Текст книги "В тени Алтополиса (СИ)"

Автор книги: Артем Углов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Наслушавшись советов бывалых, Тоша принарядился, купил кулек парниковой клубники и заявился к барышне в гости. По началу все шло согласно плану, он даже сиськи помять успел. Те у Тоньки были большими, не такими огромными как у мамы Розы, но для пацанского счастья сойдет. А потом заявился другой кавалер – некто Граф с малажской стороны. От графа в нем было только гонору, дескать моя барышня, и лишь я имею право её трогать. Ну Тоша и не стерпел… Кто же знал, что шнырь с дворянским титулом драться горазд. Мало того что при барышне унизил, пинком с лестницы спустив, так еще и глаз подбил на прощанье.

– Малажские совсем охренели, – заключил Тоша, зло сплюнув под ноги, – по Центровой гуляют, как у себя дома, еще и наших баб… Ну ничего, в следующий раз я эту гниду подкараулю и тогда покажу кто здеся граф, а кто обыкновенный лошара.

Продолжать беседу было бессмысленно, а уж тем более спрашивать о делах. Уж слишком уязвлено быо пацанское самолюбие.

Оставив Тошу наедине с грандиозными планами отмщения, я завернул за угол, оказавшись на территории заправки. Вот где царили покой да благодать! Смена в полном составе дремала в тенечке. Ради этого они перетащили тяжелую чугунную лавочку от самых Южных Ворот, спрятали под навес и теперь наслаждались отдыхом. Кто раскинувшись во всю ширь, а кто едва втиснувшись в узкое пространство. Последним оказался Гамахен, недовольно выглядывающий из подмышки Малюты. Мучался, страдал, но места своего не покидал, здраво рассудив, что лучше сидеть в теньке, чем стоять на солнцепеке.

– Здарово, работяги, – поприветствовал я пацанов, – не устали спину гнуть? Может за пивком сбегать?

Малюта заулыбался, услыхав приятное слово. Заулыбались и остальные – все кроме длинного парня с изъеденной оспинами лицом. Кондрат считался своим, хотя и числился начальником смены. Лишка не гнул, не филонил, пользуясь особым статусом. При встрече всегда здоровался, нормально общался и вдруг…

– Посторонним вход воспрещен, – заявил он протокольным голосом.

Да что же за день такой сегодня: то Тоша через губу разговаривает, теперь Кондрат с заправки гонит. Может и у этого с барышней обломилось?

– Да ладно тебе – это же Чижик, – решил заступиться за меня Гамахен. Забубнили и остальные, но Кондрат был неумолим.

– Повторяю, посторонним здесь делать неча.

– Ну неча, так неча, тогда мы в сторонке постоим, – Гамаш кивнул мне и первым направился в сторону выхода. Выхода условного, потому как располагалась АЗС на открытой площадке, с одной стороны огороженной стеной кирпичного склада – она же курильня для особо отчаянных, с другой – киоском, помимо талонов на заправку торгующим всякой ерундой. За киоск и пошли.

– Какая собака Кондрата укусила? – поинтересовался я, едва мы завернули за угол.

– То собака известная – Алексей Семенычем кличут.

– Новое начальство?

Гамаш согласно кивнул.

– Пока тебя не было, у нас тут кардинальные перестановки произошли. Лыков пошел на повышение, а заместо него новенького прислали из города. Дядька вроде взрослый и солидно выглядит, а по факту дурак дураком. Не разобравшись в местных порядках, принялся руководить. Тошу в первый же день штрафанул за неправильное ношение униформы. Оказывается на заправочной станции нельзя со спущенными лямками ходить. Просветил убогих, открыл глаза. Малюту наказал за опоздание, до меня докопался, целую лекцию прочел на тему неподобающего вида. А там всего-то и было – маленькое пятнышко на штанах. Кондрат, конечно, заступился – попытался объяснить, что мы не офисные работники, чтобы чистенькими ходить. Ну и получил по полной программе с лишением премии. Теперь понимаешь, почему он злой?

Да чего уж тут непонятного, попал Кондрат под раздачу. В какую сторону не погляди, кругом засада: или зарплаты лишат, или пацанского уважения. Ходи теперь от одного к другому, как эквилибрист по натянутому канату.

– И что дальше делать будете? – спросил я после небольшой паузы.

– А ничего не будем. Новое начальство надолго не задержится, – заметив непонимание в моих глазах, Гамаш вздохнул и принялся объяснять: – существует определенная категория людей, которым нахождение в трущобах категорически противопоказано. Они здесь как рыбы, выброшенные на берег – только и умеют, что глаза пучить, да рот открывать.

