самодельную гантелью. Слишком маленькую для взрослого мужчины и слишком большую для пацана. Сжать в ладони с грехом пополам получалось, но вот бить выходило неудобно. Я постоянно таскал ее в кармане, готовый в любой момент пустить в ход. Даже перочинный нож не дарил такого спокойствия. А все из-за негласных правил, царящих в муравейнике трущоб: если показал лезвие, будь готов убить или быть убитым. Это как непременная угроза жизни, тут парой синяков не отделаешься. А за свинчатку что – только поколотят малясь.

Не успел я изготовиться, как окружающую темноту прорезала полоска света. Наружу вырвались звуки музыки, а следом на пороге показалась девичья фигурка. Она бросилась бежать в ночь, но не сумев преодолеть и десяти метров, упала на землю. Сорочка оказалась единственной из имеющейся на ней одежде. И без того короткая, она бесстыдно задралась, обнажив белую кожу. Волосы сплошным веером взметнулись в небо и тут же опали, прикрыв лицо. Мне не нужно было всматриваться, чтобы понять, кто это. Знакомая точеная фигурка, светлые волосы – Мари! Я знал это с самого начала, предчувствовал. Запрятанный в глубину страх вдруг выплеснулся наружу.

Я не понял, как оказался внизу, как бросился бежать к лежащей на земле девушке. Мари беспомощно барахталась в грязи, раз за разом пытаясь подняться. Неловкие движения человека, испуганного и отчаявшегося. Со стороны могло показаться, что сама тьма пытается поглотить жертву. Словно черные щупальца обхватили тело девушки и теперь медленно всасывали в разверзшуюся пасть.

Ноги сами собой заплелись, и я упал в жидкое месиво. Выронил из ослабевших пальцев свинчатку, но тут же нащупал и подобрал. Ладонь с чавканьем вырвалась из болотной грязи. Я встал на одно колено и, подняв голову, увидел новое действующее лицо. Это был незнакомый мне мужик – абсолютно голый, если не считать полоски трусов, прикрывающих причинное место. Он замер на пороге света, пьяно пошатываясь и вглядываясь в темноту. Под чистой, лишенной татуировок кожей бугрились мышцы.

Узрев копошащуюся на земле жертву, мужик издал победный крик, больше похожий на вопль козла. Коренастые ноги на удивление уверенно зашлепали по грязи. Их обладателя постоянно шатало, но ни разу не бросило вниз. Он все шел и шел, загребая густую жижу, а в горле не переставая булькал смех. Радость от вида беспомощной жертвы переполняла его.

Первый удар пришелся в живот. Мужик сходу пнул барахтающуюся девушку. Выдал несвязную речь в духе «получай, сука» и пнул снова. Снизу послышались жалобные звуки, похожие на мольбу. Я не разобрал ни слова из того, что пыталась сказать Мари… Точно, Мари!

По телу моему словно пропустили разряд тока. Пальцы стиснули свинцовую гантелью, а ноги понесли вперед. Я видел, как мужчина наклонился над распростертым телом девушки. Как намотал белокурые волосы на ладонь. Мягкие и шелковистые, пахнущие ароматами луговых цветов. Как оторвал лицо Мари от земли, настолько перепачканное грязью, что оно представляло собой сплошную черную маску. Как замахнулся и… я успел первым.

Зажатая в кулаке свинчатка, описав круг опустилась на затылок бандита. Тот против ожидания не упал, лишь закачался, издав протяжный стон. И тогда я ударил второй раз, третий. Остановился только, когда тело завалилось на землю. Не рухнуло беспомощным кулем, а странным образом перекувыркнулось на бок. Незнакомец попытался исполнить красивый кульбит, но оказался лежащим на спине. Из-под кустистых бровей показался на удивление трезвый взгляд. Колючий и цепкий, он словно пытался запомнить каждую черточку на моем лице.

– Гаденыш!

И тогда я ударил в четвертый раз. Бандит попытался прикрыться рукой, но не успел. Удар пришелся ровнехонько по центру лба, раскроив кожу и пустив кровь. Пока противник чертыхался, барахтаясь в грязи, я обернулся. Протянул руку девушке и обмер. Эта была не Мари… Да, светлые пряди волос, доходящие до самых плеч. Точеная фигурка и высокая грудь, столь ценимая клиентами мадам Камиллы. Но все же это была не Мари, а очень похожая на нее девушка.

Я замер с протянутой рукой, будучи не в силах понять, что же теперь делать. Соображалка и до того работала плохо, а теперь и вовсе одна мысль колотилась внутри – не Мари… это не Мари. И девушка удивилась не меньше моего, открыв рот и распахнув ресницы.

Из оцепенения вывел крик о помощи. Что удивительно, орал избитый бандит. Он заголосил так, что услышали в доме: захлопали двери, донесся топот множества ног. Не став дожидаться прибытия подкрепления, я рванул в спасительную темноту. Хвала небесам, ни разу не поскользнувшись и не упав.

Лабиринт знакомых улиц замелькал перед глазами. Бежалось легко и свободно, и только оказавшись в безопасном месте, я понял причину. Мое единственное оружие – тяжеленая свинчатка осталась валяться в грязи, у порога самого опасного на районе дома. Вот ведь раззява…

Все что оставалось – это глубоко вздохнуть и развести пустыми руками.