– Это как? – я попытался представить картину. Увы, не получилось при всем богатстве воображения. И тогда на выручку снова пришел Гамахен.

– Вот прикинь, сидим мы с пацанами в тенечке, никого не трогаем. И тут останавливается напротив Даймлер. Не дешманская поделка из Индии, а настоящий германец, с люксовым салоном из натуральной кожи. И вылазит из него мужичок весь из себя прилизанный: ботинки итальянские, очки в позолоченной оправе, пальцы перстнями унизаны. Как увидал нас, аж в лице переменился. Глаза натурально из орбит вылезли, а уж как орал, как орал. Руками машет, а сам близко не подходит – боится значит. И зрачки бегают от страха. Знает, что в Красильницком ежели чего смогут и по башке настучать, – Гамахен задумался, но все же тихо добавил, – или шины спустить.

– Неужели прокололи? – не поверил я.

– Да хулиганы какие-то, повадились у заправки крутиться. Мы Алексей Семеныча заранее предупредили, чтобы он машину без присмотра не оставлял, а тот не послушался. Кто же теперь виноват?

– Красавцы, – я аж языком прицокнул от восхищения. – Не боитесь, что он теперь на вас всех собак спустит?

– Пускай рискнет. Ему тогда не только колеса проколют, но и острием гвоздя по лакированным бокам пройдутся, и стекла побьют.

– Сурово вы с ним.

– То не мы, то неизвестные хулиганы, – поправил меня Гамахен.

Неизвестные, как же… Знал я одного умника, гораздого других подбить на всякие противозаконные акции. Он прямо сейчас передо мной стоял и хитро так ухмылялся: мол, мы еще не на такое способны.

– Думаете запугать?

– Зачем? – искренне удивился Гамахен, – сам уйдет... Такие мажористые типы как Алексей Семеныч, по собственной воли никогда в трущобы не сунутся. Проштрафился он, вот и сослали из головного подразделения.

– А может сам решился? Все же начальственная должность.

– Командовать голытьбой в жопе мира, – Гамахен не выдержав, хмыкнул. – Прямо не работа, а мечта всей жизни.

– Я бы согласился.

– Ты бы и на простого заправщика пошел, если бы взяли.

Гамаш был прав. Работа на станции считалась блатной. Особо утруждаться на не приходилось: знай себе откручивай крышечки, да заливай баки. И платили по меркам Красильницкого неплохо. Тому же Гамахену хватало, чтобы раз в полгода обновлять свой гардероб. Покупать не какие-нибудь там обноски, а вполне нормальный прикид, в котором и в городе показаться не стремно. Не то что мне…

Мы долго трепались о пустяках, коих за неделю скопилось немало: кто с кем подрался, кого порезали, кого побили. Гамахен подтвердил ранее сказанное Лукичем, что никто меня не искал: ни на рынке, ни в каком другом месте.

– Вот ежели ты был Орлов или Соколов, тогда да, тогда другое дело. А с чижика чего взять, чижик птичка мелкая, – зубоскалил Гамахен. Пришлось испортить шутнику настроение, напомнив про Плимут.

– Ищем, – пробубнил мигом помрачневший Гамаш.

– Плохо ищете, – не удержался я от шпильки, – за неделю ни одного варианта. Неужели в поселке нет Вояджеров?

– Есть, но тебе же особенного подавай, настоящего американца. А где мы такой найдем? Он поди и в империю не поставлялся, если только ограниченной серией.

Прав был Гамахен, не заладились отношения у России с Северо-Американскими Штатами. Вечно друг другу палки в колеса вставляли: то пошлины повысят, то эмбарго введут. Но купцы на то и купцы – умеют законодательные препоны обходить, когда речь заходит о выгодной сделке. Запрещаете автомобили из САСШ поставлять, тогда мы заводы в Латинской Америке построим. Оформим по бумагам на местный бизнес и будем гнать товар напрямую. А то, что качество страдает – дело десятое. Как поговаривали мужики: пока в Пау-Бразил клепают машины, ремонтные мастерские без работы не останутся, ибо такого хлама на четырех колесах еще поискать. Не умеют бразильцы хорошие машины делать. Парады устраивать и самбу танцевать – пожалуйста, а на сборочном цехе работать… Не их это национальная черта.

– Значит без вариантов, – с грустью констатировал я.

– Ты погоди суетится. И мужикам из мастерской раньше срока ничего не говори. Мы тут знакомцам с верхнего города весточку закинули. Ежели чего интересного увидят, обязательно сообщат. И это…, – Гамахен замялся, но все же спросил, – что там на счет красного внедорожника?

– А что с ним? – не понял я.

Тема была старой и давно отработанной, потому и застал вопрос врасплох. Каждая из сторон получила желаемое: Тоша – фотографию обнаженной Ясмин, Лукич – информацию. Тогда откуда возник интерес?

– Пацаны вчера внедорожник на Калюжке видели, – пояснил Гамахен, – и в выходные он возле «Трех Медведей» крутился.

Бар «Три Медведя»… неприятные воспоминания кольнули острой иглой

– Уверен? Может какой другой?

– Чижик, а ты много боевых машин видел, переделанных под гражданские? – вопросом на вопрос ответил Гамахен. Пришлось признать, что немного, а точнее ни одного. Уж очень затратное это дело, менять конструкцию бронемашины с оформлением положенных документов. Последнее даже посложнее будет, потому как любили в нашей стране бюрократию разводить.

– Да и хозяин за рулем приметный, вроде молодящегося дедка, – продолжил тем временем Гамахен. – Ты когда просил про «Аризону» разузнать – прошедшей зимою?

– Ты к чему клонишь? – начал я раздражаться. Зло зыркнул из-под бровей и кажись, Гамахена проняло. Он хоть и числился старшаком, но был слабоват по характеру. Не было в нем нормального пацанского стержня, потому и гнулся под любым напором, ровно как Еремей из мастерской. Вот и сейчас, вместо вразумительного ответа, принялся мямлить:

– Я просто спросил.

Можно было продолжать давить, но какой в этом смысл? Я уже нажил врага на ровном месте: трусливого, а потому вдвойне опасного. Еремей пакостил на протяжении всех четырех месяцев, что успел проработать в мастерской. А Гамаш поумнее Ерёмушки будет. Да и если разобраться по существу, не сделал он ничего плохого. Вопрос щекотливый задал не от желания напакостить, а скорее от большого ума – накопил царские палаты, а житейской мудрости не набрался. Вот и тыкается носом, куда не попадя. Уверен, у Тоши тоже вопросы возникли. Например, почему подлежащая угону машина продолжает кататься по улицам города? Почему её не перекрасили и не переправили куда-нибудь в Сибирь или в Поволжье? Почему не разобрали на запчасти? Может не все так просто с красным внедорожником и интересовались им совсем по другой причине? А раз так, то на кого тогда Чижик работает: на мастерскую или…

– Бывай, – протянул я руку растерянному Гамахену. Крепко пожал и улыбнулся на прощанье.

Бабушка Лизавета любила говорить о книгах, о том какую опасность они в себе таят. Утверждала, что только церковные письмена придают стройности человеческой мысли, все же остальное от лукавого, поэтому вносит сумятицу в неокрепшие души. Я раньше этого не понимал, думал, мало ли что покажется пожилому человеку. Она и тетку Глафиру считала за ведьму, хотя та ни малейшего понятия не имела о колдовстве. А то, что всякое по квартире развешивала, так не амулеты же колдовские – обыкновенные цацки. Имелись у соседки цыганские корни, вот и тянуло ко всему блестючему, ровно сороку.

«Художественные выдумки от нечистого», – постоянно повторяла Лизавета. Я в это не верил, пока сам на собственной шкуре не прочувствовал действия сего зла. Да – зла, иначе каким чертом понесло на улицу знаменитого адмирала? Захотелось захватывающих приключений, как у Тома Сойера?

Найти их на собственную задницу оказалось несложно, стоило лишь объединить в одну цепочку красный внедорожник и бар на Калюжке. Те самые «Три медведя», за которыми Лукич поручил следить и за которымт едва не убили человека. А может и убили, кто знает. В живых-то после того случая не видел. Как бишь респектабельного господина звали – Ортега?

И бар, и редкий автомобиль по отдельности были заданиями от Лукича, но я и подумать не мог, что они будут связаны. Или могут быть связаны… А что, погода на дворе стоит жаркая – летний зной, вот и решил хозяин внедорожника пропустить кружечку другую пенного. Или все же нет? Мне не хотелось верить в случайное совпадение. Близость тайны будоражила кровь. Я мечтал обнаружить что-нибудь этакое, что навсегда изменит мою жизнь. Любую подсказку, любой намек.

Каково же было разочарование, когда вместо ожидаемого чуда я увидел пустующую парковку: ни машин, ни людей. Даже положенный на крыльце швейцар отсутствовал. На входной двери висела табличка с надписью «закрыто на спецобслуживание». Обычное дело, бар сняли для проведения мероприятия. Но тогда почему из открытых окон не доносится веселый гогот, почему никто не курит на улице, пуская в небо густые облака табачного дыма? Поминки и те с большим размахом отмечают. Может слишком рано пришел?

Я бездельничал до самого вечера. Любовался дорогими авто и богато одетыми прохожими. Купил мороженного на мелочь, оставшуюся от имперского полтинника. От того самого, что заботливая медсестра тайком засунула в мой карман.

Калюжка с закатом солнца хорошела. Она и днем выглядела красиво, а вечером, когда зажигались огни и вовсе становилась чудесной. Особенно радовала иллюминация на фасадах государственных учреждений, вроде Банка и Телеграфа. Контраст с трущобами был столь разителен, что порою казалось – я угодил в другой мир. Мир без нищеты и грязи, разбитых плафонов и облезлых домов.

Краем сознания понимал, что происходящее вокруг – всего лишь иллюзия, порожденная обилием света и прочитанными книжками. Но так хотелось верить… Верить в настоящее чудо, способное раз и навсегда изменить мою жизнь. Не через пять лет, не через десять, а здесь и прямо сейчас. Трущобы были буквально забиты людьми, питающимися пустыми надеждами: а вдруг прилетит птица удачи, вдруг постучит в дверь. Не прилетит и не постучит. Можно было до седых волос прожить ожидаючи. В книгах как было – рискнул, проследил за индейцем Джо и стал счастливым обладателем клада. А мне чего боятся, чего терять? У Тома Сойера заботливая тетушка была и крыша родного дома, а у меня? Голь перекатная…

Когда солнце скрылось за горизонтом, я вернулся к бару. Обстановка возле «Трех медведей» оставалась без изменений: ни подвыпивших посетителей на крыльце, ни шума положенной музыки, лишь тусклый свет с трудом пробивался сквозь шторы. Что же это за спецобслуживание такое?

Остатки разума нашептывали держаться подальше от места, на задворках которого порезали человека. Я бы так и поступил, случись это неделю назад, а не в сию минуту и секунду, когда душа жаждала приключений. А вдруг свезёт?

Я дождался момента, когда мимо пройдет загулявшая парочка. Огляделся и не обнаружив ничего подозрительного, юркнул на крыльцо. Прислонил ухо к замочной скважине, прислушался. Кажется или из глубины зала доносятся голоса, едва различимые на фоне шума городских улиц.

Ломиться через парадный вход не стал – спрыгнул на землю и серой тенью скользнул в сторону закоулка. С последнего визита здесь мало что изменилось: тот же узкий проход и громада стен, нависшая над головой. Дорогу преграждало прежнее препятствие в виде забора, а вот лаз оказался заделан. Кто-то успел озаботиться, примотав болтающийся кусок сетки на скорую руку. Пропустил тонкую проволоку промеж соседних ячеек и затянул с помощью пассатижей. Верх заделал, а про низ забыл. Приложив усилия, я отогнул болтающиеся края и плюхнувшись на живот, прополз на территорию. На тот самый задний дворик, где прошлый раз обнаружил раненного человека.

Ну надо же, а они прибрались. Избавились от большой части мусора, вроде груды ящиков у дальней стены, а вот бычки остались. Вся площадка была ими усыпана – скрученными, смятыми, втоптанными в грунт. Их было столь много, что местами не было видно просвета, в особенности на небольшом пяточке у черного входа. На двери по-прежнему красовалась табличка с надписью «только для персонала».

Интересно, для кого это повесили? Сетчатое ограждение само собой подразумевало незаконное проникновение на частную территорию. И если уж нарушитель оказался внутри, то подобным предупреждением его не остановишь. Как было не остановить меня.

Ладонь легла на ручку, и та неожиданно легко подалась – щелкнула, открыв заднюю дверь. Из полутемного коридора пахнуло массой запахов. Были здесь и вкусные, навивающие аппетиту вроде ароматов жареной картошки, и прогорклые от подгоревшего масла, и едкие – химические из-за чистящего порошка. Плитка пола оказалась влажной после недавней уборки. Поскрипывала под ногами, но что хуже всего оставляла отчетливые следы. Вернуться обратно? В тот самый момент, когда большая часть пути пройдена? Да ни за какие коврижки!

Осторожно, шаг за шагом я принялся продвигаться вперед. Плитка под ногами предательски скользила, и пару раз пришлось схватится за стенку. В одном месте и вовсе лужа осталась. Тоже мне уборщики – развели мокроту. Бабушка Лизавета говорила, что в мытье полов главное – не количество вылитой воды, а приложенные усилия.

Первой попавшейся на глаза комнатой оказалась подсобка. Тусклого света было достаточно, чтобы различить стеллажи со множеством полок. Наверняка здесь и сгущенка хранилась, и конфеты с печеньями, и шоколад разных видов. Пришлось приложить немало усилий, чтобы пройти мимо.

Следующей на очереди была кухня, увешанная кастрюлями да сковородками, словно стены рыцарского замка щитами. По центру возвышался гигантский стол с варочной поверхностью. Сейчас здесь ничего не готовилось, не бурлило, но местная атмосфера настолько пропиталась ароматами, что поневоле сглотнул слюну. А вон там дальше, в глубине комнаты располагались двери в морозильную камеру, где помимо говяжьих и свиных туш хранилось мороженое, а еще палки колбасы: докторской, со специями и пряностями, с красным перцем и без оного и…

Я вздрогнул всем телом, услыхав звуки голоса из-за стены – неразборчивый бубнеж, словно прихожанин церкви читал молитву. Усердно крестился и бил челом в пол после каждой строчки. От представившейся картины стало не по себе. Одно дело храм с соответствующей обстановкой, и совсем другое бар – место скорее бесовское, чем божье, пробуждающее скрытые пороки.

Довелось однажды услышать про сектантов, пойманных в Алтополисе. Поклонялись те богу, но делали все шиворот-навыворот: нательные крестики носили перевернутыми, а молитвы читали задом наперед. Службы устраивали в неподходящих для того местах: кладбищах, ночных клубах и притонах. Под утробные завывания приносили жертву вроде курицы или ягненка, а на алтарь ставили позолоченное блюдо наполненной свиной кровью со свинячей же головой. Отпив её, прихожане принимались петь и плясать. Вдоволь же наплясавшись, скидывали одежды и пускались в свальный грех, где были все со всеми: и не важно какого ты возрасту, какого полу. Дети Ветра – так они себя называли. Говорили, что рождены были свободными и бог их многое попускает, потому как создал по образу и подобию своему. Вседозволенность – вот что делает человека венцом творения, что возвышает и приближает к престолу небесному, а не рабское смирение и монашеская схима. Зачем усмирять плотские желание, коли даны они свыше при рождении?

Голос продолжал бубнить и по телу моему пробежали мурашки. Не этого я ожидал… Чего конкретно и сам не знаю, но уж точно не сектантов. Да и откуда им взяться в трущобах? Это в верхнем городе люди с ума сходят от безделья, а в Красильницком не до жиру – в Красильницком быть бы живу.

Набравшись смелости, я вышел в коридор и сделал пару шагов вперед. Бормотание заметно усилилось. Оно доносилось из-за закрытой двери в конце длинного коридора. Сквозь оконца-иллюминаторы пробивались отблески света – слабого, словно сидящие внутри пользовались свечами. Точно – сектанты!

Тут до ушей донеслось:

– … толпа изумленно взирает на накопленные массы, особенно, если они сконцентрированы в руках немногих. Но ежегодно производимые массы, как вечные, неисчислимые волны могучего потока, катятся мимо и теряются безвозвратно в океане потребления. И, однако, это вечное потребление обусловливает не только все наслаждения, но и существование всего рода человеческого.

Незнакомый мужской голос читал нарочито медленно – делая паузы, чтобы каждое произнесенное слово достигало ушей слушателей. Только я все равно не понимал. Какая-то мудристика – набор фраз, трудно укладываемых в голове. Не похоже это было на молитву, хотя и звучит знакомо. А что если…

Додумать мысль я не успел – за спиной шаркнуло и тело среагировал автоматически. Голова пригнулась, а ноги бросились вперед – в сторону выхода. Подошва ботинок заскользила по плитке и я, словно на коньках, пролетел под чужой рукой. Той только и оставалось, что схватить пустой воздух. Хрен вам с горькой редькой, а не Лешка Чижов.

Увы, радовался рано. Не успевшее разогнуться тело, вдруг потеряло равновесие и полетело вниз. Упал я неудачно, с размаху приложившись затылком о твердую поверхность, а тут еще навалилось сверху чужое тело, придавив массой. В лицо дыхнул аромат дешевого табака. Я замолотил руками и ногами, пытаясь вырваться наружу. Несколько раз попал, но сидящий сверху человек даже не дернулся, лишь крепче ухватив за запястья. И тогда я использовал единственное оружие из имеющегося. Приподнял голову и вцепился в волосатое предплечье, рванув зубами со всей мочи… Это было последнее, что запомнило мое сознание, погрузившись в темный миг забытья.